Страница:
Все сидели как громом пораженные. По лицам кое-кого из офицеров, низко опустивших голову, можно было заключить, что они переживают неприятные минуты. Наступила пауза.
- Никто не возражает, надеюсь? - спросил Эдуард Николаевич, обводя присутствующих злыми глазами. Молчание.
- Благодарю вас! - поклонился полковник и, сделав выдержку, продолжал:
- Случай с поручиком Ханом-Эриванским вынуждает меня еще раз предупредить, что если кто-либо из вас паче чаяния до сего времени все еще не порвал знакомства с этой особой, - то чтобы он не-за-мед-лил это сде-лать. Если до моего сведения дойдет, что кто-либо из наших офицеров продолжает кланяться этой даме при встрече, предупреждаю: этого офицера мгновенно постигнет участь поручика Хана-Эриванского. Вы не имеете права ни общаться с ней, ни здороваться, ни даже произносить в обществе ее имя. Итак, господа, общее собрание считаю оконченным.
Полковник поклонился и торжественно вышел из залы{42}.
- Ничего не понимаю, - тихонько сказал я сидевшему рядом со мной офицеру. - Кто же она, эта злополучная дама, которую нам запрещено знать?!
- Графиня Брасова, - тихо шепнул мне на ухо мой сосед.
История графини Брасовой{43} была такова. В нашем полку в течение нескольких лет проходил службы бывший наследник российского престола и младший брат императора великий князь Михаил Александрович, командовавший нашим Лейб-эскадроном. Для полка это было, разумеется, очень лестно, ибо благодаря этому обстоятельству полк приобретал в гвардии видное положение. Великий князь Михаил приковал к полку внимание своей матери - старой императрицы Марии Федоровны, которая с момента поступления своего сына в кирасиры начала выказывать к нашему полку особое благоволение. Синие кирасиры вошли в фавор, приобрели репутацию модного гвардейского полка, и при дворе их в шутку стали называть "Les petets bleus de Sa Majest". (Маленькие синие Ее Величества).
Все шло хорошо, покуда в один прекрасный день великий князь не почувствовал, что крепко любит жену одного из наших офицеров, а именно жену некоего поручика В. Случилось так, что и мадам В., в свою очередь, крепко полюбила великого князя. Между ними завязался роман.
Несмотря на то, что великий князь был человеком весьма застенчивым и вел себя очень скромно, слух о его романе получил распространение и об этом пошли разговоры, как в придворных кругах, так и вообще в большом свете.
От своих старших товарищей я слышал, что командовавший в то время полком генерал Бернов по своему недомыслию и сам покровительствовал этому роману и будто бы даже сводил влюбленных, дабы угодить великому князю. В этом отношении Бернов поступал прямо против добрых гвардейских традиций, отнюдь не допускавших никаких романов между полковыми дамами и товарищами их мужей. Принцип товарищества настолько культивировался в полку, что считалось крайне предосудительным для всякого гвардейца отбить у полкового товарища жену. Такие дела, если не кончались дуэлью, то во всяком случае влекли за собой неминуемый выход из полка офицера, посягнувшего на жену товарища.
Тем временем слух об отношениях Михаила Александровича к мадам В. дошел до самой императрицы. Верная семейным заветам покойного Александра III, державшегося в личной жизни самых строгих и незыблемых семейных устоев, императрица потребовала от сына немедленного разрыва с мадам В. Однако великий князь настолько был увлечен своей дамой сердца, что пошел против воли матери. Ввиду того, что муж мадам В. относился ко всей этой истории довольно-таки пассивно и к жене своей, как видно, особых чувств не питал, великому князю быстро удалось добиться развода мадам В. и вступить с ней в морганатический брак, узаконив последний церковным обрядом. Поручику В. в виде компенсации великий князь предложил видное место во дворцовом ведомстве, каковое место поручик и не замедлил принять, тотчас же убравшись из кирасирского полка.
Ввиду того, что великим князьям полагалось жениться исключительно на "принцессах крови" и особах, принадлежащих к тому или иному царствующему дому, брак его с мадам В., разумеется, вылился в громкий придворный скандал, весьма расстроивший старую императрицу.
Великому князю, конечно, тотчас же пришлось покинуть наш полк и на злополучную жену его полились при дворе потоки грязи. Ее обвиняли в умышленном завлечении и совращении скромного, неопытного и нравственного великого князя. В угоду старой императрице бедную даму наградили кличками интриганки и развратницы, хотя вся ее вина заключалась в том, что она полюбила великого князя. Все общество отвернулось от нее. Сам государь был весьма недоволен проступком своего младшего брата, который как бы в наказанье был отправлен в провинциальный город Орел, где ему было предложено принять скромный 17-й армейский Черниговский гусарский полк.
Дело, однако, было сделано: как-никак, мадам В. оказалась законной супругой великого князя. Однако как на супругу морганатическую ни на нее, ни на ее детей распространяться все права ее высокопоставленного мужа не могли. Она была рождена "простой смертной" и поэтому не имела права принять ни титула, ни имени своего мужа. В подобных случаях обычно предусматривалось жаловать морганатических супруг высокопоставленных лиц титулом графини или княгини. Для них придумывали какую-нибудь новую фамилию, и таким образом некогда скромная мадам В. превратилась в один прекрасный день в графиню Бра-сову, каковая фамилия была ей дана по названию крупного имения, принадлежащего великому князю Михаилу Александровичу.
Вся эта история произошла года за три до моего поступления в полк, но и в мое время переживалась она старшими моими товарищами все еще очень остро, в особенности теперь - в 1912 году, когда великий князь вернулся из Орла в Петербург, привезя с собой жену.
