Страница:
Бударина снова утвердительно покачала головой и сказала:
– Вы поймите, все произошло так быстро, что я толком и запомнить ничего не могла. В одной руке я держала ружье, другой рукой повернула выключатель. Загорелся свет, я зажмурила глаза. Потом открыла, надо было стрелять, я замешкалась... А он рванулся в мою сторону и ружье выхватил. Я и видела-то его секунды три. И не до того мне было, чтобы приметы запоминать. Я боялась, что этот бандит и меня следом за Сергеем Петровичем приговорит.
– Понимаю, – кивнул Терехов, хотя в этой истории был слишком много непонятного.
В доме нет следов обуви. А ведь преступник явился через дверь, на улице шел дождь и отпечатки грязных подошв должны остаться. Ищейка пошла по следу преступника, довела проводника до околицы и остановилась. Видимо, ночной дождь смыл все следы. С этим ясно.
Но почему тогда нет следов в доме? Бударина говорит, что, по всей видимости, Чугур забыл запереть входную дверь, когда выходил покурить. Возможно. Но почему Чугур держал под рукой готовый к стрельбе табельный пистолет. Он чего-то боялся. Боялся... И забыл закрыть входную дверь? Концы с концами не сходятся.
Скорее всего, Бударина темнит: то ли верит, что преступник сдержит обещание: вернется и вырежет ее длинный язык. То ли просто не хочет говорить правды по каким-то не известным пока причинам. Версию о том, что хозяйка дома была заодно с преступником, Терехов долго не рассматривал, отказавшись от нее сходу.
Никакой корысти или злого умысла в действиях Ирины Степановны не усматривалось. Чугур сам, порвав с законной женой, перебрался к сожительнице. Она не прогнала его, не выставила за порог. И жили они, по словам соседей, мирно. Ни драк, ни скандалов. Какие уж тут корысть и умысел? Да и следы борьбы, пулевые отверстия в стенах, потолке и диване, проломленная голова Чугура говорят о том, что тут произошло настоящее побоище.
Если бы хозяйка знала преступника и действовала сообща с ним, Кума ухлопали бы по-другому. Тихо и спокойно. Без стрельбы и рукопашной. Наверняка, воспользовались бы ядом, который быстро разлагается в организме, следов которого нельзя обнаружить в крови уже через четыре-пять часов после наступления смерти. Или инсценировали несчастный случай. Например, Чугур чистил пистолет, а он возьми и выстрели. Такое сплошь и рядом случается. Но почему же тогда нет следов в помещении? Следователь вернулся к тому же, с чего начал свои тягостные размышления.
– Я вот тут думаю, – Терехов почесал затылок, – почему в доме не осталось следов бандита? Ведь он вошел с улицы.
– Откуда мне знать? – пожала плечами Бударина. – Он мог обувь за порогом оставить, чтобы не наделать шума и не наследить.
Точно, так оно и было. Преступник – тертый калач. Он скинул ботинки за порогом – вот он ответ, над которым Терехов ломал голову. Ответ простой, как блин. Вот теперь показался свет в конце тоннеля.
– Простите, – замялся Терехов, – хотел бы задать личный вопрос.
– Кройте, – великодушно разрешила Бударина. – Только про постельные дела я ничего говорить не стану.
– Я не про это. Про человеческие отношения. Говоря высоким штилем: про чувства.
Бударина на минуту задумалась. Чувства... Этот заезжий майор плохо представляет себе жизнь в этом чертовом поселке. Чугур тут был князь во князьях, царь и бог. Однажды он зашел в магазин и положил глаз на молодую и привлекательную продавщицу в белом халатике, под которым не оказалось нижнего белья.
Ответить "нет" она не могла. Кум завтра же пустил бы в ход все свои связи в районе и даже области, и Бударину измордовали бы проверками и ревизиями. И кончилась бы вся эта бодяга показательным судом. Хорошо, если реально срока не напаяли, но с магазином, кормившим ее, пришлось бы проститься навсегда. А другой денежной работы в поселке просто нет.
Чугур ей это все объяснил, по полочкам разложил в тот самый первый день их знакомства. А потом завел ее в подсобку, закрыл дверь на засов и молча повалил Бударину на мешки с сахаром...
Рассказать все, как есть: Чугур был ей противен и ненавистен, она терпела этого человека, потому что иначе нельзя было. Глупо. Тысячу раз глупо. Тогда из свидетеля она превратится в подозреваемого. А там и до обвинения в соучастии недалеко.
– Он любил меня, – не вдаваясь в подробности, сказала Бударина.
– А вы? Вы его любили?
– Я отвечала взаимностью. Так и запишите в своем протоколе. С новой строки и большими буквами. Отвечала взаимностью.
Терехов нежно подышал на перо китайского "Паркера", но в протокол ничего не записал.
– Простите, еще один вопрос, не совсем деликатный, – майор замялся. – С финансами как у вас было? В смысле: у Чугура свои деньги, а у вас свои? Или деньги общие? Ведь в каждой, – он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, – в каждой семье все по-разному. Вот я и спрашиваю: как у вас?
– На жизнь он давал, – спокойно ответила Ирина Степановна. – Дом отремонтировал, баню построил. А так я в его денежные дела не вникала. Все-таки он мне не законный муж. Понимаете разницу?
Бударина подумала, что этот милицейский хрен с усами только напускает на себя важность, а по жизни дурак дураком. Задает такие вопросы, на которые никогда не услышат правдивого ответа. Три сберегательные книжки на предъявителя, Ирина Степановна спрятала в надежном месте. Наличные деньги, уложенные в герметичный пакет, хранились в погребе, под бочкой с капустой.
Вот и все. Теперь на этом месте ее ничто не держит. Адрес и телефон московской конторы по продаже недвижимости за рубежом записаны на отдельном листке, да она этот адрес наизусть помнит. Может, Кипр – то самое место, о котором она мечтала? И тот дом на морском берегу ей приглянулся с первого взгляда...
– Слышь, я ведь по-хорошему спрашиваю, – процедил сквозь зубы Кот, – но если здесь вежливого обращения не понимают, тем хуже. Могу спросить иначе.
