Наконец я потеряла терпение, затолкала Горчакова, Синцова и Стеценко на кухню, где они получили возможность за рюмкой водки обсудить женскую бестолковость и неорганизованность, а сама за полчаса собрала себя и ребенка. То, что осталось после сборов, я упихала в Сашкину сумку и застегнула на ней «молнию». С облегчением решив, что можно ехать к Сашкиным родителям, я отправилась на кухню чего-нибудь погрызть, поскольку днем ела только в областном райотделе — три редиски и бутерброд с копченой рыбой, но была остановлена на полпути звонком в дверь.
Очень кстати (в кавычках) явилась моя закадычная подружка Регина в совершенно невероятной весенней шубке из белых кружев, в облаке дорогого парфюма, накрашенная как на подиум. Принесла мне в подарок помаду невообразимого цвета; я про себя решила, что употребить ее смогу, только если буду приглашена на вечеринку трансвеститов. Регина же, похоже, была накрашена именно такой помадой, и ей это шло.
Распахнув дверь на кухню и встав в проеме в своей необычной шубке, Регина привычно насладилась произведенным эффектом, не глядя скинула ее на руки моему мужу, потом выбрала, с кем из мужиков рядом сесть, жеманно выпила водки и обрушилась на меня с упреками.
— Я же твоя лучшая подруга! Весь город знает, что у тебя ЧП, а я узнаю об этом не от тебя, а от посторонних!
— И от кого же?
Регина метнула быстрый взгляд на Горчакова, а тот сделал вид, что его нет на этой кухне. Из чего я поняла — Регина узнала обо всем от Лены Горчаковой. Может быть, и сам Алексей ярких красок добавил. — Какая разница? — агрессивно спросила она. —Расскажи лучше все по порядку.
Но мне самой даже не пришлось трудиться: мой муж и Горчаков наперебой стали посвящать Регину в подробности чрезвычайного происшествия.
— Все понятно! — наконец сказала она и довольно откинулась на стуле. — Что дальше?
— Дальше? — переспросил Синцов. — Психа надо ловить. Благодетеля его искать. Маша, обещаю, я тебе его из-под земли достану.
— Да? — без энтузиазма отозвалась я. —И что? Воцарилась пауза. Регина немедленно в нее вклинилась.
— Одну минуточку! — сказала она. — Как ты сказал? «Психа ловить»? Некорректно выражаешься.
Синцов оторопел.
— То есть? Я что, на кухне у друзей обязан корректно выражаться в адрес тех, кто им проблемы создает?
— Вообще приличный человек обязан корректно выражаться даже в туалете, наедине с самим собой. — Регина сопроводила свои слова такой обворожительной улыбкой, что Синцов, напрягшийся было, тут же растаял и галантно поцеловал ей ухоженные пальчики, правда, со словами: «А я в туалете вообще не выражаюсь».
— Вы вообще слышали про понятие политкорректности? — Регина прикурила какую-то ароматную сигаретку от синцовской зажигалки. — Вот скажешь про кого-нибудь, «псих», тебя услышат, и в суд. За защитой чести и достоинства. Миллионный иск. Твое имущество арестовывают, тебя пускают по миру, жена тебя бросает, дети отрекаются, с работы выгоняют, собаки кусают, официанты не обслуживают. Не говоря уже о том, что это просто неприлично.
— Хорошо, а если это действительно псих? — это мы спросили хором.
Я напомнила уважаемому собранию историю, вычитанную у Кони, про молодых юристов, которые на заре судебной реформы 1864 года подговорили, только для того, чтобы создать прецедент, молодого пастуха обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства к старшему пастуху, за то, что тот подпаска обозвал «дурным». Старик искренне не мог понять, за что же его приговорили к штрафу. «Он же дурный и есть, как есть дурный, я же правду сказал». Ему предложили не отягощать своего правонарушения повторением оскорбления. Тогда он, хитро прищурившись, спросил: «Ладно, а если дурного человека, ну как есть дурного, умным назвать, за это не накажут?» Его заверили, что нет, за это не накажут. Тогда он в пояс поклонился юристам и сказал: «Ну спасибо вам, разумные панове судьи, за то, что меня, дурака, уму-разуму научили»…Повеселились все, кроме Регины, которая снисходительно на нас досмотрела.
