Томпсон Джим. Неудачник

   Ну, что касается меня, учеба в таком колледже меня так же интересовала, как, скажем, посещение семинаров по теологии. И тем не менее я туда поступил, точнее, меня зачислили эти два редактора. И я подозреваю, что они также сожалели об этом, как и я. Они побывали и на спешно собранном комитете братства сельскохозяйственных колледжей, где представили меня студентом с высокой платежеспособностью и поэтому очень желательным членом их братства. Они пригласили меня на ужин в свой «дом», а утром я узнал, что за меня поручились и что я являюсь студентом сельскохозяйственного колледжа.
   Наступил рассвет — как говорят в кинофильмах, — и посыпались проклятия и взаимные обвинения, настолько же горькие, насколько и взаимные. Я чувствовал себя обманутым. А они, мои «братья», испытывали то же самое. Но было слишком поздно. Приходилось мириться друг с другом и постараться обратить себе на пользу сложившуюся ситуацию.
   Каждую свободную минуту они натаскивали меня по предмету, чтобы я мог прилично его сдать (неуспевающий студент не мог принадлежать к братству). Но конечно, не могли достать мне работу. И как они могли поспешествовать человеку, абсолютно ничего не понимающему в сельском хозяйстве? Мне самому пришлось искать себе работу, причем любую, ибо членские взносы и другие поборы братства составляли почти треть моих предполагаемых расходов на жизнь.
   В конце концов я завел себе замечательных друзей в сельскохозяйственном колледже университета Небраски и на самом деле приобрел довольно приличные познания об агрокультуре. Но первые месяцы обучения там были самым несчастным периодом моей жизни. Я всех ненавидел или убедил себя в этом. Казалось, и меня едва выносили. Я жил в непрерывном чаду тревоги, разочарования, отвращения и сомнений. Тем временем я ухватился за первую же работу, которая мне подвернулась, — это было место помощника ночного сторожа в похоронном заведении.

Глава 4

   Я приходил на работу вечером, в семь часов, и дежурил до семи утра. Мне платили пятьдесят долларов в месяц. Мои обязанности ограничивались ответом на телефонные звонки и приемом редких посетителей, которые приезжали посмотреть на своих умерших родственников или друзей.
   Поскольку мне разрешалось спать на работе — таким образом я экономил плату за комнату — и поскольку у меня было достаточно времени для занятий, работу можно было считать вполне подходящей. Но для меня, всегда брезгливого и впечатлительного, она была кошмаром. Я не мог заснуть в этом жутком месте с приглушенным освещением. Не мог сосредоточиться на учебниках. Мои бедные нервы постоянно находились на грани срыва, и, когда Билл, водитель «скорой помощи», бывало, подкрадывался сзади и окликал меня замогильным голосом, я буквально подскакивал на стуле, грозя пробить головой потолок.
   Такой же южанин и студент колледжа, как и я, Билл был вторым ночным служащим. Свободного времени у него было столько же, сколько у меня, и, когда он не дразнил меня своими выходками, он проводил время в складе гробов, находящемся в подвале. Он говорил, что мне стоит сходить туда, — гробы обиты великолепной мягкой тканью и представляют собой отличные постели. И там так спокойно, прямо как в красивой, уютной могиле.
   — Пойдем со мной, Джимми, приятель, — тепло приглашал он меня. — Старина Билл уложит тебя. У меня там есть один гроб, словно созданный для тебя, — большой, бронзовый, с настоящей тяжелой крышкой. Говорю тебе, парень! Ты залезешь в этот ящик, я опущу крышку, и ты сможешь по-настоящему расслабиться...
   Сначала я только приходил в ужас, затем меня стала озадачивать его манера шутить. Казалось просто невероятным, что человек может постоянно находиться в таком веселом расположении духа в столь угнетающей обстановке. У меня стало расти подозрение, что помимо гробов в подвале находится еще кое-что интересное.
   Однажды ночью, когда Билл снова пристал ко мне, убеждая улечься в один из «уютных», я схватил его за плечи. Притянув его к себе, приказал дохнуть на меня. Он подчинился, виновато ухмыляясь.
   — Ты же никому не скажешь, а, Джим? — умоляюще сказал он. — Хозяин разойдется не на шутку, если что-нибудь узнает.
   — Показывай дорогу, — твердо сказал я. — Мы только понапрасну теряем время.
