Страница:
Хилари отодвинула кресло и встала. К его удивлению, она потрепала его за подбородок.
— Я знаю, что ты думаешь по-другому, но мы созданы друг для друга. Ты обязательно вернешься. Просто не заставляй меня ждать очень долго.
Еще до того как он успел ей сказать, что она ошибается, или хотя бы попрощаться, Хилари развернулась и пошла к выходу, все убыстряя шаг. Когда она выходила из «Ла-Пласуэллы», то почти бежала.
Малкрльм ощутил непередаваемое чувство свободы, глядя, как она покидает ресторан. Он подумал, выкладывая на стол несколько долларовых бумажек за их завтрак, что она страшно ошибается: он никогда к ней не вернется.
Хилари не заметила изумления Рауля по поводу ее раннего возвращения.
— Дай мне выпить, — буркнула она.
— Кофе?
— Нет! Виски, и побольше.
Сначала она бесцельно слонялась по комнатам со стаканом в руке, не испытывая никакого удовлетворения от того, что этот дом теперь полностью принадлежал ей. Мысль о том, что Малкольм уходит от нее навсегда и никогда не вернется, сжимала ей сердце. Да кто он, к черту, такой? Нет, должна быть возможность остановить его или хотя бы разрушить его планы. Лучше она сдохнет, чем будет молча наблюдать, как эта парочка устраивает свое счастье и готовится к жизни в блаженстве!
В половине первого, приняв ванну и переодевшись, она села в свой «шевроле». Эта машина ее крайне раздражала. Малкольм купил ей автомобиль в 1926 году, и он ей сразу же не понравился. Еще недавно она обдумывала план, как бы расколоть Малкольма на покупку «паккарда-кабриолета», подобного тому, что был у Меган. Впрочем, теперь даже если она не найдет новую «дойную корову», то сама приобретет этот автомобиль. Заводя мотор, она чертыхалась. Да будут прокляты все мужчины за то, что они сделали с ней! Когда-нибудь, как-нибудь — она найдет возможность отомстить.
Хилари давала волю своей злости, пока не свернула на дорогу к ранчо Сиело. Понимая, что разговор с Дунканом потребует всего ее внимания, она загнала ярость в дальние уголки своего подсознания.
Выключив мотор машины, она посмотрела на часы. Был ровно час дня. Малкольм и Меган должны как раз сейчас заканчивать ленч. Если привычки Малкольма не изменились, то он не допустит, чтобы официант прерывал их романтическую беседу. Поэтому он будет ожидать, пока уберут со стола приборы, прежде чем начнет изливать свою душу. Меган вряд ли возвратится раньше чем через пару часов.
Посмотрев в висевшее перед ней зеркало заднего обзора, Хилари оценила свой внешний вид: припудрила нос, подправила помадой губы и взбила волосы. Когда она выходила из машины, солнце исчезло за тучами. Хилари взглянула на небо: кажется, собирается гроза.
— Дункан! — крикнула она, постучав в дверь студии. — Это я, Хилари.
Ее сердце бешено колотилось, пока она ожидала отклика. Его не было. От этой поездки зависит все. Она еще раз постучалась, позвав громче, и опять не услышала ни слова в ответ. Тогда она приложила ухо к замочной скважине. Из студии раздавался стук молотка. Она открыла дверь и вошла.
Дункан стоял к ней спиной. Он возился около большого деревянного ящика, сильными ударами вгоняя гвозди в обшивку. Некоторое время Хилари наблюдала за игрой его мышц, не выдавая своего присутствия. Дункан обладал необузданной силой и мужественностью, которые ей так хотелось почувствовать. Сегодня для попытки соблазнения было подходящее время. Но его можно подцепить на крючок, только если действовать с величайшей осторожностью.
Она придала себе самый скорбный вид, после чего приблизилась и коснулась его плеча. Он резко повернулся, угрожающе подняв молоток, как бы готовясь отразить нападение непрошеного гостя. Хилари пронзил страх, и мгновение она наслаждалась им. Опасные мужчины всегда притягивали ее.
— Что ты здесь делаешь? — грубо спросил он.
«Не самое благоприятное начало», — подумала Хилари.
— Ты говорил, что если я буду нуждаться в помощи, то могу обратиться к тебе. И сегодня я в ней нуждаюсь.
Ее плечи продуманно поникли.
Угрожающее выражение лица Дункана смягчилось.
— Извини. Ты застала меня врасплох. Я никого сегодня не ожидал. Выпьешь кофе или чего-нибудь покрепче?
Он расстегнул свой плотницкий ремень с инструментами и бросил его на ящик.
— Я бы выпила бренди. Да и тебе советую. То, что я хочу сказать, прямо затрагивает и тебя.
Единственным знаком того, что он понял ее намек, стали чуть дрогнувшие брови Дункана. Он подошел к бару, достал бутылку и два бокала и поставил их на столик около дивана. Когда Хилари присела, он налил им обоим.
— О чем ты хочешь мне сказать? — спросил Дункан, протягивая ей бокал.
Хилари поднесла его к губам и выпила одним махом, так, что даже закашлялась, а на глаза навернулись слезы.
— Мне было необходимо выпить, — сказала она.
— Я вижу, что ты расстроена. Не хочу выставлять себя ясновидящим, но подозреваю, что это связано с Малкольмом и Меган. Что произошло на этот раз?
— Ты знаешь, что они сегодня встречаются за ленчем?
Дункан подтвердил:
— Да, Меган сказала, что Малкольм собирается внести последнюю правку в ее статью для «Харперз».
— Это только предлог. У Малкольма гораздо более веская причина для встречи. Он собирается просить Меган выйти за него замуж.
На лице Дункана не дрогнул ни один мускул. Он продолжал спокойно смотреть на нее, но его глаза потемнели, словно небо перед бурей.
— Когда ты об этом узнала?
— Сегодня за завтраком. Малкольм сам мне сказал.
— Почему ты приехала сюда? И что ты от меня хочешь?
Хилари опешила и потянулась за сигаретой. Подобного вопроса она от него не ожидала. Любой мужчина отреагировал бы на такое известие крайне болезненно. Она надеялась подогревать эмоции Дункана до тех пор, пока они не достигнут пика. А когда он потерял бы над собой контроль, она бы его соблазнила.
— Тебя не выводит из себя мысль о том, что они сейчас наедине? Бог знает, что они вытворяли все это время за нашими спинами! Они и сейчас скорее всего над нами смеются.
— Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Но должен сказать, что, если Меган попросит меня о разводе — по любой причине, — я соглашусь.
Хилари была настолько поражена, что некоторое время, не в силах ничего произнести, только хватала ртом воздух.
— У тебя нет никакой гордости! — произнесла она наконец.
Теперь пришла его очередь отпить бренди.
