У входа заказчиков встречали настоящие бабушки из родительского комитета. Посадили «мальчуганов» за настоящие исписанные парты. По порядку мальчик-девочка (вот эти девочки, целый автобус шлюшек-рецидивисток, все мне испортили).
Стоя у доски с указкой, я изображал строгого учителя биологии.
— Ответьте, дети, на вопрос. Если у тебя семь носов, пять рук и две жопы, то кто ты? Ага, не знаете! Правильный ответ — пи…н (врун).
— А теперь загадка. У «А» была «Б». Но потом «Б» ушла к «Ц», И что теперь делать «А»?
— Искать другую «Б»! — радостно подсказали мне из класса.
— Правильно, мальчик!
А в классе… Бабы гоготали незатыкаемо, как когда-то Климакс. Они напились, как гоблины, и обсуждали свои дела. При том, что сами мужики пили гораздо меньше. Они заплатили за шоу. Им хотелось вспомнить школу, и было интересно, что дальше.
А дальше шёл урок анатомии; лабораторная работа. Раздал всем фаллоимитаторы и попросил на скорость надеть на них презервативы. Один «мальчик» надел быстрее всех и был тут же вызван к доске. Ещё я вызвал «школьницу»: это была уже моя девочка, обученная и правильно себя ведущая.
— Скажи нам, мальчик, какие ты знаешь способы сексуального контакта? — попросил я.
— Ну вот, можно в рот.
— Показывай.
Он показал. Это не трудно.
— А ещё какие?
— Во влагалище?
— Правильно! Ты показывай, а не рассказывай. У нас лабораторная работа. А «школьница» уже стянула трусики и, усевшись на стол, раздвинула ноги.
Ох, мечта каждого старшеклассника! Может, хоть так, во время игры её можно вспомнить? Обновить притупившиеся ощущения. Сейчас уже все привычно и скучно — бабы, сауны…
И «мальчик» показал на «однокласснице», как и что надо делать.
— А ещё? — дожимал я. — Давай. У тебя решается вопрос, четыре или пять.
…А в классе нарастал непрекращающийся гам из пьяных бабских голосов. Остановить его было невозможно. Я бил указкой но столу, выбегал из класса, я сорвал голос. Всё было бесполезно. Мы хотели принять их в пионеры, но и «на линейке» их с трудом удалось построить. Пьяные сучки испортили всё.
Чего они орали, скажите мне, а?!
Их пригласили на эксклюзивное шоу, которое они никогда нигде не увидят. Нажраться ведь можно и чуть позже.
Вот таких я называю только одним словом — бл…ди.
Есть старый анекдот.
Программу, которую тщательно и профессионально готовили, удалось показать лишь на каком-то самодеятельном уровне. А заказчики-то ведь тоже готовились. Они почти не пили и были готовы написать диктант, чтоб я его проверил и выставил оценки.
Впрочем, мужички и так остались довольны. Но вот я был очень сильно расстроен. И тогда понял одну важную вещь. Если не буду превращать чужой праздник в свой собственный, то свихнусь рано или поздно. Мне наскучит эта работа. Она убьёт все живое, что во мне было или ещё может быть. Нельзя двадцать лет подряд произносить одни и те же тосты. Надо самому придумывать формы веселья. Делать то, что никто не делает. И я пытаюсь. А тут — «бл…ди, сэр!
…За то, что мои девчонки никогда так не поведут себя на программе, я их уважаю. И даже терплю многое от своих танцовщиц. Сейчас уже я работаю в Москве и стараюсь именно их вызвать сюда на работу, хотя для меня это частенько геморрой. То сними им гостиницу, то накорми в ресторане, то трахни, а я уже, между прочим, не мальчик.
Как-то две моих воспитанницы жили неделю у меня дома, у них были проблемы с квартирой. Скажите, вы представляете себе «звёзд нахального стриптиза» в приличном доме?! Одна из них в этот момент была «подсевшая» на садо-мазо. Всю ночь она, не ленясь, шастала по каким-то садистским клубам, где её пороли. Пришла в девять и завалилась спать. В одиннадцать пришлось её будить; ко мне должны прийти люди. Девушка встала, сходила в душ и, даже не одевшись, уселась пить кофе. Одеваться ей было лень, к тому же потом снова раздеваться. Ей это на фиг надоело, пояснила она.
То, что «звездища» была голой, а я ждал телевизионщиков, оказалось только половиной беды. Когда она встала, я понял, что вся жопа у неё фиолетовая!
— Е… твою мать! Ты как собираешься с таким задом работать?! — решил тактично поинтересоваться я.
Она лениво оглянулась и сказала, что через два дня всё пройдёт. У них существует «специальная техника порки», и даже «специальные плётки», а я просто ничего не догоняю, потому, что тёмный. В этот момент в дверь позвонили!
Вы думаете, стриптизерка побежала одеваться?! Размечтались. Ей, видите ли, «надоело одеваться и раздеваться каждый день!» Она так и осталась сидеть, в чём мать родила.
Как я понял, телевизионщики тоже оказались людьми тёмными. Глаза у них стали квадратными и нездорово косили на голую фиолетовую жопу.
«Не обращайте внимания, — я, как мог, пытался сгладить ситуацию, — это просто бл…и. Живут пока тут. Им, к сожалению, больше негде».
А что, вполне себе… удовлетворительное объяснение.
Хотел как лучше — вышло как всегда.
Помогаешь им, а потом вполне можешь услышать про себя слухи, что Трахтенберг — извращенец. Но зато, знаете, что… Я думаю, каждый мужчина время от времени перебирает в памяти самые яркие эпизоды своего общения с женщинами. У кого-то это секс в туалете авиалайнера. У кого-то воспоминание о том, как первый раз был сразу с двумя. Для меня, по крайней мере, за последние пять лет самым приятным из воспоминаний был день моего ухода из клуба «Хали-Гали». Все девочки-стриптизерши стояли в коридоре, выстроившись в ряд, держали букеты цветов и плакали. Они со мной прощались. Я бы никогда не поверил, что такое может быть. Но, оказывается, я был очень неплохим начальником.
Стоп — почему был? И сейчас пока есть. И продолжаю воспитывать в правильном ключе человечиц, проходящих через мои руки. А именно: когда здравомыслящего мужчину спросить, что бы он хотел улучшить в женщинах, что бы хотел положительное привнести в женский образ, — то каждый первый скажет: «Хочется, чтобы женщины меньше притворялись… Ну, по крайней мере, не больше, чем мы — мужчины». Чтобы не пришлось тратить лишнее время на срывание маски, преодоление искусственных и абсолютно «левых» барьеров, которые ставят женщины.
