Трэверс Памела. Мэри Поппинс с Вишнёвой улицы (иллюстрации Г. Калиновского)

   Эндрю не только мечтал стать дворняжкой, но и дружил с одними дворнягами. Улучив минутку, убегал к калитке и ждал там появления друзей, с которыми можно переброситься парой слов о простых собачьих делах. Но это бывало так редко! Увидев его у калитки, мисс Ларк тотчас звала его:
   — Эндрю, Эндрю, иди сюда, мой красавчик! Перестань общаться с этими ужасными беспризорными дворнягами!
   И, конечно, Эндрю вынужден был идти домой. Иначе мисс Ларк шла к калитке и уносила его домой на руках, опозорив перед друзьями. Красный от стыда, Эндрю поспешно взбегал по ступенькам, чтобы другие собаки не слышали, какими словами осыпала его мисс Ларк. Тут было и «бесценный», и «счастье моё», и «мой маленький сахарочек».
   Задушевным другом Эндрю был не просто дворовый пёс, а притча во языцех всей улицы. Он не только был помесью эрдель-терьера с Лабрадором, но и умудрился взять от той и другой породы всё самое худшее. Когда бы ни завязалась на улице собачья драка, он был всегда в самой её гуще, вечно грызся с почтальоном и полицейскими, а больше всего любил рыться в помойках или в сточной канаве. Он сумел насолить всей улице. И не один житель говаривал в сердцах — какое счастье, что это отродье — не его собака!
   А Эндрю любил его и постоянно ожидал с ним встречи. Иногда им удавалось только приветливо обнюхать друг друга в парке, изредка выпадала удача — побеседовать у калитки. Эндрю узнавал от своего друга все городские новости, и по ухмылке большого пса можно было догадаться, что они были не такие уж невинные.
   И всегда на самом интересном месте раздавался из окна голос мисс Ларк, большой пёс вставал, показывал ей язык, подмигивал Эндрю и уходил, вихляя задом. Чихать он на неё хотел!
   Эндрю, конечно, не разрешалось выходить за калитку, разве только с мисс Ларк на прогулку или с горничной к ветеринару подрезать коготки.
   Вообразите теперь удивление Джейн и Майкла, увидевших Эндрю одного в парке; он пробежал мимо них, прижав уши и задрав хвост, как будто напал на след тигра.
   Мэри Поппинс резко остановила коляску — вдруг Эндрю в пылу погони опрокинет коляску вместе с близнецами.
   — Эй, Эндрю! Где твой камзольчик? — закричал ему вслед Майкл, стараясь подражать визгливому голосу мисс Ларк.
   — Эндрю, несносный мальчишка! — вторила брату Джейн, гораздо лучше подражая голосу мисс Ларк, в чём нет ничего удивительного, ведь она была девочка.

   Эндрю заносчиво поглядел на них, а на Мэри Поппинс громко затявкал.
   — Тяф! Тяф! — повторил он быстро несколько раз.
   — Постой, постой. Мне кажется, первый направо, второй дом по левой стороне, — сказала Мэри Поппинс.
   — Тяф? — спросил Эндрю.
   — Нет, сада нет. Только огород сзади. Ворота обычно открыты.
   Эндрю опять что-то протявкал.
   — Не уверена, — сказала Мэри Поппинс. — Но думаю, ты прав. Обычно появляется домой к послеобеденному чаю.
   Эндрю кивнул и со всех лап побежал дальше.
   Глаза у Джейн и Майкла стали круглые, как блюдца.
   — Что он сказал? — выпалили оба, задыхаясь от волнения.
   — Ничего, он просто гуляет себе, и всё, — сказала Мэри Поппинс и плотно сжала губы, чтобы ни одно слово больше не вылетело у неё изо рта. Джон и Барбара громко гулили в своей коляске.
   — Нет, не просто! — возразил Майкл.
   — Он не может просто так гулять! — поддержала брата Джейн.
