Что касается Эвелин, ей эти аргументы Роджерса показались вполне убедительными. Однако на его сообщника они почему-то не произвели абсолютно никакого впечатления. Он даже не потрудился ответить.
   Иногда Эвелин даже жалела о том, что природа наградила ее железной логикой. Она не могла перестать размышлять, даже когда вплотную подходила к вещам, о которых ей лучше было вовсе не знать. Итак, если этого мерзавца не убеждают доводы Фила, значит, он по каким-то причинам уверен, что его лично никто не сможет заподозрить в причастности к диверсии. Об участии Фила уже известно на базе, об этом он сам сказал. Выходит, сообщник может чувствовать себя в безопасности только в том случае, если его ничто не будет связывать с Филом. Значит, он спасется лишь в том случае, если и Фила не будет в живых!
   Эвелин попыталась освободиться от кляпа. Том свирепо посмотрел на нее, но Эвелин проигнорировала его взгляд. Зато ее судорожные движения привлекли внимание неизвестного, и он повернул голову:
   — Счастливого пробуждения, мисс Лоусон, — голос его был преисполнен самого сердечного доброжелательства. — Надеюсь, головная боль не слишком вас беспокоит?
   Том снова закрыл глаза, сделав вид, что сознание не вернулось к нему. Эвелин же дергала ногами, извиваясь всем телом, — все для того, чтобы избавиться от кляпа.
   — Вам не удастся освободиться, дорогая, вы только затягиваете веревки!
   Пробормотав про себя несколько непечатных проклятий в адрес мерзавца, Эвелин решила не сдаваться. От толчка автомобиля она оказалась совсем рядом с Томом и уткнулась лицом в его плечо. Прижимаясь к его рубашке и яростно мотая головой во все стороны, она наконец сумела выплюнуть кляп.
   Том не шелохнулся, а глаза его были закрыты.
   Человек на переднем сиденье нахмурился, видя, что Эвелин пытается встать на колени и развернуться.
   — Ты, ублюдок, ты убил его!!! — закричала Эвелин, пытаясь вложить в свой голос как можно больше ненависти, хотя язык почти не слушался ее.
   Фургон резко накренился, это Фил испуганно дернул за руль, обернувшись назад. Его сообщник едва удержал равновесие.
   — Следи за дорогой! — заорал он на Роджерса.
   — Но ты же заверил меня, что он просто без сознания!
   — Да жив он, черт возьми! Просто я двинул ему чуть сильнее, чем ей. Если бы он очнулся прежде, чем мы перетащили его в фургон и связали, у нас были бы крупные неприятности!
   — Фил, он же убьет тебя вслед за мной! — крикнула Эвелин. — Ведь он хочет все свалить на тебя!
   Неизвестный бросился на нее со своего места, пытаясь схватить за горло. Быстро, как кошка, она изогнулась и вцепилась зубами в его руку. Взвыв от боли, тот попытался отшвырнуть ее, но Эвелин только крепче стискивала челюсти.
   Фургон швыряло из стороны в сторону. Неожиданно неизвестный изловчился и с размаху ударил Эвелин кулаком по голове.
   Искры брызнули из ее глаз, челюсти сами собой разжались. Эвелин не потеряла сознания, хотя новый удар был довольно сильным. Голова чуть не раскололась от боли.
   Теперь Фил и неизвестный боролись на переднем сиденье, фургон угрожающе накренился. Когда Фил резко нажал на тормоз, машина почти завалилась на один бок и съехала в кювет.
   От сильного толчка Эвелин кинуло к Томасу. И тут едва различимый шепот достиг ее уха:
   — Нож лежит в правом ботинке.
   Ну конечно! Интересно, все полковники носят ножи в своей обуви?
   Фил и незнакомец продолжали бороться, и Эвелин заметила, как в руках у последнего блеснуло что-то металлическое.
   Это был пистолет.
