- А сами вы читаете по губам, мисс Гомес?
   -- Я полностью потеряла слух, когда мне было пятнадцать лет.
   - Преподаете только по-английски?
   - По-английски и по-испански. У нас было много детей мексиканского происхождения.
   Самюэле попросил суд назначить переводчика с испанским языком. Какой-то военный атташе, сидевший в глубине зала, тотчас предложил свои услуги. Присутствовавший здесь же посол удостоверил его личность.
   - Будьте добры, сэр, возьмите вот эту книгу и отойдите в дальний конец зала. - Затем Самюэле обратился к суду: - Если представители обвинения пожелают взглянуть на книгу, они убедятся, что это Библия на испанском языке.
   Государственные обвинители такого желания не изъявили.
   - Господин офицер, будьте добры, откройте любую страницу наугад и читайте вслух.
   Атташе открыл Библию и начал читать. В мертвой тишине судьи напрягали слух, чтобы расслышать его голос. Но на таком расстоянии в этом огромном зале ничего не было слышно.
   Самюэле. Мисс Гомес, возьмите, пожалуйста, бинокль и повторите суду, что именно читает тот офицер в другом конце зала.
   Она взяла бинокль и навела его на атташе, который прекратил чтение и внимательно следил за происходящим.
   - Я готова.
   Самюэле. Будьте добры, сэр, читайте дальше.
   Атташе начал читать, а мисс Гомес повторяла за ним вслух по-испански, громко, быстро и без всякого труда, какую-то главу из Библии (я-то испанским не владею).
   Офицер читал еще одну или две минуты.
   Самюэле. Благодарю вас, сэр. И вам большое спасибо, мисс Гомес. Извините меня, сэр, но поскольку известны случаи, когда люди заучивают Библию наизусть, то не найдется ли у вас при себе какого-нибудь текста, написанного от руки, например письма? Ведь его мисс Гомес не могла видеть.
   У офицера нашлось при себе письмо.
   - Не прочтете ли вы его вслух, сэр? Попрошу вас, мисс Гомес...
   Она повторила вслух и это. Затем атташе подошел к судьям, и секретарь суда огласил слова мисс Гомес.
   - Это то, что я читал вслух, - повторил атташе.
   Самюэле уступил место представителям обвинения.
   Те устроили несколько дополнительных проверок, которые вновь подтвердили, что мисс Гомес одинаково хорошо читает по губам и переводит как с испанского, так и с английского.
   По указанию Самюэлса остальные чтецы по губам, быстро сменяя друг друга, представали перед судом в качестве свидетелей защиты. Они быстро доказали, что по своим лингвистическим способностям и мастерству не уступают мисс Гомес. Русский специалист из Эмбриджа великодушно предложил перевести на свой ломаный английский любой другой славянский язык, чем вызвал улыбки представителей прессы. Все это выглядело убедительно, однако заинтригованные судьи не понимали цели подобной демонстрации. Раскрасневшийся Самюэле, довольный и самоуверенный, повернулся лицом к суду.
   - Благодаря снисходительности и терпению суда и вопреки усилиям достопочтенных обвинителей мы доказали изумительную точность чтения по губам вообще и полнейшую добросовестность данных специалистов в частности.
   Один из судей рассеянно кивнул в знак согласия.
   - Таким образом, наша защита будет основана на этой посылке и еще на одной, которую мы до настоящего момента считали необходимым держать в тайне, - фильм, о котором идет речь, не был и, безусловно, не является художественным изложением событий сомнительной достоверности. В каждом эпизоде, в каждом кадре этого фильма играют не искусные профессиональные актеры, а участвуют подлинные исторические лица, заснятые на кинопленку. Каждый фут, каждый дюйм этой ленты представляет собой не результат умелого студийного монтажа, а подборку подлинных кинокадров, документальную кинохронику - если так можно выразиться, - отредактированную и смонтированную в виде связного повествования!
   Сквозь шквал изумленных голосов донесся выкрик одного из представителей обвинения: - Это возмутительно! Ни одна кинохроника...
   Самюэле, не обращая внимания на возражения обвинителей и суматоху, пригласил меня для дачи показаний.