— Надо искать эвфемизмы. Нельзя говорить про человека, употребляя характеристики его физических и психических недостатков. Вы же знаете, негров в Америке никто неграми не называет, только афроамериканцы. То есть такие же американцы, как и все остальные, только африканского происхождения.
— А что, негр — это недостаток? — поинтересовался мой ребенок, задвинутый в угол. Его не удостоили ответом.
— Ну и какие же они тогда американцы, раз африканского происхождения? — резонно возразил Регине Горчаков.
— Возможно, никакие. Но так они не чувствуют себя ущемленными.
— Да плевать я хотел на их чувства!
— Ты что, расист, что ли?
— Говоришь, про физические недостатки нельзя упоминать? Интересно, какой эвфемизм ты употребишь для худого? — задумался Горчаков. — Тощий — это ведь тоже обидно. Дохлый —еще хуже. Малахольный — тоже не вариант.
— А разве худой — это недостаток? — удивился мой сын, рассматривая Горчакова, который с трудом помещался на стуле. Тот на Хрюндика цыкнул.
— Может, щепковидный? — предложил Синцов.
— Или узкотелый, — добавил Стеценко.
— Тогда уж глистообразный, — решил поучаствовать Хрюндик, давясь от смеха.
Не придя к согласию, обратились за помощью к эксперту по политкорректности.
— Элементарно, — бросила Регина. — Худой —это вертикально ориентированный.
Мы все пораженно замолкли, а потом зааплодировали.
— Классно, — отметил Горчаков. — А толстый, значит, горизонтально ориентированный?
Прежде чем кивнуть, Регина дольше, чем этого требовали правила политкорректности, задержалась взглядом на очертаниях Лешкиного тела. После этого мужики как с цепи сорвались, упражняясь в политкорректных определениях, наперебой выкрикивая:
— А глухой — это визуально ориентированный!
— А слепой — аудиально ориентированный!
— А одноногий — мануально ориентированный…
Так они резвились, пока не вспомнили про психа. Его они, как ни бились, политкорректно определить не смогли, и тут настал звездный час Регины.
— Ну что, сдаетесь? — торжествующе вопросила она, и обведя всех глазами, победно объявила:
— Дебил — это альтернативно одаренный!
Все признали, что самим до такого не додуматься.
В общем, с шутками-прибаутками, распитием кофе с коньяком, обсуждением подробностей происшествия и нашей поездки в область, мы досидели почти до полуночи, когда уже неудобно было беспокоить Сашкиных родителей. Поэтому переселение решили отложить до завтра. Горчаков поехал провожать Регину, а Синцов остался у нас ночевать, обеспечивая безопасность меня и моей семьи, хотя Регина явно предпочла бы наоборот; пылких взоров, которые она бросала в сторону Андрюхи, не оценил бы разве что безнадежно аудиально ориентированный или уж совсем альтернативно одаренный.
Синцов же был погружен в себя и наверняка уже прикидывал, как он будет искать мошенника-сатаниста Эринберга. По-моему, после помпезного отбытия Регины, в сопровождении Горчакова, он вздохнул с облегчением.
Мы постелили Синцову на кухне, где стоял уютный диванчик, и пока ванная была занята ребенком, мой муж счел своим долгом развлечь гостя и выпить с ним кофе. Они вдвоем сварганили какой-то хитрый напиток, насколько я поняла, основная часть его состояла из коньяка и ликера, а вот непосредственно кофе там было меньше всего.
Я же от напитка отказалась, чем не особо их расстроила, и, пока они смаковали собственное изобретение, просто сидела рядом в глубокой задумчивости, вспоминая нетипичного служителя церкви. Что-то мне в этой истории не давало покоя. Прокручивая в уме избранные места нашей беседы, я поняла, что священник, на мой непросвещенный взгляд, уж слишком терпимо, я бы даже сказала, безразлично высказывался относительно сатанистов. Представитель православной церкви должен был бы себя вести более непримиримо, — мне так казалось. И вот еще что меня беспокоило: откуда бы православному священнику знать каббалистическую криптографию? Не грех ли это? Но поскольку специалистом в этой области я не была, то решила воздержаться от поспешных суждений до консультации с кем-нибудь из музея истории религии.
— Слушай, а как тебе они обосновали, что отпустили Иванова из больницы? — вдруг спросил мой муж Синцова. — Они ведь под каким-то соусом его госпитализировали, обследовать хотели, что же за сутки-то изменилось?
