Томас Шерред. Неоцененная попытка

   Джонсон и его ребята гребли деньги лопатой. Джонсон вложил свой куш в международную кинопрокатную организацию и быстренько заставил Маррса нанять всех до одного лучших специалистов по печати и рекламе как на Востоке, так и на Западе Штатов. Ну и работенку они провернули! Буквально за считанные дни сложились две вполне определенные школы мышления, и в почтовые ящики хлынули потоки писем. Одна школа считала, что не наше дело ворошить старое грязное белье, что такие вещи лучше забыть и простить, что ничего дурного в помине не было, а если и было, то все равно мы - лгуны. Другая школа аргументировала скорее в нашу пользу. Сперва медленно и осторожно, затем все уверенней и шире стала распространяться следующая точка зрения: такие события действительно происходили и могут произойти вновь, а может быть, происходят даже и сейчас; происходили они потому, что искаженная правда слишком долго воздействовала на отношения между народами и расами. Нас порадовало, когда многие начали соглашаться, что важно уметь забывать прошлое, но гораздо важнее понять и оценить его без мелочных придирок. Именно эту идею мы и стремились довести до общественного сознания.
   Введенный в некоторых штатах запрет на демонстрацию наших фильмов лишь незначительно отразился на общей сумме выручки от проката, что несколько оправдало нас в глазах Джонсона. Он мрачно предсказывал потерю половины доходов в масштабе всей страны, поскольку "нельзя безнаказанно открыть в кинофильме правду.
   Если в зале свыше трехсот зрителей, то сухим из воды не выйдешь". - "И даже со сцены театра нельзя?" - "А разве, кроме кино, люди еще куда-нибудь ходят?" Пока все шло так, как мы рассчитывали. Мы приобрели большую известность и славу - и добрую, и дурную, - чем любой из наших современников. В основном все объяснялось тем, что наши дела представляли интерес для средств массовой информации. Кое-что, естественно, относилось к числу сенсаций-однодневок, до которых так падки жаждущие новостей газеты. Мы всячески остерегались наживать себе врагов в тех кругах, какие могут дать сдачи. Помните старую поговорку о том, что человека узнают по его врагам? Нашим могучим оружием стала реклама - "паблисити". Вот как мы его заострили.
   Я позвонил Джонсону в Голливуд. Он обрадовался, услышав мой голос: Давненько не виделись. Какие новости, Эд?
   - Мне нужны люди, умеющие читать по губам. И нужны они, как ты любишь говорить, вчера.
   - Читают по губам? Ты что, рехнулся? Зачем они тебе?
   - Неважно зачем. Нужны, и все. Можешь подыскать?
   - Понятия не имею! Зачем они тебе?
   - Я спрашиваю: можешь ты найти таких?
   - По-моему, ты совсем заработался, - неуверенно сказал он.
   - Ну знаешь...
   - Погоди, я же не сказал, что не могу. Не кипятись. Когда они тебе нужны и в каком количестве?
   - Лучше запиши. Готов? Мне нужны специалисты, умеющие читать по губам на следующих языках: английском, французском, немецком, русском, китайском, японском, греческом, голландском, испанском.
   - Эд Левко!!! Ты что, совсем спятил?!
   Пожалуй, в чем-то он был прав: сказанное мною звучало диковато.
   - Возможно. Но эти языки крайне необходимы. Если попадутся люди, умеющие читать по губам на любых других языках, не выпускай их. Они тоже могут пригодиться. - Я живо представил себе, как Джонсон сидит у телефона, печально качая головой: помешался, не иначе; должно быть, жара доконала Левко... бедный старина Эд. - Ты все записал?
   - Да, записал. Если это розыгрыш...
   - Никакого розыгрыша. Я совершенно серьезно.
   - Откуда, по-твоему, я достану таких специалистов? - разозлился он. Из шляпы, что ли, вытащу, как фокусник?
