Но обратимся к тому, что мы говорили о холоде в весеннее время на широтах озера Виннипег. Холодны только ночи, днем же там бывает так жарко, что можно вообразить себя в тропиках. Эти резкие перемены характерны для Америки, в особенности тех ее областей, которые удалены от западных берегов.
Наши путешественники прозябли до самых костей и были рады увидеть рассвет. Как только утренние лучи проникли к ним сквозь чащу окружавших реку деревьев, они стали соображать, как им добраться до этих деревьев. Хотя переплыть реку для каждого из них было пустяком, но тут дело осложнялось. Будь они на какой-нибудь отмели, им нетрудно было бы найти место, где течение не так сильно, но ведь вокруг скалы, на которой они приютились, ревел со всех сторон такой бурный, стремительный поток, что при попытке броситься вплавь человек мог быть унесен водой и разбиться о камни. Все это юноши поняли, когда сделалось совсем светло. Все их внимание, все умственные силы были сосредоточены на одной мысли: как добраться до берега?
Правый берег реки отстоял дальше, но достигнуть его казалось легче: течение было слабее и глубина как будто меньше на этой стороне реки. Базиль решил попытаться, но едва вошел в воду, как погрузился в глубину, вода его понесла, и он едва мог доплыть обратно до скалы. До правого берега было около ста ярдов, там и сям торчали из воды острые камни, и Люсьен заметил, что если бы у них была веревка, то, обернув ее вокруг скалы, они могли бы добраться до одного из этих камней, а от него до других с помощью той же веревки, и так далее, до самого берега. Мысль недурная, но откуда взять веревку? Все их веревки пропали, оставались только ремни и шнуры, на которых висели сумки, но они были ненадежны, да их бы и не хватило. Путешественники призадумались. Они глядели вопросительно друг на друга, не оставляя надежды изобрести что-нибудь. Базиль и Норман, по-видимому, нашли: оба разом, как будто сговорясь, расстегнули свои пояса и стали снимать с себя свои кожаные блузы и охотничьи рубашки. Другие два брата поняли их намерение и, ничего не говоря, последовали их примеру.
Все четверо взялись за работу: Люсьен и Франсуа держали блузы и рубашки в руках, а Базиль и Норман нарезали из них ножами узкие полосы. Через несколько минут ремни из козловой кожи шириною в два дюйма и около одного ярда длиной были накрепко связаны и образовали веревку около сорока футов длиной. На одном конце ее сделали отверстие и через него продели другой конец: получилась подвижная петля вроде индейского или мексиканского лассо. Теперь веревка была готова и отдана в распоряжение Базиля, когда-то упражнявшегося в обращении с лассо. Став на вершине скалы и взяв в правую руку петлю, а в левую свободный конец, он поднял самодельное лассо над головой. Товарищи его пригнулись, чтобы дать простор размаху веревки, которая после нескольких вращательных движений была удачно накинута на ближайший камень и обвила его. Громкое "ура" приветствовало этот успех.
Конец веревки прикрепили к скале таким образом, что она не могла сползти с нее, и теперь путешественники могли приступить к переправе. Каждый из них опоясался ремнем, пропустив через него длинную кожаную веревку, перекинутую между скалами, так что мог двигаться вдоль нее и в то же время свободно действовать руками. Базиль перебрался первым. Он был старше других и считал справедливым первым подвергнуться риску. Своеобразный кожаный мост действовал отлично, выдерживая тяжесть человека при всей силе течения. Действительно, течение относило смельчака, и веревка туго натягивалась, но, цепляясь за нее руками, Базилю удалось добраться до ближайшего камня и влезть на него. С боязливым вниманием следили за его усилиями товарищи и, как только он стал на ноги, радостно приветствовали его. Следующим переправился Люсьен, а за ним Франсуа, все время смеявшийся во время переправы, тогда как его братья не без опасения совершили ее. Вслед за ним был таким же способом переправлен Маренго. Последним переплыл Норман, и теперь все четверо со своей собакой стояли на камне, хотя едва помещались на нем.
Тут возникла новая трудность, о которой они до того не подумали: надо было переплывать вторую стремнину до следующего камня. Но как высвободить конец каната, прикрепленный к скале? Кто-нибудь из четверых мог бы переправиться обратно и отвязать конец, но как он снова вернется назад? Вот новая дилемма.
Надо сделать второй канат. Остались рубашка Франсуа и их сапоги, можно было их разрезать. Таково было мнение Франсуа и Нормана, и Люсьен, очевидно был с ними согласен.
Они уже хотели снимать сапоги, но возглас Базиля: "Стоп!" остановил их.
- В чем дело?
- Я думаю, что могу освободить тот конец. Во всяком случае, я попытаюсь это сделать.
- Каким образом?
- Потеснитесь-ка, вы! Освободите мне место - и увидите.
Став твердо на камне, Базиль взял в руки ружье, как бы намереваясь стрелять. Да это он и собирался сделать. Его братья не произнесли ни слова. Они сразу поняли его план и напряженно следили за находчивым юношей. Ремень представлял с той стороны, где стоял Базиль, удобную цель. Конечно, юноша не рассчитывал одним выстрелом порвать его, но надеялся это сделать хоть несколькими.
Раздался выстрел, и вслед за ним поднялась пыль в том месте скалы, куда целился Базиль.
Пока Базиль заряжал снова ружье, прицелился Норман, и хотя он не был таким стрелком, как Базиль - трудно было встретить второго такого же! - но тоже считался метким среди охотников, и его пуля также попала в цель. Ремень был более чем наполовину рассечен. Второй выстрел Базиля был также удачен, и едва он раздался, как ремень лопнул и упал в воду. Снова раздалось веселое "ура" Франсуа, и канат был вытянут на камень. Базиль, как в первый раз, перекинул петлю на следующий ближайший камень, ловко охватив его, и вторая переправа совершилась. Теперь уже больше не нужно было доставать конец каната. С этой скалы можно было достигнуть берега просто вплавь; оставив свой кожаный мост на месте, отважные, ловкие юноши бросились в воду и все четверо благополучно достигли берега.
