Страница:
---------------------------------------------------------------
© Copyright Вилл Третьяков, 1987
Email: mart@au.ru
Date: 12 Jul 1999
---------------------------------------------------------------
Ф.Е.Б. - с любовью,
без веры и надежды.
Я убил его с неестественной легкостью. Я увидел его изда-
ли, с пригорка, на пологом склоне с кустами можжевельника среди
редкой жесткой травы. Вверх да вниз плыла дорога, и я плыл, по-
качиваясь в седле, и копье мерно ходило вверх-вниз, упертое
древком в гнездо стремени. Погожий, пригожий день расцветал,
канун яблочного Спаса, и ветер, налетавший спереди и сбоку, был
чист и свеж.
А говорили о дремучем драконьем смраде на милю в окружнос-
ти. Говорили. В коллеже Ордена я был обучен трудному военному
ремеслу и всем подлым уловкам обитаемого мира. Нам передавали
те крохи знаний о чудесном, которые сохранялись в памяти и
древних свитках спустя века после встречи с ним. Миниатюры -
дракон, пожирающий пустынника Никомеда и деву Олеонору, дракон
в небе над башнями астрологов. Дракон в ярости. Спящий дракон.
Мертвое знание, бесплотные сотни слов страшной речи чудо-
вищ. Кто из наших магистров видел в натуре хоть изумрудную че-
шуйку с хвоста ? Опыт дракоборцев старых лет выродился в изощ-
ренный ритуал, и немногие всерьез верили в сказки о крылатых
ящерах. И вот я рискнул отправиться вслед баснословному Этерику
Магнусу. До половины его путь был хорошо известен. До гор Жела-
ния, до перевала семи троп. Но перевала более не существовало,
охотники ходили по одной тропе. Да и та обрывалась на непости-
жимой высоте, приводя к разлому без дна, всегда затянутого клу-
бящимся туманом.
Эхо дробило и множило звуки. Белый пар окутывал ноздри на-
ших коней, в сумерках скалы чернели, и снег становился лунным,
синим. Каменная мелочь ссыпалась из-под переступающих подкован-
ных ног.
- Сюда приходили они все, - мой проводник Элайя повел над
пропастью рукою в рукавице толстой вязки. - Доблесть во взоре,
и крепость тела, и твердыня духа. Они бы бросили вызов самому
дьяволу, они верили в себя, но биться лбом в глухую стену...
Ведь такая стена надежнее прочих, мастер Вилл, согласись.
Темнело быстро, и холод сковал сочленения моего панциря. Я
с усилием кивнул, говорить не хотелось. Эх, мальчишка, ты решил
преуспеть там, где отступали поколения отважных.
- У всех у них, - внезапно громче заговорил Элайя - были
чересчур трезвые головы. Конь не птица, и облако не пух. И ма-
гией они не владели. Они поворачивали вспять, убедившись в
справедливости старой легенды. И до сих пор тень доброго Этери-
ка напрасно ищет покоя в диких горах. Но пришел заветный день.
Ты явился. Да ты и не мог иначе.
Я еле различал, как шевелятся заросли его усов в ледяной
корке. Я бы хотел посмотреть ему в глаза.
- Какого же лешего ты молчал всю дорогу ? Я ведь сказал
тебе, что хочу только взглянуть на это гиблое место. Не больше.
Я же еще... Я же щенок для такого дела.
- Тебя ведет твоя судьба, ее же не обманешь. Каждый твой
следующий шаг уже предречен, теперь тебя будут направлять все
встречные. А я лишь первый в их цепи. Здесь мясо, хлеб и ячмень
на три дня.
Он вдруг заторопился. Я чуть было не упустил горловину
объемистого вьюка.
- Быстрей. Доверься мне. Небо почти черно. Сказано: " На
грани черной ночи избавитель пройдет сквозь стену из ветра и
туч и, проблуждав три дня, к исходу третьего увидит костры в
долинах злосчастной страны Мо.
- И это я убью дракона ?
- Ты одолеешь его, да, да, если только сейчас решишься на
безумство. Вперед, мастер Вилл, вперед...
Не знаю, уж чем он кольнул Семле - ножом, шилом ли, - мы
обрушились в пропасть, и мой предсмертный вопль заглушил крик
полоумного старика: " Вьюк держи, вьюк !"
Какое-то время мы летели одним целым, потом медленно разъ-
единились, я с перехваченным судорогой горлом, с вьюком в обеих
руках, и слепо дергающий тонкими ногами Семле. Сердце затрепе-
тало и остановилось, зашлось в древнем ужасе падения. Я ничего
не видел больше, только свистело в ушах, и безуспешно силился
вздохнуть... Потом что-то упругое, подающееся, остановило меня.
Я проваливался сквозь мокрый легкий пух, и слой за слоем он га-
сил скорость моего полета, это был не снег... Это был туман на
дне ущелья ! Стена из ветра и туч. Сильный удар по плечу вывел
мое дыхание из спазмы. Железом по железу. Подкова Семле. Краем
сознания я взмолился, чтобы не оказаться на земле раньше него и
под ним. Дышать было еще трудно, но меня захватила бурная ра-
дость и понесла, взмывая с каждым новым облаком. Только в снах
я парил так над землей, сознавая свою полную безопасность, хо-
чешь опуститься - прижми коленки к груди, и камнем, бесплотным
камнем вниз. К камням я все-таки приложился основательно.
Туман подо мною засветился, все ближе передавали меня его
воздушные пелены-перины, и вот я выскользнул из последней и с
высоты увидел ад. Из скалы вязко вытекала бурая лава в оранже-
во-багровых ярких пятнах. Было светло, свет играл на вонючих
дымах над лавой, на камнях в липкой горячей грязи, на множестве
луж черной жижи, радужных пузырях. Временами скала выпускала
густые стаи шипящих искр, как с точильного колеса.
Я стукнулся правым боком и заработал обширный синяк на ру-
ке. Семле опалил шкуру, и я битый час тянул его с места. А по-
том сам не мог взобраться в седло, меня трясла частая дрожь, и
мы потащились вдоль лавового потока. Кирасу я без сожалений
бросил у истока огненной реки, оставил только меч в кожаных
ножнах, поднял кверху наушники глубокой шапки волчьего меха и
распахнул полы полушубка. Ветер и холод бесились поверху. Я не
знал куда идти, лишь бы вперед и прочь отсюда. Лава пугала ме-
ня, но она давала свет и тепло. И направление.
Недолго мы прошли, но достаточно, чтобы привыкнуть к этому
окружению. И наконец я просто отвел Семле в сторонку, под плиту
розового гранита в блескучих зернах, навесом выдававшуюся из
ровной скалы. У меня еще достало воли подвесить ему на шею тор-
бу с ячменем и самому покусать холодный каравай. А потом я за-
полз, стеная и содрогаясь, в тесный спальник и отрубился до ут-
ра под свист, и рев, и шип, и вой волков, и хрип грифонов в
удаленных пещерах, и рокот обвалов. Я был заговорен ото всех
опасностей, и тень доброго Этерика хранила меня.
С ним я встретился на второй день блужданий. Старые кости
не испугали меня, мальчишкой пережившего пятилетнюю резню за
веру в наших краях. Его герб я узнал сразу. Этерик Магнус - не-
бесный патрон нашего ордена, его житие входит в Большой Канон.
