Трауб Маша. О чем говорят младенцы

Маша Трауб
О чем говорят младенцы

   Счастье матери – когда все дети дома. И когда они спят.

Предисловие

   Если уткнуться носом в шейку ребенка, за ушком, глубоко вздохнуть и закрыть глаза, то на миг – очень короткий и одновременно бесконечный – можно ощутить то самое абсолютное счастье. Запах ребенка, младенца невозможно описать. Самый сладкий запах на свете. Он сильнее афродизиаков и мощнее адреналина. Ради этого запаха можно отдать жизнь, не задумываясь. Им хочется задохнуться. Я беру свою маленькую дочь на руки, осторожно трогаю ее льняные, как у всех младенцев, волосики, утыкаюсь в нее носом и умираю от счастья...
 
   Спать, спать, спать. Сделать маникюр. Не подходить к плите. Уехать далеко и почувствовать себя свободной. Молодой и красивой. Делать карьеру, флиртовать, пить вино и болтать с подружками. Купить новое белье, красивое платье с вырезом, туфли на высоких каблуках, покрасить волосы и сделать стрижку. Сесть на диету, потанцевать, сделать еще тысячу дел...
   Это то, чего хочет каждая женщина. А мать двоих детей, один из которых младенец, особенно. Дети – это счастье. И муж – тоже счастье. Но как иногда хочется забыть про сопли, какашки, растяжки, памперсы, уроки, тренировки, прививки, режим и правильное питание! Забыть, хоть на секунду, про ответственность, планирование, семейный бюджет, очередную сломанную стиральную машину, в которую ребенок засунул деталь от конструктора или игрушку, перегоревшие лампочки, которые не выдерживают удара мячом, коляску, санки, лыжи, сандалии с супинатором... Как же не хочется делать хвост – классическую прическу всех молодых мам, поскольку нет времени на укладку феном. Не хочется чистить ванную, мыть полы, колеса коляски, гладить школьную форму и смотреть в дневник, чтобы вспомнить, что класть на сменку – кроссовки или ботинки. Как же не хочется утром вставать и варить кашу, потом суп на обед и ехать в магазин, потому что все опять съели. Хочется уснуть вечером и проспать до утра – непрерывным, глубоким сном. Не выставлять с вечера на тумбочку рядом с кроваткой две бутылочки – с чаем и с йогуртом, три соски и два памперса. Не собирать по утрам портфель, не собранный с вечера. Не искать с утра потерянные перчатки, шапку и шарф, забытый в школе. Не вскакивать в семь утра, во сколько бы ни лег вечером. Не писать эсэмэски мужу: не забудь купить туалетную бумагу, потому что какие тут «люблю, целую», когда ребенок размотал последний рулон по всему дому.
   Почисти зубы, умойся, сиди ровно, ешь, я сказала, что получил в школе, почему опять дырка на штанах, где один ботинок, почему пиджак в портфеле, а не на тебе?
   Прогулка, обед, опять прогулка. Старые штаны и растянутый свитер, теплая куртка на два размера больше и растоптанные ботинки. И кажется, что это никогда не кончится. Ни-ког-да. И еще мама или свекровь, которая по телефону дает советы и говорит сокровенное: «Ты знала, на что шла, когда заводила детей». Или еще вот это: «А как мы вас растили? Руками стирали и без памперсов! И в двух местах работали!» Или еще вдогонку: «Что ты все время ноешь? Ты молодая и здоровая, а я старая и больная и то не ною». И бесконечные рассказы, как они толкли яичную скорлупу, купали нас в череде, заплетали косы и доставали пюре «Неженка», стоя в очередях.
   Беременным кажется, что они никогда не родят. И только вид мам с детьми успокаивает – они же родили, значит, и я смогу. Молодым мамам кажется, что дети никогда не вырастут и бессонным ночам не будет конца.
   Дети рождаются и вырастают. Очень быстро. Слишком быстро. То, от чего раньше рыдала, вспоминается со смехом и грустью. Грустью оттого, что счастливое время, когда прорезывание очередного зуба или колики были настоящей трагедией, прошло. Как быстро все забывается... Слишком быстро. И уже не помнишь тех мелочей, которым умилялась. Не помнишь первого слова, которое сказал ребенок. Или второго. Или первого предложения. Зато наступает время, когда ты говоришь: «Я мама», – и считаешь это главным своим достижением. Что на самом деле очень верно и правильно.
   Эта книга – про детей и родителей. Мне захотелось взглянуть на нашу семью глазами маленькой девочки – моей дочери, которая еще не умеет говорить. Захотелось посмотреть на нас ее глазами и улыбнуться. Вспомнить, какое это было счастье. Какая радость. Простая и бесхитростная, но – настоящая. Та радость, которую может принести только ребенок. Твой ребенок.