Глава VIII
ОБМАНУТЫЕ КОЗЫ
Избавившись от опасности, путники устроились у реки, но положение их нельзя было считать приятным. Они находились в пустынной местности, и у них не было ни лодки, ни лошади, на которых они могли бы выбраться из нее. Они лишились всего имущества, кроме топора и ружей. На широте, где холодное время года иногда так затягивается, что даже захватывает летние месяцы, двоим из них пришлось пожертвовать своим платьем и дрожать от холода. У них не было даже пищи: ни мяса, ни хлеба, ничего такого, чем можно было бы насытиться. С этого момента им оставалось надеяться только на свои охотничьи принадлежности, оставшиеся после катастрофы, чтобы отыскивать себе пропитание. Найти его было первой их задачей. Голод сильно давал себя чувствовать. Выйдя на берег, юноши, точно сговорившись, начали внимательно смотреть на деревья в надежде увидеть между ветвями хоть какое-нибудь четвероногое или птицу, пригодных для завтрака. Но не всегда действительность соответствует надеждам: лес, который, судя по внешнему виду, должен был скрывать в своей чаще множество дичи, казался необитаемым, и глаза проголодавшихся юношей ничего не находили в нем. Между большими деревьями росло много ягодных кустов и всякие растения со съедобными корнями, и наши путешественники не сомневались, что поблизости должна была в изобилии водиться дичь. Было решено, что Люсьен и Франсуа останутся на месте и разложат костер, а Базиль и Норман отправятся в чащу на охоту.
Не прошло и часу, как последний вернулся, неся на плечах животное, в котором Франсуа и Люсьен узнали старую знакомую - антилопу с рогами, похожими на вилы. Норман называл ее козою, говоря, что так называют этих животных промышленники, тогда как между канадскими путешественниками они известны как кебри. Люсьен, однако, отлично знал это животное; знал, что таких коз не существует и что это настоящая антилопа особого вида, единственная, встречающаяся в Северной Америке. Они живут только в прериях и в настоящее время совершенно не встречаются на востоке, где кончается степь, и на севере, где холод для них невыносим. В прежнее время, однако, лет двести тому назад, они, по-видимому, доходили до берегов Атлантического океана, так как отец Геннепен в описании своего путешествия говорит о козах, убитых близ Ниагары; это, по всей вероятности, и были вилорогие антилопы. Дикие козы Америки, встречающиеся в Скалистых горах, -совершенно другая порода.
Убитое Норманом животное было именно антилопой, хотя цветом и бородой, растущей у нее под мордочкой, она действительно очень напоминает обыкновенную европейскую козу.
Самцы, кроме того, имеют характерный козлиный запах, исходящий из двух маленьких желез в углах рта, где расположены пятна черновато-бурого цвета.
Люсьену и Франсуа уже не в первый раз приходилось убивать антилоп. Они не раз заманивали их во время своего первого странствия по прериям и бывали свидетелями того, как волки применяли в своей охоте на них тот же способ. Индейцы тоже хитростью заманивают антилоп; эти животные настолько любопытны, что достаточно какой-нибудь ярко окрашенной тряпки или другого необыкновенного предмета, чтобы заставить их приблизиться на расстояние выстрела.
Норман сказал, однако, что индейцы редко охотятся на них: шкуры антилоп не имеют особенной ценности, мясо не считается вкусным, да и водятся они в местности, изобилующей другими, более интересными и ценными животными буйволами, лосями и оленями.
Поэтому антилоп преследуют и убивают только в крайнем случае, когда индейцы уж чересчур голодны и не имеют выбора.
Пока сдирали с антилопы шкуру, Норман рассказывал товарищам о том, как он ее убил. Ему удалось хитростью привлечь ее к себе. Пройдя с полмили по лесу, он вышел на большую поляну. Он находился, по-видимому, на опушке леса, тянувшегося по берегу реки, за которым начиналась степь с разбросанными кое-где группами деревьев. Действительно, местность, орошаемая Красной рекой, представляет собой прерию, простирающуюся вплоть до Скалистых гор и делимую лесами на отдельные поляны. Выйдя на открытое место, Норман увидел стадо антилоп, приблизительно штук десять или двенадцать. Конечно, он предпочел бы встретить лося или оленя, так как не более индейцев любил козлиное мясо, но голод давал себя знать, выбора не было - и он решил добыть хотя бы антилопу. Приблизиться к ним было нелегко: местность была ровная, без бугров или кочек, за которыми можно было бы спрятаться, и необходимо было придумать какую-нибудь хитрость. Он лег на спину и поднял вверх ноги. Маневр этот оказался как нельзя более удачным: антилопы скоро заметили их, любопытство их разгорелось, и они начали медленно, кругами приближаться к Норману; по-видимому, ужасно интересуясь необыкновенным предметом, они все же не решались подойти к нему вплотную. Круги все уменьшались, и стадо приближалось. Наконец один самец подошел так близко, что было немыслимо промахнуться. Норман быстро вскочил, прицелился и выстрелил. Животное упало мертвым, остальные разбежались во все стороны. Норман был так голоден, что не чувствовал в себе сил продолжать охоту; он взвалил убитую антилопу на плечи и быстро возвратился к ожидавшим его товарищам, даже не осмотрев внимательно свою добычу.
Тем временем Люсьен и Франсуа успели разложить костер и согревали около него свои мокрые ноги. Когда вернулся Норман, они вместе с ним принялись за приготовление завтрака. В один миг сняли они с антилопы шкуру, и тонкие куски мяса зашипели на огне. В воздухе пахло жареным мясом, костер весело пылал, все было как нельзя более привлекательно; недоставало только Базиля. Но тот все не являлся. Проголодавшиеся, как волки, мальчики не в состоянии были дольше ждать его, они сели вокруг костра и принялись за еду.
Братья совершенно не знали, где мог находиться Базиль; но было еще сравнительно рано, и, решив, что тот не хочет возвращаться с пустыми руками, они не беспокоились о нем.
Время, однако, шло, а Базиль все не возвращался, и его товарищи стали беспокоиться. Они совершенно не были знакомы с лесами, где находились, да и костюм Базиля был настолько легок, что нельзя было предположить, что он добровольно так долго отсутствует. Ими все более овладевала тревога.
Волнение их усиливалось и наконец сделалось совершенно невыносимым. Было решено отправиться на поиски. Они избрали разные направления, чтобы вернее найти брата. Норман отправился в лес, Люсьен и Франсуа пошли по берегу, предполагая с наступлением темноты возвратиться в лагерь.