…Но женщины все равно будут их возводить. В противном случае им придётся выступать наравне с мужчиной. Столько же работать, думать о том, на что купить квартиру, машину, дачу, и как, наконец, обеспечить старость. Но женщине хочется, чтобы все это делал мужчина.
И только стриптизерки показали мне, что кроется у бабы под маской. Они были честны. Они не заливали про то, что «с того времени как рассталась со своим парнем, полтора года назад, так ни с кем и не трахалась».
Ой, к чему эти монологи?
Думаю, женщина ходит в маске, так как часто бывает слишком безобразна без неё.
Сейчас вспомнил: с одной из танцовщиц у меня был продолжительный роман. Её звали Срака. Я назвал её так, потому что роскошная корма этого юного восемнадцатилетнего парусника жила своей отдельной жизнью. И несмотря на то, что тело её было очень стройным, на нём крепилась отличная большая грудь. Срака признавалась мне в любви (хотя это не требовалось), кричала, что спит только со мной. Мы занимались сексом и в клубе, и в подъездах, как в её, так и в моём. А однажды она просто взяла и втихаря поехала с одним моим приятелем за три сотни долларов. Причём мы с ним поспорили на такую же сумму, что она с ним не поедет. «Она же меня любит! Сама говорила», — как лох доказывал я. «Посмотрим!» — хмыкал он.
Верить на слово своим знакомым самцам я не собирался и поэтому поехал за его машиной на такси. Когда они вышли, тормознул и в окошко сообщил бывшей любовнице, что она уволена. На другой день отдал проигранные деньги. Он очень просил взять её обратно. И я бы взял, если бы буквально за пару часов до этого она не клялась мне в любви. Не люблю враньё. Я бы ещё понял, если бы она им увлеклась, чувства какие-то питала. Но ведь все намного банальней: ему надо было лишь достать бумажник, чтобы её неземная любовь ко мне улетучилась.
Самое обидное, что этот мой приятель, пригревший на груди змею, очень скоро взял и выставил из дома свою подругу, с которой жил десять лет. Она была его ровесницей. Замечательная, умная, хорошая баба, которую сменили на б…дь. Я отговаривал его, но он упёрся, как баран и сказал, что эта молодая красивая женщина родит ему молодых красивых детей.
Прошло совсем немного времени, и моя обида на Сраку почти стёрлась. Мне не хватало одной девочки, чтобы поехать на гастроли в «город-герой» Сочи, и я позвал изменчивую танцовщицу. В первую же ночь мы снова вдвоём влезли в постель, а потом, едва она с меня слезла, кинулась звонить своему парню и плакаться в трубку, как она по нему соскучилась! Как она его хочет! Как она «просто вся мокрая сидит!»
Ну да — только что слезла с мужика… вот и мокрая.
Мне было его жаль. Но не мог же я признаться тогда в том, что спал с ней. Хотя и стоило. Наверное, это гораздо быстрее помогло бы ему разобраться в том, что это за существо рядом с ним. Увы, он не сразу узнал правду о том, что там крылось под маской «Я так тебя люблю, я без тебя жить не смогу!»
А скрывалась там самая обычная б…ядь.
И если бы мы умели распознавать их сразу, как много ошибок было бы не совершено.
Роковая женщина
«У-тю-тю, это кто такой у нас тут ходит?» — Примерно такая фраза родилась у меня в голове, когда впервые увидел на одной своей работе (у меня их всегда было несколько) эту овечку. Больше в моей голове на тот момент ничего и не шелохнулось. Ниже, впрочем, тоже.
Овечка как овечка, недавняя выпускница театрального института. Ничем особым не выделялась. Может быть, просто очень молода: как говорят, молоко на губах не обсохло. Кстати, именно это обстоятельство и вызывало интерес. Забавно же — пробегая мимо, ущипнёшь её за попку, вполне этак невинно, а она уже вся дёргается в девственных конвульсиях: «Ой, ну что это вы делаете! Что вы вообще себе позволяете!» — «Ах, ну извините, мадам, не сдержался». — И с приподнятым настроением бежишь себе дальше по делам.
Другая, может, вскоре перестала бы дёргаться и поворачиваться спиной, едва меня увидев, — и, возможно, эти щипки сразу бы мне наскучили. Но эта все дёргалась, извивалась, деланно возмущалась, и в итоге получалась даже некая эротическая игра. Может, поэтому, однажды, остановившись возле этой парнокопытной, я невинно, словно предлагая мороженое, заметил: «А чего, может, потрахаемся как-нибудь?»
Как говорится, вы привлекательны, я чертовски привлекателен — А че время зря терять? Работаем вместе — почему бы не покувыркаться, как лошадки в стогу сена?
— Нет, нет! Вы что?! — взвизгнула она.
Ну нет, так нет. Хотя отказываться от своих целей я тоже не привык. А потому вскоре — «второй раз закинул он невод… и вышел невод лишь с тиной морскою».
— Нет, нет, нет. Я не такая!
Поразмыслив над этим «нет», я неожиданно пришёл к выводу, что веду себя неправильно. Зачем мне за ней охотиться, коли я сам уже давно являюсь «золотой рыбкой». Популярный, обеспеченный. Да они сами на меня должны охотиться. Я уже звезда, а овца — начинающий молодой сотрудник. И судя по должности, которую получила честным путём, — даже не очень перспективный. А ломается, как будто она Маргарет Тэтчер, а я негр-подметальщик.
— Знаешь что, — в третий раз я подошёл без поэзии и без какого-либо трепета. — Предлагаю последний шанс. Откажешь — больше к тебе клеиться не буду и хватать за грудь тоже. Не царское это дело бегать за мокрощелками.
Цыпа, неожиданно быстро оценив ситуацию, сразу перешла к делу: «А где?» «То-то!» — подумал я и, не собираясь изобретать велосипед, просто повёл её в близлежащий дешёвый «хотел».
Произошедшее там напомнило мне пионерский лагерь. Раздевшись и вытянувшись, как солдат на медкомиссии, девушка спросила: «Ну как?»
— Ну ничего-о. Хорошо, — даже несколько оторопел я.
И мы приступили. В постели она тоже напоминала пионерку восьмидесятых, которые трахались только для того, чтобы казаться взрослыми, ещё не понимая удовольствия. Я от таких глупостей давно отвык. Мне было неинтересно. Но тронуло и повеселило, когда деточка после секса ещё и спросила: «Всё? Можно одеваться?»
— Можно.
Короче, развлёкся.
Про себя я назвал эту козочку Киской. Прозвище было не столько ласковым, сколько метким. У неё пробивались усики. Надо добавить к моим достоинствам, что я ни разу не проговорился при ней и не назвал её так в глаза.
