Глава XXII
   ОСТРОВ МЕЙСТЬЯ
   Совет боеров принял решение остановиться на острове для охоты на гиппопотамов и не уходить до тех пор, пока не останется ни одного из этих животных, составлявших настоящий клад для таких практических людей, как переселенцы.
   Охота продолжалась целый месяц. Остров, получивший название "острова Мейстьи", в честь второй дочери Клааса Ринвальда, понемногу лишился всех своих прежних обитателей.
   Большой навес, сплетенный из ветвей тростника, был снизу доверху набит клыками гиппопотамов. Из шкур темнокожие изготовляли различные изделия. Между прочим, из них же делали и пресловутые жамбоки, о которых мы уже имели случай говорить ранее.
   Сало солили и клали в бочки. Боеры очень любят сало гиппопотамов, приготовленное каким-то особенным способом, и приправляют им большинство своих блюд. Студень, выделываемый из ног "морской коровы", тоже является у них не последним блюдом.
   Провизии набралось почти на целый год, а за клыки можно было выручить целое состояние, которого хватило бы на устройство всей колонии.
   Понятно, что переселенцы не знали, как благодарить Бога за такое благодеяние.
   Наконец, когда последний гиппопотам был убит (некоторые, очень немногие, спаслись бегством), бааз напомнил, что того и гляди наступит дождливое время, которое может испортить все дело.
   - Пора, пора отправляться в путь! - говорил он в начале пятой недели пребывания на острове Мейстья. - Мы и так слишком долго засиделись здесь.
   - Мы еще с засолкой мяса не совсем закончили, - сказала его жена. Необходимо обождать два дня. Авось успеем добраться заблаговременно до Порт-Наталя. Туда недалеко. Некоторые из наших слуг бывали в этих местах и говорят, что отсюда до устья этой реки близехонько.
   - Ну, хорошо, хорошо, - согласился ван Дорн, - подождем. Долго ждали, а два дня уж куда ни шло.
   Через два дня принялись загружать все на плот. Но так как груза было очень много, то погрузка продолжалась целый день, и покончили с ней только к ночи. Пришлось ждать утра, чтобы вывести плот на середину реки и продолжать путешествие.
   - Эх, плохо мы сделали, что так замешкались! - проговорил Карл де Моор, глядя на мрачное ночное небо. - Мне почему-то думается, что хорошей погоде конец.
   И действительно, утром все небо было обложено темными свинцовыми тучами, и вдали слышались раскаты грома.
   А когда хотели сняться с якоря, началась страшная буря, сопровождавшаяся сильною грозою. Молнии сверкали, и оглушительные раскаты грома безостановочно следовали один за другим. Казалось, все небо было в огне, и тысячи несущихся по нему огненных колесниц производят этот страшный беспрерывный грохот... Буря свистела, стонала, выла, угрожая снести и плот, и людей, и самый остров, на котором ютились переселенцы.
   К счастью, она продолжалась недолго, но за нею последовал страшный ливень, низвергавший на землю целые потоки воды.
   Европейцы, никогда не видавшие тропических дождей, не могут иметь о них никакого представления. Достаточно сказать, что тропический ливень дает воды в час более, нежели европейский дождь за целую неделю.
   Этот ливень шел в течение пяти с половиною дней. Он прекращался только по ночам, но эти ночи были так темны, что не было возможности что-то увидеть даже на расстоянии двух шагов.
   Конечно, все это время путешественники не выходили из своих шалашей на острове.
   Ян ван Дорн внутренне сильно досадовал на себя за то, что, поддавшись страсти к добыче, упустил возможность покинуть остров в хорошую погоду. Положим, дождь не мог продолжаться вечно, но переселенцы могли заболеть от лихорадки, а это было бы худшее из всего того, что они уже пережили.
   Дождевые периоды в тропических странах большею частью вызывают опасные лихорадки, от которых гибнет множество людей. Среди переселенцев пока еще ничего не было заметно. Все они хотя и страдали от сырости, но чувствовали себя вполне здоровыми и бодрыми.
   Утро седьмого дня было более ясное, чем предыдущее. Свинцовые тучи сменились однообразной тонкой сероватой пеленой, сквозь которую по временам порывались даже пробиться солнечные лучи.
   Бааз, Карл де Моор и Смуц на общем совете решили, что необходимо немедленно сняться с якоря. Может быть, погода разгуляется на несколько дней, а этим следует воспользоваться.
   Пол-острова было залито водою. Пришлось пробираться к плоту чуть ли не вплавь. Женщин и детей снесли на руках.
   Хорошо, что догадались крепко привязать плот канатами, иначе бы его, несмотря на два якоря, сорвало и унесло. Тогда переселенцам пришлось бы проститься не только со всеми их радужными мечтами и надеждами, но, пожалуй, и с самой жизнью!
