Страница:
Она натравила на Мэйтленда здоровяка-кузнеца, однако вряд ли этот кузнец прибил его до смерти, скорее просто поколотил. Или, может быть, сломал ногу. Даже думать об этом было приятно. В любом случае Розамунда сумела хотя бы ненадолго избавиться от своих преследователей.
Мысли ее прервал чей-то громкий крик:
— Да тише вы, тише! Слушайте!
Полупьяная толпа во дворе трактира замерла в недобром предчувствии. Секунда — и тишину разорвал грозный раскат ружейных выстрелов.
— Полиция! — пронеслось над двором. — Полиция!
Паники не было, но развеселая пирушка прервалась как по мановению руки, трактирный двор опустел, все попрятались подальше от греха.
И тут Розамунда увидела Мэйтленда. Стоя под раскидистым каштаном, он потягивал пиво из оловянной кружки. Он был все еще в тюремном мундире, но без галунов, и в таком виде казался неотличим от бунтовщиков. Сколько ни вглядывалась Розамунда, она не заметила у Мэйтленда никаких следов недавней драки: ни разбитого носа, ни сломанной челюсти, ни тем более переломанных рук и ног. Как видно, здоровяк-кузнец, так отважно ринувшийся на ее защиту, был не слишком силен в кулачном бою. Розамунда смутно надеялась, что Мэйтленд ее не узнает, вид у нее и в самом деле был ужасный, но эта хрупкая надежда рассеялась, когда он насмешливо взмахнул кружкой, притворяясь, будто пьет за ее здоровье.
Что ж, она вовсе не так беззащитна, как думает этот мерзавец! Отец научил Розамунду, как следует поступать, если нападут разбойники, и сейчас она не мешкая применила его уроки на практике. Метнувшись к карете, девушка распахнула дверцу и забралась внутрь. Коренники, оставшись без присмотра, беспокойно заплясали, и карета судорожно дернулась. На миг Розамунда едва не потеряла равновесие, но все же удержалась на ногах и потянулась за пистолетом, который был спрятан в кобуре за обивкой скамьи. Стрелять она умела… или по крайней мере знала, как это делается.
Пригнувшись, девушка осторожно выглянула в окно кареты. Мэйтленда под каштаном уже не было, но это ее ничуть не удивило. Он, конечно, уже крадется сюда, скорей всего, с другой стороны кареты, чтобы застать Розамунду врасплох. Пригибая голову, она стала пробираться к дальней дверце — и тут эта дверца распахнулась, и в карету впрыгнул Мэйтленд. Розамунда вскинула пистолет, но, вопреки строгим наставлениям отца, прицелилась не в сердце, а в плечо Мэйтленда. Она просто не могла убить человека, кто бы он ни был. Впрочем, Мэйтленд все равно оказался более проворен. Ударом ноги он выбил у Розамунды пистолет в то самое мгновение, когда она спустила курок. Пуля ушла в потолок кареты, и там, наверху, кто-то громко выругался. Потом Мэйтленд навалился на Розамунду, придавив ее своим телом, и она опять — уже в третий раз за какие-то полчаса! — больно ударилась головой. Кони заметались, обезумев от грохота выстрела.
— Харпер! — бешено рявкнул Мэйтленд.
Харпер? Да ведь это имя ей знакомо! Это же телохранитель Мэйтленда. Розамунда читала о нем в газетах. Хорош телохранитель! Когда Мэйтленду не нужны были его услуги, он попросту давал своему телохранителю какое-нибудь секретное поручение. Именно так случилось в ту ночь, когда была убита Люси Райдер.
— Держу! — таким же бешеным рыком отозвался голос сверху.
Розамунда хотела закричать, но под тяжестью Мэйтленда не могла даже вздохнуть. Болела голова, болело ушибленное запястье, перед глазами все плыло — и все же она отчетливо понимала, что происходит. Харпер был на козлах, ему удалось перехватить вожжи. Кони рванулись вперед, и Розамунда от резкого толчка лязгнула зубами, но в ту же минуту Мэйтленд приставил к ее виску дуло пистолета.
— Не дергайся, не то я тебе мозги вышибу! — процедил он и, не услышав ответа, зло рявкнул: — Поняла?
Розамунда поспешно кивнула.
Наконец Мэйтленд поднялся, и ей удалось перевести дух, хотя и ненадолго: усевшись на скамью, он поставил ногу на грудь Розамунды, оставшейся лежать на полу кареты.
Чего же он ждет? Что еще ему нужно?
— Гони! — вдруг гаркнул Мэйтленд, да так оглушительно, что Розамунда вздрогнула.
Громко и сухо треснул кнут, и кони понеслись, увлекая за собой карету.
Ничего у них не выйдет, твердила себе Розамунда. Отцовские кони славятся своим неукротимым нравом. Во всех ее поездках один из лакеев обязательно ехал на кореннике, именно для того, чтобы своенравная упряжка не понесла при первом же удобном случае. В одиночку с этими лошадьми никто долго не справится. Кони непременно понесут, карета опрокинется — и для Мэйтленда и его подручного все будет кончено.
Но если даже кони и не понесут, все равно карете не проехать через толпу бунтовщиков или полицейские цепи. Так или иначе, но скоро все кончится. Надо лишь сильней стиснуть зубы и ждать.
Лежа на полу, Розамунда не могла увидеть, как ее карета выехала с трактирного двора, зато слышала более чем достаточно: треск, грохот, проклятия, возмущенные вопли, да еще негодяй, восседавший на козлах, то громко щелкал кнутом, то хохотал, как одержимый.
Выворачивая на улицу, карета резко накренилась, а затем загрохотала, запрыгала по булыжной мостовой. От тряски у Розамунды громко застучали зубы. Хорошо еще, что Мэйтленд убрал свой пистолет от ее виска. Он сейчас смотрел в окошко кареты, держа оружие на сгибе локтя. Пистолет Розамунды валялся где-то на полу, теперь совершенно бесполезный: его нужно было перезарядить, а это она вряд ли могла сделать, покуда нога Мэйтленда упиралась ей в грудь.
Внезапно он в упор, сощурясь, глянул на Розамунду, и у нее перехватило дыхание.
— Ну, — проговорил он обманчиво мягким тоном, — что ты теперь против меня замышляешь?
«Сварить тебя живьем в кипящем масле» — мелькнуло у нее в голове, но, помня о своем бедственном положении, Розамунда предпочла более дипломатический ответ.
— Вы заблуждаетесь, — сдержанно ответила она. — Я ничего против вас не замышляю и не замышляла прежде. Все это лишь плод вашего воображения.
Мэйтленд только крепче сжал и без того поджатые губы. Потом он наклонился к Розамунде, она невольно отпрянула.