Отношения с Киской ещё около полугода оставались вялотекущими. Они не угасали, но и не развивались. Мы просто рядом работали, а когда баба под боком, почему бы не трахнуться? Ну а поскольку я нередко заманивал её обещаниями сводить в ресторан, то приходилось водить. Что и создавало подобие романа.
К сожалению, права народная мудрость, к которой мы не всегда прислушиваемся: чем дальше в лес, тем больше дров. Я неожиданно втянулся. Сексуальные отношения у нас понемногу стали налаживаться и даже нравиться мне. Собственно, ведь я немало трудился над этим вопросом. Подстраивал её под себя, и она все лучше понимала меня и уже, привыкнув, не стеснялась и сама иногда бывала инициатором эротических новшеств. Поэтому я полагал, что и она получает удовольствие. Спустя полгода все пришло к тому, что мы трахались практически каждый день. Если не встречались на нашей общей работе, то Киска приезжала ко мне в клуб. И там, закрыв свой кабинет на засов, я занимался с ней сексом. В один прекрасный день и вовсе снял ей квартиру неподалёку, чтобы встречаться было проще, и приезжал туда ежевечернее.
Глупо говорить, что я привязался к ней только из-за секса. В придачу к этому во мне проснулся продюсер. Мне хотелось сделать из Киски звезду. Ведь она — начинающая актриса. Без связей в этом мире очень трудно, я это знал и хотел ей помочь. Почему — нет? Мне никто не помогал в жизни; если бы помогали (ну хотя бы советами), уже давно бы торчал на первом канале ТВ. А без посторонней помощи слишком много сил тратится на пробивание стен головой, что неправильно, но логично. И потому тянул Киску на все тусовки и во все проекты, куда приглашали меня. Я практически ввёл её в свою жизнь: творческую и личную.
И вот оказалось, что это маленькое, с виду наивное создание неожиданно стало там занимать очень много места. Причём, прежде всего, в личной. «А ты встретишь меня после английского?» — щебетала она в трубку мобильного телефона в понедельник. «Может, подвезёшь меня до работы?» — Это уже во вторник. «Пойдём со мной в магазин, ну, пожалуйста», — в среду. Если я говорил, что занят, то вынужден был выслушивать нудные обиды и такие долгие всхлипы, что казалось, слезы польются прямо из трубки мобильного телефона. Стоит ли говорить, что в итоге я сдавался. А в результате… в результате Киска вытесняла как имеющихся в наличии, так и потенциальных моих любовниц.
Говорят же, что все самое интересное в жизни мужчины происходит в промежутках между тем, когда он ушёл с работы, и когда пришёл домой. Мои промежутки стали очень короткими. И если я, положив глаз на новую танцовщицу, рассчитывал успеть перед тренингом задуть ей пару батманов, то теперь едва успевал честно провести репетицию.
Кроме того, Киска попала ко мне в дом, что и стало роковой ошибкой. А я даже не сразу в этом разобрался.
Мне всегда было удобнее приводить баб к себе, едва жена уезжала куда-нибудь с ребёнком отдыхать. Дома гораздо уютнее. Тут тебе и джакузи, и холодильник с едой, и хорошая выпивка… И я вам скажу! Любовницы уже должны мне только за то, что я превратился в домработницу. Меня не заставили взять в руки ни швабру, ни пылесос — ни родители, ни школа. Не смогла заставить жена (слава Богу, и не пыталась). Только армия и случайные связи могут сделать из мужчины уборщицу. После ухода любовницы из твоей квартиры ты берёшь в руки веник, пылесос и делаешь «все красиво». Потому что домработнице тоже нельзя доверять на все сто.
Со временем я превратился в настоящего специалиста по уборке. Мне впору читать лекции мужьям на эту тему. Я вот даже знаю, что после секса постельное бельё надо пылесосить. Волосы с тела сыплются во время этого дела гораздо интенсивней, чем во время обычного сна. И женщины, по каким-то неподвластным логике законам, догадываются о том, что делали на той или иной простыне. Поэтому прежде, чем кинуть её в стирку, проходился по ней пылесосом. Ведь в стиральной машине — я и это узнал — волосы никуда не деваются.
Словом, уже поднаторел в деле сокрытия улик, и, в основном, все всегда было более-менее нормально. К тому же бабы, появлявшиеся у меня дома, чаще стриптизерки, старались не оставлять после себя следов. Всё-таки я был ещё и их начальником, чего ради им создавать мне проблемы?
Но с Киской я стал прокалываться. Она почему-то везде оставляла свои волосы… Сейчас, спустя время, почти уверен, что она делала это специально. Как будто метила квартиру. Причём с воображением, со знанием дела и далеко идущими целями. Едва я успевал осознать, что надо собрать её длинные волосы с туалетного столика, как она меняла место их дислокации и оставляла на кухне. Но кто бы мог предположить, что они будут там?…
«Что ты делаешь? — мучил я Киску. — мне устраиваются скандалы. Я доказываю жене, что это её волосы. Хотя у неё стриженые и другого цвета, и она меня посылает с моими объяснениями!»
— Неужели ты думаешь, я специально? — ахала Киска и смотрела на меня честными и мокрыми глазами. — Ну… у меня просто лезут волосы. Вот посмотри — Я не виновата.
Когда человек тебе нравится, ему хочется верить. И я каждый раз думал, что сейчас обойду всю квартиру, всё проверю — ничего жена не найдёт.
И к тому её фатальному приезду из Египта в доме вообще всё было идеально прибрано. Я даже зачем-то проверил холодильник.
— Ну что?! — изрёк вернувшейся жене. — Довольна?! Никого здесь не было!
— Да? — ядовито поинтересовалась та. И полезла под кровать. — А это что?!
В её руке был клок длинных волос. В ту ночь она впервые ушла спать в соседнюю комнату.
