Пять тысяч долларов жалованья за службу меньше месяца должны были вызвать подозрения у каждого.
Кроме того, наниматель потребовал, чтобы никто не отказывался ни от какого приказания. Но нанятый под такими условиями экипаж был не такого сорта, чтобы беспокоиться из-за такого вздора, и большинство поступивших на чилийское судно было готово на любое преступление.
Гомес пребывал в неведении, хотя и заметил, что люди шепчутся между собой, и опасался неприятностей.
Хернандес был того же мнения. Но, стоя вместе у руля, они говорили совсем не о том. Их мысли были устремлены на другое. Руководила ими не корысть, а любовь. Они беседовали тихо, но желавшие могли расслышать их разговор. Однако кругом никого не было. Вахтенные сменились и теперь были внизу, капитан спал в каюте и пассажиры тоже.
О двух из пассажиров и говорят эти люди и таким языком, который кажется невероятным в устах простых матросов.
Впрочем, это не покажется странным тому, кто знаком с Хилем Гомесом и Хернандесом и кому известны их замыслы относительно молодых девушек. Разговор начал Гомес.
- Как быть с ними, когда мы высадимся?
- Женимся на них, вот и все, - ответил другой. - По крайней мере, я так решил. А ты что думаешь относительно Иньесы Альварес?
- Только бы удалось. Насчет этого беспокоиться нечего.
- Хорошо бы! Но боюсь, могут быть препятствия. Одно-то во всяком случае.
- Какое же?
- А если они не согласятся?
- Да плевать на то, согласятся они или нет! Мы обвенчаемся с ними, вот и все. Я все улажу, если только не заблуждаюсь насчет того, куда мы едем, и насчет людей, которых мы там встретим. Когда я в последнее время был в Сантьяго, там у меня были знакомые, которые, думаю, не забыли меня до сих пор и не откажутся оказать мне услугу, особенно если я заплачу, да еще золотом. Если падре Падьерна еще жив, он-то и обвенчает меня с Кармен Монтихо. Лет девять, как я не видал почтенного отца. Может быть, он уже протянул ноги, а может быть, и жив еще. Не беда, даже если он и умер. Молодой падре Гонзаго был приходским священником в деревушке. Теперь он, пожалуй, достиг более высокого сана. Но я уверен, что он еще не забыл то время, когда мы вместе с ним совершали разные любовные похождения. Как видишь, дружище, мы пристанем не к пустынному берегу, населенному дикарями, а, напротив, в такое местечко, где есть все, что требуется цивилизованному человеку, даже святой отец для церковного обряда, да еще такой, который не позволит себе никаких нескромных вопросов. И никто не почувствует угрызений совести, особенно когда я покажу им, как блестит тот металл, которым будут набиты наши карманы. А если не окажется ни того, ни другого, так найдется еще кто-нибудь, кто навеки упрочит наше счастье. Словом, мы прямо идем в рай.
- Послушать тебя, так все хорошо.
- Да уж поверь, я тебе говорю. Только бы прибыть в Верагуа с нашими женами, а уж там они не будут спорить с нами. И мы сможем вести открытую жизнь. С деньгами в кармане можно позволить себе роскошь ехать туда, куда хочешь. А возвращаться в милую Калифорнию, как ты выражаешься, у тебя пропадет охота, когда ты побудешь в раю.
- Итак, ты решил, что мы должны жениться?
- Да, понятно! Ты можешь поступить, как хочешь, но мне кажется, у тебя такие же основания, как и у меня, стремиться к тому, чтобы твоя сеньорита стала сеньорой.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да то, что и у той, и у другой имения в Испании. Один человек сообщил мне, что донна Кармен получает большое наследство от отца. Я не говорю про золотой песок, я говорю об имении, которое старику должно достаться в Бискайе. В один прекрасный день это имение будет мне принадлежать. А твоя владеет землей в Андалусии и несколькими домами в Кадисе. Чтобы все это получить, надо на них жениться. А то у нас не будет ни прав на владение, ни возможности показаться в Испании.
- Это приятно слышать, - сказал Хернандес. - Но, как хочешь, верь мне или не верь, а я сгораю от любви к Иньесе и согласен быть ее мужем, даже если бы у нее не было ни гроша за душой.
- Скажи лучше, повелителем, каким я хочу быть для Кармен Монтихо. Только бы нам высадиться на берег, я научу ее быть послушной. А если она не согласится, то, женившись на ней, дам развод. Но прежде я приобрету все ее имения, а после этого - скатертью дорога!
Какое-то время оба молчали. Потом Хернандес сказал:
- Не хотелось бы мне старика убивать. Как бы удалить его иным способом?
- Ах, дьявол! Вечно ты ноешь! Мы не сможем оставить его в живых! Ты понимаешь, чем это кончится для нас. Дон Грегорио, капитан, старший помощник и черномазый негр должны умереть.
- Черт возьми, я не хочу идти на убийство!
- Какое там убийство! Они могут утонуть. И убивать их мы не будем. Мы их свяжем, потом сделаем течь в судне. Пока корабль будет тонуть, мы уплывем далеко. А ты, впечатлительный друг, не увидишь и не услышишь ничего. Как же иначе? Позволить им остаться в живых, значит самим вечно бояться. Ты, чего доброго, согласишься и на это, и даже уступишь кому-нибудь свою Иньесу.
- Ну нет, скорее я наложу на себя руки или убью ее! Слушай, посмотри-ка, что там делается!
У люка теснилась куча людей. Там собрался весь экипаж "Кондора".
Что это такое? Вахта, которая сменилась, должна была отдыхать. Чего это они все на палубе?.. И рулевой, и его товарищ...
Приятели стоят в недоумении. К ним направляется младший помощник.
- Что там за сборище? - спросил его Гомес.
- Мятеж, - ответил Падилья. - Люди, которых мы наняли, взбунтовались. Им известно про золотой песок.
- Чего они хотят?
- Чтобы мы поделились поровну. Они говорят, что вынудят нас с этим согласиться.
- Черт возьми их всех!
- Дело это затеял старый каторжник. Но что всего удивительнее, так это то, что старший помощник знает о нашем заговоре и желает принимать в нем участие. Он стал во главе бунтовщиков. Они клянутся, что если мы не захотим поделиться поровну, то они силой возьмут свое. Я пришел, чтобы посоветоваться с вами.
- Они твердо стоят на своем, говоришь ты?
- Все в один голос говорят одно.
- Мне кажется, - сказал Гомес, - нам придется согласиться с их требованиями. Другого выхода я не вижу. Иди скорее к ним и постарайся успокоить и задержать их, чтобы мы имели время подумать. Ах, черт возьми! Вот неожиданная неприятность.
