— А как он взломал замок?
— Какой замок! Племянник, ты не в Нью-Йорке. Здесь воров нет, запираться не от кого…
Внезапно дядя замер, уставившись прямо перед собой. Натаниэль тоже увидел это. В дверном косяке торчал томагавк.
— Юта! — выпалил Зик.
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ЭПИЛОГ
— Какой замок! Племянник, ты не в Нью-Йорке. Здесь воров нет, запираться не от кого…
Внезапно дядя замер, уставившись прямо перед собой. Натаниэль тоже увидел это. В дверном косяке торчал томагавк.
— Юта! — выпалил Зик.
ГЛАВА 17
Натаниэль быстро спрыгнул с лошади и огляделся по сторонам:
— Они тут, поблизости?
Зик покачал головой:
— Свежих следов не видно. Меня не было несколько месяцев. Скорее всего они пришли за моим скальпом, а когда поняли, что я уехал, оставили это сообщение. — Он подошел к хижине, прислонил ружье к стене и выдернул из косяка томагавк.
— Сообщение?
— У всех племен разное оружие, — процедил Зик, осматривая томагавк. — Это, без сомнения, юта. Они хотели показать мне, что были здесь. Ткнуть меня в это носом. Дать понять, что не боятся меня и скоро придут снова.
— А почему они не сожгли хижину?
— Этим собакам жуть как хочется украсить жилище своего вождя моей седой шевелюрой. Вероятно, юта решили, если они сожгут мой дом, я уйду и меня будет не найти. — Толкнув тяжелую дверь хижины, он осторожно заглянул внутрь: — Проклятье!
— Какой разгром, — заметил Натаниэль. Большая часть вещей была сломана или изуродована. Простыни разорваны на мелкие клочки, горшки и миски разбиты, мебель разрублена в щепки.
— Они за это заплатят, — мрачно пообещал Зик. Шагнув внутрь, он со злостью пнул сломанное кресло: — Я его сам делал!
— Мы все исправим, — утешал Нат. Изекиэль криво усмехнулся:
— Наплевать на мебель, я сколочу новую, еще лучше. Плохо то, что эта шайка забрала все вяленое мясо.
— Что будем делать?
— Привяжи лошадей. Мы тут все вычистим, распакуем вещи и пойдем на озеро ловить рыбу. Лосось тут просто объедение. Ручаюсь, ты в жизни не ел такой вкуснятины.
Кивнув, Натаниэль шагнул к двери, и тут его пронзила страшная мысль.
— А сокровище?! — выдохнул он.
— Что «сокровище»? — устало осведомился Зик. Он опустился на корточки и вертел в руках изрубленную ножку стола.
— Вдруг юта его забрали!
— Не забрали.
— Но ты же не проверил!
— Оно не здесь, — заверил дядя. — Я знаю, они его не нашли.
— А когда ты мне его покажешь?
— Скоро. Давай займись лошадьми.
Натаниэль пошел к лошадям, поражаясь дядиной беспечности.
Если бы у него было поблизости спрятано золото, он бы первым делом побежал проверять, а не возился бы с мебелью.
На елке затрещала молодая белка. Нат остановился, невольно залюбовавшись прекрасной картиной, открывавшейся с берега озера.
Это тебе не Нью-Йорк. Натаниэлю вспомнились толпы народу, грязные улицы, оседающая на лицах копоть. Он покачал головой. Возможно, дядя прав. Откроешь душу чистой красоте девственной природы, и городская жизнь кажется дешевой подделкой, а люди города — злобными безумцами. Сбившись в кучу, они отравляют воздух дымом и копотью, заваливают землю дерьмом. Дядя прав, города плодят крыс, и не только четвероногих. То ли дело здесь! Натаниэль глубоко вдохнул свежий, бодрящий воздух долины и бросил взгляд на заснеженные вершины в отдалении. Да, человеку несложно привыкнуть к такой красоте. Неудивительно, что дядя так и не вернулся в город. Как не прав был отец, осуждая Зика за его стремление жить в гармонии с природой. Где, в конце концов, жить естественнее? В тесном, грязном, перегороженном стенами и заборами закутке, где подними глаза — и взгляд упрется в серый потолок, где вдыхаешь ядовитый воздух и жуешь неизвестно что? Или здесь, на бескрайних просторах Дикого Запада, где над головой у тебя — синее небо, где кроватью тебе служит мягкая трава, а стенами — кедры, где ешь парную оленину и дышишь воздухом, прозрачным, как в первый день творения? Натаниэль улыбнулся и ухватил лошадь за поводья. Он почувствовал, что начинает привыкать к жизни траппера и скоро может пропасть для цивилизации, прямо как дядя… Подумав так, Нат усмехнулся.
Прибравшись в хижине и стащив припасы в кладовую, Кинги отправились на рыбалку. Зик смастерил из веток две удочки. Через полчаса на берегу лежали семь больших лососей.
— Завтра пойдем охотиться на лося, — сказал Зик по дороге в хижину. — Наедимся до отвала и навялим мяса к встрече.
— Когда ты покажешь мне сокровище? — спросил Натаниэль.
Карабин он нес на плече, в левой руке тащил леску с нанизанными на ней рыбинами.
Изекиэль покосился на племянника:
— Ты что, только о сокровище и думаешь?
— А ты бы на моем месте думал о другом?
— Сдается мне, что да, — сказал Зик. По его лицу пробежала тень. — Ну хорошо. Я покажу его тебе завтра утром.
Натаниэль просиял. Ура! Наконец-то у него будут деньги, чтобы жениться на Аделине! Нат посмотрел на дядину хижину. Скоро, совсем скоро он распростится с жизнью траппера, вернется в Нью-Йорк, поселится с Аделиной в огромном красивом доме…
Раздался странный звук, похожий на свист, потом глухой удар, слабый хрип. Натаниэль обернулся. В груди у Зика торчало копье.
Дядя недоуменно опустил глаза.
— Проклятье! — простонал он. Плечи его слабо дрогнули. Пошатнувшись, он рухнул на колени. Самодельные удочки упали в траву.
— Дядя! — вскрикнул Нат. Бросив рыбу, он кинулся к дяде и подхватил его под руки.
— В хижину, быстро, — выдохнул Зик.
Натаниэль кинул взгляд по сторонам. Кусты неподалеку от хижины еле заметно дрожали. Что-то темнело в переплетении ветвей. Нат вскинул карабин и выстрелил по кустам. Смутный силуэт растаял как дым.
— В хижину, — слабо повторил Зик, — в хижину, скорее.
Натаниэль проворно потащил дядю к хижине.
Зик тяжело дышал, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Нат взмок от напряжения. Озираясь по сторонам, каждую секунду ожидая, что из леса на них посыплются копья и стрелы, юноша боролся с острым желанием немедленно кинуться под прикрытие толстых бревен. Втащив Зика в хижину и усадив на полу, Натаниэль тут же бросился к двери, захлопнул ее и тогда только сумел перевести дух.
— Не везет мне сегодня, — усмехнулся Зик. Копье навылет пробило ему грудь, вошло между ребрами и вышло из поясницы.
Натаниэль встал на колени рядом с дядей:
— Наверное, эти подлые юта тебя ждали.
— Это не юта.
— А кто же?
Губы Зика дрогнули.
— Это не юта. Копье другое.
— Тогда кто… — начал Нат.
— Это копье кайова.
— Но ты говорил, кайова не забираются так далеко на запад! — воскликнул Нат, осматривая рану. Он вспомнил, как Белый Орел тогда вытащил стрелу, и потянулся к древку копья, собираясь проделать то же самое.
— Оставь это, — сказал Зик.
— Что значит «оставь»? Надо его вытащить!
— Лучше проверь окно, — посоветовал Зик. Натаниэль прислонил карабин к стене и взял в руки дядин «хоукен».
