Страница:
Дома Вася взял меня на руки.
– Придерживай ей головку, – сказала мама.
– Хорошо, – согласился Вася и взял меня за голову, отпустив ноги. – А голова у нее тяжелее, чем ноги.
– Правильно, – кивнула мама. – Поэтому нужно следить, чтобы она не упала. Падать она будет головой вниз, а это очень опасно, у нее еще родничок открыт.
– Всем головой вниз падать опасно, – заметил Вася. – Не только младенцам. А что такое родничок?
Мама взяла Васину руку и положила на мою голову.
– Чувствуешь? Пульсирует.
– Чувствую. – Вася держал руку и даже боялся дышать. – Это как сердце, только быстрее стучит.
Одну руку он держал на моей голове, а вторую положил себе на грудь. Мне кажется, в этот момент я его и полюбила. Мы стучали одновременно. А еще Вася очень ласково погладил меня по животику.
Я тогда ничего не понимала, но все чувствовала. Когда меня брал на руки папа, я знала, что он меня немножко боится и не знает, что со мной делать. То есть знает, конечно, но все равно боится.
– Кто придумал эти ползунки? – ругался папа, пытаясь разобраться с застежками. – Почему они на спине застегиваются?
– Это удобно, – отвечала мама, – не надо все снимать. Просто на попе расстегни.
– Здесь слишком много кнопочек. – Папа пытался застегнуть ползунки. Не получалось.
– Это не перед, а зад. – Мама забрала меня. – Видишь, здесь рисунок.
– Там тоже рисунок, – не унимался папа. – Как он запахивается? Направо или налево?
– Не знаю. Я застегиваю и все, – ответила мама.
Когда на руки меня берет мама, я успокаиваюсь – мама ничего никогда не боится и все про меня понимает. И про Васю тоже. А даже если не понимает, то чувствует. Как и что нужно сделать.
Когда я только родилась, мама подолгу сидела над моей кроваткой и внимательно меня рассматривала. Папа тоже.
– Только не нос бабы Хаси, только не нос бабы Хаси, – шептала мама, – больше ни о чем не прошу. Нет, еще одно – только не подбородок тети Шуры. Пожалуйста.
Баба Хася и тетя Шура не смогли выйти замуж, потому что у одной был выдающийся нос, а у другой – мужской волевой подбородок. Эти фамильные черты в комплекте доставались по наследству всем мужчинам по линии папы, а женщинам выпадало что-то одно – или нос, или подбородок. И если мужчины в папином роду женились рано и не испытывали недостатка в избранницах, то женщины все как одна страдали. В неудачном или позднем замужестве были виноваты или баба Хася, или тетя Шура. Их фотографии, кстати, в семейном архиве не сохранились и рассказы о выдающемся носе и подбородке передавались из уст в уста через поколения, так что сравнить, насколько длинным был нос бабы Хаси и насколько мужественным подбородок тети Шуры было невозможно.
Однажды одна из троюродных племянниц папы, Катечка, которой достался нос бабы Хаси, решилась на пластическую операцию. Нос она пожелала не просто укоротить, а сделать курносым. Катечку после операции родственники демонстративно перестали узнавать, как будто она совершила страшное преступление. Особенно Катечке и ее маме, которая была виновна в том, что не отговорила дочь от операции, доставалось от пожилых тетушек и бабушек – в старости они все как одна страдали Альцгеймером, но очень выборочно, только в те моменты, когда им этого хотелось. А в обычной жизни сохраняли ясность ума и разумный скепсис.
– Кто это? – спрашивала одна из тетушек, тыча пальцем в Катечку.
– Тетя, это я, Катя, – понуро отвечала Катя.
– Тебя бросил муж, что ты так выглядишь? – интересовалась тетушка, сверкая глазами и готовя очередную язвительную фразу.
Дело было в том, что Катечку действительно бросил муж. Прямо после операции. Ушел к другой, носатой, как рассказывала Катечкина мама.
Катя начинала подхлюпывать новым носом, который ей совершенно не шел.
– Перестань страдать, – строго одергивала ее тетушка. – Я тебе скажу за твоего мужа. У него был не подбородок, а индюшачий зоб. А мужчина без подбородка – это диагноз. Не удивлюсь, если он и в постели ничего не мог.
– Тетя!!! – стонала Катечка.
– А что я такого сказала? И что, твой новый нос сделал тебя счастливой? У тебя появился мужчина, который его оценил?
– Нет, – отвечала Катечка.
– И не появится, – подводила итог тетушка.
– Хорошо, что Хасечка не видит этого позора, – поддакивала другая тетушка, – наверняка в гробу перевернулась.
– Я тебя умоляю! – восклицала первая тетушка. – Если бы в те годы делали такие операции, Хася бы первая поскакала. А Катька не только носом в Хасю пошла, но и мозгами. Дура. Была б умнее, вышла бы замуж за этого... как его... Леву. Такой был мальчик!
– Тетя, мы дружили, когда нам было по десять лет! Лева давно в Америке и у него трое детей! – Катя чуть не плакала.
– Вот! А ты сидишь с новым носом у себя в старой квартире! И муж тебя с носом оставил! – захихикала собственной шутке тетя.
Катя ушла страдать на кухню.
– А что у Симы и Васи от меня? – спросила мама папу.
– Ну, форма стопы, – ответил папа.
– И все?
– Да, прости.
– Но у нее нет ни вашего носа, ни подбородка!
– Они лет в десять начинают расти, – сообщил папа.
Мама решила, что мне полезно плавать в ванне, а чтобы я не утонула, купила специальную шапочку с пенопластом. Шапочка называлась «Русалочка», но я в ней больше была похожа на игрока в водное поло.
– Не надо, – просил папа, глядя, как мама таскает меня за завязки от шапочки от одного края ванны к другому. – Осторожно, пожалуйста. Она воды нахлебается. Ей не нравится.
– А мне кажется, нравится, – отвечала мама и рукой делала волну.
Я еще не умела изображать на лице эмоции, а мама с папой не научились определять, хорошо мне или плохо, поэтому ошибались. На самом деле мне было страшно. Я ведь не умела ни сидеть, ни стоять, ни даже плавать. Шапочка была мне велика, а одна завязка почти оторвалась. К тому же папа делал воду все время горячую, чтобы я не замерзла, а мама – холодную, чтобы я закалялась. Я хотела им сказать, чтобы они попробовали сами так поплавать – с пенопластом на голове и при разных температурных режимах, когда не знаешь, то ли тебя в кипяток засунут, то ли в ледяную воду. Но не могла.
Вообще у взрослых бывают навязчивые идеи.
Вот папа, например, на всех игрушках показывает мне глазки.
– Покажи, где у мишки глазки? А у киски где глазки? А у Симы где глазки? – каждый день просит он.
Эти глазки мне уже порядком надоели. Он же и сам знает, где у кого глаза. Зачем показывать? К тому же у меня еще не все в порядке с координацией движений, и я просто боюсь ткнуть себе пальцем в глаз.