— Сказали, что у него — всего лишь умственная отсталость, которая не является основанием для содержания в психиатрической больнице.
— И что, они это всего за день установили? Без обследования? Без изучения анамнеза?
— Понял тебя, — кивнул Андрей. — Завтра туда съезжу, все выясню. У меня нехорошо заныло под ложечкой. Что-то нечисто с этой выпиской. Уж не сбежал ли Иванов оттуда? И не бродит ли он сейчас вокруг моего дома с мешком взрывчатки, чтобы глушануть, как рыбу? А если не сбежал, а его действительно выписали, то скорее всего, за взятку. А поскольку сам Иванов нужными средствами не располагает, а главное — политесом не владеет, чтобы договориться об этом, то не обошлось ли тут без теневого участия главного сатаниста, господина Эринберга?
Хоть я еще и в глаза не видела Илью Адольфовича, но он заранее вызывал у меня смутно-неприятные чувства. И если честно, мне совсем не хотелось его видеть, а также слышать и вообще что-либо знать о нем. Жила же я до сих пор без этих знаний…
Настроение у меня опять испортилось. И боевой азарт пропал, с которым я взялась за расследование комбинатского мошенничества. Да ну его, что мне — больше всех надо? Я вдруг отчетливо поняла, что больше всего хочу лечь спать и забыть про всех этих альтернативно одаренных. А утром проснуться, пойти на работу, расследовать свои обычные убой и не чувствовать себя дичью в сатанистской охоте.
И как раз в этот момент зазвонил телефон. Мы вздрогнули все втроем, синхронно; из ванной высунулась озабоченная физиономия Хрюндика — он, как и мы, хорошо знал, что означает телефонный звонок в это время суток. Я дрожащей рукой сняла трубку и услышала озабоченный голос Кости Мигулько:
— Маша, извини, что поздно. Ты не можешь в РУВД приехать?
— Сейчас? — охрипшим голосом безнадежно спросила я. Вставать из-за стола, одеваться и тащиться в РУВД на ночь глядя — мне даже страшно было об этом подумать. Даже ради собственной безопасности.
Сашка по моему лицу понял, о чем речь; зажав трубку рукой, я шепнула ему, что это наш начальник убойного, и он призывно замахал руками, что означало — «а может, лучше вы к нам?»
— Костя, если честно, сил нет куда-то ехать, —сказала я в трубку. — Может, ты приедешь?
— Так поздно? А это удобно? — засомневался воспитанный Мигулько. — И я не один. Я с Игорем Гайворонским… — при этом в его голосе отчетливо слышалось намерение с удовольствием воспользоваться приглашением, если я не буду особо выпендриваться.
— А мы тут с Синцовым плюшками балуемся, — обрадовала я его. — В общем, давайте быстро, пока я не свалилась. Потому что спать очень хочется.
Они заверили, что летят на крыльях любви, и бросили трубку. И прилетели буквально через пятнадцать минут. И прежде, чем начать разговор, еще полчаса трескали ужин, который я, как радушная хозяйка, не могла им не предложить, хотя хозяин дома, на правах человека с медицинским образованием, намекал им на вред позднего приема пищи, с приведением примеров из своей патологоанатомической практики. Они отмахивались, с набитыми ртами доказывая, что если ешь один раз в сутки, то не имеет значения, поздний это прием пищи или ранний. Короче, если нельзя, но очень хочется, то можно. Кончилось тем, что и мы все стали жрать с ними за компанию посреди ночи.
Мой сыночек, завернутый после душа в полотенце, заглянул на кухню, увидел эту оргию, неодобрительно покачал головой и отбыл почивать.
— Вы уж тут не очень шумите, ладно? — сказал он вместо «спокойной ночи».
Наконец они набили желудки и откинулись на спинки стульев. На часы я старалась не смотреть. .
Сашка стал убирать со стола. Мигулько с Гайворонским переглянулись, и Игорь вытащил на свет божий папочку с какими-то бумажками.
— Смотрите, что мы накопали за сегодня, — сказал Мигулько и подвинул папку мне, как самому заинтересованному лицу.
Я достала бумажки и поняла, что спокойный сон отменяется.