— Я не собираюсь оспаривать развод. Нет никакого смысла. Невозможно заставить кого-то любить или оставаться в семье против желания.
Хилари больше не могла сдерживать клокотавшую ярость.
— Будь ты проклят! Ты же обещал мне помочь! — закричала она, вскакивая с дивана.
— И помогу, если буду в силах. — Его голос был неестественно спокоен. — Но я не могу разрушить для этого три судьбы.
Она промчалась по студии, а затем резко обернулась:
— Все вы, мужчины, одинаковы! Вы твердите о честности, а когда приходит время, играете без правил. Я говорила тебе, что в этом мире у меня никого нет. Твоя жена крадет единственного мужчину, который для меня что-то значит, а ты заявляешь мне в глаза, что не собираешься коверкать их жизнь. А что делать мне? — Ее голос поднимался все выше, пока не сорвался на крик.
Она видела, как на скулах Дункана заходили желваки.
— Я действительно сожалею, Хилари. Я говорил, что сделаю для тебя все, что смогу, и не отказываюсь от своих слов. Предполагаю, что Малкольм предложил тебе финансовую помощь. Он что-нибудь сделал для твоего будущего?
— Ни хрена он не сделал! Эта свинья! Он просто бросил меня!
Хилари моментально сообразила, как повернуть дело в свою сторону, получить реальную выгоду взамен рушащейся жизни. Она понизила тон и опустила глаза, чтобы он не заметил полыхавшую в них ненависть.
— Я не хочу перекладывать свои беды на тебя. Проблема состоит в том, что я завишу от Малкольма в расходах по эксплуатации помещений. У меня огромная задолженность по закладным на дом и галерею, а мой бизнес не приносит пока достаточных доходов. Но я уверена в будущем. Я знаю, что могу изменить ситуацию, с небольшой помощью, конечно.
— Сколько тебе нужно?
Она тяжело вздохнула и снова присела на диван рядом с ним.
— Ах Дункан! Я не хочу, чтобы все сводилось к деньгам. Я хотела бы, чтобы мы просто оставались друзьями и в ближайшие месяцы морально поддерживали друг друга.
— Я понимаю. Тяжело сознавать, что ты сделал в жизни решающую ошибку…
Дункан, казалось, говорил о себе.
— У меня были мечты о перестройке работы галереи, — продолжала Хилари. — Мечты о превращении Санта-Фе в Мекку для коллекционеров. А теперь…
Она опустила плечи, как бы признавая свое поражение, и голос ее прервался.
— Тебе не нужно менять планы. — Дункан встал и подошел к встроенному в стену шкафчику. Когда он возвратился к дивану, то держал в руках чистый чек. В то время как она за ним наблюдала, он проставил дату и надписал ее имя.
— Во всей этой истории я выигрываю больше, чем ты. Какая сумма тебя устроит?
— Для начала десять тысяч долларов.
Он спокойно вписал цифру в чек.
Она взяла чек и опустила в сумочку.
— Могу ли я сделать что-нибудь для тебя? Я знаю, что тебе больно и одиноко. Я могу успокоить тебя. Мы можем успокоить друг друга. — Она протянула руку и провела пальцем по линии его губ.
Он отстранился и встал.
— Спасибо за предложение, но я не думаю, что это чему-нибудь или кому-нибудь поможет. А теперь, если у тебя нет возражений, я хотел бы побыть один.
Она тоже встала, приподнялась на цыпочки и поцеловала его, проведя кончиком языка по его сомкнутым губам.
Поскольку он не отреагировал, она повернулась к двери, взмахнула на прощание, рукой и вышла из студии, едва сдерживая ликование. Дункан Карлисл оказался простаком — курицей, несущей золотые яйца и созревшей для потрошения! Все, что ей нужно делать, — это играть на его чувстве вины. И тогда она получит гораздо больше, чем. эти несчастные десять тысяч.
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал Малкольм.
Джейд, отпивавшая воду из бокала, поперхнулась, услышав это. Пытаясь вдохнуть, она беззвучно разевала рот и чувствовала, как ее лицо багровеет. Малкольм вскочил и принялся хлопать ей по спине.
— Ох, извини! Я понимаю, что не должен был этого говорить… Но я думал, ты знаешь о моих чувствах к тебе.
Он выглядел настолько сконфуженным, что ее сердце против воли потянулось к нему.
— Я очень тронута, это правда, но я никогда даже не думала об этом!
— Ни разу за все эти недели? Не могу в это поверить! Я и ты — знаешь, я никогда в жизни не испытывал такого влечения к женщине. Когда мы были вдвоем, разговаривали о литературе, ты просто оживала. Я никогда не видел тебя более счастливой, более воодушевленной. Ты же видишь, как мы подходим друг другу!
Его уверенность отозвалась в ней болью. Какую путаницу она внесла в жизнь Меган! Джейд знала, что Малкольм увлекся ею, или, возможно, Меган. Проблема состояла в том, что, погруженная в собственные заботы, она не сообразила, насколько далеко все зашло. А теперь она должна обидеть Малкольма, и с этим невозможно ничего поделать!
— Ты мне нравишься даже больше, нежели думаешь, и я восхищаюсь твоим талантом писателя, но я тебя не люблю.
Произнеся эти слова, она впервые за последние недели сказала правду. Нет, она не любит Малкольма. Несмотря на то что она наслаждалась его обществом, обожала его книги, делила с ним радость писательского труда — несмотря на все это, она не была влюблена в Малкольма. Джейд была благодарна ему за многое, особенно за дружбу. Но не более. Не эта дружба заставляла ее просыпаться среди ночи, не она сжигала, отзывалась болью, голодной страстью. Это все было предназначено другому мужчине. Дункану. Чем больше он раздражал и расстраивал ее, чем больше скрывался за занавесом холода, не разрешая почувствовать свое тепло, тем больше она любила. Полностью, безоговорочно, необратимо.
После этого самопризнания все ее сомнения и опасения улетучились. И она почувствовала себя так, как, наверное, чувствует себя слепой, обретший зрение, как безногий, у которого вдруг появились новые ноги.
Малкольм не отводил взгляда от ее лица, не в силах поверить в ответ.
— Мне нужно немного времени, чтобы все обдумать. Невозможно рассказать, как я себя чувствую.
Она грустно покачала головой:
— Время ничего не изменит. У любви собственные правила и собственная правда.
Она так хотела очутиться сейчас на ранчо Сиело и рассказать Дункану об этой правде, что с трудом могла усидеть на месте. Но следующие слова Малкольма вновь привлекли ее внимание.