   Помимо ответов на обычные предварительные вопросы, мне разрешили рассказывать обо всем своими словами. Настроенные поначалу враждебно, судьи постепенно заинтересовались моим рассказом и повторные протесты обвинения отклоняли как несостоятельные. Я почувствовал, что двое судей если и не открыто симпатизируют нам, то настроены дружелюбно. Помнится, я рассказал о нашей прошлой деятельности и закончил примерно так: - Почему мы задумали и провели такую комбинацию?
   Ни мистер Лавиада, ни я не могли уничтожить изобретение, так как это неизбежно сказалось бы отрицательно на проведении необходимых для человечества исследований. Мы не хотели и не хотим обогащаться сами или способствовать обогащению какого-то узкого круга лиц, тайно используя свое открытие и оберегая его секрет, даже если бы сохранение тайны было возможным. Что касается единственной альтернативы, - тут я обратился непосредственно к судье Бронсону, известному юристу-либералу, - то после второй мировой войны все исследования и практические работы в области атомной энергии находятся якобы под контролем гражданской комиссии, а фактически под покровительством и контролем армии и военно-морского флота. Эти контроль и покровительство, как охотно подтвердит любой компетентный физик, оказались не чем иным, как дымовой завесой, призванной скрывать узколобые реакционные взгляды и концепции, ужасающее невежество и массу просчетов. Ныне наша страна, как и любое другое государство, которое безрассудно доверяется косной военщине, отстала на многие годы в области мирного использования ядерной энергии. Мы были и остаемся твердо убеждены в том, что даже малейший намек на потенциальные возможности и масштабы изобретения мистера Лавиады привел бы в нынешних обстоятельствах к немедленной конфискации патента, каким бы надежным он ни был. Мистер Лавиада никогда не подавал и не подаст патентной заявки. Мы оба считаем, что такое изобретение должно стать достоянием не отдельного лица, не группы или корпорации и даже не одной страны, а всего мира и всего человечества. Мы знаем и горим желанием доказать, что внутренняя и внешняя политика не только Соединенных Штатов Америки, но и многих других стран мира находится под влиянием, а подчас и контролем узких, замкнутых группировок, манипулирующих политическими доктринами и человеческими жизнями в угоду собственным интересам.
   В зале суда царила угрюмая тишина, наэлектризованная ненавистью и недоверием.
   - Секретные договоры, например, и злобная, лживая пропаганда слишком долго вершат судьбами и разжигают в людях ненависть к себе подобным; слишком долго почтенные жулики скрытно смердят на незаслуженно занимаемых ими высоких постах. Наше изобретение сделает невозможным предательство и ложь. Обязательно сделает - чтобы облик и судьбу мира не опалила смертоносным огнем атомная война. Все наши фильмы были созданы во имя той конечной цели. Поначалу мы искали богатства и известности, но лишь для того, чтобы открыть международной общественности непреложную правду. И мы сделали все возможное. Отныне пусть суд возьмет на себя бремя, которое несли мы. Мы не виновны ни в государственной измене, ни в обмане; единственная наша вина - глубокий и искренний гуманизм. Мистер Лавиада поручил мне сообщить суду и всему миру, что до сих пор не мог передать свое изобретение человечеству и обратить его на благо общества.
   Судебная коллегия молча взирала на меня. Иностранные представители ерзали на краешках стульев, ожидая, что суд без долгих слов тут же приговорит нас к расстрелу; военные кипели от гнева, а репортеры наперегонки со временем лихорадочно строчили карандашами. От напряжения у меня пересохло в горле. Речь, которую мы с Самюэлсом накануне отрепетировали, была горькой и неудобоваримой пилюлей. Что же дальше?
   Самюэле плавно поднялся из-за стола.
   - С позволения суда мистер Левко сделал несколько поразительных заявлений. Поразительных, но, безусловно, искренних и, несомненно, либо доказуемых, либо недоказуемых. Так представим же доказательства!
   Он направился к двери комнаты, отведенной нам для консультаций. Пока сотни глаз неотступно следили за ним, я потихоньку отошел от свидетельского места и стал ждать.
   Самюэле вкатил в зал "радиолу", Майк тотчас поднялся.
   Казалось, воздух в зале сгустился от шепота, сквозившего разочарованием. Самюэле подкатил аппарат прямо к столу судебной коллегии.
   Телевизионщики нацелили длиннорылые камеры, Самюэле невозмутимо повернулся к судьям.
   - Мистер Лавиада и мистер Левко продемонстрируют вам... Я полагаю, со стороны обвинения возражений не будет? - Он явно вызывал их на бой.