Царь в конце концов смилостивился над своим младшим братом и после двух лет "изгнания" великому князю было предложено принять в начале 1912 года Кавалергардский полк.
В то время я изредка навещал во дворце одну свою престарелую родственницу - Озерову, состоявшую при дворе старой императрицы. От нее мне пришлось слышать, будто предлагая Михаилу Александровичу кавалергардов, старая императрица надеялась, что ее сын не потащит за собой супругу в столицу. В этом смысле великому князю был даже сделан прозрачный намек. Когда же Михаил Александрович вопреки надеждам матери все же заявился в столицу вдвоем с женой, министр двора - старый граф Фредерике - был уполномочен передать великому князю, чтобы он удовлетворился казенной командирской квартирой в кавалергардском полку и чтобы во дворец на жительство не переезжал. Михаил Александрович отнесся к этому очень просто и без ропота занял скромную казенную квартиру в расположении полка.
Много горького пришлось пережить ему и в особенности его жене в Петербурге. Все общество по-прежнему отворачивалось от графини Брасовой. В угоду двору никто не хотел ни знать, ни принимать ее у себя. Особенно тяжело было Михаилу Александровичу отношение подчиненных ему кавалергардских офицеров: ни один из них не сделал визита его жене и никто из кавалергардов не кланялся ей - хотя бы как супруге полкового командира. Недаром кавалергарды считались в гвардии наиболее придворным полком, а их шефом состояла все та же царица Мария Федоровна.
Конечно, во всем этом романе, наделавшем столько шума, наш кирасирский полк был, в сущности, ни при чем. Однако несколько двусмысленное поведение генерала Бернова, а в особенности поручика В., не сумевшего или не захотевшего оградить свою жену от ухаживаний высокого лица, навлекло на себя неудовольствие государыни - неудовольствие, распространившееся на весь наш полк.
Теперь уже при старом дворе никто не ласкал нас прозвищем "Les petits bleus de Sa Majest". Наоборот, сморщенные придворные старушки теперь говорили о нас, покачивая седыми головами: "Вот, какие они оказались, эти синие кирасиры и ихние дамы!"
Это неудовольствие полком свыше усилилось благодаря еще одному роману, развивавшемуся почти параллельно с только что описанным.
Это был роман младшей сестры государя великой княгини Ольги Александровны{44} с нашим же кирасирским офицером поручиком Куликовским. Как Михаил Александрович, так и Ольга Александровна очень любили Гатчину по воспоминаниям детства, так как покойный Александр III в последние годы жизни имел обыкновение подолгу живать с семьей в Гатчинском дворце.
Когда Михаил Александрович поступил в наш полк, сестра его, Ольга, естественно, часто навещала его в Гатчине. Михаил Александрович держался очень просто, и в его интимном обществе постоянно находились наши кирасирские офицеры.
Муж Ольги Александровны - принц Ольденбургский, человек немощный, был равнодушен к своей супруге и поэтому ничего не было неестественного в том, что в один прекрасный день великая княгиня почувствовала сильное влечение к красивому и статному Куликовскому, которого она частенько видела рядом с братом и который показался ей во всех отношениях интересным и достойным человеком.
Куликовский не преминул ответить взаимностью на зарождавшееся чувство сестры государя, а так как последняя, несмотря на свой высокий сан и положение, держала себя чересчур свободно и независимо, то в обществе очень скоро заговорили об их романе. Ольга Александровна стала все чаще показываться в Гатчине, где она имела обыкновение держать себя, как "обыкновенная смертная", избегая всякого этикета и помпы. Ее можно было частенько встретить разъезжающей по гатчинским улицам в простом извозчике в сопровождении Куликовского. Встречали их и в укромных уголках гатчинского парка прогуливающимися под руку, как полагается обыкновенной и пошлой влюбленной паре.
Если бы командовавший в то время полком генерал Бернов обладал бы достаточным тактом и умом, он, быть может, на правах свитского генерала указал бы поручику Куликовскому на недопустимость такой простоты в отношениях с сестрой государя, по крайней мере, на глазах у широкой публики, ибо всякое афиширование таких отношений с великой княгиней могло лишь компрометировать последнюю. Однако недалекий генерал не только этого не сделал, но, как говорят, искренне радовался успеху своего офицера, ибо, по его мнению, этот успех был только выгоден для полка, все более входившего в моду. Поведение Ольги Александровны и Куликовского привело лишь к тому, что про их связь стали открыто говорить в обществе. Получался опять придворный скандал - скандал, в котором опять-таки упоминалось имя нашего кирасирского полка! И когда все это дошло до сведения старой императрицы, она очень разгневалась и огорчилась.
История с Куликовским, да еще в связи с романом Михаила Александровича, окончательно обозлила Марию Федоровну в отношении нашего полка, и после этого она прекратила свои былые интимные и "милосттивые" посещения полкового лазарета, полковой церкви и казарм, к великому огорчению всех старых офицеров, не чувствовавших за собой никакой вины и мечтавших наладить снова прежние добрые отношения с шефом. Однако за все мое пребывание в полку императрица ограничивалась лишь посещением нашего смотра полкового учения и присылкой официальной поздравительной телеграммы ко дню нашего полкового праздника. К кавалергардам она была гораздо милостивее.