   Фил ухитрился открыть дверь и выпрыгнуть наружу. Скорее всего, он трезво оценил свои более чем скромные шансы на победу над вооруженным противником в тесном салоне фургона. Злобно выругавшись, его сообщник распахнул дверь со своей стороны и бросился в погоню.
   Эвелин перекатилась к ногам Тома, пытаясь на ощупь найти его правый ботинок. Засучив его штанину, она добралась до ножа. Все это заняло чуть больше минуты.
   Том протянул свои связанные руки. Оказалось, не просто орудовать ножом, держа его за спиной. Эвелин ведь не видела, во что врезается лезвие — в веревки или в руки Тома. Но, наверное, он сам даст ей понять, если она полоснет его ножом по коже. Через несколько секунд веревка поддалась, и Эвелин почувствовала, как Том выхватил лезвие из ее онемевших рук. Он перевернулся, сел и наклонился, чтобы освободить ноги.
   Быстрый рывок — и ее руки наконец-то тоже стали свободными. Прежде чем она успела облегченно пошевелить ими, Том нагнулся и полоснул ножом по капроновому шнуру, связывавшему ее ноги.
   Где-то совсем близко прогремел выстрел.
   — Оставайся здесь, — коротко прикачни Уиклоу, перегнувшись вперед и усаживаясь за руль.
   Мотор все еще работал. Он включил передачу и нажал на газ. Колеса крутанулись вхолостую. Том с проклятьями вернул рычаг в нейтральное положение и снова дал газ. Привыкнув к своему грузовичку, он вначале не рассчитал, что фургону требуется иная тяга. Колеса завертелись, перемешивая грязь, но все-таки фургон подался назад.
   В свете передних фар Том увидел человека, бегущего прямо к ним. Это был не Роджерс.
   Том включил первую скорость — тут же за его плечом вынырнула голова Эвелин. Сообщник Фила остановился и поднял пистолет. Молниеносным движением Том пихнул Эвелин в сторону, а сам пригнулся — как раз в тот момент, когда прозвучал первый выстрел. Ветровое стекло треснуло, разбрызгав осколки по всему фургону.
   Не поднимая головы, Том продолжал давить на газ. Фургон ожил, тронулся с места. Когда колеса его коснулись асфальта, машину опять занесло в сторону.
   Прогремело еще два выстрела. Один за другим. Одна из фар погасла. Человек на шоссе прицелился в светящуюся фару и отскочил в сторону, прямо из-под колес фургона.
   — Эвелин! — крикнул Томас, испытывая страх за ее жизнь.
   — Что?! — закричала она в ответ.
   — Не высовывайся, он стреляет!
   И пули тут же вновь застучали по фургону, выбив все задние стекла.
   — Эвелин!!! — снова заорал Уиклоу.
   — Что?! — свирепо прорычала она, и Том облегченно рассмеялся. Если она пребывает в такой ярости, значит, с ней все в порядке.
   Но это облегчение длилось недолго. Мимолетного взгляда на приборы было достаточно, чтобы понять, что одна из пуль пробила радиатор. Они сейчас находились посреди пустыни, вокруг не было никаких признаков жилья. Единственным источником света были звезды. Им не отъехать далеко, прежде чем мотор окончательно заглохнет, но Том старался выжать из двигателя все до последнего. Каждый метр был дорог, ибо увеличивал отрыв от вооруженного сообщника Фила Роджерса.
   Температура поднялась уже выше предельной отметки, но Том продолжал давить на газ.
   Наконец мотор заглох окончательно.
 
   Эвелин послушно отодвинула раздвижную дверь фургона и вышла в холодную пустынную ночь.
   — Ну и что дальше?
   — А теперь мы прогуляемся. Надеюсь, у тебя удобная обувь?
   Эвелин неопределенно пожала плечами. На ней были мокасины — это хуже, чем ботинки, но лучше, чем босоножки. Она же одевалась не для такого приключения! Но теперь какое это имело значение? Все равно придется идти, даже если бы она была босиком.