   Один из обвинителей был уже на ногах. Он неуверенно раскрыл рот, но передумал и опустился на стул. Головы тут же склонились одна к другой обвинение совещалось.
   Самюэле одним глазом следил за судьями, другим - за аудиторией.
   - С позволения суда нужно свободное пространство. Если судебный пристав поможет... Благодарю вас, сэр.
   Длинные столы были с резким скрипом отодвинуты в сторону. Все глаза впились в Самюэлса. Две долгие секунды он стоял молча, затем повернулся и пошел к своему столу.
   - Мистер Левко! - Он отвесил мне официальный поклон и сел.
   Теперь весь зал сверлил глазами меня и Майка; тот подошел к аппарату и молча ждал. Я откашлялся и обернулся лицом к судебной коллегии, словно не замечая установленных на свидетельском месте микрофонов.
   - Судья Бронсон.
   Он внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Майка.
   - Да, мистер Левко?
   - Ваши справедливость и непредвзятость общеизвестны.
   Уголки его рта опустились, он нахмурился.
   - Не согласитесь ли вы помочь нам доказать, что всякие обманы и трюки тут исключены?
   Бронсон обдумал мою просьбу и медленно кивнул в знак согласия. Обвинители заявили протест, который был отклонен.
   - Назовите, пожалуйста, поточнее какое-нибудь место, где вы находились в какое-то определенное время. Любое место, где, как вы совершенно уверены и можете под присягой подтвердить, не было ни скрытых кинокамер, ни наблюдений.
   Судья задумался. Шли секунды, минуты, напряжение звенело струной, я затаил дыхание. Наконец он произнес: - Тысяча девятьсот восемнадцатый год, одиннадцатое ноября.
   Майк пошептал мне на ухо. Я спросил: - Не укажете ли время суток более определенно?
   Судья Бронсон взглянул на Майка.
   - Ровно одиннадцать утра. Час, когда было подписано перемирие. - Он умолк, затем продолжил: - Ниагарский водопад. Ниагарский водопад, штат Нью-Йорк.
   В тишине защелкали рычажки аппарата, опять послышался шепот Майка. Я сказал: - Надо выключить свет.
   Судебный пристав встал.
   - Смотрите, пожалуйста, на стену, левее, вон туда.
   Мне кажется, если судья Кассел немного отодвинет назад кресло... Мы готовы.
   Бронсон посмотрел на меня и перевел взгляд на левую стену зала: - Я тоже.
   Верхний свет погас, до меня долетело ворчание телеоператоров. Я тронул Майка за плечо.
   - Выдай им, Майк!
   Все мы в душе актеры, и Майк не исключение. Внезапно из ниоткуда вниз в бездну хлынул отливающий ледяным блеском сокрушительный поток. Ниагарский водопад.
   По-моему, я уже упоминал, что никак не могу побороть в себе боязнь высоты. Это вообще мало кому удается.
   И когда изображение стремительно понеслось вниз, я услыхал судорожный вздох зала. Вниз, все дальше и дальше, и вот наконец остановилось на краю безмолвного водопада, фантастичного, сверхъестественного в своем холодном, окаменевшем величии. Майк, как я понял, настроил аппарат ровно на одиннадцать часов. Затем возник американский берег Ниагары. Медленный наезд. Несколько туристов застыли в чуточку смешных позах. Снег на земле, снежинки в воздухе. Время замерло, остановилось, и как бы в ответ стали тише биться сердца.
   Бронсон отрывисто бросил: - Стоп!
   Парочка. Молодые люди. Длинная юбка, высокий, наглухо застегнутый воротник мундира, длиннополая шинель. Двое стоят обнявшись. Зашуршал рукав Майка - фигуры ожили. Девушка плачет, солдат улыбается.
   Девушка отвернулась, юноша притянул ее к себе почти насильно. Другая молодая парочка бросается к ним, и все кружатся в стремительном танце.
   Резкий голос Бронсона: - Довольно!
   Изображение тускнеет и расплывается.
   Вашингтон. Белый дом. Президент. Чей-то кашель звучит словно небольшой взрыв. Президент смотрит на экран телевизора. Затем вдруг резко, как от толчка, выпрямляется. Голос Майка. Он впервые выступает на процессе.