Что касается до участи поручика Куликовского, то дабы более не разлучаться с великой княгиней, он при ее содействии легко устроился личным адъютантом к ее мужу - принцу Ольденбургскому. Этот ловкий человек с фигурой бога Аполлона, хотя и снял форму полка, променяв ее на общеадъютантскую, однако продолжал числиться в списках полковых офицеров, как это полагалось в отношении всех личных адъютантов высочайших особ. С полком он связи не терял и в мое время пользовался известным влиянием на нашу молодежь, примыкая к партии спортсменов Экса и Плешкова и принимая участие в полковых интригах. Судьба сжалилась над великой княгиней Ольгой. Ей и ее сестре Ксении после революции удалось эмигрировать за границу, где Ольга Александровна наконец сочеталась законным браком с Куликовским. Говорят, что Ольге удалось унаследовать часть небольшого капитала, который некогда был по какому-то случаю переведен по распоряжению ее брата из России в один из банков Англии.
В свое время Ольга Александровна недурно рисовала и, как мне пришлось слышать, ее способности к живописи оказали ей в эмиграции известную материальную помощь. Среди буржуазных коллекционеров и любителей раритетов нашлись такие, которым интересно было иметь картинку с собственноручным автографом родной сестры последнего русского императора.
Хорошо помню свою первую встречу с этой великой княгиней. Было это в первый же год после моего производства.
Помню, я ожидал приезда из Петербурга своей родственницы и по сему случаю прогуливался под стеклянным сводом Гатчинского вокзала, поджидая поезда. Среди присутствующей на перроне многочисленной публики находилась одна дама небольшого роста, которой на вид лет тридцать. У нее было некрасивое, но живое лицо, которое показалось мне знакомым. На ней была простая темная коротенькая жакетка и скромная черная шапочка. Впрочем, наружность этой дамы была настолько обыкновенной, что я обратил на нее внимание лишь тогда, когда увидел, что начальник станции отвесил ей низкий и подобострастный поклон, а станционный жандарм почтительно отдал честь. Тут только я догадался, что вижу перед собой великую княгиню Ольгу Александровну, которую и раньше уже имел случай видеть. Мне стало очень неловко и совестно, так как я дважды уже прошел мимо нее, не отдав ей чести, а между тем она смотрела на меня. С моей стороны это была большая гаффа - гвардейский офицер должен был хорошо знать в лицо особ царствующего дома и отдавать им честь, становясь во фронт. Исправлять теперь свою ошибку было уже неловко и поэтому я отступил в самый дальний угол перрона, дабы более не встречаться с великой княгиней и быть подальше от нее. Внезапно я увидел, как на перрон вышли трое моих старших товарищей-офицеров. Они были уже знакомы с великой княгиней, и я видел, как она подозвала их к себе. Минуты через две я заметил, что она указывает на меня моим товарищам, и к моему смущению один из них подошел ко мне и сказал: "Великая княгиня Ольга Александровна заинтересовалась тобой и хочет, чтобы ты был ей представлен. Пойдем!" Товарищ мой тотчас же представил меня. Сняв фуражку, я взял руку великой княгини и, почтительно нагнувшись, поднес ее к своим губам, как требовалось обычаем. Неожиданно для меня в тот момент, когда я разжал свои пальцы, чтобы отпустить руку великой княгини, последняя тихонько сжала мои пальцы в своих и, не отпуская моей руки, принялась, не глядя на меня, весело беседовать с моими товарищами. Я тихонько потянул свою руку к себе. Великая княгиня схватила ее еще крепче и принялась раскачивать ее из стороны в сторону, продолжая свою болтовню. Положение мое было преглупое. Этикет не позволял мне избавиться более энергичным способом от руки величайшей особы, и я почувствовал, что густо краснею, как за себя, так и немножко за Ольгу Александровну, так как я сознавал, что великая княгиня не должна держать себя столь свободно и развязно на глазах у публики, которая с любопытством разглядывала нас. Я чувствовал, что в этом поведении Ольги Александровны есть что-то неуловимо неприличное и вызывающее, а она все сильнее продолжала сжимать и раскачивать мою руку, окончательно сконфузив меня. Так длилось минуты три, показавшиеся мне вечностью, и я не знаю, сколько бы это еще продолжалось, если бы к счастью для меня не показался подходивший поезд, приход которого положил конец всей этой сцене. Опустив мою руку, Ольга Александровна весело и как бы немного вызывающе улыбнулась и сказала мне несколько незначительных слов, на которые я ответил спокойно и почтительно, быстро совладав с собою. Помню, после этой встречи я долго отыскивал смысл странного поведения великой княгини, но смысла так и не находил. Хотелось ли ей этим поступком наказать меня за то что я равнодушно прошел мимо нее, не отдав ей чести, или же просто ей пришла фантазия позабавиться, смутив чуть ли не до слез молодого и неопытного корнета? Было ли это с ее стороны простым явлением чисто женского кокетства? - Не знаю. Знаю только, что я был поражен и несколько разочарован, ибо до сего времени я... (На этом рукопись обрывается. - Ред.).
Комментарий к персоналиям
Хотя "Записки кирасира" несомненно являются художественным произведением, сам автор отнес их к жанру мемуаров. И, действительно, все его герои - от главных действующих лиц до вскользь упоминаемых персонажей - исторически достоверные фигуры. Судьбы некоторых героев В. Трубецкого прояснить до конца не удалось, и они еще ждут своих исследователей.
{1}Граф Алексей Павлович Капнист (1871 -1918), двоюродный брат отца В. Трубецкого, будущий контр-адмирал, начальник Морского генерального штаба (с 1914), в 1911 году находился в отставке и был полтавским предводителем дворянства. Расстрелян большевиками в Пятигорске.
{2}Прасковья Владимировна Трубецкая, урожд. Оболенская (1860 - 1914).
{3}Имеется в виду Николай Сергеевич Трубецкой, который к 1911 году, являясь студентом 3 курса историко-филологического факультета Московского университета, был уже известен как талантливый ученый в области сравнительного языкознания и этнографии.