   — Вам, конечно, виднее. Как всегда, — сказала, вздёрнув нос, Мэри Поппинс.
   — По-моему, он спрашивал у вас чей-то адрес. Он наверняка… — начал было Майкл, но Мэри Поппинс, фыркнув, перебила его:
   — Если ты всё знаешь, зачем меня спрашиваешь? Я ведь не справочная книга.
   — Перестань, Майкл, — вмешалась Джейн. — Мэри Поппинс ничего нам не скажет, если ты будешь говорить таким тоном. Мэри Поппинс, пожалуйста, скажите нам, о чём вы говорили с Эндрю?
   — Спрашивай у него. Он всё знает, мистер Всезнайка, — ответила Мэри Поппинс, презрительно кивнув в сторону Майкла.
   — Нет, Мэри Поппинс, я не Всезнайка. Правда, правда, не Всезнайка. Скажите, пожалуйста.
   — Полчетвёртого. Пора идти пить чай, — проговорила ледяным тоном Мэри Поппинс, повернула обратно коляску и опять плотно сомкнула губы, как будто захлопнула дверцу люка. И всю дорогу домой не проронила ни слова.
   Джейн с Майклом тащились сзади.
   — Это всё ты виноват, — сказала Джейн. — Теперь мы никогда не узнаем, что сказал ей Эндрю.
   — Ну и пусть, — ответил Майкл и вскочил на самокат. — А я и не хочу знать.
   Но на самом деле он очень, очень хотел знать. И так случилось, что он, Джейн да и все остальные уже к чаю узнали, куда так спешил Эндрю.
   Когда они переходили дорогу у самого дома, из соседнего дома до них донеслись громкие крики и глазам предстало удивительное зрелище. Две горничные мисс Ларк носились как сумасшедшие по саду, заглядывали под кусты, раздвигали ветки деревьев — так ищут только потерянную драгоценность. Тут же был парнишка Робертсон Эй из дома № 17; с сосредоточенным видом ворошил он метлой гравий на дорожке, ведущей к дому мисс Ларк, словно надеялся под камешком обнаружить исчезнувшее сокровище. А сама мисс Ларк бегала по саду и, всплескивая руками, звала:
   — Эндрю! Эндрю! Его нигде нет! Мой дорогой мальчик пропал. Надо послать за полицией. Я обращусь к Премьерминистру. Эндрю потерялся! Мой маленький Эндрю!
   — Мне очень жалко мисс Ларк, — сказала Джейн, чуть не бегом переходя дорогу. Мисс Ларк была так расстроена, что только самый жестокий человек не пожалел бы её.
   Успокоил её Майкл. Подходя к своему дому, он взглянул в конец улицы и вдруг увидел — кого бы вы думали?
   — Глядите, мисс Ларк, да вон же Эндрю. Сворачивает у дома Адмирала Бума!
   — Где? Где? Покажи! — крикнула мисс Ларк, едва переводя дыхание. И повернула голову в ту сторону, куда показывал Майкл.

   Действительно, в конце улицы появился Эндрю собственной персоной, он шёл не спеша, с рассеянным видом, как будто ничего страшного не произошло; рядом с ним вышагивал большой пёс, помесь эрдель-терьера с Лабрадором, взявший от той и другой породы всё самое худшее.
   — Какое счастье! — громко вздохнула мисс Ларк. — Какая тяжесть свалилась с моих плеч!
   Мэри Поппинс с детьми оставались на улице у калитки соседнего дома, мисс Ларк и две её горничные перевесились через забор, Робертсон Эй, отдыхая от трудов праведных, опёрся о метлу — все молча наблюдали возвращение домой блудного сына.

   Эндрю и его приятель с самым безмятежным видом подошли к калитке, весело размахивая хвостами и независимо навострив уши; в глазах Эндрю читалось предупреждение — сегодня он настроен самым решительным образом.