Иначе не пришлось. Мужик, решив, что сопротивление не имеет смысла, а за хамство можно еще и по морде получить, живо вспомнил, что сегодня Дашка ночевала здесь, но ее разбудил ранний звонок по телефону. Потом девчонка куда-то засобиралась, побросала в сумку кое-какие пожитки и перенесла их в машину. Вернулась и забрала еще какой-то мешок, видно, тяжелый. И тоже спустила вниз. На вопрос соседа, не на курорт ли собралась, сказала, что не его ума это дело, пусть лучше не суется со своими вопросиками, а иначе огребет.
– Она девка шебутная, ушлая, – добавил сосед. – Такую за рупь двадцать не возьмешь. Ты, парень, когда ее встретишь, держись за кошелек. Иначе без денег останешься.
– Так куда она могла уехать? И когда вернется?
– На все четыре стороны могла уехать, – ответил словоохотливый сосед. – Она ведь может тут неделями не показываться. И где ее искать, черт не знает. Может, она вообще не вернется. Я же говорю: шмотки собрала и мешок какой-то прихватила. Видно, с барахлом. Ты по какой надобности ее ищешь?
– По личной.
– Тогда лучше найди другую девчонку. Ну, чтобы время провести. А с этой – пропадешь, как пить дать пропадешь.
Кот поблагодарил соседа за дельный совет, спустился к машине. Он купил в газетном киоске подробную карту города, объехал три кинотеатра, молодежное кафе, где в этот час посетителей почти не было, пообедал в ресторане китайской кухни "Красный дракон" и вышел на улицу голодным, будто вовсе ничего не ел.
Забравшись в салон, он разложил на коленях карту и стал прикидывать, где сейчас может находиться девчонка. Дядька говорил про Интернет-кафе, если верить карте, их в городе три.
Удача улыбнулась Коту со второй попытки. На стоянке возле Интернет-кафе "Бригантина" пристроилась серая "хонда", покрашенная кое-как, неумело, на скорую руку. "Кажется, мне сюда", – сказал себе Кот и вылез из машины. Народа в кафе по пальцам считать, зал разделен невысокой перегородкой на две части. Но той половине, что ближе к входной двери, можно выпить газировки и съесть бутерброды. Или устроиться на высоком одноногом табурете у барной стойки и глотнуть холодного пива. По другую сторону перегородки на конторских столах расставлены системные блоки и мониторы. Здесь клиенты, утолившие голод и жажду, зависают в Интернете.
Дашка сидела за столиком у окна, уставившись в компьютерный экран. Сама на себя не похожа, глаза мутные, лицо напряженное, будто она не в Интернете болтается, а выполняет какую-то важную работу. Кот, присев на табурет у стойки, заказал кружку пива и сухарики. Он достал фотографию, глянув на нее, снова перевел взгляд на Дашку. Она, точно.
Просто так бухнуться на стул рядом с девчонкой и выложить ей все, о чем самому вспоминать тошно, – это не пройдет. Для любого разговора, особенно такого важного, нужно подходящее время и место. Интернет-кафе не лучшее место, а сейчас, когда Дашка так увлечена компьютерными развлечениями, неподходящее время. Но с чего-то надо начинать. Дашка может выйти из этого заведения минут через пять, а потом снова ищи ее по всему городу. Откладывать нельзя, надо сейчас.
Дашка внесла незначительную правку, заменив "деньги" на "обговоренную сумму" и "обезопасить" на "спасти свою жизнь". Теперь, кажется, нормально.
Захарову надлежало ровно через два часа доставить деньги по указанному в письме адресу, лично положить их посередине комнаты, там, где на полу мелом нарисован круг. И немедленно выйти из квартиры и подъезда. И уехать, желательно, подальше. Если люди Захарова или он сам попытаются установить за домом слежку, проникнуть в помещение через дверь, пожарную лестницу или иным способом, отправитель письма будет считать себя свободным от выполнения взятых на себя обязательств. Все пленки с записями разговоров Леонида Ивановича немедленно попадут в руки его бывшего компаньона.
В заключение Дашка написала, что надеется на благоразумие Захарова и его людей. Потом немного подумала и добавила еще пару предложений:
Прошу вас лично, уважаемый Леонид Иванович, принести деньги по указанному адресу. Если ваши люди попытаются задержать курьера, который придет за посылкой, или захотят поиграть в частных детективов, устроив за ним слежку, наша договоренность будет аннулирована...
Оторвавшись от монитора, Дашка посмотрела по сторонам. Тип в темном костюме, сидевший за стойкой бара, ей сразу не понравился. Мужик как бы ненароком посматривает в ее сторону. Он облизывает губы языком, будто симпатичных девчонок не видел целый год или всю пятилетку, и нервно покашливает в кулак. По всему видно, собирается подрулить к ней и сказать какую-нибудь чепуху о хорошей погоде.
На людей Захарова этот чувак не похож, тех мордоворотов Дашка помнила в лицо, и прикид на мужике фирменный. В здешних магазинах такие клифты не выставляют, потому что покупателей с толстыми кошельками немного найдется. Закончив свои наблюдения, Дашка нажала кнопку на клавиатуре, отправив письмо. Мужчина уже шел через зал, остановившись у столика, опустился на свободный стул.
– Послушай, ты меня не знаешь, – сказал он. – Хочу тебе кое-что передать. И на словах...
Сидя у барной стойки за кружкой пива, Кот придумал несколько гладких фраз, которые годились для начала разговора, но в самый нужный момент позабыл их, даже не представился, имени своего не назвал. Дашка с любопытством смотрела на незнакомца, стараясь угадать, как он станет клеиться. Предложит заглянуть в бар или в кабак? Нет, для кабаков слишком раннее время. Да и тема избитая. Тогда что? Кино? Прогулка на лоне природы? Того не лучше.
Дашка не выключала компьютер, дожидаясь сообщения оператора, что письмо получено адресатом. Пара минут в запасе есть.
– Вы правы: я вас не знаю, даже раньше не видела, – Дашка улыбнулась, словно поощряя собеседника к дальнейшему разговору, а сама бухнула: – И нет никакого желания знакомиться. Ни-ка-ко-го.
Кот потер подбородок. Еще недавно казалось, что он может найти общий язык с любым человеком, но перед этой пигалицей почему-то робел.
– Понимаешь, я ведь не клинья к тебе подбиваю. У меня есть важный разговор. Но здесь как-то не хочется... – Костян, не закончив фразы, огляделся по сторонам. – Может, выйдем в скверик? – предложил он. – Воздухом подышим. Заодно перетрем одну тему.
