Троицкий Андрей Борисович. Бумер-2: Большая зона

   – Уйди, чертов колхозник, – прокричала Дашка. – Уйди сволочь. Уступи.
   Водитель "нивы" мигнул фонарями, замедляя ход, но из левого ряда не убрался. Дашка выскочила на встречную полосу, прибавила газу и тут же тормознула, увидев встречную машину, водитель которой не притормозил, не дал ей совершить обгон. Наверное, из вредности. Чтобы избежать лобового столкновения, Дашка крутанула руль вправо, оказавшись перед той же "нивой" и "газелью", перекрывшими дорогу.
   Дашка увидела передок джипа БМВ, повисшего у нее на хвосте. За бэхой гнал черный "блейзер", расстояние между автомобилями стремительно сокращалось. Дашка подумала, что ее преследователи вряд ли проявят чувство сострадания, когда догонят. Может, просто опустится боковое стекло одного из джипов и длинная автоматная очередь превратит ее тачку в решето. Или прижмут "хонду" к обочине и тогда...
   На перекрестке, где сходились три улицы, Дашка крутанула руль вправо, перепрыгнув бордюрный камень, выскочила на тротуар – почти пустой. Прямо из-под колес вылетел зазевавшийся пешеход. Он обложил Дашку матом, вслед погрозил кулаком и пропал. "Хонда" проехала по газону, пересекла цветочную клумбу, оставив глубокие следы покрышек на мягком грунте. Через пару секунд машина оказалась в узком извилистом переулке, уходившем в сторону центра.
   Она вдруг осознала, что едет не туда: надо вырваться из города, уходить по шоссе, а она плутает как слепой котенок по старым переулкам. На глаза наворачивались слезы злости и бессилия, хотелось остановить машину и расплакаться, но вместо этого приходилось давить на газ и лавировать на полной скорости между встречными машинами. Обиднее всего было то, что на этот раз дело не выгорело. Вместо пятидесяти тысяч баксов ей досталась дырка от бублика...

* * *

   Когда, спустившись в бомбоубежище и заперев за собой дверь, она остановилась и зажгла фонарь, ничто не предвещало такого финала. Присев на корточки, Дашка сказала себе, что все прошло гладко, погони нет, она в безопасности, поэтому можно быстро пересчитать деньги и двигать дальше. Она вытащила из сумки ножик, разрезала бумагу, вывалила себе под ноги неумело сделанные куклы. Резаная бумага, перехваченная резинками, сверху на каждой пачке по долларовой банкноте.
   У нее перехватило дыхание. Дашка тихо всхлипнула, потом грязно выругалась и сбросила с плеча тяжелую сумку. Пусть здесь валяется, тащить ее с собой не осталось сил. Дашка подняла фонарь и быстро зашагала по подземному коридору, нашептывая себе под нос все грязные ругательства, какие только могла вспомнить.

* * *

   Чувствуя, что заблудилась в старой части города, Дашка свернула в узкий переулок, дорогу пред "хондой" пересек зеленый "москвич", она вильнула в сторону, уходя от столкновения. Но на перекрестке уже выросла фигура мента, мелькнул полосатый жезл, раздался свисток. Дашка, увеличив скорость, промчалась мимо. От волнения ладони сделались влажными, а баранка скользкой, как мокрый обмылок. Проскочила железнодорожный переезд еще до того, как вспыхнул красный сигнал семафора.
   Ремонтные рабочие, укладывавшие асфальт на встречной полосе, все как один проводили "хонду" взглядами. Следом за ней на такой же бешеной скорости пролетел джип БМВ. Немного поотстав, за ними, как привязанные, один за другим мчались еще два джипа.