9
Фотография № 1: улыбчивая молодая женщина, кареглазая, со светлыми кудряшками, очень ей идущими. Светлова Инна Юрьевна, сотрудница туристического агентства. «Новый год в азиатских столицах — это наше предложение для тех, кто хочет затерять в веселой толпе незнакомых лиц и провести праздник необычно. Клиентам, которые еще не выбрали, куда хотят поехать, а знают только, что шампанское в честь деда Мороза будут пить под пальмами, мы рекомендуем остановиться на странах, где визу выдают на границе. — А где будете встречать Новый год вы сами? — Мы с мужем отправимся в Бангкок. Я неравнодушна к тайской кухне, а муж — к тайскому массажу. И, конечно, мы привезем с собой оттуда гору необычных сувениров». Где встретила Новый год госпожа Светлова, неизвестно. Инна Светлова пропала двадцать пятого декабря позапрошлого года. Муж в милицию не обращался. Родители, вернее, мать, умерла несколько лет назад, об отце история умалчивает.
Фотография № 2: Удалецкая Марина Аркадьевна, эффектная блондинка средних лет, с томным взглядом. Владелица мультибрендового магазина косметики. «Советы дамам, приобретающим духи: не спешите с выбором. Нужно, чтобы аромат выбранного вами парфюма пол-ностью раскрылся, а на это требуется время. Если вы хотите создать вокруг себя ауру чувственности, купите „Magnetic“ от La Scada —гармоничное сочетание цветочных и мускусных нот не оставит вашего любимого мужчину равнодушным. — А какие ваши любимые духи? — Неужели вы думаете, что я посоветую посетительницам нашего магазина тот аромат, который не нравится мне самой?» Вскоре после публикации магазин закрылся, и госпожа Удалецкая уехала. В неизвестном направлении.
Фотография № 3: Глейхман Юля, студентка педагогического университета. Черные косы, монобровь, нос с горбинкой, породистость в лице. Победительница конкурса, проведенного посольством Великобритании. «Я — будущий преподаватель английского языка. Родилась в Англии, где работали мои родители, но в школьном возрасте приехала в Россию, и ничуть не жалею об этом. А учителем я мечтала быть с детства. Наверное, дело в том, что мне самой не везло с учителями, вспомнить их добрым словом я не могу. А вот мне бы хотелось запомниться моим ученикам. И еще мне хотелось бы посмотреть мир, мне интересно все, и европейские столицы, и азиатские деревни. Конечно, папа, который всю жизнь провел на государственной службе, не очень доволен тем, что я так легка на подъем, и в полчаса могу все бросить и круто поменять судьбу. Иногда я сама не знаю, где окажусь завтра»… О том, где она оказалась через две недели после интервью, не знают даже папа с мамой. И не хотят знать.
Фотография № 4: Доля Ольга, бывшая модель, ныне — домохозяйка. Ненакрашенное лицо с правильными чертами, короткая стрижка, открытый лоб, большие глаза. «Ты не скучаешь по модельному прошлому? — Мне некогда скучать. Я занимаюсь хозяйством, дизайном собственного дома. Развожу цветы в саду. — А ты не думала о том; чтобы открыть свое модельное агентство? — Нет, что ты! Стать бизнес-вумен — это значит забыть про семью. Модельный бизнес требует полной отдачи, и у меня не останется времени на общение с мужем. А мне хочется проводить с ним как можно больше времени. Мне так повезло с ним, мы очень любим друг друга!» Сейчас любящий муж даже слышать не хочет о жене, и не отвечает на вопрос: где она?
Фотография № 5: Швецова Мария Сергеевна, старший следователь прокуратуры района. Прокурорская форма, взгляд исподлобья. Как всегда, неудачный ракурс. Нос кажется длиннее, чем на самом деле. Мешки под глазами. «Мария Сергеевна, вы расследуете дело о покушении на одного из лидеров крупнейшего преступного сообщества в нашем городе. Какие версии рассматривает следствие? — Версий несколько, но существует тайна следствия. — Тяжело ли вам расследовать дело, потерпевшим по которому является известный бандит? — А у него в паспорте не написано, что он бандит, а наоборот, написано, что он гражданин России. Для меня он — потерпевший, и этим все сказано. — Но криминальная личность потерпевшего направляет следствие по определенному пути? — Скажем так: факты его биографии учитываются нами».
Горчаков и Стеценко, прочитав все это, пришли в неистовство. Оба, практически в один голос, орали, что надо срочно что-то делать: возбуждать уголовные дела, ловить и арестовывать альтернативно одаренного Иванова, организовывать мне круглосуточную охрану… Единственное, по поводу чего они разошлись во мнениях, — это количество людей, желающих меня похитить и убить. Добрый муж считал, что за мной охотится маньяк-одиночка, друг и коллега доказывал, что я под колпаком у разветвленной преступной организации.