— Стало быть, плод моего воображения? — вкрадчиво повторил он.
— Именно.
— А то, что ты пыталась застрелить меня, когда я забрался в карету, тоже плод моего воображения?
— Но вы же гнались за мной! И, что бы там ни было, я целилась вам в плечо.
Тем же самым опасно-вкрадчивым тоном он осведомился:
— И с чего бы это герцогской дочке так умело обращаться с пистолетом?
— А с того, — ответила Розамунда, — что на карету моей матери как-то напали разбойники и мать только чудом осталась в живых. После того случая отец настоял, чтобы я научилась защищать свою жизнь.
— Верней, как ее поскорее лишиться!
— Именно это я и скажу своему отцу после того, как вы меня отпустите.
Мэйтленд пропустил этот намек мимо ушей. Вскинув черные брови, он отвернулся, и Розамунда могла лишь гадать, что у него на уме. Ее вдруг охватило странное ощущение, что этот человек попросту смеется над ней. Одна эта мысль так возмутила девушку, что она начисто позабыла о страхе. Смеяться над ней, наследницей Девэров?! Все ее предки были отважны, как античные герои! Каспар Девэр вместе с Черным Принцем сражался при Пуатье, а потом, много лет спустя, посылал дамам воздушные поцелуи с плахи, на которую отправили его выскочки Ланкастеры. Леди Маргарет Девэр обороняла замок своего мужа от «круглоголовых» Кромвеля, а затем обратила их в бегство, стоя во главе собственной армии. Да что там далеко ходить, другой Каспар Девэр, отец Розамунды, спас во время Французской революции десятки обреченных на смерть аристократов, а ее мать, Элизабет Девэр, храбро бросилась на разбойника, который прицелился из ружья в ее сына. Словом, фамильное древо Девэров всегда изобиловало героями.
Отчего же тогда она, Розамунда Девэр, трусливо валяется на полу кареты, позволив наглому, отвратительному и наверняка безродному выскочке поставить ногу ей на грудь?
Карета подпрыгнула на дорожной выбоине, и зубы Розамунды от толчка стукнули, словно кастаньеты. И тогда ее терпение лопнуло.
— Убери ногу, ты… мерзавец! — выкрикнула она и, размахнувшись, ударила кулаком по ноге Мэйтленда. Удивительно, но тот подчинился.
И тут же наставил на Розамунду пистолет.
— Лежать! — жестко приказал он.
Ни в глазах, ни в голосе его не было и тени насмешки. Нет, Розамунда ошиблась, решив, будто Мэйтленд смеялся над ней. Этот человек просто на такое не способен. Если он открывает рот, то лишь для того, чтобы изрыгнуть очередную угрозу.
Опираясь на руки, Розамунда все же села на полу кареты, но встать так и не решилась — Мэйтленд по-прежнему держал ее на мушке. После продолжительного молчания он повелительно бросил:
— Начни-ка с самого начала и расскажи мне, что привело тебя в Ньюгейт.
Розамунда помешкала, притворяясь, что хочет собраться с мыслями. На самом деле она напрягала слух, пытаясь уловить хоть какие-то признаки погони. Улицы Лондона сейчас наверняка кишат полицейскими. Отчего же тогда никто до сих пор не остановил карету герцога Ромси с хорошо видным гербом Девэров на дверцах? И почему своенравные отцовские кони до сих пор не понесли, если управляет ими только один человек? И почему…
— Леди Розамунда, я жду.
Девушка подняла глаза и храбро встретила его холодный взгляд.
— В моем появлении в Ньюгейте нет ничего загадочного, — начала она. — Моя подруга, миссис Трэси, пригласила меня сопровождать ее в этой поездке. Ей было жаль вас. Она, видите ли, верит, что вы невиновны. Ей хотелось только сказать вам об этом и передать корзинку с угощением, дабы утешить вас в последние часы перед казнью.
— Но вам-то меня не было жаль, не так ли, леди Розамунда?
— Нет, я тоже вас жалела — до того, как встретила.
Вот теперь Мэйтленд и впрямь усмехнулся, только в этой усмешке не было ни грана веселья. Она пугала не меньше, чем пистолет в его руке.
— Я бы, может, вам и поверил, — сказал он, — если б собственными глазами не видел, как вы подали знак застрелить меня.
— Какой еще знак?
— Вы уронили ридикюль — и тогда кто-то выстрелил в меня.
— Ридикюль? Ридикюль?! Я еще, между прочим, потеряла туфельку, шаль и капор! Может быть, и это были знаки пристрелить вас?!
Мэйтленд снова прикусил нижнюю губу, и у Розамунды возникло то же нелепое ощущение. Если он и впрямь смеется над ней, она вскочит и вцепится ему в горло, и плевать на пистолет!
Мэйтленд что-то проворчал себе под нос и уже громче добавил:
— Но ведь вы узнали меня. Я прочел это в ваших глазах. Тогда-то вы и подали знак убить меня.
Боже мой, подумала Розамунда, он не только безумец, но еще и тупица!
— Вас должны были повесить, — терпеливо, точно диктуя, проговорила она. — С какой стати ваш враг, если только он в здравом уме, стал бы убивать вас, если стоило подождать всего один день, и королевский палач исполнил бы за него всю эту грязную работу? Если бы вас повесили вчера, со мной ничего бы этого не случилось. И, кстати говоря, я вовсе вас не узнала. Как я могла вас узнать, если мы никогда не встречались? Просто вы показались мне не таким, как остальные надзиратели, вот и все. И когда стражник закричал, что вы сбежали, я сделала самый очевидный вывод.
Мэйтленд озадаченно насупился.
— Не такой, как остальные? Отчего же тогда никто, кроме вас, этого не заметил?
Розамунда вовсе не собиралась рассказывать, как поразила ее исходившая от незнакомца хищная, мужественная сила. Вот тогда бы Мэйтленд точно над ней посмеялся!
— Да потому, что у вас бегали глаза, — ответила она. — Я только глянула — и сразу поняла, что вы убийца…
Спохватившись, Розамунда прикусила язык, но было уже поздно. Девушка сжалась, ожидая расплаты за свои неосторожные слова, однако Мэйтленд лишь проворчал что-то себе под нос.
— Ладно, — наконец сказал он, — начнем все сначала. Расскажите-ка мне о вашей подружке миссис Трэси и не упускайте ни единой подробности. Я хочу знать, зачем вы приехали в город и с чего бы это дочери герцога снизойти до того, чтобы навещать приговоренного к смерти убийцу. Только на сей раз постарайтесь убедить меня, не то вам будет очень и очень худо.