* * *

   Круглов, сидевший на переднем пассажирском сиденье "блейзера", общался с хозяином по громкой связи:
   – Мы у нее на хвосте, – машину трясло, Круглов был вынужден кричать. – За "хондой" следует бумер, икс-пятый. Кажется, девчонка хотела выехать из города, но проскочила нужный поворот. В этом районе промышленная зона, одни заводы. Она тут плохо ориентируется, это заметно.
   – Не упустите, – ответил Захаров, его голос звучал спокойно. – Если будет возможность, бейте "хонду". Пусть будет ДТП со смертельным исходом.
   – А бумер, с ним чего делать? – Круглов с опаской поглядывал на сидевшего за рулем Власова. Этот водит машину так, что от страха приходится упираться пятками в пол, все время казалось, что он не успеет вовремя затормозить или крутануть руль и на полном ходу влетит в столб. – Не могу разглядеть, сколько народу в бумере.
   – Сколько бы ни было... Тоже мне проблема. Пушки вы зачем с собой таскаете? – крикнул Захаров, – для понта?
   Власов нажал кнопку переговорного устройства, дал отбой и, повернувшись к Власову, крикнул:
   – Слышал, что он сказал? Бей "хонду", если остановится. Прямо в водительскую дверь. Чтобы все на месте кончить. Ты понял?
   Долгое молчание.
   – Ты понял? – проорал Круглов.
   – Слышу, не глухой, – отозвался Власов и мрачно покачал головой.
   Круглов оглянулся на парней, занимавших заднее сиденье, хотел приказать, чтобы те держали стволы наготове. Но дополнительных распоряжений не потребовалось. Вася Ключников уже вытащил автомат из большого пластикового пакета, передернул затвор и, опустив боковое стекло, крепко сжал рукоятку, положил указательный палец на спусковой крючок. Вася нервно облизнулся: он был готов дать по бумеру длинную очередь при первой же возможности. Он не промахнется.