{4}Такая характеристика Сумского полка у штатских знакомых автора могла появиться оттого, что "...офицеры тянущегося за гвардией Сумского полка в лучшем обществе за редчайшими исключениями не бывали. Сумской мундир я встречал в свете только на вольноопределяющихся из "общества". Сумцы блистали больше в купеческом кругу (С. Е. Трубецкой. "Минувшее". ИМКА - ПРЕСС, 1989, с. 62).
{5}Военная служба или, по крайней мере, военное образование были традиционны в той среде, к которой принадлежал автор. Как правило, многочисленные родственники В. Трубецкого, став гвардейцами, служили в своих полках не долго, выходя в отставку "на покой", если позволяли средства, как В. А. Оболенский (1814-1876), или шли на гражданскую службу, как Н. П. Трубецкой (1828-1900). Свитский генерал граф Апраксин (1817-1899) был исключением.
{6}Дмитрий Александрович Лопухин (1860-1914), генерал-майор, двоюродный брат отца В. Трубецкого, был единственным среди упомянутых им родственников военным, находящимся в описываемое время на действительной службе.
{7}Газета "Русский спорт" писала: "Принимая во внимание, что в Вене поручик Плешков получил четыре первых приза и один второй, а в Лондоне на самых трудных конкурсах в мире... самый почетный приз в честь короля Георга V...получил штаб-ротмистр фон Эксе..., русские обрели славу лучших ездоков" (No32, 1911). Эти выдающиеся спортсмены выиграли также на лондонских турнирах 1912-1914 годов очень престижный приз - "кубок короля Эдуарда VII". Чтобы получить его, они должны были три года подряд быть победителями состязаний.
{8}Трубецкие были в родстве с Урусовыми: дядя автора, директор департамента полиции А. А. Лопухин, был женат на княгине Урусовой.
{9}Жена императора Александра III императрица Мария Федоровна (1847-1928) стала шефом полка Синих кирасир в 1880 году.
{10}Евгений Иванович Бернов (1855-?) командовал полком Синих кирасир с 1907 по 1912 год. При назначении на должность командира полка решающую роль играло личное отношение к кандидату Николая II, а также шефа полка. В данном случае оно было особенно благосклонным: Бернов отличился в юго-восточных губерниях России, где он был начальником военных сообщений в 90-х годах. За блестяще проведенную кампанию по борьбе с чумою Бернов получил орден св. Анны и письменную благодарность императора.
{11}Эдуард Николаевич фон Шведер (1870-1919) окончил Николаевское кавалерийское училище, в полку Синих кирасир служил с 1893 года. Во время первой мировой войны командовал гусарским полком. Последний чин генерал майор. Расстрелян большевиками в Кисловодске.
{12}С 90-х годов под Петербургом - в Царском селе, Коломягах и Красном селе - ежегодно проводились скачки. В Красном селе был чисто военный круг без тотализатора. Конный спорт кавалерии поощрялся, и для участия в скачках они даже освобождались от службы. Постоянным гостем на скачках в Красном была шеф полка Синих кирасир императрица Мария Федоровна (см. воспоминания Н. А. Петровского в кн. "Кирасиры Его Величества. Последние годы мирного времени", б. г.)
{13}П. Н. Трубецкой (1858-1911), сводный брат отца автора (от брака с Л. В. Орловой-Денисовой), известный деятель либерального движения начала века. Московский губернский предводитель дворянства (1898-1908), затем член Государственного совета. "Его старший сын Володя", о котором упоминает автор, - это последний владелец имения "Узкое" князь Владимир Петрович Трубецкой (1885-1954). Окончив юридический факультет Петербургского университета и пройдя службу в гвардии, работал в московском и херсонском земствах. После 1920 года в эмиграции. Один из основателей и первый предводитель Русского дворянского собрания в Париже. Принимал активное участие в создании Музея русского казачества и Русской консерватории в Париже. Умер в Нью-Йорке.
{14}Меньшово находилось в Подольском уезде Московской губернии.
{15}Об этом же "историческом" извозчике (правда, дав ему другое имя) пишет и генерал-майор М. Свечин: "Возил меня (по Гатчине - В. П.) один из полковых извозчиков по имени Емельян, невероятный пьяница, но знавший не только нужные адреса, но и всех офицеров по имени и отчеству и привычки каждого" ("Записки старого генерала о былом". Ницца, 1964, с. 29.).
{16}Барон Лев Федорович Жирар де Сукантон (1855-?), генерал-майор свиты Его Величества. Окончил кавалерийское училище, служил в Лейб-гвардии Конном полку. Был командиром полка Синих кирасир с 1905 по 1907 год. В годы, описанные автором, командовал 1-й бригадой 2-й гвардейской дивизии.
{17}В имении Осоргиных Сергиевской с начала XIX века существовало "Братство Святой Иулиании" (по имени "боголюбивой и нищелюбивой Иулиании Осоргиной", жившей в XVII веке), в которое входили, кроме Осоргиных, крестьяне всех ближних деревень. Братство помогало всем нуждавшимся. Примечательно, что после 1917 года братчики-крестьяне долго поддерживали бедствовавшую большую семью Осоргиных. Говоря о главе семьи "дяде Мише", автор имеет в виду Михаила Михайловича Осоргина (1861 -1939), мужа сестры своего отца Елизаветы Николаевны, бывшего кавалергарда. С 1887 года занимаясь земской деятельностью, он в 1905 году ушел в отставку с губернаторского поста в знак протеста против неисполнения закона об отмене смертной казни. С 1931 года - в эмиграции, где принял сан и был священником православной церкви в Кламаре под Парижем. Его старший сын, кузен В. Трубецкого "Мишанчик" (1887 - 1950), выйдя в запас в 1912 году, стал калужским предводителем дворянства. С 1920 года в эмиграции. Набожность его, над которой иронизирует автор, была подлинной религиозностью. В Париже М. Осоргин принял активное участие в создании Богословского института, так называемого Сергиевского подворья, и был до конца жизни регентом его хора.
