Тронина Татьяна Михайловна. Одноклассница.ru

Татьяна Тронина
Одноклассница. ru

   "У Господа один день, как тысяча лет,
   И тысяча лет, как один день".

Апостол Петр (2 Петр, 3,8)

* * *

   – ...Я – стейк гай, как говорят американцы... То есть – мясной парень. Стейк гай, – выделяя каждое слово, повторил Тарас. Потом добавил снисходительно: – А ты ко мне со своей овсянкой...
   – Я не против мяса, – привычно возразила Вероника. – Просто с утра полезнее углеводы, а не белковая пища.
   – Да, да, да... Я в курсе.
   Вероника пожала плечами и придвинула к себе тарелку с овсяной кашей. За почти двадцать лет совместной жизни она успела прочитать мужу столько лекций о диетологии, что Тарас знал о правильном питании практически все.
   И дело тут было вовсе не в том, что Вероника увлекалась чтением модных журналов, где давали подробные советы о том, как сохранить фигуру и улучшить цвет лица, питаясь одним кефиром или дольками ананаса, а потом пересказывала эти советы всем встречным-поперечным, заполняя пустыми разговорами пустую жизнь.
   О нет, Вероника не являлась банальной домохозяйкой, помешанной на глянце и ток-шоу...
   Вероника Павловна Николаева работала в государственном учреждении – Научно-исследовательской академии питания. (Оч-чень серьезное заведение, надо сказать!..) Руководила собственной лабораторией, вела научные изыскания, являлась кандидатом медицинских наук – блестящая карьера для женщины тридцати семи лет. Если бы и платили за это соответственно (как ученым на Западе, например), то Вероника чувствовала бы себя абсолютно довольной жизнью...
   Впрочем, грех жаловаться – в семье царил достаток, поскольку главным добытчиком являлся Тарас. Владелец небольшого колбасного завода. Заводика пока еще... Но все впереди, благо Тарасу Викторовичу Николаеву тоже недавно исполнилось тридцать семь. Неплохая карьера для мужчины его возраста.
   И еще Тарасу было глубоко наплевать на основы правильного питания. Поскольку Тарас жить не мог без мяса.
   Мясо на завтрак, на обед и на ужин.
   А самым любимым блюдом из мяса был мясной стейк с румяной корочкой и сочной серединкой...
   Тарас всегда жарил стейки сам, никому не доверяя этот важный процесс.
   Вот и сейчас он достал из холодильника здоровущий кусок говядины, прикрытый прозрачной пленкой. Развернул, понюхал... Улыбнулся.
   – Как тебе, а? – не сдержался, с гордостью сунул кусок под нос жене.
   – Тарас! – недовольно отшатнулась Вероника. Она ничего не имела против мяса, но с утра, едва проснувшись и еще не избавившись от легкой хандры, свойственной большинству людей, которые вынуждены вскакивать по звонку будильника, вдыхать этот животный, почти непристойный аромат!.. Бр-р. Запах свежесваренного кофе привлекал ее в данный момент гораздо сильней.
   – Ты ничего не понимаешь!
   – Куда уж мне...
   Тарас большим остро заточенным ножом отрезал от куска ровный пласт, потом снова занес нож над разделочной доской.
   – На тебя жарить?
   – Нет, спасибо. А вот в обед – не откажусь... – пробормотала Вероника, стараясь не смотреть, как муж колдует над мясом. Почему-то ей это было сейчас противно. «Может, я беременна? – с ужасом подумала Вероника, но тут же успокоила себя: – Нет, нет, невозможно...»
   Вероника не хотела детей. Еще есть время. Еще столько незаконченных дел, главное из которых – завершить работу над препаратом, условно названным «витазион». Дети – зачем они нужны? Ну разве что тем самым скучающим домохозяйкам и прочим, кто не может реализовать себя никак иначе.
   Тарас – вот тот в принципе был не против продолжения рода. Но, слава богу, без фанатизма. Будут дети – хорошо, не будут – тоже ничего плохого. В этом смысле Веронике с мужем повезло.