Падилья уже хотел идти к собравшимся у люка, когда заметил, что они все направляются к корме. Не задумываясь, они вошли туда, куда обычно вход был воспрещен, а затем окружили руль.
Кроме младшего помощника и повара, весь экипаж был налицо.
Споры были непродолжительными. Главным образом говорил Гарри Блью и Джек Страйкер. Остальные или поддерживали их одобрительными восклицаниями, или просто делали сочувственные жесты.
- Доли должны быть равны, - сказал старший помощник.
- Это наше условие! - с ругательством вмешался Страйкер.
- Иначе мы не согласны!
- Мы все стоим за это! - закричал Девис.
- Само собой разумеется! - вторил француз. - Я стою за права матросов и за демократическое право. Да здравствует равенство!
Происходит короткая, но бурная сцена. Испанцы понимают, что их мало, и им ничего не остается, как согласиться на поставленные условия. После этого часть экипажа уходит в каюту, а остальные бродят по палубе.
Хиль Гомес все еще стоит у руля вместе с Хернандесом. Какое-то время они молчали. Неприятно лишиться пятидесяти тысяч долларов, а за эти десять минут они их потеряли.
- Не беспокойся, друг, - обратился к Хернандесу Гомес. - Денег у нас будет много, и в будущем у нас есть на что рассчитывать.
- На что?
- А наши замки! Только не воздушные, а настоящие, в Испании.
ХLIV. Недоумение
Морская болезнь ни с кем не церемонится. С ней приходится знакомиться пассажирам разного возраста и пола.
Иньеса и Кармен уже бывали в море. Им пришлось переплывать океан, когда они ехали из Испании. Но это не спасло их от мучительной и неприятной болезни. Вот уже несколько дней, как они не выходят из каюты.
Женской прислуги на корабле нет. Очевидно, капитан, никогда не державший женской прислуги, не подумал об этом. Он заботился только о том, чтобы набрать экипаж. Горничная же, служившая раньше барышням, в самый последний момент отказалась ехать и осталась на берегу.
Однако у девушек не было причин жаловаться на отсутствие ухода. Старый негр-повар служил им, как только мог. Под грубой, черной кожей у него билось мягкое сердце, и он окружал барышень вниманием и заботой. Капитан Лантанас не уступал ему в этом и посвящал путницам большую часть своего времени. Он придумывал все, что могло бы облегчить их болезнь.
Вскоре они пришли в себя, сначала более крепкая Кармен, а затем Иньеса. Они уже выходили из каюты и теперь решились выйти на верхнюю палубу. До этого они видели только дона Грегорио, капитана и негра. Весь остальной экипаж им был совершенно незнаком. Однако, среди него есть один, кого они очень хотели бы видеть - матрос, получивший должность старшего помощника. Им очень хотелось поговорить с Гарри Блью о своих кавалерах.
Кармен твердо уверена, что у матроса есть поручение к ним, и что если он до сих пор не исполнил его, то только потому, что не нашел удобного случая.
Ей хотелось перекинуться словом с этим человеком и добиться от него необходимых объяснений. Такое же желание испытывает и Иньеса. Она не чувствует себя оскорбленной, как тетка, но и ей интересно просто пообщаться.
Но пока такой возможности не представилось. Они видели Гарри, но как раз в то время он был погружен в свои обязанности помощника капитана.
На то, что он сам подойдет к ним, девушки не рассчитывали, а позвать его им было неудобно, да и сам он, вероятно, испытывал неловкость, когда их видел. Правда, на корабле он помощник капитана, но все-таки простой матрос и не может считать себя подходящим собеседником для знатных барышень.
Наконец, случай представился. Девушки сидели у двери, ведущей в каюты. Капитан стоял рядом с ними и рассказывал о корабле и местности, по которой они проезжали, но сухая лекция добродушного капитана мало интересовала барышень. Они невнимательно слушали, и даже две исполинские обезьяны, с визгом прыгавшие по палубе, не привлекали их внимания.
Наконец капитана позвали по делам службы. Он извинился перед дамами, и те с облегчением вздохнули. Они заметили помощника капитана и решили, что в этот раз найдут возможность поговорить с ним. Он, как всегда, очень занят.
Девушки сидели в ожидании. Гарри Блью в толпе матросов возился около лодки. Наблюдая за ним, Кармен и Иньеса невольно обратили внимание на окружающих его. Внешность этих людей просто поразила их. Ни одного симпатичного лица! У всех угрюмый и мрачный вид. Никогда не приходилось им раньше видеть таких отталкивающих лиц даже на улицах Сан-Франциско. Им пришлось даже отвернуться, чтобы не встречаться со взорами, нагло устремленными на них.
В это время Гарри отошел от матросов и направился к капитану Лантанасу. Он прошел мимо барышень. Те приветливо поздоровались с ним, но, к их удивлению, Гарри ответил ледяным тоном. Это отбило всякое желание говорить с ним.
Девушки сразу же поспешили в каюту, огорченные, не понимая, в чем дело. Такое поведение старшего помощника не могло их не огорчить. У них пропала охота вступать с кем-либо из экипажа в разговор, кроме добродушного капитана и негра, который предан им.
Теперь у девушек совсем пропало желание выходить на верхнюю палубу, и им не хотелось встречаться с человеком, который что-то, вероятно, знает об измене их женихов.
Действительно ли это измена? И если измена, то почему вдруг?
Последние дни девушки только об этом и говорили, время от времени глядя на обручальные кольца, которые должны были бы служить залогом верности.
Теперь уже нет той надежды, которая их утешала при прощании и выражалась в словах:
- До свидания в Кадисе!
XLV. Вдоль берега
- Земля! - крикнул с мачты сторожевой матрос. Капитан Лантанас не знал точно, где они находятся. Он почти был уверен, что это Верагуа, но не решался утверждать, какое именно место.
В полдень, при безоблачном небе, он определил по солнцу, что они в районе 7° 20? северной широты и 82° 12? западной долготы. Показавшаяся земля - или остров Койба, или другой небольшой остров Хикарон, лежащий к западу от провинции Верагуа, в ста милях от входа в тот Панамский залив, куда направляется "Кондор".
Сделав свои вычисления, капитан занес их в журнал. Записывая их, чилиец и не представлял, какое значение будет иметь эта запись впоследствии. Если бы еще накануне вечером, делая свои вычисления по звездам, он, как астролог, мог бы прочесть по ним будущее, ему стало бы ясно, что вряд ли ему придется еще что-нибудь записывать в этот журнал.