Проблуждав несколько часов по лесу, Норман без всяких результатов вернулся обратно. Люсьен и Франсуа вернулись еще раньше. Удрученные, они решили, что Базиль неминуемо погиб: другого объяснения его долгого отсутствия они не находили. Он, должно быть, пал жертвой какого-нибудь хищного зверя, пантеры или медведя, или был схвачен индейцами и уведен в плен, может быть, убит на месте...
Наступила ночь. Все трое уселись вокруг костра и, понурив усталые головы, предались своим горестным мыслям. Несмотря на усталость, никому не приходило в голову лечь спать. Иногда они перекидывались несколькими словами относительно участи товарища, затем снова умолкали. Ночью нельзя было ничего предпринять, и они решили дождаться утра, чтобы с рассветом снова начать поиски.
Близилась полночь. Они молча сидели около костра, как вдруг Маренго поднялся и сердито зарычал. Из лесу раздался резкий свисток.
- Ура! - закричал Франсуа, вскакивая на ноги. - Это свисток Базиля, я среди тысяч других узнаю его, ура!
"Ура" Франсуа гулко пронеслось по лесу, и в ответ на него тотчас же прозвучало громкое приветствие Базиля:
- Удача, удача, друзья мои!
Через несколько мгновений показалась высокая фигура Базиля, освещаемая костром. Вся компания, возглавляемая Маренго, бросилась ему навстречу и с торжеством привела к костру. Базиль вернулся не с пустыми руками: в одной он держал мешок с тетеревами, или степными петухами, а на плече нес два больших буйволовых языка.
- Вот вам! - вскричал он, кидая мешок на землю. - Это на ужин, а это, продолжал он, указывая на языки, - лакомый кусочек, который вы долго будете помнить. Принимайтесь же за дело; я так голоден, что готов их есть сырыми!
Предложение Базиля было сейчас же принято. В костер подбросили дров, смастерили вертела и поджарили тетеревов и один из языков. Несмотря на то что Люсьен, Франсуа и Норман уже поужинали, они подсели полакомиться новым блюдом. Базиль, конечно, был более других голоден, так как очень устал и решительно ничего не ел до этой минуты, не желая терять времени на приготовление еды из убитых им буйволов и еще более усиливать беспокойство товарищей.
Именно эти буйволы и были причиной его долгого отсутствия. Все жаждали узнать о его похождениях. За едой он начал свое повествование.
Глава IX
ПЛЯСКА КУРОПАТОК
- Выйдя из лагеря, - начал Базиль, - я направился в лес по диагонали от реки. Я не прошел и трехсот ярдов, как услышал глухой шум, который принял сначала за отдаленный раскат грома. Но прислушавшись, я узнал в нем полет стаи тетеревов и, конечно, поспешил по направлению шума, но сделал, пожалуй, не меньше мили, прежде чем увидел птиц. Их была огромная стая на открытом, гладком месте. Опустившись на землю, они бегали по кругу футов двадцати в диаметре и кружились в разных направлениях. Я понял, что передо мной происходит так называемая птичья пляска, и, несмотря на свой и ваш голод, мне захотелось понаблюдать за этим странным представлением. То и дело тот или другой тетерев, отделяясь от остальных, вскакивал на камень и красовался на нем, потряхивая хвостом и хохолком. Затем, взмахивая крыльями, издавал резкий крик. Это было сигналом, по которому выскакивал второй тетерев и вступал с первым в борьбу.
Я бы долго мог смотреть на эту картину, если бы голод не торопил меня. Не имея дроби, я должен был наметить определенную жертву для своей пули, что и сделал. Мой выстрел уложил на месте одного борца. Остальные птицы, переполошившись от выстрела, поднялись, но не отлетели далеко, а сели в двух сотнях ярдов на большое дерево. Подбираясь к ним, я проходил мимо повалившихся стволов, и каково было мое удивление, когда среди них увидел двух тетеревов, продолжавших яростно биться! Они были так увлечены борьбой, что не заметили моего приближения, и я смог схватить их руками, не тратя заряда. Свернув им шею, я погасил их пыл и направился дальше к стае, продолжавшей спокойно сидеть на дереве. Приблизившись, я спрятался за другим деревом и, прицелившись в одного тетерева, свалил его на землю. Остальные не тронулись с места. Конечно, я метил в сидевшего на нижней ветке, зная, что, застрели я одну из верхних птиц, ее падение спугнуло бы всех остальных.
Итак, я зарядил ружье и выстрелил, снова зарядил и выстрелил и так палил, пока не настрелял полдюжины этих птиц. Подойдя к дереву, чтобы подобрать настрелянную дичь, я с удивлением увидел спускавшийся с нижних ветвей конец веревки. Я оглянулся кругом, чтобы найти еще какие-нибудь следы, и увидел на земле место от костра, очевидно, давнего. Вероятно, несколько индейцев отдыхали здесь когда-то. Потянув веревку к себе, я увидел, что это не что иное, как лассо. Это была драгоценная находка, если вспомнить, что недавно такая вещь спасла нам жизнь. Повесив его себе на плечо и сложив убитую дичь в мешок, я хотел уже направиться к лагерю, как вдруг увидел нечто, изменившее мои намерения. Я был на опушке леса, и между стволов передо мной открывалось широкое, свободное пространство. Над ним стояло облако пыли, и в нем я различил двух движущихся огромных животных. Это были два дерущихся буйвола.
Тут рассказ Базиля был прерван интересным происшествием. Уже несколько раз он прерывался странными криками из лесу, криками, которые своими дикими звуками навели бы ужас на незнакомого с ними человека. Но наши друзья знали, что это голоса больших рогатых сов, и не обращали на них внимания. Теперь же Базиль остановился, увидя, что одна сова подлетела совсем близко к ним и опустилась на дерево шагах в двадцати от костра, освещавшего ее. Она издавала свои странные крики, сопровождая их такими необыкновенными движениями, что забавно было на нее смотреть. Франсуа схватил ружье, но раньше, чем он спустил курок, птица слетела с ветки, подошла еще ближе и, протянув свою лохматую лапу, схватила тетерева, лежавшего не дальше шести футов от костра! Захватив его когтями, сова поднялась на воздух и исчезла бы в темноте, но выстрел Франсуа прервал ее полет, и она упала наземь с тетеревом в когтях. Маренго бросился к сове, но та была только ранена, и, прежде чем с ней справиться, собака получила несколько изрядных царапин. Эта добыча была предоставлена Маренго, и он продолжал с ней возиться, в то время как Базиль продолжал рассказ.