— Выслушай меня, пожалуйста. Для всех твоих друзей не является тайной, что ты и Дункан несчастливы. Особенно в последние годы. Я и сам видел, как ты засыхаешь на ранчо Сиело; но несколько месяцев назад ты начала просто расцветать — интеллектуально и эмоционально. И эти изменения происходили тем ощутимее, чем чаще мы с тобой встречались. Ты не понимаешь, о чем это говорит?
— Ты сделал неправильные выводы.
Ах, если бы она только могла ему все рассказать! Насколько легче стало бы им обоим!
— Я изменилась, потому что решила стать писателем. Ты помог мне, и за это я всегда буду тебе признательна. Но благодарность — не любовь. Кроме того, тебя любит Хилари.
— Она меня не любит. Я ей просто нужен. Даже не я, а мои деньги.
Он выглядел настолько убитым, что на глазах Джейд выступили слезы. Для них обоих сегодняшний день был настоящим поворотом в судьбе; но если у нее оставалась надежда на будущее, то его путь вел только к смерти.
— Я совсем не тот человек, за которого ты меня принимаешь, — произнесла она, вставая из кресла. — Я хотела быть им, но не могу. — Не в силах больше выдерживать пустоту его взгляда, она поспешила к выходу.
Завтра или послезавтра она попытается помочь ему справиться с разочарованием. Но сейчас Джейд думала только о возвращении на ранчо Сиело — к мужчине, которого она любит. Она и так потеряла слишком много времени.
Глава 16
— Я знаю, что ты думаешь по-другому, но мы созданы друг для друга. Ты обязательно вернешься. Просто не заставляй меня ждать очень долго.
Еще до того как он успел ей сказать, что она ошибается, или хотя бы попрощаться, Хилари развернулась и пошла к выходу, все убыстряя шаг. Когда она выходила из «Ла-Пласуэллы», то почти бежала.
Малкрльм ощутил непередаваемое чувство свободы, глядя, как она покидает ресторан. Он подумал, выкладывая на стол несколько долларовых бумажек за их завтрак, что она страшно ошибается: он никогда к ней не вернется.
Хилари не заметила изумления Рауля по поводу ее раннего возвращения.
— Дай мне выпить, — буркнула она.
— Кофе?
— Нет! Виски, и побольше.
Сначала она бесцельно слонялась по комнатам со стаканом в руке, не испытывая никакого удовлетворения от того, что этот дом теперь полностью принадлежал ей. Мысль о том, что Малкольм уходит от нее навсегда и никогда не вернется, сжимала ей сердце. Да кто он, к черту, такой? Нет, должна быть возможность остановить его или хотя бы разрушить его планы. Лучше она сдохнет, чем будет молча наблюдать, как эта парочка устраивает свое счастье и готовится к жизни в блаженстве!
В половине первого, приняв ванну и переодевшись, она села в свой «шевроле». Эта машина ее крайне раздражала. Малкольм купил ей автомобиль в 1926 году, и он ей сразу же не понравился. Еще недавно она обдумывала план, как бы расколоть Малкольма на покупку «паккарда-кабриолета», подобного тому, что был у Меган. Впрочем, теперь даже если она не найдет новую «дойную корову», то сама приобретет этот автомобиль. Заводя мотор, она чертыхалась. Да будут прокляты все мужчины за то, что они сделали с ней! Когда-нибудь, как-нибудь — она найдет возможность отомстить.
Хилари давала волю своей злости, пока не свернула на дорогу к ранчо Сиело. Понимая, что разговор с Дунканом потребует всего ее внимания, она загнала ярость в дальние уголки своего подсознания.
Выключив мотор машины, она посмотрела на часы. Был ровно час дня. Малкольм и Меган должны как раз сейчас заканчивать ленч. Если привычки Малкольма не изменились, то он не допустит, чтобы официант прерывал их романтическую беседу. Поэтому он будет ожидать, пока уберут со стола приборы, прежде чем начнет изливать свою душу. Меган вряд ли возвратится раньше чем через пару часов.
Посмотрев в висевшее перед ней зеркало заднего обзора, Хилари оценила свой внешний вид: припудрила нос, подправила помадой губы и взбила волосы. Когда она выходила из машины, солнце исчезло за тучами. Хилари взглянула на небо: кажется, собирается гроза.
— Дункан! — крикнула она, постучав в дверь студии. — Это я, Хилари.
Ее сердце бешено колотилось, пока она ожидала отклика. Его не было. От этой поездки зависит все. Она еще раз постучалась, позвав громче, и опять не услышала ни слова в ответ. Тогда она приложила ухо к замочной скважине. Из студии раздавался стук молотка. Она открыла дверь и вошла.
Дункан стоял к ней спиной. Он возился около большого деревянного ящика, сильными ударами вгоняя гвозди в обшивку. Некоторое время Хилари наблюдала за игрой его мышц, не выдавая своего присутствия. Дункан обладал необузданной силой и мужественностью, которые ей так хотелось почувствовать. Сегодня для попытки соблазнения было подходящее время. Но его можно подцепить на крючок, только если действовать с величайшей осторожностью.
Она придала себе самый скорбный вид, после чего приблизилась и коснулась его плеча. Он резко повернулся, угрожающе подняв молоток, как бы готовясь отразить нападение непрошеного гостя. Хилари пронзил страх, и мгновение она наслаждалась им. Опасные мужчины всегда притягивали ее.
— Что ты здесь делаешь? — грубо спросил он.
«Не самое благоприятное начало», — подумала Хилари.
— Ты говорил, что если я буду нуждаться в помощи, то могу обратиться к тебе. И сегодня я в ней нуждаюсь.
Ее плечи продуманно поникли.
Угрожающее выражение лица Дункана смягчилось.
— Извини. Ты застала меня врасплох. Я никого сегодня не ожидал. Выпьешь кофе или чего-нибудь покрепче?
Он расстегнул свой плотницкий ремень с инструментами и бросил его на ящик.
— Я бы выпила бренди. Да и тебе советую. То, что я хочу сказать, прямо затрагивает и тебя.
Единственным знаком того, что он понял ее намек, стали чуть дрогнувшие брови Дункана. Он подошел к бару, достал бутылку и два бокала и поставил их на столик около дивана. Когда Хилари присела, он налил им обоим.
— О чем ты хочешь мне сказать? — спросил Дункан, протягивая ей бокал.
Хилари поднесла его к губам и выпила одним махом, так, что даже закашлялась, а на глаза навернулись слезы.
— Мне было необходимо выпить, — сказала она.
— Я вижу, что ты расстроена. Не хочу выставлять себя ясновидящим, но подозреваю, что это связано с Малкольмом и Меган. Что произошло на этот раз?
— Ты знаешь, что они сегодня встречаются за ленчем?
Дункан подтвердил:
— Да, Меган сказала, что Малкольм собирается внести последнюю правку в ее статью для «Харперз».