Ветер дул по направлению к Панамскому заливу. "Кондор" шел с севера, и мыс Кабо-Мала появился перед ним. Капитан заметил, что судно держится слишком близко к берегу, и крикнул:
- Правее держи! Дальше от берега!
Потом он закурил папиросу, уделил несколько минут своим обезьянам, которые, по обыкновению, ласкались к нему, и отправился к дамам.
Девушки наверху вместе с отцом восхищенно смотрели на берег. Они впервые увидели землю с тех пор, как покинули Калифорнию.
Путешествие утомило их. Ведь пройдено три тысячи миль среди водной пустыни, где только раз или два мелькали белые паруса, разнообразя синеющую даль.
Вид земли и мысль о том, что скоро путешествие кончится, обрадовали всех пассажиров, не говоря уже о том, что Лантанас уверял их, что через двадцать четыре часа они будут в Панамском заливе, а еще через сутки у пристани старинного порта, который так часто грабили флибустьеры.
Оговорка капитана "если ветер и погода не помешают" не ухудшила настроения пассажиров.
Небо ярко-синего цвета, ветер надувает паруса и дает судну благоприятное направление. Целый час прошел наверху в приятной беседе; но тропическое солнце напоминает всем о сиесте, полуденном сне, к которому так привыкли испано-американцы.
Капитан тоже любит вздремнуть в полдень, да на палубе нечего и делать: широта известна, курс вычислен. Он передал команду младшему помощнику. Но прежде чем лечь, он позвал повара и приказал ему приготовить превосходный обед, чтобы отпраздновать приближение к берегу. После этого капитан уснул.
На верхней палубе остались только рулевой да младший помощник. Матросы, отдыхавшие от службы, валялись на койках, а вахтенные прятались в тени от знойного солнца.
Ветер становился тише, и судно еле-еле двигалось вперед. Только орангутанги весело прыгали по палубе, не только не тяготясь, но даже радуясь палящему зною. Они гонялись друг за другом, нарушая воцарившуюся тишину. Волны не плескались, и ветер не шумел в такелаже.
"Кондор" делал не более двух узлов в час. Ветер дул справа и уж не попутный. Очевидно, что шхуна взяла другой курс: рулевой вместо того, чтобы, по приказанию капитана, держать вправо, держал влево.
Судно шло к берегу. У руля моряк Хиль Гомес. Тут же находился Падилья, младший помощник, который знаком с управлением кораблем и не может не видеть, что рулевой правит к берегу.
Приказание капитана не исполнено просто потому, что люди, управляющие "Кондором", вовсе не желают, чтобы он вошел и Панамский залив. Это видно из их разговора.
- Вам хорошо знаком этот берег? - говорит Падилья, указывая на черту, виднеющуюся с левой стороны.
- Знаю на нем каждую пядь и могу указать, где высадиться. Вот тот мыс с левой стороны - Пунта-Марьетта. Смотрите, не забудьте обойти его до сумерек. Потом, когда вечером поднимется ветер с берега, трудно будет, миновав его, поворачивать назад. Поэтому со слабым ветром мы уйдем недалеко. Когда капитан пойдет обедать, мы повернем и пойдем вдоль берега, пока не увидим место, где можно высадиться. Опасаться Лантанаса нечего. Я сам слышал, как он заказывал вкусный обед, чтобы угостить на прощанье пассажиров. Этот вечер, разумеется, он проведет внизу и, понятное дело, выпьет. Дело-то, как будто, налаживается. А?
- Да, - сказал Гомес. - Хлопот будет меньше и проливать крови не придется. После обеда барышни, конечно, пойдут наверх. А дон Грегорио и капитан, может быть, останутся внизу.
Наступил час смены.
Гарри Блью сменил Падилью, а Страйкер Гомеса. В тот же момент из люка высунулась голова Лантанаса.
Гомес тотчас же бросился к рулю и с помощью Страйкера повернул колесо, чтобы дать шхуне прежнее направление.
- Боже милостивый! - воскликнул капитан, мигом очутившись на палубе.
То, что он увидел, не только удивило его, но и страшно рассердило: с борта он увидел прямо перед собой берег. Потом он посмотрел налево и там увидел длинную косу, которая выходила далеко в море и теперь почти упиралась в нос шхуны.
Этот мыс, Пунта-Марьетта, был ему знаком. Он не может быть впереди, если приказание его исполнено.
- Это что значит? - закричал он, не веря своим глазам и протирая их. Разве я велел держать к берегу?
Страйкер, ворча, исполнил приказание, и шхуна опять пошла с попутным ветром. Капитан с сердцем спросил его, почему он не исполнил команды. Тот оправдывался тем, что только что сменился и не знал отданного приказания. Сам он не менял курса корабля. Он держал тот курс, который был раньше.
- Кто был до того у руля? - с раздражением закричал капитан.
- Хиль Гомес, - недовольно ответил Страйкер.
- Да, он, - поддержал его старший помощник, вслед за капитаном явившийся на корму. - Вахту держал Падилья, а Гомес был у руля.
- Где он? - закричал капитан, выходя из себя.
- Должно быть, пошел вниз.
- Позвать его сюда ко мне!
Старший помощник бросился за Гомесом и вскоре вернулся с ним.
- Это что значит? - спросил капитан. - Ты был рулевым? Как ты правил?
- Как было приказано, капитан.
- Врешь! Если бы ты правил, как было приказано, у нас не мог бы быть берег под носом!
- Знать ничего не знаю! - возразил угрюмо матрос. - Я держался курса так, как вы велели. Не моя вина, если вы ошиблись. А выслушивать выговоры мне неприятно.
Капитан в недоумении опять повернул голову назад и оглядел очертания берега. Может, он действительно ошибся? Рулевой, по-видимому, так уверен в том, что он прав, что капитан больше не делал ему никаких выговоров. Еще не поздно уйти от мыса, и Лантанас успокоился на этот раз и рад, что можно закончить разговор, который ему так неприятен.
"Кондор" возвращается к прежнему курсу и опять идет с попутным ветром, огибая на значительном расстоянии мыс.
Наступил вечер, и ветер стал дуть с берега. Лантанас знал это место и не сомневался, что теперь опасность миновала. Успокоенный, он возвратился в рубку и сел с пассажирами за накрытый стол.
ХLVI. Панама или Сантьяго
Когда настало время для смены ночной вахты, забили склянки. Ими предполагалось усыпить внимание капитана Лантанаса, который мог удивиться страшной тишине и заподозрить недоброе.
Решено было в эту ночь обеим вахтам собраться наверху не для того, чтобы лучше править судном, а, напротив, чтобы лучше погубить его.