Его каменно-бесстрастное лицо, недобрый прищур холодных глаз не сулили Розамунде ничего доброго, если ее поймают на лжи. Что ж, у нее нет причин лгать, но ведь этот человек так недоверчив, что не поверил бы и самому господу богу. У него просто мания преследования. Розамунда могла бы поспорить на все свое состояние, что перед сном он заглядывает во все шкафы и под все кровати, чтобы проверить: а не затаился ли там злоумышленник.
Девушка украдкой глянула в окно. Снизу она мало что могла разглядеть, но в одном была уверена: они все еще в городе, потому что колеса кареты все так же грохочут по булыжной мостовой. Куда же они едут? И что сделает с ней Мэйтленд, когда доберется до места? Уж верно не захочет взять ее с собой, ведь она только помешает ему скрываться.
Подумав о том, что может сделать с ней Мэйтленд, Розамунда вдруг с удивлением поняла, что ничуть не боится. Непонятно почему, но сейчас этот человек не казался ей таким страшным, как во время погони. Он по-прежнему обходился с ней жестко, и все же Розамунда ощущала в нем какую-то перемену. Женское чутье говорило ей, что либо Мэйтленд смягчился, либо на деле он вовсе не так жесток, как на словах.
Конечно же, он отпустит ее, когда доберется до цели. Ободренная этой мыслью, Розамунда вернулась к своему рассказу.
— Итак, — сказала она, — все началось с Михаэля, принца Кольнбургского…
Что ж, по крайней мере перевернутая лодка прикрывала ее от проливного дождя.
Розамунда уже не гадала, убьет ее Мэйтленд или нет. Куда больше сейчас ее занимали мысли о том, когда и как она сама убьет Мэйтленда. Сварить живьем в кипящем масле — эта казнь уже не могла утолить ее жажду мести. В сотый раз она мысленно клялась себе, что Мэйтленд заплатит — и еще как заплатит! — за все ее унижения. Она продрогла до костей, она умирала с голоду, и что самое унизительное, если Мэйтленд скоро не вернется и не освободит ее, у нее попросту лопнет мочевой пузырь. Ненавистный, презренный, дрянной челове-чишка! Отчего он так долго не идет? Что его задержало, будь он проклят?
А задержало Ричарда решение весьма насущной проблемы: что им делать с леди Розамундой Девэр?
— Я бы отдал все сокровища в мире, только б поскорей избавиться от нее, — говорил он Харперу. — От нее одни неприятности. Если она не вернется поскорее к своему папочке, тот потребует от премьер-министра выслать на поиски всю британскую армию. Я не шучу, Харпер. Герцог чрезвычайно влиятелен.
— Постой, но ведь это ты придумал прихватить с собой дамочку! Нужно было нам оставить ее там, возле Ньюгейта!
— Я решил, что ей что-то известно.
— Да что ей могло быть известно?! Тебя ведь должны были повесить, так? Для чего было кому-то убивать тебя, если он мог просто подождать до завтра?
Ричард ухмыльнулся, и в его сощуренных глазах заплясали смешинки.
— Именно это и сказала мне леди Розамунда.
— И она права. Видно, пока ты торчал в Ньюгейте, у тебя мозги сопрели от сырости.
Разговор ненадолго прервался. Харпер протянул Ричарду откупоренную бутылку бренди, которую они нашли в ящике под одной из скамеек. Там же обнаружился набор серебряных кубков, серебряный же ночной горшок и теплые шерстяные одеяла.
Отхлебнув как следует бренди, Ричард вернул бутылку Харперу. Может быть, Ньюгейт и вправду подпортил ему мозги. Сейчас, когда он допросил девушку, недавние подозрения показались ему нелепыми. Она искренне потрясена тем, как в один миг рухнуло ее размеренное, благонравное существование, и, конечно же, винит во всем его.
Легкая улыбка тронула губы Ричарда, когда он вспомнил ее гневную, презрительную реплику: «Если б только вас повесили вчера, со мной бы ничего этого не случилось!»
Харпер, конечно же, прав: не было и нет никакого заговора. Когда во дворе Ньюгейта, в суматохе прогремел выстрел, Ричард тотчас заключил, что его враги как-то пронюхали о подготовленном побеге и явились предотвратить его. Ричард и не думал высказывать свои подозрения Харперу, потому что о побеге знали только трое: сам Харпер и добрые друзья Ричарда, Хьюго и Эбби Темплер. Узнай они о подозрениях Ричарда, оскорбились бы не на шутку: ведь это означало бы, что кто-то из них предатель.
Боже милостивый, до чего же он устал, да и ножевая рана в груди точно огнем горит! Совсем неподалеку отсюда ожидает его уютный домик, в котором Хьюго заранее спрятал все необходимое: чистую одежду, деньги, съестные припасы и прочие необходимые мелочи. По плану Харпера они должны были укрыться там, пока совсем не стемнеет. Потом под покровом ночи они выскользнут из домика и встретятся в Лавенхэме с Хьюго, чтобы сменить коней и сообщить ему, что все прошло удачно. Все это, увы, было условлено до того, как Ричард так необдуманно прихватил с собой леди Розамунду.
Он шевельнулся, осторожно переменил позу, чтобы облегчить боль в груди.
— Я считаю так, — сказал он наконец. — Оставим девушку где-нибудь на пустынной дороге, и пусть сама добирается домой.
Харпер поскреб небритый подбородок.
— Ну да, конечно! Я уже представляю, что из этого выйдет. Мы бросаем девушку на дороге, на нее нападают бандиты, убивают, а ее любящий папаша землю роет копытом, мечтая поскорей найти нас и выразить свою благодарность.
— У тебя есть идея получше?
— Правду говоря, да. Мы оба знаем, что герцог сейчас гонится за нами по пятам. Так что я возьму карету и наведу его на ложный след. Потом избавлюсь от кареты и герцогских коней, добуду свежих лошадей и вернусь за тобой и леди Розамундой.
— И что я до того времени должен с ней делать?
— Спрятаться в том домике и отдыхать в свое удовольствие.
Ричард одарил Харпера долгим тяжелым взглядом.
— Отчего бы нам не поменяться местами? Ты будешь прятаться с леди Розамундой, а я уведу отсюда карету.
Харпер хохотнул.
— Да ты ее боишься, что ли? Подумаешь, девчонка! Что она может сделать?
— Посмотри на мой простреленный сюртук, может, и догадаешься.
— И это все?! Мне она, между прочим, чуть задницу не отстрелила! Если б кони не дернули, я бы точно стал мерином.
У Ричарда подозрительно затряслись плечи, и он снова поерзал, принимая позу поудобнее.
— И все-таки, — сказал он, — я бы выбрал карету.
— Нет. Если тебя поймают, повесят без разговоров. Кроме того, ты с герцогскими конями не справишься. А я, если помнишь, был у мистера Темплера кучером. Кто мог управиться с его норовистыми клячами, тот и самого черта оседлает.