А теперь я видел его въявь, и тяжелые глыбы попирали его прах.
Тут ли он погиб под ними, то ли они нагромоздились за последу-
ющие столетия. Шкуры и ткань потлели, а доспехи были непоправи-
мо погнуты и зияли красными ржавыми ранами. Стальные щит и шлем
магической закалки уцелели. Спасли бы они его от каменного
шквала ? Но в любом случае только ненормальные странствуют в
горах с грузом сильного мула на шее и левой руке.
В Каноне сказано, что Этерик дошел до страны Мо, и тамош-
ний дракон извел его хитростью, пустив большой пал по лесу нав-
стречу герою. Однако по всему он так и не выбрался из скального
лабиринта.
Встреча с ним одарила меня немногим. Шлем был велик и мас-
сивен, щит вовсе неподъемен. А легкое и длинное копье белого
камня пошло мне впрок, то самое, которое "...сгибалось в кольцо
и разгибалось без изъяна, било без промаху и сразило пять де-
сятков монстров, не горело в пламени земном и подземном...". И
в воде не горело, и в огне не тонуло - как издевались мы, жел-
торотые школяры-зубрилы. Вот оно в моей руке, прохладная реб-
ристая кость на ощупь, легче тисовой жерди, с которой мы рабо-
тали месяцы напролет.
Но я даже не попытался его согнуть, я вырос из того воз-
раста, а хмурые мужчины знают себе цену и не верят в чудеса. По
крайней мере, чудеса невольные.
На чаше гарды изнутри были неровно процарапаны крестики и
притерты чем-то черным, вроде сажи, чтоб заметней стали. Я нас-
читал четырнадцать таких значков и послал мысленный привет мо-
ему каноноучителю отцу Адальберту и кафедрам каноноучения вооб-
ще всех коллежей Ордена Дракоборцев. Какая каша заварится ! На
всех изображениях, витражах, покровах нимб св. Этерика состоит
из пятидесяти звездочек, это еще из вопросника младшей ступени.
Я был весел и горд, и едва различимая тропа несла меня под
яркой белизной вечного тумана вниз, все более резко кренясь под
уклон, и ошую от меня теперь журчал ручей с соленой на вкус во-
дой. Она щипала язык и терзала зубы холодом. По ночам я мечтал
о костре и горячем хлебове.
На исходе третьего дня сплошная скала внезапно разомкну-
лась, и, вровень с полетом птицы, я увидел страну Мо в сирене-
вой дымке, в синих тенях гор, и сотни костров на холмах. Три
долины лучами расходились у меня из-под ног за пределы зрения,
в сиреневое и лиловое ничто. Если и были звезды в небе, то я их
не видел. Только в романах и праздных сочинениях трубадуров
звезды сияют будто факелы ночного патруля. Любовник различает
улыбку милой в их услужливом освещении, а кинжалы злодеев так
прямо и сверкают. Не терплю сказок. Давно, примерно с прошлой
осени. Злосчастная страна Мо расстилалась подо мной, и где-то в
своем логове беспокойно ворочался дракон, мучаясь давним, полу-
забытым кошмаром.
- Избавитель явился. Радуйтесь, люди ! - пробормотал я и
чихнул. Из носу текло безостановочно, текло и свербило, видно,
чары подлого чудовища не миновали и меня на границе его домена.
Дальнейший путь был очевиден, но следовало ждать до утра. Ги-
гантский язык осыпи стремился круто вниз.
Безмерно одиноким казался я себе перед самым отплытием в
сон, когда снизу донесся отдаленный стон трубы, протяжный, тон-
кий. Он встревожил и Семле, и тот пропрыгнул раз несколько, не-
ловко вскидывая спутанные на ночь ноги. Моя последняя ниточка к
дому родному. В лучших традициях мне к шести годам отдали во
владение голенастого жеребенка. Поднимай его каждое утро, бу-
дешь расти вместе с ним, будет расти и сила. Потом господь
прогневался на наш край, а разум людей свихнулся, и окончатель-
но эта буря занесла меня и Семле в холодные дормиторий и конюш-
ню коллежа. Судьба влекла меня, не спрашивая, насколько она мне
по нраву.
Теперь я взрослый, я редко плачу во сне. Но я проснулся с
мокрыми щеками и заснул снова. Мне привиделось, как моя душа -
яркая белая звездочка - воспаряет над миром. И снизу посылают
ей белые лучи другие души. Послушники-дракоборцы моего потока,
тьютор отец Олорий, матушка ( а в большом зале проломлена кры-
ша, ветер наметает снежные кучи, и крысы пробегают мимо этих
куч, звеня осколками цветного стекла на полу ), мой старший
брат, с некоторым недоумением осваивающий презренное ремесло
хлебопашца, и та девица со смелыми глазами, которую я видел в
октябре на переправе через Майн, и нищие на широких ступенях
кафедрального собора, они временами уходили погреться у костра,
разведенного за углом на площади, а ливень все крепче бил их по
мешковине и грязным костлявым рукам.
Я опять проснулся. Сердце тараном колотилось, потрясая
грудную клетку, отдаваясь в висках и кончиках пальцев. Я скрю-
чился в клубок и натянул полость на голову. Было еще темно.
Третий сон показал мне Элайю на ледяной блистающей верши-
не. Мы с ним, и этот одинокий пик, и чистая голубизна ветреного
неба, в котором теряется основание нашей Вавилонской башни. Я
не спрашиваю, как мы с ним очутились здесь. Наверняка очередное
безумство. Лицо его бесстрастно, но голос печален.
- Мальчик, я солгал тебе. Ты не убьешь дракона.
- Ведь у меня копье Этерика.
Молчание.
- Он меня в западню заманит ?
Элайя коротко мотает головой.
- Магия ? Колдовство ?
Нет. Нет.
- Что меня ждет, Элайя, не ври мне !
- Знаешь ли ты себя, мастер Вилл ? Веришь себе ? Всегда
согласен с собою ?
- Ты пугаешь меня непонятными словами !
Сон уходит, а Элайя озабоченно повторяет - Веришь себе ?
Знаешь себя ?..
Яснее ясного - все пройдет гладко, только ежели я себе сам
ножку не подставлю. Беспроигрышный прием гадалок. Я тяну спину,
как струну арбалета и повожу, напрягаю до хруста плечи. День
обещает быть добрым, хотя солнце еще слабо для тепла.
Вскоре мы начинаем спуск. Я ужасно трушу, и пот копится на
бровях, и капли скользят к глазам и по крыльям носа. Солнце
светит наотмашь, режет и жжет, и камни опасно колеблются, как
одна живая масса. Да простят мне богобоязненные пустомели -
копьем я орудую, как простым, очень длинным и неудобным посо-
хом, и чертова реликвия при этом гнется куда попало на манер
ивовой лозы. Приходится следить за зверем, доверяющим мне, и за
поклажей, и за завалами валунов впереди-внизу-вокруг. В тесный
круг забрали меня немногие звуки - напряженные дыхания, и голо-
са камней из-под ног, а дальше - безветрие, пустота, тишина.