– Не знаю, как вам, а мне и здесь воздуха хватает. И вот еще, для справки. Почти все парни, которые ко мне подруливают, часто именно с этого и начинают: есть разговор. Через минуту выясняется, что они просто хотят перетрахаться. Бог ты мой, какие вы все одинаковые. Я думала, ты придумаешь что-нибудь поинтереснее.
– Поинтереснее – это как?
– Ну, скажешь, что ты режиссер. Предложишь сняться в рекламе нашего мясокомбината. "Колбаса столовая – лучший выбор молодежи". Что-нибудь в этом роде.
– Но я ведь не режиссер...
– Можешь не объяснять, – великодушно разрешила Дашка. – Это и так за километр видно. Заметно, что ты не режиссер и даже не его ассистент. Просто фраер при деньгах. Ты не расстраивайся, еще не вечер. Прямо тут запросто склеишь любую девчонку. Подожди пару часов и народу набьется – под завязку. Большой выбор. Кого-нибудь обязательно возьмешь на буксир.
– Но мне нужна ты, – Кот не мог понять, в чем дело, что с ним происходит: все слова в голове перепутались, и связать их в более-менее убедительные фразы никак не удавалось: – Это ненадолго...
– Извини, может быть, в другой раз я бы с тобой поболтала пять минут. Или даже шесть. В виде исключения. Но сегодня мне не до этого.
На экране монитора появилось сообщение, что отправленное письмо получено и прочитано. Больше в кафе делать нечего, надо уходить.
– Послушай, – начал Кот. – Я не девочек клеить приехал.
Но Дашка уже не слушала, она вырубила компьютер, встала из-за стола и бросила через плечо:
– Желаю удачной охоты, – а себе под нос проворчала шепотом. – Чертов педофил. Извращенец.
Через стекло витрины сбитый с толку Кот видел, как девчонка залезла в "хонду" и тронула с места. Ладно, терпения у него хватает. И время есть. Сейчас он сядет в джип и поедет следом за Дашкой. Он не станет больше ломаться перед ней, искать нужные слова и играть в деликатность. Просто выложит письмо и фотку, а потом ответит на все вопросы. На самые трудные, на самые обидные. И сейчас надо было с этого начинать, с письма и карточки. А он вместо этого мычал что-то невразумительное.
Кот встал из-за стола и пошел к выходу.
Глава седьмая
– Вы поймите, все произошло так быстро, что я толком и запомнить ничего не могла. В одной руке я держала ружье, другой рукой повернула выключатель. Загорелся свет, я зажмурила глаза. Потом открыла, надо было стрелять, я замешкалась... А он рванулся в мою сторону и ружье выхватил. Я и видела-то его секунды три. И не до того мне было, чтобы приметы запоминать. Я боялась, что этот бандит и меня следом за Сергеем Петровичем приговорит.
– Понимаю, – кивнул Терехов, хотя в этой истории был слишком много непонятного.
В доме нет следов обуви. А ведь преступник явился через дверь, на улице шел дождь и отпечатки грязных подошв должны остаться. Ищейка пошла по следу преступника, довела проводника до околицы и остановилась. Видимо, ночной дождь смыл все следы. С этим ясно.
Но почему тогда нет следов в доме? Бударина говорит, что, по всей видимости, Чугур забыл запереть входную дверь, когда выходил покурить. Возможно. Но почему Чугур держал под рукой готовый к стрельбе табельный пистолет. Он чего-то боялся. Боялся... И забыл закрыть входную дверь? Концы с концами не сходятся.
Скорее всего, Бударина темнит: то ли верит, что преступник сдержит обещание: вернется и вырежет ее длинный язык. То ли просто не хочет говорить правды по каким-то не известным пока причинам. Версию о том, что хозяйка дома была заодно с преступником, Терехов долго не рассматривал, отказавшись от нее сходу.
Никакой корысти или злого умысла в действиях Ирины Степановны не усматривалось. Чугур сам, порвав с законной женой, перебрался к сожительнице. Она не прогнала его, не выставила за порог. И жили они, по словам соседей, мирно. Ни драк, ни скандалов. Какие уж тут корысть и умысел? Да и следы борьбы, пулевые отверстия в стенах, потолке и диване, проломленная голова Чугура говорят о том, что тут произошло настоящее побоище.
Если бы хозяйка знала преступника и действовала сообща с ним, Кума ухлопали бы по-другому. Тихо и спокойно. Без стрельбы и рукопашной. Наверняка, воспользовались бы ядом, который быстро разлагается в организме, следов которого нельзя обнаружить в крови уже через четыре-пять часов после наступления смерти. Или инсценировали несчастный случай. Например, Чугур чистил пистолет, а он возьми и выстрели. Такое сплошь и рядом случается. Но почему же тогда нет следов в помещении? Следователь вернулся к тому же, с чего начал свои тягостные размышления.
– Я вот тут думаю, – Терехов почесал затылок, – почему в доме не осталось следов бандита? Ведь он вошел с улицы.
– Откуда мне знать? – пожала плечами Бударина. – Он мог обувь за порогом оставить, чтобы не наделать шума и не наследить.
Точно, так оно и было. Преступник – тертый калач. Он скинул ботинки за порогом – вот он ответ, над которым Терехов ломал голову. Ответ простой, как блин. Вот теперь показался свет в конце тоннеля.
– Простите, – замялся Терехов, – хотел бы задать личный вопрос.
– Кройте, – великодушно разрешила Бударина. – Только про постельные дела я ничего говорить не стану.
– Я не про это. Про человеческие отношения. Говоря высоким штилем: про чувства.
Бударина на минуту задумалась. Чувства... Этот заезжий майор плохо представляет себе жизнь в этом чертовом поселке. Чугур тут был князь во князьях, царь и бог. Однажды он зашел в магазин и положил глаз на молодую и привлекательную продавщицу в белом халатике, под которым не оказалось нижнего белья.
Ответить "нет" она не могла. Кум завтра же пустил бы в ход все свои связи в районе и даже области, и Бударину измордовали бы проверками и ревизиями. И кончилась бы вся эта бодяга показательным судом. Хорошо, если реально срока не напаяли, но с магазином, кормившим ее, пришлось бы проститься навсегда. А другой денежной работы в поселке просто нет.