Едва ночной мрак окутал своим покровом море, как весь экипаж, кроме рулевого, собрался вместе. Между заговорщиками находился и Гарри Блью. Он не просто участник, он предводитель. Это ясно из его слов, это подтверждается его поведением с того самого дня, когда он объявил Страйкеру, что присоединяется к ним. Прежде всего он поддержал Страйкера, когда тот требовал равного дележа. Кроме того, как старший на судне, он имеет влияние на остальных. И теперь он по праву командует грабителями, и все они готовы его слушаться.
Собравшись все вместе, злодеи стали обсуждать самый важный вопрос - где пристать? Возникло разногласие. Одни предлагали сначала высадиться на берег, другие хотели во что бы то ни стало войти в Панамский залив. За последнее высказался и старший помощник. В защиту своего мнения он сказал:
- Войдя в Панамский залив, мы будем близко от города и скорее доберемся до него. Там множество судов, и каждый может отправиться куда ему угодно. Панама битком набита иностранцами, стремящимися в Калифорнию, и нас никто не приметит среди отъезжающих и приезжающих. А на пустынном берегу, далеко от города, среди маленьких рыбацких деревушек, нас переловят по одному и засадят в тюрьму. А может случиться и так, что мы попадем на берег, где живут индейцы, и мы лишимся не только золота, но и жизни. Даже если мы не встретим индейцев, мы можем заблудиться в лесах. Тропические леса так густы, что выбраться из них нелегко. Сколько рассказывают о беглых матросах, которые пропали в таких лесах. А потому я советую войти на шхуне в Панамский залив и, приблизившись к порту, высадиться на берег. Залив так велик, что можно выбрать подходящее место.
- Мы выслушали вас, Блью, - возразил Гомес. - Теперь позвольте мне вам сказать, что все ваши доводы за то, чтобы идти в Панамский залив, легко опровергнуть. Вы не упомянули о самом важном. По дороге в Панамский залив мы встретим много кораблей. Если в числе их окажется английский военный фрегат или американский крейсер, и за нами будет погоня, то что прикажете делать?
- Ерунда! - сказал Блью. - Есть чего трусить! Журнал у нас в порядке. Пусть догоняют.
- А если на нас нападут в тот самый момент, когда мы должны будем высадиться на берег? - сказал Гомес. - Да ведь и другие суда могут следить за нами! Этот берег я отлично знаю. Я на нем провел несколько лет, когда занимался контрабандой. Мы могли бы, положим, высадиться милях в двадцати от порта и тогда пробраться в него без труда, но и в этом случае нам угрожает опасность, большая, чем дикари, которых так боится старший помощник. Здесь же мы находимся близ заброшенной Никарагуанской дороги, которая ведет через перешеек и тех, кому нужна Панама, прямехонько приведет в этот город. Но есть и другой пункт, не хуже Панамы и для нас более подходящий, где нас не подстерегут неприятности; это Сантьяго, столица провинции Верагуа. От берега день ходьбы, и дорога к нему ведет хорошая. Важно, чтобы местопребывание наше было безопасно. А в этом случае я могу поручиться за Сантьяго. Если с тех пор, как я не бывал в нем, люди и их нравы не изменились, мы найдем там хороший прием. С деньгами мы купим весь город и всех судей.
- Вот это городок! - воскликнули некоторые голоса. - Идем в Сантьяго!
- Прежде надо повернуть, - сказал Гомес, - и пройти вдоль берега, чтобы высадиться.
- Повернуть! - насмешливо отозвался Блью. - Этак можно налететь на подводные скалы. Вот они! Я вижу везде, куда только проникает глаз, буруны по всему берегу. Тут не пройдешь и на шлюпке, ее разобьет.
- А я знаю несколько мест, - сказал Гомес, - где не только что шлюпка, а пройдет и целый корабль.
- Не зевать, братцы! - вскричал Падилья, полный нетерпения. - Мы только даром тратим время! Повернем к берегу и будем держаться его, как говорит Гомес. Я поддерживаю его, а если есть несогласные, будем голосовать.
- Не надо, все согласны!
- Если так, - сказал Гарри Блью, не скрывая своего неудовольствия, - не хочу идти против всех. Как хотите, но я остаюсь при своем мнении: идти в Панамский залив было бы безопасней.
- Сантьяго именно такой город, какой нам нужен. Мы все идем туда. Шхуну надо повернуть, и нечего терять больше времени. А попадем на рифы, так "Кондору" придет конец раньше, чем нам это нужно. Ветер теперь береговой.
- Принимайтесь за дело! - сказал младший помощник. - Становитесь на руль, Гомес! - скомандовал Падилья, чувствуя, что он приобрел теперь влияние, и воспользовался этим, чтобы взять власть в свои руки.
Младший помощник подошел к рулевому и что-то шепнул ему на ухо. Руль повернут, и нос плавно описал полукруг. А матросы между тем распоряжались со снастями и парусами, чтобы поставить их соответственно курсу. На этот раз они не поют, как всегда, а работают молча. И в этом безмолвии шхуна кажется видением, а команда - призраками.
XLVII. Веселая компания
Рубка на "Кондоре" уютная, как это обычно на коммерческих судах.
Она предназначается не для пассажиров, а для капитана и устраивается по его вкусу.
Очевидно, у Лантанаса вкус более тонкий, чем у его матросов. Рубка хотя и не роскошно обставлена, но меблирована недурно и с некоторым комфортом. Кроме необходимых инструментов: подзорной трубы, хронометра, компаса и барометра, тут стоит шкаф, заполненный книгами в красивых переплетах. Между дверями, ведущими в другие каюты, вставлены зеркала. В комнате два дивана с ящиками внизу, в которых уложен золотой песок дона Грегорио. Посередине стол на красивых точеных ножках, ввинченных в пол. Он из красного дерева и занимает шесть футов в длину и четыре в ширину. Здесь же два больших кресла. Над столом полка со стаканами. Под потолком медная, блестящая лампа, подвешенная так, чтобы стол ярко освещался.
Стол заставлен серебром и хрусталем. На блюдах самое вкусное, что только мог приготовить повар "Кондора". А графины и бутылки наполнены лучшими винами.
Во главе стола сидит капитан, напротив дон Грегорио, а справа и слева расположились барышни.
Судно идет по ветру. Качки нет.
На белоснежной скатерти посередине стола стоит ваза с фруктами и цветами, которые распустились, благодаря стараниям капитана, несмотря на морской воздух.
Фрукты такие же яркие, как и цветы. Они из Калифорнии, которая ими славится. Тут персики, сливы, выращенные в садах Сан-Франциско, виноград и дыни из южного Лос-Анджелеса, апельсины, бананы, киви, ананасы из Сан-Диего.