О чем говорят младенцы

   – Вася, посмотри за сестрой!
   – Не могу! Я занят!
   – А где она вообще?
   – Была на кухне!
   – Кто-нибудь видел ребенка? Кто-нибудь может присмотреть за ней? Сима! Сима! Брось сейчас же! Нет! Зачем ты банку бросила? Вася! Возьми ее, тут осколков полно! Сима! Нельзя! Что? Вася, ты палец порезал? Иди под водой холодной подержи и пластырем заклей! Я же тебе говорила, сиди в своей комнате! Сима! Нет, не давай ей пластырь! И убери аптечку с пола! Сима, зачем ты бинт взяла? Вася, смотай бинт, а то она сейчас им себя задушит! Сима, ты порезалась? Где? Это твоя кровь, Вася? Я же тебе сказала, залепи себя пластырем и иди в комнату. И сестру с собой забери. Я с ума с вами сойду! Отбери у нее коробку с таблетками. Я же сказала – смотай бинт. Ай! Вася, отдай пластырь, я тоже порезалась!
   Меня зовут Серафима. Мне полтора года. Вася – мой брат. Ему почти десять лет. А женщина, которая кричит, – моя мама. Это у нас обычное дело. Так, рядовое происшествие.
   – Телефон! Вася, где мой телефон? Сима, отдай телефон. Не бери его в рот! Куда ты нажала? Зачем ты отправила эсэмэску? Папа звонил. Нет, Сима, брось. Не ломай телефон. Зачем ты его бросила? Вася, собери телефон, батарея под шкаф закатилась, и позвони папе. Скажи, что у нас все в порядке.
   – Папа, привет, ты когда приедешь? Поздно? Нет, мама говорит, что все хорошо. Я порезался. Сима вся в крови. Мама тоже в крови. Сейчас пол моет, поэтому говорить не может. Когда приедешь? Не поздно?
   – Мама, тебе эсэмэска от папы пришла! Он спрашивает, кто конкретно порезался и почему столько крови?
   – Напиши ему что-нибудь...
   – Хорошо.
   – Написал?
   – Да.
   – Что написал?
   – «Привет».
   – И все?
   – А что еще писать?
   Говорить я пока не умею. Поэтому кричу, ною, издаю разные звуки и плачу, в зависимости от того, что мне нужно. Меня прекрасно все понимают.
   Вася тоже долго молчал, поэтому мама не нервничает по этому поводу. На самом деле она в детях ничего не понимает. У нас нет ни одной книги о воспитании младенцев. Мама не знает, сколько у меня должно быть зубов, должна ли я складывать пирамидки и узнавать цвета. А еще она считает, что я молчунья – в папу. Папа у нас говорит мало и тихо.
   – Пожалуйста, поговори со мной! – просит мама его вечером.
   – О чем? – искренне спрашивает папа.
   – Что, не о чем? – тут же начинает хлюпать носом мама, выдавливая слезу.
   – Я же разговариваю. Ты не заметила?
   – Ты пил чай и читал книжку!
   – Я же спросил, как легла Сима и собрали ли форму на физру Васе...
   – А о другом мы можем поговорить? – не отстает мама.
   – Давай.
   Мама с папой замолкают.
   – Вот! – вскрикивает мама, как раненая птица, и уходит в ванную плакать.
   На самом деле она нормальная. Веселая. Только очень эмоциональная. Это она в бабушку.
   Да, у меня еще есть бабушка с дедушкой. Они живут в деревне. Я их не помню, потому что видела всего несколько раз. Про бабушку мне Вася рассказывает. Ну, и я еще слышу, как мама с бабушкой по телефону разговаривают, так что могу себе ее представить.
   – Ты приедешь? – спрашивает мама бабушку.
   – Не могу. Меня занесло снегом.
   – Какой снег? На улице дождь и плюсовая температура.
   – Это у вас дождь, а у нас снег. По колено. К весне отроюсь. На Восьмое марта приеду.
   – Ты шутишь?
   – Нет. У меня тут свежий воздух, заповедник, я читаю новый детектив, а ты мне предлагаешь ехать в ваш мегаполис и вставать к плите. Какие тут шутки? Тяжело тебе, бедненькая? Даже не знаю, чем я могу тебе помочь...
   – Приезжай и посиди с внуками...