   - Это твоя забота. Для начала я бы предложил заглянуть в местную школу глухонемых.
   Он промолчал.
   - Слушай, пойми ты, наконец, это не розыгрыш, а самое настоящее деловое поручение. Мне без разницы, что ты будешь делать, куда пoйдешь, сколько заплатишь. Я хочу одного: чтобы к нашему приезду эти специалисты были в Голливуде или хотя бы находились в пути.
   - Когда вас ждать?
   Я ответил, что точно не знаю.
   - Вероятно, через день-другой. Надо завершить коекакие дела.
   Джонсон замысловато выругался, сетуя на несправедливость судьбы.
   - Советую придумать убедительные доводы, когда появишься...
   Я повесил трубку.
   Майк ждал меня в студии.
   - Переговорил с Джонсоном?
   Я пересказал ему разговор, и он рассмеялся: - А ведь действительно звучит дико. Но если такие специалисты существуют и любят деньги, то он их раздобудет. В изобретательности и предприимчивости равных Джонсону не было и нет.
   - Я рад, что все идет к концу. - Я швырнул шляпу в угол. - Ты-то со своими делами управился?
   - Все уладил и готов двинуться в путь. Пленки и документы отосланы, агентство по недвижимости готово арендовать у нас дом. С секретаршами полностью рассчитался и выдал премиальные.
   Я достал из бара бутылку пива. Майк уже держал свою в руках.
   - Как поступим с конторской перепиской и досье? И что будем делать с этим вот баром?
   - Переписка и досье передаются в банк на хранение. Бар? О нем я не подумал.
   Пиво было холодное.
   - Пусть его упакуют и перешлют Джонсону.
   Мы оба заулыбались.
   - Джонсону так Джонсону. Ему пригодится.
   Я кивнул на "радиолу": - А что с ней?
   - Полетит с нами на самолете как срочный груз. - Он пристально посмотрел на меня. - Что с тобой: нервишки шалят?
   - Нет. Поджилки трясутся. Один черт.
   - У меня тоже. Наши чемоданы я отправил сегодня утром.
   - Что, ни одной чистой рубашки не осталось?
   - Ни одной. Как тогда...
   - ...в первую поездку с Руфью, - докончил я. - С небольшой, пожалуй, разницей.
   - Разница большая, - задумчиво произнес Майк.
   Я откупорил новую бутылку.
   - Тебе здесь что-нибудь еще нужно, что-нибудь еще надо сделать?
   Я ответил отрицательно.
   - О'кей. Тогда давай закругляться. Все необходимое сложим в машину, по пути в аэропорт заскочим в бар "Курвиль".
   Я не понял: - Так пиво же еще осталось...
   - Но нет шампанского.
   Тут до меня дошло.
   - О'кей. Я временами туго соображаю. Ладно, поехали.
   Мы отнесли аппарат в машину, погрузили туда же свой бар, оставили ключи от студии в бакалейном магазине на углу (передадут куда надо) и двинули в аэропорт, заскочив по дороге в "Курвиль". Руфь была в Калифорнии, но шампанское у Джо нашлось. В аэропорт мы прибыли поздно вечером.
   В Лос-Анджелесе нас встретил Маррс.
   - Что происходит? Джонсон мечется как угорелый, с ног сбился.
   - Он назвал причину?
   - Да чушь какая-то. Здесь ждет парочка репортеров. Хотите им что-нибудь сказать?
   - Не сейчас. Поехали отсюда.
   Джонсон встретил нас холодно.
   - Так я жду объяснений. Где вы рассчитываете найти специалиста, разбирающего по губам китайскую речь? Или русскую?
   Мы все уселись в кресла.
   - Что у тебя есть на сегодняшний день?
   - Помимо головной боли? - Джонсон протянул мне краткий список.
   Я пробежал его глазами.
   - За сколько времени можно доставить их сюда?
   - Доставить их сюда? - взорвался Джонсон. - Я вам что, мальчик на побегушках?