   Тарас тем временем бросил сырой стейк на раскаленную сковородку.
   Вероника со скромным видом доедала свою овсянку.
   – Со своего завода притащил? – Она кивнула на сковородку со шкварчащим мясом.
   – Ты что! У нас импортное... Аргентина, Бразилия, – усмехнулся Тарас. – А это – от Филипыча. Я только у него беру. Мэйд ин Рязань.
   – Ага, сам отечественным питаешься, а народ не пойми чем травишь... – подколола мужа Вероника, постепенно выходя из утреннего ступора.
   – Перестань, Ника, – моментально напрягся Тарас. – Привозное не хуже нашего, просто... Ты же знаешь, я должен своими глазами видеть, чтоя ем. Бзик у меня такой. Если бы жил я в этой Аргентине... И колбасы я не ем... Только мясо в чистом виде!
   Тарас покупал мясо на рынке у знакомого фермера – того самого Филипыча. Время от времени ездил к нему в гости, наблюдал, как тот ухаживает за коровами, чем кормит их, как забивает и прочее... Это было главной тайной Тараса.
   Ну как же – колбасный король, который не ест колбасы. И даже того мяса, которое привозят ему из-за границы!
   – Насчет колбасы – это правильно, – благосклонно кивнула Вероника. – Это я тебе как дипломированный специалист говорю! Белок в чистом виде гораздо полезней.
   – Вот видишь, как мы друг друга понимаем! – засмеялся Тарас, переворачивая стейк на сковородке. – Вообще, я тебе вот что хочу сказать... Мы, пищевики, – ну все те, кто имеет отношение к продуктам, пищевой промышленности, – странные люди. Мы эту кухню, образно выражаясь, знаем изнутри.
   – Так все плохо? – В глазах Вероники вспыхнул профессиональный интерес.
   – Нет-нет, что ты... Есть контроль, есть ГОСТы, – покачал головой Тарас, глядя на сковородку. – Но ГОСТы мало кто соблюдает. Я своими глазами видел... Во многом знании многие печали. Я знаю, в каких условиях производят продукты, как хранят, как перевозят... Ты вон – каша, каша... А в твоей каше – мышиный помет может быть! Где крупы хранят – там обычно грызуны бегают.
   – Тарас! – сердито захохотала Вероника, облизывая ложку.
   – Ешь, ешь свою овсянку, оздоровляйся!
   – Тарас, я тебя убью...
   – А каково мне – каждый день слушать лекции о здоровом питании?!
   – А я, к твоему сведению, ничего не имею против мышей! Я с ними в лаборатории работаю бок о бок... Они мне уже как родные!
   Они препирались без всякой злобы, весело. Борьба нанайских мальчиков...
   Тарас положил зажаренный стейк на тарелку, сел напротив Вероники и принялся без всякого перехода рассказывать, словно отвечая на чей-то вопрос:
   – Это все ерунда... Неправда. Говядина не должна быть ярко-красной. Если ты покупаешь такую говядину, то знай – либо мясо не раз замораживали и размораживали, либо животинку забили так давно, что мясо для товарного вида пришлось обработать чем-то, например раствором марганцовки, а то и вообще чем потоксичней... Еще один миф – мясо должно быть постным. Нет! Если совсем без жира – то это у тебя получится сухая жесткая подошва. А жир при жарке вытопится! Вообще, в лучших сортах «мраморной» говядины постная мякоть чередуется с тончайшими жировыми прожилками – они-то и делают вкус мяса таким сочным и нежным.
   Вероника слушала мужа вполуха. Все эти факты она уже тоже давным-давно вызубрила.