Глава X
БАЗИЛЬ И БУЙВОЛ
- Первой моей мыслью, когда я увидел буйволов, было подойти к ним поближе и выстрелить. Они вполне стоили пороха, и я решил, что, раздобыв хоть одного из них, мы на долгое время будем избавлены от голода. Я повесил охотничью сумку на ветку и стал осторожно приближаться. Ветер дул навстречу, и мне нечего было опасаться, что они почуют меня. Но местность была совершенно открытая, без малейшего кусточка, и я решил, что было бы бесполезно стараться достичь их ползком. Поэтому я просто пошел, стараясь ступать как можно легче, и через пять минут очутился от них на расстоянии выстрела. Они не видели меня, все их внимание ушло на борьбу. Морды их были покрыты пеной, ноздри раздувались; временами они вдруг расходились, чтобы с еще большей яростью наброситься друг на друга. Черепные кости трещали от страшных ударов. Лишь благодаря особенной крепости буйволовых черепов не разлетались они на куски. Когда на расстоянии шести шагов я выстрелил в голову одного из них, пуля только расплющилась и упала на землю. Буйвол удивленно посмотрел в мою сторону: до той минуты он и не подозревал обо мне.
Я недолго наблюдал их борьбу: меня она не интересовала. Я думал только о мясе и старался верно определить, который из двух был наиболее жирным. Затем я прицелился и выстрелил. Пуля точно попала в буйвола; как раз в момент, когда противник с яростью бросался на него, раненный мною буйвол упал на землю. Тот все же добежал до него и ударил упавшего в лобную кость с такой силой, что тот повалился на бок и скоро перестал шевелиться. Нападавший обернулся и, заметив неподвижно лежавшего соперника, в первое мгновение приписал себе всю честь победы. Он поднял голову и самодовольно захрапел. Меня он до этой минуты не замечал, весь отдавшись борьбе, но теперь, когда он поднял голову, то вдруг увидел меня. Я был уверен, что он бросится бежать, и потому торопился снова зарядить ружье. Второпях коробка с пистонами упала к моим ногам. Но в руках у меня уже был один пистон, и я не торопился поднимать коробку. Я уже прицелился в буйвола, как вдруг он неожиданно бросился на меня. Я выстрелил, но неудачно: пуля попала в морду и, нисколько не мешая его движениям, только еще более разъярила его. Мне некогда было снова заряжать ружье: буйвол был уже очень близко от меня; я еле успел отскочить в сторону, когда он промчался мимо меня, сотрясая почву своей тяжелою поступью.
Он разом повернулся и с новой силой бросился в мою сторону; я понял, что погиб, если он только коснется меня; рога его были выставлены вперед, и глаза горели свирепой решимостью. Я бросился к убитому буйволу в надежде, что смогу укрыться за ним от нападения. Так оно и случилось: буйвол запутался в конечностях убитого соперника, и я вторично избежал его рогов. Он снова бросился на меня с быстротой молнии. Неподалеку я заметил дерево, но не знал, успею ли вовремя добежать до него. В эту минуту я был особенно близко к нему и, опасаясь, что мне не удастся долго уклоняться от разъяренного животного, решил попробовать добраться до дерева. Со всех ног пустился я бежать, преследуемый моим врагом. Я хотел искать защиты за деревом, но, достигнув его, заметил, что первые ветки начинались очень низко от земли, и, схватившись за одну из них, быстро вскарабкался наверх.
Первой моей мыслью было зарядить ружье и застрелить вернувшееся животное. Буйвол продолжал ходить вокруг дерева, ударяя в него рогами и неистово мыча. Дерево было маленькое и сильно тряслось под его ударами, так что я начинал уже думать, что оно может свалиться. Наконец мне удалось вложить в ружье пулю, и я уже повернул его, чтобы заложить и пистон, как с отчаянием вспомнил, что коробка со всеми моими пистонами осталась на земле: внезапное нападение животного не позволило мне поднять ее. Итак, заряженное ружье мое было мне не полезнее железной палки. Я не смел слезать на землю, так как буйвол продолжал кружиться под моим деревом; достать пистоны было невозможно. Я начинал приходить в отчаяние. Будь у меня хоть один пистон, мне ничего не стоило бы убить буйвола, который, по-видимому, решил уничтожить меня: он был не далее трех футов от дула, но как мог я стрелять без пистона? Я уже думал воспользоваться трутом и полез за ним в сумку, как вдруг новая мысль осенила меня. Я ощупал лассо, которое продолжало висеть у меня через плечо, решив попробовать поймать им буйвола и привязать его к дереву.
Не теряя времени, я размотал веревку и укрепил один ее конец у дерева. Из другого конца я сделал петлю и, наладив ее как следует, держал ее в правой руке в ожидании удобного момента. Скоро он представился: буйвол продолжал кружиться подо мной. Бросать лассо для меня было делом привычным, и при первой же попытке я увидел, что веревка должным образом обвилась вокруг его шеи. Я затянул петлю, перекинул веревку через ветку и, получив таким образом нечто похожее на блок, со всей силы потянул книзу.
Буйвол, почувствовав этот неожиданный ошейник, сначала стал страшно биться, потом бросился бежать. Но скоро он натянул веревку во всю длину, и каждое новое его движение все больше затягивало петлю и душило его. Не будь шея его покрыта такой густой шерстью, он тут же и погиб бы. Но шерсть спасла его, и он продолжал отчаянно биться. Дерево сильно трещало и, опасаясь, что оно может сломаться, я соскочил на землю. Я побежал прямо к тому месту, где уронил коробку с пистонами, и быстро зарядил ружье. Осторожно добрался я до прежнего места и пулей прекратил страдания буйвола.
Было уже поздно: я знал, что вас будет беспокоить мое отсутствие. Поэтому я вырезал лишь буйволовы языки и, захватив убитых тетеревов, вернулся к вам. Над буйволами я оставил знак, так что надеюсь, что мы найдем их в целости завтра утром.
Базиль закончил свой рассказ. Мальчики добавили дров в костер, так что должно было хватить до утра: у них не было ни постелей, ни одеял, и огонь был им совершенно необходим. Базиль и Норман были даже в одних рубашках, и вся надежда их была на костер. Они легли рядом вокруг огня и довольно сносно провели ночь.