– Отстань от нее, – приходит мне на выручку мама.
– Хорошо, – вздыхает папа и замолкает на целую минуту, после чего в новом порыве принимается спрашивать: – А где у мишки носик? А у Симы где носик?
– Скажи «Вася», ну скажи – «Ва-ся», – требует брат и забирает у меня соску. – Скажи «Вася», тогда отдам.
– Вася, перестань. Она все равно не скажет, – заступается за меня мама.
– А вдруг? Я ее буду дрессировать.
– Дрессируют животных, а она ребенок.
– Какая разница? Детей, как животных, учат. Ты мне разрешаешь на компьютере поиграть, если я музыкой позанимаюсь. В чем разница?
– Животных с помощью еды дрессируют.
– Ну да, метод кнута и пряника, я знаю. Сима, хочешь пряник? Тогда скажи «Вася».
Я начинаю ныть.
– Отстаньте все от ребенка! – кричит мама и тут же принимается бегать за мной с расческой.
– Сима, давай сделаем хвостики. Ой, эти резиночки не подходят, давай другие. Подожди. Куда ты убежала? А хвостики? Давай причешу! Давай косички заплету!
– Симе нужно подстричь ногти, – объявил папа. – Она меня поцарапала.
– Помоги мне, она вырывается, – попросила мама.
Папа держал меня на руках, мама включила телевизор и дала в одну руку пульт, который, вообще-то, мне никогда не дают – я его облизываю.
Я вырвалась и заныла.
– Сима, сиди спокойно, – велела мама.
– Ты ей руку сильно сдавливаешь, ей больно, наверное, – проговорил папа.
– Мама еще до мяса все состригает, – пожаловался Вася. – Я после ее подстригания даже наклейку не могу оторвать. С ногтями удобнее.
– Вася, ты мальчик. У мальчиков не может быть ногтей, – сказала мама.
– Тогда и волосы мне подстриги, раз я мальчик. Ты уже родила себе девочку, вот ей и отращивай волосы.
– Мне нравится твоя прическа, – возразила мама.
– А дети имеют право решать? – поинтересовался Вася.
– Когда вырастешь, делай что хочешь, – отрезала мама. – Кстати, а что ты хочешь?
– Даже боюсь сказать. Когда я стал мечтать о собаке, появилась Сима. С желаниями нужно быть очень осторожным.
Вася всегда хотел собаку. Но папа сказал, что если уж и заводить того, к кому нужно вставать ни свет ни заря, кормить и воспитывать, выводить на прогулку, делать прививки, то тогда лучше заводить девочку. Так «завелась» я, а Вася лишился собаки. Хотя нет, собаку ему завела на даче бабушка – японского хина по имени Веня. Бабушку заводчики предупредили: собака породистая, с непростым характером. На Веню нельзя кричать, нельзя наказывать и воспитывать, а то он обидится, будет страдать и может, чего доброго, сделать себе харакири. Бабушка недобро улыбнулась... Она делала все возможное, чтобы Веня поступил как настоящий японец, – тыкала его носом в лужу на коврике, шлепала газетой, кричала: «Фу, сволочь, я сказала!» Но Веня полюбил свою хозяйку раз и навсегда и радостно лизал ей лицо, стоило бабушке замешкаться. «Твою мать, убью, скотина!» – кричала бабушка, когда Веня писал на ее подушку, и пес радостно вилял хвостом и подпрыгивал от восторга. Еще ему нравилось подходить к бабушке, когда та стояла у плиты, и тереться о ее ногу. Бабушка каждый раз вскрикивала от неожиданности, обжигалась сковородкой или роняла горячий чайник, обваривалась маслом или кипятком... Под грохот, мат и вопли Веня начинал лаять. Он считал, что это такая игра. Бабушка несколько раз пыталась уронить на него чайник, но все время промахивалась, и чайник падал не псу на голову, как она хотела, а ей на ногу.
Нет, вообще-то она любит животных. Мама рассказывала, что раньше на даче жила кошка Дуся. Она влюбилась в местного ничейного кота и приводила его к бабушке «питаться». Кот стоял около яблони и делал вид, что он тут ни при чем. А Дуся не подходила к своей миске и громко мяукала.
– Не дам! – кричала ей бабушка.
– Мяу! – отзывалась Дуся.
– Пусть мышей ловит! – орала бабушка.
– Мяу! – не соглашалась Дуся.
Бабушка отрезала кусок колбасы и бросала под яблоню. Кот вальяжно подходил и начинал есть, как будто делал одолжение.
– Сволочь, – говорила ему бабушка, – дармоед. Альфонс.
– Мяу, – повторяла Дуся и только после этого подходила к своей миске.
А потом кот пропал.
Дуся сначала ждала его под яблоней, а потом исчезла. Бабушка обегала всю деревню, разыскивая кошку.
Дуся появилась, когда бабушка уже перестала ее ждать. Кошка сидела на коврике перед дверью и тихонько плакала: «Мяу, мяу». Бабушка кинулась к ней, хотела схватить и уже в самый последний момент поняла, что Дуся беременна и вот-вот должна родить.
– Дусенька, что же делать? – запаниковала бабушка.
Дуся прошла в дальнюю комнату и легла в теплый угол, рядом с печкой. Она уже не плакала, а стонала: «Мяу, мяу, мяу». Бабушка металась по дому в поисках коробки, газет... Ничего не нашла. Схватила свою ночную рубашку, халат, разорвала на куски и бросила в угол.
– Мяу, – сказала Дуся и забралась на тряпки.
Полночи бабушка принимала роды у кошки. Выходила только покурить. Утром она разбудила соседа – местного алкоголика и мастера на все руки.
– Дуся родила. Найдешь мне хозяев для четырех. В хорошие руки. Понял?
Сосед решил, что больше не будет так напиваться. У бабушки был такой вид и взгляд, что он не рискнул ничего сказать, только кивнул, хотя не сразу понял, кто кого родил.
Когда он пришел с новостью, что пристроил троих из четверых, Дуся лежала в том же углу и кормила котят.
– Да давай я четвертого утоплю, – предложил сосед.
– Я тебя сейчас сама утоплю, – сказала бабушка и стала наступать на соседа.
Он перепугался не на шутку.
– Ладно, ладно, найду я...
Котят пристроили в «хорошие руки». А Дуся... Оклемалась после родов и пропала. Уже навсегда. Бабушка была уверена, что она пошла искать своего кота.
Бабушкины соседи справа называют ее Гринпис. Она спасла их морскую свинку.
