Страница:
Мне было ясно, что ни о каком мирном соглашении больше не могло быть и речи, даже если бы мы пообещали превратить в метких стрелков всех воинов отряда.
- Ха-ха-ха! - донесся злобный хохот арапахо. - Смерть бледнолицым предателям!
Потрясая над головой кулаком, вождь индейцев скрылся в толпе своих воинов.
Глава LVI
ПОПЫТКА УГНАТЬ ЛОШАДЕЙ
Напрасно мы пытались возобновить прерванные переговоры. Те дружелюбные намерения по отношению к нам, которые, возможно, и были у Кровавой Руки, сменились самой страшной враждой. Молча хмурясь, он стоял среди своих воинов, не удостаивая нас ни единым словом. Другие вожди тоже не снисходили до ответа на наши оклики, и лишь рядовые воины выкрикивали оскорбления, угрожающе размахивая копьями. Нам пришлось отказаться от надежды на благополучный исход этой встречи.
Был ли индейский вождь искренен, делая нам свое предложение, или хитрил, чтобы заполучить наши скальпы без боя, мы в то время решить не могли. Возможно, он не собирался нас обманывать, но, с другой стороны, мне приходилось слышать, что он уже не раз прибегал к подобным уловкам. Но нам некогда было ломать над этим голову, так же как и над вопросом, откуда вождь арапахо узнал, кто мы такие. Почему он назвал нас "Белым Орлом лесов" и "молодым военачальником"? Правда, он мог заметить мой мундир. Но прозвище молодого охотника? Оно было настолько необычно, что Кровавая Рука не мог употребить его случайно. Значит, он каким-то необъяснимым образом узнал, кто мы такие и каковы наши намерения. Нам невольно вспомнилась таинственная индианка, которую Уингроув видел утром в лесу. Но мы не имели возможности обсудить этот вопрос. У нас хватило времени только лишь для самых туманных предположений, потому что в эту минуту индейцы дали по нам залп из ружей, которые они наконец зарядили. Однако очень скоро мы поняли, что особенно бояться нам нечего, так как они не умели обращаться с огнестрельным оружием и ранить кого-нибудь из нас могла лишь шальная пуля.
Пожалуй, вождь действительно хотел, чтобы мы обучали стрельбе его воинов, потому что индейцы стреляли плохо и неумело. Но все же нам грозила некоторая опасность, ибо захваченные ими ружья - преимущественно старинные мушкеты большого калибра - били на далекое расстояние. Мы слышали, как их пули щелкали о скалы, и одна или две просвистели над нашими головами. Какая-нибудь из них могла случайно попасть в нас, и, чтобы избежать этого, мы, скорчившись, притаились за баррикадой, как если бы в нас целились самые искусные стрелки. Мы не отвечали на их огонь. О'Тиггу не терпелось выстрелить еще раз, но я категорически запретил ему это. После того как он попал в лошадь вождя, индейцы отступили за пределы досягаемости даже ружья сержанта.
От толпы нападающих отделились два отряда, которые поскакали вокруг холма в противоположных направлениях. Мы сразу поняли их цель. Они заметили наших лошадей и решили завладеть ими. Мы знали, как важно воспрепятствовать их намерениям. Если бы нам удалось отстоять лошадей до наступления темноты, мы могли попробовать спастись бегством. Наш план мог не удаться из-за целого ряда непредвиденных случайностей, но вместе с тем так же неожиданно могли возникнуть и благоприятствующие обстоятельства. Надежда была невелика, но выбора у нас не было - иначе мы неминуемо попали бы в руки безжалостного врага.
Нас поддерживала мысль о том, что мы не первые попали в такое положение, и что многим нашим предшественникам удавалось спастись. Ведь не раз на маленький отряд отважных трапперов нападало целое индейское племя. Многие из них, конечно, погибали, но некоторые оставались в живых и впоследствии рассказывали об этом опасном приключении. Смелого человека убить не так-то просто. Отчаянное нападение часто оказывается лучшей защитой, и три или четыре ружья в искусных руках могут проложить путь сквозь целую толпу врагов.
Все наши помыслы были направлены на то, чтобы не позволить врагу завладеть лошадьми и мулами. Трое из нас следили за животными, а четвертый - за неприятелем у противоположного склона холма.
Среди скал опять раздались дикие вопли, и индейские всадники галопом поскакали вокруг холма, стуча по щитам и размахивая оружием. Они проделывали это для того, чтобы напугать наших животных и заставить их сорваться с привязи. Но маневр краснокожих не достиг цели. Мулы становились на дыбы, лошади ржали и били копытами, однако длинные ветви, к которым они были привязаны, только гнулись, но не ломались. Действуя как пружины, они давали полную свободу движения перепуганным животным. Поводья не лопнули, ни одно лассо не порвалось, ни одна петля не соскользнула! Первая попытка завладеть нашими лошадьми окончилась неудачей. Краснокожие всадники снова и снова повторяли свои попытки, но столь же безрезультатно.
Однако арапахо придвигались все ближе. Они носились вокруг холма, описывая все более тесные круги. Приближаясь к нам, всадники мгновенно прятались за лошадей - мы видели лишь руку, державшуюся за гриву, и ногу на крупе лошади. Стрелять в них не имело смысла. Мы, конечно, могли попасть в лошадь, но всадники были в полной безопасности. Иногда медно-красная физиономия мелькала среди развевающейся лошадиной гривы, но скрывалась прежде, чем мы успевали в нее прицелиться. Эта безумная скачка продолжалась довольно долго, причем индейцы все время пронзительно кричали, словно уже дрались врукопашную.
Мы были слишком осторожны, чтобы тратить заряды на лошадей, и приберегали их для какого-нибудь всадника, более опрометчивого, чем другие. Вскоре нам представился удобный случай.
Два воина решили во что бы то ни стало захватить наших лошадей. С ножами в руках они понеслись вокруг холма, очевидно намереваясь перерезать поводья и лассо. Подбадриваемые выкриками своих товарищей, они забыли об осторожности и повернули прямо к дереву, у которого, тесно прижавшись друг к другу, стояли наши животные. Но, когда они подскакали почти вплотную к дереву, один из мулов быстро повернулся и лягнул приближающуюся лошадь в морду. Та кинулась обратно. Вторая лошадь последовала за ней, и оба всадника попали под наш прицел. Они попытались переброситься через спины своих лошадей, но наши пули опередили их. Когда дым рассеялся, мы увидели, что оба индейца лежат неподвижно на траве. Наши выстрелы оказались для них роковыми.
Урок этот на время охладил воинственный пыл индейцев. Напуганные судьбой своих товарищей, они с криками и угрозами отошли за пределы досягаемости наших ружей. Очевидно, среди них не нашлось больше смельчаков, желающих рискнуть жизнью ради славы.