   — И куда мы направимся?
   — Туда, откуда приехали.
   — Но ведь там этот тип! Мы можем встретить его по дороге!
   — Вполне возможно, но не наверняка. Он вообще мог дать деру, вместо того чтобы разыскивать нас. Но поскольку мы в этом не уверены, надо вести себя как можно осторожнее.
   Эвелин пристроилась возле Тома, и они двинулись по пустыне. По шоссе идти было опасно, поэтому они шли параллельно ему, — не слишком близко от дороги, чтобы не быть легко обнаруженными, но и не слишком далеко, чтобы не сбиться с пути.
   Тело болело так сильно и во стольких местах сразу, что Эвелин могла уже не утруждать себя беспокойством об отдельных ранах. Надо идти — она и шла. Вот и все.
   — У тебя есть часы? — спросила она Томаса. — Сколько времени?
   Томас взглянул на светящийся циферблат.
   — Половина пятого, скоро рассвет. Если пред положить, что они затащили нас в фургон и отъехали немедленно, прежде чем служба безопасности перекрыла все входы и выходы, то мы находимся на расстоянии примерно ста километров от базы.
   Мысль о том, что придется пройти пешком по пустыне сто километров, казалась безумной. А что им еще оставалось!
   — Тут могут быть другие машины, — предположила Эвелин. — Может быть, совсем рядом. Они могли бы подобрать нас. Впрочем, мы не можем голосовать, поскольку не знаем, что это за машины.
   — Правильно соображаешь, — пробурчал Том.
   — Стало быть, рассчитывать приходится только на свои ноги…
   — Да, если только мы не встретим патрульную машину. Когда встанет солнце, я соображу, где мы находимся.
   В любом случае, слишком далеко от того места, где ей хотелось бы быть. Эвелин умолкла. На это было по меньшей мере две причины. Во-первых, звук голоса далеко разносился по пустыне, а ей вовсе не хотелось привлекать к себе внимание. Во-вторых, разговор отнимал силы… Она и так чувствовала страшную усталость.
   Голова раскалывалась от боли. Наверное, и Том чувствовал себя не лучше, но его все же ударили только один раз! А вот она сначала грохнулась из окна, потом ее ударили — наверное, рукояткой пистолета, затем этот мерзавец треснул ее кулаком по голове, и напоследок она приложилась спиной о металлическую стенку фургона, это уже когда Том оттолкнул ее. Удивительно, что она вообще еще держится на ногах!
   Дважды Том швырял ее на землю, когда какой-то звук настораживал его. Эвелин не замечала ничего подозрительного, но у Тома было особое зрение, поэтому она полностью положилась на него, с жадностью хватаясь за малейшую возможность отдохнуть. Когда Том решал, что можно двигаться дальше, он неумолимо поднимал ее за локоть, и Эвелин шла дальше.
   Рассвет тронул розовым левый край неба, и стало ясно: их везли на север, а сейчас они движутся на юг, к базе. Эвелин почувствовала некоторое облегчение, все-таки хорошо, когда есть ориентиры.
   — Уже совсем рассвело, — угрюмо произнес Том. — Кто угодно может заметить нас с дороги. А кроме того, сейчас начнется такая жара! Нужно искать убежище на день.
   Эта идея ей не понравилась. Да, конечно, безопаснее всего идти ночью, а днем прятаться и отсыпаться. Но ведь это значит, что они будут добираться до базы Бог знает сколько времени. Если бы Эвелин не была так измучена, она непременно возразила бы Томасу. Но она чувствовала, что больше не в состоянии сделать ни шагу.
   Том резко повернул от дороги и зашагал в глубь пустыни. В серых предрассветных сумерках уже можно было разглядеть смутные очертания какой-то скалы. Не было никаких сомнений — Том держал путь на нее. Эвелин оценила отделявшее их от горы расстояние… и решительно стиснула зубы.
   Когда они наконец добрались до своей цели, Эвелин села и облегченно прислонилась к огромному валуну.