Дело было летом. Бабушка ехала с соседями на дачу, и мальчик, их сын, держал на коленях клетку с морской свинкой, которую тоже вывозили на свежий воздух. В дороге от солнцепека и духоты свинке стало плохо. Бабушка сказала, что животное нужно обложить льдом. В придорожном «Макдоналдсе» был куплен большой стакан кока-колы, из которого выловили лед и вывалили его на свинку, которая уже хрипела в своей клетке. Но легче ей не стало, она задрыгала лапами в конвульсиях. Тогда бабушка решила, что вместо льда надо использовать прохладную воду, дабы избежать переохлаждения. Дело в том, что моя бабушка обладает харизмой – ее слушают все, вне зависимости от того, что она говорит. Послушали и в этот раз – налили в стакан воды и запустили в него свинку. Свинка, естественно, перестала дышать. Сын соседей рыдал в истерике над бездыханным тельцем. Соседка ругалась с мужем. Тот был готов убить всех. Бабушка вздохнула и принялась делать свинке искусственное дыхание. Каким-то мистическим образом ей удалось откачать бедное животное. Свинья, как называет ее бабушка, жива до сих пор, правда, так и не избавилась от непроизвольных конвульсий.
Так вот про Веню. Его отдали назад заводчикам, потому что у Васи нашли глистов. А глисты – от собаки. Врач сказала, что пролечить нужно всех. У бабушки случилась натуральная истерика – ее любимый внук заразился, можно сказать, по ее вине и теперь не ест, мучается животом и рвотой.
– Убью скотину, – повторяла она, замышляя убийство хина. – А Васе скажем, что он под машину попал.
– Не надо, надо отвести к ветеринару, – предложила мама.
– Проще убить. Непредумышленно, – настаивала бабушка – поклонница детективов, где в сюжете всегда есть нераскрытое убийство.
Нет, она не утопила Веню в реке и не подвесила на яблоне, как обещала. Ругаясь матом, она зажимала его между колен, раскрывала насильно пасть и всовывала таблетки. И только после того, как он выздоровел, вернула заводчикам.
Наверное, мой рассказ покажется сумбурным, и я буду перескакивать с темы на тему, но, во-первых, я – младенец и не могу долго думать об одном, у меня еще внимание рассеянное, а во-вторых, у нас такая жизнь. У самой голова кругом идет.
Про бабушку мне еще хочется рассказать. Например, у мамы, когда она забирает Васю от бабушки и проводит с ней полчаса, еще долго дергается глаз. А когда мама рассказывает папе про бабушку, то вообще заикаться начинает.
– Вася, не тупи, запоминай карты! У тебя на руках валет крестовый, десятка бубновая и козырной туз! – закричала бабушка.
– Как ты узнала? – вытаращив глаза, спросил Вася.
– Чего тут знать? На рубашке туза загиб, вальта ты у меня взял, ну что ты как младенец? Даже неинтересно! Смотри, ты сейчас пойдешь с девятки, я отобью дамой, ты мне подбросишь свою даму, я отобью тузом. И все – считай, ты в пролете.
Мама приехала за Васей. Они с бабушкой сидели в беседке и резались в дурака. На столе были рассыпаны монеты.
– Я же просила – только не на деньги! – закричала мама.
Бабушка затушила сигарету, как школьница, которую застукали родители, и спрятала карты под стол. Вася подскочил и заслонил своим тщедушным подростковым тельцем стол с картами.
– Не могла позвонить, что подъезжаешь? – буркнула бабушка.
– Мама, на интерес играют только фраеры, – сказал Вася. – Мы в обычного дурака играем, даже не в подкидного, а сегодня вечером мы у соседей в преферанс играем.
– Вот ты трепло, – возмутилась бабушка. – Я же тебя просила!
– Ты опять за старое? Ты же мне обещала не втягивать ребенка в азартные игры! – застонала мама, отбирая у Васи карты.
– Хватит нудить, – оборвала ее бабушка. – Мы на коньяк играем. Двадцатилетний. Армянский.
– Мама, я не могу сейчас уехать, – серьезно сказал Вася. – Я должен прийти к соседям и сказать, что бабушке пора уходить меня спать укладывать. Тогда она успеет выиграть коньяк и ее не заставят отыгрываться. А мне она отдаст двести рублей, как пододеяльнику.
– Подельнику, – автоматически поправила мама.
– Ну да, подельнику, – продолжал Вася. – Если я не приду, бабушку с коньяком не выпустят. И я буду в пролете.
– Никаких преферансов, пролетов и коньяка! Мы уезжаем! – закричала мама.
– Вот она всегда все испортит, – проворчала бабушка.
– Ага, – согласился Вася. – Она еще английским может все настроение испортить.
– Теперь ты понимаешь, почему она не играет, как мы? – сказала бабушка.
– Да, теперь понимаю. Она не может просчитывать будущее и искать выгоду. Мама вообще считать не умеет – даже мою математику проверить не может, – сказал Вася.
– Васенька, когда я была такой, как ты, маленькой, моя мама, твоя бабушка, очень часто играла. Она могла проиграть все – деньги, все вещи, даже квартиру. Она не очень честно играет, мухлюет. Ее учил играть известный карточный шулер. Шулер – это такой карточный профессионал. Понимаешь, я запрещаю тебе играть, не потому что я такая злая, а потому что, когда у нас были тяжелые времена, наша с твоей бабушкой жизнь зависела от того, выиграет она или проиграет. Это очень страшно. Ее даже в тюрьму могли посадить. Я не хочу, чтобы ты пошел в нее, – объясняла мама Васе в машине по дороге домой.
– Круто! – отозвался Вася. – А бабушка выигрывала или проигрывала?
– Как правило, выигрывала. Почти всегда, – призналась мама. – Я приходила в назначенное время и вытаскивала ее из-за стола, чтобы ее не заставили отыграться.
– И много денег было? – уточнил Вася.
– Иногда много.
– А тебе сколько полагалось? Тоже двести рублей?
– Нисколько. Я не просила.
– Ну и зря. Все-таки ты, мама, ничего в делах не понимаешь. В следующий раз у бабушки надо будет пятьсот просить, как постоянному пододеяльнику, – решил Вася.
У нашей мамы действительно плохо с математикой. Хуже только у папы. Мама хоть в столбик считать умеет, а папа сразу стонать начинает. Вася привык, что с математикой ему никто помочь не может, но иногда все равно просит.
Однажды они решали задачу про склад с ящиками канцтоваров, которые никак не делились на нужное число школ. Мама сразу сочинила стишок: «Маркеры, скрепочки, звездочки в ряд, на складе забыли отряд октябрят». Но Вася не оставляет попытки развить в маме логическое мышление.
– Мам, а ты помнишь таблицу умножения на девять? – спросил Вася.
– Нет, не помню, – ответила мама.
– Мам, выучи, в жизни пригодится, – сказал он.
– Я не запоминаю цифры, – призналась мама.
– Смотри, я тебе прием покажу. Дай мне свои руки. На левой загибаешь палец, на который нужно умножать. Если на два – то указательный, на три – средний. И слева на пальцах у тебя остаются десятки, а справа единицы. Поняла?