   Он повел меня в самую глубину подвала. Сунув руку в покрытый пылью гроб из соснового дерева, он извлек две кварты самодельного пива. Его варит домохозяйка Джима, и он всегда приносит на работу солидный запас, признался он.
   Мы выпили. Он выжидательно засматривал мне в лицо.
   — Недурно, — сказал я. — Только тепловатое.
   — Недурно?! Тепловатое!! — воскликнул Билл. — Вот что значит парень из Техаса! Обязательно должен найти какой-нибудь недостаток!
   — Ну, пиво действительно теплое, — возразил я. — Почему бы тебе не сходить в ресторан и не принести кувшин со льдом? Я заплачу.
   — Ну уж нет! — Билл покрутил головой. — Там сразу начнут гадать, зачем это он мне понадобился, и заподозрят... Постой-ка! Джимми, дружище, я знаю, что мы можем сделать!
   — Ну?
   — А вот что! Теперь, когда нас двое, нам ничто не сможет помешать!
   И он объяснил, что придумал. Я охнул и едва не выронил свою бутылку на кафельный пол.
   — Да ты с ума сошел! — возмутился я. — Мы этого не сделаем! Это... Это просто святотатство!
   — Ты хочешь сказать, что это неуважительно по отношению к мертвым? А как же египтяне? По-моему, они не слишком почтительно относились к смерти, верно? Как китайцы и все остальные древние цивилизации?
   — Ну конечно, — сказал я, — но это другое дело.
   — Разумеется, другое. Они укладывали в могилу рядом с телом своих покойных всякие ненужные вещи. Это нам не подходит.
   Можешь пить пиво теплым, продолжал Билл, или вообще обходиться без него. Затем он забрал из гроба оставшиеся бутылки и понес их наверх.
   Я последовал за ним. Он вошел в холодильную комнату и выдвинул один из двух длинных ящиков, которые были вделаны в стену, а потом принялся бережно укладывать бутылки с пивом вокруг замороженного тела покойника, лежащего внутри. Он издевательски захохотал, когда я вырвал у него одну бутылку.
   — Ты поступаешь неразумно, Джим. Вот посмотри сюда, на этого парня. Я что, как-то побеспокоил его? Как-то ему навредил? Да я уверен, что ему это нравится, — он сам выглядит как парень, который налакался по горлышко!
   Я вынужден был признать, что именно так и выглядел покойник, занимающий этот ящик. Его добродушное багровое лицо говорило о множестве веселых поединков с так называемым Демоном Ромом, и бутылки, уютно обложившие его нагое тело, вовсе не выглядели неуместно. В их наличии было что-то очень достоверное. В тесной компании с бутылками он выглядел гораздо более естественно, чем без них.
   И все-таки мне это не нравилось, о чем я и заявил Биллу. Собственно, больше я ничего не мог сделать. Разумеется, я не мог донести на Билла управляющему только за то, что у него отсутствует понятие хорошего тона.
   Долгая ночь закончилась. На следующий вечер Билл явился на работу с дюжиной бутылок, дал мне четыре, а остальные восемь уложил в холодный приют «доброго старика». Около девяти ему пришлось выехать по вызову. Я уютно дремал в часовне с полгаллоном теплого пива в желудке, рядом со мной стояла наполовину опорожненная бутылка, когда кто-то позвонил в ночной звонок.
   Я затолкал бутылки под стул и пошел открывать дверь.
   Это были две пожилые женщины и мужчина. Они только что приехали из другого штата и должны отправиться в обратную дорогу сегодня же ночью. Шатаясь от усталости и подгоняемые нехваткой времени, они потребовали, чтобы я показал им... сами знаете кого.
   Я забормотал что-то нечленораздельное. Попросил их присесть на несколько минут. Сейчас, кроме меня, здесь никого нет, заикался я, это против правил...
   В этот момент распахнулась задняя дверь. Вошел Билл, на ходу опрокидывая в рот бутылку с пивом.
   — Как насчет холодненького, Джимми? — сказал он. — Пойдем-ка посмотрим, как там этот старикашка...
   Он замолк и застыл на месте с открытым ртом. Он перевел взгляд с небольшой компании на меня и по моему искаженному лицу догадался об ужасной ситуации. И совершенно глупо, хотя я прекрасно понимал его, вдруг повернулся и побежал.
   Нахмурившись и исполненные подозрений, наши визитеры последовали за ним.