Кроме того, наниматель потребовал, чтобы никто не отказывался ни от какого приказания. Но нанятый под такими условиями экипаж был не такого сорта, чтобы беспокоиться из-за такого вздора, и большинство поступивших на чилийское судно было готово на любое преступление.
Гомес пребывал в неведении, хотя и заметил, что люди шепчутся между собой, и опасался неприятностей.
Хернандес был того же мнения. Но, стоя вместе у руля, они говорили совсем не о том. Их мысли были устремлены на другое. Руководила ими не корысть, а любовь. Они беседовали тихо, но желавшие могли расслышать их разговор. Однако кругом никого не было. Вахтенные сменились и теперь были внизу, капитан спал в каюте и пассажиры тоже.
О двух из пассажиров и говорят эти люди и таким языком, который кажется невероятным в устах простых матросов.
Впрочем, это не покажется странным тому, кто знаком с Хилем Гомесом и Хернандесом и кому известны их замыслы относительно молодых девушек. Разговор начал Гомес.
- Как быть с ними, когда мы высадимся?
- Женимся на них, вот и все, - ответил другой. - По крайней мере, я так решил. А ты что думаешь относительно Иньесы Альварес?
- Только бы удалось. Насчет этого беспокоиться нечего.
- Хорошо бы! Но боюсь, могут быть препятствия. Одно-то во всяком случае.
- Какое же?
- А если они не согласятся?
- Да плевать на то, согласятся они или нет! Мы обвенчаемся с ними, вот и все. Я все улажу, если только не заблуждаюсь насчет того, куда мы едем, и насчет людей, которых мы там встретим. Когда я в последнее время был в Сантьяго, там у меня были знакомые, которые, думаю, не забыли меня до сих пор и не откажутся оказать мне услугу, особенно если я заплачу, да еще золотом. Если падре Падьерна еще жив, он-то и обвенчает меня с Кармен Монтихо. Лет девять, как я не видал почтенного отца. Может быть, он уже протянул ноги, а может быть, и жив еще. Не беда, даже если он и умер. Молодой падре Гонзаго был приходским священником в деревушке. Теперь он, пожалуй, достиг более высокого сана. Но я уверен, что он еще не забыл то время, когда мы вместе с ним совершали разные любовные похождения. Как видишь, дружище, мы пристанем не к пустынному берегу, населенному дикарями, а, напротив, в такое местечко, где есть все, что требуется цивилизованному человеку, даже святой отец для церковного обряда, да еще такой, который не позволит себе никаких нескромных вопросов. И никто не почувствует угрызений совести, особенно когда я покажу им, как блестит тот металл, которым будут набиты наши карманы. А если не окажется ни того, ни другого, так найдется еще кто-нибудь, кто навеки упрочит наше счастье. Словом, мы прямо идем в рай.
- Послушать тебя, так все хорошо.
- Да уж поверь, я тебе говорю. Только бы прибыть в Верагуа с нашими женами, а уж там они не будут спорить с нами. И мы сможем вести открытую жизнь. С деньгами в кармане можно позволить себе роскошь ехать туда, куда хочешь. А возвращаться в милую Калифорнию, как ты выражаешься, у тебя пропадет охота, когда ты побудешь в раю.
- Итак, ты решил, что мы должны жениться?
- Да, понятно! Ты можешь поступить, как хочешь, но мне кажется, у тебя такие же основания, как и у меня, стремиться к тому, чтобы твоя сеньорита стала сеньорой.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да то, что и у той, и у другой имения в Испании. Один человек сообщил мне, что донна Кармен получает большое наследство от отца. Я не говорю про золотой песок, я говорю об имении, которое старику должно достаться в Бискайе. В один прекрасный день это имение будет мне принадлежать. А твоя владеет землей в Андалусии и несколькими домами в Кадисе. Чтобы все это получить, надо на них жениться. А то у нас не будет ни прав на владение, ни возможности показаться в Испании.
- Это приятно слышать, - сказал Хернандес. - Но, как хочешь, верь мне или не верь, а я сгораю от любви к Иньесе и согласен быть ее мужем, даже если бы у нее не было ни гроша за душой.
- Скажи лучше, повелителем, каким я хочу быть для Кармен Монтихо. Только бы нам высадиться на берег, я научу ее быть послушной. А если она не согласится, то, женившись на ней, дам развод. Но прежде я приобрету все ее имения, а после этого - скатертью дорога!
Какое-то время оба молчали. Потом Хернандес сказал:
- Не хотелось бы мне старика убивать. Как бы удалить его иным способом?
- Ах, дьявол! Вечно ты ноешь! Мы не сможем оставить его в живых! Ты понимаешь, чем это кончится для нас. Дон Грегорио, капитан, старший помощник и черномазый негр должны умереть.
- Черт возьми, я не хочу идти на убийство!
- Какое там убийство! Они могут утонуть. И убивать их мы не будем. Мы их свяжем, потом сделаем течь в судне. Пока корабль будет тонуть, мы уплывем далеко. А ты, впечатлительный друг, не увидишь и не услышишь ничего. Как же иначе? Позволить им остаться в живых, значит самим вечно бояться. Ты, чего доброго, согласишься и на это, и даже уступишь кому-нибудь свою Иньесу.
- Ну нет, скорее я наложу на себя руки или убью ее! Слушай, посмотри-ка, что там делается!
У люка теснилась куча людей. Там собрался весь экипаж "Кондора".
Что это такое? Вахта, которая сменилась, должна была отдыхать. Чего это они все на палубе?.. И рулевой, и его товарищ...
Приятели стоят в недоумении. К ним направляется младший помощник.
- Что там за сборище? - спросил его Гомес.
- Мятеж, - ответил Падилья. - Люди, которых мы наняли, взбунтовались. Им известно про золотой песок.
- Чего они хотят?
- Чтобы мы поделились поровну. Они говорят, что вынудят нас с этим согласиться.
- Черт возьми их всех!
- Дело это затеял старый каторжник. Но что всего удивительнее, так это то, что старший помощник знает о нашем заговоре и желает принимать в нем участие. Он стал во главе бунтовщиков. Они клянутся, что если мы не захотим поделиться поровну, то они силой возьмут свое. Я пришел, чтобы посоветоваться с вами.
- Они твердо стоят на своем, говоришь ты?
- Все в один голос говорят одно.
- Мне кажется, - сказал Гомес, - нам придется согласиться с их требованиями. Другого выхода я не вижу. Иди скорее к ним и постарайся успокоить и задержать их, чтобы мы имели время подумать. Ах, черт возьми! Вот неожиданная неприятность.