   – ...Вкусное парное мясо – миф. Мясо только что убитого животного неароматно, жестко, плохо усваивается и обладает неприятным запахом. Мясо должно созреть, вылежаться! Говядина – двадцать одни сутки при температуре минус два, минус три... А как жарить мясо? Уж лучше не на масле. Только на сухой раскаленной сковородке по нескольку минут с обеих сторон, и солить каждую сторону только после подрумянивания. Есть три степени прожарки: мясо с кровью внутри, обжаренное только снаружи, по-английски называется – rar, хорошо прожаренное снаружи и розовое внутри – medium, и третий вариант – well done, когда мясо хорошо прожарено внутри и снаружи...
   – Тарас, кофе?
   – Да... Спасибо. И еще что важно – приготовить из куска замороженного мяса стейк с кровью – бредовая идея. Это просто невозможно сделать! Мясо должно быть медленно, очень медленно разморожено заранее... – Тарас прожевал кусок, с удовольствием проглотил, закрыв глаза. – Говядина имеет очень приятный вкус именно тогда, когда она лишь слегка прожарена...
   – Тарас!
   – Да, Ника? – Муж открыл глаза.
   – Я вот подумала... – Вероника говорила серьезно, без тени улыбки. – Когда наступят голодные времена и мяса не будет... Ты меня тогда съешь?
   Тарас закашлялся.
   – Ника... Ой, вот язык-то без костей!
   Вероника засмеялась. И в этот момент раздалась трель звонка.
   – Домофон! – Она подбежала к переговорному устройству в коридоре: – Игорь? Доброе утро! Тарас Викторович через полчаса спустится...
   Игорь был шофером мужа.
   – Тарас, ты слышал? – крикнула из коридора Вероника. – Игорь уже на месте.
   – Да, слышал. Тебя подвезти?
   – Нет, я сама. Быстрее будет...
   У Вероники была возможность самой водить машину. Или, вот как сейчас, пользоваться услугами нанятого водителя. Но зачем – от дома до академии было сорок минут ходьбы. На авто – полтора-два часа в пробках по проспекту... Выводы Вероника сделала уже давно.
   Муж ушел через полчаса, а Вероника – еще несколькими минутами позже.
   Выскочив на улицу, она поняла, что оделась не по погоде. Дома из окон лилось такое яркое солнце, что казалось, будто уже лето на дворе... Но майское солнце обманчиво.
   Возвращаться Вероника не захотела – никогда не была неженкой. Поплотнее запахнула пиджачок и прибавила шаг.
   Она чувствовала себя легкой и сильной. Не боялась движения, не боялась порывов ветра, прилетевшего, должно быть, с Арктики.
   Когда муж «пошел в гору», ей не раз намекали – зачем работать, если можно дома сидеть?.. Не проще ли быть королевой – рядом с колбасным-то королем?..
   «С такой силой, с такой энергией – дома сидеть? – думала о себе Вероника. – Да я сама себя изнутри выжгу, если без дела останусь. И ребенок мне не нужен. Господи, какая я счастливая, что рядом со мной Тарас, что Тарас меня принимает такой, какая я есть...»
   Еще Вероника про себя знала, что она – красивая. Ни единой морщины, отличная фигура (это без всякого там фитнеса-пилатеса), идеальные черты лица, великолепные светло-русые волосы. Был даже особый шик в том, что Вероника никогда не подчеркивала своих достоинств. Простой английский костюм, классические «лодочки», коса (или пучок в торжественных случаях). Минимум косметики. Знающий да увидит.
   Точно метеор, она пролетела половину проспекта. Пробегая мимо железной ограды, услышала веселую музыку, разбитую бодрой невнятицей из репродуктора. За оградой находилась обычная средняя школа. Вероника притормозила, вгляделась (мешали ветки цветущей сирени) – там, во внутреннем дворике, толпились школьники. Воздушные шары, белые банты, почему-то – на старшеклассницах... Происходящее напоминало первое сентября. Но до сентября было еще о-го-го сколько...
   «Праздник, что ли, какой?»
   И тут Вероника вспомнила – сегодня же двадцать пятое мая. Последний звонок!