В хижине было только одно окно, прорубленное с торца, справа от двери.
Стекла не было, вместо него к раме крепился большой кусок оленьей кожи — его можно было опускать или натягивать на раму, чтобы в хижину не проникали холод и ветер. Прижавшись щекой к стене, Натаниэль скосил глаза и посмотрел наружу.
Озеро. Деревья. Птицы. Тишина.
— Никого, — прошептал Нат.
— Он играет с нами.
— Ты что, его знаешь?
— Да. Как и ты, впрочем. Это Всадник Грома.
— Ты хочешь сказать, он все это время сидел у нас на хвосте?
— Сдается мне, что так, племянник.
— Но за ним тогда погнались Белый Орел и другие шайены…
— Выходит, он сумел уйти от погони.
Натаниэль все еще не мог поверить, что воин кайова следил за ними так долго.
— Мы бы его заметили!
— Он индеец, Нат, а не белый увалень вроде Ганта и его дружков.
Натаниэль отошел от окна и сел рядом с дядей.
— Зачем он ждал так долго? Почему не напал на нас раньше?
— Не знаю. Наверное, в прерии ему было к нам не подобраться. А может, он хотел узнать, куда мы едем, — сказал Зик. — Всадник Грома жаждет мести. Мы опозорили его, и он не сможет спать спокойно, пока не повесит наши скальпы в своем жилище.
Натаниэль в немом ужасе наблюдал, как по рубашке Зика расползается темное пятно.
— Как вытащить из тебя эту дрянь?
— Никак.
— Что значит «никак»? Надо что-то делать!
Изекиэль посмотрел племяннику в глаза.
— Нет, племянник, — еле слышно проговорил он. — Уже не надо.
— Что ты имеешь в виду? — прошептал Нат.
В глубине души он уже знал ответ и боялся, что страшная догадка подтвердится.
— Я умираю, племянник.
Нат отказывался верить. Он посмотрел на дядю с мольбой:
— Ты не можешь умереть!
— Это, племянник, может каждый, — слабо улыбнулся Зик.
— Откуда ты знаешь, что умрешь? Может, если я вытащу копье и перевяжу рану, все будет в порядке!
— Я знаю точно, Нат. Я чувствую. Мне конец. Все внутри порвано. Кровь льется, как из дырявой кастрюли.
— Неправда! — закричал Натаниэль.
— Правда. Я чувствую смерть в себе. Это как заноза, только внутри. И ее не вытащить. Никак не вытащить.
Натаниэль с трудом сглотнул. В горле стоял ком. Глаза застилали слезы.
— Ты не имеешь права! Я… я тебе запрещаю! — Натаниэль с безумным видом огляделся по сторонам. — Ну что-то же можно сделать!
— Да.
— Что? — выкрикнул Нат, в отчаянии подавшись к дяде. — Я все сделаю, только ты живи. Что, что мне сделать?
— Добудь скальп Всадника Грома.
Натаниэль отшатнулся:
— Ты хочешь его скальп?
— Да. Я хочу его скальп. Тебе придется убить сукина сына. Это будет сложно, он же не хочет умирать. — Зик усмехнулся, потом его начал сотрясать мучительный кашель, и он прикрыл рот рукой. Приступ прошел, дядя отнял ладонь ото рта. Пальцы были густо измазаны кровью.
— О господи! — простонал Нат. — Как же это, дядя, этого просто не может быть!
— Держи себя в руках, Убивающий Гризли, — сказал Зик. — Жизнь — это борьба за выживание, забыл? Или ты прикончишь кайова, или он тебя.
— Я тебя не оставлю.
— У тебя нет выбора. Послушай, Нат. Всадник Грома был предводителем отряда. Когда воин ведет отряд в боевой поход и возвращается с богатой добычей, племя оказывает ему великие почести. Ну а если он ничего не принес, а вдобавок еще и потерял людей… Всадник Грома обязан отомстить за воинов, которых мы убили. Он должен добыть для племени наши скальпы, иначе ему никогда не смыть позора.
— Скорее уж он умоется кровью, — мрачно пообещал Нат.
— Узнаю дух Кингов! — сказал Зик; за этим последовал новый приступ кашля, еще хуже предыдущего. Зик начал задыхаться, изо рта потекла кровь.
Натаниэль с ужасом понял, что теряет дядю. Он положил руку на плечо Зика. Если б он только мог как-то облегчить дядины страдания!
— Пожалуйста, не умирай, — прошептал он. Окно на мгновение закрыла тень.
Натаниэль сжался. Взяв в руки карабин, он медленно подкрался к окну. Надо действовать очень осторожно. Где-то там, снаружи, затаился враг, он воспользуется малейшим промахом Ната, чтобы нанести смертельный удар. Нужно держать в голове все, чему его учил дядя, и как можно скорее расправиться с Всадником Грома. Чем раньше умрет проклятый кайова, тем быстрее Натаниэль сможет вернуться к умирающему дяде.
Нат выглянул в окно. Никого.
Был только один способ с этим покончить.
Зик лежал с закрытыми глазами, дыхание с трудом прорывалось сквозь стиснутые в агонии зубы. Поглядев на дядю, Натаниэль шагнул к двери. Если он не выйдет, враг останется сторожить снаружи или подожжет хижину. Нужно выйти, выманить индейца из засады и — убить.
— Нат, мальчик мой, — не открывая глаз, прохрипел Зик.
— Я здесь.
С обагренных кровью губ сорвался протяжный вздох.
— Мне… мне так жаль…
— Не трать силы понапрасну! — крикнул Натаниэль. — Дыши глубже, я скоро вернусь! — Он поднял взгляд на дверь, за которой его ждала судьба. Вздохнул. Расправил плечи. Взялся за дверную ручку.
— Прости… — прошептал Зик.
Натаниэль распахнул дверь.
Стоя в проеме, он быстро оглядел пространство перед хижиной. Где прячется Всадник Грома? Скорее всего за деревьями, решил Нат. Есть ли у индейца еще одно копье или лук? Натаниэлю хотелось верить, что нет.
Послышался тихий скребущий звук. Нат застыл на месте. Что это такое?
Звук тут же прекратился.
— Не думал я, что все так… обернется… — пробормотал Зик.
Собрав волю в кулак, Натаниэль шагнул наружу и прижался к бревенчатой стене хижины. С озера повеяло холодом и влагой, и юноша осознал, что по его лицу ручьями льется пот. Нат огляделся, поднял карабин и начал медленно продвигаться к юго-восточному углу постройки.
В лесу выводил веселые трели певчий дрозд.
В озере беззаботно плескались утки и гуси.
На берегу щипал травку одинокий красавец олень.
Тихая, спокойная картина. Кто бы мог подумать, что за деревьями прячется смерть…
Натаниэль нахмурился. Думать нельзя. Чтобы выжить, ему надо полностью освободить сознание, забыть обо всем, кроме того, что происходит здесь и сейчас, в этом месте, в это мгновение. В последней, решающей схватке разум ему не подмога. Как зверя, его поведут глаза и уши.
Где же ты прячешься, Всадник Грома?
Натаниэль вгляделся в переплетение ветвей. Индейский воин мог притаиться за деревом или большим валуном. Что если у него есть ружье? Вряд ли, понял Нат. Будь у кайова огнестрельное оружие, ему незачем было бы метать копье. Удостоверившись, что с этой стороны дома никого нет, Натаниэль крадучись двинулся вдоль стены. Заглянул за угол. Индейца не было и там.
Из хижины донесся протяжный стон.