…Почему бы уже тогда мне было не разгадать эти кошачьи манёвры?! Увы. Потихоньку убирая с поля соперниц, Киска оставалась основным игроком. И вела игру, не жалея сил и времени. Мало того, что мы трахались так часто, что у меня уже просто не хватало сил смотреть на других, так и возможности такой тоже не было. Она почти всё время была рядом. Нередко оставалась на программе в клубе, но так как смотреть одно и то же наскучивает, она просто сидела у меня в кабинете и читала книжки. Просто. Сидела… Просто. Читала. Ненавязчиво лишив меня «сексодрома», да и, вообще, мешая. Я заходил в кабинет позвонить — то жене, узнать чей-нибудь телефон; то друзьям, договориться о встрече, — а она все слушала. «Ты своей Леночке звонишь? Ну-ну…»; «Ты поедешь к друзьям? Вы там будете пить и 6лядей позовёте, знаю я вас…»
И приходилось брать её с собой к друзьям; и жить в постоянном нервном напряжении. А какая жизнь, когда заходишь в кабинет, где она сидит, а там уже истерика: «Зачем ты шлёпнул по заднице стриптизершу? Ты меня не любишь, так я и знала-а-а. Мяя-у-у-у-у-ууу…»
И когда она успела увидеть, что я это сделал?! Черт! Что интересно, я сам вытирал ей слезы и сопли, потому как верил, что её это действительно обижает. А разве ты хочешь обидеть близкого человека? Нет. И мои рефлексы начинали работать, как у собаки Павлова. Тебя «бьют» постоянно, ты не хочешь, чтобы это было, и ведёшь себя соответственно: лишь бы не было истерик у любимой. Потому что они тебя просто зае…вают. О занудах говорят, что им проще дать, чем объяснить, почему не хочешь этого делать. С женщинами, склонными к истерии, такая же история: проще вести себя так, как им нравится, чем терпеть их слезы. Женская истерика — сродни цунами. Она накатывает, ты не можешь убежать от неё, остановить её. Ты можешь только предотвратить её. Все остальные люди постепенно отходят от тебя, видя, что тебя сейчас накроет. Зачем же стоять рядом.
Неудивительно, что слухи о наличии у меня постоянной любовницы, с которой я появляюсь на людях, дошли до Лены. Но, может, один этот факт — появление на людях — ещё никак не скомпрометировал бы меня перед ней окончательно. Я мог бы отмазаться, сказав, что это моя коллега, секретарша, журналистка, да мало ли… Но, увы, то, что жена находила дома следы пребывания одной и той же чужой женщины, помноженное на то, что с одной и той же чужой женщиной меня многократно видели на людях, неизбежно вело к катастрофе.
— Я поняла, — однажды заявила Лена, — ты вытираешь об меня ноги. Я не хочу с тобою больше спать.
Что я мог ответить? Ничего! Только повернуться на бок и сделать вид, что сплю.
И мы стали спать… в соседних комнатах. С виду наша жизнь как будто не изменилась. Я приходил после работы домой, свет выключен, все спят. Когда просыпался поздним утром, дома уже никого. Это значило, что она уже увезла ребёнка в школу и ездит по своим делам. Я вставал, умывался, брился, ел и уезжал на радио. Как раз тогда, когда жена, забрав ребёнка, возвращалась домой. Вечером после радио сразу ехал в клуб. Пришёл домой ночью — свет выключен, все спят. С утра встаю — никого.
Так прошёл целый год.
Мы не стали врагами и по-прежнему уважали друг друга. Она, по всей видимости, ждала, что всё пройдёт, я перебешусь, успокоюсь и вернусь. Точнее, приползу на коленях и буду умолять о прощении. Но я тоже человек гордый. Ползти на коленях мне не хотелось — живот мешал. Я не раз предлагал помириться, типа, чего мы как малые дети, и приводил в своё оправдание цитату из Наполеона: «Женщина, изменяя мужчине, совершает преступление. Мужчина, изменяя женщине, совершает подвиг во имя любви». Но ничего не помогало.
И тут в жизни наступили кардинальные перемены. Мне предложили переехать в Москву и стать совладельцем клуба, что означало конец работе «на дядю». И, конечно, я согласился.
Но при этом — мы год не спали с женой. Ладно бы неделю, две, три. Но я ведь уже перестал понимать, есть у меня семья или нет. Если жена не готова меня простить, так что остаётся? Еду пытать счастья без неё. И когда дело с переездом окончательно решилось, сообщил ей, что переезжаю.
— А мы? — спросила Лена.
— Вы? Остаётесь здесь.
Я оставил им огромную квартиру и все деньги, что на тот момент заработал. Решил, что для себя заработаю ещё. Всё-таки еду в Москву! Поживу там пока в съёмной квартире. Сыну мы ничего не сказали. Он привык, что папа часто в разъездах, и только месяцев через восемь до него дошло, что папы слишком уж часто нет дома.
Мне тогда, да и сейчас, кажется, что в моём переезде в Москву с чужой бабой, без семьи, виновата и жена. Поведи она себя иначе, я бы не стал менять своих домашних на какую-то приблудную. Как же без них? Но тогда жена не смогла меня простить. И я не знал, сможет ли когда-нибудь. И потому самой собой вышло, что со мной поехала Киска. Ведь выходило, что теперь Ромочка уже холостой. Только оказалось, что и радоваться тут нечему.
У нас в институте был такой театральный этюд. Сидит собачка на цепи, лает на всех, укусить не может, цепь её держит. И собачка изо всех сил отчаянно рвётся с неё. И вдруг — цепь обрывается. А собака замирает. Она не знает, что делать. У неё цель была — сорваться с цепи. А когда сорвалась, поняла: цели-то больше нет, а окружающий мир пугает.
Так все и получилось.
Сорвавшись с цепи, я искал новую цель, но она всё уплывала.
Оказалось, что Киска просто выигрывала на контрасте: на том, чего у меня не было с женой. Скажем, Киска устраивала сцены ревности по пустякам, чего не позволяла себе Лена. С Леной было уютно и комфортно. Она понимала, что пьянки и бабы — антураж моей профессии. Пилить меня за это так же бессмысленно, как ругать цветной телевизор за то, что он не холодильник. Она выбрала меня и терпела, создавая мне положительный и спокойный тыл, при котором можно рваться в бой и работать. Может, порой делала это, стиснув зубы от обиды; но её умение молчать до последнего я, видимо, принимал за отстраненность.
С Киской же всё было наоборот: чуть что — сразу сцена, вопли воинствующих индейцев, летающие тарелки. И тебе кажется, что раз тебя так ревнуют, то, наверное, любят. Страсти-то вон как кипят. А что это за страсти — может, они часть истерического характера, желания отрезать меня от других баб или любовь, — сразу не разберёшь. Как в старом анекдоте:
Стоя у доски с указкой, я изображал строгого учителя биологии.
— Ответьте, дети, на вопрос. Если у тебя семь носов, пять рук и две жопы, то кто ты? Ага, не знаете! Правильный ответ — пи…н (врун).
— А теперь загадка. У «А» была «Б». Но потом «Б» ушла к «Ц», И что теперь делать «А»?
— Искать другую «Б»! — радостно подсказали мне из класса.
— Правильно, мальчик!
А в классе… Бабы гоготали незатыкаемо, как когда-то Климакс. Они напились, как гоблины, и обсуждали свои дела. При том, что сами мужики пили гораздо меньше. Они заплатили за шоу. Им хотелось вспомнить школу, и было интересно, что дальше.