   — Что теперь? — выдохнула она.
   — Сиди здесь!
   И он ушел, скрывшись в скалах. Эвелин легла на песок. В висках пульсировала боль…. Ей показалось, что не прошло и нескольких секунд, когда Том вновь безжалостно поднял ее на ноги.
   — Вставай!
   И он повел ее в расщелину между скал, прохладная тень окружила их. До этого Эвелин даже не понимала, как быстро наступила жара. В прохладном сыром убежище вполне хватало места для двоих.
   — Будь осторожной, — произнес Том и сунул ей. в руки палку. — Если вдруг увидишь змею, отгони ее вот этим! Я пойду поищу воду.
   Ее пальцы стиснули палку. Она до смерти боялась змей, но сейчас у нее не осталось сил на страх. Есть гораздо более важные вещи, — например, сон… Она прилегла на песок и… моментально задремала. Том грустно смотрел на нее сверху вниз. Левая щека Эвелин в кровоподтеках, грязная одежда изорвана… Неужели это Эвелин — всегда такая красивая и подтянутая, спит сейчас у его ног на голой земле? Кулаки Тома непроизвольно сжались от злости.
   Фил Роджерс, скорее всего, убит, но и второй негодяй заслуживает смерти, — за все, что они сделали с его Эвелин. Он был зол и на самого себя — за то, что не сумел уберечь ее. Напротив, он поверил в ее виновность!
   Эвелин спала, свернувшись клубочком. Сейчас она казалась такой беззащитной, но Томас знал, что она совсем не такая. Он вспомнил, с каким бешенством Эвелин боролась с кляпом, чтобы предупредить Роджерса о том, что напарник собирается убить его, — ведь это она вызвала потасовку между обоими мерзавцами, а значит, именно она спасла от смерти и себя, и его, Тома Уиклоу. И теперь он обязан сделать все, чтобы она осталась живой и невредимой.
   Сейчас им нужна вода. Они смогут хоть немного взбодриться, если организм получит необходимую влагу: Конечно, до того как наступит обезвоживание организма, Том попытается что-нибудь предпринять.
   Опытным глазом Том оглядел скудную растительность, покрывающую землю возле скал. Он вглядывался в причудливый травяной узор, выбирая растения, казавшиеся чуть более сочными, чем их чахлые соседи, потом побрел обратно.
   Эвелин не шелохнулась, она дышала ровно и глубоко, сон ее был крепок. Тому показалось, что прошла целая вечность с того уик-энда, когда они наслаждались близостью друг друга. Чувствую себя бесконечно усталым, он лег рядом с ней, обнял ее и уложил ее голову себе на плечо. Эвелин вздохнула, чуть шевельнула рукой, но не проснулась.
   Черт ее возьми, почему она не позвонила ему, не сказала о том, что подозревает Роджерса? Она кинулась навстречу опасности, даже не удосужившись поднять трубку — и предупредить его или Стоуна! Ведь нынешней ситуации вполне можно было избежать, если бы Эвелин позвала их на помощь!
   Вот это он и выяснит в первую очередь, как только она проснется. Какого черта она не доверилась ему, Томасу? Вспомнив леденящий ужас, который охватил его, когда Эвелин влетела в кабинет и накинулась на Фила, Том почувствовал свирепое желание схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть — так, чтобы зубы застучали.
   Но вместо этого он еще крепче обнял любимую женщину, осторожно отвел прядь волос с ее. измученного лица. Ее сердце билось рядом с его сердцем — и сейчас это было главным. Они вместе! Том заснул так же мгновенно, как и Эвелин, — просто закрыл глаза и усталость накрыла его, как волна..

Глава 13

   Эвелин разбудила жара.
   Она почувствовала себя отдохнувшей, головная боль немного утихла. Она приподнялась и села, глядя на ослепительный раскаленный пейзаж, расстилавшийся перед ней в дрожащих волнах палящего зноя. В каждом оттенке — многообразие красных, желтых, коричневых, песочных цветов. Крошечными зелеными вкраплениями давала о себе знать скудная пустынная растительность.