   - Практически - да. Хватит валять дурака. Так сколько времени потребуется?
   Маррс хихикнул при виде Джонсоновой мины.
   - Что ты скалишься, идиот?
   Маррс не выдержал и расхохотался от всей души, я тоже.
   - Ну смейтесь, смейтесь. Мне лично не до смеха. Когда я позвонил в местную школу глухонемых, там бросили трубку. Сочли меня досужим остряком. Ладно, опустим детали. В этом списке три женщины и один мужчина. Они владеют английским, французским, испанским и немецким. Двое из этой четверки работают на Восточном побережье, я им телеграфировал и жду ответа. Один живет в Помоне, а еще один работает в Аризонской школе глухонемых. Вот все, что мне удалось сделать.
   Мы обдумали его сообщение.
   - Садитесь на телефон, обзвоните все штаты, а если потребуется, свяжитесь с заграницей.
   Джонсон пнул ногой стол.
   - А что вы будете делать с ними, если мне посчастливится их найти?
   - Потом узнаете. Сажайте их в самолет и везите сюда. Когда они прибудут, поговорим начистоту. Мне понадобится небольшой кинозал - не ваш, а другой, и хороший судебный стенографист.
   Джонсон призвал небо в свидетели своей нелегкой доли.
   - Мы будем в "Коммодоре". А вы, Маррс, держите пока репортеров подальше. В свое время мы им подбросим материальчик. - И мы откланялись.
   Джонсону так и не удалось найти англоязычного специалиста, который умел бы читать с губ по-гречески.
   Эксперта по русскому языку он откопал где-то в Пенсильвании, специалистка по фламандскому и голландскому языкам прибыла из Нидерландов, из Лейдена, а в самую последнюю минуту он наткнулся на кореянку, которая работала в Сиэтле наблюдателем по поручению китайского правительства. Пять женщин и двое мужчин. Мы заключили с ними надежные контракты, составленные Самюэлсом, который вел теперь все наши юридические дела. Прежде чем специалисты поставили под контрактами свои подписи, я произнес небольшую речь: - Эти контракты, как вы могли убедиться, будут регламентировать вашу личную жизнь и работу в течение целого года. В них включен особый пункт, согласно которому вы по нашему желанию вправе продлить контракт еще на год. Так что давайте внесем ясность. Жильем мы вас обеспечим, все остальное вы будете получать от наших поставщиков. Любая попытка общаться с кем-либо без нашего ведома приведет к расторжению контракта. Понятно? Хорошо. Работа у вас будет несложная, но чрезвычайно ответственная. По всей видимости, вы завершите ее через три месяца, но в любое время будьте готовы выехать в любое место по нашему усмотрению, разумеется за наш счет. Мистер Соренсон, поскольку вы отвечаете за стенограмму, вам должно быть ясно, что все сказанное в равной степени относится и к вам. Соренсон кивнул.
   - Ваши рекомендательные письма, ваше профессиональное мастерство и предыдущая трудовая деятельность прошли тщательную проверку, но вы и впредь останетесь под постоянным надзором. Вы должны будете лично заверить и нотариально засвидетельствовать каждую страницу, возможно даже каждую строчку, сделанных вами протокольных записей, в чем вам поможет мистер Соренсон. Вопросы есть?
   Вопросов не было. Каждый получал баснословное жалованье и всячески подчеркивал ревностную готовность добросовестно выполнять свои обязанности. Все подписали контракт.
   Предприимчивый Джонсон купил небольшой пансионат, и, положив в карман кругленькую сумму, некое частное детективное агентство согласилось взять на себя приготовление пищи, уборку помещений и необходимый транспорт.
   От самих специалистов мы потребовали, чтобы они не обсуждали друг с другом свою работу, особенно в присутствии домашней прислуги, и они пунктуально следовали этим указаниям.
