Торн Александра. Забвению неподвластно

   — Я объясняю лишь один раз, — сказала она, беря Энид за руку и ведя в ванную. — Мне нужно, чтобы вода была горячей, полотенца — теплыми, шампанское — холодным.
   Энид наполнила ванну, и Хилари залезла в нее. Протянув девушке мочалку, она спросила:
   — Чего же ты ждешь?
   — Ничего, мэм.
   Хилари вкрадчиво засмеялась:
   — Я такая же женщина, как и ты, Энид. С грудью, задницей и лобком. Ведь ты же моешься сама, не так ли?
   Энид вновь залилась краской:
   — Да, мэм.
   — Тогда ты вполне можешь помыть и меня. — Хилари, откинулась в ванной и закрыла глаза, ее груди наполовину выглядывали из воды.
   Она подождала, пока Энид начнет ее мыть, но, чувствуя, что та растеряна, взяла ее руку и положила себе на грудь. И ощутила, что девушка дрожит. Со временем она станет более опытной, но в первый раз от них получаешь самое большое наслаждение. Продолжая держать руку Энид, Хилари стала водить мочалкой по своей груди. Под мягкими прикосновениями ее соски стали набухать.
   — Ведь это не трудно, правда?
   Энид попыталась улыбнуться:
   — Нет, мэм.
   — Можешь управляться теперь сама?
   — Да, мэм.
   — Напоминаю, я хочу, чтобы ты помыла меня всю, каждый дюйм тела. Я ясно выражаюсь?
   — Да, мэм.
   Хилари глубоко вздохнула и опять опустилась в ванну. Поначалу прикосновения Энид были чересчур робкими. Потом, когда девушка немного расслабилась, она стала действовать более уверенно. Руки у Энид были жесткими, как и полагается деревенской девчонке, и, двигаясь по телу Хилари, приятно его массировали. Кожа Хилари стала скрипеть, и она удовлетворенно мурлыкала, пока Энид проходилась по ее плечам, груди, животу, бедрам и ступням.
   — Я хочу быть чистой не только снаружи, но и внутри, — пропыхтела она, когда девушка остановилась. — Рауль объяснил, как это делается?
   Она приоткрыла глаза и увидела, что служанка утвердительно кивнула, наклоняясь над ванной.
   Хилари в предвкушении раздвинула ноги пошире.
   Девушка погрузила руку в воду и стала тихонько раздвигать ей нижние губы. Хилари подумала, что Рауль хорошо знает свою работу: Энид использовала именно два пальца. Первые движения были медленными и осторожными, но по мере того как Энид чувствовала себя более уверенно, скорость стала возрастать. Хилари чуть присела, чтобы лучше видеть все, что происходит.
   Она ощутила нарастающее в глубине тела напряжение, предвестник оргазма.
   — Быстрее!
   Терпкая волна наслаждения накатывалась на нее, в горле копился рычащий звук. Она почувствовала, как мышцы влагалища крепнут вокруг девичьих пальцев; тело стали сотрясать спазмы. А затем все кончилось.
   — Теперь можешь подать мне полотенце, — сказала она.
   Боже, она чувствовала себя чудесно! В полном порядке! Сила и власть — их ей еще просто немного недостает.

Глава 14

   Санта-Фе. 28 июня 1929 года
   Дулси Ортес не понимала этих англичан. За исключением сеньора Карлисла, которого она знала уже двадцать лет. Англосаксы изменчивы как хамелеоны и непостоянны как песчаные банки на Рио-Гранде. В одни моменты они могут быть дружелюбными, словно дворовые псы, получившие порцию корма. А через секунду — ледяными, словно вьюга в горах Сангре-де-Кристо.
   Сиделка Бингхемптон не была исключением. Провести с ней целое утро означало хорошую проверку терпения Дулси.
   — Если мужчины часто находятся в состоянии полового возбуждения, то медицинская наука обязана произвести против этого лекарство, — говорила Бингхемптон. — А вы как считаете?