   Там за оградой, на сцене, кружился хоровод из девушек. Банты и открытые платьица... Наверное, выпускницы тоже дико мерзли. Юноши в костюмах неловко передергивали плечами, держа руки в карманах... Семнадцать лет – смешно и мило.
   Вероника улыбнулась и побежала дальше.
   Она вдруг вспомнила, что двадцать лет назад, когда прозвучал ЕЕ последний звонок, было тоже вот так холодно и солнечно. Ну да, май. Обманщик-май...
   В конце проспекта располагалась Академия питания – огромный комплекс зданий с огромной территорией. За каменным забором рядом – клиника при академии. Платная. Очень хорошая. В народе бытовало мнение, что там избавляли тучных людей от лишних килограммов. Но это было не совсем правдой – в клинике, помимо ожирения, лечили еще и дистрофию, помогали наладить обмен веществ тем, кто в этом нуждался, – людям с определенными заболеваниями, после операций, с болезнями сердца и почек, страдающим диабетом...
   Вероника быстро переоделась в гардеробе, нацепила на себя белый халат и одной из последних оказалась в конференц-зале.
   На сцене уже сидело начальство во главе с директором академии, Аванесом Ашотовичем Кутельянцем – членом-корреспондентом, профессором, доктором медицинских наук, почетным председателем всевозможных сообществ, Героем Труда и прочая, и прочая... Послужной список Аванеса Ашотовича был невероятно длинен, что и неудивительно, поскольку директору академии было семьдесят восемь лет.
   Выглядел и соображал он прекрасно. Седой лев. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова...
   – Итак, начнем, господа... – поднял он руку.
   К трибуне подошел докладчик. Это был Родионов – он работал в клинике лечебного питания, в отделении анорексии, и все последнее время Вероника тесно сотрудничала с ним.
   – Одной из причин анорексии является депрессия. Другой – снижение уровня гормонов гипоталамуса и гипофиза... Пациенты воспринимают себя слишком толстыми, иногда – считают толстыми отдельные части своего тела. Например, икры ног, щеки, ягодицы... У них возникает навязчивый страх располнеть, поэтому они могут избегать вечеринок и праздников, на которых возможно употребление большого количества еды и питья. У них также возникает интерес к изучению калорийности пищи. В питании они избегают чего бы то ни было жирного, фиксируясь на одном-двух типах продуктов, чаще фруктов или овощей. Пациенты стремятся снизить вес изнуряющими гимнастическими упражнениями. Избегают пищи, искусственным путем вызывают у себя рвоту, принимают в больших количествах слабительное. Для пациентов характерны снижение настроения, суицидальные мысли, заторможенность... Разумеется, такие больные в первую очередь нуждаются в помощи психиатра, психотерапевта. Но при длительном отказе от еды в организме таких пациентов происходят необратимые изменения. Нарушаются все жизненные процессы в организме, он перестает воспринимать пищу вообще, начинается истощение, и... что нередко происходит – наступает смерть. Поэтому пациентам также необходима помощь диетологов. Наше отделение тесно работает с лабораторией обмена веществ и метаболизма, возглавляемой Вероникой Павловной Николаевой.
   Докладчик остановился и кивнул.
   – Вероника Павловна, прошу... – бархатно рыкнул в микрофон директор, Аванес Ашотович.
   Вероника заспешила к сцене, на ходу доставая папку из сумки. Встала на трибуну, заняв место Родионова, и начала:
   – О каких-либо конкретных результатах говорить еще рано. Наша лаборатория, как вы знаете, работает над веществом под условным названием «витазион», которое смогло бы поддержать пациентов с анорексией в последней стадии болезни. Содержащиеся в витазионе витамины, микро– и макроэлементы, незаменимые аминокислоты, белковые, жировые и углеводные компоненты, гормональные составляющие должны поддержать истощенный организм. Но увы, не все вещества способны сочетаться, не все воспринимаются организмом на данной стадии болезни.
   – Каковы первые данные экспериментов по витазиону? – благосклонно спросил Аванес Ашотович.