   Возможно, что где-то здесь, в этой пустыне, нашел свою смерть Фил Роджерс. Несмотря на все, что он сделал, что пытался сделать, при мысли о нем Эвелин чувствовала лишь скорбь. Ведь он не хотел причинить им вреда. Несчастный Фил… Да, он изменник, но не убийца, хотя его действия могли повлечь за собой чью-то смерть. Бедняга Фил!
   Она вытерла лицо краем футболки. Если бы не эта ниша в скале, жара была бы невыносима. Эвелин коснулась ладонью каменной стены — она была прохладной. Но если бы солнечные лучи достали и ее, то можно было бы смело жарить яичницу на этой каменной сковородке.
   Тома не было рядом, но Эвелин не чувствовала тревоги. Она смутно помнила, что он лежал возле нее, об этом же говорил и отпечаток на песке. Может быть, он потревожил ее, когда вставал, и это позволило жаре окончательно разбудить ее?
   С трудом она поднялась на ноги, поеживаясь от боли во всем теле, и сразу же увидела Тома. Он стоял, подпирая спиной скалу, и выглядел таким уверенным. В его пронзительных глазах читалась спокойная сила, даже одежда казалась не такой грязной, как у нее. Естественно, джинсы и рубашка цвета хаки оказались куда более практичными, чем белые брюки и свободная белая футболка! Почувствовав себя жалкой и беспомощной, старательно избегая взгляда Тома, Эвелин опять влезла в нишу и уселась в тени. Том стиснул зубы. Ему казалось, что он уже вполне справился с собой, но сейчас он опять был близок к срыву. Она сторонится его, черт ее возьми! Это же просто невыносимо!
   Том мрачно выровнял дыхание, заставил расслабиться руки и разжал зубы. Что ж, Эвелин играет с огнем, не подозревая, что подошла слишком близко к тому, чтобы сполна отведать его гнева.
   — Нам нужно найти воду, — прорычал он. — Пошли!
   Она моменталыю поднялась, не проронив ни слова, и поплелась вслед за ним.
   Им не пришлось далеко идти, потому что Том заранее приглядел место, где может быть вода. Подойдя к зарослям колючего кустарника и опустившись на колени, он начал разбрасывать руками песок, становящийся все более и более влажным. Вынув нож из ботинка, он стал копать глубже — до тех пор, пока грязная вода не начала скапливаться в вырытой им ямке. Затем Том достал платок, расстелил его над лужицей, чтобы отфильтровать влагу, и небрежно бросил Эвелин:
   — Пей!
   Эвелин сделала вид, что не обратила внимания на его раздраженный тон. Он добыл воду, а это сейчас главное. Ей было плевать на то, что придется встать на четвереньки, по-собачьи лакать грязную воду. Вода сейчас самое ценное. Ради нее Эвелин с удовольствием встала бы на голову.
   Она с жадностью хлебала тепловатую жидкость, и это было восхитительно. Наконец она заставила себя остановиться, гораздо раньше, чем ее жажда была утолена.
   Она оторвалась от крошечной лужицы и кивнула Тому:
   — Твоя очередь.
   Ведь она не знает, сколько здесь воды, возможно, ее едва хватит всего на несколько глотков для каждого.
   Вытянувшись на песке во весь рост, Томас припал к лужице. А так гораздо удобнее, подумала Эвелин. Могла и сама додуматься до этого, но раньше ей никогда не приходилось пить из лужи. Что ж, учтем на будущее…
   Наконец он поднялся с земли:
   — Ты хочешь еще пить?
   — О! Да, спасибо!
   На этот раз она тоже растянулась на песке и припала к лужице. Она лакала воду, пока не почувствовала, что больше не может.
   — Ты напился или будешь еще? — спросила она, оторвавшись.