Глава LVII
УЯЗВИМОЕ МЕСТО ОБОРОНЫ
Индейцы некоторое время продолжали свою скачку вокруг холма. То один, то другой вдруг подъезжал ближе, укрываясь за лошадью, так что его совсем не было видно. Это проделывали молодые воины, очевидно чтобы похвастаться своей смелостью и искусством верховой езды. Пока они не приближались к нашим лошадям, мы не обращали на них внимания. Иногда над гривой лошади показывалась размалеванная физиономия, и мне приходилось удерживать моих товарищей от выстрела по этой соблазнительной мишени. Ведь в случае промаха мы уронили бы себя в глазах врагов, тогда как нам совершенно необходимо было поддерживать в них уверенность в неизменной смертоносности огнестрельного оружия.
Скоро мы заметили перемену в их тактике. Скачка прекратилась. Всадники разбились на небольшие группы и окружили холм. Большинство сошло с лошадей, и только несколько человек продолжали разъезжать от группы к группе. На таком расстоянии мы не могли попасть в индейцев из наших ружей, разве только из мушкета, однако они продолжали старательно укрываться за лошадьми.
Сначала нам казалось, что они заняли эту позицию, желая отрезать нам пути к отступлению, но скоро мы поняли, что ошиблись. Спуститься на равнину можно было только в двух местах - по противоположным склонам холма, - значит, окружать его было бессмысленно, так как индейцы легко могли задержать нас и без этого.
План их стал ясен. Они распределили между собой имевшиеся у них мушкеты по три-четыре на группу и открыли безостановочную пальбу сразу со всех сторон, что сделало наше положение довольно серьезным. Баррикада защищала нас только с одной стороны, и, имей мы дело с хорошими стрелками, нам грозила бы неминуемая гибель. Нам пришлось отступить к центру площадки, чтобы края ее несколько укрыли нас. Пули время от времени ударялись о скалы, осыпая нас градом каменных осколков, но ни разу никого не задев. Тем не менее мы сознавали, что в нашей обороне есть уязвимое место, и это нас сильно беспокоило. Дело в том, что вокруг всего холма лежало много оторвавшихся от него гранитных глыб, за которыми можно было спрятаться от пуль. Другие такие же глыбы были разбросаны по склонам и являлись удобной защитой для нападавших, если бы они вздумали взять нас приступом.
Индейцы могли спрятаться и в густой зелени росшего там можжевельника. Он покрывал холм до половины высоты совершенно непроницаемой для глаз порослью. Хотя, кроме ранее упомянутой тропы, другого пути к вершине не было, такие ловкие противники, как наши, могли незаметно вскарабкаться прямо по склону. Мы не понимали, почему это не пришло им в голову. Ведь стоило всадникам смелым броском подскакать к холму, оставить у подножия лошадей и ринуться на скалы, и они без всякого риска подобрались бы к нам под прикрытием камней и деревьев. Мы бы не осмелились выйти им навстречу на край площадки, подставив себя таким образом под выстрелы, да и туча стрел, пущенных индейцами, принесла бы нам верную гибель. В то же время, стоя на месте, мы оказывались целиком во власти тех, кто вздумал бы взобраться по скалам. Человек сорок индейцев, подкравшись одновременно со всех сторон, одолели бы нас очень быстро. Удивленные, почему индейцы не понимают преимущества такой атаки, мы было решили, что эта мысль так и не придет им в голову. Однако скоро нам стало ясно, что мы недооценили хитрость наших врагов. Индейцы вдруг снова вскочили на коней, и Кровавая Рука, стоявший на виду среди самой большой группы воинов, отдал им какое-то приказание. И тут повторилось то же, что происходило при попытке угнать наших лошадей. Но теперь в этом маневре участвовал весь отряд, не исключая вождей, скакавших вместе с остальными. Только стрелки не двинулись с места и продолжали стрелять, укрываясь за лошадьми.
Снова началась скачка вокруг холма, причем с каждым кругом индейцы всё приближались. Мы поняли, что это и был как раз тот план нападения, которого мы опасались. Судя по их жестикуляции, наши противники собирались идти на приступ. Мы подползли к баррикаде и направили ружья на кружившихся всадников, не обращая больше внимания на стрельбу снизу. Все мы были очень возбуждены, и я снова напомнил моим товарищам, что стрелять можно только наверняка - ведь от первых выстрелов зависели успех или поражение. Если бы нам удалось сбить двух или трех индейцев, это могло бы задержать, а может быть, и отбросить нападающих. Зато промах решил бы нашу судьбу бесповоротно. Самая отчаянная попытка пробиться была бы бесполезна, так как наших лошадей угнали бы раньше, чем мы добрались бы до них. Пешком спасаться было невозможно: индейцы сразу настигли бы нас на равнине, даже если бы нам удалось прорвать их кольцо.
Ближе и ближе надвигались индейцы, но стрелять было бессмысленно, так как нам были видны только руки, ноги и изредка головы. Наконец враги оказались в опасной зоне. Еще минута - и некоторые из лошадей остались бы без всадников, но индейцы, очевидно, осознали грозившую им опасность. Несмотря на хвастливые выкрики и взаимное подбадривание, они не осмелились сделать решительный бросок вперед. Каждый боялся, что именно он окажется жертвой.
Вдруг по рядам индейцев пронесся какой-то клич, и в ту же минуту передние всадники круто повернули прочь от холма, и весь отряд последовал за ними. Прежде чем мы пришли в себя от удивления, они оказались уже за пределами наших выстрелов и снова остановились на равнине.