Синцов и наши районные опера благоразумно помалкивали, крутя головами то в сторону Горчакова, то в Сашкину сторону. Моим мнением вообще никто не интересовался. Предоставленная сама себе, я рассматривала вырезки из газет. Все газеты были разные. Про Удалецкую писали, насколько я могла судить по шрифту и бумаге, в «Деловом городе», про студентку Юлю Глейхман — в какой-то дешевой, может, даже бесплатной газете, типа «Метрополитен» или «Наш район». Рекламная статья про турагенство, в котором работала Инна Светлова, размещена была в одной из наших городских газет общеинформационного направления. Интервью с бывшей фотомоделью, Ольгой Доля, судя по затрепанному глянцу, опубликовано было в журнале; но не толстом и гламурном, а небольшого формата развлекательном издании. «Отдыхай», или что-то в этом роде. Точно я знала только, из какой газеты было вырезано интервью со мной: «Криминальный репортер». Разбирая эти клочочки бумаги с женскими фотографиями и обрывками интервью, я ощущала себя прямо Шерлоком Холмсом.
— Нет, ты скажи, почему их родственники в милицию не заявляли? — приставал тем временем Сашка к Горчакову, хотя логичнее было бы спросить об этом у Мигулько или Игоря Гайворонского, все-таки именно они занимались сбором информации о женщинах, чьи фотографии носил с собой Иванов.
— Их запугали!
— Что, всех без исключения?
— Конечно! Я ведь тебе говорил, что это мафия. Организованная преступная группа.
— Возможно, ты прав, — задумчиво сказал Стеценко.
— Что делать?
Андрей Синцов кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Может, обсудим наконец, что делать? Костя, Игорь, вы самих родственниками говорили?
— Вон, Игорь к ним ездил, — сказал Мигулько. — Иначе откуда бы мы узнали?..
— Никто из них на контакт не идёт, — стал рассказывать Игорь. — Муж Ольги Доли вообще разговаривать отказался, даже по телефону. Родители студенточки этой считают, что она связалась с какими-нибудь хиппи и болтается с ними по стране. С ней такое уже бывало.
— А сколько прошло с момента ее исчезновения? — спросил Синцов.
Гайворонский сверился со своими записями:
— Четыре месяца. Про хозяйку парфюмерного магазина вообще никто ничего не знает.
— Удалецкая? Она выписалась с места жительства? Сама?
— Это как посмотреть, — пожал плечами Гайворонский. — В паспортном столе лежит бланк ее заявления, внизу стоит какая-то закорючка. Она, не она расписывалась, непонятно. Образцов почерка ее у меня нет.
— Ну, как хозяйка магазина, она отчеты в налоговую сдавала, значит, найдем образцы ее почерка, — успокоил Горчаков. — А куда выписывалась?
— А, это тоже интересно. Улица Ла Вея, тринадцать.
— Кого, кого? — Гайворонскому пришлось сначала повторить это название по буквам, а потом даже написать на салфетке.
Никто из нас не слышал ни о каком Ла Вее, хотя Горчаков предположил, что это Может быть какой-нибудь вьетнамский коммунист.
— И что? — спросил он оперов. — Туда съездил кто-нибудь?
— Нету такой улицы, — хором ответили Мигулько и Гайворонский.
Костя Мигулько, предвосхищая вопрос Горчакова, открывшего было рот, добавил:
— Такой улицы нет вообще нигде. Ни в Питере, ни в области, ни в одном городе России.
Мы все немного помолчали, переваривая эту информацию. Потом Синцов разложил на столе веером фотографии, отложив студентку и Удалецкую.
— А эта, из турфирмы? — он ткнул пальцем в газетный снимок.
— Муж встречаться со мной тоже отказался, как и банкир этот, который на модели был женат, — виновато рассказывал Гайворонский, —по телефону сказал, что они разошлись, и жена уехала.
— Может, и правда уехала? — тихо спросила я, хотя сама не верила в это ни секунды.
Гайворонский покачал головой.
— Не уезжала она никуда.
— А он не мог ее грохнуть?
— Довольно глупо так убивать.
— Почему это?
— Все знали, что они собираются на Новый год поехать в Бангкок…
— А билеты у них были? — уточнил Горчаков.