Падилья уже хотел идти к собравшимся у люка, когда заметил, что они все направляются к корме. Не задумываясь, они вошли туда, куда обычно вход был воспрещен, а затем окружили руль.
Кроме младшего помощника и повара, весь экипаж был налицо.
Споры были непродолжительными. Главным образом говорил Гарри Блью и Джек Страйкер. Остальные или поддерживали их одобрительными восклицаниями, или просто делали сочувственные жесты.
- Доли должны быть равны, - сказал старший помощник.
- Это наше условие! - с ругательством вмешался Страйкер.
- Иначе мы не согласны!
- Мы все стоим за это! - закричал Девис.
- Само собой разумеется! - вторил француз. - Я стою за права матросов и за демократическое право. Да здравствует равенство!
Происходит короткая, но бурная сцена. Испанцы понимают, что их мало, и им ничего не остается, как согласиться на поставленные условия. После этого часть экипажа уходит в каюту, а остальные бродят по палубе.
Хиль Гомес все еще стоит у руля вместе с Хернандесом. Какое-то время они молчали. Неприятно лишиться пятидесяти тысяч долларов, а за эти десять минут они их потеряли.
- Не беспокойся, друг, - обратился к Хернандесу Гомес. - Денег у нас будет много, и в будущем у нас есть на что рассчитывать.
- На что?
- А наши замки! Только не воздушные, а настоящие, в Испании.
ХLIV. Недоумение
Морская болезнь ни с кем не церемонится. С ней приходится знакомиться пассажирам разного возраста и пола.
Иньеса и Кармен уже бывали в море. Им пришлось переплывать океан, когда они ехали из Испании. Но это не спасло их от мучительной и неприятной болезни. Вот уже несколько дней, как они не выходят из каюты.
Женской прислуги на корабле нет. Очевидно, капитан, никогда не державший женской прислуги, не подумал об этом. Он заботился только о том, чтобы набрать экипаж. Горничная же, служившая раньше барышням, в самый последний момент отказалась ехать и осталась на берегу.
Однако у девушек не было причин жаловаться на отсутствие ухода. Старый негр-повар служил им, как только мог. Под грубой, черной кожей у него билось мягкое сердце, и он окружал барышень вниманием и заботой. Капитан Лантанас не уступал ему в этом и посвящал путницам большую часть своего времени. Он придумывал все, что могло бы облегчить их болезнь.
Вскоре они пришли в себя, сначала более крепкая Кармен, а затем Иньеса. Они уже выходили из каюты и теперь решились выйти на верхнюю палубу. До этого они видели только дона Грегорио, капитана и негра. Весь остальной экипаж им был совершенно незнаком. Однако, среди него есть один, кого они очень хотели бы видеть - матрос, получивший должность старшего помощника. Им очень хотелось поговорить с Гарри Блью о своих кавалерах.
Кармен твердо уверена, что у матроса есть поручение к ним, и что если он до сих пор не исполнил его, то только потому, что не нашел удобного случая.
Ей хотелось перекинуться словом с этим человеком и добиться от него необходимых объяснений. Такое же желание испытывает и Иньеса. Она не чувствует себя оскорбленной, как тетка, но и ей интересно просто пообщаться.
Но пока такой возможности не представилось. Они видели Гарри, но как раз в то время он был погружен в свои обязанности помощника капитана.
На то, что он сам подойдет к ним, девушки не рассчитывали, а позвать его им было неудобно, да и сам он, вероятно, испытывал неловкость, когда их видел. Правда, на корабле он помощник капитана, но все-таки простой матрос и не может считать себя подходящим собеседником для знатных барышень.
Наконец, случай представился. Девушки сидели у двери, ведущей в каюты. Капитан стоял рядом с ними и рассказывал о корабле и местности, по которой они проезжали, но сухая лекция добродушного капитана мало интересовала барышень. Они невнимательно слушали, и даже две исполинские обезьяны, с визгом прыгавшие по палубе, не привлекали их внимания.
Наконец капитана позвали по делам службы. Он извинился перед дамами, и те с облегчением вздохнули. Они заметили помощника капитана и решили, что в этот раз найдут возможность поговорить с ним. Он, как всегда, очень занят.
Девушки сидели в ожидании. Гарри Блью в толпе матросов возился около лодки. Наблюдая за ним, Кармен и Иньеса невольно обратили внимание на окружающих его. Внешность этих людей просто поразила их. Ни одного симпатичного лица! У всех угрюмый и мрачный вид. Никогда не приходилось им раньше видеть таких отталкивающих лиц даже на улицах Сан-Франциско. Им пришлось даже отвернуться, чтобы не встречаться со взорами, нагло устремленными на них.
В это время Гарри отошел от матросов и направился к капитану Лантанасу. Он прошел мимо барышень. Те приветливо поздоровались с ним, но, к их удивлению, Гарри ответил ледяным тоном. Это отбило всякое желание говорить с ним.
Девушки сразу же поспешили в каюту, огорченные, не понимая, в чем дело. Такое поведение старшего помощника не могло их не огорчить. У них пропала охота вступать с кем-либо из экипажа в разговор, кроме добродушного капитана и негра, который предан им.
Теперь у девушек совсем пропало желание выходить на верхнюю палубу, и им не хотелось встречаться с человеком, который что-то, вероятно, знает об измене их женихов.
Действительно ли это измена? И если измена, то почему вдруг?
Последние дни девушки только об этом и говорили, время от времени глядя на обручальные кольца, которые должны были бы служить залогом верности.
Теперь уже нет той надежды, которая их утешала при прощании и выражалась в словах:
- До свидания в Кадисе!
XLV. Вдоль берега
- Земля! - крикнул с мачты сторожевой матрос. Капитан Лантанас не знал точно, где они находятся. Он почти был уверен, что это Верагуа, но не решался утверждать, какое именно место.
В полдень, при безоблачном небе, он определил по солнцу, что они в районе 7° 20? северной широты и 82° 12? западной долготы. Показавшаяся земля - или остров Койба, или другой небольшой остров Хикарон, лежащий к западу от провинции Верагуа, в ста милях от входа в тот Панамский залив, куда направляется "Кондор".
Сделав свои вычисления, капитан занес их в журнал. Записывая их, чилиец и не представлял, какое значение будет иметь эта запись впоследствии. Если бы еще накануне вечером, делая свои вычисления по звездам, он, как астролог, мог бы прочесть по ним будущее, ему стало бы ясно, что вряд ли ему придется еще что-нибудь записывать в этот журнал.