{18}Речь идет о нашумевшем в свое время драматическом событии. Вот как описывает это современница В. Трубецкого, автор известных воспоминаний Т. А. Аксакова-Сивере. "Осенью 1911 года в семье Трубецких произошла драма, ставшая известной всей стране. В Новочеркасске по случаю перенесения тела графа Орлова-Денисова собрались все потомки покойного: Трубецкие, Кристи, Глебовы, Орловы-Денисовы. Вагон князя Петра Николаевича стоял на запасных путях вокзала... Кристи, ворвавшись в купе этого вагона и найдя там свою жену Марицу (урожденную Михалкову) и своего дядю Петра Николаевича, выстрелил из револьвера и наповал убил последнего. Скандал был ужасный... Говорили о том, что Петр Николаевич пригласил к себе племянницу, чтобы предостеречь ее от явного увлечения другим его племянником Петей Глебовым... Что бы там ни было, но московский губернский предводитель дворянства был убит, убивший его Кристи не понес серьезного наказания (ограничились церковным покаянием), а Мария Александровна Михалкова-Кристи, разведясь с мужем, вышла за его двоюродного брата..." ("Семейная хроника", 1988, с. 88-89). Владимир Григорьевич Кристи (1882-1946) был сыном сестры отца В. Трубецкого Марии Николаевны. После 1920 года в эмиграции. "Овдовевшая... А. В. Трубецкая" - Александра Владимировна Трубецкая, урожд. Оболенская (1861 -1939), сестра матери В. Трубецкого. После 1920 года в эмиграции.
{19}Генерал Яков Григорьевич Жилинский (1853-1918) стал начальником Генерального штаба в 1911 году. С началом первой мировой войны главнокомандующий Северо-Западным фронтом. Был смещен за провал Восточно-Прусской операции. В 1915-16 годах - представитель русского верховного командования в Союзном Совете в Париже. Расстрелян в Крыму большевиками. Оценка В. Трубецким роли Жилинского в переговорах с главой французского командования расходится с общепринятой в советской исторической науке, где его деятельность рассматривается как негативная. Жена Жилинcкого, Варвара Михайловна, урожд. Осоргина (1859-1917) была сестрой отца "Мишанчика".
{20}Мария Дмитриевна Апраксина, урожд. Рахманова, сводная сестра матери В. Трубецкого.
{21}Барон В. Р. фон Кнорринг (1861 - ?) в описываемое время был шталмейстером двора великой княгини Марии Павловны.
{22}А. С. Ермолов (1846-1917), статс-секретарь, министр земледелия и государственных имуществ, член Государственного совета.
- Никто не возражает, надеюсь? - спросил Эдуард Николаевич, обводя присутствующих злыми глазами. Молчание.
- Благодарю вас! - поклонился полковник и, сделав выдержку, продолжал:
- Случай с поручиком Ханом-Эриванским вынуждает меня еще раз предупредить, что если кто-либо из вас паче чаяния до сего времени все еще не порвал знакомства с этой особой, - то чтобы он не-за-мед-лил это сде-лать. Если до моего сведения дойдет, что кто-либо из наших офицеров продолжает кланяться этой даме при встрече, предупреждаю: этого офицера мгновенно постигнет участь поручика Хана-Эриванского. Вы не имеете права ни общаться с ней, ни здороваться, ни даже произносить в обществе ее имя. Итак, господа, общее собрание считаю оконченным.
Полковник поклонился и торжественно вышел из залы{42}.
- Ничего не понимаю, - тихонько сказал я сидевшему рядом со мной офицеру. - Кто же она, эта злополучная дама, которую нам запрещено знать?!
- Графиня Брасова, - тихо шепнул мне на ухо мой сосед.
История графини Брасовой{43} была такова. В нашем полку в течение нескольких лет проходил службы бывший наследник российского престола и младший брат императора великий князь Михаил Александрович, командовавший нашим Лейб-эскадроном. Для полка это было, разумеется, очень лестно, ибо благодаря этому обстоятельству полк приобретал в гвардии видное положение. Великий князь Михаил приковал к полку внимание своей матери - старой императрицы Марии Федоровны, которая с момента поступления своего сына в кирасиры начала выказывать к нашему полку особое благоволение. Синие кирасиры вошли в фавор, приобрели репутацию модного гвардейского полка, и при дворе их в шутку стали называть "Les petets bleus de Sa Majest". (Маленькие синие Ее Величества).
Все шло хорошо, покуда в один прекрасный день великий князь не почувствовал, что крепко любит жену одного из наших офицеров, а именно жену некоего поручика В. Случилось так, что и мадам В., в свою очередь, крепко полюбила великого князя. Между ними завязался роман.
Несмотря на то, что великий князь был человеком весьма застенчивым и вел себя очень скромно, слух о его романе получил распространение и об этом пошли разговоры, как в придворных кругах, так и вообще в большом свете.
От своих старших товарищей я слышал, что командовавший в то время полком генерал Бернов по своему недомыслию и сам покровительствовал этому роману и будто бы даже сводил влюбленных, дабы угодить великому князю. В этом отношении Бернов поступал прямо против добрых гвардейских традиций, отнюдь не допускавших никаких романов между полковыми дамами и товарищами их мужей. Принцип товарищества настолько культивировался в полку, что считалось крайне предосудительным для всякого гвардейца отбить у полкового товарища жену. Такие дела, если не кончались дуэлью, то во всяком случае влекли за собой неминуемый выход из полка офицера, посягнувшего на жену товарища.