   – Может, лучше я тебе денег дам?
   – При чем тут деньги? – взрывается мама.
   – Не знаю. Обычно срабатывает... – удивляется бабушка.
   Еще у меня есть старший брат Ваня. Он совсем взрослый и живет отдельно. Он приходит посидеть с Васей и мамой, когда папа задерживается на работе. Со мной он боится сидеть. Даже когда я подхожу к нему, он шарахается и забивается в глубь дивана, как будто я его укушу или ударю кубиком. В принципе, я на это способна. Но только когда сержусь или когда меня не понимают.
   На самом деле он очень смешной. Когда папа ведет меня за руку, а Ваня везет коляску со мной, у него такое лицо становится... Как будто ему страшно, а коляска – раскаленная. Ваня пока решил не жениться и в ближайшее время не заводить детей.
   – А у тебя девушка есть? – спросила его одна мама с площадки.
   – Какая девушка? У меня дети! Вы что – не видите? – рявкнул Ваня.
   Девушка у Вани, конечно, есть. И не одна. Но мы с Васей для него важнее. И ему интереснее играть с Васей в «Монополию», чем сидеть и обниматься на диване с девушкой. Тем более что мама в это время задает девушке всякие каверзные вопросы.
   – У вас были наследственные заболевания? – спрашивает мама.
   – Нет, не знаю, – пугается та.
   – Откуда у вас этот шрам на руке? – не отстает мама.
   – Порезалась в детстве.
   – Специально или случайно? Какие у вас планы на будущее?
   – Не знаю...
   – А почему вы не едите? Вы на диете?
   – Да.
   – У вас были проблемы с эндокринной системой?
   После пяти минут такого допроса девушка цепенеет и хочет исчезнуть. Ваня начинает смотреть на нее другими глазами. Мама сидит довольная.
   Нет, если Ваня будет слушаться маму, он точно никогда не женится.
   С Васей – другим моим старшим братом – я живу в одной квартире. У него, между прочим, есть своя комната, а я сплю в комнате родителей, а играю где придется. Мама говорит, что у нас вся квартира – одна сплошная детская комната, а папа хочет сделать из спальни еще одну детскую.
   – А я где буду спать? В коридоре? У меня может быть свой угол? – возмущается мама. – Переделаем Васину комнату.
   – Мы с Симой – разнополые дети, – воскликнул Вася, услышав, что затронуты его интересы, – с большой разницей в возрасте! Нам нельзя жить вместе. И вообще, у меня своя жизнь. В конце концов, я могу побыть один? – Вася хлопает дверью и подставляет стул с другой стороны.
   Вася все время закрывается от меня и не дает играть в солдатиков. Мама ругается – он уже большой и должен читать книги, а мне отдать всех своих солдат и рыцарей, потому что я маленькая.
   – Пусть она играет в куклы! – говорит Вася.
   – Ей интереснее играть в твои игрушки, – отвечает мама.
   – И кто из нее вырастет? Мальчик? Я же не играл в девчачьи игрушки!
   Мама купила мне несколько кукол. Хотя мне кажется, она их для себя купила – у нее в детстве таких не было, вот она и не наигралась.
   Одна кукла мне понравилась, ее бабушка передала. А маме она совсем не нравится. Если нажать на куклин живот, она заговорит и будет петь песню. Вася ее развинтил и вытащил механизм. А я оторвала ей шапку вместе с волосами. Теперь кукла лежит отдельно, а коробочка, которая была у нее в животе, – отдельно. Если на нее нажать – она будет говорить кукольным голосом. Вася пугает этой коробочкой маму.
   – Привет! – слышит мама и автоматически отвечает:
   – Привет.
   – Пойдем погуляем, у меня такое веселое настроение!
   – А уроки ты сделал?
   Мама, когда занята своими делами и мыслями, не всегда быстро соображает.
   – Давай потанцуем!
   – Вася, тьфу, перестань ее включать!
 