Ричард и позабыл, что Харпер когда-то служил у Хью кучером. Солдат, агент, кучер, телохранитель… что ни говори, а у Харпера богатый послужной список! Все они втроем одновременно состояли в Тайной службе. Теперь Хью вышел в отставку, он, Ричард, — беглый висельник, а Харпер — его пособник, удравший от правосудия. Превосходное завершение блестящей карьеры! Помнится, когда-то премьер-министр говорил, что будет вечно им благодарен.
И где же теперь этот премьер-министр со своей вечной благодарностью?
— Ну как, по рукам? — спросил Харпер. — Мне — карета, тебе — девчонка.
Ричард понимал, что ведет себя как капризный ребенок, но ему и вправду отчаянно не хотелось оставаться один на один с леди Розамундой. Эта девушка на редкость изобретательна, и укротить ее не так-то легко. Ричард сомневался, что способен на такой подвиг, тем более в нынешнем своем состоянии.
— Она опасна, — начал он, — и…
Харпер театрально воздел руки к потолку.
— Черт подери, да ведь ты был когда-то лучшим агентом Тайной службы Его Величества! Если уж ты не сумеешь справиться с одной неопытной девицей, то я могу сказать лишь одно: помоги господь несчастной Англии!
— Ладно уж! — Ричард обреченно вздохнул. — Итак, ты вернешься со свежими лошадьми. И что мы тогда будем делать с леди Розамундой?
— Когда стемнеет, мы отвезем ее к матушке Денди, строго-настрого прикажем не отпускать ее до утра, а сами отправимся восвояси.
— Кто такая матушка Денди?
— А тебе этого и не нужно знать. Не беспокойся, она содержит вполне приличное заведение. К тому же она сущая амазонка, как и наша леди Розамунда. Словом, мы избавимся от лишних хлопот, и с девицей ничего не случится. — Харпер повернул голову, прислушался. — Что это было?
Звук был такой, словно в курятник забралась лиса.
— Леди Розамунда, — сказал Ричард. — Я ее голосок теперь всегда узнаю.
Харпер ухмыльнулся.
— Тогда я, пожалуй, поеду.
Они выбрались из кареты. Когда Харпер вскарабкался на козлы, Ричард сказал:
— Удачи тебе, и будь осторожен.
Харпер покосился на перевернутую лодку, из-под которой неслись яростные крики.
— Не забудь, что она леди как-никак, — сказал он и, подмигнув, оглушительно щелкнул кнутом.
Ричард сунул под мышку бутылку с бренди, взял в другую руку заряженный пистолет и набросил на голову и плечи одеяло, чтобы укрыться от дождя. Тяжело вздохнув, он решительно зашагал к перевернутой лодке.
4
Мысли ее прервал чей-то громкий крик:
— Да тише вы, тише! Слушайте!
Полупьяная толпа во дворе трактира замерла в недобром предчувствии. Секунда — и тишину разорвал грозный раскат ружейных выстрелов.
— Полиция! — пронеслось над двором. — Полиция!
Паники не было, но развеселая пирушка прервалась как по мановению руки, трактирный двор опустел, все попрятались подальше от греха.
И тут Розамунда увидела Мэйтленда. Стоя под раскидистым каштаном, он потягивал пиво из оловянной кружки. Он был все еще в тюремном мундире, но без галунов, и в таком виде казался неотличим от бунтовщиков. Сколько ни вглядывалась Розамунда, она не заметила у Мэйтленда никаких следов недавней драки: ни разбитого носа, ни сломанной челюсти, ни тем более переломанных рук и ног. Как видно, здоровяк-кузнец, так отважно ринувшийся на ее защиту, был не слишком силен в кулачном бою. Розамунда смутно надеялась, что Мэйтленд ее не узнает, вид у нее и в самом деле был ужасный, но эта хрупкая надежда рассеялась, когда он насмешливо взмахнул кружкой, притворяясь, будто пьет за ее здоровье.
Что ж, она вовсе не так беззащитна, как думает этот мерзавец! Отец научил Розамунду, как следует поступать, если нападут разбойники, и сейчас она не мешкая применила его уроки на практике. Метнувшись к карете, девушка распахнула дверцу и забралась внутрь. Коренники, оставшись без присмотра, беспокойно заплясали, и карета судорожно дернулась. На миг Розамунда едва не потеряла равновесие, но все же удержалась на ногах и потянулась за пистолетом, который был спрятан в кобуре за обивкой скамьи. Стрелять она умела… или по крайней мере знала, как это делается.
Пригнувшись, девушка осторожно выглянула в окно кареты. Мэйтленда под каштаном уже не было, но это ее ничуть не удивило. Он, конечно, уже крадется сюда, скорей всего, с другой стороны кареты, чтобы застать Розамунду врасплох. Пригибая голову, она стала пробираться к дальней дверце — и тут эта дверца распахнулась, и в карету впрыгнул Мэйтленд. Розамунда вскинула пистолет, но, вопреки строгим наставлениям отца, прицелилась не в сердце, а в плечо Мэйтленда. Она просто не могла убить человека, кто бы он ни был. Впрочем, Мэйтленд все равно оказался более проворен. Ударом ноги он выбил у Розамунды пистолет в то самое мгновение, когда она спустила курок. Пуля ушла в потолок кареты, и там, наверху, кто-то громко выругался. Потом Мэйтленд навалился на Розамунду, придавив ее своим телом, и она опять — уже в третий раз за какие-то полчаса! — больно ударилась головой. Кони заметались, обезумев от грохота выстрела.
— Харпер! — бешено рявкнул Мэйтленд.
Харпер? Да ведь это имя ей знакомо! Это же телохранитель Мэйтленда. Розамунда читала о нем в газетах. Хорош телохранитель! Когда Мэйтленду не нужны были его услуги, он попросту давал своему телохранителю какое-нибудь секретное поручение. Именно так случилось в ту ночь, когда была убита Люси Райдер.
— Держу! — таким же бешеным рыком отозвался голос сверху.
Розамунда хотела закричать, но под тяжестью Мэйтленда не могла даже вздохнуть. Болела голова, болело ушибленное запястье, перед глазами все плыло — и все же она отчетливо понимала, что происходит. Харпер был на козлах, ему удалось перехватить вожжи. Кони рванулись вперед, и Розамунда от резкого толчка лязгнула зубами, но в ту же минуту Мэйтленд приставил к ее виску дуло пистолета.
— Не дергайся, не то я тебе мозги вышибу! — процедил он и, не услышав ответа, зло рявкнул: — Поняла?
Розамунда поспешно кивнула.