Глава LVIII
УКРЫТИЕ НА КОЛЕСАХ
Непосредственная опасность миновала, и сердца наши забились ровнее. Мы вообразили, что дикари все-таки не поняли возможности штурма, либо боялись понести большие потери. Так или иначе, они, видимо, решили ждать ночи. Нам это было на руку, и мы уже поздравляли себя с тем, что обстоятельства изменились в нашу пользу. Но радоваться нам пришлось недолго. Индейцы не проявляли намерения расположиться на отдых и, не сходя с лошадей, столпились на равнине. Вожди во главе с Кровавой Рукой снова оказались в центре толпы. Мы видели, что он обратился к своим воинам с речью. Смысла его слов мы не могли разобрать, но все его жесты выражали страшную ярость. Затем вождь повелительно указал рукой в сторону фургона, отдавая какое-то приказание, которому индейцы мгновенно повиновались. Около дюжины всадников отделились от толпы и поскакали к месту недавнего сражения. Оставшиеся на месте спешились и пустили лошадей пастись. Но это вовсе не означало прекращения военных действий. Индейцы столпились вокруг своих вождей, которые по очереди что-то говорили. Видимо, обсуждался какой-то новый план действий. Мы стали следить за отъехавшими всадниками. Как мы и ожидали, они остановились около фургона, но сперва даже в подзорную трубу невозможно было разобрать, что они делали, окружив его. Наконец толпа рассеялась, и мы всё поняли. Индейцы запрягли в фургон несколько лошадей, и они потащили его в сторону холма. Под крики диких погонщиков лошади галопом мчались вперед, и фургон, видимо, ничем уже не нагруженный, быстро катил по ровному лугу. Через несколько минут он поравнялся с толпой индейцев, которые немедленно его окружили. С горы мы все хорошо видели. Нам недолго пришлось задумываться над тем, для чего индейцам понадобился фургон. Лошадей отпрягли и отвели в сторону. Несколько воинов, согнувшись, присели за колесами, ухватившись за их спицы. Другие укрылись позади него. Сомнений не оставалось. Укрываясь за широкой дощатой обивкой повозки и за искусно развешанной по ее бортам одеждой, дикари могли приблизиться к холму в полной безопасности. С тревогой наблюдая за их действиями, мы не в силах были ни предотвратить, ни задержать наступление. Сидевшие за колесами индейцы легко толкали их вперед, не подвергаясь ни малейшей опасности. Даже руки их не были видны, так как одеяла и плащи из бизоньих шкур целиком закрывали колеса. Те же, что находились сзади, тоже подталкивали огромный экипаж без всякого риска. Мы были совершенно беспомощными. Слышались крики дикарей, скрип колес; все ближе и ближе надвигалась громада, словно чудовище, готовое пожрать нас.
Мы чувствовали, что наша гибель неминуема. Было ясно, что дикари сейчас окружат нас, взберутся по скалам и набросятся сразу со всех сторон, и, как бы отчаянно мы ни защищались, нам придется расстаться с жизнью.
Сознание того, что мы погибнем в бою, с оружием в руках, и отомстим за нашу смерть, пав среди вражеских трупов, было очень слабым утешением. Никто из нас не был трусом, и все-таки мы не могли без боязни думать о том, что нам грозит, и притом так скоро. Мы понимали, что через несколько минут индейцы кинутся на нас и начнется последняя смертельная схватка.
Глава LIX
АТАКА
Нет ничего удивительного, что наши сердца сжимались при виде надвигавшегося фургона. Мы чувствовали себя, как жители осажденного города, со страхом смотрящие на катапульту или мощный таран. Но даже смотреть мы могли, только рискуя жизнью. Всадники с мушкетами в руках приблизились к нам одновременно с фургоном, укрываясь за лошадьми, и снова начали беспорядочную, но все же опасную стрельбу. Пули, засвиставшие вокруг, заставили нас лечь на землю, и мы только время от времени приподнимали головы, следя за продвижением нападающих. Мускулистые руки непрерывно вращали колеса фургона. Подталкиваемый, кроме того, сзади, он медленно, но верно приближался к нам. Стрелять было бесполезно, так как пули все равно не пробили бы его. Вот если бы у нас была гаубица! Одним выстрелом можно было бы разбить это сооружение из дубовых и ясеневых досок и уничтожить толкавших его людей.
Фургон все приближался, останавливаясь только, когда под колесо попадал крупный камень. Преодолев препятствие, он снова двигался вперед, и наконец докатился до холма, о чем сейчас же возвестили торжествующие крики индейцев. Мы заглянули вниз, забыв о пулях, и увидели, что фургон стоит у подножия, среди обломков скал, въехав передней частью под деревья. Он был больше не нужен штурмовавшим холм индейцам, которые, укрываясь теперь за камнями, перебегали от одного к другому, пока весь холм не оказался окруженным. Мы не могли помешать этому маневру, так как они исчезали за новым укрытием прежде, чем мы успевали прицелиться. К тому же свинцовый ливень снова заставил нас отступить за нашу баррикаду.
Мы напряженно ждали, не зная, как поступить дальше. Действия наших противников и их полное молчание сбивали нас с толку. Если они не собирались брать холм штурмом, им не для чего было его окружать. Но под прикрытием фургона к нему подобралось всего около дюжины индейцев, и вряд ли они решились бы встретиться с нами лицом к лицу. Мы терялись в догадках. Как вдруг... Что это? Медленно клубясь, кверху стал подниматься голубоватый столб дыма... еще один, еще! Они возникли сразу со всех сторон. Послышался треск горящей травы и сучьев. Вокруг нас разводили костры! Столбы дыма, сперва прозрачные, быстро стали густыми и темными. Расширяясь, они слились, окутали скалы и клубами устремились к вершине. Скоро дым заволок нашу площадку, и мы видели дикарей на равнине словно сквозь темную вуаль. Те из них, у кого были ружья, продолжали стрельбу, а остальные спешились и бросились к холму. Дым все сгущался и скрыл их от нас. Мы не видели больше ни неба, ни земли под ногами, ни друг друга. А стрельба снизу все продолжалась, пули свистели у нас над головами, и в ушах стоял гул от пронзительных, яростных криков наших врагов. Слышался треск ветвей и шум пламени, но огня не было видно - только густой дым, поднимавшийся непрерывными волнами, все плотнее окружал нас. Мы чувствовали, что нам не хватает воздуха.
Оставаться на холме значило погибнуть от удушья. Нет! Мы согласились бы на любую смерть, но не на эту. Лошадей наших, конечно, уже угнали, и пробиваться к ним было поздно. Но это не остановило нас - мы решили умереть с оружием в руках. Вскочив на ноги и став рядом, почти касаясь друг друга, мы крепко сжали ружья. Держа наготове ножи и пистолеты, мы подошли к краю площадки и, спрыгнув с нее, нащупали дорогу. Без всяких предосторожностей, с решимостью отчаяния, мы устремились вниз. Навстречу поднимались клубы дыма, потом почувствовался жар трещавших костров. Не обращая на них внимания, мы бежали напролом, пока сквозь огонь и дым не выбрались на равнину. Но там нас встретили дубинки и копья. Треск наших выстрелов терялся в диких воплях, а тела убитых нами сразу заслоняла окружавшая нас толпа. Некоторое время мы отбивались, прижавшись спиной друг к другу, но скоро нас разъединили, и каждому пришлось сражаться в одиночку с целой дюжиной индейцев. Схватка была непродолжительна. Для меня, по крайней мере, она кончилась почти в ту же минуту, как я оказался отделенным от товарищей. Я лишился сознания от удара по голове, и последней мыслью моей было: это смерть.