   Мне очень нравится играть с Васей, но только не в футбол: он целится мне в голову и почти всегда попадает. Я терплю, хотя получать мячом по голове больно, а когда часто – то надоедает, и тогда я начинаю орать и плакать.
   – Вася, почему она плачет? – кричит из кухни мама.
   – Не знаю! – отвечает Вася. – Она сама упала и ударилась о шкаф. Я только чуть-чуть в нее мячом попал. А упала она сама.
   – Перестань, пожалуйста. Она же маленькая! – заступается за меня мама.
   – Ага, маленькая. Она в меня тоже попала!
   Я продолжаю кричать.
   Мама кидается ко мне и дает соску. Этого я тоже не могу понять. У меня уже нет сосательного рефлекса, но мама по-прежнему дает мне соску. При этом она все время обсуждает с папой, как меня от соски отучить, потому что я уже большая.
   – Давай мы просто выбросим все соски и все. Покричит и успокоится, – предлагает мама.
   – Нет, она будет долго кричать. Я не выдержу, – отвечает папа.
   – Намажьте соску горчицей, – предложил однажды Вася.
   – Что ты такое говоришь? – ахнула мама.
   – Сама рассказывала, как мне соску однажды горчицей намазала. Мне, значит, можно, а Симе нельзя... – пробурчал Вася.
   – Неправда. Я тебе никогда соски ничем не мазала. Просто выбросила и все, – попыталась оправдаться мама.
   – А я, бедненький, кричал и страдал. А потом удивляются, что я нервный и мне кошмары снятся.
   – Кошмары тебе снятся, потому что ты на ночь всякие ужасы читаешь, а не нормальные книги, – вмешался в разговор папа. – И надо поменьше сидеть за компьютером. Я тебе сто раз это повторял.
   – Ты, кстати, портфель собрал? – встрепенулась мама.
   – Мы, по-моему, не меня, а Симу обсуждали. И ее соски, а не мои проблемы. Чего вы на меня накинулись? – Вася закатил глаза, махнул рукой от отчаяния и ушел в свою комнату.
   Я опять закричала, потому что не люблю, когда Вася от меня закрывается.
   Мама тут же сунула мне соску в рот, чтобы я замолчала.
   – Вот! Вот! Ты сама виновата! – воскликнул папа. – Даешь ей соску при любой возможности! Как мы ее отучим?
   – А ты хочешь, чтобы она кричала и плакала? – Мама накинулась на папу. – Ты считаешь, что я неправильно ее воспитываю? Тогда сам решай, что делать, и отучай ее.
   – Ну вот, началось... – закатил глаза папа и ушел в другую комнату.
   – Я знаю один способ! – подал голос Вася из комнаты.
   – Какой?
   – Нужно ножницами отрезать сами соски.
   – Вася, это же жестоко! – закричали папа с мамой в один голос. – Откуда ты это взял?
   – Консьержка посоветовала, – пожал плечами Вася. – А что? Что вы на меня уставились? Что не скажу – все не так! Хочешь как лучше, а потом еще виноват! – Он еще долго возмущался.
   На прогулке, когда мы подошли к кормушке с белками, папа демонстративно вытащил соску из сумки и торжественно сказал:
   – Симочка, давай мы отдадим соску белочке. Пусть она отнесет ее своим маленьким деткам-бельчатам. А ты уже большая. Хорошо?
   Папа протянул руку к белкам.
   Я рассмеялась.
   Наши белки даже семечки не едят, когда им дают. Они едят только орехи и то – не все. И хлеб они не едят. А соску уж и подавно не будут. К папе прыгнула белка, понюхала его руку и ударила его лапой по ладони.
   – Ой, ты что? – Папа от неожиданности даже опешил. – Совсем озверели. Не белки, а нахалки.
   – Симочка, давай мы положим соску в кормушку. Ее оттуда синички заберут и отнесут своим птенчикам. Хорошо?
   Папа положил соску в кормушку. Мы отошли буквально на несколько метров, когда услышали голос:
   – Мужчина, мужчина! Это не вы соску забыли? В кормушке! Держите! – К папе подошла женщина и вернула ему соску.
   Папа посмотрел на нее грустно.
   – Спасибо, – сказал он.
   – Ой, такая большая девочка, а с соской! – сказала женщина. – Ну-ка, отдай ее тете!
   Взрослые все очень, очень странные. Разве нет?
 