Нахмурившись, Нат шагнул обратно к двери. Нельзя допустить, чтобы дядя умер в одиночестве. Юношу охватила мучительная неуверенность. Что делать? Искать Всадника Грома? Или вернуться к дяде? Задумавшись, Натаниэль не заметил, как на плечи ему просыпались какие-то чешуйки — то ли сухая грязь, то ли кора. Когда одна из чешуек шмякнулась Нату на нос и он наконец-то посмотрел вверх, было уже поздно.
Натаниэль нашел Всадника Грома.
Сжимая в правой руке нож, воин племени кайова с пронзительным воплем прыгнул на Ната с крыши.
— Они тут, поблизости?
Зик покачал головой:
— Свежих следов не видно. Меня не было несколько месяцев. Скорее всего они пришли за моим скальпом, а когда поняли, что я уехал, оставили это сообщение. — Он подошел к хижине, прислонил ружье к стене и выдернул из косяка томагавк.
— Сообщение?
— У всех племен разное оружие, — процедил Зик, осматривая томагавк. — Это, без сомнения, юта. Они хотели показать мне, что были здесь. Ткнуть меня в это носом. Дать понять, что не боятся меня и скоро придут снова.
— А почему они не сожгли хижину?
— Этим собакам жуть как хочется украсить жилище своего вождя моей седой шевелюрой. Вероятно, юта решили, если они сожгут мой дом, я уйду и меня будет не найти. — Толкнув тяжелую дверь хижины, он осторожно заглянул внутрь: — Проклятье!
— Какой разгром, — заметил Натаниэль. Большая часть вещей была сломана или изуродована. Простыни разорваны на мелкие клочки, горшки и миски разбиты, мебель разрублена в щепки.
— Они за это заплатят, — мрачно пообещал Зик. Шагнув внутрь, он со злостью пнул сломанное кресло: — Я его сам делал!
— Мы все исправим, — утешал Нат. Изекиэль криво усмехнулся:
— Наплевать на мебель, я сколочу новую, еще лучше. Плохо то, что эта шайка забрала все вяленое мясо.
— Что будем делать?
— Привяжи лошадей. Мы тут все вычистим, распакуем вещи и пойдем на озеро ловить рыбу. Лосось тут просто объедение. Ручаюсь, ты в жизни не ел такой вкуснятины.
Кивнув, Натаниэль шагнул к двери, и тут его пронзила страшная мысль.
— А сокровище?! — выдохнул он.
— Что «сокровище»? — устало осведомился Зик. Он опустился на корточки и вертел в руках изрубленную ножку стола.
— Вдруг юта его забрали!
— Не забрали.
— Но ты же не проверил!
— Оно не здесь, — заверил дядя. — Я знаю, они его не нашли.
— А когда ты мне его покажешь?
— Скоро. Давай займись лошадьми.
Натаниэль пошел к лошадям, поражаясь дядиной беспечности.
Если бы у него было поблизости спрятано золото, он бы первым делом побежал проверять, а не возился бы с мебелью.
На елке затрещала молодая белка. Нат остановился, невольно залюбовавшись прекрасной картиной, открывавшейся с берега озера.
Это тебе не Нью-Йорк. Натаниэлю вспомнились толпы народу, грязные улицы, оседающая на лицах копоть. Он покачал головой. Возможно, дядя прав. Откроешь душу чистой красоте девственной природы, и городская жизнь кажется дешевой подделкой, а люди города — злобными безумцами. Сбившись в кучу, они отравляют воздух дымом и копотью, заваливают землю дерьмом. Дядя прав, города плодят крыс, и не только четвероногих. То ли дело здесь! Натаниэль глубоко вдохнул свежий, бодрящий воздух долины и бросил взгляд на заснеженные вершины в отдалении. Да, человеку несложно привыкнуть к такой красоте. Неудивительно, что дядя так и не вернулся в город. Как не прав был отец, осуждая Зика за его стремление жить в гармонии с природой. Где, в конце концов, жить естественнее? В тесном, грязном, перегороженном стенами и заборами закутке, где подними глаза — и взгляд упрется в серый потолок, где вдыхаешь ядовитый воздух и жуешь неизвестно что? Или здесь, на бескрайних просторах Дикого Запада, где над головой у тебя — синее небо, где кроватью тебе служит мягкая трава, а стенами — кедры, где ешь парную оленину и дышишь воздухом, прозрачным, как в первый день творения? Натаниэль улыбнулся и ухватил лошадь за поводья. Он почувствовал, что начинает привыкать к жизни траппера и скоро может пропасть для цивилизации, прямо как дядя… Подумав так, Нат усмехнулся.
Прибравшись в хижине и стащив припасы в кладовую, Кинги отправились на рыбалку. Зик смастерил из веток две удочки. Через полчаса на берегу лежали семь больших лососей.
— Завтра пойдем охотиться на лося, — сказал Зик по дороге в хижину. — Наедимся до отвала и навялим мяса к встрече.
— Когда ты покажешь мне сокровище? — спросил Натаниэль.
Карабин он нес на плече, в левой руке тащил леску с нанизанными на ней рыбинами.
Изекиэль покосился на племянника:
— Ты что, только о сокровище и думаешь?
— А ты бы на моем месте думал о другом?
— Сдается мне, что да, — сказал Зик. По его лицу пробежала тень. — Ну хорошо. Я покажу его тебе завтра утром.
Натаниэль просиял. Ура! Наконец-то у него будут деньги, чтобы жениться на Аделине! Нат посмотрел на дядину хижину. Скоро, совсем скоро он распростится с жизнью траппера, вернется в Нью-Йорк, поселится с Аделиной в огромном красивом доме…
Раздался странный звук, похожий на свист, потом глухой удар, слабый хрип. Натаниэль обернулся. В груди у Зика торчало копье.
Дядя недоуменно опустил глаза.
— Проклятье! — простонал он. Плечи его слабо дрогнули. Пошатнувшись, он рухнул на колени. Самодельные удочки упали в траву.
— Дядя! — вскрикнул Нат. Бросив рыбу, он кинулся к дяде и подхватил его под руки.
— В хижину, быстро, — выдохнул Зик.
Натаниэль кинул взгляд по сторонам. Кусты неподалеку от хижины еле заметно дрожали. Что-то темнело в переплетении ветвей. Нат вскинул карабин и выстрелил по кустам. Смутный силуэт растаял как дым.
— В хижину, — слабо повторил Зик, — в хижину, скорее.
Натаниэль проворно потащил дядю к хижине.
Зик тяжело дышал, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Нат взмок от напряжения. Озираясь по сторонам, каждую секунду ожидая, что из леса на них посыплются копья и стрелы, юноша боролся с острым желанием немедленно кинуться под прикрытие толстых бревен. Втащив Зика в хижину и усадив на полу, Натаниэль тут же бросился к двери, захлопнул ее и тогда только сумел перевести дух.
— Не везет мне сегодня, — усмехнулся Зик. Копье навылет пробило ему грудь, вошло между ребрами и вышло из поясницы.
Натаниэль встал на колени рядом с дядей:
— Наверное, эти подлые юта тебя ждали.
— Это не юта.
— А кто же?
Губы Зика дрогнули.
— Это не юта. Копье другое.
— Тогда кто… — начал Нат.
— Это копье кайова.
— Но ты говорил, кайова не забираются так далеко на запад! — воскликнул Нат, осматривая рану. Он вспомнил, как Белый Орел тогда вытащил стрелу, и потянулся к древку копья, собираясь проделать то же самое.
— Оставь это, — сказал Зик.
— Что значит «оставь»? Надо его вытащить!
— Лучше проверь окно, — посоветовал Зик. Натаниэль прислонил карабин к стене и взял в руки дядин «хоукен».
В хижине было только одно окно, прорубленное с торца, справа от двери.
Стекла не было, вместо него к раме крепился большой кусок оленьей кожи — его можно было опускать или натягивать на раму, чтобы в хижину не проникали холод и ветер. Прижавшись щекой к стене, Натаниэль скосил глаза и посмотрел наружу.