   - Лимпопо сильно вздулась, - сказал бааз. - Еще день такого ливня - и нас затопило бы.
   На плоту все, что не было прикрыто просмоленной парусиной, размокло, но это не особенно пугало путешественников. Они хорошо знали, что стоит показаться солнцу - и в несколько часов все снова будет сухим.
   Как только готтентоты и кафры перенесли на плот последнюю вещь из шалашей, бааз приказал поднять якоря.
   - Прощай, Мейстья! - прокричали Пит и Людвиг, махая шляпами.
   - Ну этот островишко не заслуживает такого прекрасного имени, - заметил Андрэ. - Мы ему доверились от всей души и чуть было не погибли на нем... Я убежден, что мадмуазель Мейстья никогда не будет такой предательницей.
   - Да разве остров виноват, что Лимпопо вышла из берегов? - возразил Пит. Этот остров дал нам целое богатство - вот о чем следует помнить и не поминать его лихом. Я нахожу, что он вполне заслуживает данного ему имени. Вместо того, чтобы подвергать этот остров напрасным порицаниям, я нахожу, что следует проститься с ним как можно душевнее, и предлагаю крикнуть ему на прощанье ура... Да здравствует остров Мейстья! Ура!
   Все единодушно подхватили этот крик, далеко разнесшийся потом по реке...
   С этой минуты плавание продолжалось без всяких препятствий и приключений. Плыли теперь уже безостановочно, чтобы достичь Порт-Наталя до возобновления дождей. Во избежание всяких случайностей ночью раскладывался на очаге громадный костер, и на обеих сторонах плота ставились надежные часовые.
   Через пять дней, в течение которых небо хотя и было пасмурным, но не разражалось ни дождем, ни грозою, путешественники достигли устья Лимпопо. Здесь уже труднее было пробираться между множеством подводных камней, но благодаря такому искусному лоцману, каким оказался Карл де Моор, плот прошел везде благополучно.
   Переселенцы теперь глядели весело. Опасностей более не предвиделось, особенных затруднений и лишений тоже. Все это осталось позади и предано было полному забвению.
   Надежда на Бога не изменила честным, мужественным боерам, поддержав их в трудные минуты различных испытаний.
   Вот, наконец, переселенцы прибыли в Гоаский залив.
   Лауренс не ошибся: здесь действительно был небольшой порт, и в нем, к изумлению путешественников, стоял на якоре какой-то трехмачтовый корабль.
   - Вот удача-то нам! - воскликнула Катринка, весело хлопая в ладоши, когда заметила белые паруса.
   - Погоди радоваться, - сказал Ян ван Дорн. - Может быть, судно идет на север. Тогда мы им не сможем воспользоваться.
   Но корабль, как оказалось, шел именно в Порт-Наталь. Капитан корабля охотно принял к себе на борт переселенцев, сразу поняв, что это не какие-нибудь искатели приключений, а состоятельные люди, имеющие возможность хорошо заплатить.
   Когда же он увидел громадную массу ценных клыков гиппопотамов, то стал относиться к боерам прямо-таки с уважением.
   Путешественники предполагали пробыть в Порт-Натале лишь столько времени, сколько им было нужно для продажи своей добычи. Затем они рассчитывали отправиться искать удобное место для поселения.
   Но едва корабль вошел в гавань Порт-Наталя, они сейчас же узнали там такую важную и приятную новость, что сразу изменили свой план. Оказалось, что во время их странствования по пустыне трансваальцы восстали против своих поработителей-англичан, и свершилось то, что в английской истории известно под названием восстания в Трансваале, а в летописях голландской колонии носит название борьбы за освобождение.
   Эти честные и храбрые патриоты приобрели себе свободу слишком дорогою ценою - ценою собственной жизни и жизни многих своих близких. Тяжелы были для них дни при Лаинг Неке и Шпиц Копе, но зато они возвратили себе драгоценнейший дар - свободу, и это вознаградило их за все понесенные ими потери.
   Ввиду этой благоприятной вести наши эмигранты единодушно решили возвратиться назад на родину, покинутую ими лишь из нежелания находиться под игом ненавистных англичан.
   Добровольный их уход с родной земли не имел теперь смысла. Радость наполняла сердца переселенцев, не исключая и темнокожих, когда они узнали об освобождении Трансвааля.
   Одно только смущало боеров - это то, что они усомнились в стойкости своих соотечественников и покинули их как раз в ту минуту, когда те подняли священное знамя борьбы за свободу. Следовало бы присоединиться к ним, а не бежать так малодушно, подобно трусам...