Чугур ей это все объяснил, по полочкам разложил в тот самый первый день их знакомства. А потом завел ее в подсобку, закрыл дверь на засов и молча повалил Бударину на мешки с сахаром...
Рассказать все, как есть: Чугур был ей противен и ненавистен, она терпела этого человека, потому что иначе нельзя было. Глупо. Тысячу раз глупо. Тогда из свидетеля она превратится в подозреваемого. А там и до обвинения в соучастии недалеко.
– Он любил меня, – не вдаваясь в подробности, сказала Бударина.
– А вы? Вы его любили?
– Я отвечала взаимностью. Так и запишите в своем протоколе. С новой строки и большими буквами. Отвечала взаимностью.
Терехов нежно подышал на перо китайского "Паркера", но в протокол ничего не записал.
– Простите, еще один вопрос, не совсем деликатный, – майор замялся. – С финансами как у вас было? В смысле: у Чугура свои деньги, а у вас свои? Или деньги общие? Ведь в каждой, – он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, – в каждой семье все по-разному. Вот я и спрашиваю: как у вас?
– На жизнь он давал, – спокойно ответила Ирина Степановна. – Дом отремонтировал, баню построил. А так я в его денежные дела не вникала. Все-таки он мне не законный муж. Понимаете разницу?
Бударина подумала, что этот милицейский хрен с усами только напускает на себя важность, а по жизни дурак дураком. Задает такие вопросы, на которые никогда не услышат правдивого ответа. Три сберегательные книжки на предъявителя, Ирина Степановна спрятала в надежном месте. Наличные деньги, уложенные в герметичный пакет, хранились в погребе, под бочкой с капустой.
Вот и все. Теперь на этом месте ее ничто не держит. Адрес и телефон московской конторы по продаже недвижимости за рубежом записаны на отдельном листке, да она этот адрес наизусть помнит. Может, Кипр – то самое место, о котором она мечтала? И тот дом на морском берегу ей приглянулся с первого взгляда...
* * *
До Интернет-кафе "Бригантина" Костян добрался, объездив несколько адресов, по которым могла находиться Дашка. В коммунальной квартире на улице Пионера Вити Коробкова дверь открыл мужик неопределенных лет в трусах и майке, рожа опухшая, а волосы встали дыбом, будто его только что напугали до смерти. Дядька не сразу понял, кого разыскивает представительный мужчина в хорошем костюме. А когда дошло, лишь махнул рукой и попытался захлопнуть дверь перед носом Кота, но он успел сунуть ботинок в дверной проем и так дернул ручку на себя, что Дашкин сосед едва на ногах удержался.– Слышь, я ведь по-хорошему спрашиваю, – процедил сквозь зубы Кот, – но если здесь вежливого обращения не понимают, тем хуже. Могу спросить иначе.
Иначе не пришлось. Мужик, решив, что сопротивление не имеет смысла, а за хамство можно еще и по морде получить, живо вспомнил, что сегодня Дашка ночевала здесь, но ее разбудил ранний звонок по телефону. Потом девчонка куда-то засобиралась, побросала в сумку кое-какие пожитки и перенесла их в машину. Вернулась и забрала еще какой-то мешок, видно, тяжелый. И тоже спустила вниз. На вопрос соседа, не на курорт ли собралась, сказала, что не его ума это дело, пусть лучше не суется со своими вопросиками, а иначе огребет.
– Она девка шебутная, ушлая, – добавил сосед. – Такую за рупь двадцать не возьмешь. Ты, парень, когда ее встретишь, держись за кошелек. Иначе без денег останешься.
– Так куда она могла уехать? И когда вернется?
– На все четыре стороны могла уехать, – ответил словоохотливый сосед. – Она ведь может тут неделями не показываться. И где ее искать, черт не знает. Может, она вообще не вернется. Я же говорю: шмотки собрала и мешок какой-то прихватила. Видно, с барахлом. Ты по какой надобности ее ищешь?
– По личной.
– Тогда лучше найди другую девчонку. Ну, чтобы время провести. А с этой – пропадешь, как пить дать пропадешь.
Кот поблагодарил соседа за дельный совет, спустился к машине. Он купил в газетном киоске подробную карту города, объехал три кинотеатра, молодежное кафе, где в этот час посетителей почти не было, пообедал в ресторане китайской кухни "Красный дракон" и вышел на улицу голодным, будто вовсе ничего не ел.
Забравшись в салон, он разложил на коленях карту и стал прикидывать, где сейчас может находиться девчонка. Дядька говорил про Интернет-кафе, если верить карте, их в городе три.
Удача улыбнулась Коту со второй попытки. На стоянке возле Интернет-кафе "Бригантина" пристроилась серая "хонда", покрашенная кое-как, неумело, на скорую руку. "Кажется, мне сюда", – сказал себе Кот и вылез из машины. Народа в кафе по пальцам считать, зал разделен невысокой перегородкой на две части. Но той половине, что ближе к входной двери, можно выпить газировки и съесть бутерброды. Или устроиться на высоком одноногом табурете у барной стойки и глотнуть холодного пива. По другую сторону перегородки на конторских столах расставлены системные блоки и мониторы. Здесь клиенты, утолившие голод и жажду, зависают в Интернете.
Дашка сидела за столиком у окна, уставившись в компьютерный экран. Сама на себя не похожа, глаза мутные, лицо напряженное, будто она не в Интернете болтается, а выполняет какую-то важную работу. Кот, присев на табурет у стойки, заказал кружку пива и сухарики. Он достал фотографию, глянув на нее, снова перевел взгляд на Дашку. Она, точно.
Просто так бухнуться на стул рядом с девчонкой и выложить ей все, о чем самому вспоминать тошно, – это не пройдет. Для любого разговора, особенно такого важного, нужно подходящее время и место. Интернет-кафе не лучшее место, а сейчас, когда Дашка так увлечена компьютерными развлечениями, неподходящее время. Но с чего-то надо начинать. Дашка может выйти из этого заведения минут через пять, а потом снова ищи ее по всему городу. Откладывать нельзя, надо сейчас.