Тем временем слух об отношениях Михаила Александровича к мадам В. дошел до самой императрицы. Верная семейным заветам покойного Александра III, державшегося в личной жизни самых строгих и незыблемых семейных устоев, императрица потребовала от сына немедленного разрыва с мадам В. Однако великий князь настолько был увлечен своей дамой сердца, что пошел против воли матери. Ввиду того, что муж мадам В. относился ко всей этой истории довольно-таки пассивно и к жене своей, как видно, особых чувств не питал, великому князю быстро удалось добиться развода мадам В. и вступить с ней в морганатический брак, узаконив последний церковным обрядом. Поручику В. в виде компенсации великий князь предложил видное место во дворцовом ведомстве, каковое место поручик и не замедлил принять, тотчас же убравшись из кирасирского полка.
Ввиду того, что великим князьям полагалось жениться исключительно на "принцессах крови" и особах, принадлежащих к тому или иному царствующему дому, брак его с мадам В., разумеется, вылился в громкий придворный скандал, весьма расстроивший старую императрицу.
Великому князю, конечно, тотчас же пришлось покинуть наш полк и на злополучную жену его полились при дворе потоки грязи. Ее обвиняли в умышленном завлечении и совращении скромного, неопытного и нравственного великого князя. В угоду старой императрице бедную даму наградили кличками интриганки и развратницы, хотя вся ее вина заключалась в том, что она полюбила великого князя. Все общество отвернулось от нее. Сам государь был весьма недоволен проступком своего младшего брата, который как бы в наказанье был отправлен в провинциальный город Орел, где ему было предложено принять скромный 17-й армейский Черниговский гусарский полк.
Дело, однако, было сделано: как-никак, мадам В. оказалась законной супругой великого князя. Однако как на супругу морганатическую ни на нее, ни на ее детей распространяться все права ее высокопоставленного мужа не могли. Она была рождена "простой смертной" и поэтому не имела права принять ни титула, ни имени своего мужа. В подобных случаях обычно предусматривалось жаловать морганатических супруг высокопоставленных лиц титулом графини или княгини. Для них придумывали какую-нибудь новую фамилию, и таким образом некогда скромная мадам В. превратилась в один прекрасный день в графиню Бра-сову, каковая фамилия была ей дана по названию крупного имения, принадлежащего великому князю Михаилу Александровичу.
Вся эта история произошла года за три до моего поступления в полк, но и в мое время переживалась она старшими моими товарищами все еще очень остро, в особенности теперь - в 1912 году, когда великий князь вернулся из Орла в Петербург, привезя с собой жену.
Царь в конце концов смилостивился над своим младшим братом и после двух лет "изгнания" великому князю было предложено принять в начале 1912 года Кавалергардский полк.
В то время я изредка навещал во дворце одну свою престарелую родственницу - Озерову, состоявшую при дворе старой императрицы. От нее мне пришлось слышать, будто предлагая Михаилу Александровичу кавалергардов, старая императрица надеялась, что ее сын не потащит за собой супругу в столицу. В этом смысле великому князю был даже сделан прозрачный намек. Когда же Михаил Александрович вопреки надеждам матери все же заявился в столицу вдвоем с женой, министр двора - старый граф Фредерике - был уполномочен передать великому князю, чтобы он удовлетворился казенной командирской квартирой в кавалергардском полку и чтобы во дворец на жительство не переезжал. Михаил Александрович отнесся к этому очень просто и без ропота занял скромную казенную квартиру в расположении полка.
Много горького пришлось пережить ему и в особенности его жене в Петербурге. Все общество по-прежнему отворачивалось от графини Брасовой. В угоду двору никто не хотел ни знать, ни принимать ее у себя. Особенно тяжело было Михаилу Александровичу отношение подчиненных ему кавалергардских офицеров: ни один из них не сделал визита его жене и никто из кавалергардов не кланялся ей - хотя бы как супруге полкового командира. Недаром кавалергарды считались в гвардии наиболее придворным полком, а их шефом состояла все та же царица Мария Федоровна.
Конечно, во всем этом романе, наделавшем столько шума, наш кирасирский полк был, в сущности, ни при чем. Однако несколько двусмысленное поведение генерала Бернова, а в особенности поручика В., не сумевшего или не захотевшего оградить свою жену от ухаживаний высокого лица, навлекло на себя неудовольствие государыни - неудовольствие, распространившееся на весь наш полк.
Теперь уже при старом дворе никто не ласкал нас прозвищем "Les petits bleus de Sa Majest". Наоборот, сморщенные придворные старушки теперь говорили о нас, покачивая седыми головами: "Вот, какие они оказались, эти синие кирасиры и ихние дамы!"
Это неудовольствие полком свыше усилилось благодаря еще одному роману, развивавшемуся почти параллельно с только что описанным.
Это был роман младшей сестры государя великой княгини Ольги Александровны{44} с нашим же кирасирским офицером поручиком Куликовским. Как Михаил Александрович, так и Ольга Александровна очень любили Гатчину по воспоминаниям детства, так как покойный Александр III в последние годы жизни имел обыкновение подолгу живать с семьей в Гатчинском дворце.
Когда Михаил Александрович поступил в наш полк, сестра его, Ольга, естественно, часто навещала его в Гатчине. Михаил Александрович держался очень просто, и в его интимном обществе постоянно находились наши кирасирские офицеры.