Вася загибал маме пальцы и смотрел так ласково и нежно, что она сразу растаяла, заулыбалась и полезла к нему сюсюкаться и обниматься.
– Вась, а ты еще кому-нибудь этот трюк с пальцами показывал? – спросила мама.
– Да, Алисе. Мы тогда сдавали таблицу на девять, а она никак не могла после пяти запомнить.
Алиса любит Васю преданно и нежно. Мальчики – они все-таки странные, ничего не понимают в чувствах. Вася, сам того не осознавая, применил безотказный прием соблазнения – взяв руки девочки в свои, ласково загибал пальчики и говорил непонятные слова про цифры. Конечно, Алиса растаяла. Любая девочка бы растаяла.
– Ладно, мама, теперь задача на логику. Соберись, как на экзамене, – строго сказал Василий.
– Вась, может, не надо? – Мама явно собиралась удрать.
– Надо. Как сто восемьдесят восемь разделить на два поровну так, чтобы получилось сто? – спросил Вася.
– Никак, – сразу ответила мама.
– Мама, подумай. Включи логику.
Мама билась над задачей минут пятнадцать, пока не сел ее мобильный телефон, в котором она измучила калькулятор.
Вася ходил кругами вокруг нее и смотрел строго, как экзаменатор, тяжело вздыхая.
– Все, Вась, я сдаюсь. И вообще мне в туалет надо, – сказала мама.
– Только телефон оставь на столе, а то ты папе начнешь звонить за подсказкой.
Такая мысль у мамы действительно была. Только звонить она собиралась не папе, а своей подруге, которая окончила физмат-школу.
Решение потрясло не только маму, но даже ее подругу, которой мама потом все-таки позвонила и задала эту задачу. Вася взял ручку и провел линию поперек цифры. Восьмерки превратились в нолики.
– Вась, это бред полный, – обиженно сказала мама.
– Это, мама, логика, – объяснил Вася.
– Нет, давай поспорим...
– После экзамена кулаками не машут. Нам так учительница говорит. Как ты вообще начальную школу окончила? – удивился Вася.
Впрочем, экзамен по окружающему миру, который Вася будет сдавать, мама тоже завалила бы. Она не может отметить на контурной карте Транссибирскую магистраль на участке от Екатеринбурга до Владивостока, что требуется от ученика четвертого класса. И лезет в Гугл, чтобы узнать название города, расположенного на Тихом океане, на берегах бухты Золотой Рог. И сказать, как называют военачальника ордынцев, тоже не может.
– Мама, а дети бывают умнее своих родителей? – спросил Вася осторожно.
– Очень часто. Так должно быть. Это называется эволюция, – ответила мама.
– А-а-а. Тогда ладно. А то я начал беспокоиться.
Мне очень хочется пойти поскорее в школу. Мама обещает меня отдать в шесть лет, как и Васю, потому что у нее «сил никаких нет с нами». Иногда она произносит фразу, которую ни я, ни Вася не понимаем.
«Васю – в Суворовское училище, а Симу – в Вагановское. И все!» – говорит она мечтательно. Папа смотрит на нее с ужасом.
В школе – очень интересно. Правда, мама, когда узнает подробности школьной жизни Васи, впадает в ступор.
– Какой у тебя адрес электронной почты? – спросил маму Вася.
– Зачем тебе? – удивилась она.
– Надо «Вконтакте» зарегистрироваться.
– «Вконтакте»? Не рановато ли?
– У нас там полкласса сидит.
Мама не верила. Считала, что они еще маленькие. Но Вася говорил правду – у них не только полкласса, еще и учителя «Вконтакте» сидят. Вася зарегистрировался. А мама залезла на его страницу, чтобы смотреть сериал «Доктор Хаус», и прочитала Васины сообщения. После этого она несколько дней мучилась бессонницей от разных мыслей.
У Васи есть друг – мальчик Даня с нежным звонким голоском. Солист в хоре. Его обожает учительница музыки. Он так проникновенно поет «Мама – первое слово в каждой судьбе», смотрит влажными от слез глазами, покачивает головой в такт, что все рыдают. Так вот этот мальчик в графе «Семейное положение» совершенно брутально указал: «Есть подруга, но свободен». Как оказалось, подруга – их одноклассница Даша. Девочка – почти самая маленькая по росту в классе, из-за чего ее регулярно принимают за первоклашку. «Жизнь и чувства смешались – получилась каша из эмоций и слез. Живу воспоминаниями. Он ее поцеловал и разбил мне сердце. Я его люблю. Пусть будет с ней, если ему хорошо». Даша написала это на своей страничке, которую мама, конечно же, не удержалась и прочитала.
– Когда они пишут сочинение про летний день в лесу или изложение про спасенную собачку, то вроде как маленькие. А тут вдруг читаешь такой текст и чувствуешь себя... придурковатой мамашей, которая спрашивает у великовозрастного сына, не забыл ли он надеть шарф. Какие собачки? Какой летний день? Эти дети только в классе дебилами прикидываются, а на самом деле умеют выражать свои мысли так, как даже я не могу, – шептала ночью мама папе.
Потом уже мама сидела «Вконтакте», а не Вася. Выяснила, что Антон, Васин одноклассник, любит смотреть сериалы «Воронины», «Букины», а также является поклонником передачи «Давай поженимся», потому что там «можно встретить свою любовь на всю жизнь». Надо при этом видеть Антона. Он с мою маму ростом, и если его спросить, как дела, не тем тоном, то он кидается в драку. Его мама говорит, что Антоша – ласковый, нежный, трепетный мальчик. Да, он бьет других детей, но потом сам страдает очень и плачет оттого, что сломал мальчику из старшего класса нос или руку. Никто в это не верит, и все, включая взрослых, стараются обходить Антошу стороной. А Антоша, оказывается, верит в любовь.
Лучше бы мама не открывала страницу Насти, которая одно время была влюблена в Васю. «Как дела?» – написал ей Вася. «Была в роддоме. Все прошло хорошо», – ответила девочка. Минуту мама тупо смотрела в экран, и я тоже, сидя у нее на коленях. Потом в мамином мозгу забрезжило сознание – они еще маленькие, дети. Настина мама ходила беременная. Наверное, родила, а Настя ездила ее встречать. Но эта минута стоила моей маме седых волос.
– Вася, я читала твои сообщения «Вконтакте», – призналась мама.
– Ну и что? Узнала что-нибудь новое для себя? – Вася даже не моргнул глазом.
– В общем, да, – призналась мама.
– Я за тебя рад, – ответил Вася. – Тот, кто владеет информацией, владеет миром.
– Ну да... А мне больше нравится выражение «Меньше знаешь – крепче спишь».
Когда Алиса стала звонить Васе каждый день, мама решила, что это – первая любовь. Оказалось, что мама Алисы, с которой они столкнулись около школы, тоже так думала. Они поумилялись, вспомнили свои первые любови, посмеялись и решили не вмешиваться...