Ветер дул по направлению к Панамскому заливу. "Кондор" шел с севера, и мыс Кабо-Мала появился перед ним. Капитан заметил, что судно держится слишком близко к берегу, и крикнул:
- Правее держи! Дальше от берега!
Потом он закурил папиросу, уделил несколько минут своим обезьянам, которые, по обыкновению, ласкались к нему, и отправился к дамам.
Девушки наверху вместе с отцом восхищенно смотрели на берег. Они впервые увидели землю с тех пор, как покинули Калифорнию.
Путешествие утомило их. Ведь пройдено три тысячи миль среди водной пустыни, где только раз или два мелькали белые паруса, разнообразя синеющую даль.
Вид земли и мысль о том, что скоро путешествие кончится, обрадовали всех пассажиров, не говоря уже о том, что Лантанас уверял их, что через двадцать четыре часа они будут в Панамском заливе, а еще через сутки у пристани старинного порта, который так часто грабили флибустьеры.
Оговорка капитана "если ветер и погода не помешают" не ухудшила настроения пассажиров.
Небо ярко-синего цвета, ветер надувает паруса и дает судну благоприятное направление. Целый час прошел наверху в приятной беседе; но тропическое солнце напоминает всем о сиесте, полуденном сне, к которому так привыкли испано-американцы.
Капитан тоже любит вздремнуть в полдень, да на палубе нечего и делать: широта известна, курс вычислен. Он передал команду младшему помощнику. Но прежде чем лечь, он позвал повара и приказал ему приготовить превосходный обед, чтобы отпраздновать приближение к берегу. После этого капитан уснул.
На верхней палубе остались только рулевой да младший помощник. Матросы, отдыхавшие от службы, валялись на койках, а вахтенные прятались в тени от знойного солнца.
Ветер становился тише, и судно еле-еле двигалось вперед. Только орангутанги весело прыгали по палубе, не только не тяготясь, но даже радуясь палящему зною. Они гонялись друг за другом, нарушая воцарившуюся тишину. Волны не плескались, и ветер не шумел в такелаже.
"Кондор" делал не более двух узлов в час. Ветер дул справа и уж не попутный. Очевидно, что шхуна взяла другой курс: рулевой вместо того, чтобы, по приказанию капитана, держать вправо, держал влево.
Судно шло к берегу. У руля моряк Хиль Гомес. Тут же находился Падилья, младший помощник, который знаком с управлением кораблем и не может не видеть, что рулевой правит к берегу.
Приказание капитана не исполнено просто потому, что люди, управляющие "Кондором", вовсе не желают, чтобы он вошел и Панамский залив. Это видно из их разговора.
- Вам хорошо знаком этот берег? - говорит Падилья, указывая на черту, виднеющуюся с левой стороны.
- Знаю на нем каждую пядь и могу указать, где высадиться. Вот тот мыс с левой стороны - Пунта-Марьетта. Смотрите, не забудьте обойти его до сумерек. Потом, когда вечером поднимется ветер с берега, трудно будет, миновав его, поворачивать назад. Поэтому со слабым ветром мы уйдем недалеко. Когда капитан пойдет обедать, мы повернем и пойдем вдоль берега, пока не увидим место, где можно высадиться. Опасаться Лантанаса нечего. Я сам слышал, как он заказывал вкусный обед, чтобы угостить на прощанье пассажиров. Этот вечер, разумеется, он проведет внизу и, понятное дело, выпьет. Дело-то, как будто, налаживается. А?
- Да, - сказал Гомес. - Хлопот будет меньше и проливать крови не придется. После обеда барышни, конечно, пойдут наверх. А дон Грегорио и капитан, может быть, останутся внизу.
Наступил час смены.
Гарри Блью сменил Падилью, а Страйкер Гомеса. В тот же момент из люка высунулась голова Лантанаса.
Гомес тотчас же бросился к рулю и с помощью Страйкера повернул колесо, чтобы дать шхуне прежнее направление.
- Боже милостивый! - воскликнул капитан, мигом очутившись на палубе.
То, что он увидел, не только удивило его, но и страшно рассердило: с борта он увидел прямо перед собой берег. Потом он посмотрел налево и там увидел длинную косу, которая выходила далеко в море и теперь почти упиралась в нос шхуны.
Этот мыс, Пунта-Марьетта, был ему знаком. Он не может быть впереди, если приказание его исполнено.
- Это что значит? - закричал он, не веря своим глазам и протирая их. Разве я велел держать к берегу?
Страйкер, ворча, исполнил приказание, и шхуна опять пошла с попутным ветром. Капитан с сердцем спросил его, почему он не исполнил команды. Тот оправдывался тем, что только что сменился и не знал отданного приказания. Сам он не менял курса корабля. Он держал тот курс, который был раньше.
- Кто был до того у руля? - с раздражением закричал капитан.
- Хиль Гомес, - недовольно ответил Страйкер.
- Да, он, - поддержал его старший помощник, вслед за капитаном явившийся на корму. - Вахту держал Падилья, а Гомес был у руля.
- Где он? - закричал капитан, выходя из себя.
- Должно быть, пошел вниз.
- Позвать его сюда ко мне!
Старший помощник бросился за Гомесом и вскоре вернулся с ним.
- Это что значит? - спросил капитан. - Ты был рулевым? Как ты правил?
- Как было приказано, капитан.
- Врешь! Если бы ты правил, как было приказано, у нас не мог бы быть берег под носом!
- Знать ничего не знаю! - возразил угрюмо матрос. - Я держался курса так, как вы велели. Не моя вина, если вы ошиблись. А выслушивать выговоры мне неприятно.
Капитан в недоумении опять повернул голову назад и оглядел очертания берега. Может, он действительно ошибся? Рулевой, по-видимому, так уверен в том, что он прав, что капитан больше не делал ему никаких выговоров. Еще не поздно уйти от мыса, и Лантанас успокоился на этот раз и рад, что можно закончить разговор, который ему так неприятен.
"Кондор" возвращается к прежнему курсу и опять идет с попутным ветром, огибая на значительном расстоянии мыс.
Наступил вечер, и ветер стал дуть с берега. Лантанас знал это место и не сомневался, что теперь опасность миновала. Успокоенный, он возвратился в рубку и сел с пассажирами за накрытый стол.
ХLVI. Панама или Сантьяго
Когда настало время для смены ночной вахты, забили склянки. Ими предполагалось усыпить внимание капитана Лантанаса, который мог удивиться страшной тишине и заподозрить недоброе.
Решено было в эту ночь обеим вахтам собраться наверху не для того, чтобы лучше править судном, а, напротив, чтобы лучше погубить его.