* * *

   Дашка никогда не бывала в этой части города, пешеходов на улицах почти не видно, вдоль дороги тянулись бесконечные заборы, стены складов и заводских корпусов. За ткацкой фабрикой начиналась территория домостроительного комбината. Новый поворот и дальше, сколько хватает глаз, все те же заборы и склады. Над оградой видны штабеля круглого леса, видимо, это здесь территория деревообрабатывающего завода. Дорога снова поворачивает направо. Слева разрослись липы и тополя, за деревьями видны корпуса жилых пятиэтажек.
   В производственной зоне города Дашку догонят. БМВ повис на хвосте, будто его приклеили. Два других джипа отстали, но они свое еще возьмут. Увидев просвет слева между домами, Дашка тормознула, заложила крутой вираж. Проскочив короткий переулок, машина оказалась на улице в два ряда. Дашка глянула в зеркальце заднего вида, кажется, бумер не виден. Улица заканчивалась дорожной развилкой, долю секунды Дашка раздумывала, в какую сторону повернуть.
   Если взять правее, она снова окажется возле производственной зоны. Значит, надо сворачивать налево. Но там висит "кирпич". И черт с ним... Если есть дорога, она куда-нибудь приведет. В следующую мгновение машину так тряхнуло, что Дашка подскочила на сиденье до потолка. Жалобно скрипнула подвеска, уже готовая развалиться. Это переднее колесо "хонды" провалилось в открытый канализационный люк. Девчонка еще не успела упасть в кресло, как машину снова подбросило вверх, это в люк провалилось заднее колесо. Дашка вскрикнула, скользкий руль вырвался из рук, ноги оторвались от педалей.
   Машину развернуло боком, вынесло на пустой перекресток. "Хонда" перелетела через высокий бордюрный камень, задним крылом врезалась в мачту освещения, снова оказалась на другой стороне бордюрного камня и остановилась.
   Дашка, справившись с приступом головокружения, потянула за ручку дверцы, толкнула ее плечом и медленно выбралась из машины. Асфальт качался под ногами, но, кажется, руки и ноги целы. И голова на месте. Дашка шагнула к тротуару, понимая, что шансов уйти отсюда на своих двоих – нет. Неподалеку остановился изумленный зрелищем пешеход, он вытер белой кепочкой лоб и тупо уставился на девчонку. Дашка обернулась назад – возле нее тормознул бумер.
   Она закрыла глаза, готовясь умереть. Но из джипа вылезли не мордовороты Захарова, появился мужик в модном костюме, кажется, знакомая физиономия. Дашка присела на капот разбитой "хонды", потому что ноги не держали, а в голове шумело так, будто она приколотила косяк дури. Костян, распахнув переднюю дверцу БМВ, схватил Дашку за руку, потащил за собой: Девчонка изо всех сил пыталась вырваться, но Кот еще сильнее сжал ее запястье.
   – Шевели копытами, – сказал он и потянул девчонку за собой. – Ну же... Хочешь, чтобы нас прямо здесь грохнули?
   – Пусти, придурок, – зарычала Дашка, упираясь из всех сил. – Педераст чертов. Извращенец.
   – Пошли, – на этот раз Кот дернул за руку так, что Дашка едва устояла на ногах.
   – Отстань, сукин сын, – во всю глотку проорала она. – Люди, девушку насилуют. Помогите, кто-нибудь. Насилуют. Вот вы, товарищ...
   – Это вы мне?
   Единственный пешеход, стоявший неподалеку, вытер нос рукавом и внимательнее присмотрелся к Дашке, словно боялся пропустить самое интересное – непосредственно акт насилия. Подошли еще две женщины, не понимая, что происходит, чья машина только что разбилась, кто пострадал и куда мужчина тащит девчонку, они переглядывались, но активных действий не предпринимали.
   – Насилуют, – крикнула Дашка и, уже оказавшись на переднем сиденье бумера, всхлипнула. Ей было так плохо, что не было сил пошевелиться. – Ублюдочная тварь... Что же ты делаешь?
   – Жизнь тебе спасаю, – ответил Кот.
   – Если ты такой добрый, гад, прихвати из моей тачки ноутбук и мешок, они на заднем сиденье, – у нее снова закружилась голова и, чтобы прийти в себя, Дашка сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.
   Кот кинулся к "хонде", вытащил с заднего сиденья тяжелый мешок и сумку с портативным компьютером. Через пару секунд бумер сорвался с места, газанул и скрылся за ближайшим поворотом. Кот прибавил газа, взглянул на часы, отметив про себя, что вся операция по спасению Дашки, ее ноута и тяжелого мешка заняла сорок секунд. А можно было управиться и за десять, если бы не ее сопротивление.

* * *

   Увидев, что бумер и "хонда" исчезли из поля зрения, Круглов дал команду водителю поворачивать обратно.
   – Мы пропустили поворот, – заорал он. – На этой хреновой улице и был всего один поворот. И мы его проморгали.
   Власов, притормозив, развернулся, поехал назад. Свернул направо, попетлял по узкой дороге между пятиэтажных домов, выскочил на параллельную улицу. Впереди развилка, дорога уходит вправо и влево. На правой полосе дороги открытый канализационный люк, джип вильнул в сторону, вылетел на встречную полосу. Вот оно... Посередине развилки, перед столбом, стоит "хонда". Машина осела на левую сторону, видно, только что поцеловалась со столбом. За темными стеклами девчонки не видно. И бумер исчез неизвестно куда. Власов хотел остановиться, но сердитый окрик Круглова заставил его убрать ногу с педали тормоза.
   – Бей ее! – истошно заорал Круглов. – В водительскую дверь. Давай. Приказываю.
   Проверив ремень безопасности, Власов газанул. На заднем сиденье послышалась какая-то возня. Кто-то подал голос, но не сумел даже пары слов сказать. Круглов сгруппировался, готовясь к удару, уперся ногами в пол, он, как обычно, не пристегнулся ремнем. И в первый раз в жизни пожалел об этом. Через секунду двухтонная машина влетела в переднюю часть "хонды", смяв ее, как консервную банку. Раздался скрежет металла, звон бьющегося стекла и... длинная автоматная очередь... Дальше – тишина.