– Придерживай ей головку, – сказала мама.
– Хорошо, – согласился Вася и взял меня за голову, отпустив ноги. – А голова у нее тяжелее, чем ноги.
– Правильно, – кивнула мама. – Поэтому нужно следить, чтобы она не упала. Падать она будет головой вниз, а это очень опасно, у нее еще родничок открыт.
– Всем головой вниз падать опасно, – заметил Вася. – Не только младенцам. А что такое родничок?
Мама взяла Васину руку и положила на мою голову.
– Чувствуешь? Пульсирует.
– Чувствую. – Вася держал руку и даже боялся дышать. – Это как сердце, только быстрее стучит.
Одну руку он держал на моей голове, а вторую положил себе на грудь. Мне кажется, в этот момент я его и полюбила. Мы стучали одновременно. А еще Вася очень ласково погладил меня по животику.
Я тогда ничего не понимала, но все чувствовала. Когда меня брал на руки папа, я знала, что он меня немножко боится и не знает, что со мной делать. То есть знает, конечно, но все равно боится.
– Кто придумал эти ползунки? – ругался папа, пытаясь разобраться с застежками. – Почему они на спине застегиваются?
– Это удобно, – отвечала мама, – не надо все снимать. Просто на попе расстегни.
– Здесь слишком много кнопочек. – Папа пытался застегнуть ползунки. Не получалось.
– Это не перед, а зад. – Мама забрала меня. – Видишь, здесь рисунок.
– Там тоже рисунок, – не унимался папа. – Как он запахивается? Направо или налево?
– Не знаю. Я застегиваю и все, – ответила мама.
Когда на руки меня берет мама, я успокаиваюсь – мама ничего никогда не боится и все про меня понимает. И про Васю тоже. А даже если не понимает, то чувствует. Как и что нужно сделать.
Когда я только родилась, мама подолгу сидела над моей кроваткой и внимательно меня рассматривала. Папа тоже.
– Только не нос бабы Хаси, только не нос бабы Хаси, – шептала мама, – больше ни о чем не прошу. Нет, еще одно – только не подбородок тети Шуры. Пожалуйста.
Баба Хася и тетя Шура не смогли выйти замуж, потому что у одной был выдающийся нос, а у другой – мужской волевой подбородок. Эти фамильные черты в комплекте доставались по наследству всем мужчинам по линии папы, а женщинам выпадало что-то одно – или нос, или подбородок. И если мужчины в папином роду женились рано и не испытывали недостатка в избранницах, то женщины все как одна страдали. В неудачном или позднем замужестве были виноваты или баба Хася, или тетя Шура. Их фотографии, кстати, в семейном архиве не сохранились и рассказы о выдающемся носе и подбородке передавались из уст в уста через поколения, так что сравнить, насколько длинным был нос бабы Хаси и насколько мужественным подбородок тети Шуры было невозможно.
Однажды одна из троюродных племянниц папы, Катечка, которой достался нос бабы Хаси, решилась на пластическую операцию. Нос она пожелала не просто укоротить, а сделать курносым. Катечку после операции родственники демонстративно перестали узнавать, как будто она совершила страшное преступление. Особенно Катечке и ее маме, которая была виновна в том, что не отговорила дочь от операции, доставалось от пожилых тетушек и бабушек – в старости они все как одна страдали Альцгеймером, но очень выборочно, только в те моменты, когда им этого хотелось. А в обычной жизни сохраняли ясность ума и разумный скепсис.
– Кто это? – спрашивала одна из тетушек, тыча пальцем в Катечку.
– Тетя, это я, Катя, – понуро отвечала Катя.
– Тебя бросил муж, что ты так выглядишь? – интересовалась тетушка, сверкая глазами и готовя очередную язвительную фразу.
Дело было в том, что Катечку действительно бросил муж. Прямо после операции. Ушел к другой, носатой, как рассказывала Катечкина мама.
Катя начинала подхлюпывать новым носом, который ей совершенно не шел.
– Перестань страдать, – строго одергивала ее тетушка. – Я тебе скажу за твоего мужа. У него был не подбородок, а индюшачий зоб. А мужчина без подбородка – это диагноз. Не удивлюсь, если он и в постели ничего не мог.
– Тетя!!! – стонала Катечка.
– А что я такого сказала? И что, твой новый нос сделал тебя счастливой? У тебя появился мужчина, который его оценил?
– Нет, – отвечала Катечка.
– И не появится, – подводила итог тетушка.
– Хорошо, что Хасечка не видит этого позора, – поддакивала другая тетушка, – наверняка в гробу перевернулась.
– Я тебя умоляю! – восклицала первая тетушка. – Если бы в те годы делали такие операции, Хася бы первая поскакала. А Катька не только носом в Хасю пошла, но и мозгами. Дура. Была б умнее, вышла бы замуж за этого... как его... Леву. Такой был мальчик!
– Тетя, мы дружили, когда нам было по десять лет! Лева давно в Америке и у него трое детей! – Катя чуть не плакала.
– Вот! А ты сидишь с новым носом у себя в старой квартире! И муж тебя с носом оставил! – захихикала собственной шутке тетя.
Катя ушла страдать на кухню.
– А что у Симы и Васи от меня? – спросила мама папу.
– Ну, форма стопы, – ответил папа.
– И все?
– Да, прости.
– Но у нее нет ни вашего носа, ни подбородка!
– Они лет в десять начинают расти, – сообщил папа.
Мама решила, что мне полезно плавать в ванне, а чтобы я не утонула, купила специальную шапочку с пенопластом. Шапочка называлась «Русалочка», но я в ней больше была похожа на игрока в водное поло.
– Не надо, – просил папа, глядя, как мама таскает меня за завязки от шапочки от одного края ванны к другому. – Осторожно, пожалуйста. Она воды нахлебается. Ей не нравится.
– А мне кажется, нравится, – отвечала мама и рукой делала волну.
Я еще не умела изображать на лице эмоции, а мама с папой не научились определять, хорошо мне или плохо, поэтому ошибались. На самом деле мне было страшно. Я ведь не умела ни сидеть, ни стоять, ни даже плавать. Шапочка была мне велика, а одна завязка почти оторвалась. К тому же папа делал воду все время горячую, чтобы я не замерзла, а мама – холодную, чтобы я закалялась. Я хотела им сказать, чтобы они попробовали сами так поплавать – с пенопластом на голове и при разных температурных режимах, когда не знаешь, то ли тебя в кипяток засунут, то ли в ледяную воду. Но не могла.
Вообще у взрослых бывают навязчивые идеи.
Вот папа, например, на всех игрушках показывает мне глазки.
– Покажи, где у мишки глазки? А у киски где глазки? А у Симы где глазки? – каждый день просит он.
Эти глазки мне уже порядком надоели. Он же и сам знает, где у кого глаза. Зачем показывать? К тому же у меня еще не все в порядке с координацией движений, и я просто боюсь ткнуть себе пальцем в глаз.