   — Опять этот ужасный пёс! — воскликнула мисс Ларк, посмотрев на спутника Эндрю. — Пшел, пшел отсюда! Убирайся сейчас же домой!
   Но пёс сел на тротуар, почесал за правым ухом левой лапой и широко зевнул.
   — Вон отсюда! Пшел! Кому я говорю! — кричала мисс Ларк и сердито махала на пса руками. — А ты, Эндрю, — продолжала она, — сию же минуту иди в дом! Без спросу уйти за ворота! Один, без камзольчика! Я очень тобой недовольна.
   Эндрю что-то лениво протявкал, но не двинулся с места.
   — Что это значит, Эндрю? Иди сейчас же ко мне! — приказала мисс Ларк.
   Эндрю снова затявкал.
   — Он сказал, — вмешалась Мэри Поппинс, — что он домой не пойдёт.
   Мисс Ларк повернулась и окинула Мэри Поппинс высокомерным взглядом.
   — Откуда вы знаете, что говорит мой пёс, позвольте вас спросить? Конечно же, он пойдёт домой.
   Эндрю, однако, помотал головой и издал глухое рычание.
   — Не пойдёт, — повторила Мэри Поппинс. — Не пойдёт без своего друга.
   — Чушь, ерунда! — отрезала мисс Ларк. — Такого он сказать не мог. Чтобы я пустила в свой сад эту беспородную образину!
   Эндрю в ответ что-то протявкал.
   — Он говорит, что настроен решительно, — сказала Мэри Поппинс. — Более того, он сам уйдёт жить к своему другу, если вы прогоните его.
   — О, Эндрю, нет, ты не можешь так поступить со мной после всего, что я для тебя сделала! — Мисс Ларк едва сдерживала рыдания.
   Эндрю два раза тявкнул и отвернулся. Большой пёс поднялся на ноги.
   — Он и вправду настроен решительно! — воскликнула мисс Ларк. — Я это вижу. Глядите, он уходит! — Мисс Ларк зарыдала, прижав к лицу носовой платок, потом высморкалась и сказала: — Ну хорошо, Эндрю, хорошо, я согласна. Эта… эта беспородная собака может остаться. При одном, конечно, условии — спать он будет в подвале.
   — Эндрю говорит, мадам, что это условие для него невыполнимо. У его друга должна быть шёлковая подстилка, и спать он должен у вас в комнате. Иначе Эндрю будет спать вместе с другом в подвале, — сказала Мэри Поппинс.
   — Эндрю! Откуда в тебе такая жестокость? — стенала мисс Ларк. — Я никогда не дам на это согласия!
   Эндрю с большим псом сделали вид, что уходят.
   — О, горе, он покидает меня! — возопила мисс Ларк. — Ну ладно, Эндрю. Пусть будет всё, как ты желаешь. Он будет спать в моей комнате. Но я уже никогда не утешусь. Совсем, совсем беспородная собака! — Она вытерла льющиеся потоком слёзы и продолжала: — Не ожидала этого от тебя, Эндрю. Ну хорошо, хорошо, я молчу, что бы я при этом ни думала. А эта… э-э-э… это создание, я буду звать его «Бродяга», или лучше «Дворняга».
   Большой пёс бросил на мисс Ларк негодующий взгляд, а Эндрю громко залаял.
   — Они говорят, что вы должны звать его Уиллоуби и никак иначе. Уиллоуби — его кличка, — перевела Мэри Поппинс.
   — Уиллоуби! Что это за имя! Час от часу не легче! — в отчаянии всплеснула руками мисс Ларк. — А что он сейчас говорит?
   Эндрю как раз опять что-то протявкал.
   — Он говорит: вы должны дать обещание, что никогда больше не станете возить его к парикмахеру и одевать в камзол. Тогда он вернётся. Это его последнее слово, — сказала Мэри Поппинс.
   Воцарилось молчание.
   — Хорошо, — наконец произнесла мисс Ларк. — Но предупреждаю тебя, Эндрю, если ты простудишься, пеняй на себя.