   — Мне хватит, — ответил Томас.
   Эвелин хорошенько намочила платок и протерла раны.
   — Мы подождем в скалах до заката, — объявил Томас.
   Эвелин послушно кивнула. Не говоря ни слова, она повернулась и пошла обратно.
   Проклятье, она относится к нему, как к случайному прохожему! Нет, еще хуже, для незнакомца у нее нашлось бы несколько слов! Она даже не смотрит на него…
   Стиснув руки в кулаки, Том двинулся следом за Эвелин. Пришло время поговорить с ней начистоту. Когда он залез в пещеру, Эвелин сидела на земле, обхватив руками колени. Том на коленях подполз к ней так близко, что его колени уперлись в ее туфли, но Эвелин безучастно продолжала буравить глазами землю.
   — Какого черта ты не позвонила мне прошлой ночью, вместо того чтобы в одиночку идти выводить Роджерса на чистую воду? — тихо и спокойно спросил он. Так спокойно, что только очень чуткое ухо различило бы тихую ярость, с которой он выговаривал каждое слово. Эвелин прекрасно поняла его состояние, но только равнодушно пожала плечами.
   — Я как-то не подумала об этом. Да и вообще — с какой стати?!
   — Я бы сам разобрался с ним! А ты избежала бы смертельной опасности.
   — Я в тот момент не думала об опасности. Кстати, а как ты оказался в лаборатории?
   — Я шел за тобой.
   — Ах вот оно что! — Она язвительно улыбнулась. — Хотел застичь меня на месте преступления, угадала? И какой неприятный сюрприз — шпионом оказался кое-кто другой!
   — Черт возьми, Эвелин, я никак не ожидал подобной глупости от такой разумницы, как ты. Ты должна была позвонить мне сразу, как только заподозрила Роджерса.
   — Ну да, как же! Стоило тратить время, — презрительно фыркнула она. — Я уже успела убедиться в том, как ты мне доверяешь. Да я скорее позвонила бы Брюсу Хопкинсу, чем тебе, а он, да будет тебе известно, до смерти ненавидит меня!
   Воздух со свистом вырвался сквозь стиснутые зубы Томаса, он грубо схватил Эвелин за запястья.
   — Если тебе когда-нибудь впредь понадобиться помощь, — проговорил он, еще тщательнее выговаривая каждое слово, — ты позвонишь только мне. Моя женщина не может обращаться к кому-то еще!
   Эвелин рванулась, пытаясь освободить руки, но Том лишь крепче стиснул ее запястья.
   — Весьма занятно, — огрызнулась она. — Сперва найди ее, эту свою женщину, а потом приказывай ей!
   Багровый туман поплыл перед глазами Томаса.
   — Не смей отталкивать меня, — донесся до него его собственный хриплый голос. — Ты моя, что бы ты ни говорила. Только моя!
   Она снова попыталась освободиться, ее зеленые глаза метали яростные молнии. Если ему кажется, что, причинив ей боль, она успокоится, то он глубоко заблуждается! Эвелин хотела заорать на него, по сдержалась и лишь ядовито заметила:
   — Мы с тобой провели пылкий уик-энд в постели — и что с того? Это не дает тебе никаких прав на меня! Я прекрасно знала, что ты не любишь меня, но даже и не предполагала, что сможешь поверить, будто я способна на предательство! Что ж, это был хороший урок и теперь…
   — Замолчи! — сдавленно крикнул он.
   — Не смей затыкать мне рот! — в бешенстве заорала Эвелин. — В следующий раз, когда я лягу в постель с мужчиной, я сначала…
   — Ты никогда не ляжешь в постель ни с кем, кроме меня!
   Он тряс ее за плечи — так сильно, что голова Эвелин болталась из стороны в сторону. Мысль о том, что она может лечь в постель с другим мужчиной, была невыносима, она взорвала последние остатки его самообладания и бешенство выплеснулось наружу, как лава — раскаленная и расплавленная. Эвелин принадлежит только ему, и он никогда не отпустит ее от себя!