— Это только предлог. У Малкольма гораздо более веская причина для встречи. Он собирается просить Меган выйти за него замуж.
На лице Дункана не дрогнул ни один мускул. Он продолжал спокойно смотреть на нее, но его глаза потемнели, словно небо перед бурей.
— Когда ты об этом узнала?
— Сегодня за завтраком. Малкольм сам мне сказал.
— Почему ты приехала сюда? И что ты от меня хочешь?
Хилари опешила и потянулась за сигаретой. Подобного вопроса она от него не ожидала. Любой мужчина отреагировал бы на такое известие крайне болезненно. Она надеялась подогревать эмоции Дункана до тех пор, пока они не достигнут пика. А когда он потерял бы над собой контроль, она бы его соблазнила.
— Тебя не выводит из себя мысль о том, что они сейчас наедине? Бог знает, что они вытворяли все это время за нашими спинами! Они и сейчас скорее всего над нами смеются.
— Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. Но должен сказать, что, если Меган попросит меня о разводе — по любой причине, — я соглашусь.
Хилари была настолько поражена, что некоторое время, не в силах ничего произнести, только хватала ртом воздух.
— У тебя нет никакой гордости! — произнесла она наконец.
Теперь пришла его очередь отпить бренди.
— Я не собираюсь оспаривать развод. Нет никакого смысла. Невозможно заставить кого-то любить или оставаться в семье против желания.
Хилари больше не могла сдерживать клокотавшую ярость.
— Будь ты проклят! Ты же обещал мне помочь! — закричала она, вскакивая с дивана.
— И помогу, если буду в силах. — Его голос был неестественно спокоен. — Но я не могу разрушить для этого три судьбы.
Она промчалась по студии, а затем резко обернулась:
— Все вы, мужчины, одинаковы! Вы твердите о честности, а когда приходит время, играете без правил. Я говорила тебе, что в этом мире у меня никого нет. Твоя жена крадет единственного мужчину, который для меня что-то значит, а ты заявляешь мне в глаза, что не собираешься коверкать их жизнь. А что делать мне? — Ее голос поднимался все выше, пока не сорвался на крик.
Она видела, как на скулах Дункана заходили желваки.
— Я действительно сожалею, Хилари. Я говорил, что сделаю для тебя все, что смогу, и не отказываюсь от своих слов. Предполагаю, что Малкольм предложил тебе финансовую помощь. Он что-нибудь сделал для твоего будущего?
— Ни хрена он не сделал! Эта свинья! Он просто бросил меня!
Хилари моментально сообразила, как повернуть дело в свою сторону, получить реальную выгоду взамен рушащейся жизни. Она понизила тон и опустила глаза, чтобы он не заметил полыхавшую в них ненависть.
— Я не хочу перекладывать свои беды на тебя. Проблема состоит в том, что я завишу от Малкольма в расходах по эксплуатации помещений. У меня огромная задолженность по закладным на дом и галерею, а мой бизнес не приносит пока достаточных доходов. Но я уверена в будущем. Я знаю, что могу изменить ситуацию, с небольшой помощью, конечно.
— Сколько тебе нужно?
Она тяжело вздохнула и снова присела на диван рядом с ним.
— Ах Дункан! Я не хочу, чтобы все сводилось к деньгам. Я хотела бы, чтобы мы просто оставались друзьями и в ближайшие месяцы морально поддерживали друг друга.
— Я понимаю. Тяжело сознавать, что ты сделал в жизни решающую ошибку…
Дункан, казалось, говорил о себе.
— У меня были мечты о перестройке работы галереи, — продолжала Хилари. — Мечты о превращении Санта-Фе в Мекку для коллекционеров. А теперь…
Она опустила плечи, как бы признавая свое поражение, и голос ее прервался.
— Тебе не нужно менять планы. — Дункан встал и подошел к встроенному в стену шкафчику. Когда он возвратился к дивану, то держал в руках чистый чек. В то время как она за ним наблюдала, он проставил дату и надписал ее имя.
— Во всей этой истории я выигрываю больше, чем ты. Какая сумма тебя устроит?
— Для начала десять тысяч долларов.
Он спокойно вписал цифру в чек.
Она взяла чек и опустила в сумочку.
— Могу ли я сделать что-нибудь для тебя? Я знаю, что тебе больно и одиноко. Я могу успокоить тебя. Мы можем успокоить друг друга. — Она протянула руку и провела пальцем по линии его губ.
Он отстранился и встал.
— Спасибо за предложение, но я не думаю, что это чему-нибудь или кому-нибудь поможет. А теперь, если у тебя нет возражений, я хотел бы побыть один.
Она тоже встала, приподнялась на цыпочки и поцеловала его, проведя кончиком языка по его сомкнутым губам.
Поскольку он не отреагировал, она повернулась к двери, взмахнула на прощание, рукой и вышла из студии, едва сдерживая ликование. Дункан Карлисл оказался простаком — курицей, несущей золотые яйца и созревшей для потрошения! Все, что ей нужно делать, — это играть на его чувстве вины. И тогда она получит гораздо больше, чем. эти несчастные десять тысяч.
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал Малкольм.
Джейд, отпивавшая воду из бокала, поперхнулась, услышав это. Пытаясь вдохнуть, она беззвучно разевала рот и чувствовала, как ее лицо багровеет. Малкольм вскочил и принялся хлопать ей по спине.
— Ох, извини! Я понимаю, что не должен был этого говорить… Но я думал, ты знаешь о моих чувствах к тебе.
Он выглядел настолько сконфуженным, что ее сердце против воли потянулось к нему.
— Я очень тронута, это правда, но я никогда даже не думала об этом!
— Ни разу за все эти недели? Не могу в это поверить! Я и ты — знаешь, я никогда в жизни не испытывал такого влечения к женщине. Когда мы были вдвоем, разговаривали о литературе, ты просто оживала. Я никогда не видел тебя более счастливой, более воодушевленной. Ты же видишь, как мы подходим друг другу!
Его уверенность отозвалась в ней болью. Какую путаницу она внесла в жизнь Меган! Джейд знала, что Малкольм увлекся ею, или, возможно, Меган. Проблема состояла в том, что, погруженная в собственные заботы, она не сообразила, насколько далеко все зашло. А теперь она должна обидеть Малкольма, и с этим невозможно ничего поделать!
— Ты мне нравишься даже больше, нежели думаешь, и я восхищаюсь твоим талантом писателя, но я тебя не люблю.
Произнеся эти слова, она впервые за последние недели сказала правду. Нет, она не любит Малкольма. Несмотря на то что она наслаждалась его обществом, обожала его книги, делила с ним радость писательского труда — несмотря на все это, она не была влюблена в Малкольма. Джейд была благодарна ему за многое, особенно за дружбу. Но не более. Не эта дружба заставляла ее просыпаться среди ночи, не она сжигала, отзывалась болью, голодной страстью. Это все было предназначено другому мужчине. Дункану. Чем больше он раздражал и расстраивал ее, чем больше скрывался за занавесом холода, не разрешая почувствовать свое тепло, тем больше она любила. Полностью, безоговорочно, необратимо.