Солнце жжет, и из носу льет - радуйтесь, люди, грядет ге-
рой, каких не бывало. Я жмурюсь, промаргиваю едкий пот, и по
редким фрагментам, доступным зрению, пытаюсь направить наше
движение. Время остановилось, а солнце карабкается в зенит, но
вот я очутился в холодной тени и вмиг ослеп.
Под ногами тот же щебень, осыпь ползет дальше и заворачи-
вает за грузно осевшую на пути громадную гору. Она одна особня-
ком торчит под могучими скалами, откуда - с высокого верху - и
срывается из пролома застывший камнепад. Экая крутизна, как
одолел я ее, едва ли не полдня спускался без передышки, не поз-
воляя подломиться неверным ногам. Потом все было проще. Гора
закрывала первый из холмов страны Мо, они уступами вели меня
ниже, ниже, в тепло и зелень, и дух диких яблонь на солнцепеке,
в густую сладкую траву нашей первой ночевки.
Ночью опять звала труба, и сполохи от костров взметало на
юге, будто гроза бесшумно ходила по дальним склонам. Перед рас-
светом явился дождь, короткий дождик, торопливо и яростно побил
нас увесистыми каплями и побежал дальше, шумно шлепая по мокрой
траве. Насморк мой улетучился тем же чудесным образом...
Я, злой и веселый, скалился на тонкую полоску света, обоз-
начавшую зубцы гор. Я навалил поклажу на Семле, не затягивая
его в сырую кожу ремней. Мы захлюпали по грязи. Много позже
солнце высушило нас до пара, а проселок - до пыли, и встречный
ветер уносил и пыль, и пар прочь. Он надул мне зверский голод,
который лишь раздразнили придорожные яблоки-зелепушки.
Когда я увидал на другом берегу оврага широкую гарь, поза-
ди кто-то прохрипел с перерывами, задыхаясь словно от долгого
бега, прохрипел по-драконьему. Пару слов я не разобрал, осталь-
ные же - "Стой, рыцарь, стой!" - и впрямь остановили меня. Так
резко, что я зацепил ногой за корневище, укромное в пыли, и по-
летел наземь, не выпуская повод. Семле заржал, почуяв чужого, и
протащил меня немного на животе, покуда я не догадался разжать
пальцы. Дракон все что-то бормотал и хрипло дышал. Мной завла-
дели страх и досада. Копье Этерика ! Я вскочил навстречу черно-
волосому парню в крестьянской одежде, который бросился ко мне
же - отряхивать, что ли. Долго не раздумывая, я увернулся и ух-
ватил копье с обочины. Потом до меня дошло, что драконами поб-
лизости не пахнет ( "Смрад ! Драконий смрад, дети мои..." ), а
парень, разведя руки и приоткрыв рот, таращится на меня, точно
на ожившее пугало.
- Ты напал на меня ? - спросил я и попытался жестом выра-
зить забытое мною слово "почему". В жесте участвовало и копье.
Парень рухнул на колени и быстро заговорил на скрежещущем это
наречии, глядя жалобно и покорно. Он был убежден, что я сильно-
могучий Атарикус, что старики ждут меня с ранней весны, и что
по моей милости драконные дозоры короля рыщут в тени великих
гор. По его тону я понял, что встречаться с дозорами не стоит.
Мой новый водитель был моложе меня, ниже ростом и тащил за спи-
ной тушки зайцев и маленькой росомахи, вынутых из силков на за-
ре. Я спросил его, знает ли он кого-нибудь, кто бы видел драко-
на, и он отвечал мне долгим взглядом, недоуменным в высшей сте-
пени.
Больше с дурачком толковать было не о чем. Я не слишком
ловко взобрался в седло, потеснив изрядно похудевший кожаный
вьюк, и осведомился напоследок о дороге в деревню. Он опять не-
доверчиво воззрился на меня и так же молча указал вперед. На
этот раз маху дал я. Дорога-то была одна, и она лежала под на-
шими ногами, а потом поплыла, увлекая назад несостоявшегося по-
путчика, корявые дикие яблони, склоны и пригорки, вверх да
вниз. А ветер чист и свеж был.
Покамест я не увидел его, и вспыхивавшую траву под выдоха-
ми огня, мгновенно обращавшуюся в черный ломкий пепел. Я смот-
рел на него сбоку, на исполина, от хвоста шла волна новой, неж-
но-зеленой чешуи на смену грязно-бурой, закаменевшей, и были
чешуйки с мою ладонь, и с мою голову. Он парил над землею в
двух-трех футах, лениво помавая плавниками-крыльями, толстый
хвост волоча по выгоревшей черной траве, кроша ее в прах. Дви-
гался он словно тяжелый медлительный сом в стеклянном ящике с
водой на потеху толпе, однако самомалейший толчок крыльев гнал
его подобно туче в ветреный день.
Перед ним мелкой рысью, изредка оборачиваясь и что-то кри-
ча чудовищу, бежал еще один обитатель страны Мо, такой же при-
дурок, как и первый. Дразнил ли он воплощенную свою погибель ?
Заманивал, жертвуя собою, в некую волчью яму ?
"А ведь еще пацан совсем," - мелькнула мудрая мысль в моей
внезапно повзрослевшей голове. "Ишь как чешет босиком !"
Я не успел в одно мгновенье обозреть всю мою жизнь. Копье
Этерика задрожало, уставилось в цель и властно потянуло меня.
Руки точно прилипли к нему, теперь заметно горячему. Я ударил
коленями Семле, он устремился с места по целине, копье рвалось
из рук, и вот... мы мчимся... прямо в застилающую небо махину.
Дракон плавно и бесшумно повернулся к нам и отвел пасть от зем-
ли.
Смрад, драконий смрад. - Где он ? - " Эээ-оооо-аааа ! " -
Неужто это я кричу ? - Мамочка ! - Как все быстро, что несет
меня вверх ?
Белесый зоб монстра в какой-то миг раздулся, разгладил
морщины на шее и посветлел. Дракон слегка подпрыгнул в воздухе
и утвердился над моею безумной головой.
Все !
И тогда ярое копье с поистине нечеловеческой ( и уж не мо-
ей ) силою пробило нежную кожу зоба и, легко пройдя эту по-
лость, хрустко врезалось то ли в кость, то ли в хрящ. Меня
спасла сила взрыва. Она отшвырнула нас легче летучего тополино-
го пуха. Опять я лечу, вдобавок оглушенный и ошпаренный, и раз-
рываю рот в беззвучном вопле. Я зажмурил глаза и впечатался в
землю. Сознание ненадолго возвращалось ко мне, я полузапомнил
эти краткие вспышки, плывущие бесшумные картинки. Склонившиеся
надо мной чумазые рожи спасенных мною придурков. Младший просто
таращится, а другой постукивает пальцем по лбу, жестом, старым
как горы.
Еще - поздний вечер, но на низкой лежанке в углу хижины
тепло, сухо и покойно, и сквозь стену из неплотно пригнанных
округлых членистых стволов мелькают лики огня, большой костер
снаружи, а вокруг - фигуры, тени. Дверь откинулась, и открылся
путь свету, и кто-то вошел и загородил свет. Мне чудится - то
женщина в белом одеянии, с чашей воды из горного ручья, студе-
ной, колкой. Я мучительно вспоминаю, как сказать "пить", но
мутный мрак обволакивает меня.