Наконец Мэйтленд поднялся, и ей удалось перевести дух, хотя и ненадолго: усевшись на скамью, он поставил ногу на грудь Розамунды, оставшейся лежать на полу кареты.
Чего же он ждет? Что еще ему нужно?
— Гони! — вдруг гаркнул Мэйтленд, да так оглушительно, что Розамунда вздрогнула.
Громко и сухо треснул кнут, и кони понеслись, увлекая за собой карету.
Ничего у них не выйдет, твердила себе Розамунда. Отцовские кони славятся своим неукротимым нравом. Во всех ее поездках один из лакеев обязательно ехал на кореннике, именно для того, чтобы своенравная упряжка не понесла при первом же удобном случае. В одиночку с этими лошадьми никто долго не справится. Кони непременно понесут, карета опрокинется — и для Мэйтленда и его подручного все будет кончено.
Но если даже кони и не понесут, все равно карете не проехать через толпу бунтовщиков или полицейские цепи. Так или иначе, но скоро все кончится. Надо лишь сильней стиснуть зубы и ждать.
Лежа на полу, Розамунда не могла увидеть, как ее карета выехала с трактирного двора, зато слышала более чем достаточно: треск, грохот, проклятия, возмущенные вопли, да еще негодяй, восседавший на козлах, то громко щелкал кнутом, то хохотал, как одержимый.
Выворачивая на улицу, карета резко накренилась, а затем загрохотала, запрыгала по булыжной мостовой. От тряски у Розамунды громко застучали зубы. Хорошо еще, что Мэйтленд убрал свой пистолет от ее виска. Он сейчас смотрел в окошко кареты, держа оружие на сгибе локтя. Пистолет Розамунды валялся где-то на полу, теперь совершенно бесполезный: его нужно было перезарядить, а это она вряд ли могла сделать, покуда нога Мэйтленда упиралась ей в грудь.
Внезапно он в упор, сощурясь, глянул на Розамунду, и у нее перехватило дыхание.
— Ну, — проговорил он обманчиво мягким тоном, — что ты теперь против меня замышляешь?
«Сварить тебя живьем в кипящем масле» — мелькнуло у нее в голове, но, помня о своем бедственном положении, Розамунда предпочла более дипломатический ответ.
— Вы заблуждаетесь, — сдержанно ответила она. — Я ничего против вас не замышляю и не замышляла прежде. Все это лишь плод вашего воображения.
Мэйтленд только крепче сжал и без того поджатые губы. Потом он наклонился к Розамунде, она невольно отпрянула.
— Стало быть, плод моего воображения? — вкрадчиво повторил он.
— Именно.
— А то, что ты пыталась застрелить меня, когда я забрался в карету, тоже плод моего воображения?
— Но вы же гнались за мной! И, что бы там ни было, я целилась вам в плечо.
Тем же самым опасно-вкрадчивым тоном он осведомился:
— И с чего бы это герцогской дочке так умело обращаться с пистолетом?
— А с того, — ответила Розамунда, — что на карету моей матери как-то напали разбойники и мать только чудом осталась в живых. После того случая отец настоял, чтобы я научилась защищать свою жизнь.
— Верней, как ее поскорее лишиться!
— Именно это я и скажу своему отцу после того, как вы меня отпустите.
Мэйтленд пропустил этот намек мимо ушей. Вскинув черные брови, он отвернулся, и Розамунда могла лишь гадать, что у него на уме. Ее вдруг охватило странное ощущение, что этот человек попросту смеется над ней. Одна эта мысль так возмутила девушку, что она начисто позабыла о страхе. Смеяться над ней, наследницей Девэров?! Все ее предки были отважны, как античные герои! Каспар Девэр вместе с Черным Принцем сражался при Пуатье, а потом, много лет спустя, посылал дамам воздушные поцелуи с плахи, на которую отправили его выскочки Ланкастеры. Леди Маргарет Девэр обороняла замок своего мужа от «круглоголовых» Кромвеля, а затем обратила их в бегство, стоя во главе собственной армии. Да что там далеко ходить, другой Каспар Девэр, отец Розамунды, спас во время Французской революции десятки обреченных на смерть аристократов, а ее мать, Элизабет Девэр, храбро бросилась на разбойника, который прицелился из ружья в ее сына. Словом, фамильное древо Девэров всегда изобиловало героями.
Отчего же тогда она, Розамунда Девэр, трусливо валяется на полу кареты, позволив наглому, отвратительному и наверняка безродному выскочке поставить ногу ей на грудь?
Карета подпрыгнула на дорожной выбоине, и зубы Розамунды от толчка стукнули, словно кастаньеты. И тогда ее терпение лопнуло.
— Убери ногу, ты… мерзавец! — выкрикнула она и, размахнувшись, ударила кулаком по ноге Мэйтленда. Удивительно, но тот подчинился.
И тут же наставил на Розамунду пистолет.
— Лежать! — жестко приказал он.
Ни в глазах, ни в голосе его не было и тени насмешки. Нет, Розамунда ошиблась, решив, будто Мэйтленд смеялся над ней. Этот человек просто на такое не способен. Если он открывает рот, то лишь для того, чтобы изрыгнуть очередную угрозу.
Опираясь на руки, Розамунда все же села на полу кареты, но встать так и не решилась — Мэйтленд по-прежнему держал ее на мушке. После продолжительного молчания он повелительно бросил:
— Начни-ка с самого начала и расскажи мне, что привело тебя в Ньюгейт.
Розамунда помешкала, притворяясь, что хочет собраться с мыслями. На самом деле она напрягала слух, пытаясь уловить хоть какие-то признаки погони. Улицы Лондона сейчас наверняка кишат полицейскими. Отчего же тогда никто до сих пор не остановил карету герцога Ромси с хорошо видным гербом Девэров на дверцах? И почему своенравные отцовские кони до сих пор не понесли, если управляет ими только один человек? И почему…
— Леди Розамунда, я жду.
Девушка подняла глаза и храбро встретила его холодный взгляд.
— В моем появлении в Ньюгейте нет ничего загадочного, — начала она. — Моя подруга, миссис Трэси, пригласила меня сопровождать ее в этой поездке. Ей было жаль вас. Она, видите ли, верит, что вы невиновны. Ей хотелось только сказать вам об этом и передать корзинку с угощением, дабы утешить вас в последние часы перед казнью.
— Но вам-то меня не было жаль, не так ли, леди Розамунда?
— Нет, я тоже вас жалела — до того, как встретила.
Вот теперь Мэйтленд и впрямь усмехнулся, только в этой усмешке не было ни грана веселья. Она пугала не меньше, чем пистолет в его руке.
— Я бы, может, вам и поверил, — сказал он, — если б собственными глазами не видел, как вы подали знак застрелить меня.