   С этими словами она повернулась и гордо пошла по ступенькам домой, смахнув по дороге последнюю слезу.
   Эндрю снизу вверх посмотрел на Уиллоуби, точно хотел сказать: «Идём, дружище!» — и оба пса медленно бок-о-бок пошли по дорожке сада, махая хвостами, как флагами, и скоро скрылись в доме вслед за мисс Ларк.
   — Никакой он не дурак, как я погляжу, — сказала Джейн, когда они поднимались по лестнице в детскую, где их ждал чай.
   — Теперь и я это вижу. А как по-твоему, откуда Мэри Поппинс это знала ещё тогда?
   — Понятия не имею, — ответила Джейн. — И она никогда, никогда нам этого не скажет. Я уверена…

Глава 5. О Корове, которая день и ночь плясала

   У Джейн болели уши, она лежала в постели, и голова у неё была завязана большим пёстрым носовым платком Мэри Поппинс.
   — А как это болят уши? — спросил Майкл.
   — Всё время стреляют, — ответила Джейн.
   — Как из пушки?
   — Нет, как из духового ружья.
   — А-а, — протянул Майкл. И ему вдруг почти захотелось, чтобы и у него заболели уши. Целый день стрельба — так интересно!
   — Хочешь, я возьму книжку с картинками и буду тебе рассказывать? — сказал Майкл, подходя к книжной полке.
   — Нет, мне очень больно, — ответила Джейн, прижимая ладонь к больному уху.
   — А хочешь, я сяду на подоконник и буду рассказывать, что делается за окном?
   — Хочу, — обрадовалась Джейн.
   Майкл сел на подоконник и целый час описывал сестре, что происходило на Вишнёвой улице.
   — А вон Адмирал Бум, — говорил он. — Вышел из калитки и быстро шагает по тротуару. Нос у него краснее, чем всегда, а на голове цилиндр. Вот он идёт мимо Соседнего дома…
   — А он говорит: «Разрази меня гром»? — спросила Джейн.
   — Отсюда не слышно. Но, наверно, говорит. В саду у мисс Ларк вторая горничная. А у нас в саду Робертсон Эй подметает дорожки и поглядывает через забор. Сел на скамейку и, кажется, отдыхает.
   — У него слабое сердце, — сказала Джейн.
   — А ты откуда знаешь?
   — Он сам мне сказал. Говорит, доктора велят ему работать как можно меньше. А папа говорит, я сама слышала, если тот будет следовать советам врачей, он его рассчитает. Ох, вот опять стрельнуло. Всё стреляет и стреляет! — и Джейн опять прижала к уху ладонь.
   — Ого! — вдруг воскликнул с подоконника Майкл.
   — Что? Что там? — Джейн привстала с постели. — Расскажи.
   — Удивительное зрелище! Представь себе, у нас по улице идёт корова, — объявил Майкл, вертясь на подоконнике.
   — Корова? Настоящая живая корова? Прямо в центре города? Как смешно! Мэри Поппинс, — позвала Джейн. — Майкл говорит, у нас на улице корова.
   — Да, медленно так идёт, заглядывает через каждую калитку, то и дело оглядывается. Как будто что потеряла.
   — Как бы мне хотелось на неё поглядеть, — грустно сказала Джейн.
   — Смотрите! — сказал Майкл подошедшей к окну Мэри Поппинс. — Корова. Правда, смешно?
   Мэри Поппинс бросила в окно быстрый внимательный взгляд. И от неожиданности чуть не подпрыгнула.
   — Ни капельки, — сказала она, поворачиваясь к Джейн и Майклу. — Ничего смешного нет. Я знаю эту корову. Она была очень дружна с моей матушкой. И я убедительно вас прошу говорить о ней с подобающим почтением.
   — А вы давно её знаете? — мягким, вежливым голосом спросил Майкл, надеясь услышать интересную историю.