* * *
Дашка закончила набивать письмо, адресованное Леониду Ивановичу Захарову, отцу Оксанки. Поставив последнюю точку, внимательно вчиталась в текст. Все вроде бы гладко и, главное, понятно. Сейчас папашка, наверное, мается в своем кабинете, меряет шагами пространство, падает в кресло, снова встает и ходит из угла в угол. Останавливается, чтобы накапать в стакан валокордина. В ожидании письма он провел три бессонные ночи, успел собрать деньги и убедиться, что седины на висках заметно прибавилось. Он напуган, он готов на любые уступки. Теперь Захарову не терпится расстаться со своими долларами, получив взамен гарантии спокойной жизни. Пусть зыбкие, но гарантии.Дашка внесла незначительную правку, заменив "деньги" на "обговоренную сумму" и "обезопасить" на "спасти свою жизнь". Теперь, кажется, нормально.
Захарову надлежало ровно через два часа доставить деньги по указанному в письме адресу, лично положить их посередине комнаты, там, где на полу мелом нарисован круг. И немедленно выйти из квартиры и подъезда. И уехать, желательно, подальше. Если люди Захарова или он сам попытаются установить за домом слежку, проникнуть в помещение через дверь, пожарную лестницу или иным способом, отправитель письма будет считать себя свободным от выполнения взятых на себя обязательств. Все пленки с записями разговоров Леонида Ивановича немедленно попадут в руки его бывшего компаньона.
В заключение Дашка написала, что надеется на благоразумие Захарова и его людей. Потом немного подумала и добавила еще пару предложений:
Прошу вас лично, уважаемый Леонид Иванович, принести деньги по указанному адресу. Если ваши люди попытаются задержать курьера, который придет за посылкой, или захотят поиграть в частных детективов, устроив за ним слежку, наша договоренность будет аннулирована...
Оторвавшись от монитора, Дашка посмотрела по сторонам. Тип в темном костюме, сидевший за стойкой бара, ей сразу не понравился. Мужик как бы ненароком посматривает в ее сторону. Он облизывает губы языком, будто симпатичных девчонок не видел целый год или всю пятилетку, и нервно покашливает в кулак. По всему видно, собирается подрулить к ней и сказать какую-нибудь чепуху о хорошей погоде.
На людей Захарова этот чувак не похож, тех мордоворотов Дашка помнила в лицо, и прикид на мужике фирменный. В здешних магазинах такие клифты не выставляют, потому что покупателей с толстыми кошельками немного найдется. Закончив свои наблюдения, Дашка нажала кнопку на клавиатуре, отправив письмо. Мужчина уже шел через зал, остановившись у столика, опустился на свободный стул.
– Послушай, ты меня не знаешь, – сказал он. – Хочу тебе кое-что передать. И на словах...
Сидя у барной стойки за кружкой пива, Кот придумал несколько гладких фраз, которые годились для начала разговора, но в самый нужный момент позабыл их, даже не представился, имени своего не назвал. Дашка с любопытством смотрела на незнакомца, стараясь угадать, как он станет клеиться. Предложит заглянуть в бар или в кабак? Нет, для кабаков слишком раннее время. Да и тема избитая. Тогда что? Кино? Прогулка на лоне природы? Того не лучше.
Дашка не выключала компьютер, дожидаясь сообщения оператора, что письмо получено адресатом. Пара минут в запасе есть.
– Вы правы: я вас не знаю, даже раньше не видела, – Дашка улыбнулась, словно поощряя собеседника к дальнейшему разговору, а сама бухнула: – И нет никакого желания знакомиться. Ни-ка-ко-го.
Кот потер подбородок. Еще недавно казалось, что он может найти общий язык с любым человеком, но перед этой пигалицей почему-то робел.
– Понимаешь, я ведь не клинья к тебе подбиваю. У меня есть важный разговор. Но здесь как-то не хочется... – Костян, не закончив фразы, огляделся по сторонам. – Может, выйдем в скверик? – предложил он. – Воздухом подышим. Заодно перетрем одну тему.
– Не знаю, как вам, а мне и здесь воздуха хватает. И вот еще, для справки. Почти все парни, которые ко мне подруливают, часто именно с этого и начинают: есть разговор. Через минуту выясняется, что они просто хотят перетрахаться. Бог ты мой, какие вы все одинаковые. Я думала, ты придумаешь что-нибудь поинтереснее.
– Поинтереснее – это как?
– Ну, скажешь, что ты режиссер. Предложишь сняться в рекламе нашего мясокомбината. "Колбаса столовая – лучший выбор молодежи". Что-нибудь в этом роде.
– Но я ведь не режиссер...
– Можешь не объяснять, – великодушно разрешила Дашка. – Это и так за километр видно. Заметно, что ты не режиссер и даже не его ассистент. Просто фраер при деньгах. Ты не расстраивайся, еще не вечер. Прямо тут запросто склеишь любую девчонку. Подожди пару часов и народу набьется – под завязку. Большой выбор. Кого-нибудь обязательно возьмешь на буксир.
– Но мне нужна ты, – Кот не мог понять, в чем дело, что с ним происходит: все слова в голове перепутались, и связать их в более-менее убедительные фразы никак не удавалось: – Это ненадолго...
– Извини, может быть, в другой раз я бы с тобой поболтала пять минут. Или даже шесть. В виде исключения. Но сегодня мне не до этого.
На экране монитора появилось сообщение, что отправленное письмо получено и прочитано. Больше в кафе делать нечего, надо уходить.
– Послушай, – начал Кот. – Я не девочек клеить приехал.
Но Дашка уже не слушала, она вырубила компьютер, встала из-за стола и бросила через плечо:
– Желаю удачной охоты, – а себе под нос проворчала шепотом. – Чертов педофил. Извращенец.
Через стекло витрины сбитый с толку Кот видел, как девчонка залезла в "хонду" и тронула с места. Ладно, терпения у него хватает. И время есть. Сейчас он сядет в джип и поедет следом за Дашкой. Он не станет больше ломаться перед ней, искать нужные слова и играть в деликатность. Просто выложит письмо и фотку, а потом ответит на все вопросы. На самые трудные, на самые обидные. И сейчас надо было с этого начинать, с письма и карточки. А он вместо этого мычал что-то невразумительное.
Кот встал из-за стола и пошел к выходу.
Глава седьмая
Леонид Иванович Захаров пружинистой походкой прошелся по кабинету, посмотрел на бронзовые каминные часы, перевел взгляд на свой швейцарский хронометр. И подумал о том, что наручные часы, как всегда точны, а эти декоративные убогие часики безбожно врут.