   -- Перед вами президент Соединенных Штатов. Он смотрит по телевидению репортаж о процессе, который ведется из этого зала. Он слышит то, что я говорю, и сейчас увидит на экране, как я, используя свой аппарат, покажу ему, что он делал несколько секунд назад.
   Президент услышал эти знаменательные слова. Не поворачивая головы, он машинально окинул взглядом комнату, вновь посмотрел на экран - и как раз увидел себя и то, что он делал несколько секунд назад. Медленно, точно против воли, рука его потянулась выключить телевизор.
   - Мистер президент, не выключайте телевизор. - Голос Майка был резок, почти груб. - Вы должны выслушать нас, прежде всего именно вы. Вы должны понять!.. Этого мы не хотели. Но у нас не осталось другого выхода, кроме как обратиться к вам и к измученному тревогой миру.
   Президент казался каменной статуей.
   - Вы не можете не понимать, что в вашей власти сделать невозможной тайную подготовку войны, порождаемой алчностью и крадущей у людей и молодость, и старость, и все, чем они дорожат. - Голос Майка смягчился, стал просительным. - Это все, что нам хотелось бы сказать. Это все, чего мы хотим. Это все, чего может пожелать каждый человек, всегда и всюду.
   Президент с непроницаемым лицом растаял в темноте.
   - Включите, пожалуйста, свет.
   И почти сразу же суд объявил перерыв в заседаниях.
   С тех пор прошло уже больше месяца.
   Аппарат Майка у нас отобрали, а к нам самим приставили часовых. Может, даже лучше, что нас сторожат.
   Мы слыхали, что толпы оголтелых линчевателей были разогнаны всего-навсего в двух-трех кварталах отсюда. На прошлой неделе под нашими окнами бесновался какой-то седовласый фанатик. Мы не могли разобрать все его вопли, но отдельные ругательства ветер к нам донес: - Дьяволы! Антихристы! Осквернители Библии! Надругались и опорочили всех и вся!
   По-моему, кое-кто с радостью развел бы костер прямо здесь, в городе, чтобы швырнуть нас в огонь и ввергнуть обратно в геенну огненную. Иногда я задумываюсь над тем, что предпримут различные религиозные группы теперь, когда можно воочию увидеть правду. Кто умеет читать по губам на латинском, коптском или арамейском языках? И является ли механическое чудо чудом?
   Это все меняет. Нас куда-то перевезли. Куда именно, не знаю, только климат здесь теплее, и, судя по отсутствию штатских, мы находимся на какой-то военной базе. Теперь ясно, что нас ждет. И заметки, которые я начал вести, чтобы скоротать время, Джо, превратились теперь в необходимое предисловие к тому, что я хочу попросить тебя сделать. Дочитай - и действуй без промедления! Мы не сможем переслать тебе эти записи сразу, так что пока я продолжу, как начал, чтобы убить время. Вот, например, сообщения, вырезанные из газет: "Таблоид": ...такое оружие не может и не должно попасть в ненадежные руки. Последний фильм этой бесчестной пары показывает, как можно извратить правду, обыгрывая разрозненные и неправильно истолкованные события. Окажись этот аппарат в руках приверженцев еретических "измов" - и частная собственность, и деловые сделки, и личная жизнь утратят свою священную неприкосновенность, никакая внешняя политика не...
   "Таймc": ...Страны Содружества стоят в одном ряду с нами... Ликвидация Империи... бремя белого человека...
   "Ле матэн": ...законное место... восстановим гордую Францию...
   "Ники-Ники": ...неоспоримо доказывает божественное происхождение...
   "Ла пренса": ...нефтяные концессии... дипломатия доллара...
   "Детройт джорнал": ...у нас под носом в мрачной крепости на Ист-Уоррен-стрит... под бдительным надзором федеральных властей... усовершенствованное нашими опытными техническими специалистами могучее подспорье для исполнительных органов власти... тирады против политических деятелей и элементарного здравого смысла зашли слишком далеко... завтрашнее разоблачение...
   "Оссерваторе романо": ...Папская Курия... с часу на час ожидается заявление...
   "Джексон стар-клэрион": ...надлежащее использование подтвердит ошибочность теории о равенстве рас...
   Пресса вопила почти в один голос. Влиятельный политический обозреватель Пеглер брызгал слюной; другой видный комментатор - Уинчелл ерничал. Из газет мы узнавали лишь о внешней стороне положения.