   Понимаете, не так-то легко управиться с семью бутылками, даже если так спешишь, как приходилось торопиться Биллу. Они выскальзывали у него из пальцев, выпадали из его объятий, когда он тщетно пытался прижать их к груди. И все, кроме одной, которая раскололась, грохнув на пол, бутылки попадали на грудь своего недавнего хранителя.
   В таком положении Билла и застали наши визитеры. Дамы завизжали. Джентльмен крепко выругался и угрожающе замахнулся на нас тростью. Затем они всей кучей выбежали и помчались к телефону, и через двадцать минут появился управляющий заведением.
   Он тут же и без разговоров уволил нас с Биллом.
   И почему-то с тех пор, хотя изредка я и пью пиво, я не очень его люблю.

Глава 5

   После этого мне подвернулась работа в пекарне. Мой рабочий день длился по будням с шести вечера до полуночи плюс целиком субботы и воскресенья. Платили мне двенадцать долларов в неделю. Работа была тяжелой и буквально безостановочной.
   Мое рабочее место находилось на складе, где я должен был подбирать ингредиенты для замеса теста, предназначенного для выпечки различных изделий. Пекари и замесчики могли отдохнуть в перерыве между процессом выпекания, но для меня не было ни отдыха, ни перерывов. Я обязан был обеспечивать и дневную и ночную смены. Как только со склада отправлялась готовая партия набора всех продуктов, замесчики кричали, чтобы я подбирал следующую. Тесто для хлеба, сдобное, для пирогов, для булочек, наполнить, взвесить, охладить, заморозить, вымыть яйца, развесить порции масла и так далее до бесконечности.
   Эта работа была не только крайне утомительной и тяжелой — попробуйте поворочать бочки с салом, девяностовосьмифунтовые мешки с мукой и стовосьмидесятифунтовые мешки с солью, если не верите, — но и требовала самой скрупулезной точности. Я не имел права ошибиться. Стоило мне переложить на несколько унций того или иного ингредиента, и тесто на сотни долларов было испорчено. Мне казалось, что за такую тяжелую и искусную работу я должен бы получать больше денег.
   Так я и заявил хозяину пекарни. Он холодно смерил меня хмурым взглядом и сказал, что надвигается депрессия и у него целая очередь желающих устроиться на работу. Впрочем, если я недоволен, если считаю, что мне недостаточно платят...
   Я заверил его, что всем доволен, что работа мне нравится и что мне платят более чем достаточно, и неловко извинился за то, что его побеспокоил.
   Надо сказать, что в конце концов косвенным образом эта работа доставила мне большие деньги. Она обеспечила меня богатым материалом для множества статей в журналах о торговле и дала мне сюжет для моего девятого романа «Дикая ночь». В общем, по моим оценкам, я получил приблизительно по нескольку сотен долларов за каждую неделю, которую отбарабанил в пекарне. Но это произошло гораздо позднее — более двадцати лет спустя, когда я написал этот роман, а в то время я не видел в этой кабале ничего хорошего. Мне приходилось платить за комнату и нести другие расходы, так что плата в двенадцать долларов за семидневную каторжную работу была явно несоответствующей.
   Я подумывал выйти из братства. Но это была сложная и болезненная процедура, а кроме того, я просто не мог этого сделать. У моих «братьев» были свои причуды, но главное — у них определенно не было недостатка в эрудиции. Мне приходилось пользоваться их помощью в учебе. Во всяком случае, на тот момент без нее я не мог обойтись. Больше того, я серьезно сомневался, разумно ли будет расстаться с «домом», выпускники которого работали на факультете преподавателями.
   Больше всего мне приходилось тратить на еду. Тяжелая работа пробуждала во мне поистине волчий аппетит, и казалось, я никогда не наедался досыта. Тем не менее, не видя другой возможности ужаться в расходах, я экономил на еде. Практически я свел эти траты к нулю — набивал желудок любыми съестными продуктами у себя на складе. Меня до сих пор подташнивает, стоит мне вспомнить, чего только мне не приходилось есть.
   Основным продуктом моей диеты был хлеб — караваи, «изуродованные» в пекарне. Гарниром — или назовите это как вам угодно — могли быть сырые холодные яйца и сало, взбитый мясной и солодовый сироп или какое-нибудь невообразимое месиво из масла с молотым шоколадом, зернышками тмина и изюма. Я делал себе сандвичи из всего этого, ел их во время работы и потихоньку выносил, когда уходил домой. И если желудок у меня восставал, что происходило довольно часто, я успокаивал его густым коктейлем из лимонного и ванильного экстракта.