После этого самопризнания все ее сомнения и опасения улетучились. И она почувствовала себя так, как, наверное, чувствует себя слепой, обретший зрение, как безногий, у которого вдруг появились новые ноги.
Малкольм не отводил взгляда от ее лица, не в силах поверить в ответ.
— Мне нужно немного времени, чтобы все обдумать. Невозможно рассказать, как я себя чувствую.
Она грустно покачала головой:
— Время ничего не изменит. У любви собственные правила и собственная правда.
Она так хотела очутиться сейчас на ранчо Сиело и рассказать Дункану об этой правде, что с трудом могла усидеть на месте. Но следующие слова Малкольма вновь привлекли ее внимание.
— Выслушай меня, пожалуйста. Для всех твоих друзей не является тайной, что ты и Дункан несчастливы. Особенно в последние годы. Я и сам видел, как ты засыхаешь на ранчо Сиело; но несколько месяцев назад ты начала просто расцветать — интеллектуально и эмоционально. И эти изменения происходили тем ощутимее, чем чаще мы с тобой встречались. Ты не понимаешь, о чем это говорит?
— Ты сделал неправильные выводы.
Ах, если бы она только могла ему все рассказать! Насколько легче стало бы им обоим!
— Я изменилась, потому что решила стать писателем. Ты помог мне, и за это я всегда буду тебе признательна. Но благодарность — не любовь. Кроме того, тебя любит Хилари.
— Она меня не любит. Я ей просто нужен. Даже не я, а мои деньги.
Он выглядел настолько убитым, что на глазах Джейд выступили слезы. Для них обоих сегодняшний день был настоящим поворотом в судьбе; но если у нее оставалась надежда на будущее, то его путь вел только к смерти.
— Я совсем не тот человек, за которого ты меня принимаешь, — произнесла она, вставая из кресла. — Я хотела быть им, но не могу. — Не в силах больше выдерживать пустоту его взгляда, она поспешила к выходу.
Завтра или послезавтра она попытается помочь ему справиться с разочарованием. Но сейчас Джейд думала только о возвращении на ранчо Сиело — к мужчине, которого она любит. Она и так потеряла слишком много времени.
Глава 16
Джейд вставила ключ в замок зажигания, сняла «паккард» с тормоза, вызвала искру и нажала кнопку стартера. К ее облегчению, машина завелась сразу, и шум мотора наполнил округу. Она придавила педаль сцепления, поставила первую скорость и осторожно газанула. Мышцы ног и рук были напряжены.
Ей не понравился этот автомобиль, когда она села за руль в первый раз, и это мнение не изменилось до сих пор. В тот день, когда она стала учиться на нем ездить, «паккард» подпрыгивал и застывал на месте всякий раз, когда она переключала скорость. Она провела ужасные два часа, и, когда поставила машину у входа в дом, руки просто отказывались ей служить.
Но сегодня она не обращала внимания на сложную систему зажигания, тяжелое переключение скоростей и отсутствие автоматического указателя поворота. «Паккард» стал для нее сказочной каретой, запряженной четверкой лошадей и мчащей ее к прекрасному замку, где живет принц. Она торопилась туда. Домой. В конце концов она осознала, что ранчо Сиело и есть ее настоящий дом, каким никогда не было бунгало в Малибу. Бунгало было ее имуществом, недвижимостью, а ранчо Сиело — ее душой.
Ничто не могло омрачить ее бесконечного счастья, даже мысли о Малкольме и Меган. Малкольм — взрослый человек. Он в состоянии справиться с переживаниями и продолжать жить дальше. А Меган растворилась где-то во времени.
Последние три месяца она провела, отдавая дань памяти Меган, живя в ее тени, выступая как ее второе «я», думая о ее прошлом; в то время как единственное, что имело значение, — это настоящее, принадлежащее ей самой, Джейд. Все, что у нее есть, — это настоящее. В любой момент неизвестная сила, бросившая ее сюда, может вернуть ее обратно.
Скоро она предстанет перед Дунканом в качестве Джейд Ховард. Она понимала риск, на который идет, но не хотела допустить, чтобы страх остановил ее порыв, как это часто случалось до сих пор. Разве не правда делает человека свободным?
Подъезжая к повороту на ранчо Сиело, Джейд заметила, что стало необычайно темно. Видимость почти пропала, и она была вынуждена резко затормозить, и на покрытой грязью грунтовой дороге «паккард» вышел из-под контроля. Виляя из стороны в сторону, он подпрыгивал на кочках и рвался к окружающим дорогу деревьям. Джейд подумала, что она не для того зашла так далеко, чтобы закончить жизнь здесь, и вцепилась в руль с отчаянной решимостью. В конце концов ее усилия увенчались успехом, и она смогла доехать до ранчо.
В студии и в домике Ортесов горел свет, но в главном доме было темно. Блэкджек притаился на ступеньках перед входом. Промокший насквозь, он выглядел маленьким и заброшенным. Почему никто не впустил его в дом? На Дулси, во всяком случае, это было непохоже. Джейд выскочила из машины и побежала к двери. Впустив Блэкджека, она позвала Дулси. Никто не откликнулся, и она включила свет в прихожей. Блэкджек шумно отряхивался, брызгая водой. Затем он потрусил по направлению к кабинету Дункана, оглядываясь на Джейд и как бы приглашая следовать за ним.
— Я скоро приду, — пообещала Джейд.
Не обращая внимания на хлещущий дождь, она выскочила на улицу и устремилась к студии. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, она вбежала внутрь. Дункан сидел на диване. Перед ним на столике стояли початая бутылка бренди, два бокала и переполненная окурками пепельница. Хотя Дункан слышал, как она вошла, он даже не взглянул на нее. Единственным признаком жизни в сверхъестественной тишине были облачка дыма, поднимающиеся от его сигареты.
Сдерживаемые Джейд страхи снова выплыли наружу. Опять эти «что, если» завертелись в ее голове. Что, если Дункан примет ее за сумасшедшую? Что, если он обвинит ее в исчезновении Меган? Что, если он хочет именно Меган?
— Я вернулась, — сказала она, с трудом разлепляя губы.
Он так и не посмотрел в ее сторону.
— Я тебя ждал.
Джейд решила не обращать внимания на его ледяной тон, успокаивая себя мыслью, что, возможно, его что-то расстроило во время ее отсутствия. Она указала на бокалы:
— У тебя были гости?
Дункан кивнул.