   Но военная охрана состоит из солдат, номера в гостинице убирают горничные, обед приносят официанты, а где тонко, там и... Мы узнавали правду от тех, кто своим трудом зарабатывает на жизнь.
   На улицах и в помещениях проходят митинги и собрания, две крупнейшие организации ветеранов сместили своих руководителей, губернаторы семи штатов были вынуждены оставить свои посты, трое сенаторов и около двух десятков конгрессменов подали в отставку по причине "слабого здоровья", общая обстановка крайне накалена. То же самое происходит и в Европе. Азия бурлит, а в Южной Америке готовые взлететь транспортные самолеты дежурят в аэропортах. Ходят упорные слухи, что на рассмотрение внесен проект поправки к конституции, в котором предлагается запретить использование любого подобного аппарата отдельными лицами при сохранении за федеральным правительством права изготовлять такие приборы и передавать их в аренду исполнительным органам власти и состоятельным корпорациям. Поговаривают и о том, что по всей стране формируются автокараваны для похода в Вашингтон, чтобы потребовать от Верховного суда решения по поводу правдивости выдвинутых нами обвинений; как подозревают многие, все- средства массовой информации поставлены под прямой контроль федерального правительства и Пентагона; телефонные и телеграфные провода буквально гудят от петиций и требований, адресованных конгрессу, но телеграммы и звонки редко доходят по назначению.
   Однажды утром горничная сказала: - Отель, можно сказать, закрылся. Весь этаж блокирован, у каждой двери - военные полицейские, прочих постояльцев быстро выселяют. Да целого здания не хватит, чтобы вместить все письма и телеграммы, поступающие на ваше имя, и людей, которые хотят встретиться с вами. Только ни черта у них не выйдет, - мрачно добавила она, - наше заведение кишит солдатней.
   Майк покосился на меня, и я, кашлянув, чтобы прочистить горло, спросил: - А вы-то что обо всем этом думаете?
   Она ловко взбила и перевернула подушку.
   - Я видела вашу последнюю картину, прежде чем ее запретили. И все другие ваши фильмы. А в свободные дни слушала репортажи о вашем процессе. Я слыхала, как вы их отбрили. Я вот до сих пор не замужем, потому что мой жених не вернулся из Бирмы... Спросите-ка его, что он думает. - Она кивнула на молодого солдата, который должен был следить, чтобы она не разговаривала с нами. - Спросите его, хочет ли он, чтобы какая-нибудь шайка прохвостов заставила его стрелять в другого такого же бедолагу. Послушайте, что он скажет, а потом спросите меня, хочу ли я получить себе на голову атомную бомбу из-за того, что каким-то богатеям мало тех денег, что у них есть, и они хотят загрести еще.
   Она внезапно повернулась и вышла, солдат ушел вместе с ней. Мы с Майком выпили по бутылке пива и легли спать. На следующей неделе газеты вышли с громадными заголовками: ЧУДО-ЛУЧ СТАНЕТ СОБСТВЕННОСТЬЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА США. ПОПРАВКА К КОНСТИТУЦИИ ОЖИДАЕТ ОДОБРЕНИЯ ШТАТОВ.
   ЛАВИАДА И ЛЕВКО ОСВОБОЖДЕНЫ.
   Нас действительно освободили по настоянию судьи Бронсона и президента. Но я уверен, ни президент, ни Бронсон не знают, что нас тут же арестовали снова. Сказали, что будут держать "под охранным арестом", пока достаточное число штатов не ратифицирует конституционную поправку. Положение у нас как у "человека без родины"[ Имеется в виду герой рассказа американского писателя Э. Э. Хейла (1822-1909), офицер, который был приговорен к пожизненному пребыванию на военных кораблях США и "вышел на свободу" только после смерти. ], который тоже находился под "охранным арестом". И похоже, на волю мы выйдем тем же путем.
   Газет нам не дают, радиоприемник отобрали, ни писать, ни получать письма не разрешают. И ни слова объяснения. Хотя и без объяснений ясно: нас никогда, ни за что отсюда не выпустят и дураками они были бы, если бы выпустили. Думают, раз мы не можем ни с кем общаться и не в состоянии построить другой аппарат, значит, мы не опасны. Что ж, другого аппарата нам не сделать. Но вступить с кем-то в контакт?