   Раскрыв папку, Вероника прочитала:
   – «За четыреста дней умерли почти все мыши контрольной группы. Их искусственно довели до последней стадии истощения, а затем стали кормить обычными питательными смесями. – Голос Вероники был уверенным и хорошо поставленным. Чувствовалось, что подобное выступление привычно для нее. – За это же время из мышей экспериментальной группы не умерла ни одна – им вводили витазион. В повторном эксперименте умерла одна из мышей экспериментальной группы...»
   – Что ж, неплохой результат.
   – Спасибо, Аванес Ашотович. – с достоинством кивнула Вероника и продолжила: – «Мыши этой группы получили по пять нмоль витазиона. В группах, получавших ноль целых пять десятых и пятьдесят нмоль было выявлено заметное, но не столь сенсационное увеличение продолжительности жизни». Возможно, однако, что в этих экспериментах не была найдена оптимальная концентрация витазиона... – добавила Вероника уже от себя.
   Ее доклад длился довольно долго, потом на трибуну вышли другие докладчики.
   Конференция закончилась только в начале третьего.
   Вероника столкнулась в коридоре с Машей (сорока лет) и Нонной Игнатьевной (ей было пятьдесят два) – они работали в лаборатории под ее руководством. Но отношения были на равных...
   – Господи, думала, помру... Всю задницу отсидела! – вздохнула полная, всегда благодушно настроенная Нонна Игнатьевна. – Ну что, Вероника, в столовую?
   – Ты слишком самокритична, Ника, – сказала Маша, лохматая, с ошалелыми, сошедшимися близко к переносице круглыми глазами. – «Не найдена оптимальная концентрация»! Поди найди ее... Проще булавку в стоге сена отыскать.
   Они спустились на этаж ниже, в столовую для сотрудников.
   Взяли по подносу с вкусной и полезной пищей (исключая курицу-гриль, без которой не могла жить Нонна Игнатьевна), сели за отдельный столик у окна.
   – Девчонки, сегодня такой день... – мечтательно улыбнулась Вероника, глядя за окно, вниз, на ярко-зеленый газон, подсвеченный солнцем.
   – Какой? – дернулась Маша.
   – Двадцать пятое мая...
   – И что?
   – А, последний звонок! – вспомнила Нонна Игнатьевна. – У моего оболтуса только через год... Ой, я прям не знаю, куда его пристроить, – призналась она.
   – Пусть сам думает! – возмущенно затрясла лохматой головой Маша.
   – Нет, он еще не научился думать... – благостно улыбнулась Нонна Игнатьевна. – Старшенький, Вадик, – тот да, очень самостоятельный, карьеру делает... А Петюня еще в облаках витает. Очень уж не хочется, чтобы он в армию попал.
   – Ничего, может, там человека из него сделают! – упрямо дернула головой Маша. – А вы встречались? – Она уткнулась глазами-гвоздиками в лицо Веронике.
   – Кто? С кем? – удивленно спросила Вероника.
   – С одноклассниками своими!
   – Н-нет...
   – А я встречалась, – сообщила Маша. – Нашли друг друга через этот сайт – «Однокашники. ру», или как там его...
   – Чего-то я про это тоже слышала... – мурлыкнула Нонна Игнатьевна, с нежностью обгрызая куриную ножку. – А поподробней?
   – Ой, Нон Игнатьевна, вся страна там зарегистрирована, одна вы неохваченной остались... – махнула рукой Маша и продолжила: – Короче, есть такой сайт в Интернете, где по месту учебы и году выпуска собраны люди.
   – Ну да, ну да...
   – А я тоже там не зарегистрирована, – не выдержала и призналась Вероника.
   – Серьезно? – опять дернулась Маша. – Хотя... В общем, вы обе ничего не потеряли. Дурацкий сайт. Сплошное разочарование!
   – Это почему же? – Нонна Игнатьевна принялась за крылышко.