Едва ночной мрак окутал своим покровом море, как весь экипаж, кроме рулевого, собрался вместе. Между заговорщиками находился и Гарри Блью. Он не просто участник, он предводитель. Это ясно из его слов, это подтверждается его поведением с того самого дня, когда он объявил Страйкеру, что присоединяется к ним. Прежде всего он поддержал Страйкера, когда тот требовал равного дележа. Кроме того, как старший на судне, он имеет влияние на остальных. И теперь он по праву командует грабителями, и все они готовы его слушаться.
Собравшись все вместе, злодеи стали обсуждать самый важный вопрос - где пристать? Возникло разногласие. Одни предлагали сначала высадиться на берег, другие хотели во что бы то ни стало войти в Панамский залив. За последнее высказался и старший помощник. В защиту своего мнения он сказал:
- Войдя в Панамский залив, мы будем близко от города и скорее доберемся до него. Там множество судов, и каждый может отправиться куда ему угодно. Панама битком набита иностранцами, стремящимися в Калифорнию, и нас никто не приметит среди отъезжающих и приезжающих. А на пустынном берегу, далеко от города, среди маленьких рыбацких деревушек, нас переловят по одному и засадят в тюрьму. А может случиться и так, что мы попадем на берег, где живут индейцы, и мы лишимся не только золота, но и жизни. Даже если мы не встретим индейцев, мы можем заблудиться в лесах. Тропические леса так густы, что выбраться из них нелегко. Сколько рассказывают о беглых матросах, которые пропали в таких лесах. А потому я советую войти на шхуне в Панамский залив и, приблизившись к порту, высадиться на берег. Залив так велик, что можно выбрать подходящее место.
- Мы выслушали вас, Блью, - возразил Гомес. - Теперь позвольте мне вам сказать, что все ваши доводы за то, чтобы идти в Панамский залив, легко опровергнуть. Вы не упомянули о самом важном. По дороге в Панамский залив мы встретим много кораблей. Если в числе их окажется английский военный фрегат или американский крейсер, и за нами будет погоня, то что прикажете делать?
- Ерунда! - сказал Блью. - Есть чего трусить! Журнал у нас в порядке. Пусть догоняют.
- А если на нас нападут в тот самый момент, когда мы должны будем высадиться на берег? - сказал Гомес. - Да ведь и другие суда могут следить за нами! Этот берег я отлично знаю. Я на нем провел несколько лет, когда занимался контрабандой. Мы могли бы, положим, высадиться милях в двадцати от порта и тогда пробраться в него без труда, но и в этом случае нам угрожает опасность, большая, чем дикари, которых так боится старший помощник. Здесь же мы находимся близ заброшенной Никарагуанской дороги, которая ведет через перешеек и тех, кому нужна Панама, прямехонько приведет в этот город. Но есть и другой пункт, не хуже Панамы и для нас более подходящий, где нас не подстерегут неприятности; это Сантьяго, столица провинции Верагуа. От берега день ходьбы, и дорога к нему ведет хорошая. Важно, чтобы местопребывание наше было безопасно. А в этом случае я могу поручиться за Сантьяго. Если с тех пор, как я не бывал в нем, люди и их нравы не изменились, мы найдем там хороший прием. С деньгами мы купим весь город и всех судей.
- Вот это городок! - воскликнули некоторые голоса. - Идем в Сантьяго!
- Прежде надо повернуть, - сказал Гомес, - и пройти вдоль берега, чтобы высадиться.
- Повернуть! - насмешливо отозвался Блью. - Этак можно налететь на подводные скалы. Вот они! Я вижу везде, куда только проникает глаз, буруны по всему берегу. Тут не пройдешь и на шлюпке, ее разобьет.
- А я знаю несколько мест, - сказал Гомес, - где не только что шлюпка, а пройдет и целый корабль.
- Не зевать, братцы! - вскричал Падилья, полный нетерпения. - Мы только даром тратим время! Повернем к берегу и будем держаться его, как говорит Гомес. Я поддерживаю его, а если есть несогласные, будем голосовать.
- Не надо, все согласны!
- Если так, - сказал Гарри Блью, не скрывая своего неудовольствия, - не хочу идти против всех. Как хотите, но я остаюсь при своем мнении: идти в Панамский залив было бы безопасней.
- Сантьяго именно такой город, какой нам нужен. Мы все идем туда. Шхуну надо повернуть, и нечего терять больше времени. А попадем на рифы, так "Кондору" придет конец раньше, чем нам это нужно. Ветер теперь береговой.
- Принимайтесь за дело! - сказал младший помощник. - Становитесь на руль, Гомес! - скомандовал Падилья, чувствуя, что он приобрел теперь влияние, и воспользовался этим, чтобы взять власть в свои руки.
Младший помощник подошел к рулевому и что-то шепнул ему на ухо. Руль повернут, и нос плавно описал полукруг. А матросы между тем распоряжались со снастями и парусами, чтобы поставить их соответственно курсу. На этот раз они не поют, как всегда, а работают молча. И в этом безмолвии шхуна кажется видением, а команда - призраками.
XLVII. Веселая компания
Рубка на "Кондоре" уютная, как это обычно на коммерческих судах.
Она предназначается не для пассажиров, а для капитана и устраивается по его вкусу.
Очевидно, у Лантанаса вкус более тонкий, чем у его матросов. Рубка хотя и не роскошно обставлена, но меблирована недурно и с некоторым комфортом. Кроме необходимых инструментов: подзорной трубы, хронометра, компаса и барометра, тут стоит шкаф, заполненный книгами в красивых переплетах. Между дверями, ведущими в другие каюты, вставлены зеркала. В комнате два дивана с ящиками внизу, в которых уложен золотой песок дона Грегорио. Посередине стол на красивых точеных ножках, ввинченных в пол. Он из красного дерева и занимает шесть футов в длину и четыре в ширину. Здесь же два больших кресла. Над столом полка со стаканами. Под потолком медная, блестящая лампа, подвешенная так, чтобы стол ярко освещался.
Стол заставлен серебром и хрусталем. На блюдах самое вкусное, что только мог приготовить повар "Кондора". А графины и бутылки наполнены лучшими винами.
Во главе стола сидит капитан, напротив дон Грегорио, а справа и слева расположились барышни.
Судно идет по ветру. Качки нет.
На белоснежной скатерти посередине стола стоит ваза с фруктами и цветами, которые распустились, благодаря стараниям капитана, несмотря на морской воздух.
Фрукты такие же яркие, как и цветы. Они из Калифорнии, которая ими славится. Тут персики, сливы, выращенные в садах Сан-Франциско, виноград и дыни из южного Лос-Анджелеса, апельсины, бананы, киви, ананасы из Сан-Диего.