Наши путешественники прозябли до самых костей и были рады увидеть рассвет. Как только утренние лучи проникли к ним сквозь чащу окружавших реку деревьев, они стали соображать, как им добраться до этих деревьев. Хотя переплыть реку для каждого из них было пустяком, но тут дело осложнялось. Будь они на какой-нибудь отмели, им нетрудно было бы найти место, где течение не так сильно, но ведь вокруг скалы, на которой они приютились, ревел со всех сторон такой бурный, стремительный поток, что при попытке броситься вплавь человек мог быть унесен водой и разбиться о камни. Все это юноши поняли, когда сделалось совсем светло. Все их внимание, все умственные силы были сосредоточены на одной мысли: как добраться до берега?
Правый берег реки отстоял дальше, но достигнуть его казалось легче: течение было слабее и глубина как будто меньше на этой стороне реки. Базиль решил попытаться, но едва вошел в воду, как погрузился в глубину, вода его понесла, и он едва мог доплыть обратно до скалы. До правого берега было около ста ярдов, там и сям торчали из воды острые камни, и Люсьен заметил, что если бы у них была веревка, то, обернув ее вокруг скалы, они могли бы добраться до одного из этих камней, а от него до других с помощью той же веревки, и так далее, до самого берега. Мысль недурная, но откуда взять веревку? Все их веревки пропали, оставались только ремни и шнуры, на которых висели сумки, но они были ненадежны, да их бы и не хватило. Путешественники призадумались. Они глядели вопросительно друг на друга, не оставляя надежды изобрести что-нибудь. Базиль и Норман, по-видимому, нашли: оба разом, как будто сговорясь, расстегнули свои пояса и стали снимать с себя свои кожаные блузы и охотничьи рубашки. Другие два брата поняли их намерение и, ничего не говоря, последовали их примеру.
Все четверо взялись за работу: Люсьен и Франсуа держали блузы и рубашки в руках, а Базиль и Норман нарезали из них ножами узкие полосы. Через несколько минут ремни из козловой кожи шириною в два дюйма и около одного ярда длиной были накрепко связаны и образовали веревку около сорока футов длиной. На одном конце ее сделали отверстие и через него продели другой конец: получилась подвижная петля вроде индейского или мексиканского лассо. Теперь веревка была готова и отдана в распоряжение Базиля, когда-то упражнявшегося в обращении с лассо. Став на вершине скалы и взяв в правую руку петлю, а в левую свободный конец, он поднял самодельное лассо над головой. Товарищи его пригнулись, чтобы дать простор размаху веревки, которая после нескольких вращательных движений была удачно накинута на ближайший камень и обвила его. Громкое "ура" приветствовало этот успех.
Конец веревки прикрепили к скале таким образом, что она не могла сползти с нее, и теперь путешественники могли приступить к переправе. Каждый из них опоясался ремнем, пропустив через него длинную кожаную веревку, перекинутую между скалами, так что мог двигаться вдоль нее и в то же время свободно действовать руками. Базиль перебрался первым. Он был старше других и считал справедливым первым подвергнуться риску. Своеобразный кожаный мост действовал отлично, выдерживая тяжесть человека при всей силе течения. Действительно, течение относило смельчака, и веревка туго натягивалась, но, цепляясь за нее руками, Базилю удалось добраться до ближайшего камня и влезть на него. С боязливым вниманием следили за его усилиями товарищи и, как только он стал на ноги, радостно приветствовали его. Следующим переправился Люсьен, а за ним Франсуа, все время смеявшийся во время переправы, тогда как его братья не без опасения совершили ее. Вслед за ним был таким же способом переправлен Маренго. Последним переплыл Норман, и теперь все четверо со своей собакой стояли на камне, хотя едва помещались на нем.
Тут возникла новая трудность, о которой они до того не подумали: надо было переплывать вторую стремнину до следующего камня. Но как высвободить конец каната, прикрепленный к скале? Кто-нибудь из четверых мог бы переправиться обратно и отвязать конец, но как он снова вернется назад? Вот новая дилемма.
Надо сделать второй канат. Остались рубашка Франсуа и их сапоги, можно было их разрезать. Таково было мнение Франсуа и Нормана, и Люсьен, очевидно был с ними согласен.
Они уже хотели снимать сапоги, но возглас Базиля: "Стоп!" остановил их.
- В чем дело?
- Я думаю, что могу освободить тот конец. Во всяком случае, я попытаюсь это сделать.
- Каким образом?
- Потеснитесь-ка, вы! Освободите мне место - и увидите.
Став твердо на камне, Базиль взял в руки ружье, как бы намереваясь стрелять. Да это он и собирался сделать. Его братья не произнесли ни слова. Они сразу поняли его план и напряженно следили за находчивым юношей. Ремень представлял с той стороны, где стоял Базиль, удобную цель. Конечно, юноша не рассчитывал одним выстрелом порвать его, но надеялся это сделать хоть несколькими.
Раздался выстрел, и вслед за ним поднялась пыль в том месте скалы, куда целился Базиль.
Пока Базиль заряжал снова ружье, прицелился Норман, и хотя он не был таким стрелком, как Базиль - трудно было встретить второго такого же! - но тоже считался метким среди охотников, и его пуля также попала в цель. Ремень был более чем наполовину рассечен. Второй выстрел Базиля был также удачен, и едва он раздался, как ремень лопнул и упал в воду. Снова раздалось веселое "ура" Франсуа, и канат был вытянут на камень. Базиль, как в первый раз, перекинул петлю на следующий ближайший камень, ловко охватив его, и вторая переправа совершилась. Теперь уже больше не нужно было доставать конец каната. С этой скалы можно было достигнуть берега просто вплавь; оставив свой кожаный мост на месте, отважные, ловкие юноши бросились в воду и все четверо благополучно достигли берега.