Та же лежанка, и теперь солнце протянуло свои лучи из каж-
дой щели, расстелив длинные полосы на земляном полу. Слух не
отказывает служить мне, но контузия еще сказывается в каждом
движении, я сажусь, и пью, и ем, и только потом за спинами жен-
щин, ухаживающих за мной, замечаю внимательный взгляд человека
в сером бархатном полукафтанье и с тусклой желтой цепью на гру-
ди. Я, верно, явственно меняюсь в лице, ибо он жестом, старым
как горы, прикладывает палец к губам и исчезает. И лишь дверь
проскрипела и стукнула негромко.
Боже правый ! Патрули короля ! Меня засекли. Я порываюсь
вскочить на ноги и бежать, покуда сил достанет, но их маленькие
руки укладывают меня. К губам подносят горячую кружку, испуска-
ющую сладкий пар, я отпиваю глоток, еще и легко засыпаю.
И вот я поправился, но кроме меня никто об этом не знает.
Опять вечер, за стеной - не далее протянутой руки - сидят, ды-
шат, шевелятся с десяток подростков. Они слушают, слушаю и я,
затаясь в темноте, нарушаемой дыханием пламени. А старческий
голос, сиплый и слабый, скупо роняет слова, продолжая повесть,
застигнутую мною на полпути, на середине. Странно, я понимаю
почти все, или догадываюсь, или считаю, что догадался.
- ... всех его учеников. И бросали зверям... А он остал-
ся... И ему сказали... Иди, говори свои...слова...но не будет
тебе пристанища... И всякий, кто...хлеб, и воду, и крышу от не-
настья... А наутро ты пойдешь дальше...всех их убьют...
огонь...развеют по ветру... Но он сказал...истина и свет...жить
не стоит... И он шел так, годы и годы...и вслед за ним всег-
да...жестокие рыцари, конные, оружные... Люди пускали
его...грех... Он нес им слово и знал...смерть...за ним вслед...
Всех в том доме, от мала до велика...и они знали... Не было
горше муки... Он взывал...но молитвы...небо молчит...и новый
день... Его вера иссякла...дьявольский план...но слухи...все
больше людей...с радостью встречали его...жертва искупитель-
ная... Настал день...были сухи, сердце болело... Он не пос-
мел... Всадники поодаль, на виду... Вышли к нему...во имя Бога
твоего...мы готовы...девы и малые дети...простирали руки... он
бросился бежать...оглянулся...большой пожар...вся деревня
та...и тени конных, выше высоких деревьев... А утром...вынули
из петли...
Вдруг сверху взвыла труба, и пронеслась тень без шума. Вы-
ше невысоких здешних деревьев. Быстрый вихрь пригнул костер. Я
закаменел. Сервы возле хижины молча глядели в пламя. Продолже-
ния варварского апокрифа не последовало. Они разошлись, так и
не узнав о моем присутствии.
В ту же ночь всех обитателей деревни согнали к моей хижи-
не. Явно не по доброй воле они воздавали мне царские почести, а
староста и еще трое неизвестных явились каждый с веревкой на
шее. Они довольно убедительно просили покарать их за то, что
разделали Семле и разделили между собой нехитрые мои пожитки.
Им бы сошла с рук и разделка моей туши, если б не чудесное
копье. Оно не умело менять хозяина, раз его признав, и не дава-
лось в руки. Тогда старики сочли возможным, что Атарикус все же
воплотился в юном недотепе, и решили вернуть меня к жизни. Чего
ради - бог весть, однако и провидение вмешалось в виде како-
го-то местного наушника и драконного королевского дозора.
Оба крыла толпы, невнятно шумевшей в постоянном нестройном
шевелении, уподоблялись черной реке под городским мостом, пол-
ным огней, словно отражая их в колебавшейся ряби. Чадящие раз-
номастные факелы меркли при каждом выдохе чудовища. Облако пла-
мени озаряло толпу с резкостью и силой взрыва. А я убил драко-
ныша-сосунка. Он тихо брел себе по лугу, насыщаясь ароматным
дымом трав. И напугал мальчишку, пасшего скотину. И взбаламутил
мирных поселян.
Я был камнем, низринутым с высоты спятившим проводником. Я
был тряпичным паяцем-куклой, подброшенным разрывом дракона. Но
никогда еще - и вряд ли снова окажусь в этой жизни - облаком, с
плавной быстротой катившимся над тощими пажитями страны Мо,
мельницами, дорогами. Не какая-то пушинка одуванчика, которая
послушно следует прихотям сотни капризных ветерков.
Я целый день плыл наравне с птицами в коробе под брюхом у
тучи-дракона, и в нем изредка действительно урчало и погромыхи-
вало. И на пажитях, и в колесах мельниц и подъемников копей,
мехов и молотов кузен, и на холмистых лугах лениво, могуче,
плавно двигались такие же тучи, и сверху гигантские, смахивав-
шие на чудовищных черепах. Сумерки озарялись вспышками выдохов,
черные стены отдалились, расплылись в лиловой мгле, рисуя на
бледном еще небе неровную иззубренную линию, ниже которой
сплошная чернота, а мгла ползет все выше. Впереди - тесное
скопление огней.
Город прирастал камнем с давнего времени. Город топился
угольным камнем, и каменными были двери и ворота, умно прила-
женные на шипах так, чтобы поворачиваться от легкого нажима,
если бы не железные засовы. Улицы стремились вверх под неимо-
верным наклоном, только в кошмаре могли привидеться такие мос-
товые - то ли дорога крутая, то ли стена кривая, и карабкайся,
ломая пальцы о зазоры между булыжниками.
В этом лабиринте совершалось некое беспорядочное движение.
Огни торопливо метались, обозначая сплетения переулков. Взлете-
ла сияющая звезда, пронеслась, фырча, к высоким сферам неба и
распалась на яркие искры. Они падали, разносимые ветром, будто
щепки на беспокойных волнах.
- Это дракон-фест, - объяснил мне новый вожатый. - Сегодня
все веселятся вместе, вперемешку, подлые сословия и знатное от-
родье.
Я с веселым изумлением покосился на него.
- Они...мы празднуем скорое избавление от грозного чудови-
ща. Всемилостивый король позаботился о даровом угощении, а
гильдии - об увеселениях и фейерверке.
Дракон опускался, обводя плавный полукруг. Я больше прис-
лушивался к разговору у соседнего окна. Двое из свиты толковали
о своем.
- ...в последний фест..четверых на куски, и... сестра во-
пит, а что поделаешь...чертов дракон...кому надо, чтоб его уби-
вали каждый год...
- И нас,.. - и потом второй вполголоса что-то произнес,
как выплюнул, коротко и с силой.
Мой собеседник даже вздрогнул и пристально посмотрел в их
сторону. Видимо, то была непристойность, неизвестная моим учи-
телям. Но я уже свободно обходился без их науки. Чем ближе к
логову Дракона, тем проще я изъяснялся на этом языке, тем пол-
нее понимали меня. Я более не задумывался над происхождением
чудес, я вольно использовал их плоды.
Над домами неслись мы, выхваченными багровым прерывистым
светом, а сверху ребристую чешую и свинцовые листы крыш луна
заливала мертвым голубоватым холодом. Над обрывками пьяных пе-
сен, криков и регота проносились мы, и жутким и святотатствен-
© Copyright Вилл Третьяков, 1987
Email: mart@au.ru
Date: 12 Jul 1999
---------------------------------------------------------------
Ф.Е.Б. - с любовью,
без веры и надежды.