Она уже знала, как он ненавидит, когда его отвлекают от работы. Возможно, это объясняет его плохое настроение.
— Как прошел ленч? — Он наконец повернулся и взглянул на нее. Его лицо казалось выточенным из куска алебастра.
Под его взглядом Джейд растерялась. Боже всемогущий, что с ним случилось и почему он так на нее смотрит? Не важно, скомандовала она себе. Это не имеет никакого значения. Самая важная вещь — сказать ему правду. Прямо сейчас, пока силы ее не покинули.
— Ленч был великолепен, — ответила она.
— Могу поклясться, — пробормотал Дункан.
Она хотела присесть рядом с ним, дотронуться до его руки, чтобы начать разговор, но не посмела. Она стояла молча, пригвожденная к месту собственной неуверенностью.
— Я хочу тебе кое-что сказать. Такое, во что с трудом можно поверить, — начала Джейд беспомощно.
Он отвернулся от нее, наклонился и налил себе полный бокал бренди. Затем выпил его так, будто бы это был лимонад.
— Пожалуйста, Дункан! Почему ты от меня отвернулся? Я не могу разговаривать с твоим затылком. А разговор очень важен для нас обоих.
Он с силой поставил бокал на стол, так, что тот чуть не разлетелся на куски.
— Мы можем обойтись без этого разговора. Я знаю, что ты собираешься сказать.
— Но ты даже не можешь себе представить, о чем…
— Заткнись! Помолчи хотя бы раз в жизни.
Дункан вскочил на ноги так неожиданно, что перевернул стол. Осколки бокалов разлетелись по полу.
Она почувствовала, что под его тяжелым взглядом ее решимость тает.
— Ради нас двоих, ты должен меня выслушать!
Он начал надвигаться на нее.
— Если в тебе есть хоть капля порядочности, хоть какое-то внимание не только к себе, но и к другим, то ты сейчас уберешься отсюда к черту, пока я не сделал ничего такого, о чем нам обоим придется потом сожалеть.
Самые худшие ее предположения оправдывались. Каким-то образом он узнал, что она не Меган, и сейчас ненавидит ее за ложь.
— Убирайся! — повторил он.
Джейд почувствовала, что ее ноги словно погружаются в трясину. Она с трудом сделала один шаг к выходу, затем другой. Она не помнила, как открыла дверь и вышла на улицу, где ливень сразу же промочил ее до костей. Следующее, что она осознала, было то, что она сидит в «паккарде», рыдая и содрогаясь, и заводит мотор.
Дункан открыл еще одну бутылку бренди и наполнил новый бокал до краев. Он почувствовал на губах жжение, но не ощутил никакого вкуса. Напиваться бессмысленно: это не спасет его от переживаний. Он с силой запустил стакан в стену, освобождаясь от ненависти к себе самому, которая заставляла его тело колотиться крупной дрожью.
Как он мог так по-подлому отнестись к Меган? Он считал себя более достойным человеком. Она нашла в себе мужество встретиться с ним лицом к лицу, хотя вполне могла прислать адвоката или даже Малкольма для улаживания дел. Вместо этого она пришла сама, ища его понимания, желая поговорить. А все, на что он оказался способным, — это прогнать ее.
Меган никак не могла предположить, что его чувства к ней переменились. Он не открывал их, вел себя как последний дурак. Когда они обсуждали их брак в последний раз, он просил ее о разводе. Он даже не согласился возвратиться в их спальню, когда она поправилась после болезни. А теперь он сам лишил себя последнего, возможно, шанса рассказать ей о своих переживаниях.
Что она сказала? Что-то о желании открыть всю правду, в которую ему будет трудно поверить? Он потряс головой, словно отгоняя гнев, туманящий мозг. Ведь, возможно, она отказала Малкольму, и его, Дункана, поведение просто толкнет ее в объятия писателя. Дункан застонал от этой мысли. Ему нужно найти Меган, поговорить с ней и сказать свою правду.
В два прыжка он пересек студию и распахнул дверь. И застыл в изумлении, увидев на пороге Дулси. Она вся вымокла, несмотря на широкую шерстяную накидку, закрывавшую голову и плечи.
— Я хотела бы поговорить с вами, сеньор, — сказала она.
Он сделал отрицательный жест:
— Ты не могла бы подождать? Я спешу.
Дулси помотала головой и зашла в студию.
— Хорошо, Дулси, но давай побыстрее.
Она остановилась посередине комнаты и взглянула ему прямо в лицо. Ее губы задвигались, но с них не слетело ни звука. Он наконец увидел, что вид у нее страшный, как будто она только что избежала смертельной опасности.
— Что-то произошло с Джорджем? — спросил Дункан, уверенный, что это единственное, что может привести ее в подобное состояние.
Она вновь покачала головой, но продолжала молчать.
— У меня нет времени играть в прятки. Что случилось?
Дулси заплакала, и это поразило Дункана. Она не рыдала громко; ее лицо продолжало сохранять стоическое выражение, но слезы градом катились по щекам.
— Мы с Джорджем решили покинуть ранчо Сиело, — вымолвила она наконец.
Дункан чуть не упал:
— Почему? Вы прожили со мной двадцать лет и стали почти что членами семьи] Если вы хотите прибавки жалованья — просто назовите сумму.
— Дело совсем не в деньгах. Мы с Джорджем получали достаточно, чтобы благополучно прожить до конца жизни. Мы устали, сеньор. Мы хотим уехать домой, в Тругас, и жить мирно!
— Ты что-то скрываешь от меня, Дулси.
Ее губы чуть приоткрылись, казалось, в ней происходит какая-то внутренняя борьба. Она достала платок из кармана платья и прочистила нос. Потом откашлялась:
— Вы правы, сеньор. Дело в вашей жене.
— В моей жене? А что с ней? Где она?
Дулси заморгала от удивления. Казалось, она не ожидала этих вопросов.
— Где сеньора? — настойчиво спросил Дункан.
— Я видела ее с полчаса назад, когда она выезжала с ранчо на «паккарде».
Удар грома как бы подчеркнул ее ответ.
— Она уехала в грозу? — Сердце Дункана сжалось в предчувствии беды.
— Да, сеньор. Но я не об этом хотела с вами поговорить.
Дункан никогда не поднимал руку на Дулси, но сейчас он подсознательно ощутил, что оттолкнул ее с дороги не очень вежливо. Боже милостивый, Меган уехала в грозу!
— Поговорим позднее, — сказал Дункан, распахивая дверь. — Сейчас я должен разыскать сеньору.
Дулси следовала за ним по пятам.
— Сказать Джорджу, чтобы он вывел «дьюсенберг»?
Когда они выскочили из студии, мощный порыв ветра ударил в лицо. Дубы и сосны раскачивались и трещали, потоки воды с неба залили дорогу.