– Отстань от нее, – приходит мне на выручку мама.
– Хорошо, – вздыхает папа и замолкает на целую минуту, после чего в новом порыве принимается спрашивать: – А где у мишки носик? А у Симы где носик?
– Скажи «Вася», ну скажи – «Ва-ся», – требует брат и забирает у меня соску. – Скажи «Вася», тогда отдам.
– Вася, перестань. Она все равно не скажет, – заступается за меня мама.
– А вдруг? Я ее буду дрессировать.
– Дрессируют животных, а она ребенок.
– Какая разница? Детей, как животных, учат. Ты мне разрешаешь на компьютере поиграть, если я музыкой позанимаюсь. В чем разница?
– Животных с помощью еды дрессируют.
– Ну да, метод кнута и пряника, я знаю. Сима, хочешь пряник? Тогда скажи «Вася».
Я начинаю ныть.
– Отстаньте все от ребенка! – кричит мама и тут же принимается бегать за мной с расческой.
– Сима, давай сделаем хвостики. Ой, эти резиночки не подходят, давай другие. Подожди. Куда ты убежала? А хвостики? Давай причешу! Давай косички заплету!
– Симе нужно подстричь ногти, – объявил папа. – Она меня поцарапала.
– Помоги мне, она вырывается, – попросила мама.
Папа держал меня на руках, мама включила телевизор и дала в одну руку пульт, который, вообще-то, мне никогда не дают – я его облизываю.
Я вырвалась и заныла.
– Сима, сиди спокойно, – велела мама.
– Ты ей руку сильно сдавливаешь, ей больно, наверное, – проговорил папа.
– Мама еще до мяса все состригает, – пожаловался Вася. – Я после ее подстригания даже наклейку не могу оторвать. С ногтями удобнее.
– Вася, ты мальчик. У мальчиков не может быть ногтей, – сказала мама.
– Тогда и волосы мне подстриги, раз я мальчик. Ты уже родила себе девочку, вот ей и отращивай волосы.
– Мне нравится твоя прическа, – возразила мама.
– А дети имеют право решать? – поинтересовался Вася.
– Когда вырастешь, делай что хочешь, – отрезала мама. – Кстати, а что ты хочешь?
– Даже боюсь сказать. Когда я стал мечтать о собаке, появилась Сима. С желаниями нужно быть очень осторожным.
Вася всегда хотел собаку. Но папа сказал, что если уж и заводить того, к кому нужно вставать ни свет ни заря, кормить и воспитывать, выводить на прогулку, делать прививки, то тогда лучше заводить девочку. Так «завелась» я, а Вася лишился собаки. Хотя нет, собаку ему завела на даче бабушка – японского хина по имени Веня. Бабушку заводчики предупредили: собака породистая, с непростым характером. На Веню нельзя кричать, нельзя наказывать и воспитывать, а то он обидится, будет страдать и может, чего доброго, сделать себе харакири. Бабушка недобро улыбнулась... Она делала все возможное, чтобы Веня поступил как настоящий японец, – тыкала его носом в лужу на коврике, шлепала газетой, кричала: «Фу, сволочь, я сказала!» Но Веня полюбил свою хозяйку раз и навсегда и радостно лизал ей лицо, стоило бабушке замешкаться. «Твою мать, убью, скотина!» – кричала бабушка, когда Веня писал на ее подушку, и пес радостно вилял хвостом и подпрыгивал от восторга. Еще ему нравилось подходить к бабушке, когда та стояла у плиты, и тереться о ее ногу. Бабушка каждый раз вскрикивала от неожиданности, обжигалась сковородкой или роняла горячий чайник, обваривалась маслом или кипятком... Под грохот, мат и вопли Веня начинал лаять. Он считал, что это такая игра. Бабушка несколько раз пыталась уронить на него чайник, но все время промахивалась, и чайник падал не псу на голову, как она хотела, а ей на ногу.
Нет, вообще-то она любит животных. Мама рассказывала, что раньше на даче жила кошка Дуся. Она влюбилась в местного ничейного кота и приводила его к бабушке «питаться». Кот стоял около яблони и делал вид, что он тут ни при чем. А Дуся не подходила к своей миске и громко мяукала.
– Не дам! – кричала ей бабушка.
– Мяу! – отзывалась Дуся.
– Пусть мышей ловит! – орала бабушка.
– Мяу! – не соглашалась Дуся.
Бабушка отрезала кусок колбасы и бросала под яблоню. Кот вальяжно подходил и начинал есть, как будто делал одолжение.
– Сволочь, – говорила ему бабушка, – дармоед. Альфонс.
– Мяу, – повторяла Дуся и только после этого подходила к своей миске.
А потом кот пропал.
Дуся сначала ждала его под яблоней, а потом исчезла. Бабушка обегала всю деревню, разыскивая кошку.
Дуся появилась, когда бабушка уже перестала ее ждать. Кошка сидела на коврике перед дверью и тихонько плакала: «Мяу, мяу». Бабушка кинулась к ней, хотела схватить и уже в самый последний момент поняла, что Дуся беременна и вот-вот должна родить.
– Дусенька, что же делать? – запаниковала бабушка.
Дуся прошла в дальнюю комнату и легла в теплый угол, рядом с печкой. Она уже не плакала, а стонала: «Мяу, мяу, мяу». Бабушка металась по дому в поисках коробки, газет... Ничего не нашла. Схватила свою ночную рубашку, халат, разорвала на куски и бросила в угол.
– Мяу, – сказала Дуся и забралась на тряпки.
Полночи бабушка принимала роды у кошки. Выходила только покурить. Утром она разбудила соседа – местного алкоголика и мастера на все руки.
– Дуся родила. Найдешь мне хозяев для четырех. В хорошие руки. Понял?
Сосед решил, что больше не будет так напиваться. У бабушки был такой вид и взгляд, что он не рискнул ничего сказать, только кивнул, хотя не сразу понял, кто кого родил.
Когда он пришел с новостью, что пристроил троих из четверых, Дуся лежала в том же углу и кормила котят.
– Да давай я четвертого утоплю, – предложил сосед.
– Я тебя сейчас сама утоплю, – сказала бабушка и стала наступать на соседа.
Он перепугался не на шутку.
– Ладно, ладно, найду я...
Котят пристроили в «хорошие руки». А Дуся... Оклемалась после родов и пропала. Уже навсегда. Бабушка была уверена, что она пошла искать своего кота.
Бабушкины соседи справа называют ее Гринпис. Она спасла их морскую свинку.