А дальше шёл урок анатомии; лабораторная работа. Раздал всем фаллоимитаторы и попросил на скорость надеть на них презервативы. Один «мальчик» надел быстрее всех и был тут же вызван к доске. Ещё я вызвал «школьницу»: это была уже моя девочка, обученная и правильно себя ведущая.
— Скажи нам, мальчик, какие ты знаешь способы сексуального контакта? — попросил я.
— Ну вот, можно в рот.
— Показывай.
Он показал. Это не трудно.
— А ещё какие?
— Во влагалище?
— Правильно! Ты показывай, а не рассказывай. У нас лабораторная работа. А «школьница» уже стянула трусики и, усевшись на стол, раздвинула ноги.
Ох, мечта каждого старшеклассника! Может, хоть так, во время игры её можно вспомнить? Обновить притупившиеся ощущения. Сейчас уже все привычно и скучно — бабы, сауны…
И «мальчик» показал на «однокласснице», как и что надо делать.
— А ещё? — дожимал я. — Давай. У тебя решается вопрос, четыре или пять.
…А в классе нарастал непрекращающийся гам из пьяных бабских голосов. Остановить его было невозможно. Я бил указкой но столу, выбегал из класса, я сорвал голос. Всё было бесполезно. Мы хотели принять их в пионеры, но и «на линейке» их с трудом удалось построить. Пьяные сучки испортили всё.
Чего они орали, скажите мне, а?!
Их пригласили на эксклюзивное шоу, которое они никогда нигде не увидят. Нажраться ведь можно и чуть позже.
Вот таких я называю только одним словом — бл…ди.
Есть старый анекдот.
«Английский лорд вызывает дворецкого и спрашивает: „А скажи, голубчик, что это за шум на улице?“Так же было и в школе. Чего они орали? «Бл…ди, сэр».
— Бл…ди, сэр. Они бастуют.
— А чего они хотят?
— Хотят, чтобы им больше платили.
— Скажи, голубчик, что, неужели бл…ям мало платят?
— Много, сэр.
— А чего тогда они бастуют?
— Бл…ди, сэр.
Программу, которую тщательно и профессионально готовили, удалось показать лишь на каком-то самодеятельном уровне. А заказчики-то ведь тоже готовились. Они почти не пили и были готовы написать диктант, чтоб я его проверил и выставил оценки.
Впрочем, мужички и так остались довольны. Но вот я был очень сильно расстроен. И тогда понял одну важную вещь. Если не буду превращать чужой праздник в свой собственный, то свихнусь рано или поздно. Мне наскучит эта работа. Она убьёт все живое, что во мне было или ещё может быть. Нельзя двадцать лет подряд произносить одни и те же тосты. Надо самому придумывать формы веселья. Делать то, что никто не делает. И я пытаюсь. А тут — «бл…ди, сэр!
…За то, что мои девчонки никогда так не поведут себя на программе, я их уважаю. И даже терплю многое от своих танцовщиц. Сейчас уже я работаю в Москве и стараюсь именно их вызвать сюда на работу, хотя для меня это частенько геморрой. То сними им гостиницу, то накорми в ресторане, то трахни, а я уже, между прочим, не мальчик.
Как-то две моих воспитанницы жили неделю у меня дома, у них были проблемы с квартирой. Скажите, вы представляете себе «звёзд нахального стриптиза» в приличном доме?! Одна из них в этот момент была «подсевшая» на садо-мазо. Всю ночь она, не ленясь, шастала по каким-то садистским клубам, где её пороли. Пришла в девять и завалилась спать. В одиннадцать пришлось её будить; ко мне должны прийти люди. Девушка встала, сходила в душ и, даже не одевшись, уселась пить кофе. Одеваться ей было лень, к тому же потом снова раздеваться. Ей это на фиг надоело, пояснила она.
То, что «звездища» была голой, а я ждал телевизионщиков, оказалось только половиной беды. Когда она встала, я понял, что вся жопа у неё фиолетовая!
— Е… твою мать! Ты как собираешься с таким задом работать?! — решил тактично поинтересоваться я.
Она лениво оглянулась и сказала, что через два дня всё пройдёт. У них существует «специальная техника порки», и даже «специальные плётки», а я просто ничего не догоняю, потому, что тёмный. В этот момент в дверь позвонили!
Вы думаете, стриптизерка побежала одеваться?! Размечтались. Ей, видите ли, «надоело одеваться и раздеваться каждый день!» Она так и осталась сидеть, в чём мать родила.
Как я понял, телевизионщики тоже оказались людьми тёмными. Глаза у них стали квадратными и нездорово косили на голую фиолетовую жопу.
«Не обращайте внимания, — я, как мог, пытался сгладить ситуацию, — это просто бл…и. Живут пока тут. Им, к сожалению, больше негде».
А что, вполне себе… удовлетворительное объяснение.
Хотел как лучше — вышло как всегда.
Помогаешь им, а потом вполне можешь услышать про себя слухи, что Трахтенберг — извращенец. Но зато, знаете, что… Я думаю, каждый мужчина время от времени перебирает в памяти самые яркие эпизоды своего общения с женщинами. У кого-то это секс в туалете авиалайнера. У кого-то воспоминание о том, как первый раз был сразу с двумя. Для меня, по крайней мере, за последние пять лет самым приятным из воспоминаний был день моего ухода из клуба «Хали-Гали». Все девочки-стриптизерши стояли в коридоре, выстроившись в ряд, держали букеты цветов и плакали. Они со мной прощались. Я бы никогда не поверил, что такое может быть. Но, оказывается, я был очень неплохим начальником.
Стоп — почему был? И сейчас пока есть. И продолжаю воспитывать в правильном ключе человечиц, проходящих через мои руки. А именно: когда здравомыслящего мужчину спросить, что бы он хотел улучшить в женщинах, что бы хотел положительное привнести в женский образ, — то каждый первый скажет: «Хочется, чтобы женщины меньше притворялись… Ну, по крайней мере, не больше, чем мы — мужчины». Чтобы не пришлось тратить лишнее время на срывание маски, преодоление искусственных и абсолютно «левых» барьеров, которые ставят женщины.
…Но женщины все равно будут их возводить. В противном случае им придётся выступать наравне с мужчиной. Столько же работать, думать о том, на что купить квартиру, машину, дачу, и как, наконец, обеспечить старость. Но женщине хочется, чтобы все это делал мужчина.
И только стриптизерки показали мне, что кроется у бабы под маской. Они были честны. Они не заливали про то, что «с того времени как рассталась со своим парнем, полтора года назад, так ни с кем и не трахалась».