   Примерно через месяц мы созвали совещание в кинозале у Джонсона. С собой у нас был один-единственный ролик с пленкой.
   - А ролик зачем?
   - Он-то и объяснит вам причину всей нашей скрытности. Киномеханика звать не надо. Фильм прокручу я сам, посмотрим, что вы о нем скажете.
   Все недовольно поморщились.
   - Ох и надоела мне эта детская игра в кошки-мышки, - фыркнул Кесслер.
   По пути в кинобудку я услышал голос Майка: - Не более, чем мне.
   Из будки мне было видно только изображение на экране, и все. Я показал фильм, перемотал пленку и вернулся обратно в зал.
   - И последнее, - сказал я. - Прежде чем мы приступим к обсуждению, прочтите вот этот документ. Он представляет собой заверенную и нотариально засвидетельствованную запись того, что было прочитано по губам персонажей, которых вы только что видели на экране. Кстати говоря, это не "персонажи" в литературном смысле слова, а вполне реальные люди. Вам только что был показан документальный фильм. Запись расскажет, о чем они говорили. Прочтите ее. В багажнике машины у нас с Майком лежит одна штуковина, и мы хотим ее вам показать. Мы вернемся, когда вы закончите чтение.
   Майк помог мне перенести аппарат из машины в зал.
   Мы вошли в дверь в тот миг, когда Кесслер с размаху швырнул запись подальше от себя. Листы запорхали в воздухе, а разъяренный Кесслер с воплем "что здесь происходит?" вскочил на ноги.
   Не обращая на него внимания и игнорируя возбужденные вопросы остальных присутствующих, мы подключили аппарат к ближайшей розетке.
   Майк взглянул на меня: - Есть какие-нибудь пожелания?
   Я мотнул головой и предложил Джонсону замолчать хотя бы на минуту. Майк откинул крышку и, помедлив, взялся за ручку настройки. Я толкнул Джонсона в кресло и выключил свет. В комнате стало темно. Джонсон взглянул мне через плечо и замер с открытым ртом. Было слышно, как Бернстейн от изумления тихо выругался.
   Я обернулся посмотреть, что же показывает Майк.
   Зрелище было впечатляющее. Он начал с крыши кинофабрики Джонсона, а затем стал стремительно подниматься в небо. Все выше, выше, выше, пока Лос-Анджелес не превратился в маленькое пятнышко на гигантском шаре.
   На горизонте виднелись Скалистые горы. Джонсон больно схватил меня за руку и заорал: - Что это? Что? Прекратите!
   Майк выключил аппарат.
   Можете представить себе, что было дальше. Все отказывались верить своим глазам. Не верили и терпеливым объяснениям Майка. Ему пришлось еще дважды включать аппарат и, в частности, показать юные годы Кесслера.
   Затем наступила реакция.
   Маррс не переставая курил. Бернстейн нервно вертел авторучку. Джонсон метался по залу как тигр в клетке, что-то бормоча себе под нос, а дюжий Кесслер мрачно глядел на аппарат и не говорил ни слова. Наконец Джонсон остановился и потряс кулаком под носом у Майка.
   - Парень! Ты отдаешь себе отчет в том, что у тебя в руках? Зачем тратить время и ходить вокруг да около? Разве тебе не понятно, что ты изобрел рычаг, которым можно перевернуть мир? Да знай я раньше...
   Майк призвал на помощь меня: - Эд, растолкуй этому дикарю.
   Я растолковал. Не помню точно, что я говорил, да это и не важно. Но я рассказал, как мы начинали, как распланировали первые свои шаги и что собираемся предпринять дальше. В заключение я изложил им задачу фильма, который был показан несколько минут назад.
   Джонсон отпрянул от меня как от змеи: - Это вам так просто с рук не сойдет! Вас повесят - если еще раньше не линчуют!
   - По-вашему, мы этого не знаем? Думаете, мы не готовы пойти на риск?