Дело было летом. Бабушка ехала с соседями на дачу, и мальчик, их сын, держал на коленях клетку с морской свинкой, которую тоже вывозили на свежий воздух. В дороге от солнцепека и духоты свинке стало плохо. Бабушка сказала, что животное нужно обложить льдом. В придорожном «Макдоналдсе» был куплен большой стакан кока-колы, из которого выловили лед и вывалили его на свинку, которая уже хрипела в своей клетке. Но легче ей не стало, она задрыгала лапами в конвульсиях. Тогда бабушка решила, что вместо льда надо использовать прохладную воду, дабы избежать переохлаждения. Дело в том, что моя бабушка обладает харизмой – ее слушают все, вне зависимости от того, что она говорит. Послушали и в этот раз – налили в стакан воды и запустили в него свинку. Свинка, естественно, перестала дышать. Сын соседей рыдал в истерике над бездыханным тельцем. Соседка ругалась с мужем. Тот был готов убить всех. Бабушка вздохнула и принялась делать свинке искусственное дыхание. Каким-то мистическим образом ей удалось откачать бедное животное. Свинья, как называет ее бабушка, жива до сих пор, правда, так и не избавилась от непроизвольных конвульсий.
Так вот про Веню. Его отдали назад заводчикам, потому что у Васи нашли глистов. А глисты – от собаки. Врач сказала, что пролечить нужно всех. У бабушки случилась натуральная истерика – ее любимый внук заразился, можно сказать, по ее вине и теперь не ест, мучается животом и рвотой.
– Убью скотину, – повторяла она, замышляя убийство хина. – А Васе скажем, что он под машину попал.
– Не надо, надо отвести к ветеринару, – предложила мама.
– Проще убить. Непредумышленно, – настаивала бабушка – поклонница детективов, где в сюжете всегда есть нераскрытое убийство.
Нет, она не утопила Веню в реке и не подвесила на яблоне, как обещала. Ругаясь матом, она зажимала его между колен, раскрывала насильно пасть и всовывала таблетки. И только после того, как он выздоровел, вернула заводчикам.
Наверное, мой рассказ покажется сумбурным, и я буду перескакивать с темы на тему, но, во-первых, я – младенец и не могу долго думать об одном, у меня еще внимание рассеянное, а во-вторых, у нас такая жизнь. У самой голова кругом идет.
Про бабушку мне еще хочется рассказать. Например, у мамы, когда она забирает Васю от бабушки и проводит с ней полчаса, еще долго дергается глаз. А когда мама рассказывает папе про бабушку, то вообще заикаться начинает.
– Вася, не тупи, запоминай карты! У тебя на руках валет крестовый, десятка бубновая и козырной туз! – закричала бабушка.
– Как ты узнала? – вытаращив глаза, спросил Вася.
– Чего тут знать? На рубашке туза загиб, вальта ты у меня взял, ну что ты как младенец? Даже неинтересно! Смотри, ты сейчас пойдешь с девятки, я отобью дамой, ты мне подбросишь свою даму, я отобью тузом. И все – считай, ты в пролете.
Мама приехала за Васей. Они с бабушкой сидели в беседке и резались в дурака. На столе были рассыпаны монеты.
– Я же просила – только не на деньги! – закричала мама.
Бабушка затушила сигарету, как школьница, которую застукали родители, и спрятала карты под стол. Вася подскочил и заслонил своим тщедушным подростковым тельцем стол с картами.
– Не могла позвонить, что подъезжаешь? – буркнула бабушка.
– Мама, на интерес играют только фраеры, – сказал Вася. – Мы в обычного дурака играем, даже не в подкидного, а сегодня вечером мы у соседей в преферанс играем.
– Вот ты трепло, – возмутилась бабушка. – Я же тебя просила!
– Ты опять за старое? Ты же мне обещала не втягивать ребенка в азартные игры! – застонала мама, отбирая у Васи карты.
– Хватит нудить, – оборвала ее бабушка. – Мы на коньяк играем. Двадцатилетний. Армянский.
– Мама, я не могу сейчас уехать, – серьезно сказал Вася. – Я должен прийти к соседям и сказать, что бабушке пора уходить меня спать укладывать. Тогда она успеет выиграть коньяк и ее не заставят отыгрываться. А мне она отдаст двести рублей, как пододеяльнику.
– Подельнику, – автоматически поправила мама.
– Ну да, подельнику, – продолжал Вася. – Если я не приду, бабушку с коньяком не выпустят. И я буду в пролете.
– Никаких преферансов, пролетов и коньяка! Мы уезжаем! – закричала мама.
– Вот она всегда все испортит, – проворчала бабушка.
– Ага, – согласился Вася. – Она еще английским может все настроение испортить.
– Теперь ты понимаешь, почему она не играет, как мы? – сказала бабушка.
– Да, теперь понимаю. Она не может просчитывать будущее и искать выгоду. Мама вообще считать не умеет – даже мою математику проверить не может, – сказал Вася.
– Васенька, когда я была такой, как ты, маленькой, моя мама, твоя бабушка, очень часто играла. Она могла проиграть все – деньги, все вещи, даже квартиру. Она не очень честно играет, мухлюет. Ее учил играть известный карточный шулер. Шулер – это такой карточный профессионал. Понимаешь, я запрещаю тебе играть, не потому что я такая злая, а потому что, когда у нас были тяжелые времена, наша с твоей бабушкой жизнь зависела от того, выиграет она или проиграет. Это очень страшно. Ее даже в тюрьму могли посадить. Я не хочу, чтобы ты пошел в нее, – объясняла мама Васе в машине по дороге домой.
– Круто! – отозвался Вася. – А бабушка выигрывала или проигрывала?
– Как правило, выигрывала. Почти всегда, – призналась мама. – Я приходила в назначенное время и вытаскивала ее из-за стола, чтобы ее не заставили отыграться.
– И много денег было? – уточнил Вася.
– Иногда много.
– А тебе сколько полагалось? Тоже двести рублей?
– Нисколько. Я не просила.
– Ну и зря. Все-таки ты, мама, ничего в делах не понимаешь. В следующий раз у бабушки надо будет пятьсот просить, как постоянному пододеяльнику, – решил Вася.
У нашей мамы действительно плохо с математикой. Хуже только у папы. Мама хоть в столбик считать умеет, а папа сразу стонать начинает. Вася привык, что с математикой ему никто помочь не может, но иногда все равно просит.
Однажды они решали задачу про склад с ящиками канцтоваров, которые никак не делились на нужное число школ. Мама сразу сочинила стишок: «Маркеры, скрепочки, звездочки в ряд, на складе забыли отряд октябрят». Но Вася не оставляет попытки развить в маме логическое мышление.
– Мам, а ты помнишь таблицу умножения на девять? – спросил Вася.
– Нет, не помню, – ответила мама.
– Мам, выучи, в жизни пригодится, – сказал он.
– Я не запоминаю цифры, – призналась мама.
– Смотри, я тебе прием покажу. Дай мне свои руки. На левой загибаешь палец, на который нужно умножать. Если на два – то указательный, на три – средний. И слева на пальцах у тебя остаются десятки, а справа единицы. Поняла?