Глава VIII
ОБМАНУТЫЕ КОЗЫ
Избавившись от опасности, путники устроились у реки, но положение их нельзя было считать приятным. Они находились в пустынной местности, и у них не было ни лодки, ни лошади, на которых они могли бы выбраться из нее. Они лишились всего имущества, кроме топора и ружей. На широте, где холодное время года иногда так затягивается, что даже захватывает летние месяцы, двоим из них пришлось пожертвовать своим платьем и дрожать от холода. У них не было даже пищи: ни мяса, ни хлеба, ничего такого, чем можно было бы насытиться. С этого момента им оставалось надеяться только на свои охотничьи принадлежности, оставшиеся после катастрофы, чтобы отыскивать себе пропитание. Найти его было первой их задачей. Голод сильно давал себя чувствовать. Выйдя на берег, юноши, точно сговорившись, начали внимательно смотреть на деревья в надежде увидеть между ветвями хоть какое-нибудь четвероногое или птицу, пригодных для завтрака. Но не всегда действительность соответствует надеждам: лес, который, судя по внешнему виду, должен был скрывать в своей чаще множество дичи, казался необитаемым, и глаза проголодавшихся юношей ничего не находили в нем. Между большими деревьями росло много ягодных кустов и всякие растения со съедобными корнями, и наши путешественники не сомневались, что поблизости должна была в изобилии водиться дичь. Было решено, что Люсьен и Франсуа останутся на месте и разложат костер, а Базиль и Норман отправятся в чащу на охоту.
Не прошло и часу, как последний вернулся, неся на плечах животное, в котором Франсуа и Люсьен узнали старую знакомую - антилопу с рогами, похожими на вилы. Норман называл ее козою, говоря, что так называют этих животных промышленники, тогда как между канадскими путешественниками они известны как кебри. Люсьен, однако, отлично знал это животное; знал, что таких коз не существует и что это настоящая антилопа особого вида, единственная, встречающаяся в Северной Америке. Они живут только в прериях и в настоящее время совершенно не встречаются на востоке, где кончается степь, и на севере, где холод для них невыносим. В прежнее время, однако, лет двести тому назад, они, по-видимому, доходили до берегов Атлантического океана, так как отец Геннепен в описании своего путешествия говорит о козах, убитых близ Ниагары; это, по всей вероятности, и были вилорогие антилопы. Дикие козы Америки, встречающиеся в Скалистых горах, -совершенно другая порода.
Убитое Норманом животное было именно антилопой, хотя цветом и бородой, растущей у нее под мордочкой, она действительно очень напоминает обыкновенную европейскую козу.
Самцы, кроме того, имеют характерный козлиный запах, исходящий из двух маленьких желез в углах рта, где расположены пятна черновато-бурого цвета.
Люсьену и Франсуа уже не в первый раз приходилось убивать антилоп. Они не раз заманивали их во время своего первого странствия по прериям и бывали свидетелями того, как волки применяли в своей охоте на них тот же способ. Индейцы тоже хитростью заманивают антилоп; эти животные настолько любопытны, что достаточно какой-нибудь ярко окрашенной тряпки или другого необыкновенного предмета, чтобы заставить их приблизиться на расстояние выстрела.
Норман сказал, однако, что индейцы редко охотятся на них: шкуры антилоп не имеют особенной ценности, мясо не считается вкусным, да и водятся они в местности, изобилующей другими, более интересными и ценными животными буйволами, лосями и оленями.
Поэтому антилоп преследуют и убивают только в крайнем случае, когда индейцы уж чересчур голодны и не имеют выбора.
Пока сдирали с антилопы шкуру, Норман рассказывал товарищам о том, как он ее убил. Ему удалось хитростью привлечь ее к себе. Пройдя с полмили по лесу, он вышел на большую поляну. Он находился, по-видимому, на опушке леса, тянувшегося по берегу реки, за которым начиналась степь с разбросанными кое-где группами деревьев. Действительно, местность, орошаемая Красной рекой, представляет собой прерию, простирающуюся вплоть до Скалистых гор и делимую лесами на отдельные поляны. Выйдя на открытое место, Норман увидел стадо антилоп, приблизительно штук десять или двенадцать. Конечно, он предпочел бы встретить лося или оленя, так как не более индейцев любил козлиное мясо, но голод давал себя знать, выбора не было - и он решил добыть хотя бы антилопу. Приблизиться к ним было нелегко: местность была ровная, без бугров или кочек, за которыми можно было бы спрятаться, и необходимо было придумать какую-нибудь хитрость. Он лег на спину и поднял вверх ноги. Маневр этот оказался как нельзя более удачным: антилопы скоро заметили их, любопытство их разгорелось, и они начали медленно, кругами приближаться к Норману; по-видимому, ужасно интересуясь необыкновенным предметом, они все же не решались подойти к нему вплотную. Круги все уменьшались, и стадо приближалось. Наконец один самец подошел так близко, что было немыслимо промахнуться. Норман быстро вскочил, прицелился и выстрелил. Животное упало мертвым, остальные разбежались во все стороны. Норман был так голоден, что не чувствовал в себе сил продолжать охоту; он взвалил убитую антилопу на плечи и быстро возвратился к ожидавшим его товарищам, даже не осмотрев внимательно свою добычу.
Тем временем Люсьен и Франсуа успели разложить костер и согревали около него свои мокрые ноги. Когда вернулся Норман, они вместе с ним принялись за приготовление завтрака. В один миг сняли они с антилопы шкуру, и тонкие куски мяса зашипели на огне. В воздухе пахло жареным мясом, костер весело пылал, все было как нельзя более привлекательно; недоставало только Базиля. Но тот все не являлся. Проголодавшиеся, как волки, мальчики не в состоянии были дольше ждать его, они сели вокруг костра и принялись за еду.
Братья совершенно не знали, где мог находиться Базиль; но было еще сравнительно рано, и, решив, что тот не хочет возвращаться с пустыми руками, они не беспокоились о нем.
Время, однако, шло, а Базиль все не возвращался, и его товарищи стали беспокоиться. Они совершенно не были знакомы с лесами, где находились, да и костюм Базиля был настолько легок, что нельзя было предположить, что он добровольно так долго отсутствует. Ими все более овладевала тревога.
Волнение их усиливалось и наконец сделалось совершенно невыносимым. Было решено отправиться на поиски. Они избрали разные направления, чтобы вернее найти брата. Норман отправился в лес, Люсьен и Франсуа пошли по берегу, предполагая с наступлением темноты возвратиться в лагерь.