— Нет, но она билеты собиралась заказывать. И вдруг она пропадает. На кого подумают?
— Конечно, напрашивается, что на мужа. Но ведь не подумали же?
— Вообще фантастика! Молодая женщина пропадает, когда ничто не предвещало, и никто об этом никуда не заявляет, пороги никто не обивает, да? Не кричит, что ее убили? — Стеценко обвел нас всех тяжелым взглядом человека, начитавшегося детективов.
— Никакой фантастики. Если бы муж ее пришел в милицию, он бы первый присел в ИВС. Так, Костик? — подмигнул Горчаков.
— Ну, естественно, — охотно признал Мигулько.
— Ну и чего ему ходить? А вот почему с работы никто не заявил? — вот это вопрос. Она же не увольнялась, просто исчезла, и все.
— Во-первых, они там все считали, что это не их дело, муж сам разберется, — подал голос Гайворонский.
— А во-вторых?
— А во-вторых, нормальному человеку не приходит в голову, что если кто-то не вышел на работу, то его обязательно грохнули. Они там себе считали, что эта Светлова где-то загуляла, а потом ей просто стыдно стало на работе показываться.
— А она что, и раньше загуливала? — вцепился в него Горчаков.
— Так они нам и скажут, ха!
— Значит, загуливала, — задумчиво промолвил Лешка. — Ну, может, и в этот раз загуляла.
— Леша, окстись! — укорил его мой муж. —Почти полгода прошло с новогодних праздников! Она что, все гуляет? А эта? Как ее? Модель? Она куда делась?
— Судя по тому, как муж ее настроен, она вполне могла сбежать с любовником, — признали опера.
— А муж ее нашел и заказал. Поэтому и вспоминать не хочет. Да?
— Нет, — сказала я. Все головы повернулись ко мне. — Никто из них не сбегал с любовником или с хиппи. Дети у кого-нибудь из них были?
— У Светловой, дочка, пять лет, — сразу сказал Гайворонский.
— Ну вот! И мужья никого из них не убивали.
— Почему это? — вскинулся Горчаков.
— Заявлений ведь не было об их исчезновении. Да?
Мигулько согласно кивнул.
— Как тогда умудрились выбрать из разных газет фотографии тех, кто вскоре после интервью пропал, а? Мне кажется, что не фотографии подбирали после их исчезновения, а пропадали они после того, как кто-то обратил внимание на эти публикации.
Мужики сначала зашумели, потом замолчали, обдумывая эту мысль.
— Ладно, как версия, принимается, — сказал наконец Синцов.
Горчаков тут же стал перебирать вырезки из газет и отбрасывать их по очереди в сторону:
— Я понял! Надо идти от журналиста! Вам не показалось, что стиль интервью один и тот же?
Все уткнулись в газетные вырезки. Кроме меня; я их уже наизусть выучила.
— Надо устанавливать, кто эти интервью брал, и с журналюгами работать! Это все одна шайка! — не унимался Горчаков, и все пришли в возбуждение. Одна я была спокойна.
— Маша, кто у тебя брал интервью? — наконец догадался спросить у меня Горчаков.
— Бесполезно, ребята. Меня интервьюировал знакомый и проверенный журналист Старосельцев. Вряд ли все эти годы он скрывал свою принадлежность к сатанистам, а сам по ночам кошек мучил.
— Да все они сатанисты, Маша! — чуть ли не в один голос запричитали наши районные опера. — Ты смотри, как они все на кровь заводятся! Как вампиры! Да если в городе не будет происшествий, они сами мочить начнут, лишь бы; было что в новостях показывать!
Синцов хмыкнул:
— А что, это версия! Надо прикинуть наши «глухари» на эту идею.
Горчаков кинул на него уничтожающий взгляд.
—Черт! Ну, может, хоть с остальными поработать?
Я пожала плечами.
— Вы мне лучше скажите, не приходил ли к ним накануне исчезновения Паша Иванов с признанием в любви?
Мигулько с Гайворонским переглянулись.
— Я же говорил, что родственники на контакт не идут, — вздохнул Мигулько. — Шут его знает, кто к ним приходил.
— Ну что? Пока я вижу три версии, — подытожил Синцов. — Кроме шуток, конечно. Всех этих дам похитили сатанисты — раз. Все эти дамы добровольно примкнули к сатанистам и ушли из дома…