Я убил его с неестественной легкостью. Я увидел его изда-
ли, с пригорка, на пологом склоне с кустами можжевельника среди
редкой жесткой травы. Вверх да вниз плыла дорога, и я плыл, по-
качиваясь в седле, и копье мерно ходило вверх-вниз, упертое
древком в гнездо стремени. Погожий, пригожий день расцветал,
канун яблочного Спаса, и ветер, налетавший спереди и сбоку, был
чист и свеж.
А говорили о дремучем драконьем смраде на милю в окружнос-
ти. Говорили. В коллеже Ордена я был обучен трудному военному
ремеслу и всем подлым уловкам обитаемого мира. Нам передавали
те крохи знаний о чудесном, которые сохранялись в памяти и
древних свитках спустя века после встречи с ним. Миниатюры -
дракон, пожирающий пустынника Никомеда и деву Олеонору, дракон
в небе над башнями астрологов. Дракон в ярости. Спящий дракон.
Мертвое знание, бесплотные сотни слов страшной речи чудо-
вищ. Кто из наших магистров видел в натуре хоть изумрудную че-
шуйку с хвоста ? Опыт дракоборцев старых лет выродился в изощ-
ренный ритуал, и немногие всерьез верили в сказки о крылатых
ящерах. И вот я рискнул отправиться вслед баснословному Этерику
Магнусу. До половины его путь был хорошо известен. До гор Жела-
ния, до перевала семи троп. Но перевала более не существовало,
охотники ходили по одной тропе. Да и та обрывалась на непости-
жимой высоте, приводя к разлому без дна, всегда затянутого клу-
бящимся туманом.
Эхо дробило и множило звуки. Белый пар окутывал ноздри на-
ших коней, в сумерках скалы чернели, и снег становился лунным,
синим. Каменная мелочь ссыпалась из-под переступающих подкован-
ных ног.
- Сюда приходили они все, - мой проводник Элайя повел над
пропастью рукою в рукавице толстой вязки. - Доблесть во взоре,
и крепость тела, и твердыня духа. Они бы бросили вызов самому
дьяволу, они верили в себя, но биться лбом в глухую стену...
Ведь такая стена надежнее прочих, мастер Вилл, согласись.
Темнело быстро, и холод сковал сочленения моего панциря. Я
с усилием кивнул, говорить не хотелось. Эх, мальчишка, ты решил
преуспеть там, где отступали поколения отважных.
- У всех у них, - внезапно громче заговорил Элайя - были
чересчур трезвые головы. Конь не птица, и облако не пух. И ма-
гией они не владели. Они поворачивали вспять, убедившись в
справедливости старой легенды. И до сих пор тень доброго Этери-
ка напрасно ищет покоя в диких горах. Но пришел заветный день.
Ты явился. Да ты и не мог иначе.
Я еле различал, как шевелятся заросли его усов в ледяной
корке. Я бы хотел посмотреть ему в глаза.
- Какого же лешего ты молчал всю дорогу ? Я ведь сказал
тебе, что хочу только взглянуть на это гиблое место. Не больше.
Я же еще... Я же щенок для такого дела.
- Тебя ведет твоя судьба, ее же не обманешь. Каждый твой
следующий шаг уже предречен, теперь тебя будут направлять все
встречные. А я лишь первый в их цепи. Здесь мясо, хлеб и ячмень
на три дня.
Он вдруг заторопился. Я чуть было не упустил горловину
объемистого вьюка.
- Быстрей. Доверься мне. Небо почти черно. Сказано: " На
грани черной ночи избавитель пройдет сквозь стену из ветра и
туч и, проблуждав три дня, к исходу третьего увидит костры в
долинах злосчастной страны Мо.
- И это я убью дракона ?
- Ты одолеешь его, да, да, если только сейчас решишься на
безумство. Вперед, мастер Вилл, вперед...
Не знаю, уж чем он кольнул Семле - ножом, шилом ли, - мы
обрушились в пропасть, и мой предсмертный вопль заглушил крик
полоумного старика: " Вьюк держи, вьюк !"
Какое-то время мы летели одним целым, потом медленно разъ-
единились, я с перехваченным судорогой горлом, с вьюком в обеих
руках, и слепо дергающий тонкими ногами Семле. Сердце затрепе-
тало и остановилось, зашлось в древнем ужасе падения. Я ничего
не видел больше, только свистело в ушах, и безуспешно силился
вздохнуть... Потом что-то упругое, подающееся, остановило меня.
Я проваливался сквозь мокрый легкий пух, и слой за слоем он га-
сил скорость моего полета, это был не снег... Это был туман на
дне ущелья ! Стена из ветра и туч. Сильный удар по плечу вывел
мое дыхание из спазмы. Железом по железу. Подкова Семле. Краем
сознания я взмолился, чтобы не оказаться на земле раньше него и
под ним. Дышать было еще трудно, но меня захватила бурная ра-
дость и понесла, взмывая с каждым новым облаком. Только в снах
я парил так над землей, сознавая свою полную безопасность, хо-
чешь опуститься - прижми коленки к груди, и камнем, бесплотным
камнем вниз. К камням я все-таки приложился основательно.
Туман подо мною засветился, все ближе передавали меня его
воздушные пелены-перины, и вот я выскользнул из последней и с
высоты увидел ад. Из скалы вязко вытекала бурая лава в оранже-
во-багровых ярких пятнах. Было светло, свет играл на вонючих
дымах над лавой, на камнях в липкой горячей грязи, на множестве
луж черной жижи, радужных пузырях. Временами скала выпускала
густые стаи шипящих искр, как с точильного колеса.
Я стукнулся правым боком и заработал обширный синяк на ру-
ке. Семле опалил шкуру, и я битый час тянул его с места. А по-
том сам не мог взобраться в седло, меня трясла частая дрожь, и
мы потащились вдоль лавового потока. Кирасу я без сожалений
бросил у истока огненной реки, оставил только меч в кожаных
ножнах, поднял кверху наушники глубокой шапки волчьего меха и
распахнул полы полушубка. Ветер и холод бесились поверху. Я не
знал куда идти, лишь бы вперед и прочь отсюда. Лава пугала ме-
ня, но она давала свет и тепло. И направление.
Недолго мы прошли, но достаточно, чтобы привыкнуть к этому
окружению. И наконец я просто отвел Семле в сторонку, под плиту
розового гранита в блескучих зернах, навесом выдававшуюся из
ровной скалы. У меня еще достало воли подвесить ему на шею тор-
бу с ячменем и самому покусать холодный каравай. А потом я за-
полз, стеная и содрогаясь, в тесный спальник и отрубился до ут-
ра под свист, и рев, и шип, и вой волков, и хрип грифонов в
удаленных пещерах, и рокот обвалов. Я был заговорен ото всех
опасностей, и тень доброго Этерика хранила меня.
С ним я встретился на второй день блужданий. Старые кости
не испугали меня, мальчишкой пережившего пятилетнюю резню за
веру в наших краях. Его герб я узнал сразу. Этерик Магнус - не-
бесный патрон нашего ордена, его житие входит в Большой Канон.