Озеро. Деревья. Птицы. Тишина.
— Никого, — прошептал Нат.
— Он играет с нами.
— Ты что, его знаешь?
— Да. Как и ты, впрочем. Это Всадник Грома.
— Ты хочешь сказать, он все это время сидел у нас на хвосте?
— Сдается мне, что так, племянник.
— Но за ним тогда погнались Белый Орел и другие шайены…
— Выходит, он сумел уйти от погони.
Натаниэль все еще не мог поверить, что воин кайова следил за ними так долго.
— Мы бы его заметили!
— Он индеец, Нат, а не белый увалень вроде Ганта и его дружков.
Натаниэль отошел от окна и сел рядом с дядей.
— Зачем он ждал так долго? Почему не напал на нас раньше?
— Не знаю. Наверное, в прерии ему было к нам не подобраться. А может, он хотел узнать, куда мы едем, — сказал Зик. — Всадник Грома жаждет мести. Мы опозорили его, и он не сможет спать спокойно, пока не повесит наши скальпы в своем жилище.
Натаниэль в немом ужасе наблюдал, как по рубашке Зика расползается темное пятно.
— Как вытащить из тебя эту дрянь?
— Никак.
— Что значит «никак»? Надо что-то делать!
Изекиэль посмотрел племяннику в глаза.
— Нет, племянник, — еле слышно проговорил он. — Уже не надо.
— Что ты имеешь в виду? — прошептал Нат.
В глубине души он уже знал ответ и боялся, что страшная догадка подтвердится.
— Я умираю, племянник.
Нат отказывался верить. Он посмотрел на дядю с мольбой:
— Ты не можешь умереть!
— Это, племянник, может каждый, — слабо улыбнулся Зик.
— Откуда ты знаешь, что умрешь? Может, если я вытащу копье и перевяжу рану, все будет в порядке!
— Я знаю точно, Нат. Я чувствую. Мне конец. Все внутри порвано. Кровь льется, как из дырявой кастрюли.
— Неправда! — закричал Натаниэль.
— Правда. Я чувствую смерть в себе. Это как заноза, только внутри. И ее не вытащить. Никак не вытащить.
Натаниэль с трудом сглотнул. В горле стоял ком. Глаза застилали слезы.
— Ты не имеешь права! Я… я тебе запрещаю! — Натаниэль с безумным видом огляделся по сторонам. — Ну что-то же можно сделать!
— Да.
— Что? — выкрикнул Нат, в отчаянии подавшись к дяде. — Я все сделаю, только ты живи. Что, что мне сделать?
— Добудь скальп Всадника Грома.
Натаниэль отшатнулся:
— Ты хочешь его скальп?
— Да. Я хочу его скальп. Тебе придется убить сукина сына. Это будет сложно, он же не хочет умирать. — Зик усмехнулся, потом его начал сотрясать мучительный кашель, и он прикрыл рот рукой. Приступ прошел, дядя отнял ладонь ото рта. Пальцы были густо измазаны кровью.
— О господи! — простонал Нат. — Как же это, дядя, этого просто не может быть!
— Держи себя в руках, Убивающий Гризли, — сказал Зик. — Жизнь — это борьба за выживание, забыл? Или ты прикончишь кайова, или он тебя.
— Я тебя не оставлю.
— У тебя нет выбора. Послушай, Нат. Всадник Грома был предводителем отряда. Когда воин ведет отряд в боевой поход и возвращается с богатой добычей, племя оказывает ему великие почести. Ну а если он ничего не принес, а вдобавок еще и потерял людей… Всадник Грома обязан отомстить за воинов, которых мы убили. Он должен добыть для племени наши скальпы, иначе ему никогда не смыть позора.
— Скорее уж он умоется кровью, — мрачно пообещал Нат.
— Узнаю дух Кингов! — сказал Зик; за этим последовал новый приступ кашля, еще хуже предыдущего. Зик начал задыхаться, изо рта потекла кровь.
Натаниэль с ужасом понял, что теряет дядю. Он положил руку на плечо Зика. Если б он только мог как-то облегчить дядины страдания!
— Пожалуйста, не умирай, — прошептал он. Окно на мгновение закрыла тень.
Натаниэль сжался. Взяв в руки карабин, он медленно подкрался к окну. Надо действовать очень осторожно. Где-то там, снаружи, затаился враг, он воспользуется малейшим промахом Ната, чтобы нанести смертельный удар. Нужно держать в голове все, чему его учил дядя, и как можно скорее расправиться с Всадником Грома. Чем раньше умрет проклятый кайова, тем быстрее Натаниэль сможет вернуться к умирающему дяде.
Нат выглянул в окно. Никого.
Был только один способ с этим покончить.
Зик лежал с закрытыми глазами, дыхание с трудом прорывалось сквозь стиснутые в агонии зубы. Поглядев на дядю, Натаниэль шагнул к двери. Если он не выйдет, враг останется сторожить снаружи или подожжет хижину. Нужно выйти, выманить индейца из засады и — убить.
— Нат, мальчик мой, — не открывая глаз, прохрипел Зик.
— Я здесь.
С обагренных кровью губ сорвался протяжный вздох.
— Мне… мне так жаль…
— Не трать силы понапрасну! — крикнул Натаниэль. — Дыши глубже, я скоро вернусь! — Он поднял взгляд на дверь, за которой его ждала судьба. Вздохнул. Расправил плечи. Взялся за дверную ручку.
— Прости… — прошептал Зик.
Натаниэль распахнул дверь.
Стоя в проеме, он быстро оглядел пространство перед хижиной. Где прячется Всадник Грома? Скорее всего за деревьями, решил Нат. Есть ли у индейца еще одно копье или лук? Натаниэлю хотелось верить, что нет.
Послышался тихий скребущий звук. Нат застыл на месте. Что это такое?
Звук тут же прекратился.
— Не думал я, что все так… обернется… — пробормотал Зик.
Собрав волю в кулак, Натаниэль шагнул наружу и прижался к бревенчатой стене хижины. С озера повеяло холодом и влагой, и юноша осознал, что по его лицу ручьями льется пот. Нат огляделся, поднял карабин и начал медленно продвигаться к юго-восточному углу постройки.
В лесу выводил веселые трели певчий дрозд.
В озере беззаботно плескались утки и гуси.
На берегу щипал травку одинокий красавец олень.
Тихая, спокойная картина. Кто бы мог подумать, что за деревьями прячется смерть…
Натаниэль нахмурился. Думать нельзя. Чтобы выжить, ему надо полностью освободить сознание, забыть обо всем, кроме того, что происходит здесь и сейчас, в этом месте, в это мгновение. В последней, решающей схватке разум ему не подмога. Как зверя, его поведут глаза и уши.
Где же ты прячешься, Всадник Грома?
Натаниэль вгляделся в переплетение ветвей. Индейский воин мог притаиться за деревом или большим валуном. Что если у него есть ружье? Вряд ли, понял Нат. Будь у кайова огнестрельное оружие, ему незачем было бы метать копье. Удостоверившись, что с этой стороны дома никого нет, Натаниэль крадучись двинулся вдоль стены. Заглянул за угол. Индейца не было и там.
Из хижины донесся протяжный стон.
Нахмурившись, Нат шагнул обратно к двери. Нельзя допустить, чтобы дядя умер в одиночестве. Юношу охватила мучительная неуверенность. Что делать? Искать Всадника Грома? Или вернуться к дяде? Задумавшись, Натаниэль не заметил, как на плечи ему просыпались какие-то чешуйки — то ли сухая грязь, то ли кора. Когда одна из чешуек шмякнулась Нату на нос и он наконец-то посмотрел вверх, было уже поздно.
Натаниэль нашел Всадника Грома.