Муж Ольги Александровны - принц Ольденбургский, человек немощный, был равнодушен к своей супруге и поэтому ничего не было неестественного в том, что в один прекрасный день великая княгиня почувствовала сильное влечение к красивому и статному Куликовскому, которого она частенько видела рядом с братом и который показался ей во всех отношениях интересным и достойным человеком.
Куликовский не преминул ответить взаимностью на зарождавшееся чувство сестры государя, а так как последняя, несмотря на свой высокий сан и положение, держала себя чересчур свободно и независимо, то в обществе очень скоро заговорили об их романе. Ольга Александровна стала все чаще показываться в Гатчине, где она имела обыкновение держать себя, как "обыкновенная смертная", избегая всякого этикета и помпы. Ее можно было частенько встретить разъезжающей по гатчинским улицам в простом извозчике в сопровождении Куликовского. Встречали их и в укромных уголках гатчинского парка прогуливающимися под руку, как полагается обыкновенной и пошлой влюбленной паре.
Если бы командовавший в то время полком генерал Бернов обладал бы достаточным тактом и умом, он, быть может, на правах свитского генерала указал бы поручику Куликовскому на недопустимость такой простоты в отношениях с сестрой государя, по крайней мере, на глазах у широкой публики, ибо всякое афиширование таких отношений с великой княгиней могло лишь компрометировать последнюю. Однако недалекий генерал не только этого не сделал, но, как говорят, искренне радовался успеху своего офицера, ибо, по его мнению, этот успех был только выгоден для полка, все более входившего в моду. Поведение Ольги Александровны и Куликовского привело лишь к тому, что про их связь стали открыто говорить в обществе. Получался опять придворный скандал - скандал, в котором опять-таки упоминалось имя нашего кирасирского полка! И когда все это дошло до сведения старой императрицы, она очень разгневалась и огорчилась.
История с Куликовским, да еще в связи с романом Михаила Александровича, окончательно обозлила Марию Федоровну в отношении нашего полка, и после этого она прекратила свои былые интимные и "милосттивые" посещения полкового лазарета, полковой церкви и казарм, к великому огорчению всех старых офицеров, не чувствовавших за собой никакой вины и мечтавших наладить снова прежние добрые отношения с шефом. Однако за все мое пребывание в полку императрица ограничивалась лишь посещением нашего смотра полкового учения и присылкой официальной поздравительной телеграммы ко дню нашего полкового праздника. К кавалергардам она была гораздо милостивее.
Что касается до участи поручика Куликовского, то дабы более не разлучаться с великой княгиней, он при ее содействии легко устроился личным адъютантом к ее мужу - принцу Ольденбургскому. Этот ловкий человек с фигурой бога Аполлона, хотя и снял форму полка, променяв ее на общеадъютантскую, однако продолжал числиться в списках полковых офицеров, как это полагалось в отношении всех личных адъютантов высочайших особ. С полком он связи не терял и в мое время пользовался известным влиянием на нашу молодежь, примыкая к партии спортсменов Экса и Плешкова и принимая участие в полковых интригах. Судьба сжалилась над великой княгиней Ольгой. Ей и ее сестре Ксении после революции удалось эмигрировать за границу, где Ольга Александровна наконец сочеталась законным браком с Куликовским. Говорят, что Ольге удалось унаследовать часть небольшого капитала, который некогда был по какому-то случаю переведен по распоряжению ее брата из России в один из банков Англии.
В свое время Ольга Александровна недурно рисовала и, как мне пришлось слышать, ее способности к живописи оказали ей в эмиграции известную материальную помощь. Среди буржуазных коллекционеров и любителей раритетов нашлись такие, которым интересно было иметь картинку с собственноручным автографом родной сестры последнего русского императора.
Хорошо помню свою первую встречу с этой великой княгиней. Было это в первый же год после моего производства.
Помню, я ожидал приезда из Петербурга своей родственницы и по сему случаю прогуливался под стеклянным сводом Гатчинского вокзала, поджидая поезда. Среди присутствующей на перроне многочисленной публики находилась одна дама небольшого роста, которой на вид лет тридцать. У нее было некрасивое, но живое лицо, которое показалось мне знакомым. На ней была простая темная коротенькая жакетка и скромная черная шапочка. Впрочем, наружность этой дамы была настолько обыкновенной, что я обратил на нее внимание лишь тогда, когда увидел, что начальник станции отвесил ей низкий и подобострастный поклон, а станционный жандарм почтительно отдал честь. Тут только я догадался, что вижу перед собой великую княгиню Ольгу Александровну, которую и раньше уже имел случай видеть. Мне стало очень неловко и совестно, так как я дважды уже прошел мимо нее, не отдав ей чести, а между тем она смотрела на меня. С моей стороны это была большая гаффа - гвардейский офицер должен был хорошо знать в лицо особ царствующего дома и отдавать им честь, становясь во фронт. Исправлять теперь свою ошибку было уже неловко и поэтому я отступил в самый дальний угол перрона, дабы более не встречаться с великой княгиней и быть подальше от нее. Внезапно я увидел, как на перрон вышли трое моих старших товарищей-офицеров. Они были уже знакомы с великой княгиней, и я видел, как она подозвала их к себе. Минуты через две я заметил, что она указывает на меня моим товарищам, и к моему смущению один из них подошел ко мне и сказал: "Великая княгиня Ольга Александровна заинтересовалась тобой и хочет, чтобы ты был ей представлен. Пойдем!" Товарищ мой тотчас же представил