   — Это верно. — Дулси усиленно кивала, хотя сентенции англичанки ее шокировали. Воспитанная испанская женщина никогда не стала бы обсуждать такие личные вопросы. Чтобы скрыть свою неловкость, Дулси подошла к плите и в очередной раз наполнила чашки горячим кофе. Затем она вернулась к столу. Пришло время извлечь пользу из нежелательного присутствия сиделки в этом доме.
   — Должно быть, замечательно так много знать о медицине! Я чувствую себя значительно спокойнее, когда вы здесь.
   — Да? Почему же? — спросила сиделка, отрезая новый кусок от пирога.
   — Ранчо — очень опасное место. Вот только сегодня утром я убила на кухне здоровенного скорпиона. — Дулси сделала паузу для большего драматического эффекта. — Ай, я всегда хотела знать, что будет, если скорпион когда-нибудь обнаружит меня прежде, чем я его!
   — Понимаю ваши чувства, но вам не следует беспокоиться. Укус скорпиона не вызывает фатальных последствий у взрослых людей.
   — Никогда?
   — Ну, если человек уже стар и имеет больное сердце, то он может умереть. Так же, как и маленький ребенок. Но такая здоровая женщина, как вы… — Сиделка отмела предположение.
   — А что вы скажете о пауках «черная вдова»?
   — Как и скорпионы, они для взрослого не смертельны.
   — Но я сама слышала некоторые истории…
   — Это все старушечья болтовня, — отрезала сиделка Бингхемптон авторитетно.
   — По вашим словам, все очень просто.
   — Я не говорю, что вы не почувствуете себя больной после укуса, но вы точно не умрете.
   Дулси заставила себя улыбнуться, хотя была глубоко разочарована. Избавиться от оборотня будет не так-то просто. Она прикоснулась рукой к карману на платье, убеждаясь в наличии распятия, гревшего ей душу.
   Сиделка Бингхемптон наклонилась ближе:
   — Есть только одно ядовитое создание, которого вам нужно опасаться. Но я никогда не слышала, чтобы оно кого-нибудь укусило близ Санта-Фе.
   — Вы, должно быть, говорите о гремучей змее?
   Сиделка снисходительно улыбнулась:
   — Вы не правы, миссис Ортес. Укус гремучей змеи может надолго приковать человека к постели, но большинство пострадавших выживают.
   Сиделка наклонилась еще ближе, навалившись грудью на стол. Она понизила голос почти до шепота и говорила как заговорщик:
   — Когда я работала в госпитале в Фениксе, туда однажды доставили мужчину, укушенного коралловой змеей. Он был МДП.
   — Что это значит? Как вы сказали — МДП?
   — «Мертв до прибытия», миссис Ортес. Он умер раньше, чем его привезли в госпиталь. И страшная, скажу я вам, это была смерть! Вы бы только посмотрели на его лицо. Бедняжка!
   Сиделка Бингхемптон вздрогнула, хотя это и не помешало ей приняться за следующий кусок пирога.
   — А в нашей округе есть коралловые змеи?
   — Никогда об этом не слышала.
   Дулси вздохнула. Еще один тупик.
   — Но меня беспокоят не только змеи или насекомые. Временами нас навещают внуки, и я опасаюсь, что они могут отравиться ядом, который хранится у Джорджа.
   Брови сиделки взметнулись вверх.
   — И о чем только думает ваш муж, держа яд в помещении!
   — Ну, он пользуется им для работы в саду. Это мышьяк.
   Сиделка Бингхемптон на минутку задумалась, переваривая информацию.
   — Не думаю, что вы должны сильно беспокоиться. Для того чтобы доза оказалась смертельной, понадобится довольно много мышьяка. Уверена, ребенок не примет эту отраву за что-то вкусное, даже случайно. Но на всякий случай посоветуйте Джорджу хранить его не в пределах досягаемости. Вообще-то все яды должны храниться под замком. Конечно, если вы не хотите, чтобы вашего супруга осудили за непредумышленное убийство.