   Папа у нас «глава семьи». Он себя называет Елизаветой Второй и говорит, что отвечает за все глобальные вопросы – например, отношение к арабо-израильскому конфликту, вступление России в ВТО и позицию по Курилам. А все остальное – где будет учиться Вася, чем он будет заниматься – музыкой или шахматами, куда мы поедем отдыхать, как нас воспитывать – решает мама. Папа у нас царствует, но не правит. Он все время рассказывает этот анекдот, но никогда не смеется. Он совершенно не может со мной справиться, как утверждает мама.
   – Нет, Сима, нельзя, буду ругать! – кричал папа, когда я отковыряла букву «м» на клавиатуре компьютера. Он снял меня со стула и отнес в комнату, где мама делала с Васей английский.
   На самом деле букву «м» начал ковырять еще Вася, а я, наоборот, хотела приклеить ее на место. К тому же я не знаю, зачем папа показал мне мультконцерты и песни из детских фильмов на Youtube – я бы могла и на диске посмотреть. А теперь он оттаскивает меня от компьютера, считая, что это вредно.
   Так вот, в комнате у Васи я помолчала немного, подумала, села на попу и начала плакать. Мама с Васей переглянулись и опять уткнулись в неправильные английские глаголы. Я закрыла рот, встала, вышла в коридор и села на пол, убедилась, что папа меня видит из комнаты, опять открыла рот и опять принялась рыдать.
   – Симочка, только не плачь, – кинулся ко мне папа. – Хочешь компьютер, пойдем я тебе включу. Что ты хочешь?
   – Ты сам ее приучил, – говорит мама.
   – А из-за тебя она смотрит телевизор, – отвечает папа.
   – Правильно, а я из-за вас и Симы не смотрю ни то ни другое, – заявил Вася. – Даже хоккей сто лет не видел.
   – Ты уроки сделал, кстати? – тут же переключилась мама.
   – А портфель собрал? – поддержал ее папа.
   – Вы о чем-нибудь другом можете спросить? – опять закатил глаза Вася. – Или вас ничего в жизни больше не интересует?
   – Пусть Сима у тебя в комнате поиграет пять минут, – просит мама.
   – Говори уж как есть – посиди с сестрой, – бурчит Вася.
   Папа все время носит меня на руках. Даже на улице. Однажды, когда мама вышла со мной гулять, консьержка даже ахнула:
   – А Сима, оказывается, умеет ходить! И даже по лестнице сама спускается!
   – Конечно, – удивилась мама. – Давно уже.
   – А я все спросить не решалась. Думала, что она у вас не ходит, болеет. Папа же ее все время на руках носит и в коляске возит...
 