Он присел к рабочему столу, уставился на экран монитора и еще раз перечитал послание шантажиста. До места, где он должен оставить деньги, езды минут сорок. Через двадцать минут после того, как по электронной почте пришло письмо, туда выехали люди из службы безопасности. Парни получили подробные инструкции, что и как следует делать, они вооружены серьезными пушками, есть средства связи и все необходимое. С этим ясно. Но душу продолжали терзать сомнения.
– Что же делать? И кто виноват? – вслух спросил самого себя Захаров и не нашел единственно верного ответа.
Виноваты все вокруг. И он в частности. А что делать, – неизвестно. Начальник службы безопасности Алексей Круглов, оставшись один на один с хозяином, призадумался. Пока Захаров в задумчивости болтался по кабинету и пытал себя вечными вопросами, Круглов склонился над картой города, которую он раздобыл у военных, и, вооружившись циркулем и линейкой, прикидывал, как лучше подобраться к строению и при этом остаться незамеченным. Район не сказать, чтобы элитный. Полно старых домов, общежитий квартирного типа, подворотен, проходных дворов, где можно легко затеряться.
Но главный вопрос оставался открытым: каким образом шантажист собирается войти в нежилой дом и смыться оттуда с добычей? Долго лежать в пустующей квартире упаковка с деньгами не может: ее живо подберут местные ханыги или малолетняя шпана. Шантажист не может этого допустить. Тогда что? Он наймет человека, чтобы тот забрал деньги? Будет использовать своего курьера втемную, не посвящая его в детали задуманной операции? Сомнительно. Потому что слишком рискованно, нет гарантий, что человек вернется с деньгами. И не приведет за собой хвоста. Значит, у преступника есть сообщники. Но и это ничего не объясняет.
Опять вопрос: как этот сообщник донесет деньги до безопасного места, ведь это непросто, все равно, что пройтись по темной улице со стаканом воды и не расплескать ни капли. Нет ответа. Что на уме у шантажиста? Каким способом он заберет пятьдесят штукарей? Нельзя ответить на этот вопрос, не осмотрев дом и его окрестности. Но времени на этот осмотр не осталось. Сейчас шестнадцать часов. За все про все у Круглова и компании – час с небольшим. Шантажист все точно просчитал и не дал форы во времени. Чтобы взять под контроль заброшенный дом, все прилегающие переулки и проходные, потребуется никак не меньше двух-трех часов, которых нет в запасе.
– Слышь, Алексей, – босс тронул Круглова за плечо, – может быть, надо выполнить требования этого гада? Пусть будет так, как он хочет. Оставим на месте пятьдесят штук. И все. Никаких ловушек, никакого наблюдения. Может быть, на этом все и закончится, а? Для меня это не слишком большая сумма...
Круглов решительно помотал головой:
– Не имеет смысла. Это все равно, что спустить деньги в сортир. Мы дадим этому отбросу унести бабки. А уже завтра получим новое письмо с угрозами. И новые предложение: сто штук за молчание. Ставки будут расти, а вы будете отстегивать бабки, пока не останетесь голым и босым. А ваш компаньон Зобин все равно получит те чертовы аудиозаписи.
– Да, да, ты прав, – пробормотал Захаров. – Конечно, это глупо.
За последние дни у него заметно поубавилось злой решимости во что бы то ни стало достать шантажиста и спустить с него шкуру. Осталась только досада за собственную глупость и длинный язык. И еще остался страх, который ел поедом душу, не давал ни минуты покоя.
– Пора, – сказал Круглов.
Он сложил карту, засунув снаряженную обойму в рукоятку пистолета, передернул затвор и трижды перекрестился на старинную икону Смоленской Божьей матери, висевшую в углу.
– Пора, – как эхо повторил Захаров.
Креститься он не стал, решив, что у Бога в таких делах помощи не просят. Спустившись по лестнице первым, он вышел из дома. Сел за руль "фольксвагена" с затемненными стеклами. Через минуту на заднее сиденье залез Круглов, рядом с собой он положил пакет, завернутый в почтовую бумагу и крест-накрест обмотанный скотчем. В пакете – листы резаной бумаги, уложенные в пачки. Сверху и снизу на каждой пачке – по долларовой купюре.
Шантажист, заполучив в руки пакет, сразу же захочет посмотреть, что в нем. Чтобы разорвать скотч, снять жесткую бумагу и сообразить, что это куклы, потребуется никак не меньше двух-трех минут. А время будет работать против него.
Кажется, дверь сто лет не открывали. Развернувшись, он поднялся наверх, на площадке второго этажа нашел нужную квартиру. Толкнул ногой дверь. Оказавшись в комнате, положил сверток в центр нарисованного мелом круга.
Торопясь, Захаров вышел на лестницу, но спускаться не стал, а вскарабкался по ступенькам до верхней площадки. Как такового чердака в доме не оказалось. С верхней площадки на плоскую крышу вела ржавая металлическая лестница, упиравшаяся в деревянный люк. Ни замка, ни задвижки на люке не нет. Толкни его, и ты уже на крыше.
Скорее всего, именно этим путем, через крыши соседних домов, сюда проберется шантажист. Захаров, хватаясь за перекладины лестницы, живо вскарабкался наверх: точно, люк открывается. Скрипнули петли, в глаза ударил солнечный свет. Дольше оставаться здесь нельзя, он и так задержался.
Вытирая ладони платком, Захаров проворно сбежал вниз, вышел на улицу и, остановившись на тротуаре у подъезда, долго прикуривал сигарету. Шантажист, наверняка, наблюдает за домом. Откуда – сразу не определить. Или прячется где-то в подъезде, в одной из пустых квартир. Этот тип где-то рядом, он все видит.
В письме сказано, чтобы Захаров приехал на место один, без охраны. Он выполнил это требование. Круглова, вытянувшегося на заднем сиденье, сквозь затемненные стекла не видно. Захаров задержался в подъезде – но это объяснимо: не сразу нашел нужную квартиру и комнату с меловым кругом на полу. В этих старых домах заблудиться проще простого. Он бросил окурок под ноги, пресек улицу и, устроившись за рулем, тронулся с места.
– Ну, как прошло? – Круглов почему-то заговорил таинственным шепотом, будто его могли услышать недоброжелатели. – Успели осмотреться?