— Какой еще знак?
— Вы уронили ридикюль — и тогда кто-то выстрелил в меня.
— Ридикюль? Ридикюль?! Я еще, между прочим, потеряла туфельку, шаль и капор! Может быть, и это были знаки пристрелить вас?!
Мэйтленд снова прикусил нижнюю губу, и у Розамунды возникло то же нелепое ощущение. Если он и впрямь смеется над ней, она вскочит и вцепится ему в горло, и плевать на пистолет!
Мэйтленд что-то проворчал себе под нос и уже громче добавил:
— Но ведь вы узнали меня. Я прочел это в ваших глазах. Тогда-то вы и подали знак убить меня.
Боже мой, подумала Розамунда, он не только безумец, но еще и тупица!
— Вас должны были повесить, — терпеливо, точно диктуя, проговорила она. — С какой стати ваш враг, если только он в здравом уме, стал бы убивать вас, если стоило подождать всего один день, и королевский палач исполнил бы за него всю эту грязную работу? Если бы вас повесили вчера, со мной ничего бы этого не случилось. И, кстати говоря, я вовсе вас не узнала. Как я могла вас узнать, если мы никогда не встречались? Просто вы показались мне не таким, как остальные надзиратели, вот и все. И когда стражник закричал, что вы сбежали, я сделала самый очевидный вывод.
Мэйтленд озадаченно насупился.
— Не такой, как остальные? Отчего же тогда никто, кроме вас, этого не заметил?
Розамунда вовсе не собиралась рассказывать, как поразила ее исходившая от незнакомца хищная, мужественная сила. Вот тогда бы Мэйтленд точно над ней посмеялся!
— Да потому, что у вас бегали глаза, — ответила она. — Я только глянула — и сразу поняла, что вы убийца…
Спохватившись, Розамунда прикусила язык, но было уже поздно. Девушка сжалась, ожидая расплаты за свои неосторожные слова, однако Мэйтленд лишь проворчал что-то себе под нос.
— Ладно, — наконец сказал он, — начнем все сначала. Расскажите-ка мне о вашей подружке миссис Трэси и не упускайте ни единой подробности. Я хочу знать, зачем вы приехали в город и с чего бы это дочери герцога снизойти до того, чтобы навещать приговоренного к смерти убийцу. Только на сей раз постарайтесь убедить меня, не то вам будет очень и очень худо.
Его каменно-бесстрастное лицо, недобрый прищур холодных глаз не сулили Розамунде ничего доброго, если ее поймают на лжи. Что ж, у нее нет причин лгать, но ведь этот человек так недоверчив, что не поверил бы и самому господу богу. У него просто мания преследования. Розамунда могла бы поспорить на все свое состояние, что перед сном он заглядывает во все шкафы и под все кровати, чтобы проверить: а не затаился ли там злоумышленник.
Девушка украдкой глянула в окно. Снизу она мало что могла разглядеть, но в одном была уверена: они все еще в городе, потому что колеса кареты все так же грохочут по булыжной мостовой. Куда же они едут? И что сделает с ней Мэйтленд, когда доберется до места? Уж верно не захочет взять ее с собой, ведь она только помешает ему скрываться.
Подумав о том, что может сделать с ней Мэйтленд, Розамунда вдруг с удивлением поняла, что ничуть не боится. Непонятно почему, но сейчас этот человек не казался ей таким страшным, как во время погони. Он по-прежнему обходился с ней жестко, и все же Розамунда ощущала в нем какую-то перемену. Женское чутье говорило ей, что либо Мэйтленд смягчился, либо на деле он вовсе не так жесток, как на словах.
Конечно же, он отпустит ее, когда доберется до цели. Ободренная этой мыслью, Розамунда вернулась к своему рассказу.
— Итак, — сказала она, — все началось с Михаэля, принца Кольнбургского…
* * *
Полчаса спустя Розамунда скрежетала зубами, на все лады кляня свою непроходимую глупость. Это надо же, поверить, будто у Мэйтленда могла проснуться совесть!.. Покуда он и его уродливый подручный, уютно устроившись в герцогской карете, обсуждали, что делать дальше, сама Розамунда со связанными руками лежала под перевернутой лодкой на берегу Темзы, где-то в окрестностях Лондона.Что ж, по крайней мере перевернутая лодка прикрывала ее от проливного дождя.
Розамунда уже не гадала, убьет ее Мэйтленд или нет. Куда больше сейчас ее занимали мысли о том, когда и как она сама убьет Мэйтленда. Сварить живьем в кипящем масле — эта казнь уже не могла утолить ее жажду мести. В сотый раз она мысленно клялась себе, что Мэйтленд заплатит — и еще как заплатит! — за все ее унижения. Она продрогла до костей, она умирала с голоду, и что самое унизительное, если Мэйтленд скоро не вернется и не освободит ее, у нее попросту лопнет мочевой пузырь. Ненавистный, презренный, дрянной челове-чишка! Отчего он так долго не идет? Что его задержало, будь он проклят?
А задержало Ричарда решение весьма насущной проблемы: что им делать с леди Розамундой Девэр?
— Я бы отдал все сокровища в мире, только б поскорей избавиться от нее, — говорил он Харперу. — От нее одни неприятности. Если она не вернется поскорее к своему папочке, тот потребует от премьер-министра выслать на поиски всю британскую армию. Я не шучу, Харпер. Герцог чрезвычайно влиятелен.
— Постой, но ведь это ты придумал прихватить с собой дамочку! Нужно было нам оставить ее там, возле Ньюгейта!
— Я решил, что ей что-то известно.
— Да что ей могло быть известно?! Тебя ведь должны были повесить, так? Для чего было кому-то убивать тебя, если он мог просто подождать до завтра?
Ричард ухмыльнулся, и в его сощуренных глазах заплясали смешинки.
— Именно это и сказала мне леди Розамунда.
— И она права. Видно, пока ты торчал в Ньюгейте, у тебя мозги сопрели от сырости.
Разговор ненадолго прервался. Харпер протянул Ричарду откупоренную бутылку бренди, которую они нашли в ящике под одной из скамеек. Там же обнаружился набор серебряных кубков, серебряный же ночной горшок и теплые шерстяные одеяла.
Отхлебнув как следует бренди, Ричард вернул бутылку Харперу. Может быть, Ньюгейт и вправду подпортил ему мозги. Сейчас, когда он допросил девушку, недавние подозрения показались ему нелепыми. Она искренне потрясена тем, как в один миг рухнуло ее размеренное, благонравное существование, и, конечно же, винит во всем его.
Легкая улыбка тронула губы Ричарда, когда он вспомнил ее гневную, презрительную реплику: «Если б только вас повесили вчера, со мной бы ничего этого не случилось!»