Глава LX
ПЛЕННИК НА КРЕСТЕ
Когда сознание постепенно вернулось ко мне, я долго не мог понять, что со мной и где я нахожусь. Надо мной было синее небо и золотое солнце. Больше я ничего не видел. Я попробовал повернуть голову, но это мне не удалось. Мне показалось, что я брежу. Или я, как Прометей, лежу на спине, прикованный к скале? Нет, это не так - я почувствовал, что стою прямо, словно пригвожденный к стене, а мои руки широко раскинуты, как будто какая-то невидимая сила держит их. Голову мою тоже что-то держало - я не мог ни повернуть ее, ни наклонить. В мое лицо впился ремень. Мой рот был заткнут куском дерева, мешавшим мне дышать.
* * *
Вскоре я почти полностью пришел в себя. Какие-то существа мелькали перед глазами. То летали птицы - большие черные птицы, в которых нетрудно было признать стервятников. А откуда-то снизу ко мне доносились пронзительные звуки. Я узнал их - это была индейская песня смерти.
Знакомые звуки окончательно прояснили мой мозг: я вспомнил осаду, дым, беспорядочную схватку и все, что ей предшествовало. Меня не убили. Я жив и в плену.
"Где же мои товарищи? - думал я. - Живы ли? Вряд ли. Лучше для них, если они погибли!" Меня не радовало сознание того, что я живу. Страшная песня не обещала мне ничего хорошего. Я знал, что следует за ней!
У меня болело все тело, горячее солнце жгло лицо. Узкие ремни впивались в руки и ноги. Один из них перетягивал горло, а кляп во рту мешал дышать. Голова раскалывалась на части, темя горело, точно его обварили кипятком. Ужасная мысль поразила меня: неужели я оскальпирован? Я попытался поднять руку, чтобы удостовериться в этом. Но напрасно - я не мог пошевелить даже пальцем.
Напрягая память, я сообразил, что, если меня не перенесли в другое место, я должен находиться в долине Уэрфано, около Одинокого холма. А может быть, даже на его вершине? Я помнил, как мы спустились вниз, на равнину, как меня ударили и как я упал без сознания. Но ведь индейцы могли снова принести меня на холм.
Да, я находился на какой-то возвышенности, поскольку не видел перед собой земли. По всей вероятности, на вершине холма. Такое предположение подтверждалось тем, что голоса доносились ко мне снизу.
Песнь смерти оборвалась. Я услышал крики - очевидно, слова команды, резко и злобно произнесенные на гортанном языке арапахо. Вдруг, уже ближе ко мне, раздались голоса двух людей, разговаривавших между собой. Говорили индейцы. Постепенно голоса становились отчетливее. Индейцы приближались. Они остановились совсем рядом, хотя я по-прежнему их не видел. Вдруг чьи-то пальцы сдавили мое горло, а по щеке скользнуло холодное лезвие ножа, и его заостренный конец сверкнул у меня перед глазами. Я вздрогнул, думая, что смерть близка. Но я ошибся.
Раздался скрип разрезаемого ремня. Моя голова освободилась, хотя кляп по-прежнему оставался во рту.
Теперь я мог оглядеться. Моя догадка оказалась правильной. я находился на вершине холма, на самом краю площадки, и видел всю долину, раскинувшуюся внизу.
По обе стороны от меня стояли раскрашенные индейцы. Один из них - простой воин, а второй - вождь. Я сразу узнал длинную, тощую фигуру и волчье лицо Кровавой Руки, свирепого вождя арапахо! Только сейчас я заметил, что обнажен до пояса. Меня это не удивило. Естественно, что индейцы сорвали с меня одежду, прельстившись моим мундиром с желтыми пуговицами, которые, по их мнению, были сделаны из чистого золота. Но очень скоро мне предстояло узнать, что они раздели меня совсем по иной причине.
И тут я понял, что сделали со мной арапахо: я был привязан ремнем к деревянному кресту.
Глава LXI
ТАИНСТВЕННЫЙ КРУГ
Молчание нарушил торжествующий голос индейского вождя.
- Хорошо! - закричал он на ломаном испанском языке, как только заметил, что я взглянул на него. - Хорошо! Бледнолицый еще жив! Сердце Кровавой Руки радуется этому! Дай ему выпить огненной воды, пусть к нему вернутся жизнь и силы, чтобы смерть показалась еще страшней!
Индеец, к которому было обращено приказание, тотчас же вынул у меня изо рта кляп и, поднеся к моим губам тыквенную бутыль, наполненную виски, влил его мне в рот. Напиток немедленно произвел действие, которого добивался вождь. Не успел я проглотить жгучую жидкость, как силы начали возвращаться ко мне, и я еще ярче представил себе, какие ужасы меня ждут.
Размахивая перед моими глазами длинным испанским ножом, вождь продолжал:
- Бледнолицая собака! Теперь ты увидишь, как Кровавая Рука умеет мстить врагам своего народа! Убийцу пумы и Белого Орла ожидают не одна, а сотня смертей. Они насмеялись над девушкой лесов, и она последовала за ними. Она будет отомщена, и Кровавая Рука тоже порадуется.
С дьявольским смехом вождь поднес нож к моему лицу, словно собираясь вонзить его мне в глаза! Но он хотел только напугать меня.
"Стало быть, - подумал я, - Уингроув еще жив, а проклятая Су-ва-ни где-то поблизости!"
- Карамба! - вновь вскричал дикарь. - Что тебе обещал Кровавая Рука? У живого снять мясо с костей? Но нет, этого мало. Арапахо придумали более сладкую месть, которая успокоит души убитых воинов.
После еще одного взрыва сатанинского смеха, пожалуй, более жуткого, чем все его угрозы, вождь продолжал:
- Бледнолицая собака! Ты отказался научить арапахо стрелять из мушкетов, но все же ты дашь им один урок, прежде чем умрешь. Ты скоро узнаешь, какую приятную смерть мы тебе приготовили. Ак! Поторопись, - продолжал он, обращаясь к индейцу, - подготовь его для жертвоприношения. Кровь наших братьев взывает о мести. Вот это сделай белым с красным пятном в самой середине, а остальное выкрась в черное.
Эти таинственные слова сопровождались соответствующими жестами. Острием ножа Кровавая Рука начертил круг на моей груди, как будто вырезывал его на коре дерева. Царапина была неглубока, но все-таки на коже выступила кровь. Когда же вождь произнес "красное пятно в самой середине", он, как бы желая пояснить свои слова, сделал ножом глубокий укол, из которого потекла кровь уже обильнее. Я не мог бы уклониться, даже если бы он вонзил нож по самую рукоятку, так крепко был привязан к столбу. Не мог я и ответить на его угрозы или спросить, что он намерен со мной делать: у меня во рту по-прежнему был кляп. Впрочем, любые мои слова были бы бесполезны. Я знал, что, если бы я обратился к вождю с мольбой о пощаде, он ответил бы мне одними насмешками и издевательствами. Пожалуй, было к лучшему, что я не мог говорить.