* * *

   Круглов, приходя в себя после удара, с усилием открыл глаза. Из раскрытого рта на пиджак и белую сорочку капала слюна вперемешку с кровью. Это он при ударе о приборную панель прикусил нижнюю губу. Круглов, медленно приходя в чувство, выпрямил шею, испытав приступ боли. На лобовом стекле кровавые подтеки. Значит, девчонка пыталась в последнюю секунду своей жизни выбраться из обреченной машины и подставилась под передок джипа. Но кто тогда стрелял? И в кого?
   А, вот оно что... Кровь на стекле не с внешней, а с внутренней стороны. Круглов повернулся к водителю. Власов, наклонившись вперед, безжизненно повис на ремне безопасности. Вместо правого глаза черная дыра. Изуродованное лицо и затылок залиты кровью. Язык вывалился изо рта. Господи, кровь везде. На стеклах, на баранке, на приборной доске. За свою следственную практику Круглов видал разные виды, но так и не смог привыкнуть к виду и запаху свежей крови. Казалось, желудок сдавили чужие пальцы, рот заполнила кислая слюна.
   Когда сзади послышалась возня, чье-то сопение и тихий стон, Круглов, преодолевая боль в шее, повернул голову. На сиденье за мертвым водителем, наклонившись вперед и прижав руки к животу, постанывал Олег. Белая рубашка и брюки до колен уже пропитались кровью, изо рта бежал тонкий ручеек густой багровой жижи. У него два сквозных ранения в бок. Живот задело. Но он жив. Пока жив.
   Вася Ключников, сидевший рядом с Олегом, положил автомат на колени, держа его за цевье и рукоятку. Парня била крупная дрожь, лицо, забрызганное кровью, бледнело, как молодая луна.
   – Я не нарочно, – тихо сказал Ключников. – Палец лежал на спусковом крючке, когда мы врубилась в это чертову "хонду".
   – Молодец, – с издевкой в голосе похвалил его Круглов. – Оказывается, ты хорошо стреляешь. Очень метко. Я и не знал за тобой таких талантов.
   Круглов глянул на циферблат часов. С момента столкновения прошло полторы минуты. В момент удара, когда его бросило на приборную доску, придурок Ключников сумел пристрелить Власова, выпустив автоматную очередь через сиденье ему в спину. Одна из пуль попала в затылок и вышла из правой глазницы. Вторая пуля прошила голову чуть выше, вырвала кусок лобной кости и вылетела из головы вместе с мозговым веществом.
   И он еще ранил в живот Олега. Тяжело ранил, все ранения в живот тяжелые, часто смертельные. И еще вопрос, сумеют ли они на разбитом джипе довезти пострадавшего до больницы до того, как он изойдет кровью прямо тут, в салоне. Круглов хотел открыть дверцу, потому что его затошнило.
   Он уже потянул на себя ручку, когда услышал шум движка приближающегося автомобиля. В следующую секунду второй джип ударил в заднее крыло "хонды", припечатав машину к бордюрному камню. Чудом сохранившееся боковое стекло на дверце водителя "хонды" разлетелось на тысячи мелких осколков. Круглов равнодушно отметил про себя, что салон машины пуст, там нет ни девчонки, ни сообщников. Никого нет. Ни одной сволочи.
   – Господи помилуй, – сказал Круглов, потому что других слов вспомнить не мог. – Господи, что же это?..