   — Ещё до того, как она побывала у короля, — ответила Мэри Поппинс.
   — А когда это было? — ласково спросила Джейн.
   Мэри Поппинс вперила в пространство взгляд, как будто всматривалась во что-то, никому, кроме неё, не видимое. Затаив дыхание, Майкл и Джейн ждали.
   — Это было очень давно, — начала Мэри Поппинс завораживающим тоном. И замолчала, точно вспоминала события, случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во сне, всё так же глядя перед собой невидящим взглядом.
   …Рыжая Корова, так её тогда звали, была очень важной и богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на самом лучшем лугу во всей округе; луг был большой, на нём росли лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как гвардейцы в зелёных мундирах и жёлтых киверах. Стоило ей съесть голову такого гвардейца, на её месте тотчас вырастала новая.
   Она жила на этом лугу всегда. Рыжая Корова часто говорила моей матушке, что никогда не паслась ни на каком другом лугу. Во всяком случае, она не помнит этого. Мир её был ограничен живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону — ей было неведомо.
   Рыжая Корова была в высшей степени респектабельная дама. У неё были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела отличить плохое от хорошего. Она признавала только чёрное или белое — и никаких промежуточных тонов. Вот и одуванчики — либо они спелые и сладкие, либо незрелые и горькие, и никаких там «вполне съедобных»!
   Жизнь её отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери, Рыжей Тёлочке, делать уроки, после обеда учила её хорошим манерам, походке, мычанию, словом, всему, что должна знать воспитанная корова. Потом они ужинали, и Рыжая Корова учила дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А ночью, когда Рыжая Тёлочка засыпала, она шла в дальний конец луга, жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы.
   Все её дни были похожи один на другой. Одна Рыжая Тёлочка вырастала и уходила, её место занимала другая. И нет ничего удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что так всегда и будет длиться — завтра, как сегодня, а сегодня, как вчера. Ничего другого она не хотела, пусть все дни будут одинаковые, до самого последнего.
   Между тем приключение уже подстерегало её, как потом она говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звёзды в ту ночь были такие яркие и крупные, как одуванчики у неё на лугу, а луна нежно белела среди звёзд, как маргаритка.
   Рыжая Тёлочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по какой причине вдруг пустилась в пляс. Она танцевала красиво, бурно, ритмично, хотя никакой музыки не было. То отплясывала польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию. А в перерыве между танцами она учтиво кланялась, приседала и лбом касалась сонных тёмных одуванчиков.
   — Боже мой! — воскликнула Корова, когда ноги её принялись выстукивать морскую чечётку. — Что ещё за странность! Я всегда считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так, раз я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова.
   И Рыжуха, как её иногда называла дочь, продолжала кружиться в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец ноги её стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и честь знать, скоро светать начнёт, и тогда не поспишь. Но вот удивительное дело — она никак не могла остановиться. Подошла к Рыжей Тёлочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают кренделя. Круг за кругом вальсировала она по лугу, то вприпрыжку, то вприсядку.
   — Боже мой! — восклицала она в редкие минуты передышки, и даже это восклицание выдавало в ней истинную леди. — Какая всё-таки странная история! — Но остановиться не могла.
   Настало утро, а Рыжуха всё танцевала. Рыжей Тёлочке пришлось одной завтракать одуванчиками, матушка есть не могла — она лихо отплясывала.
   Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперёк, кругом и снова кругом. А Рыжая Тёлочка только жалобно мычала, глядя на пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова всё плясала. Вот уж и ночь настала. А ноги всё своё выкаблучивают. Тут её взяло беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля и посоветоваться с ним.
   Поцеловала она Рыжую Тёлочку, велела быть умницей и отправилась в дальний путь. Идёт и пляшет, идёт и пляшет, схватит только листок-другой с куста или дерева. Прохожие глядят на неё в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась она сама.
   Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король. Дёрнула губами верёвочку колокольчика, ворота открылись, вошла она в парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному крыльцу, наверху которого восседал на троне Король.

   Он как раз был очень занят, сочинял новый свод законов. Рядом стоял секретарь и записывал их в маленькую красную книжечку, как только они рождались в королевской голове. Трон окружали придворные и статс-дамы, все в роскошных нарядах, и без умолку болтали.
   — Сколько я сочинил сегодня законов? — спросил Король, поворачиваясь к секретарю. Секретарь долго считал что-то в красной книжке.
   — Семьдесят два, Ваше Величество, — ответил он, низко кланяясь и стараясь никого не задеть длинным гусиным пером, которым записывают законы.
   — Гм, не так уж и плохо за один час, — сказал Король, очень довольный собой. — На сегодня, пожалуй, хватит. — Он встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии.
   — Велите подать карету. Я спешу к моему цирюльнику, — произнёс он с истинно королевским величием.

   И в этот миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову, которая не переставала плясать. Он снова опустился на трон и поднял скипетр.
   — Что это оскорбляет наш королевский взор? — спросил он.
   — Это я, Ваше Величество, Рыжая Корова, — скромно потупившись, ответила незваная гостья.
   — Это я вижу, — сказал Король. — Я ещё не утратил остроты зрения. Что тебе здесь надо? Только объясняй, пожалуйста, поскорее, у меня на десять назначена встреча с королевским цирюльником. Он меня долго ждать не будет. А мне просто необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати, наконец, эти прыжки, — проговорил он с раздражением. — У меня от них голова закружилась.
   — Да, да, закружилась, — эхом отозвались придворные.
   — Я к вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в том, что я не могу прекратить, — жалобно простонала Корова.
   — Не можешь прекратить? Какой вздор! — в ярости воскликнул Король. — Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе!
   — Сейчас же прекрати! Король приказывает! — опять подхватили придворные.
   Рыжая Корова изо всех сил напряглась, так что все кости вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги её не слушались.
   — Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество, но не могу остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днём и ночью. Совсем не сплю и почти ничего не ем. Ухвачу случайно клочок травы, тем и сыта. Вот я и пришла к вам просить помощи и совета.
   — Хм, очень странно, — подивился Король, сдвинув корону набок и почесав в затылке.
   — Очень странно, — отозвались придворные, не забыв тоже почесать затылок.
   — И что ты при этом чувствуешь? — спросил Король.
   — Это просто смешно, — ответила Корова. — Хотя, надо признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при этом не совсем неприятное. Точно внутри меня смех по жилам переливается.
   — Поразительно, — сказал Король, подперев рукой подбородок, устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем бы ей помочь.
   Вдруг он вскочил с трона и воскликнул:
   — Боже ты мой!
   — Что такое? В чём дело? — наперебой защебетали придворные.
   — Как, неужели вы все не видите? — Король так разволновался, что даже выронил скипетр. — Какой же я идиот! Как я сразу не заметил! Взгляните же на правый рог! Видите, на нём звезда. Наверное, падала и зацепилась.
   — Видим, видим, вот она! — кричали придворные, заметив наконец звезду. И чем дольше они смотрели на неё, тем она становилась ярче.
   — Так вот, оказывается, в чём дело! — сказал Король. — А теперь, прошу вас, снимите с рога звезду, чтобы эта… э-э-э… леди перестала плясать и наконец спокойно позавтракала. Всему виной звезда, мадам. Это она не даёт вам остановиться. — Король повернулся к Рыжей Корове и тут же перевёл взгляд на Главного дворецкого.
   — Так начинайте же! — повелел он.
   Главный дворецкий учтиво поклонился Рыжей Корове, схватил звезду и дёрнул. Звезда не поддалась. Самый ближний придворный обхватил дворецкого и стал тянуть вместе с ним. Звезда — ни с места. Ещё один ухватился, ещё — образовалась длинная цепь. Тянули, тянули — никакого толку.