- Ха-ха-ха! - донесся злобный хохот арапахо. - Смерть бледнолицым предателям!
Потрясая над головой кулаком, вождь индейцев скрылся в толпе своих воинов.
Глава LVI
ПОПЫТКА УГНАТЬ ЛОШАДЕЙ
Напрасно мы пытались возобновить прерванные переговоры. Те дружелюбные намерения по отношению к нам, которые, возможно, и были у Кровавой Руки, сменились самой страшной враждой. Молча хмурясь, он стоял среди своих воинов, не удостаивая нас ни единым словом. Другие вожди тоже не снисходили до ответа на наши оклики, и лишь рядовые воины выкрикивали оскорбления, угрожающе размахивая копьями. Нам пришлось отказаться от надежды на благополучный исход этой встречи.
Был ли индейский вождь искренен, делая нам свое предложение, или хитрил, чтобы заполучить наши скальпы без боя, мы в то время решить не могли. Возможно, он не собирался нас обманывать, но, с другой стороны, мне приходилось слышать, что он уже не раз прибегал к подобным уловкам. Но нам некогда было ломать над этим голову, так же как и над вопросом, откуда вождь арапахо узнал, кто мы такие. Почему он назвал нас "Белым Орлом лесов" и "молодым военачальником"? Правда, он мог заметить мой мундир. Но прозвище молодого охотника? Оно было настолько необычно, что Кровавая Рука не мог употребить его случайно. Значит, он каким-то необъяснимым образом узнал, кто мы такие и каковы наши намерения. Нам невольно вспомнилась таинственная индианка, которую Уингроув видел утром в лесу. Но мы не имели возможности обсудить этот вопрос. У нас хватило времени только лишь для самых туманных предположений, потому что в эту минуту индейцы дали по нам залп из ружей, которые они наконец зарядили. Однако очень скоро мы поняли, что особенно бояться нам нечего, так как они не умели обращаться с огнестрельным оружием и ранить кого-нибудь из нас могла лишь шальная пуля.
Пожалуй, вождь действительно хотел, чтобы мы обучали стрельбе его воинов, потому что индейцы стреляли плохо и неумело. Но все же нам грозила некоторая опасность, ибо захваченные ими ружья - преимущественно старинные мушкеты большого калибра - били на далекое расстояние. Мы слышали, как их пули щелкали о скалы, и одна или две просвистели над нашими головами. Какая-нибудь из них могла случайно попасть в нас, и, чтобы избежать этого, мы, скорчившись, притаились за баррикадой, как если бы в нас целились самые искусные стрелки. Мы не отвечали на их огонь. О'Тиггу не терпелось выстрелить еще раз, но я категорически запретил ему это. После того как он попал в лошадь вождя, индейцы отступили за пределы досягаемости даже ружья сержанта.
От толпы нападающих отделились два отряда, которые поскакали вокруг холма в противоположных направлениях. Мы сразу поняли их цель. Они заметили наших лошадей и решили завладеть ими. Мы знали, как важно воспрепятствовать их намерениям. Если бы нам удалось отстоять лошадей до наступления темноты, мы могли попробовать спастись бегством. Наш план мог не удаться из-за целого ряда непредвиденных случайностей, но вместе с тем так же неожиданно могли возникнуть и благоприятствующие обстоятельства. Надежда была невелика, но выбора у нас не было - иначе мы неминуемо попали бы в руки безжалостного врага.
Нас поддерживала мысль о том, что мы не первые попали в такое положение, и что многим нашим предшественникам удавалось спастись. Ведь не раз на маленький отряд отважных трапперов нападало целое индейское племя. Многие из них, конечно, погибали, но некоторые оставались в живых и впоследствии рассказывали об этом опасном приключении. Смелого человека убить не так-то просто. Отчаянное нападение часто оказывается лучшей защитой, и три или четыре ружья в искусных руках могут проложить путь сквозь целую толпу врагов.
Все наши помыслы были направлены на то, чтобы не позволить врагу завладеть лошадьми и мулами. Трое из нас следили за животными, а четвертый - за неприятелем у противоположного склона холма.
Среди скал опять раздались дикие вопли, и индейские всадники галопом поскакали вокруг холма, стуча по щитам и размахивая оружием. Они проделывали это для того, чтобы напугать наших животных и заставить их сорваться с привязи. Но маневр краснокожих не достиг цели. Мулы становились на дыбы, лошади ржали и били копытами, однако длинные ветви, к которым они были привязаны, только гнулись, но не ломались. Действуя как пружины, они давали полную свободу движения перепуганным животным. Поводья не лопнули, ни одно лассо не порвалось, ни одна петля не соскользнула! Первая попытка завладеть нашими лошадьми окончилась неудачей. Краснокожие всадники снова и снова повторяли свои попытки, но столь же безрезультатно.
Однако арапахо придвигались все ближе. Они носились вокруг холма, описывая все более тесные круги. Приближаясь к нам, всадники мгновенно прятались за лошадей - мы видели лишь руку, державшуюся за гриву, и ногу на крупе лошади. Стрелять в них не имело смысла. Мы, конечно, могли попасть в лошадь, но всадники были в полной безопасности. Иногда медно-красная физиономия мелькала среди развевающейся лошадиной гривы, но скрывалась прежде, чем мы успевали в нее прицелиться. Эта безумная скачка продолжалась довольно долго, причем индейцы все время пронзительно кричали, словно уже дрались врукопашную.
Мы были слишком осторожны, чтобы тратить заряды на лошадей, и приберегали их для какого-нибудь всадника, более опрометчивого, чем другие. Вскоре нам представился удобный случай.
Два воина решили во что бы то ни стало захватить наших лошадей. С ножами в руках они понеслись вокруг холма, очевидно намереваясь перерезать поводья и лассо. Подбадриваемые выкриками своих товарищей, они забыли об осторожности и повернули прямо к дереву, у которого, тесно прижавшись друг к другу, стояли наши животные. Но, когда они подскакали почти вплотную к дереву, один из мулов быстро повернулся и лягнул приближающуюся лошадь в морду. Та кинулась обратно. Вторая лошадь последовала за ней, и оба всадника попали под наш прицел. Они попытались переброситься через спины своих лошадей, но наши пули опередили их. Когда дым рассеялся, мы увидели, что оба индейца лежат неподвижно на траве. Наши выстрелы оказались для них роковыми.
Урок этот на время охладил воинственный пыл индейцев. Напуганные судьбой своих товарищей, они с криками и угрозами отошли за пределы досягаемости наших ружей. Очевидно, среди них не нашлось больше смельчаков, желающих рискнуть жизнью ради славы.