Глава девятая

   Начальник колонии полковник Ефимов смотрел в окно на пустой плац и два микроавтобуса с затемненными стеклами. Из машин выбирались вооруженные омоновцы, которые прибыли сюда, чтобы Ефимову не взбрело в голову выкинуть какой-нибудь фортель. Схватиться за пистолет или еще что. Еще хозяин видел молодые деревца, посаженные пару лет назад перед административным корпусом колонии.
   Анатолий Васильевич мысленно прокручивал свою жизнь вперед, словно киноленту с жестокой концовкой. Если для его жизни где-нибудь на небесах написан драматический сценарий, то Ефимов вернется сюда, в этот поселок при зоне, когда эти деревца вырастут большими. А срок ему предстоит тянуть на специальной зоне в Мордовии, где сидят менты, работники прокуратуры и другие важные персоны, которых нельзя засунуть в одну клетку с блатными. Потому что рядом с уголовным элементом Ефимов не проживет и пары дней: его тут же приговорят и кончат.
   Разумеется, на суде с него снимут все звания и награды. И замять эту паскудную историю не помогут ни связи, ни деньги, что скопил на черный день. Ни хрена хорошего не светит. Суд, разумеется, примет во внимание его послужной список, положительные характеристики и всякое такое. Но обвинительный приговор и пять лет сроку, можно сказать, уже в кармане.
   Впрочем, если не сгущать краски, не нагонять на себя смертную тоску, а посмотреть на вещи здраво и трезво, есть шанс отвертеться от тюрьмы. Это главное. И черт с ней с карьерой, которая кончится бесславно, черт с ними, с наградами. Лишь бы на свободе остаться. А для этого он готов... Он готов... Анатолий Васильевич так и не придумал, на что он готов ради свободы, как далеко он пойдет ради этой высокой цели. Голос следователя майора Юрия Девяткина вернул его к действительности.
   – Что, наверное, надоело это зрелище хуже горькой редьки? – майор словно прочитал мысли Ефимова. – Один и тот же пейзаж из месяца в месяц, из года в год. Плац, бараки, забор и вышки. И собачий лай по ночам. Скучновато, да?
   – Такова уж моя работа, – вздохнул Ефимов и вернулся за рабочий стол. – Я ведь начинал с самого низа. Потом учился заочно. Работал и снова учился. Здесь уже пятое место службы.
   – Да, да, я читал вашу объективку, – кивнул Девяткин. – Всего-то один выговор, и тот не по делу. Остальное – только благодарности руководства. Дай бог каждому – вот такая биография.
   Ефимову показалось, что московский гость, сделав паузу, продолжит свою мысль. Скажет, что теперь все хорошее в прошлом. И старые заслуги в расчет не принимаются. Но Девяткин сказал совсем другое.
   – Три года назад из вашей колонии вышел некто Слава Мамаев, он же Резак. Рецидивист со стажем, ну, вы все это лучше моего знаете. Так вот, тело этого Резака с огнестрельными ранениями лежало рядом с трупом бизнесмена Пашпарина, о котором я вам уже рассказывал. Мамаев специалист по мокрым делам, а на этот раз сам под раздачу попал. Мы проверили телефонные звонки, сделанные с мобильников Мамаева и Пашпарина.
   – Вот как? – хозяин сделал удивленные глаза. – Надо же...
   Он понимал, что ведет себя глупо и со стороны, наверняка, выглядит жалко, как последний дурак, но иначе не мог. Другую линию поведения, линию обороны он выстроить не успел. Этот московский хрен свалился ему на голову и выложил на стол фотографию Огородникова, который провел на свободе всего несколько дней, но успел положить два, а то и три трупа.
   – Оказалось, незадолго до смерти и тот, и другой много перезванивались с вашим заместителем по режиму Чугуром. Ныне покойным. Вот видите, к какому печальному концу приводят неслужебные деловые контакты с бандитами.
   – Мой мобильник тоже проверили? – Ефимов взял карандаш, чтобы чем-то занять дрожащие руки, стал нервно перекладывать его из руки в руку.
   – Проверили, – кивнул Девяткин. – Результат отрицательный. Я не стану травить байки о том, что здесь случится в скором времени. Только обрисую общую канву событий. Пока вы будете коротать дни и ночи в СИЗО, криминалисты и следователи займутся комплексной проверкой вверенного вам хозяйства. Для начала вскроют могилу Огородникова, якобы умершего от воспаления легких. По документам умершего. В могиле окажется тело...
   Девяткин замолчал и кивнул хозяину: мол, теперь можешь продолжить рассказ вместо меня. Чье тело там окажется?
   – Я не знаю, чье тело в могиле, – сказал Анатолий Васильевич. – Чугур вел какую-то грязную игру. Он не ставил меня в известность о своих действиях. Я допускаю, что этот человек мог за деньги пойти на должностное преступление. Освободить не того человека. А того человека...
   Хозяин запутался в словах, он хотел сказать "отправить на тот свет", но оборвал себя на полуслове.
   – Мертвые всегда и во всем виноваты, потому что ничего не могут сказать в свое оправдание, – на физиономии Девяткина появилась ядовитая улыбка. – На них проще всего свалить все наши грехи. Но я ожидал от вас правды, а вы...
   – Я сам за правду горой, – ляпнул очередную глупость Ефимов.
   – Конечно, конечно... Только знайте, что дознаватели побеседуют с каждым сотрудником ИТУ. И найдутся свидетели, которые подтвердят: Огородников заходил в этот кабинет перед освобождением. Наверное, хотел, за жизнь вами потрепаться. О том о сем. Короче, свидетели у меня уже есть. Офицеры понимают: если вы угробили собственную жизнь и карьеру, зачем тонуть вместе с вами. Тонуть в этой грязной луже.
   – У вас собой все документы? – не своим хриплым чужим голосом спросил Ефимов.
   Вместо ответа Девяткин расстегнул портфель, выложил на стол постановление о привлечении Ефимова в качестве подозреваемого, подписанное местным судьей. И второе постановление о задержании Анатолия Васильевича. Статью подобрали не самую строгую, всего лишь злоупотребление служебным положением. Но по ходу дела обвинение как пить дать переквалифицируют. Пришьют что-нибудь этакое, чтобы реального срока не избежать.