   – Ты вся в каше! Прямо хоть стирай тебя целиком, – ахнула мама после ужина. Она отнесла меня в ванную и посадила на коврик.
   – Вася, присмотри за сестрой две минуты. Я полотенце чистое принесу, – попросила мама.
   Когда она зашла в ванную с полотенцем, то чуть в обморок не упала. Вася запихивал меня в стиральную машину, а я упиралась ногами. Он пытался меня засунуть сначала головой вперед, а потом ногами.
   – Что ты делаешь? – закричала мама.
   – Хочу постирать Симу. Ты сама говорила, что ее стирать целиком надо, – ответил Вася.
   – Ты с ума сошел? Немедленно вытащи ее оттуда! – закричала мама.
   – А ей даже нравится, – пожал плечами Вася. – Смотри, она улыбается и сама пытается залезть в барабан.
   – Васечка, это же твоя сестра. Зачем ты с ней так?
   – Ты же говоришь – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось... – обиделся Вася.
   – Ты сейчас кого имеешь в виду? Себя или Симу? – уточнила мама.
 
   Все знакомые и друзья считают, что маме с папой страшно повезло. Потому что папа – самый идеальный папа на свете. Еще когда мама была беременная, папа каждое утро, после того как отводил Васю в школу, выводил маму гулять по парку. Мама больше беспокоилась о своей фигуре и весе, чем о полезности прогулок. Она бегала по парку или ходила быстрым шагом почти до конца беременности, надеясь не поправиться слишком сильно. На ее фигуре, кстати, это никак не отразилось – она набрала двадцать килограммов, потому что после прогулок ела с удвоенным аппетитом.
   Она в то время даже кормила синичек семечками и любовалась природой.
   – Какой ужас! – восклицала мама. – Я же терпеть не могу пейзажи!
   – Это пройдет, – грустно отвечал папа. – Ты родишь и перестанешь замечать прекрасное. Вот это дерево, свет, листья... Симочка, смотри, какая красота, – говорил он, наклоняясь к маминому животу и шепча ей в пупок.
   – Прекрати, я чувствую себя идиоткой, – возмущалась мама.
   Однажды, когда мама была уже месяце на восьмом, она сидела на лавочке в парке и горько плакала. Просто так, без причины. Папа пытался ее успокоить, но мама плакала еще сильнее. К ней подходили прохожие и спрашивали, что случилось, не нужна ли помощь? Мама заливалась слезами.
   – Чего ты плачешь? – подошла к ней пожилая женщина.
   – Не знаю, – ответила мама.
   – Слушай, да ты, наверное, беременная! – воскликнула женщина.
   Мама тут же замолчала и начала хохотать. Папа смотрел на нее с ужасом. И на женщину тоже – не заметить мамин живот было невозможно.
   – Не переживайте, я акушеркой много лет проработала, – шепнула ему женщина и подмигнула. А мама продолжала хохотать.
   Мама вообще была очень смешная во время беременности. Она вычитала в каком-то журнале, что с каждой беременностью мозг женщины усыхает на двадцать пять процентов, и тут же в это поверила. Она всем рассказывала, что у нее осталась только половина серого вещества и ей простительно буквально все – говорить глупости, есть, что захочется, спать, когда захочется, и капризничать.
   – У меня изжога ужасная, – жаловалась мама папе. – Сима на желудок давит. (То, что я – Сима, родители придумали, когда у меня еще пол не определялся. Они вообще очень ответственные, все делают заранее.)
   – Это не Сима, а селедка из ресторана, – буркнул Вася. – Если бы я столько съел, то умер бы от переедания.
   – Да, Марусь, ты, наверное, в ресторане переела просто. Выпей таблетку, и все, – поддержал Васю папа.
   – Я не переела! Мне плохо! – возмутилась мама.
   – Конечно, плохо, – отозвался Вася. – Ты съела три салата, два вторых и пирожков штук десять.
   – Еще два пирожных, – добавил папа.
   – А вам что, жалко? Я была голодная! – чуть не плакала мама.
   – Ты просто не смешивай оливье с винегретом и селедкой под шубой, – посоветовал папа. – Симочка, тебе там плохо, да? – нагнулся он к маминому животу и начал шептать в пупок: – Мама вредной еды наелась, а ты теперь мучаешься. Ничего, сейчас я маме дам таблетку, и все пройдет.
   – Никто меня не понимает, никто... – пожаловалась мама.
   – И не говори, у меня та же фигня, – поддержал ее Вася.
   Папа принес маме таблетку и сам съел две, потому что у него тоже тут же началась изжога от излишней впечатлительности.
   У мамы во время беременности не было депрессии и скачков настроения. Она сидела на диване, обложившись подушками, ела мороженое и отлично себя чувствовала. Зато папа по вечерам перебирал семейные фотографии и плакал. Он вообще за время маминой беременности стал плаксив и сентиментален. У всех знакомых и коллег спрашивал про детей – как едят, как учатся, как здоровье, отчего все вокруг считали его самым внимательным и чутким на свете. На самом деле в тот момент папу ничего не интересовало, кроме детей.
   Однажды он пришел на совещание, где все были в галстуках и говорили о чем-то очень-очень важном. Он сидел рядом с женщиной, которая была самой большой начальницей, слывшей жесткой, циничной и бессердечной. В ее присутствии все просто цепенели.
   – Какая неделя? – озабоченным шепотом спросил папа начальницу.
   – Восемнадцатая, – ответила тихо начальница, изменившись в лице. – Откуда вы знаете? Никто не знает!
   – Я вижу... – проникновенно ответил папа. – Как вы себя чувствуете? Отеки? На УЗИ все в порядке? Может, водички? Или окно открыть? Здесь душновато.
   Начальница прямо при всех начала шмыгать носом, забыв про цифры, графики и динамику роста. Она под столом скинула туфли, а папа незаметно подложил ей под спину свой мягкий портфель. Все совещание они сидели и шептались о беременности, предстоящих родах, сложном выборе роддома и педиатра. А их коллеги думали, что они говорят о работе, и после совещания все подходили к папе и осторожно спрашивали – не ждать ли волны увольнений и вообще чего ждать? Папа отшучивался и отмалчивался, из-за чего все остальные заподозрили неладное. А эта начальница до сих пор присылает папе по электронной почте фотографии своего новорожденного сына и советуется с ним по рабочим вопросам, считая, что раз мужчина так разбирается в беременности и так любит детей, то уж в работе ему нет равных.
   Еще у папы появилась присказка. Что бы ни случилось, он всегда всем говорит:
   – Лишь бы детки были здоровы, – после чего улыбается и смотрит куда-то вдаль. И все считают его самым мудрым на свете.
 