Проблуждав несколько часов по лесу, Норман без всяких результатов вернулся обратно. Люсьен и Франсуа вернулись еще раньше. Удрученные, они решили, что Базиль неминуемо погиб: другого объяснения его долгого отсутствия они не находили. Он, должно быть, пал жертвой какого-нибудь хищного зверя, пантеры или медведя, или был схвачен индейцами и уведен в плен, может быть, убит на месте...
Наступила ночь. Все трое уселись вокруг костра и, понурив усталые головы, предались своим горестным мыслям. Несмотря на усталость, никому не приходило в голову лечь спать. Иногда они перекидывались несколькими словами относительно участи товарища, затем снова умолкали. Ночью нельзя было ничего предпринять, и они решили дождаться утра, чтобы с рассветом снова начать поиски.
Близилась полночь. Они молча сидели около костра, как вдруг Маренго поднялся и сердито зарычал. Из лесу раздался резкий свисток.
- Ура! - закричал Франсуа, вскакивая на ноги. - Это свисток Базиля, я среди тысяч других узнаю его, ура!
"Ура" Франсуа гулко пронеслось по лесу, и в ответ на него тотчас же прозвучало громкое приветствие Базиля:
- Удача, удача, друзья мои!
Через несколько мгновений показалась высокая фигура Базиля, освещаемая костром. Вся компания, возглавляемая Маренго, бросилась ему навстречу и с торжеством привела к костру. Базиль вернулся не с пустыми руками: в одной он держал мешок с тетеревами, или степными петухами, а на плече нес два больших буйволовых языка.
- Вот вам! - вскричал он, кидая мешок на землю. - Это на ужин, а это, продолжал он, указывая на языки, - лакомый кусочек, который вы долго будете помнить. Принимайтесь же за дело; я так голоден, что готов их есть сырыми!
Предложение Базиля было сейчас же принято. В костер подбросили дров, смастерили вертела и поджарили тетеревов и один из языков. Несмотря на то что Люсьен, Франсуа и Норман уже поужинали, они подсели полакомиться новым блюдом. Базиль, конечно, был более других голоден, так как очень устал и решительно ничего не ел до этой минуты, не желая терять времени на приготовление еды из убитых им буйволов и еще более усиливать беспокойство товарищей.
Именно эти буйволы и были причиной его долгого отсутствия. Все жаждали узнать о его похождениях. За едой он начал свое повествование.
Глава IX
ПЛЯСКА КУРОПАТОК
- Выйдя из лагеря, - начал Базиль, - я направился в лес по диагонали от реки. Я не прошел и трехсот ярдов, как услышал глухой шум, который принял сначала за отдаленный раскат грома. Но прислушавшись, я узнал в нем полет стаи тетеревов и, конечно, поспешил по направлению шума, но сделал, пожалуй, не меньше мили, прежде чем увидел птиц. Их была огромная стая на открытом, гладком месте. Опустившись на землю, они бегали по кругу футов двадцати в диаметре и кружились в разных направлениях. Я понял, что передо мной происходит так называемая птичья пляска, и, несмотря на свой и ваш голод, мне захотелось понаблюдать за этим странным представлением. То и дело тот или другой тетерев, отделяясь от остальных, вскакивал на камень и красовался на нем, потряхивая хвостом и хохолком. Затем, взмахивая крыльями, издавал резкий крик. Это было сигналом, по которому выскакивал второй тетерев и вступал с первым в борьбу.
Я бы долго мог смотреть на эту картину, если бы голод не торопил меня. Не имея дроби, я должен был наметить определенную жертву для своей пули, что и сделал. Мой выстрел уложил на месте одного борца. Остальные птицы, переполошившись от выстрела, поднялись, но не отлетели далеко, а сели в двух сотнях ярдов на большое дерево. Подбираясь к ним, я проходил мимо повалившихся стволов, и каково было мое удивление, когда среди них увидел двух тетеревов, продолжавших яростно биться! Они были так увлечены борьбой, что не заметили моего приближения, и я смог схватить их руками, не тратя заряда. Свернув им шею, я погасил их пыл и направился дальше к стае, продолжавшей спокойно сидеть на дереве. Приблизившись, я спрятался за другим деревом и, прицелившись в одного тетерева, свалил его на землю. Остальные не тронулись с места. Конечно, я метил в сидевшего на нижней ветке, зная, что, застрели я одну из верхних птиц, ее падение спугнуло бы всех остальных.
Итак, я зарядил ружье и выстрелил, снова зарядил и выстрелил и так палил, пока не настрелял полдюжины этих птиц. Подойдя к дереву, чтобы подобрать настрелянную дичь, я с удивлением увидел спускавшийся с нижних ветвей конец веревки. Я оглянулся кругом, чтобы найти еще какие-нибудь следы, и увидел на земле место от костра, очевидно, давнего. Вероятно, несколько индейцев отдыхали здесь когда-то. Потянув веревку к себе, я увидел, что это не что иное, как лассо. Это была драгоценная находка, если вспомнить, что недавно такая вещь спасла нам жизнь. Повесив его себе на плечо и сложив убитую дичь в мешок, я хотел уже направиться к лагерю, как вдруг увидел нечто, изменившее мои намерения. Я был на опушке леса, и между стволов передо мной открывалось широкое, свободное пространство. Над ним стояло облако пыли, и в нем я различил двух движущихся огромных животных. Это были два дерущихся буйвола.
Тут рассказ Базиля был прерван интересным происшествием. Уже несколько раз он прерывался странными криками из лесу, криками, которые своими дикими звуками навели бы ужас на незнакомого с ними человека. Но наши друзья знали, что это голоса больших рогатых сов, и не обращали на них внимания. Теперь же Базиль остановился, увидя, что одна сова подлетела совсем близко к ним и опустилась на дерево шагах в двадцати от костра, освещавшего ее. Она издавала свои странные крики, сопровождая их такими необыкновенными движениями, что забавно было на нее смотреть. Франсуа схватил ружье, но раньше, чем он спустил курок, птица слетела с ветки, подошла еще ближе и, протянув свою лохматую лапу, схватила тетерева, лежавшего не дальше шести футов от костра! Захватив его когтями, сова поднялась на воздух и исчезла бы в темноте, но выстрел Франсуа прервал ее полет, и она упала наземь с тетеревом в когтях. Маренго бросился к сове, но та была только ранена, и, прежде чем с ней справиться, собака получила несколько изрядных царапин. Эта добыча была предоставлена Маренго, и он продолжал с ней возиться, в то время как Базиль продолжал рассказ.