   Джонсон рванул свои редеющие волосы. В разговор вмешался Маррс: Дайте мне с ним поговорить. - Он подошел и в упор посмотрел на нас. Честное слово? Без дураков? Вы намерены сделать фильм вроде этого и подставить себя под удар? Намерены передать этот... эту штуковину людям всего мира?
   - Именно так, - кивнул я.
   - И пустить на ветер все, что вы нажили? - Маррс был совершенно серьезен, я тоже. Он повернулся к остальным. - Эд не шутит! Они действительно намерены так поступить!
   - Не пройдет! - заметил Бернстейн.
   Началась перепалка. Я пытался убедить их, что мы избрали единственно возможный путь.
   - Разве вам безразлично, в каком мире жить? Или вам вовсе жить надоело?
   - А долго ли нам суждено жить, - ворчливо возразил Джонсон, - если мы сделаем фильм вроде этого? Вы с ума сошли! А я - нет. И я не собираюсь совать голову в петлю.
   - Как вы думаете, почему мы так настойчиво обговаривали вопрос о рекламе, об ответственности за режиссуру и производство? Вы же будете делать только то, что обусловлено контрактом. Мы отнюдь не хотим выкручивать вам руки, но вы же сколотили состояние, каждый из вас, работая с нами. А теперь, когда становится жарко, вы решили дать задний ход!
   Маррс сдался: - Может, вы правы, может, нет. Может, вы сошли с ума, может, я. Но я всегда себе говорил: в жизни все надо разок испытать. Берни, а как ты?
   Бернстейн высказался весьма резко: - Вы видели, что творилось во время второй мировой войны. Возможно, это выход. А там не знаю. Не знаю... но мне будет противно думать, что я ничего не пытался предпринять. Считайте, что я - за!
   - Кесслер?
   Тот повернул голову: - Детский вопрос! Разве можно жить вечно? Но кто захочет упустить такой шанс?
   Джонсон развел руками: - Будем надеяться, что нас всех посадят в одну камеру. Ладно, давайте все дружно сходить с ума.
   На том и порешили.
   Мы энергично взялись за работу, воодушевленные общей надеждой и взаимопониманием. За четыре месяца чтецы по губам справились со своей задачей. Нет смысла подробно описывать здесь, как они воспринимали тот взрывоопасный материал, который ежедневно диктовали Соренсону. Для их же собственного блага мы хранили от них в тайне конечную цель и, когда работа была закончена, переправили их через границу в Мексику на небольшое ранчо, арендованное Джонсоном. В свое время они нам еще понадобятся.
   Сотрудники, печатавшие копии фильма, работали сверхурочно, а Маррс вообще вкалывал как одержимый. Пресса и радио без умолку кричали о том, что во всех крупнейших городах мира одновременно состоится премьера нашего нового фильма. Последнего из задуманных. Многие строили вслух догадки насчет слова "задуманных". Мы подогревали всеобщее любопытство, отказываясь заранее сообщать чтолибо о содержании картины, а Джонсон сумел разжечь в своих людях такой пылкий энтузиазм, что из них можно было выудить разве что предположения. Выход фильма на экран мы приурочили к воскресному дню. В понедельник грянула буря.
   Интересно, сколько копий этого фильма уцелело доныне. Интересно, много ли их избежало конфискации и сожжения. Мы рассказали там о двух мировых войнах, вскрыли их неприглядную подоплеку, о которой до сих пор можно было прочесть лишь в немногих книгах, упрятанных в темные подсобки библиотек. Мы показали и поименно назвали поджигателей войны, прожженных циников, которые подписывали договоры, улыбались и лгали; шовинистов, которые использовали пропагандистскую шумиху и прикрывали национальным флагом отвратительные зверства, в то время как для миллионов людей жизнь оборачивалась смертью. Подлецы внутри страны и за рубежом, затаившиеся, двуличные, также попали в фильм. Специалисты по чтению с губ отлично справились со своей задачей высказывания исторических персонажей в фильме были не догадками, не умозаключениями, выстроенными на основе отдельных фактов и отрывочных документальных сведений о той зловещей эпохе: их подлинные слова разоблачали предательство, загримированное под патриотизм.