Дункан обернулся к Дулси и закричал, перекрывая звуки бури:
— На машине сейчас не проехать! Передай Джорджу, пусть седлает Эскалибура!
Дункан бросился к дому, готовый к самой опасной скачке в своей жизни. Он поспешно схватил какую-то одежду, прихватил фляжку с виски и фонарь. Через несколько минут он уже подбегал к конюшне, где Джордж ждал его с оседланным жеребцом. Дулси стояла рядом. Они не обращали никакого внимания на ливень, вымочивший их с ног до головы.
Дункан с трудом различал их голоса, желавшие ему удачи, когда одним прыжком вскочил на Эскалибура и погнал его по залитой лужами дороге.
Джейд вела машину по направлению к Санта-Фе. Дорога была сырой и скользкой. Вода заполнила дренажные канавы вдоль пути, угрожая залить и само полотно. Сверкали молнии, и резкие звуки грома прокатывались по горам.
Она покинула ранчо Сиело в ужасном состоянии, думая только о том, как оказаться подальше от Дункана. Теперь она поняла, какой опасности подвергает свою жизнь во время этого отчаянного путешествия. «Дворники» не справлялись с потоками воды, и видимость упала до нуля. Она даже не могла понять, далеко ли отъехала от ранчо. Вокруг все выглядело незнакомым. Вода бурлила по краям, и казалось, что движется сама дорога.
Ей не понравился этот автомобиль, когда она села за руль в первый раз, и это мнение не изменилось до сих пор. В тот день, когда она стала учиться на нем ездить, «паккард» подпрыгивал и застывал на месте всякий раз, когда она переключала скорость. Она провела ужасные два часа, и, когда поставила машину у входа в дом, руки просто отказывались ей служить.
Но сегодня она не обращала внимания на сложную систему зажигания, тяжелое переключение скоростей и отсутствие автоматического указателя поворота. «Паккард» стал для нее сказочной каретой, запряженной четверкой лошадей и мчащей ее к прекрасному замку, где живет принц. Она торопилась туда. Домой. В конце концов она осознала, что ранчо Сиело и есть ее настоящий дом, каким никогда не было бунгало в Малибу. Бунгало было ее имуществом, недвижимостью, а ранчо Сиело — ее душой.
Ничто не могло омрачить ее бесконечного счастья, даже мысли о Малкольме и Меган. Малкольм — взрослый человек. Он в состоянии справиться с переживаниями и продолжать жить дальше. А Меган растворилась где-то во времени.
Последние три месяца она провела, отдавая дань памяти Меган, живя в ее тени, выступая как ее второе «я», думая о ее прошлом; в то время как единственное, что имело значение, — это настоящее, принадлежащее ей самой, Джейд. Все, что у нее есть, — это настоящее. В любой момент неизвестная сила, бросившая ее сюда, может вернуть ее обратно.
Скоро она предстанет перед Дунканом в качестве Джейд Ховард. Она понимала риск, на который идет, но не хотела допустить, чтобы страх остановил ее порыв, как это часто случалось до сих пор. Разве не правда делает человека свободным?
Подъезжая к повороту на ранчо Сиело, Джейд заметила, что стало необычайно темно. Видимость почти пропала, и она была вынуждена резко затормозить, и на покрытой грязью грунтовой дороге «паккард» вышел из-под контроля. Виляя из стороны в сторону, он подпрыгивал на кочках и рвался к окружающим дорогу деревьям. Джейд подумала, что она не для того зашла так далеко, чтобы закончить жизнь здесь, и вцепилась в руль с отчаянной решимостью. В конце концов ее усилия увенчались успехом, и она смогла доехать до ранчо.
В студии и в домике Ортесов горел свет, но в главном доме было темно. Блэкджек притаился на ступеньках перед входом. Промокший насквозь, он выглядел маленьким и заброшенным. Почему никто не впустил его в дом? На Дулси, во всяком случае, это было непохоже. Джейд выскочила из машины и побежала к двери. Впустив Блэкджека, она позвала Дулси. Никто не откликнулся, и она включила свет в прихожей. Блэкджек шумно отряхивался, брызгая водой. Затем он потрусил по направлению к кабинету Дункана, оглядываясь на Джейд и как бы приглашая следовать за ним.
— Я скоро приду, — пообещала Джейд.
Не обращая внимания на хлещущий дождь, она выскочила на улицу и устремилась к студии. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, она вбежала внутрь. Дункан сидел на диване. Перед ним на столике стояли початая бутылка бренди, два бокала и переполненная окурками пепельница. Хотя Дункан слышал, как она вошла, он даже не взглянул на нее. Единственным признаком жизни в сверхъестественной тишине были облачка дыма, поднимающиеся от его сигареты.
Сдерживаемые Джейд страхи снова выплыли наружу. Опять эти «что, если» завертелись в ее голове. Что, если Дункан примет ее за сумасшедшую? Что, если он обвинит ее в исчезновении Меган? Что, если он хочет именно Меган?
— Я вернулась, — сказала она, с трудом разлепляя губы.
Он так и не посмотрел в ее сторону.
— Я тебя ждал.
Джейд решила не обращать внимания на его ледяной тон, успокаивая себя мыслью, что, возможно, его что-то расстроило во время ее отсутствия. Она указала на бокалы:
— У тебя были гости?
Дункан кивнул.
Она уже знала, как он ненавидит, когда его отвлекают от работы. Возможно, это объясняет его плохое настроение.
— Как прошел ленч? — Он наконец повернулся и взглянул на нее. Его лицо казалось выточенным из куска алебастра.
Под его взглядом Джейд растерялась. Боже всемогущий, что с ним случилось и почему он так на нее смотрит? Не важно, скомандовала она себе. Это не имеет никакого значения. Самая важная вещь — сказать ему правду. Прямо сейчас, пока силы ее не покинули.
— Ленч был великолепен, — ответила она.
— Могу поклясться, — пробормотал Дункан.
Она хотела присесть рядом с ним, дотронуться до его руки, чтобы начать разговор, но не посмела. Она стояла молча, пригвожденная к месту собственной неуверенностью.
— Я хочу тебе кое-что сказать. Такое, во что с трудом можно поверить, — начала Джейд беспомощно.
Он отвернулся от нее, наклонился и налил себе полный бокал бренди. Затем выпил его так, будто бы это был лимонад.
— Пожалуйста, Дункан! Почему ты от меня отвернулся? Я не могу разговаривать с твоим затылком. А разговор очень важен для нас обоих.
Он с силой поставил бокал на стол, так, что тот чуть не разлетелся на куски.
— Мы можем обойтись без этого разговора. Я знаю, что ты собираешься сказать.