А теперь я видел его въявь, и тяжелые глыбы попирали его прах.
Тут ли он погиб под ними, то ли они нагромоздились за последу-
ющие столетия. Шкуры и ткань потлели, а доспехи были непоправи-
мо погнуты и зияли красными ржавыми ранами. Стальные щит и шлем
магической закалки уцелели. Спасли бы они его от каменного
шквала ? Но в любом случае только ненормальные странствуют в
горах с грузом сильного мула на шее и левой руке.
В Каноне сказано, что Этерик дошел до страны Мо, и тамош-
ний дракон извел его хитростью, пустив большой пал по лесу нав-
стречу герою. Однако по всему он так и не выбрался из скального
лабиринта.
Встреча с ним одарила меня немногим. Шлем был велик и мас-
сивен, щит вовсе неподъемен. А легкое и длинное копье белого
камня пошло мне впрок, то самое, которое "...сгибалось в кольцо
и разгибалось без изъяна, било без промаху и сразило пять де-
сятков монстров, не горело в пламени земном и подземном...". И
в воде не горело, и в огне не тонуло - как издевались мы, жел-
торотые школяры-зубрилы. Вот оно в моей руке, прохладная реб-
ристая кость на ощупь, легче тисовой жерди, с которой мы рабо-
тали месяцы напролет.
Но я даже не попытался его согнуть, я вырос из того воз-
раста, а хмурые мужчины знают себе цену и не верят в чудеса. По
крайней мере, чудеса невольные.
На чаше гарды изнутри были неровно процарапаны крестики и
притерты чем-то черным, вроде сажи, чтоб заметней стали. Я нас-
читал четырнадцать таких значков и послал мысленный привет мо-
ему каноноучителю отцу Адальберту и кафедрам каноноучения вооб-
ще всех коллежей Ордена Дракоборцев. Какая каша заварится ! На
всех изображениях, витражах, покровах нимб св. Этерика состоит
из пятидесяти звездочек, это еще из вопросника младшей ступени.
Я был весел и горд, и едва различимая тропа несла меня под
яркой белизной вечного тумана вниз, все более резко кренясь под
уклон, и ошую от меня теперь журчал ручей с соленой на вкус во-
дой. Она щипала язык и терзала зубы холодом. По ночам я мечтал
о костре и горячем хлебове.
На исходе третьего дня сплошная скала внезапно разомкну-
лась, и, вровень с полетом птицы, я увидел страну Мо в сирене-
вой дымке, в синих тенях гор, и сотни костров на холмах. Три
долины лучами расходились у меня из-под ног за пределы зрения,
в сиреневое и лиловое ничто. Если и были звезды в небе, то я их
не видел. Только в романах и праздных сочинениях трубадуров
звезды сияют будто факелы ночного патруля. Любовник различает
улыбку милой в их услужливом освещении, а кинжалы злодеев так
прямо и сверкают. Не терплю сказок. Давно, примерно с прошлой
осени. Злосчастная страна Мо расстилалась подо мной, и где-то в
своем логове беспокойно ворочался дракон, мучаясь давним, полу-
забытым кошмаром.
- Избавитель явился. Радуйтесь, люди ! - пробормотал я и
чихнул. Из носу текло безостановочно, текло и свербило, видно,
чары подлого чудовища не миновали и меня на границе его домена.
Дальнейший путь был очевиден, но следовало ждать до утра. Ги-
гантский язык осыпи стремился круто вниз.
Безмерно одиноким казался я себе перед самым отплытием в
сон, когда снизу донесся отдаленный стон трубы, протяжный, тон-
кий. Он встревожил и Семле, и тот пропрыгнул раз несколько, не-
ловко вскидывая спутанные на ночь ноги. Моя последняя ниточка к
дому родному. В лучших традициях мне к шести годам отдали во
владение голенастого жеребенка. Поднимай его каждое утро, бу-
дешь расти вместе с ним, будет расти и сила. Потом господь
прогневался на наш край, а разум людей свихнулся, и окончатель-
но эта буря занесла меня и Семле в холодные дормиторий и конюш-
ню коллежа. Судьба влекла меня, не спрашивая, насколько она мне
по нраву.
Теперь я взрослый, я редко плачу во сне. Но я проснулся с
мокрыми щеками и заснул снова. Мне привиделось, как моя душа -
яркая белая звездочка - воспаряет над миром. И снизу посылают
ей белые лучи другие души. Послушники-дракоборцы моего потока,
тьютор отец Олорий, матушка ( а в большом зале проломлена кры-
ша, ветер наметает снежные кучи, и крысы пробегают мимо этих
куч, звеня осколками цветного стекла на полу ), мой старший
брат, с некоторым недоумением осваивающий презренное ремесло
хлебопашца, и та девица со смелыми глазами, которую я видел в
октябре на переправе через Майн, и нищие на широких ступенях
кафедрального собора, они временами уходили погреться у костра,
разведенного за углом на площади, а ливень все крепче бил их по
мешковине и грязным костлявым рукам.
Я опять проснулся. Сердце тараном колотилось, потрясая
грудную клетку, отдаваясь в висках и кончиках пальцев. Я скрю-
чился в клубок и натянул полость на голову. Было еще темно.
Третий сон показал мне Элайю на ледяной блистающей верши-
не. Мы с ним, и этот одинокий пик, и чистая голубизна ветреного
неба, в котором теряется основание нашей Вавилонской башни. Я
не спрашиваю, как мы с ним очутились здесь. Наверняка очередное
безумство. Лицо его бесстрастно, но голос печален.
- Мальчик, я солгал тебе. Ты не убьешь дракона.
- Ведь у меня копье Этерика.
Молчание.
- Он меня в западню заманит ?
Элайя коротко мотает головой.
- Магия ? Колдовство ?
Нет. Нет.
- Что меня ждет, Элайя, не ври мне !
- Знаешь ли ты себя, мастер Вилл ? Веришь себе ? Всегда
согласен с собою ?
- Ты пугаешь меня непонятными словами !
Сон уходит, а Элайя озабоченно повторяет - Веришь себе ?
Знаешь себя ?..
Яснее ясного - все пройдет гладко, только ежели я себе сам
ножку не подставлю. Беспроигрышный прием гадалок. Я тяну спину,
как струну арбалета и повожу, напрягаю до хруста плечи. День
обещает быть добрым, хотя солнце еще слабо для тепла.
Вскоре мы начинаем спуск. Я ужасно трушу, и пот копится на
бровях, и капли скользят к глазам и по крыльям носа. Солнце
светит наотмашь, режет и жжет, и камни опасно колеблются, как
одна живая масса. Да простят мне богобоязненные пустомели -
копьем я орудую, как простым, очень длинным и неудобным посо-
хом, и чертова реликвия при этом гнется куда попало на манер
ивовой лозы. Приходится следить за зверем, доверяющим мне, и за
поклажей, и за завалами валунов впереди-внизу-вокруг. В тесный
круг забрали меня немногие звуки - напряженные дыхания, и голо-
са камней из-под ног, а дальше - безветрие, пустота, тишина.