   – Короче, мы этой зимой решили встретиться – весь наш бывший класс... – с азартом продолжила Маша. – На фотографиях в «Однокашниках» все такие приличные, на фоне авто, загородных домов, яхт и пирамид... Красивые-симпатичные. В фотошопе, видно, морды отрихтовали!
   – А в жизни что? – засмеялась Нонна Игнатьевна.
   – Ой... Короче, прихожу в кафе, где договорились встретиться. Огляделась, подумала – наверное, ошиблась адресом. Тетки какие-то. Сплошь блондинки! В шифоне и золоте. Мужики – пузени, лысины, красные щеки, костюмы... И что вы думаете? Оказалось, это все – наши!!! – тряхнула лохматой головой Маша.
   – Ну, милочка, что ж ты хочешь, чтобы спустя столько лет все выглядели молодыми и стройными... – благодушно загудела Нонна Игнатьевна.
   – Да я даже не о том... Короче, как были дураками, так и остались! – выпалила Маша. – Говорят одно, а в глазах – совсем другое. А когда напились – так вообще из них полезло третье! Исключительно не-иск-рен-ние люди! Это грустно...
   – Никто не хочет рассказывать о своих поражениях. Демонстрировать нужно только достижения и победы... – заметила Вероника.
   – Точно! Хвастались, туману навели – «я в такой-то фирме работаю», «я в другой-то – и к тому же финансовым директором», «а я вообще главный менеджер...». «У нас поставки, у нас доставки, в прошлом году в Париже, следующим летом на Мальдивах...» «Ой, а я люблю читать и путешествовать, у меня есть возможность не работать...» Тьфу! – с чувством воскликнула Маша.
   – Может, правда все! – захлопала редкими крашеными ресницами Нонна Игнатьевна.
   – А я спорю? Но как-то... все равно неискренне! А потом что было... – безнадежно махнула рукой Маша. – Напились в зюзю. Пели караоке и даже канкан плясали! Буракова сережку брильянтовую посеяла, так и не нашли, кстати. Я слышала, как она Фокиной жаловалась: «Что будет, что будет, меня сестра убьет теперь...» Не ее, значит, серьги! Другие, как и в старые школьные времена, в сторонке сидели и «шу-шу-шу, шу-шу-шу!» между собой. Типа, они себя самыми умными считают.
   – Что ж поделать, такова жизнь... – философски вздохнула Нонна Игнатьевна, отодвинув от себя тарелку с обглоданным куриным скелетиком, и умильно уставилась на творожный десерт. – Таковы люди. Но все-таки есть в этом вашем сайте что-то ностальгическое, милое.
   – Ой, бросьте, Нонна Игнатьевна... Лучше бы я вовсе там не регистрировалась! Жила бы и дальше в счастливом неведении... Недаром говорят – в одну реку нельзя войти дважды, – возразила Маша.
   – А любовь? Да, любовь! Первая любовь – это же очень романтично... – не сдавалась Нонна Игнатьевна.
   – Любовь? Ну вы скажете... В первой любви романтизма не больше, чем в первом стакане водки – эйфория в первые мгновения, а потом тошнота на следующее утро, дикая головная боль и материны нотации! И стыд: «Господи, какая ж я дура!» – Маша замолчала, потом закончила с ожесточением: – Видела я свою первую любовь. Алкаш. В разводе. Нищ и туп.
   За столом повисла пауза. Потом Вероника вдруг улыбнулась:
   – Маша, Нонна Игнатьевна... Я же совсем забыла! Тарас мой – это и есть моя первая любовь. И вообще... Мы с ним в одном классе учились, можете себе представить!
   – Тарас твой – чудо! – в один голос, с одним чувством (восхищения, уважения и немного – зависти) немедленно воскликнули коллеги.
   – Это тебе повезло... – тут же добавила от себя Маша.
   – Никакого сравнения с другими мужчинами! – кивнула Нонна Игнатьевна. – Ты его, Никуся, должна ценить...
   – О, я ценю!
   – Тогда тебе, Ника, никакие однокашники не нужны – у тебя свой есть, под боком!