   Теперь пришла очередь удивляться Дулси. Что это она сказала об убийстве? Дулси испугалась:
   — Я вас не понимаю.
   — Когда человек умирает при не полностью выясненных обстоятельствах, то следователь проводит вскрытие для определения причин смерти. И если кто-нибудь на ранчо Сиело погибнет от мышьяка, Джорджа посадят.
   — Но это же нелепо!
   — Вы так считаете? Это будет зависеть от установления того факта, что он хранил яд там, откуда его можно было без труда достать. К тому же вы спрашивали меня о возможных последствиях применения мышьяка. — Сиделка Бингхемптон лукаво улыбнулась: — Вы ведь не собираетесь кого-нибудь убить, а?
   Дулси чуть не упала со стула. Все шло не так, как она задумала. Неужели власть ведьмы так сильна, что подчинила себе и сиделку?
   — Потому что если у вас именно такая цель, — продолжала Бингхемптон, — то под рукой множество других средств. — Она кивнула на окно: — Возьмем вот эту живую изгородь.
   Дулси проследила взглядом за указующим перстом сиделки:
   — Вы имеете в виду олеандр?
   — Именно его. Он токсичен. И это только одно растение. По пути сюда я видела заросли травы, известной как «вонючий дурман», по-другому — датура. Это очень сильный галлюциноген, в больших дозах смертельный. Можно привести и другие примеры: грибы, наперстянка, болиголов, да тот же мак, растущий в вашем саду. Все они могут вызвать смерть, если их экстракты ввести в организм в больших количествах. Хотя что я об этом говорю вам, индианке. Вы наверняка лучше меня разбираетесь в этих вещах.
   Дулси почувствовала, как кровь ударяет ей в голову. Это она — индианка! Она поставила чашку на стол с такой силой, что кофе залил скатерть.
   — Мои предки прибыли из Испании еще в XVI веке! Они были конкистадорами — дворянами, несшими истинную веру на эти земли! — Она инстинктивно осенила себя знамением.
   — Не принимайте мои слова близко к сердцу, — сказала сиделка Бингхемптон. — Я никак не хотела вас обидеть. Просто все эти мексиканцы, индейцы… Честно сказать, я не отличаю их друг от друга. Но уверяю вас, я против них ничего не имею.
   Дулси встала, выпрямившись во все свои невеликие пять футов с достоинством, которое она только могла изобразить.
   — Простите меня, сеньора, — она подчеркнула это слово, думая, что нет ничего удивительного в том, что ни один мужчина не позарился на эту женщину, — но я должна забрать посуду из студии.
   Сиделка взглянула на часы:
   — Господи Боже! Уже половина второго. Я обязана позвонить доктору Адельману и рассказать ему, как долго миссис Карлисл сегодня находится вне постели.
   Она поднялась со стула.
   — Интересно, что они там все это время делают?
   Дулси подумала, что неудивительно, что сиделку это заинтересовало. Она и сама не помнила, чтобы хозяин когда-нибудь проводил так много времени со своей женой.
 
   Хилари изучала профиль Малкольма. Они приближались к ранчо Карлислов, и он склонился за рулем «бугатти», все время ускоряя бег машины, как будто его гнала к ранчо и Меган неведомая сила. Его всегда влекло к телу Меган, но сейчас за этим стояло нечто большее, чем стремление к сексуальным утехам. Неужели Малкольм влюбился?
   Она должна все внимательно обдумать еще раз. Малкольм, по-настоящему великолепный мужчина, как сумасшедший рвется к такой безголовой вертихвостке, как Меган. Будет просто смешно, если она, Хилари, не сможет ее победить. Она уже давно и далеко ушла от своего новоорлеанского прошлого и надеется на большее. Когда-нибудь она откроет собственную галерею в Нью-Йорке, где будет торговать дорогими предметами искусства, антиквариатом. Но для достижения этой цели ей необходимы две вещи — деньги и социальное положение. Этим обладает Малкольм. Нет, ей никак нельзя его отдавать.