Ой, к чему эти монологи?
Думаю, женщина ходит в маске, так как часто бывает слишком безобразна без неё.
Сейчас вспомнил: с одной из танцовщиц у меня был продолжительный роман. Её звали Срака. Я назвал её так, потому что роскошная корма этого юного восемнадцатилетнего парусника жила своей отдельной жизнью. И несмотря на то, что тело её было очень стройным, на нём крепилась отличная большая грудь. Срака признавалась мне в любви (хотя это не требовалось), кричала, что спит только со мной. Мы занимались сексом и в клубе, и в подъездах, как в её, так и в моём. А однажды она просто взяла и втихаря поехала с одним моим приятелем за три сотни долларов. Причём мы с ним поспорили на такую же сумму, что она с ним не поедет. «Она же меня любит! Сама говорила», — как лох доказывал я. «Посмотрим!» — хмыкал он.
Верить на слово своим знакомым самцам я не собирался и поэтому поехал за его машиной на такси. Когда они вышли, тормознул и в окошко сообщил бывшей любовнице, что она уволена. На другой день отдал проигранные деньги. Он очень просил взять её обратно. И я бы взял, если бы буквально за пару часов до этого она не клялась мне в любви. Не люблю враньё. Я бы ещё понял, если бы она им увлеклась, чувства какие-то питала. Но ведь все намного банальней: ему надо было лишь достать бумажник, чтобы её неземная любовь ко мне улетучилась.
Самое обидное, что этот мой приятель, пригревший на груди змею, очень скоро взял и выставил из дома свою подругу, с которой жил десять лет. Она была его ровесницей. Замечательная, умная, хорошая баба, которую сменили на б…дь. Я отговаривал его, но он упёрся, как баран и сказал, что эта молодая красивая женщина родит ему молодых красивых детей.
Прошло совсем немного времени, и моя обида на Сраку почти стёрлась. Мне не хватало одной девочки, чтобы поехать на гастроли в «город-герой» Сочи, и я позвал изменчивую танцовщицу. В первую же ночь мы снова вдвоём влезли в постель, а потом, едва она с меня слезла, кинулась звонить своему парню и плакаться в трубку, как она по нему соскучилась! Как она его хочет! Как она «просто вся мокрая сидит!»
Ну да — только что слезла с мужика… вот и мокрая.
Мне было его жаль. Но не мог же я признаться тогда в том, что спал с ней. Хотя и стоило. Наверное, это гораздо быстрее помогло бы ему разобраться в том, что это за существо рядом с ним. Увы, он не сразу узнал правду о том, что там крылось под маской «Я так тебя люблю, я без тебя жить не смогу!»
А скрывалась там самая обычная б…ядь.
И если бы мы умели распознавать их сразу, как много ошибок было бы не совершено.
Роковая женщина
Тайфуны всегда носят женские имена, потому что они, как женщины: приходят влажные и извивающиеся, а уходя, забирают у тебя всё: дом, машину…
«У-тю-тю, это кто такой у нас тут ходит?» — Примерно такая фраза родилась у меня в голове, когда впервые увидел на одной своей работе (у меня их всегда было несколько) эту овечку. Больше в моей голове на тот момент ничего и не шелохнулось. Ниже, впрочем, тоже.
Овечка как овечка, недавняя выпускница театрального института. Ничем особым не выделялась. Может быть, просто очень молода: как говорят, молоко на губах не обсохло. Кстати, именно это обстоятельство и вызывало интерес. Забавно же — пробегая мимо, ущипнёшь её за попку, вполне этак невинно, а она уже вся дёргается в девственных конвульсиях: «Ой, ну что это вы делаете! Что вы вообще себе позволяете!» — «Ах, ну извините, мадам, не сдержался». — И с приподнятым настроением бежишь себе дальше по делам.
Другая, может, вскоре перестала бы дёргаться и поворачиваться спиной, едва меня увидев, — и, возможно, эти щипки сразу бы мне наскучили. Но эта все дёргалась, извивалась, деланно возмущалась, и в итоге получалась даже некая эротическая игра. Может, поэтому, однажды, остановившись возле этой парнокопытной, я невинно, словно предлагая мороженое, заметил: «А чего, может, потрахаемся как-нибудь?»
Как говорится, вы привлекательны, я чертовски привлекателен — А че время зря терять? Работаем вместе — почему бы не покувыркаться, как лошадки в стогу сена?
— Нет, нет! Вы что?! — взвизгнула она.
Ну нет, так нет. Хотя отказываться от своих целей я тоже не привык. А потому вскоре — «второй раз закинул он невод… и вышел невод лишь с тиной морскою».
— Нет, нет, нет. Я не такая!
Поразмыслив над этим «нет», я неожиданно пришёл к выводу, что веду себя неправильно. Зачем мне за ней охотиться, коли я сам уже давно являюсь «золотой рыбкой». Популярный, обеспеченный. Да они сами на меня должны охотиться. Я уже звезда, а овца — начинающий молодой сотрудник. И судя по должности, которую получила честным путём, — даже не очень перспективный. А ломается, как будто она Маргарет Тэтчер, а я негр-подметальщик.
— Знаешь что, — в третий раз я подошёл без поэзии и без какого-либо трепета. — Предлагаю последний шанс. Откажешь — больше к тебе клеиться не буду и хватать за грудь тоже. Не царское это дело бегать за мокрощелками.
Цыпа, неожиданно быстро оценив ситуацию, сразу перешла к делу: «А где?» «То-то!» — подумал я и, не собираясь изобретать велосипед, просто повёл её в близлежащий дешёвый «хотел».
Произошедшее там напомнило мне пионерский лагерь. Раздевшись и вытянувшись, как солдат на медкомиссии, девушка спросила: «Ну как?»
— Ну ничего-о. Хорошо, — даже несколько оторопел я.
И мы приступили. В постели она тоже напоминала пионерку восьмидесятых, которые трахались только для того, чтобы казаться взрослыми, ещё не понимая удовольствия. Я от таких глупостей давно отвык. Мне было неинтересно. Но тронуло и повеселило, когда деточка после секса ещё и спросила: «Всё? Можно одеваться?»
— Можно.
Короче, развлёкся.
Про себя я назвал эту козочку Киской. Прозвище было не столько ласковым, сколько метким. У неё пробивались усики. Надо добавить к моим достоинствам, что я ни разу не проговорился при ней и не назвал её так в глаза.
Отношения с Киской ещё около полугода оставались вялотекущими. Они не угасали, но и не развивались. Мы просто рядом работали, а когда баба под боком, почему бы не трахнуться? Ну а поскольку я нередко заманивал её обещаниями сводить в ресторан, то приходилось водить. Что и создавало подобие романа.