   Таким образом я просуществовал несколько месяцев. Затем, вскоре после зимней сессии, когда я кое-как сдал экзамены за семестр, меня свалил с ног приступ аппендицита.
   Меня отвезли в больницу. Когда я выписался оттуда через шесть дней, у меня не было аппендикса, не было денег, не было работы, но зато появились солидные долги. Но я не унывал. Когда дела идут так плохо, значит, вскоре все должно измениться к лучшему. Так оно и произошло.

Глава 6

   До тех пор я всерьез рассматривал только постоянную работу. Теперь же, поскольку мне не светило ничего в этом роде, я стал хвататься за все, что предлагали, — несколько часов работы в одном месте, час в другом и так далее. Некоторые из этих случайно выпадавших занятостей стоили мне гораздо больше, чем я зарабатывал. Например, будучи мальчиком на побегушках в кафетерии, я проработал шестьдесят часов только для того, чтобы расплатиться за огромный поднос с блюдами, который я разбил. Однако постепенно я вычеркнул подобную работу из своего расписания, заменив ее другой, и наконец — спустя довольно солидный промежуток времени — у меня было несколько занятий, за которые мне не только прилично платили, но которые были мне больше по душе.
   Я читал газеты и делал выписки для департамента Англии. Я писал заметки о студенческой жизни для линкольнского «Джорнал». Я продавал радиоприемники, получая комиссионные. Я работал подметальщиком в дансинге. Да, конечно, все это была непостоянная работа: семь или восемь часов в неделю на каждом месте. Но общий мой заработок возрос во много раз по сравнению с тем, что я получал в пекарне, и во время постоянной беготни по городу я натолкнулся на постоянное место работы. Это был небольшой магазин, один из звеньев многочисленной цепи заведений по продаже товаров в рассрочку, охватившей Средний Запад. Рабочее время было с двенадцати до шести по будням плюс полный рабочий день по субботам. Я получал целых восемнадцать долларов в неделю. Я записался на занятия в университете по утрам, после чего уходил на работу.
   Поскольку я продолжал подрабатывать в других местах, в последующие месяцы у меня совершенно не оставалось времени для отдыха. Редко я засыпал раньше полуночи, а на рассвете мне нужно было вставать, чтобы поспеть к началу занятий, которые начинались в семь утра. Но я никогда не ложился спать, если мог чем-нибудь заняться (так и продолжается по сию пору), и этот бесконечный труд обеспечивал солидную денежную компенсацию.
   Теперь мама и Фредди смогли ко мне приехать. Мы сняли большой дом, сдавая часть комнат, чтобы возместить расходы по его аренде. Я прилежно и подолгу занимался и стал добиваться успехов в колледже. Да и учеба пошла легче, поскольку, избавившись от денежных забот, я стал больше ценить получаемое мною образование, которое стоило мне стольких денег и трудов. Я снова принялся пописывать — просто для себя. И более тщательно работал над отделкой стиля. В результате я продал серию очерков и несколько коротких рассказов журналам по сельскому хозяйству и напечатал два рассказа в литературном журнале, выходившем четыре раза в год, — «Корабль прерии». Почти за одну ночь перспективы на будущее сменились с мрачных на ясные и жизнерадостные.
   В магазине я работал учетчиком денежных взносов за кредит, а моим непосредственным начальником был заведующий кредитным отделом по имени Даркин. Мы очень уважали друг друга. Будучи едва грамотным, он считал меня замечательным писателем. Я думал, что он проявляет исключительную мудрость, придерживаясь этого мнения. Нашему взаимному восхищению суждено было катастрофически рухнуть, но это произошло после долгих месяцев тесного и приятного сотрудничества. За этот период единственным резким аккордом в текущих в плавной гармонии моих дел была встреча с Элли Иверсом — проказливым, вороватым, фантастическим другом моей ранней юности, прошедшей в Техасе.
   Это случилось однажды тихим летним вечером, когда я возвращался домой после работы. Когда я начал переходить улицу на перекрестке, мимо меня проскользнула какая-то машина.
   Мягко развернувшись, она направилась назад, в мою сторону; она явно двигалась прямо на меня, по-видимому потеряв управление, и я отпрыгнул назад на тротуар, а она перескочила бордюрный камень и продолжала мчаться на меня. Я бросился спасаться, но споткнулся и растянулся на тротуаре. Автомобиль поравнялся со мной, и из его окна высунулся Элли.