* * *

   Ефимов шелестел бумажками, а сам вспоминал вчерашний телефонный разговор с начальником районной прокуратуры Семеном Торопковым. Прокурор, его старый приятель, с которым наловили столько рыбы и выпили столько водки, что пора бы уж, забыв обо всех условностях, разговаривать откровенно, как положено старым друзьям, а не кидать подлянку. Торопков, по всегдашней традиции, завел разговор о рыбалке, мол, знаю одно место, где лещ берет на голый крючок, вроде как именно за этим и позвонил.
   А потом, когда рыбная тема исчерпала себя, вдруг, как бы между делом, сказал, что завтра в колонию собираются приехать какие-то московские сыщики. Потому что дело об убийстве Чугура затребовал к себе следственный комитет МВД.
   – Ты уж встреть там у себя московских гостей, – сказал Торопков. – Организуй обед в узком кругу. Ну, как положено, сам знаешь.
   Ефимов отметил в перекидном календаре, что визитеры нагрянут после полудня и надо организовать небольшое застолье персоны на три-четыре. Он даже не насторожился, даже ухом не повел, не почуял опасность, расслабился. Уверен был, что Торопков обязательно поставил бы старого приятеля в известность, если бы тот попал на прицел московских ментов.
   – А что это они в столице вдруг зашебуршились? – поинтересовался Ефимов. – Вроде бы расследованием убийства Чугура занимались наши ребята, из района?
   – Так ведь не ханыгу у магазина зарезали, – ответил Торопков. – Не каждый день такие люди умирают насильственной смертью. Видимо, начальство из ГУИНа попросило передать дело в Москву. Понимаешь?
   – Понимаю, – машинально кивнул Ефимов и через пять минут обо всем забыл, засосала обычная ежедневная текучка.
   Разумеется, прокурор знал, каким делом заняты московские сыскари, усыпил бдительность Ефимова, поймав старого приятеля, как ту рыбку, на крючок без наживки.
   Когда сегодня с вахты позвонил дежурный офицер и доложил, что к Ефимову пожаловали два десятка оперов и омоновцев в полной боевой выкладке, сердце хозяина провалилось в желудок и там затрепетало.
   – Задержи их, насколько можешь, – приказал Ефимов.
   Он хотел выкроить хотя бы четверть часа, чтобы стереть из компьютера некоторые файлы и сжечь ежедневник, где расписаны все его доходы и расходы. В этом чертовом ежедневнике вся черновая бухгалтерия хозяина, в том числе указаны суммы наличкой, которые он ежемесячно получал с покойного Чугура.
   – Не имею права, – отозвался офицер. – Иначе под трибунал отправят. У них такие документы на руках, что по ним хоть в Кремль пустят.
   Единственное, что успел сделать Ефимов, перепрятать ежедневник и записные книжки из ящика стола в сейф. Очередная глупость, которую он совершил сгоряча. Во время обыска, который должен вот-вот начаться, именно с сейфа и начнут. Его вскроют, как консервную банку. Просто оторвут заднюю стенку – и всех дел.
   Сейчас на территории зоны работает целая бригада ментов. Четверо в штатском дожидаются окончания беседы в приемной, а в коридорах административного корпуса ждут команды вооруженные до зубов омоновцы. И еще двое в штатском куда-то пропали. Возможно, снимают показания с офицеров. Вот тебе и обед с выпивоном в узком кругу. В следующий раз Ефимова покормят казенной баландой завтрашним утром, потому что вновь задержанных ставят на довольствие только со следующего дня.