Солнце жжет, и из носу льет - радуйтесь, люди, грядет ге-
рой, каких не бывало. Я жмурюсь, промаргиваю едкий пот, и по
редким фрагментам, доступным зрению, пытаюсь направить наше
движение. Время остановилось, а солнце карабкается в зенит, но
вот я очутился в холодной тени и вмиг ослеп.
Под ногами тот же щебень, осыпь ползет дальше и заворачи-
вает за грузно осевшую на пути громадную гору. Она одна особня-
ком торчит под могучими скалами, откуда - с высокого верху - и
срывается из пролома застывший камнепад. Экая крутизна, как
одолел я ее, едва ли не полдня спускался без передышки, не поз-
воляя подломиться неверным ногам. Потом все было проще. Гора
закрывала первый из холмов страны Мо, они уступами вели меня
ниже, ниже, в тепло и зелень, и дух диких яблонь на солнцепеке,
в густую сладкую траву нашей первой ночевки.
Ночью опять звала труба, и сполохи от костров взметало на
юге, будто гроза бесшумно ходила по дальним склонам. Перед рас-
светом явился дождь, короткий дождик, торопливо и яростно побил
нас увесистыми каплями и побежал дальше, шумно шлепая по мокрой
траве. Насморк мой улетучился тем же чудесным образом...
Я, злой и веселый, скалился на тонкую полоску света, обоз-
начавшую зубцы гор. Я навалил поклажу на Семле, не затягивая
его в сырую кожу ремней. Мы захлюпали по грязи. Много позже
солнце высушило нас до пара, а проселок - до пыли, и встречный
ветер уносил и пыль, и пар прочь. Он надул мне зверский голод,
который лишь раздразнили придорожные яблоки-зелепушки.
Когда я увидал на другом берегу оврага широкую гарь, поза-
ди кто-то прохрипел с перерывами, задыхаясь словно от долгого
бега, прохрипел по-драконьему. Пару слов я не разобрал, осталь-
ные же - "Стой, рыцарь, стой!" - и впрямь остановили меня. Так
резко, что я зацепил ногой за корневище, укромное в пыли, и по-
летел наземь, не выпуская повод. Семле заржал, почуяв чужого, и
протащил меня немного на животе, покуда я не догадался разжать
пальцы. Дракон все что-то бормотал и хрипло дышал. Мной завла-
дели страх и досада. Копье Этерика ! Я вскочил навстречу черно-
волосому парню в крестьянской одежде, который бросился ко мне
же - отряхивать, что ли. Долго не раздумывая, я увернулся и ух-
ватил копье с обочины. Потом до меня дошло, что драконами поб-
лизости не пахнет ( "Смрад ! Драконий смрад, дети мои..." ), а
парень, разведя руки и приоткрыв рот, таращится на меня, точно
на ожившее пугало.
- Ты напал на меня ? - спросил я и попытался жестом выра-
зить забытое мною слово "почему". В жесте участвовало и копье.
Парень рухнул на колени и быстро заговорил на скрежещущем это
наречии, глядя жалобно и покорно. Он был убежден, что я сильно-
могучий Атарикус, что старики ждут меня с ранней весны, и что
по моей милости драконные дозоры короля рыщут в тени великих
гор. По его тону я понял, что встречаться с дозорами не стоит.
Мой новый водитель был моложе меня, ниже ростом и тащил за спи-
ной тушки зайцев и маленькой росомахи, вынутых из силков на за-
ре. Я спросил его, знает ли он кого-нибудь, кто бы видел драко-
на, и он отвечал мне долгим взглядом, недоуменным в высшей сте-
пени.
Больше с дурачком толковать было не о чем. Я не слишком
ловко взобрался в седло, потеснив изрядно похудевший кожаный
вьюк, и осведомился напоследок о дороге в деревню. Он опять не-
доверчиво воззрился на меня и так же молча указал вперед. На
этот раз маху дал я. Дорога-то была одна, и она лежала под на-
шими ногами, а потом поплыла, увлекая назад несостоявшегося по-
путчика, корявые дикие яблони, склоны и пригорки, вверх да
вниз. А ветер чист и свеж был.
Покамест я не увидел его, и вспыхивавшую траву под выдоха-
ми огня, мгновенно обращавшуюся в черный ломкий пепел. Я смот-
рел на него сбоку, на исполина, от хвоста шла волна новой, неж-
но-зеленой чешуи на смену грязно-бурой, закаменевшей, и были
чешуйки с мою ладонь, и с мою голову. Он парил над землею в
двух-трех футах, лениво помавая плавниками-крыльями, толстый
хвост волоча по выгоревшей черной траве, кроша ее в прах. Дви-
гался он словно тяжелый медлительный сом в стеклянном ящике с
водой на потеху толпе, однако самомалейший толчок крыльев гнал
его подобно туче в ветреный день.
Перед ним мелкой рысью, изредка оборачиваясь и что-то кри-
ча чудовищу, бежал еще один обитатель страны Мо, такой же при-
дурок, как и первый. Дразнил ли он воплощенную свою погибель ?
Заманивал, жертвуя собою, в некую волчью яму ?
"А ведь еще пацан совсем," - мелькнула мудрая мысль в моей
внезапно повзрослевшей голове. "Ишь как чешет босиком !"
Я не успел в одно мгновенье обозреть всю мою жизнь. Копье
Этерика задрожало, уставилось в цель и властно потянуло меня.
Руки точно прилипли к нему, теперь заметно горячему. Я ударил
коленями Семле, он устремился с места по целине, копье рвалось
из рук, и вот... мы мчимся... прямо в застилающую небо махину.
Дракон плавно и бесшумно повернулся к нам и отвел пасть от зем-
ли.
Смрад, драконий смрад. - Где он ? - " Эээ-оооо-аааа ! " -
Неужто это я кричу ? - Мамочка ! - Как все быстро, что несет
меня вверх ?
Белесый зоб монстра в какой-то миг раздулся, разгладил
морщины на шее и посветлел. Дракон слегка подпрыгнул в воздухе
и утвердился над моею безумной головой.
Все !
И тогда ярое копье с поистине нечеловеческой ( и уж не мо-
ей ) силою пробило нежную кожу зоба и, легко пройдя эту по-
лость, хрустко врезалось то ли в кость, то ли в хрящ. Меня
спасла сила взрыва. Она отшвырнула нас легче летучего тополино-
го пуха. Опять я лечу, вдобавок оглушенный и ошпаренный, и раз-
рываю рот в беззвучном вопле. Я зажмурил глаза и впечатался в
землю. Сознание ненадолго возвращалось ко мне, я полузапомнил
эти краткие вспышки, плывущие бесшумные картинки. Склонившиеся
надо мной чумазые рожи спасенных мною придурков. Младший просто
таращится, а другой постукивает пальцем по лбу, жестом, старым
как горы.
Еще - поздний вечер, но на низкой лежанке в углу хижины
тепло, сухо и покойно, и сквозь стену из неплотно пригнанных
округлых членистых стволов мелькают лики огня, большой костер
снаружи, а вокруг - фигуры, тени. Дверь откинулась, и открылся
путь свету, и кто-то вошел и загородил свет. Мне чудится - то
женщина в белом одеянии, с чашей воды из горного ручья, студе-
ной, колкой. Я мучительно вспоминаю, как сказать "пить", но
мутный мрак обволакивает меня.