   Томас накрыл губами ее губы, руки его сомкнулись в шелке волос на ее затылке. Он почувствовал вкус крови на губах — своей или ее, он не знал, — но этот солоноватый ржавый привкус пробудил в нем свирепые первобытные инстинкты. Он хотел заклеймить эту женщину клеймом собственника, опалить ее плоть своей плотью, чтобы она никогда не смогла освободиться от него. Прилив желания охватил его. Ему захотелось как можно быстрее ощутить под собой это мягкое нежное тело. Он сдернул с нее брюки, затем трусики…
   Эвелин лежала неподвижно, зачарованно следя за его действиями. Она всегда чувствовала железный контроль, которым Томас сковал свою душу, она обижалась на него за это, но вот внезапно плотина прорвалась — и обнаженная сила и ярость его чувств стали почти пугающими. Она видела жестокий блеск его глаз, чувствовала несдерживаемую силу его рук, когда они срывали с нее одежду, — и его неистовство разжигало в ней ответную страсть, готовую вот-вот выплеснуться и соединиться с его бешенством. Она услышала свой безумный крик, а потом ее руки запутались в густых черных волосах Тома, изо всех сил прижимая его к себе.
   Том рванул молнию джинсов и сильным толчком вошел в нее — и она снова закричала, а потом забросила ноги на бедра Тома, чуть ли не теряя сознание от безумного наслаждения, которое дарил ей этот необыкновенный мужчина.
   Он брал ее, грубо, полный безумного желания бесповоротно слить их плоти в единое целое. Никогда еще Томас не чувствовал себя таким жестоким, таким могущественным и диким, он отбросил весь свой самоконтроль, он брал Эвелин как голодный самец, который больше всего на свете хочет сейчас одного — любить свою самку.
   Эвелин еще выше подняла бедра, чтобы полностью отдаться его тяжелым толчкам. И вот наслаждение взорвалось в ней, безумное, яростное. Она вцепилась в волосы Тома, ее тело изогнулось, прижимаясь к телу мужчины. Ритмичные волны оргазма сотрясали ее тело и с криком вырвались на свободу…
   Она была удовлетворена, теперь настала очередь Тома. Он содрогался всем телом, чувствуя, что уже полностью опустошен, но ощущение блаженства не кончалось, и, казалось, оно будет длиться вечно — такого состояния он не испытывал никогда в жизни.
   О, как нужна ему эта женщина, нужна на всю жизнь! Том любил полеты, любил страстно, и эта страсть заглушала его интерес к женщинам. Но Эвелин явно не из тех женщин, которую легко выбросить из головы, даже садясь за штурвал. Конечно, она никогда не будет удобной женой, но, черт возьми, ведь если бы он хотел от жизни только комфорта и безмятежности, он не выбрал бы профессию летчика-испытателя.
   Ни один самолет не давал ему того, что давала Эвелин. Она дарила наслаждение и одновременно бросала вызов, на силу его страсти отвечала такой же силой. Томас по своей природе был воином, но и она была так же яростна, как и он, с тем же преобладанием чувств над разумом — и этим все сказано. Живи они во времена их прадедов, Эвелин сражалась бы рядом с ним, плечом к плечу, сжимая в руке рукоятку меча. Том был покорен силой ее духа.
   — Я люблю тебя! — Том и сам не понял, откуда взялись эти слова, но они не удивили его. С неизвестно откуда взявшейся силой он приподнялся на локтях и сурово взглянул на Эвелин, слегка прищурив свои блестящие глаза. — Ты моя женщина! Никогда не забывай об этом.
   Глаза Эвелин вспыхнули, расширившиеся зрачки превратились в огромные черные круги.
   — Что ты сказал? — переспросила она.
   — Я сказал, что люблю тебя. И ты моя, Эвелин Лоусон! Навсегда! До самой смерти и за гробом!