   – Хочу в кино, – сказала мама папе.
   – Ты уверена? – осторожно спросил он.
   – Да, хочу в кино!
   Дело в том, что беременной и только родившей маме нельзя ходить в кино – это всегда плохо заканчивается. Когда она носила Васю, папа повел ее смотреть фильм с Николь Кидман «Мулен Руж». Мама весь фильм прорыдала навзрыд. Когда они вышли из кинотеатра, она подняла к папе страдальческое лицо и сказала:
   – У нас с тобой не такая любовь! Я от тебя ухожу!
   Папа чуть не сошел с ума, вытаскивая беременную маму из пойманной попутки.
   Уже когда мама родила меня, папа решил ее развеять и повел на романтическую комедию «Письма к Джульетте». Весь фильм мама истерично хохотала, а когда вышла из кинотеатра, поинтересовалась:
   – И что ты хотел этим сказать?
   – Ничего, – опешил папа.
   – Ну да, ну да... – проговорила мама. – Значит, ты не веришь в любовь... Ну да, я все поняла...
   Папа застонал и опять чуть не сошел с ума.
 
   – Папа, только не урони ее! – закричал Вася, когда папе вручили меня в роддоме.
   Я была красная, с опухшими глазами.
   Папа вцепился в меня так, будто я могла исчезнуть в любую минуту. За край конверта меня держал Вася.
   – Что у нее с глазками? – спросил папа, когда сел в машину.
   Один глаз у меня заплыл и не открывался.
   – Папа, она красавица, – обиженно сказал Вася, – а глаза у нее вырастут.