— Но ты даже не можешь себе представить, о чем…
— Заткнись! Помолчи хотя бы раз в жизни.
Дункан вскочил на ноги так неожиданно, что перевернул стол. Осколки бокалов разлетелись по полу.
Она почувствовала, что под его тяжелым взглядом ее решимость тает.
— Ради нас двоих, ты должен меня выслушать!
Он начал надвигаться на нее.
— Если в тебе есть хоть капля порядочности, хоть какое-то внимание не только к себе, но и к другим, то ты сейчас уберешься отсюда к черту, пока я не сделал ничего такого, о чем нам обоим придется потом сожалеть.
Самые худшие ее предположения оправдывались. Каким-то образом он узнал, что она не Меган, и сейчас ненавидит ее за ложь.
— Убирайся! — повторил он.
Джейд почувствовала, что ее ноги словно погружаются в трясину. Она с трудом сделала один шаг к выходу, затем другой. Она не помнила, как открыла дверь и вышла на улицу, где ливень сразу же промочил ее до костей. Следующее, что она осознала, было то, что она сидит в «паккарде», рыдая и содрогаясь, и заводит мотор.
Дункан открыл еще одну бутылку бренди и наполнил новый бокал до краев. Он почувствовал на губах жжение, но не ощутил никакого вкуса. Напиваться бессмысленно: это не спасет его от переживаний. Он с силой запустил стакан в стену, освобождаясь от ненависти к себе самому, которая заставляла его тело колотиться крупной дрожью.
Как он мог так по-подлому отнестись к Меган? Он считал себя более достойным человеком. Она нашла в себе мужество встретиться с ним лицом к лицу, хотя вполне могла прислать адвоката или даже Малкольма для улаживания дел. Вместо этого она пришла сама, ища его понимания, желая поговорить. А все, на что он оказался способным, — это прогнать ее.
Меган никак не могла предположить, что его чувства к ней переменились. Он не открывал их, вел себя как последний дурак. Когда они обсуждали их брак в последний раз, он просил ее о разводе. Он даже не согласился возвратиться в их спальню, когда она поправилась после болезни. А теперь он сам лишил себя последнего, возможно, шанса рассказать ей о своих переживаниях.
Что она сказала? Что-то о желании открыть всю правду, в которую ему будет трудно поверить? Он потряс головой, словно отгоняя гнев, туманящий мозг. Ведь, возможно, она отказала Малкольму, и его, Дункана, поведение просто толкнет ее в объятия писателя. Дункан застонал от этой мысли. Ему нужно найти Меган, поговорить с ней и сказать свою правду.
В два прыжка он пересек студию и распахнул дверь. И застыл в изумлении, увидев на пороге Дулси. Она вся вымокла, несмотря на широкую шерстяную накидку, закрывавшую голову и плечи.
— Я хотела бы поговорить с вами, сеньор, — сказала она.
Он сделал отрицательный жест:
— Ты не могла бы подождать? Я спешу.
Дулси помотала головой и зашла в студию.
— Хорошо, Дулси, но давай побыстрее.
Она остановилась посередине комнаты и взглянула ему прямо в лицо. Ее губы задвигались, но с них не слетело ни звука. Он наконец увидел, что вид у нее страшный, как будто она только что избежала смертельной опасности.
— Что-то произошло с Джорджем? — спросил Дункан, уверенный, что это единственное, что может привести ее в подобное состояние.
Она вновь покачала головой, но продолжала молчать.
— У меня нет времени играть в прятки. Что случилось?
Дулси заплакала, и это поразило Дункана. Она не рыдала громко; ее лицо продолжало сохранять стоическое выражение, но слезы градом катились по щекам.
— Мы с Джорджем решили покинуть ранчо Сиело, — вымолвила она наконец.
Дункан чуть не упал:
— Почему? Вы прожили со мной двадцать лет и стали почти что членами семьи] Если вы хотите прибавки жалованья — просто назовите сумму.
— Дело совсем не в деньгах. Мы с Джорджем получали достаточно, чтобы благополучно прожить до конца жизни. Мы устали, сеньор. Мы хотим уехать домой, в Тругас, и жить мирно!
— Ты что-то скрываешь от меня, Дулси.
Ее губы чуть приоткрылись, казалось, в ней происходит какая-то внутренняя борьба. Она достала платок из кармана платья и прочистила нос. Потом откашлялась:
— Вы правы, сеньор. Дело в вашей жене.
— В моей жене? А что с ней? Где она?
Дулси заморгала от удивления. Казалось, она не ожидала этих вопросов.
— Где сеньора? — настойчиво спросил Дункан.
— Я видела ее с полчаса назад, когда она выезжала с ранчо на «паккарде».
Удар грома как бы подчеркнул ее ответ.
— Она уехала в грозу? — Сердце Дункана сжалось в предчувствии беды.
— Да, сеньор. Но я не об этом хотела с вами поговорить.
Дункан никогда не поднимал руку на Дулси, но сейчас он подсознательно ощутил, что оттолкнул ее с дороги не очень вежливо. Боже милостивый, Меган уехала в грозу!
— Поговорим позднее, — сказал Дункан, распахивая дверь. — Сейчас я должен разыскать сеньору.
Дулси следовала за ним по пятам.
— Сказать Джорджу, чтобы он вывел «дьюсенберг»?
Когда они выскочили из студии, мощный порыв ветра ударил в лицо. Дубы и сосны раскачивались и трещали, потоки воды с неба залили дорогу.
Дункан обернулся к Дулси и закричал, перекрывая звуки бури:
— На машине сейчас не проехать! Передай Джорджу, пусть седлает Эскалибура!
Дункан бросился к дому, готовый к самой опасной скачке в своей жизни. Он поспешно схватил какую-то одежду, прихватил фляжку с виски и фонарь. Через несколько минут он уже подбегал к конюшне, где Джордж ждал его с оседланным жеребцом. Дулси стояла рядом. Они не обращали никакого внимания на ливень, вымочивший их с ног до головы.
Дункан с трудом различал их голоса, желавшие ему удачи, когда одним прыжком вскочил на Эскалибура и погнал его по залитой лужами дороге.
Джейд вела машину по направлению к Санта-Фе. Дорога была сырой и скользкой. Вода заполнила дренажные канавы вдоль пути, угрожая залить и само полотно. Сверкали молнии, и резкие звуки грома прокатывались по горам.
Она покинула ранчо Сиело в ужасном состоянии, думая только о том, как оказаться подальше от Дункана. Теперь она поняла, какой опасности подвергает свою жизнь во время этого отчаянного путешествия. «Дворники» не справлялись с потоками воды, и видимость упала до нуля. Она даже не могла понять, далеко ли отъехала от ранчо. Вокруг все выглядело незнакомым. Вода бурлила по краям, и казалось, что движется сама дорога.