   Но ошибка была уже сделана, и исправить ее не представлялось возможным. Боеры, как мы уже говорили, не любили предаваться бесплодным терзаниям. Что сделано, того не воротишь. К тому же невольная вина их была отчасти искуплена перенесенными ими во время странствования лишениями и невзгодами, так что совесть их могла успокоиться.
   Окончив продажу добычи, давшую довольно значительную сумму, бааз собрал вокруг себя всю свою колонию и сказал:
   - Дорогие друзья! Мы вместе с нашими слугами подвергались опасностям, вместе с ними переносили всевозможные лишения и боролись с различного рода препятствиями. Теперь настала пора расстаться с ними. Я хочу на прощанье поблагодарить их за добрую службу и за доверие, которое они оказывали нам во всех случаях. Я не слыхал от них ни ропота, ни упреков, а видел только их усердие и добросовестное исполнение обязанностей. Я вполне оценил это и решил вознаградить их по заслугам.
   Он подозвал к себе темнокожих, почти ничего не понявших из его речи, и раздал каждому по горсти блестящих золотых монет. Нужно было видеть, какою радостью засияли лица темнокожих, отроду не имевших у себя в руках такой суммы. С глубокою благодарностью они приняли эту действительно щедрую плату из рук уважаемого хозяина.
   Прощание белых со своими темнокожими спутниками было самое трогательное.
   - Теперь позвольте мне сказать несколько слов о наших молодых охотниках, продолжал Ян ван Дорн. - Они доказали, что, несмотря на молодость, на них можно положиться. Оконченное нами странствование и борьба со всевозможными препятствиями и страшными опасностями вполне, мне кажется, убедили нас, что они достойны славного имени боеров. Из общей нашей добычи на их долю причитается такая сумма, которая навсегда обеспечивает им полную независимость, если они будут работать так, как работали мы, старики... Я уверен, что они и в этом отношении пойдут по нашим стопам и научат тому же своих детей. Вам известно, чтобы быть полноправным гражданином, по нашим понятиям, необходимо обзавестись семьей. Во время пути сюда я заметил, что наши дети уже выбрали себе спутников жизни. Пусть будет так. Только при свободном выборе и может быть истинное счастье. Я разрешаю Питу жениться на Катринке, Андрэ взять себе в жены Мейстью, а Людвигу отдаю руку моей старшей дочери Рихии, если, конечно, родители молодых людей не будут иметь ничего против этого.
   В порыве благодарности и искренней, неподдельной радости, молодые люди бросились на шею доброго и проницательного бааза, сумевшего осчастливить всех сразу.
   Девушки, хотя и были не менее рады, но не решались так открыто высказать этого. Только вспыхнувшие щечки и засверкавшие глазки красавиц красноречивее всяких слов доказали то, чего не позволяла им сделать врожденная скромность.
   Один Лауренс де Моор стоял грустно опустив голову.
   Но вот бааз заговорил снова:
   - Если моя младшая дочь Анни не слишком неприятна Лауренсу и его отец, мой уважаемый друг Карл де Моор, не будет иметь ничего против, то я желал бы видеть и их супругами... У нас, значит, будет сразу четыре свадьбы. Вот попируем-то! - с улыбкою добавил он, потирая руки.
   Лауренс поднял голову и со слезами бросился в объятия отца.
   Карл де Моор влажными глазами несколько секунд глядел на Яна ван Дорна.
   - Бааз, - проговорил наконец он дрожащим от глубокого волнения голосом, вы - самый лучший и благороднейший человек в мире! Я, конечно... но...
   - Э, полноте!.. - перебил ван Дорн. - Я, право, нисколько не лучше других честных людей... Успокойтесь. Не нужно так волноваться. Значит, вы согласны?.. Лауренс, обними меня!
   И благородный человек крепко прижал к сердцу сына своего бывшего врага.
   - О ван Дорн, ван Дорн! - воскликнул Карл де Моор. - Позвольте мне хотя бы теперь рассказать...
   - Нет, не позволю, дорогой друг! - шутливо-строгим тоном перебил ван Дорн. - Вы знаете, я люблю, чтобы мне беспрекословно повиновались люди, избравшие меня баазом. Вот поэтому-то я и не позволю вам никогда ни одним словом заикаться и вспоминать о ваших бывших... несчастьях. Лишь с этим условием наша дружба никогда не прекратится. Давайте вашу руку и обнимите меня, как друга и будущего родственника.
   И эти сильные духом люди крепко обнялись.
   Хотя никто не понял истинного смысла слов, произнесенных Карлом де Моором и Яном ван Дорном, но тем не менее все дружно воскликнули:
   - Да здравствует наш славный и благородный бааз!
   Далеко разнесся по окрестностям Порт-Наталя этот единодушный и искренний крик переселенцев.