Харпер, конечно же, прав: не было и нет никакого заговора. Когда во дворе Ньюгейта, в суматохе прогремел выстрел, Ричард тотчас заключил, что его враги как-то пронюхали о подготовленном побеге и явились предотвратить его. Ричард и не думал высказывать свои подозрения Харперу, потому что о побеге знали только трое: сам Харпер и добрые друзья Ричарда, Хьюго и Эбби Темплер. Узнай они о подозрениях Ричарда, оскорбились бы не на шутку: ведь это означало бы, что кто-то из них предатель.
Боже милостивый, до чего же он устал, да и ножевая рана в груди точно огнем горит! Совсем неподалеку отсюда ожидает его уютный домик, в котором Хьюго заранее спрятал все необходимое: чистую одежду, деньги, съестные припасы и прочие необходимые мелочи. По плану Харпера они должны были укрыться там, пока совсем не стемнеет. Потом под покровом ночи они выскользнут из домика и встретятся в Лавенхэме с Хьюго, чтобы сменить коней и сообщить ему, что все прошло удачно. Все это, увы, было условлено до того, как Ричард так необдуманно прихватил с собой леди Розамунду.
Он шевельнулся, осторожно переменил позу, чтобы облегчить боль в груди.
— Я считаю так, — сказал он наконец. — Оставим девушку где-нибудь на пустынной дороге, и пусть сама добирается домой.
Харпер поскреб небритый подбородок.
— Ну да, конечно! Я уже представляю, что из этого выйдет. Мы бросаем девушку на дороге, на нее нападают бандиты, убивают, а ее любящий папаша землю роет копытом, мечтая поскорей найти нас и выразить свою благодарность.
— У тебя есть идея получше?
— Правду говоря, да. Мы оба знаем, что герцог сейчас гонится за нами по пятам. Так что я возьму карету и наведу его на ложный след. Потом избавлюсь от кареты и герцогских коней, добуду свежих лошадей и вернусь за тобой и леди Розамундой.
— И что я до того времени должен с ней делать?
— Спрятаться в том домике и отдыхать в свое удовольствие.
Ричард одарил Харпера долгим тяжелым взглядом.
— Отчего бы нам не поменяться местами? Ты будешь прятаться с леди Розамундой, а я уведу отсюда карету.
Харпер хохотнул.
— Да ты ее боишься, что ли? Подумаешь, девчонка! Что она может сделать?
— Посмотри на мой простреленный сюртук, может, и догадаешься.
— И это все?! Мне она, между прочим, чуть задницу не отстрелила! Если б кони не дернули, я бы точно стал мерином.
У Ричарда подозрительно затряслись плечи, и он снова поерзал, принимая позу поудобнее.
— И все-таки, — сказал он, — я бы выбрал карету.
— Нет. Если тебя поймают, повесят без разговоров. Кроме того, ты с герцогскими конями не справишься. А я, если помнишь, был у мистера Темплера кучером. Кто мог управиться с его норовистыми клячами, тот и самого черта оседлает.
Ричард и позабыл, что Харпер когда-то служил у Хью кучером. Солдат, агент, кучер, телохранитель… что ни говори, а у Харпера богатый послужной список! Все они втроем одновременно состояли в Тайной службе. Теперь Хью вышел в отставку, он, Ричард, — беглый висельник, а Харпер — его пособник, удравший от правосудия. Превосходное завершение блестящей карьеры! Помнится, когда-то премьер-министр говорил, что будет вечно им благодарен.
И где же теперь этот премьер-министр со своей вечной благодарностью?
— Ну как, по рукам? — спросил Харпер. — Мне — карета, тебе — девчонка.
Ричард понимал, что ведет себя как капризный ребенок, но ему и вправду отчаянно не хотелось оставаться один на один с леди Розамундой. Эта девушка на редкость изобретательна, и укротить ее не так-то легко. Ричард сомневался, что способен на такой подвиг, тем более в нынешнем своем состоянии.
— Она опасна, — начал он, — и…
Харпер театрально воздел руки к потолку.
— Черт подери, да ведь ты был когда-то лучшим агентом Тайной службы Его Величества! Если уж ты не сумеешь справиться с одной неопытной девицей, то я могу сказать лишь одно: помоги господь несчастной Англии!
— Ладно уж! — Ричард обреченно вздохнул. — Итак, ты вернешься со свежими лошадьми. И что мы тогда будем делать с леди Розамундой?
— Когда стемнеет, мы отвезем ее к матушке Денди, строго-настрого прикажем не отпускать ее до утра, а сами отправимся восвояси.
— Кто такая матушка Денди?
— А тебе этого и не нужно знать. Не беспокойся, она содержит вполне приличное заведение. К тому же она сущая амазонка, как и наша леди Розамунда. Словом, мы избавимся от лишних хлопот, и с девицей ничего не случится. — Харпер повернул голову, прислушался. — Что это было?
Звук был такой, словно в курятник забралась лиса.
— Леди Розамунда, — сказал Ричард. — Я ее голосок теперь всегда узнаю.
Харпер ухмыльнулся.
— Тогда я, пожалуй, поеду.
Они выбрались из кареты. Когда Харпер вскарабкался на козлы, Ричард сказал:
— Удачи тебе, и будь осторожен.
Харпер покосился на перевернутую лодку, из-под которой неслись яростные крики.
— Не забудь, что она леди как-никак, — сказал он и, подмигнув, оглушительно щелкнул кнутом.
Ричард сунул под мышку бутылку с бренди, взял в другую руку заряженный пистолет и набросил на голову и плечи одеяло, чтобы укрыться от дождя. Тяжело вздохнув, он решительно зашагал к перевернутой лодке.
4
Розамунде не довелось окончательно опозориться. Мэйтленд вернулся как раз вовремя, развязал ее и, указав на густой кустарник, велел поторапливаться. Розамунда не заставила себя ждать. Со всем возможным достоинством она направилась к кустарнику и там, отыскав укромное местечко, разрешила самую свою насущную проблему. Только после этого она позволила себе подумать о других, не менее важных. Она еще раньше слышала, как отъехала карета, а стало быть, теперь с ней остался один только Мэйтленд. Если б только Розамунде удалось сбежать от него, она могла бы спрятаться в зарослях и подождать до темноты. Судя по всему, они сейчас недалеко от Лондона. Чтобы избежать ненужных встреч, беглецы ехали окольными дорогами, но Розамунда все равно сумела заметить, что совсем недавно карета проезжала через деревню. Если б она только сумела…
— Ты что, ломовая лошадь? Времени у тебя на эти дела было более чем достаточно. А ну, вылезай, не то я сам отправлюсь за тобой, и мне наплевать, в каком ты там виде.