   — Какой ужас! — театрально удивился он. — Такой приличный молодой человек и валяется в грязи!
   Да, я любил Элли и, несмотря на то что общение с ним всегда заканчивалось несчастьем, очень ему обрадовался. Поэтому я любовно обругал его и уселся рядом с ним в машину, предварительно убедившись, что он не прячет в ней оружие или что-нибудь другое, что могло бы вызвать осложнения с полицией.
   Элли сунул мне бутылку с виски. Распечатав другую для себя, он тронул с места, по дороге рассказывая мне о себе. Он уехал из Техаса, сказал он, вскоре после меня. Фактически у полиции против него ничего не было, но они намекнули, что всем, кто был замешан в той истории, будет лучше на какое-то время скрыться из штата. И Элли почел за лучшее последовать их совету. Он помотался по Оклахоме и Мидвесту, работая «по маленькой» и занимаясь мелкими воровскими делишками. Прибыв сюда, в Линкольн, с приличными деньгами, что не обязывало его зарабатывать на жизнь, он устроился таксистом просто для развлечения. Утром он уезжает из города, а пока, вечером...
   Он описал мне свою идею вечернего развлечения. Я непреклонно и возмущенно заявил ему, чтобы на меня он не рассчитывал.
   — А что такого? — убеждал меня Элли. — Я прошу только о том, чтобы ты покатал меня и мою приятельницу. Что в этом плохого?
   — Здесь все плохо! — сказал я. — Прежде всего, у меня нет водительских прав.
   — Ну так что? Зато у меня их целый десяток. Парень, у которого я купил себе права, дал мне скидку за оптовую партию.
   — Я не собираюсь с тобой спорить, Элли, — сказал я. — Я ужасно рад тебя видеть, но категорически отказываюсь...
   Элли начал мне льстить. Он грустно упрекал меня. И это его давний протеже — юнец, которого он выручил из публичного дома, где тот торговал леденцами вразнос? Неужели я так зазнался, что не хочу оказать маленькую услугу своему старому другу?
   — Ладно, тогда ответь мне только на один вопрос, — сказал Элли. — Ты поведешь машину или предпочитаешь оказаться предателем в глазах старого друга?
   Мы катили вперед, споря и время от времени выпивая. Я начал колебаться. Прошел почти год, как я в последний раз пробовал настоящее виски. В течение многих месяцев я вел безупречный образ жизни, упорно работая и занимаясь в колледже, и такое существование начало мне приедаться. Учеба в колледже прекратилась до осени. Так почему бы мне, когда у меня оказалось немного свободного времени, не сделать перерыв в набившей оскомину рутине?
   — Ну ладно, — наконец сдался я. — Но никаких проделок, Элли! Ты должен обещать, что все будет нормально.
   Элли стащил с себя фуражку таксиста и напялил ее на мою голову, соглашаясь со всем, о чем я просил.
   — Ты тоже должен дать мне обещание, — сказал он. — Дама, за которой мы заедем, очень утонченная. Я везу ее на танцы в загородный клуб.
   — Ты шутишь! — засмеялся я.
   — Увидишь, — пообещал Элли. — Кстати, остановись-ка у этой аптеки. Я куплю для нее несколько сигар.
   Я затормозил, повернулся и испуганно уставился на него:
   — Сигары?! Ты покупаешь ей...
   — "Гавану", — небрежно бросил Элли. — Я же сказал, она очень утонченная.
   Он довольно долго торчал в этой аптеке, нарочно задерживаясь, подумалось мне. Когда, наконец, он появился, я уже заканчивал свою первую пинту и моя тревога и любопытство относительно предстоящей экспедиции растаяли в легком хмеле.
   Он показывал мне дорогу, и вскоре мы оказались в ужасно грязном и мерзком районе города. Я остановился у дома, который он указал, — у полуразвалившейся некрашеной хибары, — и Элли опять вышел. Он оставался в доме минут пять. И появился с толстой и самой безобразной девицей, которую мне только приходилось видеть.
   На ней были теннисные туфли с прорванными мысками, откуда торчали босые пальцы с черными ногтями, и замызганный халат, ее сальные волосы, как швабра, торчали в разные стороны.
   Оба курили сигары.
   Покачиваясь, он придерживал девицу за локоть и вел через двор. Усадив ее на заднее сиденье, бормоча вежливые и нежные слова, он устроился рядом.