   В ее глазах сейчас Малкольм выглядел даже еще более красивым, чем когда они познакомились в Риме. Он стал знаменитым и выглядел внушающим доверие, уверенным — именно таким, каким выглядит человек, достигший успеха. И хотя Малкольму недоставало ореола мужественности и чувственности, окружавшего Дункана Карлисла, он брал умением очаровывать любого собеседника.
   — Полагаю, Меган не очень расстроится из-за того, что я приеду вместе с тобой, — сказала она, кладя руку ему на бедро.
   — Если бы я думал, что это ей повредит, я тебя с собой и не взял бы.
   — Поверишь ли, милый, но я скучаю по Меган. Как у нее дела — только честно?
   — Гораздо лучше. Но в первые дни, — его голос дрогнул, — было чертовски плохо. Она испытывала страшную боль.
   — Представляю. Насколько я знаю Меган, она вряд ли страдала молча.
   Малкольм продолжал смотреть вперед, но по тому, как сузились его глаза, она поняла, что его что-то сильно беспокоит.
   — Я не уверен, что кто-нибудь из нас действительно знает Меган. Ее соприкосновение со смертью… — Он сделал паузу. — В общем, оно ее сильно изменило.
   — Каким образом?
   — Я еще не в состоянии этого объяснить.
   Хилари подумала, что все мужчины просто круглые идиоты. Возможно, Малкольм и не в состоянии сформулировать, как Меган изменилась; но она, Хилари, запросто это может. Самое большое изменение — то, что Меган хочет прибрать Малкольма к своим загребущим рукам.
   — Послушай, во имя всех святых, о чем ты разговаривал с Меган эти недели? Она же явно не в твоем интеллектуальном весе!
   Он не обратил внимание на ехидство:
   — О книгах. О литературе. Выяснилось, что она читала достаточно много.
   Хилари сдавленно рассмеялась:
   — Насколько мне известно, единственная литература, которую она читает, — это этикетки на платьях.
   — Ты ее недооцениваешь. В школе она получила вполне приличное образование.
   «Если под образованием иметь в виду умение разбираться в шмотках и мужиках», — добавила про себя Хилари.
   — Я читал Меган свою новую рукопись, и ее замечания были весьма проницательными.
   — С каких это пор ты читаешь неоконченные вещи посторонним?
   Он взглянул на нее, и в его глазах вспыхнули опасные огоньки.
   — Ты не понимаешь, да? Ведь именно я должен был сидеть на этом проклятом жеребце, а не Меган! И я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы ее выздоровление проходило в наилучшей обстановке. Дункан это прекрасно понимает. Почему же тебе ничего не удается понять?
   Хилари решила сменить тактику. Она придвинулась к Малкольму как можно ближе и просунула руку ему между ног, ощущая, как двигаются мышцы, когда он нажимает на педали. Переведя руку чуть выше, она нащупала через брюки его упругую плоть.
   Он отбросил ее руку:
   — Хилари! Бога ради, ты хочешь, чтобы мы разбились? Или ты не видишь, что я за рулем?
   Она сделала недовольную гримаску, стараясь выглядеть как можно сексуальнее, хотя в груди у нее похолодело.
   — Ты мог бы ехать и потише. Я забываю тебя, дорогой! Сколько это еще будет продолжаться?
   Малкольм никак не отреагировал на это неприкрытое приглашение.
   — Становится уже поздновато. Хотя Дункан приглашал меня приезжать в любое время, он вряд ли имел в виду вечер.
   Хилари закусила губу. Проклятие! Дела обстоят даже хуже, чем она думала. Она достала из сумочки массивный портсигар, который был сделан для нее индейцем, мастером серебряных дел. Сверху на портсигаре был выгравирован старинный бог плодородия Кокопелли. Его огромный фаллос обычно вызывал у нее улыбку. Сегодня она даже на него не посмотрела, поджав недовольно губы. Хилари прикурила.