   — Осторожней! Моя голова! — умоляла Корова.
   — Тяните пуще! — гремел Король.
   Лица у всех покраснели, как помидор. Наконец дёрнули все вместе — да как полетели вверх тормашками! А звезде хоть бы что. До того прочно застряла!
   — О-хо-хо! — вздохнул Король. — Секретарь, достаньте энциклопедию, что там сказано про коров со звёздами на рогах?
   Секретарь заполз на коленях под трон и скоро вылез с большущей зелёной книгой. (Энциклопедия должна быть всегда под рукой. Мало ли что Король захочет узнать, не бегать же каждый раз в библиотеку.)
   Секретарь полистал страницы.
   — Решительно ничего, Ваше Величество. Есть только история про Корову, которая прыгнула через Луну. Вы её знаете.
   Король подёргал себя за бороду — это очень помогало думать. Думал, думал, вздохнул и удручённо посмотрел на Рыжую Корову.
   — Могу одно посоветовать, — сказал он. — Попробуйте и вы, мадам, проделать эту штуку.
   — Какую? — спросила Рыжая Корова.
   — Прыгните через Луну. Вдруг поможет… Попробовать, во всяком случае, стоит.
   — Кто, я? Через Луну?
   — А кто же? — нетерпеливо заметил Король. Ему хотелось скорее отправиться к цирюльнику.
   — Сир, — с достоинством произнесла Рыжая Корова. — Я прошу вас помнить, что я всеми уважаемое, хорошо воспитанное жвачное животное. Я впитала с молоком матери, что прыгать в высоту — малопочтенное занятие для леди.
   Король поднялся с трона и затряс скипетром.
   — Мадам, — сказал он, — вы пришли ко мне за советом. Я вам его дал. Вы что, хотите до конца своих дней плясать? Хотите не спать сутками? Умереть голодной смертью?
   Рыжая Корова вспомнила сладчайший вкус одуванчиков. Вообразила, как мягко спать на шелковистом лугу. Подумала о своих измученных ногах — хорошо бы всё-таки дать им отдых. И сказала себе: «Пожалуй, один раз можно нарушить приличия. Это будут знать только Король и его придворные. Так что честь моя не пострадает».
   — А как вы думаете, Ваше Величество, высоко ли Луна? — спросила, не переставая плясать, Корова.
   Король взглянул на небо.
   — Думаю, не меньше мили, — ответил он.
   Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Секунду ещё поколебалась и сказала:
   — Никогда не думала до такого дойти. Прыгать, да ещё через Луну. Ну что ж, раз надо, значит надо, — и грациозно присела перед троном.
   — Умница, — сказал довольный Король. Он вдруг понял, что не так уж опаздывает к цирюльнику, и последовал в сад.
   — Вот здесь, — сказал Король, когда вышли на зелёную лужайку. — Когда я дуну в свисток — прыгайте!
   Он вынул из кармана жилетки большой золотой свисток и слегка дунул в него — проверил, не запылился ли.
   Рыжая Корова, танцуя на месте, пыталась стоять по стойке «смирно».
   — Раз! — крикнул Король. — Два! Три!
   И он дунул в свисток.

   Рыжая Корова сделала глубокий вдох и подпрыгнула. Да так высоко, что земля для неё в один миг превратилась в далёкий шарик, а Король с придворными — в едва заметных букашек на лужайке и скоро совсем исчезли из виду.
   Корова летела по небу, а вокруг неё вились, как золотые пчёлки, звёзды. Но вот скоро её ослепил холодный лунный свет. Она зажмурилась и прыгнула, под ногами мелькнул сияющий диск, она развернулась и полетела обратно на землю. В то же мгновение её звезда со страшным грохотом сорвалась с рога и покатилась по небу. Наконец её поглотила тьма, и Корове в последний миг послышались дивные могучие аккорды, потрясшие небо.