   Дверца захлопнулась. Задние занавески опустились вниз.
   — Джеймс, — распорядился Элли, — отвези нас в клуб.
   — Есть в клуб, сэр, — почтительно сказал я и включил газ.
   Клуб находился в нескольких милях от города. К тому времени, как мы туда добрались, на дороге выстроилась длинная вереница автомобилей, ожидающих момента, когда они подъедут к ярко освещенному входу и высадят своих пассажиров. Я встал в конце очереди и, как только машина впереди тронулась с места, последовал за ней. Постепенно мы приближались к входу, а тем временем с заднего сиденья доносился разудалый хохот.
   Я хорошо представлял себе, что будет происходить на обратном пути, хотя совершенно не понимал, насколько далеко все зайдет. Но, будучи уже слегка навеселе, я не видел причин предостерегать своих пассажиров или напоминать им, где они находятся. Элли намеревался посетить клуб. Отлично, я и привез его с подружкой к клубу. Остальное их дело. Насколько я понимал, его «дама» не могла выглядеть хуже, чем была, каким бы ни было ее теперешнее состояние.
   Мы медленно продвигались вперед и наконец оказались почти напротив входа, и, омытый ярким розовым огнем неоновой вывески, я уставился на сверкающее великолепие передо мной... Мужчины во фраках и смокингах, дамы в роскошных вечерних платьях. Гости шумно толпились под празднично разукрашенным навесом перед входом, поднимались и спускались по широкой лестнице. Смех, веселые разговоры, шумные оклики вновь прибывших.
   Наконец передо мной отъехала последняя машина. Я занял ее место. Швейцар быстро подскочил к нам и учтиво распахнул заднюю дверцу. Послышался растерянный вскрик, какие-то восклицания, ругань — и глухой звук падения.
   Из машины появились и, спотыкаясь, направились ко входу, сопровождаемые сотнями округленных от ужаса глаз, Элли и его дама. Оба попыхивали сигарами. Оба были абсолютно нагие.
   Я кинул на них лишь один испуганный взгляд. Затем, выскочив из машины и захлопнув снаружи дверцу, сбежал.

Глава 7

   До весны следующего года у меня все складывалось хорошо. Затем уволили управляющего магазином, который меня нанял, и все пошло из рук вон плохо. Бывший управляющий был спокойным, уравновешенным джентльменом, настолько добрым, насколько это позволяла его работа. Пришедший на его место человек оказался наглым крикуном и грубияном, который намеренно оскорбительно вел себя по отношению ко всем без исключения. В тот день, когда он впервые появился в магазине, не успел я дойти до своего стола, как он вызвал меня на ковер.
   — Мне стало известно, что вы содержите двух женщин, — заявил он. — Меня интересует, как вы с ними управляетесь. Как вы умудряетесь содержать на свою зарплату двух шлюх?
   — Содержать... кого?! — Я в ужасе уставился на него, не понимая, о чем он говорит.
   — Может, вы занижали для них цены, а? — продолжал он. — Что ж, тогда вам лучше уволиться. Вам нужно покупать одежду для своих шлюх, следовательно, приходится вместе с ними подписывать счет. И нечего сочинять им фальшивые имена, понятно? Нечего нам тут втирать, что это одежда для вашей матери и сестры!
   Наконец-то я его понял. Но мог только стоять и смотреть на него, дрожа от ярости... Мама и Фредди. Всего одним словом он обвинил меня в мошенничестве и подлоге и назвал моих маму и сестру шлюхами!
   Кажется, я никогда не был так близок к убийству.
   Очевидно, он понял, что я испытываю.
   — Ладно, — он выдавил неловкий смешок, — похоже, мне неправильно донесли, верно? Ну и нечего обижаться.
   Я ничего на это не ответил — просто не мог вымолвить ни слова. Проворчав еще какие-то извинения, взмахом руки он отослал меня прочь.
   Последняя лекция в колледже заканчивалась в одиннадцать пятьдесят, а в двенадцать я должен был приходить на работу. Следовательно, у меня не было перерыва на ленч, как у других служащих, и обычно я перехватывал кусок по дороге в банк, когда днем отвозил туда деньги. Я тратил на это не больше нескольких минут — просто проглатывал сандвич и запивал его чашкой кофе. Даркин и прежний управляющий смотрели на это сквозь пальцы.