   — Ты как всегда прав. Неприлично приезжать слишком поздно. Но за тобой будет должок. Кроме того, у меня есть для тебя сюрприз. Я выучила новую горничную нескольким забавным трюкам. Уверена, что ты не разочаруешься, увидев ее за работой.
   Последнюю часть дороги до ранчо Сиело они ехали молча. Малкольм сконцентрировал свое внимание на дороге, а Хилари попыхивала сигаретой, ее руки нервно двигались.
   Чувство власти, обретенное ею утром при помощи служанки, улетучилось, когда они подъехали к повороту на ранчо.
   — Посмотри! — заявила она, указывая на почтовый ящик Карлислов, установленный у дороги. — Флажок поднят. Почему бы нам не избавить хозяев от путешествия наверх и не захватить их почту?
   Малкольм остановил «бугатти» и вышел из машины. Он достал из ящика перетянутый резинкой пакет и передал его Хилари. Затем вновь сел за руль. Хилари проглядывала корреспонденцию с ленивым любопытством, отметив несколько писем от различных музеев и галерей со всей страны. Какой все-таки Дункан осел, что не выставляется нигде, кроме нью-йоркской галереи его дружка Дэвида Макса!
   Если бы он не был таким однолюбом и разрешил какому-нибудь энергичному агенту вроде нее организовывать его карьеру, то до конца года цены на его картины удвоились бы или даже утроились. Благодаря рынку финансов в эти дни только дурак не может делать денег.
   Сейчас людям нравится тратить — выставлять богатство напоказ. Она перебирала почту, пока не наткнулась на конверт из журнала «Харперз».
   — А это что еще такое? — пробормотала она.
   — Ты о чем? — спросил Малкольм, не отвлекаясь от руля.
   — Меган письмо из «Харперз».
   Малкольм чуть притормозил перед последним подъемом к ранчо и внимательно взглянул на конверт.
   — Боже, надеюсь, что это не отказ. В ее состоянии отказ — самая худшая вещь, которую только можно представить.
   — Я ничего не понимаю!
   — Ох, я совсем забыл тебе сказать. У Меган появилась идея для статьи. Она послала письмо в «Харперз» как раз в тот день, когда произошел несчастный случай.
   — Меган? Она хочет писать для журнала?
   — Она объяснила мне, что хранила все в секрете, но долгие годы об этом мечтала. Она серьезно настроена стать писателем.
   Хилари прикусила губу до крови. Претензии Меган на то, чтобы стать писателем, означают только одно. Хилари могла бы поклясться, что Меган хочет выйти замуж за Малкольма — с какой точки зрения на это ни взгляни. Но если Меган поймает Малкольма в сети, то Хилари не уйдет с пустыми руками. Дункан Карлисл — более чем хороший приз в этой игре!
 
   Джейд наблюдала, как Дункан снимает холст с мольберта.
   — Мне нравится эта картина, — сказала она. — Ты не собираешься ее заканчивать?
   — Не сейчас, — ответил он, относя полотно в угол студии и устанавливая на полку, уже заполненную готовыми картинами. — Имприматура должна подсохнуть.
   — Имприматура?
   — Ну, грунтовка. — Он выговорил это слово так, будто оно было неприличным.
   Затем Дункан снял с полки другую незавершенную картину и водрузил ее на мольберт. Он очистил палитру и встал напротив полотна, оценивающе глядя на него. Выдавив из тюбиков с полдюжины новых красок, он стал их тщательно размешивать. Джейд в молчании наблюдала, как адажио началось вновь — танец художника, обольщающего свою избранницу.
   Джейд откинулась на подушки, внезапно ощутив усталость, физическое и моральное недомогание. До ее ошибки в разговоре Дункан был таким открытым и мягким и беседовал с ней с удовольствием. Сейчас по причинам, ей непонятным, стена между ними выросла даже выше, чем ранее.