К сожалению, права народная мудрость, к которой мы не всегда прислушиваемся: чем дальше в лес, тем больше дров. Я неожиданно втянулся. Сексуальные отношения у нас понемногу стали налаживаться и даже нравиться мне. Собственно, ведь я немало трудился над этим вопросом. Подстраивал её под себя, и она все лучше понимала меня и уже, привыкнув, не стеснялась и сама иногда бывала инициатором эротических новшеств. Поэтому я полагал, что и она получает удовольствие. Спустя полгода все пришло к тому, что мы трахались практически каждый день. Если не встречались на нашей общей работе, то Киска приезжала ко мне в клуб. И там, закрыв свой кабинет на засов, я занимался с ней сексом. В один прекрасный день и вовсе снял ей квартиру неподалёку, чтобы встречаться было проще, и приезжал туда ежевечернее.
Глупо говорить, что я привязался к ней только из-за секса. В придачу к этому во мне проснулся продюсер. Мне хотелось сделать из Киски звезду. Ведь она — начинающая актриса. Без связей в этом мире очень трудно, я это знал и хотел ей помочь. Почему — нет? Мне никто не помогал в жизни; если бы помогали (ну хотя бы советами), уже давно бы торчал на первом канале ТВ. А без посторонней помощи слишком много сил тратится на пробивание стен головой, что неправильно, но логично. И потому тянул Киску на все тусовки и во все проекты, куда приглашали меня. Я практически ввёл её в свою жизнь: творческую и личную.
И вот оказалось, что это маленькое, с виду наивное создание неожиданно стало там занимать очень много места. Причём, прежде всего, в личной. «А ты встретишь меня после английского?» — щебетала она в трубку мобильного телефона в понедельник. «Может, подвезёшь меня до работы?» — Это уже во вторник. «Пойдём со мной в магазин, ну, пожалуйста», — в среду. Если я говорил, что занят, то вынужден был выслушивать нудные обиды и такие долгие всхлипы, что казалось, слезы польются прямо из трубки мобильного телефона. Стоит ли говорить, что в итоге я сдавался. А в результате… в результате Киска вытесняла как имеющихся в наличии, так и потенциальных моих любовниц.
Говорят же, что все самое интересное в жизни мужчины происходит в промежутках между тем, когда он ушёл с работы, и когда пришёл домой. Мои промежутки стали очень короткими. И если я, положив глаз на новую танцовщицу, рассчитывал успеть перед тренингом задуть ей пару батманов, то теперь едва успевал честно провести репетицию.
Кроме того, Киска попала ко мне в дом, что и стало роковой ошибкой. А я даже не сразу в этом разобрался.
Мне всегда было удобнее приводить баб к себе, едва жена уезжала куда-нибудь с ребёнком отдыхать. Дома гораздо уютнее. Тут тебе и джакузи, и холодильник с едой, и хорошая выпивка… И я вам скажу! Любовницы уже должны мне только за то, что я превратился в домработницу. Меня не заставили взять в руки ни швабру, ни пылесос — ни родители, ни школа. Не смогла заставить жена (слава Богу, и не пыталась). Только армия и случайные связи могут сделать из мужчины уборщицу. После ухода любовницы из твоей квартиры ты берёшь в руки веник, пылесос и делаешь «все красиво». Потому что домработнице тоже нельзя доверять на все сто.
Со временем я превратился в настоящего специалиста по уборке. Мне впору читать лекции мужьям на эту тему. Я вот даже знаю, что после секса постельное бельё надо пылесосить. Волосы с тела сыплются во время этого дела гораздо интенсивней, чем во время обычного сна. И женщины, по каким-то неподвластным логике законам, догадываются о том, что делали на той или иной простыне. Поэтому прежде, чем кинуть её в стирку, проходился по ней пылесосом. Ведь в стиральной машине — я и это узнал — волосы никуда не деваются.
Словом, уже поднаторел в деле сокрытия улик, и, в основном, все всегда было более-менее нормально. К тому же бабы, появлявшиеся у меня дома, чаще стриптизерки, старались не оставлять после себя следов. Всё-таки я был ещё и их начальником, чего ради им создавать мне проблемы?
Но с Киской я стал прокалываться. Она почему-то везде оставляла свои волосы… Сейчас, спустя время, почти уверен, что она делала это специально. Как будто метила квартиру. Причём с воображением, со знанием дела и далеко идущими целями. Едва я успевал осознать, что надо собрать её длинные волосы с туалетного столика, как она меняла место их дислокации и оставляла на кухне. Но кто бы мог предположить, что они будут там?…
«Что ты делаешь? — мучил я Киску. — мне устраиваются скандалы. Я доказываю жене, что это её волосы. Хотя у неё стриженые и другого цвета, и она меня посылает с моими объяснениями!»
— Неужели ты думаешь, я специально? — ахала Киска и смотрела на меня честными и мокрыми глазами. — Ну… у меня просто лезут волосы. Вот посмотри — Я не виновата.
Когда человек тебе нравится, ему хочется верить. И я каждый раз думал, что сейчас обойду всю квартиру, всё проверю — ничего жена не найдёт.
И к тому её фатальному приезду из Египта в доме вообще всё было идеально прибрано. Я даже зачем-то проверил холодильник.
— Ну что?! — изрёк вернувшейся жене. — Довольна?! Никого здесь не было!
— Да? — ядовито поинтересовалась та. И полезла под кровать. — А это что?!
В её руке был клок длинных волос. В ту ночь она впервые ушла спать в соседнюю комнату.