Сжимая в правой руке нож, воин племени кайова с пронзительным воплем прыгнул на Ната с крыши.
ГЛАВА 18
Натаниэль не успел даже поднять ружье: Всадник Грома с диким воплем обрушился ему на плечи и выбил из рук карабин. Падая, он ногами оттолкнул Ната от двери хижины; юноша упал на колени, индеец придавил его своим телом и вцепился в волосы. Натаниэль выгнулся дугой, пытаясь высвободиться. Ему удалось сбросить с себя индейца. Тот упал на траву, но тут же с проворством дикой кошки вскочил на ноги. Индеец потрясал ножом, на темном лице застыла безумная гримаса. Всадник Грома был уверен, что победа останется за ним.
Натаниэль потянулся за пистолетом, но Всадник Грома сделал резкий выпад ножом; уклоняясь от сверкающего лезвия, Нат вынужден был отдернуть руку и быстро отпрыгнуть в сторону. Юноша прижался к бревенчатой стене хижины. Он хотел было податься вправо и скользнуть в дверной проем, но индеец каким-то образом угадал его намерение и одним прыжком оказался между Натом и дверью, отрезая путь к спасению.
Натаниэль попятился к углу хижины. Он успел сделать четыре или пять шагов, когда вмешался случай.
Нат споткнулся, зацепившись за толстый корень дерева. Он выбросил вперед руки в попытке удержать равновесие, и в этот момент, когда он был наиболее уязвим, воин кайова бросился в атаку. Индеец бешено вращал глазами, левая рука хищной клешней тянулась к горлу Ната, в правой сверкал нож. Падая, Натаниэль беспорядочно молотил руками по воздуху, и ему каким-то чудом удалось перехватить занесенную над ним руку с ножом; другой рукой Всадник Грома схватил его за горло. Нат повалился на спину, кайова моментально оседлал его и нацелился ножом в лицо. Удерживая запястье индейца, Натаниэль отчаянно пытался разжать пальцы, тисками сомкнувшиеся на шее.
В глазах индейского воина горело безумие. Жажда мести полностью подчинила себе сознание. Всадник Грома жил и дышал теперь только ради того, чтобы расправиться с белыми, которые погубили его отряд. Победа или смерть! Он добудет скальпы своих врагов или погибнет в бою.
Натаниэль задыхался. Он не мог отодрать пальцы индейца от горла; острие ножа придвигалось все ближе к груди. Еще несколько секунд, и ему конец. Дядя Зик погибнет тоже… если только он уже не умер.
О боже, Зик!
Мысль о беспомощном, умирающем в одиночестве дяде придала Натаниэлю сил. Он стал дергаться, вырываться, ударил индейца коленом. Потом еще раз и еще. В последний удар Нат вложил все свои силы. Лицо Всадника Грома исказилось от боли, и индеец скатился на траву.
Натаниэль вскочил на ноги. Выхватил из-за пояса пистолет, прицелился. Видя выражение недоумения на лице кайова, Нат решил, что может потянуть время и насладиться мигом торжества. Он победил, он отомстил Всаднику Грома за дядю. Улыбаясь, Натаниэль нажал на спуск.
Раздался щелчок.
Тихий щелчок, и больше ничего.
Пистолет дал осечку.
Всадник Грома с торжествующим воплем бросился на Натаниэля и ножом выбил пистолет из рук.
Натаниэль попятился к северо-восточному углу дома. Что делать? Взгляд упал на карабин: когда индеец выбил у него из рук ружье, оно упало в траву недалеко от бревенчатой стены хижины. Нат одним прыжком преодолел расстояние до карабина. Растянувшись во весь рост, он ухитрился дотянуться до ружья и ухватить его за ствол. Вовремя. Воин кайова уже летел на него.
Натаниэль держал карабин за ствол, и ему оставалось только драться ружьем, как дубиной. Юноша со страшной силой ударил индейца прикладом в лицо; Всадника Грома отбросило назад, удар размозжил ему челюсть; Натаниэль молниеносно перехватил карабин и нацелил его на врага.
Но прежде чем он успел выстрелить, кайова вскочил на ноги и метнул нож.
Натаниэль подался в сторону, но недостаточно быстро; лезвие, просвистев в воздухе, скользнуло по левому виску. Кровь потекла за воротник. Не обращая внимания на головокружение и боль, Нат прицелился индейцу прямо в переносицу.
Всадник Грома издал клич, собираясь вновь ринуться в бой.
После того как Натаниэль дрался карабином как дубиной, он не мог быть уверен, что ружье выстрелит. Вдруг опять осечка? Нат сделал глубокий вдох и плавно нажал на спуск.
Ему не о чем было беспокоиться. Бах! Свинец вырвался на волю в клубах едкого порохового дыма. Натаниэль в жизни не слышал ничего приятнее, чем этот ружейный залп. Запах пороха показался ему лучше аромата роз.
Пуля угодила индейцу между глаз. Кайова замер, пару раз удивленно моргнул. Упал на колени, потом повалился ничком, раскинув руки.
Натаниэль сделал глубокий вдох, силясь унять внезапную дрожь. Теперь, когда все было кончено, Нату казалось, что кровь в жилах у него закипела и продолжает слабо бурлить. Посмотрев на безжизненное тело индейца, Натаниэль бросил карабин. Его колотил озноб, руки тряслись.
Что с ним такое?
Почему он не может прийти в себя?
Ноги его стали ватными, подступила дурнота, и Нат почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Пришлось лечь. Он посмотрел вверх, в небо. Высоко, под самыми облаками, кружил орел. Борясь с головокружением, Нат сначала поднялся на четвереньки, потом осторожно встал во весь рост. Колени тряслись. Пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
Под головой Всадника Грома растекалась лужа темной крови.
Натаниэль в тупом оцепенении смотрел на мертвого воина. Ну вот, он снова убил человека. Сколько получается? Сначала тот парень, дружок Ганта, на реке Репабликан. Потом индеец на холме. Может, даже несколько индейцев. Теперь этот… Получается, с того момента, как Натаниэль покинул Сент-Луис, он отправил на тот свет по меньшей мере троих. На этот раз Нат не чувствовал ровным счетом никакого раскаяния. Всадника Грома надо было убить. Иначе нельзя, вот и все дела.
Придя в себя, Нат поспешил в хижину. Он чуть не закричал, увидев дядю лежащим на полу. Побелевшие пальцы сжимали древко копья. Кровь залила подбородок и шею.
Натаниэль бросился на колени рядом с дядей:
— Зик! Ты жив?
Нет ответа.
Нат легонько тронул дядю за плечо. Юноша чуть не заплакал от облегчения, когда веки Изекиэля слабо затрепетали.
— Нат? Это ты? — еле слышно спросил дядя.
— Да!
— Ты убил Всадника Грома?
— Он больше не встанет у нас на пути.
Изекиэль слабо закашлялся.
— А где скальп?
— Я его пока не снял.
— Ну, спешить некуда, — дребезжащим голосом ответил Зик. На губах его пузырилась кровь.
Дядя умирает! Не в силах справиться с собой, Натаниэль схватил дядю за руку и со слезами в голосе попросил:
— Не оставляй меня, пожалуйста! Не умирай!
— А кто меня спрашивает?
— Я могу как-то тебе помочь?
— Вынеси… меня…
— Что?
Зик медленно-медленно повернул голову. Лицо исказила гримаса боли — каждое, даже самое малейшее, движение требовало от умирающего невероятных усилий.
— Не хочу… подыхать в четырех стенах, Нат. Пожалуйста… вынеси меня на воздух.
В груди Натаниэля что-то оборвалось. Он кивнул и подхватил дядю на руки, с трудом выпрямился и вышел из хижины с печальной ношей. Лицо побагровело от натуги, но Нат старался нести дядю как можно бережнее.