   Если бы он не был так занят картиной, она попросила бы его помочь ей возвратиться в спальню. Но это, вне всякого сомнения, только подогрело бы его злость. Она прикрыла веки, пытаясь утихомирить головную боль.
   Характерный звук мотора «бугатти» достиг ее слуха. Она и забыла, что Малкольм обещал сегодня ее навестить. Дункан, казалось, тоже забыл об этом визите. Во всяком случае, он не поднимал головы от холста до тех пор, пока не услышал стук в дверь. И даже после этого выдержал паузу, прежде чем ответить.
   — Надеюсь, ты не сердишься, что мы врываемся прямо сюда, дружище! — сказал, входя, Малкольм. — Мы зашли в дом, но Дулси сказала, что ты с Меган здесь. Хилари просто не терпелось увидеть Меган.
   — Мне это не нравится. Ты хорошо знаешь, что моя студия — это моя крепость, и неприкосновенная.
   Губы Дункана поджались и сложились в жесткую линию.
   Несмотря на то что Хилари алчно пожирала глазами развешанные по стенам картины, она быстро откликнулась:
   — Я тебя прекрасно понимаю, Дункан. Студия — твоя святая святых, и мы сделали ошибку, придя сюда без приглашения. — Она подтолкнула Малкольма к выходу, но продолжала взглядом обшаривать помещение. — Просто я так стремилась повидать Меган, и когда твоя Дулси сказала, что она здесь, то… — Она почти что выпроводила Малкольма за дверь. — Мы подождем вас в доме.
   Дункан смягчился:
   — Мне не хотелось показаться грубым, но у меня правило не допускать никого в студию. Я присоединюсь к вам буквально через минуту. А пока — не могли бы вы помочь Меган добраться до спальни?
   В этот момент в студию решительно вошла сиделка Бингхемптон, выглядевшая как солдат, готовый к бою. Не тратя времени даром, она тут же произвела первый выстрел:
   — Я только что говорила с доктором Адельманом. Он пришел в неистовство, узнав, что здесь происходит.
   Джейд не могла сдержать улыбки: Бингхемптон говорила таким тоном, как будто застала их во время оргии.
   — Я как раз просил наших гостей проводить мою жену в ее комнату, — сконфуженно ответил Дункан.
   — Вы хотите сказать, что она пойдет сама? — Сиделка посмотрела на Дункана так, словно он покусился не только на ее медицинский опыт, но и на ее девичью честь.
   Джейд не могла больше выдерживать эту чепуху. Она встала и плотно запахнула пижаму.
   — Давайте отстанем от моего мужа. Малкольм, если ты позволишь мне опереться на твою руку, этого будет достаточно.
   Хотя боль в висках сопровождалась головокружением, она стояла абсолютно прямо, пока Малкольм спешил к ней на помощь. Но она не возразила, когда сиделка Бингхемптон подхватила ее под вторую руку.
   Джейд даже не обратила внимания на то, что Хилари осталась в студии, когда они вышли на улицу.
 
   — Надеюсь, ты потерпишь мое присутствие несколько минут. Нам необходимо поговорить, — сказала Хилари.
   Дункан нахмурился. Сейчас он не хотел общаться ни с кем, тем более с Хилари.
   — Если ты пойдешь за остальными, я вскоре подойду.
   Хилари проигнорировала его слова.
   — Нам нужно поговорить, — повторила она. — Наедине.
   — Это не может подождать?
   — Нет, Дункан, не может. — Хилари подошла к дивану, на котором только что лежала Джейд, и уселась, нервно теребя подол платья. Солнце, ворвавшееся через окно, превратило ее платиновые волосы в сияющий нимб. Она откинулась назад с грацией кошки.