А ведь с него станется! Этот невежа попросту не знает, что такое деликатность. Ломовая лошадь, надо же! Вначале он обозвал ее амазонкой, теперь — лошадью. Никогда еще с Розамундой не обращались так грубо. Будь здесь ее отец, он велел бы заковать Мэйтленда в цепи и бросить в подземелья замка Девэр. Розамунде очень хотелось дать нахалу достойный ответ, но нельзя же попусту терять драгоценное время. Итак — вперед!..
Она не успела даже двинуться с места. Мэйтленд возник из зарослей бесшумно, словно дикий кот, и Розамунда замерла, бессильно уставившись на него. Впрочем, она все же не окончательно растерялась. Ей хватило присутствия духа, чтобы незаметно стряхнуть с ноги оставшуюся туфельку. Если те, кто гонится за Мэйтлендом, доберутся до этого места, туфелька Розамунды подскажет им, что они на верном пути.
— Пошли! — властно бросил Мэйтленд. — И не забудь подобрать свою туфельку.
Розамунда сжала кулаки и надменно вскинула голову, но ей хватило одного лишь взгляда на мрачное лицо Мэйтленда, чтобы прикусить язык. В ее положении нельзя поддаваться безрассудным порывам, да и что проку ввязываться в бой, который все равно проиграешь?
Но, боже мой, как же страдала ее жестоко уязвленная гордость! Мэйтленд был так невыносимо самоуверен! Он отдавал приказы, словно Розамунда была его служанкой. Впрочем, дело тут было не только в гордости. Поведение Мэйтленда оскорбляло ее чувство справедливости. Покуда она мокла под проливным дождем, он укрывался от непогоды под одеялом, которое стянул из запасов в отцовской карете.
Правда, мокнуть под дождем — еще не худшая участь. Розамунда ни на миг не забывала, что ее похититель уже убил одну женщину. Что он потеряет, если захочет разделаться и с ней?
Когда они выбрались из кустарника, Мэйтленд жестом указал Розамунде, куда ей надлежит идти. Как бы не так! Это был узкий болотистый овражек, уводивший в самую гущу ежевичных зарослей. Превосходное место для того, чтобы скрыть труп.
Мэйтленд коснулся ладонью ее плеча. Розамунда резко отпрянула, поскользнулась в грязи и, не удержавшись на ногах, шлепнулась прямо в ежевичные плети.
— Бог ты мой! — в голосе Мэйтленда прозвучало неподдельное раздражение. — Что это на тебя нашло, дуреха?
Он в упор глянул на Розамунду и покачал головой.
— Если б я хотел расправиться с тобой, я бы сделал это еще в кустах, куда ты отправилась облегчиться. Ты что, от страха совсем думать разучилась? Сиди смирно, покуда я не отцеплю твое платье от колючек.
С этими словами Мэйтленд сунул пистолет за пояс, поставил на землю бутылку с бренди и принялся аккуратно отцеплять подол ее платья от колючих ежевичных плетей. Розамунда мрачно молчала, обхватив руками колени, а дождь все поливал ее, стекая ручьями по плечам и спине. Неужели только вчера она мечтала о приключениях? Если господь решил таким образом подшутить над ней, значит, у нее просто нет чувства юмора, потому что она не веселится, а кипит от злости.
— Ты что, ломовая лошадь? Времени у тебя на эти дела было более чем достаточно. А ну, вылезай, не то я сам отправлюсь за тобой, и мне наплевать, в каком ты там виде.
А ведь с него станется! Этот невежа попросту не знает, что такое деликатность. Ломовая лошадь, надо же! Вначале он обозвал ее амазонкой, теперь — лошадью. Никогда еще с Розамундой не обращались так грубо. Будь здесь ее отец, он велел бы заковать Мэйтленда в цепи и бросить в подземелья замка Девэр. Розамунде очень хотелось дать нахалу достойный ответ, но нельзя же попусту терять драгоценное время. Итак — вперед!..
Она не успела даже двинуться с места. Мэйтленд возник из зарослей бесшумно, словно дикий кот, и Розамунда замерла, бессильно уставившись на него. Впрочем, она все же не окончательно растерялась. Ей хватило присутствия духа, чтобы незаметно стряхнуть с ноги оставшуюся туфельку. Если те, кто гонится за Мэйтлендом, доберутся до этого места, туфелька Розамунды подскажет им, что они на верном пути.
— Пошли! — властно бросил Мэйтленд. — И не забудь подобрать свою туфельку.
Розамунда сжала кулаки и надменно вскинула голову, но ей хватило одного лишь взгляда на мрачное лицо Мэйтленда, чтобы прикусить язык. В ее положении нельзя поддаваться безрассудным порывам, да и что проку ввязываться в бой, который все равно проиграешь?
Но, боже мой, как же страдала ее жестоко уязвленная гордость! Мэйтленд был так невыносимо самоуверен! Он отдавал приказы, словно Розамунда была его служанкой. Впрочем, дело тут было не только в гордости. Поведение Мэйтленда оскорбляло ее чувство справедливости. Покуда она мокла под проливным дождем, он укрывался от непогоды под одеялом, которое стянул из запасов в отцовской карете.
Правда, мокнуть под дождем — еще не худшая участь. Розамунда ни на миг не забывала, что ее похититель уже убил одну женщину. Что он потеряет, если захочет разделаться и с ней?
Когда они выбрались из кустарника, Мэйтленд жестом указал Розамунде, куда ей надлежит идти. Как бы не так! Это был узкий болотистый овражек, уводивший в самую гущу ежевичных зарослей. Превосходное место для того, чтобы скрыть труп.
Мэйтленд коснулся ладонью ее плеча. Розамунда резко отпрянула, поскользнулась в грязи и, не удержавшись на ногах, шлепнулась прямо в ежевичные плети.
— Бог ты мой! — в голосе Мэйтленда прозвучало неподдельное раздражение. — Что это на тебя нашло, дуреха?
Он в упор глянул на Розамунду и покачал головой.
— Если б я хотел расправиться с тобой, я бы сделал это еще в кустах, куда ты отправилась облегчиться. Ты что, от страха совсем думать разучилась? Сиди смирно, покуда я не отцеплю твое платье от колючек.
С этими словами Мэйтленд сунул пистолет за пояс, поставил на землю бутылку с бренди и принялся аккуратно отцеплять подол ее платья от колючих ежевичных плетей. Розамунда мрачно молчала, обхватив руками колени, а дождь все поливал ее, стекая ручьями по плечам и спине. Неужели только вчера она мечтала о приключениях? Если господь решил таким образом подшутить над ней, значит, у нее просто нет чувства юмора, потому что она не веселится, а кипит от злости.