   В других странах демонстрация фильма длилась всего один день. Как правило, в отместку за наложенный запрет взбешенная толпа разносила кинотеатры. (Маррс, кстати говоря, потратил сотни тысяч на подкуп чиновников, чтобы добиться разрешения на показ фильма без предварительной цензуры.) Там, где фильм запретили или уничтожили, на улицах и в кафе мгновенно появились письменные аннотации его содержания. Тайком изготовленные копии проносили мимо таможенников, а те нарочито смотрели в другую сторону. Одна королевская фамилия сбежала в Швейцарию.
   У нас в Штатах фильм не сходил с экранов целых две недели, пока правительство, подстрекаемое к действию неистовством прессы и радио, не пошло на беспрецедентный шаг, запретив повсеместно его демонстрацию в целях "содействия общему благополучию, обеспечения спокойствия внутри страны и сохранения отношений с другими государствами". Ропот недовольства - и даже бунт - гулом прокатился по штатам Среднего Запада и перекинулся на другие районы страны, пока власти не осознали необходимость что-то предпринять, и предпринять быстро, чтобы предотвратить падение правительств чуть ли не по всему миру.
   Мы отсиживались в Мексике на ранчо, которое Джонсон снял для чтецов по губам. Джонсон мерил шагами комнату, нервно попыхивая сигарой, и мы, сгрудившись у радиоприемника, слушали чрезвычайное выступление самого министра юстиции.
   -...помимо этого, сегодня правительству Мексиканских Соединенных Штатов было направлено следующее послание. Я цитирую: "Правительство Соединенных Штатов Америки требует немедленного ареста и выдачи следующих лиц: Эдуарда Джозефа Левко...
   Первым в списке шел я. А все мой язык. Даже рыба не попала бы на крючок, держи она рот закрытым.
   -...Мигеля Хосе Сапаты Лавиады...
   Майк закинул ногу на ногу.
   -...Эдуарда Ли Джонсона...
   Этот швырнул сигару на пол и опустился в кресло.
   -...Роберта Честера Маррса...
   Маррс закурил новую сигарету. Его лицо судорожно дергалось.
   -...Бенджамина Лайонела Бернстейна...
   Бернстейн криво ухмыльнулся и закрыл глаза.
   -...Карла Вильгельма Кесслера.
   Глухое ворчание.
   - Правительство Соединенных Штатов Америки разыскивает означенных лиц, чтобы предать их суду по обвинению в преступном сговоре, подстрекательстве к бунту и по подозрению в измене..." Выключив радио, я повернулся к остальным: - Ну, что скажете?
   Бернстейн открыл глаза.
   - Местная полиция, вероятно, уже в пути. Пожалуй, есть смысл самим вернуться в США и держать ответ.
   Границу мы пересекли в Хуаресе. Агенты ФБР уже нас поджидали.
   Все газеты и радиокомпании мира, даже новое и далеко не совершенное телевидение освещали этот судебный процесс. Нам не разрешили ни с кем видеться, кроме адвоката. Самюэле прилетел с Западного побережья и потратил неделю, пока пробился к нам сквозь плотное кольцо охраны. На всякий случай он предостерег нас от разговоров с репортерами.
   - Вы газет не читали? Тем лучше... Как же вы ухитрились влипнуть в такую историю? Следовало быть осмотрительнее.
   Я рассказал.
   Он был потрясен: - Вы что, с ума все посходили?
   Убедить его было нелегко. Лишь наши общие усилия и согласованные рассказы заставили его поверить в существование аппарата. (Он беседовал с каждым отдельно, так как нас изолировали друг от друга.) Когда я снова увидел его, он был не способен рассуждать логично.