   Помимо своей воли Дункан представил, как бы он изобразил ее на холсте. Что-нибудь в византийском стиле или даже… Он увидел ее полулежащей на кушетке, обнаженное тело просвечивает сквозь легчайшую ткань. Он изобразил бы ее как одалистку, наложницу султана. Какое-то время представление о возможной картине вытесняло из его сознания живую Хилари. Затем, очнувшись, он спросил:
   — Скажи, что ты задумала?
   Хилари усмехнулась про себя. Когда она и Малкольм зашли в студию, Дункан выглядел таким разъяренным, что она даже опасалась, как бы он не выставил их за дверь силой. Теперь она помолчала, готовясь к главному разговору в своей жизни.
   — Я хотела бы, чтобы все оказалось ерундой. — Она заставила свой голос слегка дрожать. — Не хочу, чтобы тебе было так больно, как сейчас больно мне. Если бы дело касалось только меня, я промолчала бы.
   — О чем ты говоришь?
   — О Боже! Как бы мне хотелось ничего не рассказывать! — Она громко всхлипнула, довольная, что всегда может вызвать у себя слезы, когда это необходимо. — Я имею в виду Меган. Точнее, Меган и Малкольма.
   — А что случилось?
   — Ты что, ничего не замечаешь? — Хилари достала из сумочки платок с монограммой и аккуратно промокнула глаза, чтобы не стерлась тушь. — Я боюсь, они влюбились друг в друга, — прорыдала она.
   Дункан реагировал как надо. Он присел рядом и положил руку на ее вздрагивающие плечи.
   — Я тебе этого бы не сказала, потому что не люблю, когда меня жалеют, — продолжала она. — Знаешь, ведь я сирота. Мои родители умерли, когда мне едва минуло десять лет. Я была совершенно одинокой, когда встретила Малкольма. И он… Он — все, что у меня есть. Все эти годы он обещал жениться на мне, и вот…
   Дункан подумал, что у него нет иного выхода, кроме как постараться успокоить Хилари. Он прижал ее к себе, давая возможность выплакаться. Она была худенькой: он ощущал под своими ладонями ее хрупкие ключицы. Он всегда считал Хилари железной женщиной, способной постоять за себя в любой ситуации. Теперь он понял, что та броня, которой она себя окружила, была не более чем внешней защитой от посягательства на ее душу. Она была уязвимой и испытывала настоящую боль. Дункан почувствовал себя негодяем. Когда он начал подталкивать Меган и Малкольма друг к другу, он абсолютно не подумал о том, как это затронет Хилари.
   — Я так сожалею, Хилари, — пробормотал он в копну ее блестящих на солнце волос.
   — Я просто не знаю, что делать. Не знаю, к кому обратиться. Пожалуйста, прости меня! — Ее голос был исполнен глубокой тоски. — Я не должна была тебе все это рассказывать. Знаю, что тебе тоже нелегко.
   — Ну, со мной дело другое, — ответил Дункан, подавая Хилари свой носовой платок, заметив, что ее уже насквозь промок. — Я и Меган — отнюдь не Ромео и Джульетта.
   Хилари печально улыбнулась:
   — Да и мы с Малкольмом тоже. Но это не значит, что я его не люблю.
   Она отодвинулась от Дункана и взглянула на него глазами, переполненными слезами. Он почувствовал, что восхищен ее мужеством и честностью. Дункан решил про себя, что раз он втянул ее в это дело, то должен помочь ей выбраться с наименьшими потерями, чего бы это ему ни стоило.
   — Тебе лучше? — спросил он.
   — Я в ужасном смущении. — Она достала из сумочки косметичку и стала приводить себя в порядок. — Я всегда сражаюсь со своими бедами сама.
   Он еще раз оценил ее независимость и чувство собственного достоинства.
   — Мне больно видеть тебя такой.
   Она попыталась изобразить мужественную улыбку:
   — Я знаю, что не всегда веду себя правильно, но считаю тебя настоящим другом и надеюсь, что ты так же относишься ко мне. Я понимаю, что прошу слишком многого, но не можешь ли ты поговорить с Меган, чтобы она проводила в обществе Малкольма поменьше времени?