Глава X
БАЗИЛЬ И БУЙВОЛ
- Первой моей мыслью, когда я увидел буйволов, было подойти к ним поближе и выстрелить. Они вполне стоили пороха, и я решил, что, раздобыв хоть одного из них, мы на долгое время будем избавлены от голода. Я повесил охотничью сумку на ветку и стал осторожно приближаться. Ветер дул навстречу, и мне нечего было опасаться, что они почуют меня. Но местность была совершенно открытая, без малейшего кусточка, и я решил, что было бы бесполезно стараться достичь их ползком. Поэтому я просто пошел, стараясь ступать как можно легче, и через пять минут очутился от них на расстоянии выстрела. Они не видели меня, все их внимание ушло на борьбу. Морды их были покрыты пеной, ноздри раздувались; временами они вдруг расходились, чтобы с еще большей яростью наброситься друг на друга. Черепные кости трещали от страшных ударов. Лишь благодаря особенной крепости буйволовых черепов не разлетались они на куски. Когда на расстоянии шести шагов я выстрелил в голову одного из них, пуля только расплющилась и упала на землю. Буйвол удивленно посмотрел в мою сторону: до той минуты он и не подозревал обо мне.
Я недолго наблюдал их борьбу: меня она не интересовала. Я думал только о мясе и старался верно определить, который из двух был наиболее жирным. Затем я прицелился и выстрелил. Пуля точно попала в буйвола; как раз в момент, когда противник с яростью бросался на него, раненный мною буйвол упал на землю. Тот все же добежал до него и ударил упавшего в лобную кость с такой силой, что тот повалился на бок и скоро перестал шевелиться. Нападавший обернулся и, заметив неподвижно лежавшего соперника, в первое мгновение приписал себе всю честь победы. Он поднял голову и самодовольно захрапел. Меня он до этой минуты не замечал, весь отдавшись борьбе, но теперь, когда он поднял голову, то вдруг увидел меня. Я был уверен, что он бросится бежать, и потому торопился снова зарядить ружье. Второпях коробка с пистонами упала к моим ногам. Но в руках у меня уже был один пистон, и я не торопился поднимать коробку. Я уже прицелился в буйвола, как вдруг он неожиданно бросился на меня. Я выстрелил, но неудачно: пуля попала в морду и, нисколько не мешая его движениям, только еще более разъярила его. Мне некогда было снова заряжать ружье: буйвол был уже очень близко от меня; я еле успел отскочить в сторону, когда он промчался мимо меня, сотрясая почву своей тяжелою поступью.
Он разом повернулся и с новой силой бросился в мою сторону; я понял, что погиб, если он только коснется меня; рога его были выставлены вперед, и глаза горели свирепой решимостью. Я бросился к убитому буйволу в надежде, что смогу укрыться за ним от нападения. Так оно и случилось: буйвол запутался в конечностях убитого соперника, и я вторично избежал его рогов. Он снова бросился на меня с быстротой молнии. Неподалеку я заметил дерево, но не знал, успею ли вовремя добежать до него. В эту минуту я был особенно близко к нему и, опасаясь, что мне не удастся долго уклоняться от разъяренного животного, решил попробовать добраться до дерева. Со всех ног пустился я бежать, преследуемый моим врагом. Я хотел искать защиты за деревом, но, достигнув его, заметил, что первые ветки начинались очень низко от земли, и, схватившись за одну из них, быстро вскарабкался наверх.
Первой моей мыслью было зарядить ружье и застрелить вернувшееся животное. Буйвол продолжал ходить вокруг дерева, ударяя в него рогами и неистово мыча. Дерево было маленькое и сильно тряслось под его ударами, так что я начинал уже думать, что оно может свалиться. Наконец мне удалось вложить в ружье пулю, и я уже повернул его, чтобы заложить и пистон, как с отчаянием вспомнил, что коробка со всеми моими пистонами осталась на земле: внезапное нападение животного не позволило мне поднять ее. Итак, заряженное ружье мое было мне не полезнее железной палки. Я не смел слезать на землю, так как буйвол продолжал кружиться под моим деревом; достать пистоны было невозможно. Я начинал приходить в отчаяние. Будь у меня хоть один пистон, мне ничего не стоило бы убить буйвола, который, по-видимому, решил уничтожить меня: он был не далее трех футов от дула, но как мог я стрелять без пистона? Я уже думал воспользоваться трутом и полез за ним в сумку, как вдруг новая мысль осенила меня. Я ощупал лассо, которое продолжало висеть у меня через плечо, решив попробовать поймать им буйвола и привязать его к дереву.
Не теряя времени, я размотал веревку и укрепил один ее конец у дерева. Из другого конца я сделал петлю и, наладив ее как следует, держал ее в правой руке в ожидании удобного момента. Скоро он представился: буйвол продолжал кружиться подо мной. Бросать лассо для меня было делом привычным, и при первой же попытке я увидел, что веревка должным образом обвилась вокруг его шеи. Я затянул петлю, перекинул веревку через ветку и, получив таким образом нечто похожее на блок, со всей силы потянул книзу.
Буйвол, почувствовав этот неожиданный ошейник, сначала стал страшно биться, потом бросился бежать. Но скоро он натянул веревку во всю длину, и каждое новое его движение все больше затягивало петлю и душило его. Не будь шея его покрыта такой густой шерстью, он тут же и погиб бы. Но шерсть спасла его, и он продолжал отчаянно биться. Дерево сильно трещало и, опасаясь, что оно может сломаться, я соскочил на землю. Я побежал прямо к тому месту, где уронил коробку с пистонами, и быстро зарядил ружье. Осторожно добрался я до прежнего места и пулей прекратил страдания буйвола.
Было уже поздно: я знал, что вас будет беспокоить мое отсутствие. Поэтому я вырезал лишь буйволовы языки и, захватив убитых тетеревов, вернулся к вам. Над буйволами я оставил знак, так что надеюсь, что мы найдем их в целости завтра утром.
Базиль закончил свой рассказ. Мальчики добавили дров в костер, так что должно было хватить до утра: у них не было ни постелей, ни одеял, и огонь был им совершенно необходим. Базиль и Норман были даже в одних рубашках, и вся надежда их была на костер. Они легли рядом вокруг огня и довольно сносно провели ночь.