   - Разве на этом можно построить защиту?
   Я мотнул головой.
   - Нет. Мы знаем, что если посмотреть с одной стороны, то мы виноваты практически во всем, что только есть на белом свете. Если же посмотреть с другой стороны...
   Он встал.
   - Дружище, тебе не адвокат нужен, а доктор. Я сейчас пойду. Надо все как следует обмозговать, прежде чем браться за дело.
   - Присядь. Как тебе такой ход? - И я изложил свой замысел.
   - Я думаю... Не знаю, что и думать. Просто йе знаю. Поговорим позже. Сейчас мне нужно глотнуть свежего воздуха. - И он ушел.
   Как и большинство судебных процессов, наш процесс начался с обычного обливания подсудимых грязью.
   (Людям, которых мы шантажировали в самом начале, деньги были давно возвращены, и у них хватило ума держать язык за зубами. К тому же им намекнули, что кое-какие негативы, возможно, где-то еще завалялись.
   Сокрытие улик? Конечно.) Мы сидели на скамье подсудимых и с величайшим интересом слушали душещипательную историю о своих злодеяниях.
   Мы со злым умыслом непоправимо оклеветали великих и бескорыстных людей, которые всю свою сознательную жизнь преданно служили общему благу; мы без нужды поставили под угрозу традиционные дружественные отношения, ложно истолковав легендарные события; насмеялись над мужеством и самопожертвованием тех, кто, защищая Отечество, пал смертью храбрых на поле брани, и нарушили душевный покой всего человечества. Каждое новое обвинение, каждый ядовитый укол вызывал одобрительный гул в заполненном именитой публикой зале. Вопреки здравому смыслу процесс проходил не в обычном помещении суда, а во Дворце правосудия. Зал был до отказа набит влиятельными магнатами, высшими военными чинами, напыщенными посланниками различных стран мира; только конгрессмены от наиболее крупных штатов или располагавшие внушительным числом голосов получили возможность втиснуться в дополнительно установленные кресла. Так что, когда слово было предоставлено защите, Самюэле предстал перед враждебно настроенной аудиторией. Накануне мы провели с ним целый вечер под охраной полиции в номере гостиницы, куда нас поселили на время процесса: оттачивали, насколько возможно, намеченный план защиты. Самюэле наделен тем нагловатым чувством юмора, которое обыкновенно присуще исключительно самоуверенным людям. И я убежден, что он испытывал наслаждение, стоя перед всеми этими важными персонами, украшенными медалями и двойными подбородками, и зная, какую бомбу он им уготовил. Боец из него получился отменный. Он начал так: - Мы верим, что можем доказать свою невиновность только одним способом. Верим, что допустим только один способ защиты. Мы добровольно, без предвзятости, отказались от своего неотъемлемого права предстать перед судом присяжных. И будем говорить прямо и откровенно, по существу. Посмотрев фильм, о котором идет речь, вы, возможно, обратили внимание на так называемое разительное сходство исполнителей с поименно названными действующими лицами. Возможно, вы обратили внимание на жизненную достоверность образов, на реалистичность фильма. К этому обстоятельству я еще вернусь.
   Первый же свидетель, я думаю, продемонстрирует вам наш метод опровержения выдвинутых против нас обвинений. - Он пригласил первого свидетеля. - Будьте добры, назовите ваше имя.
   - Мерседес Мария Гомес.
   - Погромче, пожалуйста.
   - Мерседес Мария Гомес.
   - Ваша профессия!
   - До марта я работала преподавателем в Ариюнской школе глухонемых. Затем подала заявление об уходе и уволилась. В настоящее время я работаю по контракту у мистера Левко.
   - Благодарю вас. Если мистер Левко находится в зале, то не можете ли вы указать нам его? Спасибо. Теперь не расскажете ли вы суду о характере вашей работы в школе глухонемых?
   - Я учу детей, которые родились глухими, говорить. А также читать по губам.