Та же лежанка, и теперь солнце протянуло свои лучи из каж-
дой щели, расстелив длинные полосы на земляном полу. Слух не
отказывает служить мне, но контузия еще сказывается в каждом
движении, я сажусь, и пью, и ем, и только потом за спинами жен-
щин, ухаживающих за мной, замечаю внимательный взгляд человека
в сером бархатном полукафтанье и с тусклой желтой цепью на гру-
ди. Я, верно, явственно меняюсь в лице, ибо он жестом, старым
как горы, прикладывает палец к губам и исчезает. И лишь дверь
проскрипела и стукнула негромко.
Боже правый ! Патрули короля ! Меня засекли. Я порываюсь
вскочить на ноги и бежать, покуда сил достанет, но их маленькие
руки укладывают меня. К губам подносят горячую кружку, испуска-
ющую сладкий пар, я отпиваю глоток, еще и легко засыпаю.
И вот я поправился, но кроме меня никто об этом не знает.
Опять вечер, за стеной - не далее протянутой руки - сидят, ды-
шат, шевелятся с десяток подростков. Они слушают, слушаю и я,
затаясь в темноте, нарушаемой дыханием пламени. А старческий
голос, сиплый и слабый, скупо роняет слова, продолжая повесть,
застигнутую мною на полпути, на середине. Странно, я понимаю
почти все, или догадываюсь, или считаю, что догадался.
- ... всех его учеников. И бросали зверям... А он остал-
ся... И ему сказали... Иди, говори свои...слова...но не будет
тебе пристанища... И всякий, кто...хлеб, и воду, и крышу от не-
настья... А наутро ты пойдешь дальше...всех их убьют...
огонь...развеют по ветру... Но он сказал...истина и свет...жить
не стоит... И он шел так, годы и годы...и вслед за ним всег-
да...жестокие рыцари, конные, оружные... Люди пускали
его...грех... Он нес им слово и знал...смерть...за ним вслед...
Всех в том доме, от мала до велика...и они знали... Не было
горше муки... Он взывал...но молитвы...небо молчит...и новый
день... Его вера иссякла...дьявольский план...но слухи...все
больше людей...с радостью встречали его...жертва искупитель-
ная... Настал день...были сухи, сердце болело... Он не пос-
мел... Всадники поодаль, на виду... Вышли к нему...во имя Бога
твоего...мы готовы...девы и малые дети...простирали руки... он
бросился бежать...оглянулся...большой пожар...вся деревня
та...и тени конных, выше высоких деревьев... А утром...вынули
из петли...
Вдруг сверху взвыла труба, и пронеслась тень без шума. Вы-
ше невысоких здешних деревьев. Быстрый вихрь пригнул костер. Я
закаменел. Сервы возле хижины молча глядели в пламя. Продолже-
ния варварского апокрифа не последовало. Они разошлись, так и
не узнав о моем присутствии.
В ту же ночь всех обитателей деревни согнали к моей хижи-
не. Явно не по доброй воле они воздавали мне царские почести, а
староста и еще трое неизвестных явились каждый с веревкой на
шее. Они довольно убедительно просили покарать их за то, что
разделали Семле и разделили между собой нехитрые мои пожитки.
Им бы сошла с рук и разделка моей туши, если б не чудесное
копье. Оно не умело менять хозяина, раз его признав, и не дава-
лось в руки. Тогда старики сочли возможным, что Атарикус все же
воплотился в юном недотепе, и решили вернуть меня к жизни. Чего
ради - бог весть, однако и провидение вмешалось в виде како-
го-то местного наушника и драконного королевского дозора.
Оба крыла толпы, невнятно шумевшей в постоянном нестройном
шевелении, уподоблялись черной реке под городским мостом, пол-
ным огней, словно отражая их в колебавшейся ряби. Чадящие раз-
номастные факелы меркли при каждом выдохе чудовища. Облако пла-
мени озаряло толпу с резкостью и силой взрыва. А я убил драко-
ныша-сосунка. Он тихо брел себе по лугу, насыщаясь ароматным
дымом трав. И напугал мальчишку, пасшего скотину. И взбаламутил
мирных поселян.
Я был камнем, низринутым с высоты спятившим проводником. Я
был тряпичным паяцем-куклой, подброшенным разрывом дракона. Но
никогда еще - и вряд ли снова окажусь в этой жизни - облаком, с
плавной быстротой катившимся над тощими пажитями страны Мо,
мельницами, дорогами. Не какая-то пушинка одуванчика, которая
послушно следует прихотям сотни капризных ветерков.
Я целый день плыл наравне с птицами в коробе под брюхом у
тучи-дракона, и в нем изредка действительно урчало и погромыхи-
вало. И на пажитях, и в колесах мельниц и подъемников копей,
мехов и молотов кузен, и на холмистых лугах лениво, могуче,
плавно двигались такие же тучи, и сверху гигантские, смахивав-
шие на чудовищных черепах. Сумерки озарялись вспышками выдохов,
черные стены отдалились, расплылись в лиловой мгле, рисуя на
бледном еще небе неровную иззубренную линию, ниже которой
сплошная чернота, а мгла ползет все выше. Впереди - тесное
скопление огней.
Город прирастал камнем с давнего времени. Город топился
угольным камнем, и каменными были двери и ворота, умно прила-
женные на шипах так, чтобы поворачиваться от легкого нажима,
если бы не железные засовы. Улицы стремились вверх под неимо-
верным наклоном, только в кошмаре могли привидеться такие мос-
товые - то ли дорога крутая, то ли стена кривая, и карабкайся,
ломая пальцы о зазоры между булыжниками.
В этом лабиринте совершалось некое беспорядочное движение.
Огни торопливо метались, обозначая сплетения переулков. Взлете-
ла сияющая звезда, пронеслась, фырча, к высоким сферам неба и
распалась на яркие искры. Они падали, разносимые ветром, будто
щепки на беспокойных волнах.
- Это дракон-фест, - объяснил мне новый вожатый. - Сегодня
все веселятся вместе, вперемешку, подлые сословия и знатное от-
родье.
Я с веселым изумлением покосился на него.
- Они...мы празднуем скорое избавление от грозного чудови-
ща. Всемилостивый король позаботился о даровом угощении, а
гильдии - об увеселениях и фейерверке.
Дракон опускался, обводя плавный полукруг. Я больше прис-
лушивался к разговору у соседнего окна. Двое из свиты толковали
о своем.
- ...в последний фест..четверых на куски, и... сестра во-
пит, а что поделаешь...чертов дракон...кому надо, чтоб его уби-
вали каждый год...
- И нас,.. - и потом второй вполголоса что-то произнес,
как выплюнул, коротко и с силой.
Мой собеседник даже вздрогнул и пристально посмотрел в их
сторону. Видимо, то была непристойность, неизвестная моим учи-
телям. Но я уже свободно обходился без их науки. Чем ближе к
логову Дракона, тем проще я изъяснялся на этом языке, тем пол-
нее понимали меня. Я более не задумывался над происхождением
чудес, я вольно использовал их плоды.
Над домами неслись мы, выхваченными багровым прерывистым
светом, а сверху ребристую чешую и свинцовые листы крыш луна
заливала мертвым голубоватым холодом. Над обрывками пьяных пе-
сен, криков и регота проносились мы, и жутким и святотатствен-