— Где тебя положить?
— Там, где видны горы.
Натаниэль осторожно опустил дядю на прохладную траву, на левый бок, лицом к югу, где возвышался пик Лонга.
— Спасибо, племянник.
— Я могу еще хоть чем-то помочь тебе? — спросил Натаниэль, вставая на колени рядом с дядей.
— Послушай меня.
— Ты не говори, лучше дыши, дыши.
— Перед смертью не надышишься.
Нат опустил голову, борясь с рыданиями, подступившими к горлу.
— Я должен тебе сказать, — сказал Зик. — Ты должен знать… это о сокровище.
— Мне на него наплевать! — воскликнул Нат. Он говорил искренне. Какое ему дело до сокровища, когда он теряет одного из самых дорогих ему людей?
— Это… очень хорошо. Потому что сокровища нет.
— Что?!
— Его нет.
Натаниэль оторопел. Он наклонился к Зику, пытаясь прочитать на дядином лице объяснение этим странным словам.
— Не понимаю. Ты говорил, у тебя сокровище. И эти самородки…
— Самородки? Если поохотиться на бобра в этих горах, то рано или поздно найдешь несколько. А величайшим сокровищем в мире я уже поделился с тобой.
— Что ты хочешь сказать?
— Погляди на горы, — сказал Зик. Когда Нат не подчинился, дядя с силой повторил: — Ну же, посмотри на них!
Натаниэль поднял взгляд на величественные громады Скалистых гор.
— Озеро. Давай посмотри на него.
Нат послушно окинул взглядом сверкающую, как серебро, водную гладь.
— Долина. Посмотри на деревья, на оленей, лосей и других животных. Подумай о том, что теперь все это твое. Моя хижина, мой карабин, одежда — это я оставляю тебе, — сказал Зик. — Но я дарю тебе еще одну вещь. Величайшее сокровище в мире. Сокровище, которое я обрел, приехав в Скалистые горы и которое я хотел разделить с единственным из родственников, на кого мне не наплевать. Сокровище, которое я хотел подарить тебе, Нат.
— Что это?
— Свобода.
Пораженный, Натаниэль потряс головой, прижал ладонь ко лбу:
— Ты привел меня сюда, чтобы подарить свободу? Но она у меня и так была!
— Ты считаешь, что целый день сидеть за конторкой, царапать закорючки на бумаге и подчиняться человеку, который считает, что он лучше и выше тебя, — это свобода? Свобода — это жениться на женщине, для которой деньги важнее твоего счастья? Свобода — это когда твоей жизнью распоряжаются другие?
— Но меня же никто не приковывал цепями.
— Цепи не всегда можно увидеть глазами, Нат. Ты мне рассказывал о тех рабах. Эти люди закованы в цепи. Цепи же, что держали тебя, другого рода, и они еще хуже. Ты всю жизнь провел в невидимых кандалах законов и правил, которыми окружающие сковали тебя, чтобы использовать в своих корыстных интересах! — страстно проговорил Зик. Усилие обошлось ему дорого. Подбородок задергался, Изекиэль застонал.
Натаниэль взял дядю за руку:
— Я не знаю, что сказать.
Одними губами дядя Зик прошептал:
— Обещай мне, что останешься здесь. Живи здесь. Охоться здесь. Оставь свой след.
— Я не умею охотиться!
— Шекспир тебя научит.
— Как я его найду?
— Он будет здесь через пару дней. Мы собирались вместе ехать на встречу. Он останется с тобой. Ты можешь ему доверять.
— А что если я захочу поехать домой?
— Ты можешь доверять Шекспиру, Нат, — повторил Зик, будто не расслышав вопроса.
— А если придут юта?
— Покажи им, что ты мужчина. Докажи, что ты хозяин долины, король гор! — Дядя улыбнулся — и замер, отчаянно глотая ртом воздух.
— О нет! Зик!
Изекиэль обратил глаза к небу. Его взгляд прояснился.
— Теперь ты мужчина, Нат. Детство осталось позади. В городе в девятнадцать лет ты можешь быть мальчишкой. Здесь другая жизнь. Здесь ты Натаниэль Кинг, мужчина, колонист, свободный траппер, а главное — хозяин своей судьбы! — Дядя хрипло втягивал воздух, борясь с удушьем — Я… сделал все, что мог. Теперь дело… за тобой. Живи… так, чтобы я мог тобой… гордиться, Нат… А я поплыву по водам Вечности.
— О боже, дядя Зик!
Тихий шепот сорвался с губ умирающего. Изекиэль дернулся, вытянулся в полный рост и затих. Голова его бессильно упала на траву, глаза закрылись, но не погасла улыбка на губах. Нат молча сидел у тела дяди, а высоко в небе, под самыми облаками, над хижиной и озером, деревьями и горами, кружил орел.
Натаниэль потянулся за пистолетом, но Всадник Грома сделал резкий выпад ножом; уклоняясь от сверкающего лезвия, Нат вынужден был отдернуть руку и быстро отпрыгнуть в сторону. Юноша прижался к бревенчатой стене хижины. Он хотел было податься вправо и скользнуть в дверной проем, но индеец каким-то образом угадал его намерение и одним прыжком оказался между Натом и дверью, отрезая путь к спасению.
Натаниэль попятился к углу хижины. Он успел сделать четыре или пять шагов, когда вмешался случай.
Нат споткнулся, зацепившись за толстый корень дерева. Он выбросил вперед руки в попытке удержать равновесие, и в этот момент, когда он был наиболее уязвим, воин кайова бросился в атаку. Индеец бешено вращал глазами, левая рука хищной клешней тянулась к горлу Ната, в правой сверкал нож. Падая, Натаниэль беспорядочно молотил руками по воздуху, и ему каким-то чудом удалось перехватить занесенную над ним руку с ножом; другой рукой Всадник Грома схватил его за горло. Нат повалился на спину, кайова моментально оседлал его и нацелился ножом в лицо. Удерживая запястье индейца, Натаниэль отчаянно пытался разжать пальцы, тисками сомкнувшиеся на шее.
В глазах индейского воина горело безумие. Жажда мести полностью подчинила себе сознание. Всадник Грома жил и дышал теперь только ради того, чтобы расправиться с белыми, которые погубили его отряд. Победа или смерть! Он добудет скальпы своих врагов или погибнет в бою.
Натаниэль задыхался. Он не мог отодрать пальцы индейца от горла; острие ножа придвигалось все ближе к груди. Еще несколько секунд, и ему конец. Дядя Зик погибнет тоже… если только он уже не умер.
О боже, Зик!
Мысль о беспомощном, умирающем в одиночестве дяде придала Натаниэлю сил. Он стал дергаться, вырываться, ударил индейца коленом. Потом еще раз и еще. В последний удар Нат вложил все свои силы. Лицо Всадника Грома исказилось от боли, и индеец скатился на траву.
Натаниэль вскочил на ноги. Выхватил из-за пояса пистолет, прицелился. Видя выражение недоумения на лице кайова, Нат решил, что может потянуть время и насладиться мигом торжества. Он победил, он отомстил Всаднику Грома за дядю. Улыбаясь, Натаниэль нажал на спуск.
Раздался щелчок.
Тихий щелчок, и больше ничего.
Пистолет дал осечку.
Всадник Грома с торжествующим воплем бросился на Натаниэля и ножом выбил пистолет из рук.
Натаниэль попятился к северо-восточному углу дома. Что делать? Взгляд упал на карабин: когда индеец выбил у него из рук ружье, оно упало в траву недалеко от бревенчатой стены хижины. Нат одним прыжком преодолел расстояние до карабина. Растянувшись во весь рост, он ухитрился дотянуться до ружья и ухватить его за ствол. Вовремя. Воин кайова уже летел на него.