…Почему бы уже тогда мне было не разгадать эти кошачьи манёвры?! Увы. Потихоньку убирая с поля соперниц, Киска оставалась основным игроком. И вела игру, не жалея сил и времени. Мало того, что мы трахались так часто, что у меня уже просто не хватало сил смотреть на других, так и возможности такой тоже не было. Она почти всё время была рядом. Нередко оставалась на программе в клубе, но так как смотреть одно и то же наскучивает, она просто сидела у меня в кабинете и читала книжки. Просто. Сидела… Просто. Читала. Ненавязчиво лишив меня «сексодрома», да и, вообще, мешая. Я заходил в кабинет позвонить — то жене, узнать чей-нибудь телефон; то друзьям, договориться о встрече, — а она все слушала. «Ты своей Леночке звонишь? Ну-ну…»; «Ты поедешь к друзьям? Вы там будете пить и 6лядей позовёте, знаю я вас…»
И приходилось брать её с собой к друзьям; и жить в постоянном нервном напряжении. А какая жизнь, когда заходишь в кабинет, где она сидит, а там уже истерика: «Зачем ты шлёпнул по заднице стриптизершу? Ты меня не любишь, так я и знала-а-а. Мяя-у-у-у-у-ууу…»
И когда она успела увидеть, что я это сделал?! Черт! Что интересно, я сам вытирал ей слезы и сопли, потому как верил, что её это действительно обижает. А разве ты хочешь обидеть близкого человека? Нет. И мои рефлексы начинали работать, как у собаки Павлова. Тебя «бьют» постоянно, ты не хочешь, чтобы это было, и ведёшь себя соответственно: лишь бы не было истерик у любимой. Потому что они тебя просто зае…вают. О занудах говорят, что им проще дать, чем объяснить, почему не хочешь этого делать. С женщинами, склонными к истерии, такая же история: проще вести себя так, как им нравится, чем терпеть их слезы. Женская истерика — сродни цунами. Она накатывает, ты не можешь убежать от неё, остановить её. Ты можешь только предотвратить её. Все остальные люди постепенно отходят от тебя, видя, что тебя сейчас накроет. Зачем же стоять рядом.
Неудивительно, что слухи о наличии у меня постоянной любовницы, с которой я появляюсь на людях, дошли до Лены. Но, может, один этот факт — появление на людях — ещё никак не скомпрометировал бы меня перед ней окончательно. Я мог бы отмазаться, сказав, что это моя коллега, секретарша, журналистка, да мало ли… Но, увы, то, что жена находила дома следы пребывания одной и той же чужой женщины, помноженное на то, что с одной и той же чужой женщиной меня многократно видели на людях, неизбежно вело к катастрофе.
— Я поняла, — однажды заявила Лена, — ты вытираешь об меня ноги. Я не хочу с тобою больше спать.
Что я мог ответить? Ничего! Только повернуться на бок и сделать вид, что сплю.
И мы стали спать… в соседних комнатах. С виду наша жизнь как будто не изменилась. Я приходил после работы домой, свет выключен, все спят. Когда просыпался поздним утром, дома уже никого. Это значило, что она уже увезла ребёнка в школу и ездит по своим делам. Я вставал, умывался, брился, ел и уезжал на радио. Как раз тогда, когда жена, забрав ребёнка, возвращалась домой. Вечером после радио сразу ехал в клуб. Пришёл домой ночью — свет выключен, все спят. С утра встаю — никого.
Так прошёл целый год.
Мы не стали врагами и по-прежнему уважали друг друга. Она, по всей видимости, ждала, что всё пройдёт, я перебешусь, успокоюсь и вернусь. Точнее, приползу на коленях и буду умолять о прощении. Но я тоже человек гордый. Ползти на коленях мне не хотелось — живот мешал. Я не раз предлагал помириться, типа, чего мы как малые дети, и приводил в своё оправдание цитату из Наполеона: «Женщина, изменяя мужчине, совершает преступление. Мужчина, изменяя женщине, совершает подвиг во имя любви». Но ничего не помогало.
И тут в жизни наступили кардинальные перемены. Мне предложили переехать в Москву и стать совладельцем клуба, что означало конец работе «на дядю». И, конечно, я согласился.
Но при этом — мы год не спали с женой. Ладно бы неделю, две, три. Но я ведь уже перестал понимать, есть у меня семья или нет. Если жена не готова меня простить, так что остаётся? Еду пытать счастья без неё. И когда дело с переездом окончательно решилось, сообщил ей, что переезжаю.
— А мы? — спросила Лена.
— Вы? Остаётесь здесь.
Я оставил им огромную квартиру и все деньги, что на тот момент заработал. Решил, что для себя заработаю ещё. Всё-таки еду в Москву! Поживу там пока в съёмной квартире. Сыну мы ничего не сказали. Он привык, что папа часто в разъездах, и только месяцев через восемь до него дошло, что папы слишком уж часто нет дома.
Мне тогда, да и сейчас, кажется, что в моём переезде в Москву с чужой бабой, без семьи, виновата и жена. Поведи она себя иначе, я бы не стал менять своих домашних на какую-то приблудную. Как же без них? Но тогда жена не смогла меня простить. И я не знал, сможет ли когда-нибудь. И потому самой собой вышло, что со мной поехала Киска. Ведь выходило, что теперь Ромочка уже холостой. Только оказалось, что и радоваться тут нечему.
У нас в институте был такой театральный этюд. Сидит собачка на цепи, лает на всех, укусить не может, цепь её держит. И собачка изо всех сил отчаянно рвётся с неё. И вдруг — цепь обрывается. А собака замирает. Она не знает, что делать. У неё цель была — сорваться с цепи. А когда сорвалась, поняла: цели-то больше нет, а окружающий мир пугает.
Так все и получилось.
Сорвавшись с цепи, я искал новую цель, но она всё уплывала.
Оказалось, что Киска просто выигрывала на контрасте: на том, чего у меня не было с женой. Скажем, Киска устраивала сцены ревности по пустякам, чего не позволяла себе Лена. С Леной было уютно и комфортно. Она понимала, что пьянки и бабы — антураж моей профессии. Пилить меня за это так же бессмысленно, как ругать цветной телевизор за то, что он не холодильник. Она выбрала меня и терпела, создавая мне положительный и спокойный тыл, при котором можно рваться в бой и работать. Может, порой делала это, стиснув зубы от обиды; но её умение молчать до последнего я, видимо, принимал за отстраненность.
С Киской же всё было наоборот: чуть что — сразу сцена, вопли воинствующих индейцев, летающие тарелки. И тебе кажется, что раз тебя так ревнуют, то, наверное, любят. Страсти-то вон как кипят. А что это за страсти — может, они часть истерического характера, желания отрезать меня от других баб или любовь, — сразу не разберёшь. Как в старом анекдоте:
«Дорогая, то, что мы с тобой принимали за оргазм, на самом деле было астмой».Ещё одним обстоятельством, помогшим Киске попасть «в десятку», было то, что я к тому времени уже достаточно разбогател и прославился. Но моя супруга, прошедшая со мной огонь, воду и медные трубы, не торопилась транжирить мои успехи: «Ведь нам с тобой было хорошо, и когда не было денег. Мы проехали автостопом всю Европу и не умрём, если сейчас полетим в поездку не бизнес-классом, а экономом». Она не спешила просить подарки, хотя мы уже могли позволить себе практически все. Наверное, ей хотелось дорогих шмоток, какая баба их не хочет, но хватало выдержки отказывать себе ради семьи. И ради будущего, ведь не всегда я смогу держать такой бешеный темп, а есть-то всегда нужно. И желательно, три раза в день.