– Тут три варианта, – Захаров вырулил на параллельную улицу и поехал в сторону центральной части города. – Первое – шантажист уже в доме. Эту догадку никак не проверишь. Там много пустых квартир, есть где спрятаться. Второе – он может попасть в дом через подвал. Я осмотрел подвальную дверь, но так и не понял, как она открывается. Третье и самое вероятное – он попробует проникнуть в подъезд и уйти из него через крышу.
– Вы так думаете?
– Чего тут думать, – поморщился от досады Захаров. – Куда ведет подвал, мы не знаем. Может быть, там и подвала-то никакого нет. А вот у нескольких прилегающих домов общие крыши – это уж точно. Через них проще всего уйти незамеченным.
Круглов сел на заднем диване и огляделся по сторонам.
– Остановите, вон там, где наш джип стоит, – попросил он. – А вы езжайте домой. Будем держать связь.
– Слушай, ты командуй своими парнями и своей женой, – повысил голос Захаров, – а я как-нибудь обойдусь без твоих сраных приказов. Буду ждать вот в этом сквере. Звони и сообщай обо всем.
Он подрулил к бордюрному камню, остановил машину. Круглов пересек дорогу, занял переднее сиденье в машине охраны и велел водителю ехать в обратном направлении, остановиться в подворотне дома, где булочная, за полквартала от того самого места.
Захаров устроился на скамейке в тени старого тополя, развернул вчерашнюю газету, но вспомнил, что уже просматривал ее. Мимо него по аллее прошла молодая парочка, навстречу бабушка покатила прогулочную коляску. Страх, сосавший душу в последние дни, сменился надеждой на удачное завершение дела.
Захаров вытащил из внутреннего кармана стальную фляжку, покрытую крокодиловой кожей, отвинтив колпачок, глотнул коньяка и сказал себе, что все идет гладко, даже лучше, чем можно было предположить. Шантажист выбрал не самое удачное место для передачи денег. Через несколько минут все бойцы из службы охраны, оставаясь незамеченными, возьмут дом в кольцо и начнут наблюдение.
Если человек вздумает пробираться через крышу, что ж, его шансы на удачу ничтожно малы. Можно сказать, их просто нет, этих шансов. Если же шантажист сам войдет в дверь подъезда или пошлет вместо себя третье лицо, значит, он совсем идиот.
Захаров поставил себя на место этого подонка и подумал, что поступил бы по-другому: приказал бы оставить деньги где-нибудь за городом, на открытом месте, которое просматривается насквозь и откуда легко можно сделать ноги. Но шантажист почему-то выбрал именно этот дом, похожий на мышеловку. Значит, он слишком глуп, – и это хорошо. Или слишком умен, – а это уже медицинский диагноз.
Может быть, вопреки советам начальника службы безопасности, надо было положить в пакет настоящие деньги, а не бумагу?
Он присел к рабочему столу, уставился на экран монитора и еще раз перечитал послание шантажиста. До места, где он должен оставить деньги, езды минут сорок. Через двадцать минут после того, как по электронной почте пришло письмо, туда выехали люди из службы безопасности. Парни получили подробные инструкции, что и как следует делать, они вооружены серьезными пушками, есть средства связи и все необходимое. С этим ясно. Но душу продолжали терзать сомнения.
– Что же делать? И кто виноват? – вслух спросил самого себя Захаров и не нашел единственно верного ответа.
Виноваты все вокруг. И он в частности. А что делать, – неизвестно. Начальник службы безопасности Алексей Круглов, оставшись один на один с хозяином, призадумался. Пока Захаров в задумчивости болтался по кабинету и пытал себя вечными вопросами, Круглов склонился над картой города, которую он раздобыл у военных, и, вооружившись циркулем и линейкой, прикидывал, как лучше подобраться к строению и при этом остаться незамеченным. Район не сказать, чтобы элитный. Полно старых домов, общежитий квартирного типа, подворотен, проходных дворов, где можно легко затеряться.
Но главный вопрос оставался открытым: каким образом шантажист собирается войти в нежилой дом и смыться оттуда с добычей? Долго лежать в пустующей квартире упаковка с деньгами не может: ее живо подберут местные ханыги или малолетняя шпана. Шантажист не может этого допустить. Тогда что? Он наймет человека, чтобы тот забрал деньги? Будет использовать своего курьера втемную, не посвящая его в детали задуманной операции? Сомнительно. Потому что слишком рискованно, нет гарантий, что человек вернется с деньгами. И не приведет за собой хвоста. Значит, у преступника есть сообщники. Но и это ничего не объясняет.
Опять вопрос: как этот сообщник донесет деньги до безопасного места, ведь это непросто, все равно, что пройтись по темной улице со стаканом воды и не расплескать ни капли. Нет ответа. Что на уме у шантажиста? Каким способом он заберет пятьдесят штукарей? Нельзя ответить на этот вопрос, не осмотрев дом и его окрестности. Но времени на этот осмотр не осталось. Сейчас шестнадцать часов. За все про все у Круглова и компании – час с небольшим. Шантажист все точно просчитал и не дал форы во времени. Чтобы взять под контроль заброшенный дом, все прилегающие переулки и проходные, потребуется никак не меньше двух-трех часов, которых нет в запасе.
– Слышь, Алексей, – босс тронул Круглова за плечо, – может быть, надо выполнить требования этого гада? Пусть будет так, как он хочет. Оставим на месте пятьдесят штук. И все. Никаких ловушек, никакого наблюдения. Может быть, на этом все и закончится, а? Для меня это не слишком большая сумма...
Круглов решительно помотал головой:
– Не имеет смысла. Это все равно, что спустить деньги в сортир. Мы дадим этому отбросу унести бабки. А уже завтра получим новое письмо с угрозами. И новые предложение: сто штук за молчание. Ставки будут расти, а вы будете отстегивать бабки, пока не останетесь голым и босым. А ваш компаньон Зобин все равно получит те чертовы аудиозаписи.
– Да, да, ты прав, – пробормотал Захаров. – Конечно, это глупо.
За последние дни у него заметно поубавилось злой решимости во что бы то ни стало достать шантажиста и спустить с него шкуру. Осталась только досада за собственную глупость и длинный язык. И еще остался страх, который ел поедом душу, не давал ни минуты покоя.
– Пора, – сказал Круглов.
Он сложил карту, засунув снаряженную обойму в рукоятку пистолета, передернул затвор и трижды перекрестился на старинную икону Смоленской Божьей матери, висевшую в углу.