Натаниэль держал карабин за ствол, и ему оставалось только драться ружьем, как дубиной. Юноша со страшной силой ударил индейца прикладом в лицо; Всадника Грома отбросило назад, удар размозжил ему челюсть; Натаниэль молниеносно перехватил карабин и нацелил его на врага.
Но прежде чем он успел выстрелить, кайова вскочил на ноги и метнул нож.
Натаниэль подался в сторону, но недостаточно быстро; лезвие, просвистев в воздухе, скользнуло по левому виску. Кровь потекла за воротник. Не обращая внимания на головокружение и боль, Нат прицелился индейцу прямо в переносицу.
Всадник Грома издал клич, собираясь вновь ринуться в бой.
После того как Натаниэль дрался карабином как дубиной, он не мог быть уверен, что ружье выстрелит. Вдруг опять осечка? Нат сделал глубокий вдох и плавно нажал на спуск.
Ему не о чем было беспокоиться. Бах! Свинец вырвался на волю в клубах едкого порохового дыма. Натаниэль в жизни не слышал ничего приятнее, чем этот ружейный залп. Запах пороха показался ему лучше аромата роз.
Пуля угодила индейцу между глаз. Кайова замер, пару раз удивленно моргнул. Упал на колени, потом повалился ничком, раскинув руки.
Натаниэль сделал глубокий вдох, силясь унять внезапную дрожь. Теперь, когда все было кончено, Нату казалось, что кровь в жилах у него закипела и продолжает слабо бурлить. Посмотрев на безжизненное тело индейца, Натаниэль бросил карабин. Его колотил озноб, руки тряслись.
Что с ним такое?
Почему он не может прийти в себя?
Ноги его стали ватными, подступила дурнота, и Нат почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Пришлось лечь. Он посмотрел вверх, в небо. Высоко, под самыми облаками, кружил орел. Борясь с головокружением, Нат сначала поднялся на четвереньки, потом осторожно встал во весь рост. Колени тряслись. Пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
Под головой Всадника Грома растекалась лужа темной крови.
Натаниэль в тупом оцепенении смотрел на мертвого воина. Ну вот, он снова убил человека. Сколько получается? Сначала тот парень, дружок Ганта, на реке Репабликан. Потом индеец на холме. Может, даже несколько индейцев. Теперь этот… Получается, с того момента, как Натаниэль покинул Сент-Луис, он отправил на тот свет по меньшей мере троих. На этот раз Нат не чувствовал ровным счетом никакого раскаяния. Всадника Грома надо было убить. Иначе нельзя, вот и все дела.
Придя в себя, Нат поспешил в хижину. Он чуть не закричал, увидев дядю лежащим на полу. Побелевшие пальцы сжимали древко копья. Кровь залила подбородок и шею.
Натаниэль бросился на колени рядом с дядей:
— Зик! Ты жив?
Нет ответа.
Нат легонько тронул дядю за плечо. Юноша чуть не заплакал от облегчения, когда веки Изекиэля слабо затрепетали.
— Нат? Это ты? — еле слышно спросил дядя.
— Да!
— Ты убил Всадника Грома?
— Он больше не встанет у нас на пути.
Изекиэль слабо закашлялся.
— А где скальп?
— Я его пока не снял.
— Ну, спешить некуда, — дребезжащим голосом ответил Зик. На губах его пузырилась кровь.
Дядя умирает! Не в силах справиться с собой, Натаниэль схватил дядю за руку и со слезами в голосе попросил:
— Не оставляй меня, пожалуйста! Не умирай!
— А кто меня спрашивает?
— Я могу как-то тебе помочь?
— Вынеси… меня…
— Что?
Зик медленно-медленно повернул голову. Лицо исказила гримаса боли — каждое, даже самое малейшее, движение требовало от умирающего невероятных усилий.
— Не хочу… подыхать в четырех стенах, Нат. Пожалуйста… вынеси меня на воздух.
В груди Натаниэля что-то оборвалось. Он кивнул и подхватил дядю на руки, с трудом выпрямился и вышел из хижины с печальной ношей. Лицо побагровело от натуги, но Нат старался нести дядю как можно бережнее.
— Где тебя положить?
— Там, где видны горы.
Натаниэль осторожно опустил дядю на прохладную траву, на левый бок, лицом к югу, где возвышался пик Лонга.
— Спасибо, племянник.
— Я могу еще хоть чем-то помочь тебе? — спросил Натаниэль, вставая на колени рядом с дядей.
— Послушай меня.
— Ты не говори, лучше дыши, дыши.
— Перед смертью не надышишься.
Нат опустил голову, борясь с рыданиями, подступившими к горлу.
— Я должен тебе сказать, — сказал Зик. — Ты должен знать… это о сокровище.
— Мне на него наплевать! — воскликнул Нат. Он говорил искренне. Какое ему дело до сокровища, когда он теряет одного из самых дорогих ему людей?
— Это… очень хорошо. Потому что сокровища нет.
— Что?!
— Его нет.
Натаниэль оторопел. Он наклонился к Зику, пытаясь прочитать на дядином лице объяснение этим странным словам.
— Не понимаю. Ты говорил, у тебя сокровище. И эти самородки…
— Самородки? Если поохотиться на бобра в этих горах, то рано или поздно найдешь несколько. А величайшим сокровищем в мире я уже поделился с тобой.
— Что ты хочешь сказать?
— Погляди на горы, — сказал Зик. Когда Нат не подчинился, дядя с силой повторил: — Ну же, посмотри на них!
Натаниэль поднял взгляд на величественные громады Скалистых гор.
— Озеро. Давай посмотри на него.
Нат послушно окинул взглядом сверкающую, как серебро, водную гладь.
— Долина. Посмотри на деревья, на оленей, лосей и других животных. Подумай о том, что теперь все это твое. Моя хижина, мой карабин, одежда — это я оставляю тебе, — сказал Зик. — Но я дарю тебе еще одну вещь. Величайшее сокровище в мире. Сокровище, которое я обрел, приехав в Скалистые горы и которое я хотел разделить с единственным из родственников, на кого мне не наплевать. Сокровище, которое я хотел подарить тебе, Нат.
— Что это?
— Свобода.
Пораженный, Натаниэль потряс головой, прижал ладонь ко лбу:
— Ты привел меня сюда, чтобы подарить свободу? Но она у меня и так была!
— Ты считаешь, что целый день сидеть за конторкой, царапать закорючки на бумаге и подчиняться человеку, который считает, что он лучше и выше тебя, — это свобода? Свобода — это жениться на женщине, для которой деньги важнее твоего счастья? Свобода — это когда твоей жизнью распоряжаются другие?
— Но меня же никто не приковывал цепями.
— Цепи не всегда можно увидеть глазами, Нат. Ты мне рассказывал о тех рабах. Эти люди закованы в цепи. Цепи же, что держали тебя, другого рода, и они еще хуже. Ты всю жизнь провел в невидимых кандалах законов и правил, которыми окружающие сковали тебя, чтобы использовать в своих корыстных интересах! — страстно проговорил Зик. Усилие обошлось ему дорого. Подбородок задергался, Изекиэль застонал.
Натаниэль взял дядю за руку:
— Я не знаю, что сказать.
Одними губами дядя Зик прошептал:
— Обещай мне, что останешься здесь. Живи здесь. Охоться здесь. Оставь свой след.
— Я не умею охотиться!
— Шекспир тебя научит.
— Как я его найду?
— Он будет здесь через пару дней. Мы собирались вместе ехать на встречу. Он останется с тобой. Ты можешь ему доверять.
— А что если я захочу поехать домой?
— Ты можешь доверять Шекспиру, Нат, — повторил Зик, будто не расслышав вопроса.
— А если придут юта?