Глава LVII
УЯЗВИМОЕ МЕСТО ОБОРОНЫ
Индейцы некоторое время продолжали свою скачку вокруг холма. То один, то другой вдруг подъезжал ближе, укрываясь за лошадью, так что его совсем не было видно. Это проделывали молодые воины, очевидно чтобы похвастаться своей смелостью и искусством верховой езды. Пока они не приближались к нашим лошадям, мы не обращали на них внимания. Иногда над гривой лошади показывалась размалеванная физиономия, и мне приходилось удерживать моих товарищей от выстрела по этой соблазнительной мишени. Ведь в случае промаха мы уронили бы себя в глазах врагов, тогда как нам совершенно необходимо было поддерживать в них уверенность в неизменной смертоносности огнестрельного оружия.
Скоро мы заметили перемену в их тактике. Скачка прекратилась. Всадники разбились на небольшие группы и окружили холм. Большинство сошло с лошадей, и только несколько человек продолжали разъезжать от группы к группе. На таком расстоянии мы не могли попасть в индейцев из наших ружей, разве только из мушкета, однако они продолжали старательно укрываться за лошадьми.
Сначала нам казалось, что они заняли эту позицию, желая отрезать нам пути к отступлению, но скоро мы поняли, что ошиблись. Спуститься на равнину можно было только в двух местах - по противоположным склонам холма, - значит, окружать его было бессмысленно, так как индейцы легко могли задержать нас и без этого.
План их стал ясен. Они распределили между собой имевшиеся у них мушкеты по три-четыре на группу и открыли безостановочную пальбу сразу со всех сторон, что сделало наше положение довольно серьезным. Баррикада защищала нас только с одной стороны, и, имей мы дело с хорошими стрелками, нам грозила бы неминуемая гибель. Нам пришлось отступить к центру площадки, чтобы края ее несколько укрыли нас. Пули время от времени ударялись о скалы, осыпая нас градом каменных осколков, но ни разу никого не задев. Тем не менее мы сознавали, что в нашей обороне есть уязвимое место, и это нас сильно беспокоило. Дело в том, что вокруг всего холма лежало много оторвавшихся от него гранитных глыб, за которыми можно было спрятаться от пуль. Другие такие же глыбы были разбросаны по склонам и являлись удобной защитой для нападавших, если бы они вздумали взять нас приступом.
Индейцы могли спрятаться и в густой зелени росшего там можжевельника. Он покрывал холм до половины высоты совершенно непроницаемой для глаз порослью. Хотя, кроме ранее упомянутой тропы, другого пути к вершине не было, такие ловкие противники, как наши, могли незаметно вскарабкаться прямо по склону. Мы не понимали, почему это не пришло им в голову. Ведь стоило всадникам смелым броском подскакать к холму, оставить у подножия лошадей и ринуться на скалы, и они без всякого риска подобрались бы к нам под прикрытием камней и деревьев. Мы бы не осмелились выйти им навстречу на край площадки, подставив себя таким образом под выстрелы, да и туча стрел, пущенных индейцами, принесла бы нам верную гибель. В то же время, стоя на месте, мы оказывались целиком во власти тех, кто вздумал бы взобраться по скалам. Человек сорок индейцев, подкравшись одновременно со всех сторон, одолели бы нас очень быстро. Удивленные, почему индейцы не понимают преимущества такой атаки, мы было решили, что эта мысль так и не придет им в голову. Однако скоро нам стало ясно, что мы недооценили хитрость наших врагов. Индейцы вдруг снова вскочили на коней, и Кровавая Рука, стоявший на виду среди самой большой группы воинов, отдал им какое-то приказание. И тут повторилось то же, что происходило при попытке угнать наших лошадей. Но теперь в этом маневре участвовал весь отряд, не исключая вождей, скакавших вместе с остальными. Только стрелки не двинулись с места и продолжали стрелять, укрываясь за лошадьми.
Снова началась скачка вокруг холма, причем с каждым кругом индейцы всё приближались. Мы поняли, что это и был как раз тот план нападения, которого мы опасались. Судя по их жестикуляции, наши противники собирались идти на приступ. Мы подползли к баррикаде и направили ружья на кружившихся всадников, не обращая больше внимания на стрельбу снизу. Все мы были очень возбуждены, и я снова напомнил моим товарищам, что стрелять можно только наверняка - ведь от первых выстрелов зависели успех или поражение. Если бы нам удалось сбить двух или трех индейцев, это могло бы задержать, а может быть, и отбросить нападающих. Зато промах решил бы нашу судьбу бесповоротно. Самая отчаянная попытка пробиться была бы бесполезна, так как наших лошадей угнали бы раньше, чем мы добрались бы до них. Пешком спасаться было невозможно: индейцы сразу настигли бы нас на равнине, даже если бы нам удалось прорвать их кольцо.
Ближе и ближе надвигались индейцы, но стрелять было бессмысленно, так как нам были видны только руки, ноги и изредка головы. Наконец враги оказались в опасной зоне. Еще минута - и некоторые из лошадей остались бы без всадников, но индейцы, очевидно, осознали грозившую им опасность. Несмотря на хвастливые выкрики и взаимное подбадривание, они не осмелились сделать решительный бросок вперед. Каждый боялся, что именно он окажется жертвой.
Вдруг по рядам индейцев пронесся какой-то клич, и в ту же минуту передние всадники круто повернули прочь от холма, и весь отряд последовал за ними. Прежде чем мы пришли в себя от удивления, они оказались уже за пределами наших выстрелов и снова остановились на равнине.