* * *

   Расписавшись в постановлениях, Ефимов вернул бумажки Девяткину. Вроде как говорить больше не о чем. Сейчас вызовут оперов, чтобы под их присмотром хозяин собрался в казенный дом.
   – И много у вас дел в производстве? – спросил Ефимов, показалось, что от страха язык сделался каким-то чужим, резиновым. Хотелось потянуть время, выгадать хотя бы несколько минут, хотя никакого практического смысла в этом не было.
   – Мокрых – от десяти до пятнадцати, – охотно ответил Девяткин, засовывая бумажки в портфель. – Приходится крутиться. Вот как с вами. Тут еще дней на десять работы.
   – Я всю жизнь охранял зоны, как цепной пес, – Ефимов зачем-то поправил галстук. – Ну неужели для меня ничего нельзя сделать? Ведь я не бандит с большой дороги. Ведь можно как-то облегчить... Даже не знаю, как сказать. Что же мне, полковнику, заслуженному человеку, с уголовной шантрапой в СИЗО париться?
   – У вас будет отдельная камера.
   – Не в этом дело, что отдельная. Вы сами все понимаете. Я должен остаться на свободе, хотя бы до суда.
   – Помочь можно, но потребуется встречный шаг.
   Девяткин насупил брови, не показывая своего торжества. Он рассчитывал, что Ефимов выберет другую линию поведения, будет вертеть вола до последнего. Что из него слова лишнего клещами не вытянешь, а он сразу помощи попросил и уже готов колоться.
   – Встречный шаг? – переспросил Ефимов.
   – Вот именно. Бумага и ручка у вас есть. А я оформлю явку с повинной. Тюрьма отменяется. Возьму с вас подписку о невыезде. И на этом пока точка.
   – Вы это твердо обещаете?
   – Слово офицера, – Девяткин дружелюбно улыбнулся. – Если вы верующий человек, готов хоть на библии поклясться. Хоть на кресте. Спросите любого опера, кто со мной работает: мое обещание – тверже гранита.
   Спросить было некого, в кабинете только следак и хозяин, пришлось поверить на слово:
   – А как же та бумажка о моем задержании?