— Покажи им, что ты мужчина. Докажи, что ты хозяин долины, король гор! — Дядя улыбнулся — и замер, отчаянно глотая ртом воздух.
— О нет! Зик!
Изекиэль обратил глаза к небу. Его взгляд прояснился.
— Теперь ты мужчина, Нат. Детство осталось позади. В городе в девятнадцать лет ты можешь быть мальчишкой. Здесь другая жизнь. Здесь ты Натаниэль Кинг, мужчина, колонист, свободный траппер, а главное — хозяин своей судьбы! — Дядя хрипло втягивал воздух, борясь с удушьем — Я… сделал все, что мог. Теперь дело… за тобой. Живи… так, чтобы я мог тобой… гордиться, Нат… А я поплыву по водам Вечности.
— О боже, дядя Зик!
Тихий шепот сорвался с губ умирающего. Изекиэль дернулся, вытянулся в полный рост и затих. Голова его бессильно упала на траву, глаза закрылись, но не погасла улыбка на губах. Нат молча сидел у тела дяди, а высоко в небе, под самыми облаками, над хижиной и озером, деревьями и горами, кружил орел.
ЭПИЛОГ
Он приехал в долину через расщелину между двумя утесами, — мужчина на белой в яблоках лошади, с карабином «хоукен» в огромных руках. Глаза у него были ярко-голубые; борода, усы и длинные волосы поседели до снежной белизны. На мужчине была одежда из оленьей кожи, на голове — коричневая бобровая шапка, на широкой груди прилажены рог для пороха и мешочек для пуль.
Долина была тиха.
Всадник привычной дорогой ехал к озеру, насвистывая себе под нос. За озером показалась знакомая хижина. Из трубы поднимался дымок. Ничего не меняется, подумал всадник. Он улыбнулся и пустил лошадь рысью. Только когда всадник был уже в двадцати ярдах от хижины, взгляд его упал на свежую могилу.
К югу от хижины, на открытом месте, откуда виден был пик Лонга, вырос невысокий холмик.
Всадник крепче сжал в руках карабин и направился к хижине. И тут он заметил мертвого индейца. Труп был оставлен разлагаться в тридцати ярдах от хижины. Индеец лежал лицом вверх. Он был оскальпирован.
— Чем могу помочь?
Всадник обернулся. К бревенчатой стене хижины прислонился молодой мужчина с карабином в руках. Черноволосый, с зелеными глазами, он был одет в ярко-красную куртку-мэкинау.
— Привет, сосед, — дружелюбно сказал всадник. — Ты кто?
— Я у себя дома, а ты стоишь на моей земле, — ответил мужчина. — Поэтому назови себя первым.
— Люди зовут меня Шекспир.
— Ты Шекспир? — Мужчина шагнул вперед. — Зик сказал мне, что ты приедешь.
— А ты кто?
— Его племянник.
Шекспир с трудом сдержал возглас удивления:
— Ты — Натаниэль?
— Нат. Нат Кинг.
— Ну что ж, рад тебя видеть. — Шекспир посмотрел на могилу. — Там тот, о ком я думаю?
— Зика убил кайова.
Ярко-голубые глаза траппера затуманились грустью.
— Бедный Изекиэль. Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине[6].
— Что?
— Это Шекспир, Нат. Так он написал. Потому меня так и зовут. — Он ткнул пальцем в скатанное в рулон одеяло, привязанное к луке седла: — Я всегда ношу с собой томик старого доброго Уильяма Ш.
— Рад нашему знакомству, — сказал Нат. — У меня на обед жареная лосятина. Согласитесь разделить со мной трапезу?
— С превеликим удовольствием, — ответил Шекспир. Он подъехал к хижине и спрыгнул с лошади.
— Мы можем отправиться на встречу прямо с утра, — сказал Нат.
— Хочешь поехать на встречу?
— Да. Дядя сказал, вам можно доверять. Он сказал, вы научите меня всему, что нужно.
Траппер улыбнулся:
— Похоже, такая уж у меня судьба — учить Кингов жизни.
— Меня не надо учить жизни. Я уже знаю ее, — сказал Нат. Он махнул рукой, приглашая гостя в хижину. — Проходите, садитесь. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Зике.
Шекспир засмеялся:
— Все? Это займет не меньше года.
— Времени у меня навалом, — серьезно сказал Нат. Он вошел в хижину. Шекспир собирался шагнуть вслед за ним, когда вдруг его внимание приковал к себе скальп, гвоздями прибитый к двери. Свежий скальп. Он оглянулся на труп индейца и снова перевел взгляд на окровавленный кусок кожи.
— Что это? — спросил он. Ответ не заставил себя ждать:
— Да так, ничего. Ничего особенного.
Долина была тиха.
Всадник привычной дорогой ехал к озеру, насвистывая себе под нос. За озером показалась знакомая хижина. Из трубы поднимался дымок. Ничего не меняется, подумал всадник. Он улыбнулся и пустил лошадь рысью. Только когда всадник был уже в двадцати ярдах от хижины, взгляд его упал на свежую могилу.
К югу от хижины, на открытом месте, откуда виден был пик Лонга, вырос невысокий холмик.
Всадник крепче сжал в руках карабин и направился к хижине. И тут он заметил мертвого индейца. Труп был оставлен разлагаться в тридцати ярдах от хижины. Индеец лежал лицом вверх. Он был оскальпирован.
— Чем могу помочь?
Всадник обернулся. К бревенчатой стене хижины прислонился молодой мужчина с карабином в руках. Черноволосый, с зелеными глазами, он был одет в ярко-красную куртку-мэкинау.
— Привет, сосед, — дружелюбно сказал всадник. — Ты кто?
— Я у себя дома, а ты стоишь на моей земле, — ответил мужчина. — Поэтому назови себя первым.
— Люди зовут меня Шекспир.
— Ты Шекспир? — Мужчина шагнул вперед. — Зик сказал мне, что ты приедешь.
— А ты кто?
— Его племянник.
Шекспир с трудом сдержал возглас удивления:
— Ты — Натаниэль?
— Нат. Нат Кинг.
— Ну что ж, рад тебя видеть. — Шекспир посмотрел на могилу. — Там тот, о ком я думаю?
— Зика убил кайова.
Ярко-голубые глаза траппера затуманились грустью.
— Бедный Изекиэль. Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине[6].
— Что?
— Это Шекспир, Нат. Так он написал. Потому меня так и зовут. — Он ткнул пальцем в скатанное в рулон одеяло, привязанное к луке седла: — Я всегда ношу с собой томик старого доброго Уильяма Ш.
— Рад нашему знакомству, — сказал Нат. — У меня на обед жареная лосятина. Согласитесь разделить со мной трапезу?
— С превеликим удовольствием, — ответил Шекспир. Он подъехал к хижине и спрыгнул с лошади.
— Мы можем отправиться на встречу прямо с утра, — сказал Нат.
— Хочешь поехать на встречу?
— Да. Дядя сказал, вам можно доверять. Он сказал, вы научите меня всему, что нужно.
Траппер улыбнулся:
— Похоже, такая уж у меня судьба — учить Кингов жизни.
— Меня не надо учить жизни. Я уже знаю ее, — сказал Нат. Он махнул рукой, приглашая гостя в хижину. — Проходите, садитесь. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Зике.
Шекспир засмеялся:
— Все? Это займет не меньше года.
— Времени у меня навалом, — серьезно сказал Нат. Он вошел в хижину. Шекспир собирался шагнуть вслед за ним, когда вдруг его внимание приковал к себе скальп, гвоздями прибитый к двери. Свежий скальп. Он оглянулся на труп индейца и снова перевел взгляд на окровавленный кусок кожи.
— Что это? — спросил он. Ответ не заставил себя ждать:
— Да так, ничего. Ничего особенного.