   Ну сам посуди: солдат становится солдатом, потому что готов служить своей стране. Солдат не хочет идти на смерть, когда нет войны. Да и на войне смерть - caмое последнее дело. А теперь войны стали не нужны, ведь есть наш аппарат. Как же быть - готовить войну тайком, в темноте? Попробуй-ка составить план или заговор в кромешной тьме, а ведь это единственный способ скрыть их от нашего аппарата. Попробуй подготовить и вести войну без письменных приказов и документов. То-то. Далее...
   Аппарат Майка в руках Пентагона. И сам Майк тоже.
   Если не ошибаюсь, это именуется военной необходимостью. Чепуха! Каждому мало-мальски разумному человеку ясно, что присвоить такой аппарат, скрыть его - значит провоцировать весь мир к нападению в целях самозащиты. Если бы каждая страна или каждый человек владели таким аппаратом, то все были бы в равной степени защищены от внезапной агрессии. Но если только одно государство, только один человек присвоили себе право видеть и знать все, то другие не захотят оставаться слепыми. Может, мы вообще все сделали не так.
   Бог свидетель, как много мы об этом размышляли. Бог свидетель - мы искренне старались спасти человечество от западни, которую оно само себе уготовило.
   Времени осталось в обрез. Один из солдат-охранников переправит тебе эту рукопись - надеюсь, вовремя.
   Когда-то мы дали тебе ключ, думая, что нам никогда не придется просить тебя им воспользоваться. Но, к сожалению, наши надежды не оправдались. Это ключ к сейфу в Детройтском сберегательном банке. В сейфе ты найдешь письма. Брось их в почтовые ящики, но не все сразу и не в одном районе. Письма разлетятся по свету, к людям, которых мы хорошо знаем и за которыми часто наблюдали: умные, честные, они способны претворить в жизнь план, изложенный в письмах.
   Но ты должен спешить! В один прекрасный день ктонибудь примется выяснять, нет ли у нас в запасе еще нескольких аппаратов. Конечно, у нас их нет. Не такие мы дураки. Но если аппарат достаточно долго пробудет в руках какого-нибудь смышленого лейтенантика и тот решит шаг за шагом проверить, чем мы занимались все эти годы, то непременно обнаружит сейф с планами и письмами, приготовленными для рассылки. Понимаешь теперь, отчего надо спешить?
   Как бы не оказалось, что мы, стараясь сделать войну невозможной, сами же подтолкнули мир к военному конфликту. При одной мысли о всех накопленных за минувшие годы ядерных зарядах.
   Джо, ты должен спешить!
   Объединенный штаб 9-й ударной группы Срочно доложите, срочно доложите, срочно доложите.
   Командир 9-й ударной группы Объединенному штабу Других рукописей не обнаружено. Обыскали труп Левко сразу же после приземления. В соответствии с планом Здание № 3 не повреждено. Уцелевшие утверждают, что оба накануне переведены из Здания № 7 из-за неисправности канализации. Труп Лавиады достоверно опознан по отпечаткам пальцев. Прошу дальнейших указаний.
   Объединенный штаб командиру 32-го танкового полка Оцепите район Детройтского сберегательного банка.
   Срочно сообщите о состоянии сейфов. Обеспечьте полное содействие прибывающему инженерно-техническому подразделению.
   Полковник Темпл, временно прикомандированный к 32-му танковому полку, Объединенному штабу Детройтский сберегательный банк уничтожен прямым попаданием. Уровень радиации смертелен. Сейфы и их содержимое уцелеть не могли. Повторяю: прямым попаданием. Прошу согласия выезд район Вашингтона.
   Объединенный штаб полковнику Темплу, временно прикомандированному к 32-му танковому полку В просьбе отказано. Просейте обломки любой ценой.
   Повторяю, любой ценой.
   Объединенный штаб. Всем, всем, всем Отсутствие сопротивления со стороны оппозиции объясняется случайным взрывом атомной ракеты в семнадцати милях юго-юго-западнее Вашингтона. Единственный уцелевший из уничтоженного спецпоезда утверждает, что все высшие официальные лица покинули столицу за два часа до начала атаки. Уведомите местные власти, где это необходимо и целесообразно, о прекращении военных действий. Дислоцируйтесь в занимаемых ныне районах в соответствии с Планом 2. Ждите дальнейших указаний.