   – Ладно, девочки, приятного аппетита... – Вероника вышла из-за стола.
   В туалетной комнате она вымыла руки, зашла за кафельную стенку – там, в закутке, у раскрытого окна, обычно курили сотрудники. Вероника не курила. Она открыла окно, вдохнула в себя глоток ледяного свежего воздуха, замерла.
   «Дома где-то должна быть фотография... Двадцать пятого мая фотографировали, наш последний звонок. Там Тарас и я. И другие. И Андрей Максимович. И еще...»
   Вероника не успела додумать мысль – сзади хлопнула дверь, раздались голоса Маши и Нонны Игнатьевны.
   – ...она своего счастья не понимает – а как вам кажется, Нонна Игнатьевна?
   Зажурчала вода из крана.
   – А по мне, так все она понимает, Машенька. Несчастные люди так хорошо не выглядят.
   – Она – хорошо выглядит?! – возмутилась Маша.
   Вероника, стоя у окна, замерла – какое-то шестое чувство подсказало, что коллеги говорили о ней. Надо было выйти из своего укрытия, зашевелиться, зашуметь, подать голос, заявляя о своем присутствии... Но почему-то не стала этого делать. Ей вдруг стало интересно.
   – Да, она очень хорошо выглядит. Подтянутая, стройная... Больше тридцати ей и не дашь. А то и меньше...
   Загудела сушилка.
   Вероника улыбнулась – все бы сплетни были такими!
   – Ну да, морщин у нее нет, и килограммов лишних тоже, – упорствовала Маша. – Но, Нон Игнатьевна, она ж – как мумия! Законсервировалась на годы вперед! Вы заметили – она симпатичная, а ни один мужик в ее сторону не смотрит. Как будто ее нет вовсе!
   – А зачем ей какие-то мужики? У нее муж – золото...
   – Да нет, я не об этом... Как бы сказать... Вот вы были в музее, где статуи всякие античные?
   – В греческом зале? – засмеялась Нонна Игнатьевна.
   – Вроде того... Стоят они, эти боги с богинями, Артемиды и Афродиты – такие совершенные, такие прекрасные... и такие холодные!
   – Ну, холодность – это не недостаток, это скорее свойство темперамента...
   Хлопнула дверь, голоса затихли в коридоре. Ушли!
   Как ни странно, но Вероника не чувствовала себя оскорбленной. И на Машу не обижалась ничуть. Приятно, когда о тебе говорят – совершенная и прекрасная. А что холодная – так разве это недостаток? Вон Маша – вечно вздрюченная, вечно на пределе, вечно на нервах – от нее уже третий муж сбежал...
   К вечеру у Вероники слегка разболелся живот. Она окончательно убедилась, что не беременна.
   Конечно, она очень основательно предохранялась (несколько степеней защиты!), но как медик всегда помнила – нет стопроцентной гарантии... И это пустячное на первый взгляд событие – все-таки не беременна! – наполнило ее радостью.
   Она не хотела ребенка. Она не хотела ничего менять в своей жизни. Быть легкой, свободной, заниматься любимым делом – вот настоящее счастье. Материнство – это прекрасно, но оно не для нее.
   Она прочитала кучу книг, она видела тысячу фильмов о том, как героиня узнает о своей беременности – и радуется ей. Нет, были, конечно, отдельные трагические истории из классики, где героине нельзя было заводить ребенка – по каким-то социальным причинам, например... Нет денег, или муж бросил, или мужа вовсе нет, а старомодное общество осудит появление на свет бастарда (то есть ребеночка этого незаконнорожденного), и прочее. Но даже в этих историях героиня хотелабы родить – если бы не данные трагические обстоятельства.
   Вероника – никогда не хотела.
   Такая естественная вещь – материнство – вызывала у нее неприятие. Она, будучи медиком, видела в материнстве одну физиологию. Надругательство над чистым разумом. Гормональное безумие. Тотальную несвободу. Зависимость от другого – пусть даже собственного ребенка.