Глава LVIII
УКРЫТИЕ НА КОЛЕСАХ
Непосредственная опасность миновала, и сердца наши забились ровнее. Мы вообразили, что дикари все-таки не поняли возможности штурма, либо боялись понести большие потери. Так или иначе, они, видимо, решили ждать ночи. Нам это было на руку, и мы уже поздравляли себя с тем, что обстоятельства изменились в нашу пользу. Но радоваться нам пришлось недолго. Индейцы не проявляли намерения расположиться на отдых и, не сходя с лошадей, столпились на равнине. Вожди во главе с Кровавой Рукой снова оказались в центре толпы. Мы видели, что он обратился к своим воинам с речью. Смысла его слов мы не могли разобрать, но все его жесты выражали страшную ярость. Затем вождь повелительно указал рукой в сторону фургона, отдавая какое-то приказание, которому индейцы мгновенно повиновались. Около дюжины всадников отделились от толпы и поскакали к месту недавнего сражения. Оставшиеся на месте спешились и пустили лошадей пастись. Но это вовсе не означало прекращения военных действий. Индейцы столпились вокруг своих вождей, которые по очереди что-то говорили. Видимо, обсуждался какой-то новый план действий. Мы стали следить за отъехавшими всадниками. Как мы и ожидали, они остановились около фургона, но сперва даже в подзорную трубу невозможно было разобрать, что они делали, окружив его. Наконец толпа рассеялась, и мы всё поняли. Индейцы запрягли в фургон несколько лошадей, и они потащили его в сторону холма. Под крики диких погонщиков лошади галопом мчались вперед, и фургон, видимо, ничем уже не нагруженный, быстро катил по ровному лугу. Через несколько минут он поравнялся с толпой индейцев, которые немедленно его окружили. С горы мы все хорошо видели. Нам недолго пришлось задумываться над тем, для чего индейцам понадобился фургон. Лошадей отпрягли и отвели в сторону. Несколько воинов, согнувшись, присели за колесами, ухватившись за их спицы. Другие укрылись позади него. Сомнений не оставалось. Укрываясь за широкой дощатой обивкой повозки и за искусно развешанной по ее бортам одеждой, дикари могли приблизиться к холму в полной безопасности. С тревогой наблюдая за их действиями, мы не в силах были ни предотвратить, ни задержать наступление. Сидевшие за колесами индейцы легко толкали их вперед, не подвергаясь ни малейшей опасности. Даже руки их не были видны, так как одеяла и плащи из бизоньих шкур целиком закрывали колеса. Те же, что находились сзади, тоже подталкивали огромный экипаж без всякого риска. Мы были совершенно беспомощными. Слышались крики дикарей, скрип колес; все ближе и ближе надвигалась громада, словно чудовище, готовое пожрать нас.
Мы чувствовали, что наша гибель неминуема. Было ясно, что дикари сейчас окружат нас, взберутся по скалам и набросятся сразу со всех сторон, и, как бы отчаянно мы ни защищались, нам придется расстаться с жизнью.
Сознание того, что мы погибнем в бою, с оружием в руках, и отомстим за нашу смерть, пав среди вражеских трупов, было очень слабым утешением. Никто из нас не был трусом, и все-таки мы не могли без боязни думать о том, что нам грозит, и притом так скоро. Мы понимали, что через несколько минут индейцы кинутся на нас и начнется последняя смертельная схватка.
Глава LIX
АТАКА
Нет ничего удивительного, что наши сердца сжимались при виде надвигавшегося фургона. Мы чувствовали себя, как жители осажденного города, со страхом смотрящие на катапульту или мощный таран. Но даже смотреть мы могли, только рискуя жизнью. Всадники с мушкетами в руках приблизились к нам одновременно с фургоном, укрываясь за лошадьми, и снова начали беспорядочную, но все же опасную стрельбу. Пули, засвиставшие вокруг, заставили нас лечь на землю, и мы только время от времени приподнимали головы, следя за продвижением нападающих. Мускулистые руки непрерывно вращали колеса фургона. Подталкиваемый, кроме того, сзади, он медленно, но верно приближался к нам. Стрелять было бесполезно, так как пули все равно не пробили бы его. Вот если бы у нас была гаубица! Одним выстрелом можно было бы разбить это сооружение из дубовых и ясеневых досок и уничтожить толкавших его людей.
Фургон все приближался, останавливаясь только, когда под колесо попадал крупный камень. Преодолев препятствие, он снова двигался вперед, и наконец докатился до холма, о чем сейчас же возвестили торжествующие крики индейцев. Мы заглянули вниз, забыв о пулях, и увидели, что фургон стоит у подножия, среди обломков скал, въехав передней частью под деревья. Он был больше не нужен штурмовавшим холм индейцам, которые, укрываясь теперь за камнями, перебегали от одного к другому, пока весь холм не оказался окруженным. Мы не могли помешать этому маневру, так как они исчезали за новым укрытием прежде, чем мы успевали прицелиться. К тому же свинцовый ливень снова заставил нас отступить за нашу баррикаду.
Мы напряженно ждали, не зная, как поступить дальше. Действия наших противников и их полное молчание сбивали нас с толку. Если они не собирались брать холм штурмом, им не для чего было его окружать. Но под прикрытием фургона к нему подобралось всего около дюжины индейцев, и вряд ли они решились бы встретиться с нами лицом к лицу. Мы терялись в догадках. Как вдруг... Что это? Медленно клубясь, кверху стал подниматься голубоватый столб дыма... еще один, еще! Они возникли сразу со всех сторон. Послышался треск горящей травы и сучьев. Вокруг нас разводили костры! Столбы дыма, сперва прозрачные, быстро стали густыми и темными. Расширяясь, они слились, окутали скалы и клубами устремились к вершине. Скоро дым заволок нашу площадку, и мы видели дикарей на равнине словно сквозь темную вуаль. Те из них, у кого были ружья, продолжали стрельбу, а остальные спешились и бросились к холму. Дым все сгущался и скрыл их от нас. Мы не видели больше ни неба, ни земли под ногами, ни друг друга. А стрельба снизу все продолжалась, пули свистели у нас над головами, и в ушах стоял гул от пронзительных, яростных криков наших врагов. Слышался треск ветвей и шум пламени, но огня не было видно - только густой дым, поднимавшийся непрерывными волнами, все плотнее окружал нас. Мы чувствовали, что нам не хватает воздуха.
Оставаться на холме значило погибнуть от удушья. Нет! Мы согласились бы на любую смерть, но не на эту. Лошадей наших, конечно, уже угнали, и пробиваться к ним было поздно. Но это не остановило нас - мы решили умереть с оружием в руках. Вскочив на ноги и став рядом, почти касаясь друг друга, мы крепко сжали ружья. Держа наготове ножи и пистолеты, мы подошли к краю площадки и, спрыгнув с нее, нащупали дорогу. Без всяких предосторожностей, с решимостью отчаяния, мы устремились вниз. Навстречу поднимались клубы дыма, потом почувствовался жар трещавших костров. Не обращая на них внимания, мы бежали напролом, пока сквозь огонь и дым не выбрались на равнину. Но там нас встретили дубинки и копья. Треск наших выстрелов терялся в диких воплях, а тела убитых нами сразу заслоняла окружавшая нас толпа. Некоторое время мы отбивались, прижавшись спиной друг к другу, но скоро нас разъединили, и каждому пришлось сражаться в одиночку с целой дюжиной индейцев. Схватка была непродолжительна. Для меня, по крайней мере, она кончилась почти в ту же минуту, как я оказался отделенным от товарищей. Я лишился сознания от удара по голове, и последней мыслью моей было: это смерть.