Вася загибал маме пальцы и смотрел так ласково и нежно, что она сразу растаяла, заулыбалась и полезла к нему сюсюкаться и обниматься.
– Вась, а ты еще кому-нибудь этот трюк с пальцами показывал? – спросила мама.
– Да, Алисе. Мы тогда сдавали таблицу на девять, а она никак не могла после пяти запомнить.
Алиса любит Васю преданно и нежно. Мальчики – они все-таки странные, ничего не понимают в чувствах. Вася, сам того не осознавая, применил безотказный прием соблазнения – взяв руки девочки в свои, ласково загибал пальчики и говорил непонятные слова про цифры. Конечно, Алиса растаяла. Любая девочка бы растаяла.
– Ладно, мама, теперь задача на логику. Соберись, как на экзамене, – строго сказал Василий.
– Вась, может, не надо? – Мама явно собиралась удрать.
– Надо. Как сто восемьдесят восемь разделить на два поровну так, чтобы получилось сто? – спросил Вася.
– Никак, – сразу ответила мама.
– Мама, подумай. Включи логику.
Мама билась над задачей минут пятнадцать, пока не сел ее мобильный телефон, в котором она измучила калькулятор.
Вася ходил кругами вокруг нее и смотрел строго, как экзаменатор, тяжело вздыхая.
– Все, Вась, я сдаюсь. И вообще мне в туалет надо, – сказала мама.
– Только телефон оставь на столе, а то ты папе начнешь звонить за подсказкой.
Такая мысль у мамы действительно была. Только звонить она собиралась не папе, а своей подруге, которая окончила физмат-школу.
Решение потрясло не только маму, но даже ее подругу, которой мама потом все-таки позвонила и задала эту задачу. Вася взял ручку и провел линию поперек цифры. Восьмерки превратились в нолики.
– Вась, это бред полный, – обиженно сказала мама.
– Это, мама, логика, – объяснил Вася.
– Нет, давай поспорим...
– После экзамена кулаками не машут. Нам так учительница говорит. Как ты вообще начальную школу окончила? – удивился Вася.
Впрочем, экзамен по окружающему миру, который Вася будет сдавать, мама тоже завалила бы. Она не может отметить на контурной карте Транссибирскую магистраль на участке от Екатеринбурга до Владивостока, что требуется от ученика четвертого класса. И лезет в Гугл, чтобы узнать название города, расположенного на Тихом океане, на берегах бухты Золотой Рог. И сказать, как называют военачальника ордынцев, тоже не может.
– Мама, а дети бывают умнее своих родителей? – спросил Вася осторожно.
– Очень часто. Так должно быть. Это называется эволюция, – ответила мама.
– А-а-а. Тогда ладно. А то я начал беспокоиться.
Мне очень хочется пойти поскорее в школу. Мама обещает меня отдать в шесть лет, как и Васю, потому что у нее «сил никаких нет с нами». Иногда она произносит фразу, которую ни я, ни Вася не понимаем.
«Васю – в Суворовское училище, а Симу – в Вагановское. И все!» – говорит она мечтательно. Папа смотрит на нее с ужасом.
В школе – очень интересно. Правда, мама, когда узнает подробности школьной жизни Васи, впадает в ступор.
– Какой у тебя адрес электронной почты? – спросил маму Вася.
– Зачем тебе? – удивилась она.
– Надо «Вконтакте» зарегистрироваться.
– «Вконтакте»? Не рановато ли?
– У нас там полкласса сидит.
Мама не верила. Считала, что они еще маленькие. Но Вася говорил правду – у них не только полкласса, еще и учителя «Вконтакте» сидят. Вася зарегистрировался. А мама залезла на его страницу, чтобы смотреть сериал «Доктор Хаус», и прочитала Васины сообщения. После этого она несколько дней мучилась бессонницей от разных мыслей.
У Васи есть друг – мальчик Даня с нежным звонким голоском. Солист в хоре. Его обожает учительница музыки. Он так проникновенно поет «Мама – первое слово в каждой судьбе», смотрит влажными от слез глазами, покачивает головой в такт, что все рыдают. Так вот этот мальчик в графе «Семейное положение» совершенно брутально указал: «Есть подруга, но свободен». Как оказалось, подруга – их одноклассница Даша. Девочка – почти самая маленькая по росту в классе, из-за чего ее регулярно принимают за первоклашку. «Жизнь и чувства смешались – получилась каша из эмоций и слез. Живу воспоминаниями. Он ее поцеловал и разбил мне сердце. Я его люблю. Пусть будет с ней, если ему хорошо». Даша написала это на своей страничке, которую мама, конечно же, не удержалась и прочитала.
– Когда они пишут сочинение про летний день в лесу или изложение про спасенную собачку, то вроде как маленькие. А тут вдруг читаешь такой текст и чувствуешь себя... придурковатой мамашей, которая спрашивает у великовозрастного сына, не забыл ли он надеть шарф. Какие собачки? Какой летний день? Эти дети только в классе дебилами прикидываются, а на самом деле умеют выражать свои мысли так, как даже я не могу, – шептала ночью мама папе.
Потом уже мама сидела «Вконтакте», а не Вася. Выяснила, что Антон, Васин одноклассник, любит смотреть сериалы «Воронины», «Букины», а также является поклонником передачи «Давай поженимся», потому что там «можно встретить свою любовь на всю жизнь». Надо при этом видеть Антона. Он с мою маму ростом, и если его спросить, как дела, не тем тоном, то он кидается в драку. Его мама говорит, что Антоша – ласковый, нежный, трепетный мальчик. Да, он бьет других детей, но потом сам страдает очень и плачет оттого, что сломал мальчику из старшего класса нос или руку. Никто в это не верит, и все, включая взрослых, стараются обходить Антошу стороной. А Антоша, оказывается, верит в любовь.
Лучше бы мама не открывала страницу Насти, которая одно время была влюблена в Васю. «Как дела?» – написал ей Вася. «Была в роддоме. Все прошло хорошо», – ответила девочка. Минуту мама тупо смотрела в экран, и я тоже, сидя у нее на коленях. Потом в мамином мозгу забрезжило сознание – они еще маленькие, дети. Настина мама ходила беременная. Наверное, родила, а Настя ездила ее встречать. Но эта минута стоила моей маме седых волос.
– Вася, я читала твои сообщения «Вконтакте», – призналась мама.
– Ну и что? Узнала что-нибудь новое для себя? – Вася даже не моргнул глазом.
– В общем, да, – призналась мама.
– Я за тебя рад, – ответил Вася. – Тот, кто владеет информацией, владеет миром.
– Ну да... А мне больше нравится выражение «Меньше знаешь – крепче спишь».
Когда Алиса стала звонить Васе каждый день, мама решила, что это – первая любовь. Оказалось, что мама Алисы, с которой они столкнулись около школы, тоже так думала. Они поумилялись, вспомнили свои первые любови, посмеялись и решили не вмешиваться...