– Пора, – как эхо повторил Захаров.
Креститься он не стал, решив, что у Бога в таких делах помощи не просят. Спустившись по лестнице первым, он вышел из дома. Сел за руль "фольксвагена" с затемненными стеклами. Через минуту на заднее сиденье залез Круглов, рядом с собой он положил пакет, завернутый в почтовую бумагу и крест-накрест обмотанный скотчем. В пакете – листы резаной бумаги, уложенные в пачки. Сверху и снизу на каждой пачке – по долларовой купюре.
Шантажист, заполучив в руки пакет, сразу же захочет посмотреть, что в нем. Чтобы разорвать скотч, снять жесткую бумагу и сообразить, что это куклы, потребуется никак не меньше двух-трех минут. А время будет работать против него.
* * *
Дорога заняла около часа. Подъезжая к указанному в письме дому, Захаров на всякий случай велел Круглову улечься на заднем сиденье. Остановив машину напротив подъезда, Захаров с пакетом в руках пересек проезжую часть, нырнул в темный подъезд. Постоял минуту, озираясь по сторонам. Вниз уходила узкая, едва приметная лестница со щербатыми ступенями. Не касаясь перил руками, Захаров спустился по ступеням, жалея о том, что не захватил фонарика. Он крутанул колесико зажигалки. Оранжевый огонек выхватил из мрака дверь, обитую листовым железом. Нет ни ручки, ни навесного замка. А вот врезной замок, кажется, на месте. Стараясь понять, как открывается дверь, Захаров наклонился и разглядывал неровности металла и замочную скважину, залепленную грязью, пока нагревшаяся зажигалка не обожгла пальцы.Кажется, дверь сто лет не открывали. Развернувшись, он поднялся наверх, на площадке второго этажа нашел нужную квартиру. Толкнул ногой дверь. Оказавшись в комнате, положил сверток в центр нарисованного мелом круга.
Торопясь, Захаров вышел на лестницу, но спускаться не стал, а вскарабкался по ступенькам до верхней площадки. Как такового чердака в доме не оказалось. С верхней площадки на плоскую крышу вела ржавая металлическая лестница, упиравшаяся в деревянный люк. Ни замка, ни задвижки на люке не нет. Толкни его, и ты уже на крыше.
Скорее всего, именно этим путем, через крыши соседних домов, сюда проберется шантажист. Захаров, хватаясь за перекладины лестницы, живо вскарабкался наверх: точно, люк открывается. Скрипнули петли, в глаза ударил солнечный свет. Дольше оставаться здесь нельзя, он и так задержался.
Вытирая ладони платком, Захаров проворно сбежал вниз, вышел на улицу и, остановившись на тротуаре у подъезда, долго прикуривал сигарету. Шантажист, наверняка, наблюдает за домом. Откуда – сразу не определить. Или прячется где-то в подъезде, в одной из пустых квартир. Этот тип где-то рядом, он все видит.
В письме сказано, чтобы Захаров приехал на место один, без охраны. Он выполнил это требование. Круглова, вытянувшегося на заднем сиденье, сквозь затемненные стекла не видно. Захаров задержался в подъезде – но это объяснимо: не сразу нашел нужную квартиру и комнату с меловым кругом на полу. В этих старых домах заблудиться проще простого. Он бросил окурок под ноги, пресек улицу и, устроившись за рулем, тронулся с места.
– Ну, как прошло? – Круглов почему-то заговорил таинственным шепотом, будто его могли услышать недоброжелатели. – Успели осмотреться?
– Тут три варианта, – Захаров вырулил на параллельную улицу и поехал в сторону центральной части города. – Первое – шантажист уже в доме. Эту догадку никак не проверишь. Там много пустых квартир, есть где спрятаться. Второе – он может попасть в дом через подвал. Я осмотрел подвальную дверь, но так и не понял, как она открывается. Третье и самое вероятное – он попробует проникнуть в подъезд и уйти из него через крышу.
– Вы так думаете?
– Чего тут думать, – поморщился от досады Захаров. – Куда ведет подвал, мы не знаем. Может быть, там и подвала-то никакого нет. А вот у нескольких прилегающих домов общие крыши – это уж точно. Через них проще всего уйти незамеченным.
Круглов сел на заднем диване и огляделся по сторонам.
– Остановите, вон там, где наш джип стоит, – попросил он. – А вы езжайте домой. Будем держать связь.
– Слушай, ты командуй своими парнями и своей женой, – повысил голос Захаров, – а я как-нибудь обойдусь без твоих сраных приказов. Буду ждать вот в этом сквере. Звони и сообщай обо всем.
Он подрулил к бордюрному камню, остановил машину. Круглов пересек дорогу, занял переднее сиденье в машине охраны и велел водителю ехать в обратном направлении, остановиться в подворотне дома, где булочная, за полквартала от того самого места.
Захаров устроился на скамейке в тени старого тополя, развернул вчерашнюю газету, но вспомнил, что уже просматривал ее. Мимо него по аллее прошла молодая парочка, навстречу бабушка покатила прогулочную коляску. Страх, сосавший душу в последние дни, сменился надеждой на удачное завершение дела.
Захаров вытащил из внутреннего кармана стальную фляжку, покрытую крокодиловой кожей, отвинтив колпачок, глотнул коньяка и сказал себе, что все идет гладко, даже лучше, чем можно было предположить. Шантажист выбрал не самое удачное место для передачи денег. Через несколько минут все бойцы из службы охраны, оставаясь незамеченными, возьмут дом в кольцо и начнут наблюдение.
Если человек вздумает пробираться через крышу, что ж, его шансы на удачу ничтожно малы. Можно сказать, их просто нет, этих шансов. Если же шантажист сам войдет в дверь подъезда или пошлет вместо себя третье лицо, значит, он совсем идиот.
Захаров поставил себя на место этого подонка и подумал, что поступил бы по-другому: приказал бы оставить деньги где-нибудь за городом, на открытом месте, которое просматривается насквозь и откуда легко можно сделать ноги. Но шантажист почему-то выбрал именно этот дом, похожий на мышеловку. Значит, он слишком глуп, – и это хорошо. Или слишком умен, – а это уже медицинский диагноз.
Может быть, вопреки советам начальника службы безопасности, надо было положить в пакет настоящие деньги, а не бумагу?