Глава LX
ПЛЕННИК НА КРЕСТЕ
Когда сознание постепенно вернулось ко мне, я долго не мог понять, что со мной и где я нахожусь. Надо мной было синее небо и золотое солнце. Больше я ничего не видел. Я попробовал повернуть голову, но это мне не удалось. Мне показалось, что я брежу. Или я, как Прометей, лежу на спине, прикованный к скале? Нет, это не так - я почувствовал, что стою прямо, словно пригвожденный к стене, а мои руки широко раскинуты, как будто какая-то невидимая сила держит их. Голову мою тоже что-то держало - я не мог ни повернуть ее, ни наклонить. В мое лицо впился ремень. Мой рот был заткнут куском дерева, мешавшим мне дышать.
* * *
Вскоре я почти полностью пришел в себя. Какие-то существа мелькали перед глазами. То летали птицы - большие черные птицы, в которых нетрудно было признать стервятников. А откуда-то снизу ко мне доносились пронзительные звуки. Я узнал их - это была индейская песня смерти.
Знакомые звуки окончательно прояснили мой мозг: я вспомнил осаду, дым, беспорядочную схватку и все, что ей предшествовало. Меня не убили. Я жив и в плену.
"Где же мои товарищи? - думал я. - Живы ли? Вряд ли. Лучше для них, если они погибли!" Меня не радовало сознание того, что я живу. Страшная песня не обещала мне ничего хорошего. Я знал, что следует за ней!
У меня болело все тело, горячее солнце жгло лицо. Узкие ремни впивались в руки и ноги. Один из них перетягивал горло, а кляп во рту мешал дышать. Голова раскалывалась на части, темя горело, точно его обварили кипятком. Ужасная мысль поразила меня: неужели я оскальпирован? Я попытался поднять руку, чтобы удостовериться в этом. Но напрасно - я не мог пошевелить даже пальцем.
Напрягая память, я сообразил, что, если меня не перенесли в другое место, я должен находиться в долине Уэрфано, около Одинокого холма. А может быть, даже на его вершине? Я помнил, как мы спустились вниз, на равнину, как меня ударили и как я упал без сознания. Но ведь индейцы могли снова принести меня на холм.
Да, я находился на какой-то возвышенности, поскольку не видел перед собой земли. По всей вероятности, на вершине холма. Такое предположение подтверждалось тем, что голоса доносились ко мне снизу.
Песнь смерти оборвалась. Я услышал крики - очевидно, слова команды, резко и злобно произнесенные на гортанном языке арапахо. Вдруг, уже ближе ко мне, раздались голоса двух людей, разговаривавших между собой. Говорили индейцы. Постепенно голоса становились отчетливее. Индейцы приближались. Они остановились совсем рядом, хотя я по-прежнему их не видел. Вдруг чьи-то пальцы сдавили мое горло, а по щеке скользнуло холодное лезвие ножа, и его заостренный конец сверкнул у меня перед глазами. Я вздрогнул, думая, что смерть близка. Но я ошибся.
Раздался скрип разрезаемого ремня. Моя голова освободилась, хотя кляп по-прежнему оставался во рту.
Теперь я мог оглядеться. Моя догадка оказалась правильной. я находился на вершине холма, на самом краю площадки, и видел всю долину, раскинувшуюся внизу.
По обе стороны от меня стояли раскрашенные индейцы. Один из них - простой воин, а второй - вождь. Я сразу узнал длинную, тощую фигуру и волчье лицо Кровавой Руки, свирепого вождя арапахо! Только сейчас я заметил, что обнажен до пояса. Меня это не удивило. Естественно, что индейцы сорвали с меня одежду, прельстившись моим мундиром с желтыми пуговицами, которые, по их мнению, были сделаны из чистого золота. Но очень скоро мне предстояло узнать, что они раздели меня совсем по иной причине.
И тут я понял, что сделали со мной арапахо: я был привязан ремнем к деревянному кресту.
Глава LXI
ТАИНСТВЕННЫЙ КРУГ
Молчание нарушил торжествующий голос индейского вождя.
- Хорошо! - закричал он на ломаном испанском языке, как только заметил, что я взглянул на него. - Хорошо! Бледнолицый еще жив! Сердце Кровавой Руки радуется этому! Дай ему выпить огненной воды, пусть к нему вернутся жизнь и силы, чтобы смерть показалась еще страшней!
Индеец, к которому было обращено приказание, тотчас же вынул у меня изо рта кляп и, поднеся к моим губам тыквенную бутыль, наполненную виски, влил его мне в рот. Напиток немедленно произвел действие, которого добивался вождь. Не успел я проглотить жгучую жидкость, как силы начали возвращаться ко мне, и я еще ярче представил себе, какие ужасы меня ждут.
Размахивая перед моими глазами длинным испанским ножом, вождь продолжал:
- Бледнолицая собака! Теперь ты увидишь, как Кровавая Рука умеет мстить врагам своего народа! Убийцу пумы и Белого Орла ожидают не одна, а сотня смертей. Они насмеялись над девушкой лесов, и она последовала за ними. Она будет отомщена, и Кровавая Рука тоже порадуется.
С дьявольским смехом вождь поднес нож к моему лицу, словно собираясь вонзить его мне в глаза! Но он хотел только напугать меня.
"Стало быть, - подумал я, - Уингроув еще жив, а проклятая Су-ва-ни где-то поблизости!"
- Карамба! - вновь вскричал дикарь. - Что тебе обещал Кровавая Рука? У живого снять мясо с костей? Но нет, этого мало. Арапахо придумали более сладкую месть, которая успокоит души убитых воинов.
После еще одного взрыва сатанинского смеха, пожалуй, более жуткого, чем все его угрозы, вождь продолжал:
- Бледнолицая собака! Ты отказался научить арапахо стрелять из мушкетов, но все же ты дашь им один урок, прежде чем умрешь. Ты скоро узнаешь, какую приятную смерть мы тебе приготовили. Ак! Поторопись, - продолжал он, обращаясь к индейцу, - подготовь его для жертвоприношения. Кровь наших братьев взывает о мести. Вот это сделай белым с красным пятном в самой середине, а остальное выкрась в черное.
Эти таинственные слова сопровождались соответствующими жестами. Острием ножа Кровавая Рука начертил круг на моей груди, как будто вырезывал его на коре дерева. Царапина была неглубока, но все-таки на коже выступила кровь. Когда же вождь произнес "красное пятно в самой середине", он, как бы желая пояснить свои слова, сделал ножом глубокий укол, из которого потекла кровь уже обильнее. Я не мог бы уклониться, даже если бы он вонзил нож по самую рукоятку, так крепко был привязан к столбу. Не мог я и ответить на его угрозы или спросить, что он намерен со мной делать: у меня во рту по-прежнему был кляп. Впрочем, любые мои слова были бы бесполезны. Я знал, что, если бы я обратился к вождю с мольбой о пощаде, он ответил бы мне одними насмешками и издевательствами. Пожалуй, было к лучшему, что я не мог говорить.