меня. Сняв фуражку, я взял руку великой княгини и, почтительно нагнувшись, поднес ее к своим губам, как требовалось обычаем. Неожиданно для меня в тот момент, когда я разжал свои пальцы, чтобы отпустить руку великой княгини, последняя тихонько сжала мои пальцы в своих и, не отпуская моей руки, принялась, не глядя на меня, весело беседовать с моими товарищами. Я тихонько потянул свою руку к себе. Великая княгиня схватила ее еще крепче и принялась раскачивать ее из стороны в сторону, продолжая свою болтовню. Положение мое было преглупое. Этикет не позволял мне избавиться более энергичным способом от руки величайшей особы, и я почувствовал, что густо краснею, как за себя, так и немножко за Ольгу Александровну, так как я сознавал, что великая княгиня не должна держать себя столь свободно и развязно на глазах у публики, которая с любопытством разглядывала нас. Я чувствовал, что в этом поведении Ольги Александровны есть что-то неуловимо неприличное и вызывающее, а она все сильнее продолжала сжимать и раскачивать мою руку, окончательно сконфузив меня. Так длилось минуты три, показавшиеся мне вечностью, и я не знаю, сколько бы это еще продолжалось, если бы к счастью для меня не показался подходивший поезд, приход которого положил конец всей этой сцене. Опустив мою руку, Ольга Александровна весело и как бы немного вызывающе улыбнулась и сказала мне несколько незначительных слов, на которые я ответил спокойно и почтительно, быстро совладав с собою. Помню, после этой встречи я долго отыскивал смысл странного поведения великой княгини, но смысла так и не находил. Хотелось ли ей этим поступком наказать меня за то что я равнодушно прошел мимо нее, не отдав ей чести, или же просто ей пришла фантазия позабавиться, смутив чуть ли не до слез молодого и неопытного корнета? Было ли это с ее стороны простым явлением чисто женского кокетства? - Не знаю. Знаю только, что я был поражен и несколько разочарован, ибо до сего времени я... (На этом рукопись обрывается. - Ред.).
Комментарий к персоналиям
Хотя "Записки кирасира" несомненно являются художественным произведением, сам автор отнес их к жанру мемуаров. И, действительно, все его герои - от главных действующих лиц до вскользь упоминаемых персонажей - исторически достоверные фигуры. Судьбы некоторых героев В. Трубецкого прояснить до конца не удалось, и они еще ждут своих исследователей.
{1}Граф Алексей Павлович Капнист (1871 -1918), двоюродный брат отца В. Трубецкого, будущий контр-адмирал, начальник Морского генерального штаба (с 1914), в 1911 году находился в отставке и был полтавским предводителем дворянства. Расстрелян большевиками в Пятигорске.
{2}Прасковья Владимировна Трубецкая, урожд. Оболенская (1860 - 1914).
{3}Имеется в виду Николай Сергеевич Трубецкой, который к 1911 году, являясь студентом 3 курса историко-филологического факультета Московского университета, был уже известен как талантливый ученый в области сравнительного языкознания и этнографии.
{4}Такая характеристика Сумского полка у штатских знакомых автора могла появиться оттого, что "...офицеры тянущегося за гвардией Сумского полка в лучшем обществе за редчайшими исключениями не бывали. Сумской мундир я встречал в свете только на вольноопределяющихся из "общества". Сумцы блистали больше в купеческом кругу (С. Е. Трубецкой. "Минувшее". ИМКА - ПРЕСС, 1989, с. 62).
{5}Военная служба или, по крайней мере, военное образование были традиционны в той среде, к которой принадлежал автор. Как правило, многочисленные родственники В. Трубецкого, став гвардейцами, служили в своих полках не долго, выходя в отставку "на покой", если позволяли средства, как В. А. Оболенский (1814-1876), или шли на гражданскую службу, как Н. П. Трубецкой (1828-1900). Свитский генерал граф Апраксин (1817-1899) был исключением.
{6}Дмитрий Александрович Лопухин (1860-1914), генерал-майор, двоюродный брат отца В. Трубецкого, был единственным среди упомянутых им родственников военным, находящимся в описываемое время на действительной службе.
{7}Газета "Русский спорт" писала: "Принимая во внимание, что в Вене поручик Плешков получил четыре первых приза и один второй, а в Лондоне на самых трудных конкурсах в мире... самый почетный приз в честь короля Георга V...получил штаб-ротмистр фон Эксе..., русские обрели славу лучших ездоков" (No32, 1911). Эти выдающиеся спортсмены выиграли также на лондонских турнирах 1912-1914 годов очень престижный приз - "кубок короля Эдуарда VII". Чтобы получить его, они должны были три года подряд быть победителями состязаний.
{8}Трубецкие были в родстве с Урусовыми: дядя автора, директор департамента полиции А. А. Лопухин, был женат на княгине Урусовой.
{9}Жена императора Александра III императрица Мария Федоровна (1847-1928) стала шефом полка Синих кирасир в 1880 году.
{10}Евгений Иванович Бернов (1855-?) командовал полком Синих кирасир с 1907 по 1912 год. При назначении на должность командира полка решающую роль играло личное отношение к кандидату Николая II, а также шефа полка. В данном случае оно было особенно благосклонным: Бернов отличился в юго-восточных губерниях России, где он был начальником военных сообщений в 90-х годах. За блестяще проведенную кампанию по борьбе с чумою Бернов получил орден св. Анны и письменную благодарность императора.
{11}Эдуард Николаевич фон Шведер (1870-1919) окончил Николаевское кавалерийское училище, в полку Синих кирасир служил с 1893 года. Во время первой мировой войны командовал гусарским полком. Последний чин генерал майор. Расстрелян большевиками в Кисловодске.
{12}С 90-х годов под Петербургом - в Царском селе, Коломягах и Красном селе - ежегодно проводились скачки. В Красном селе был чисто военный круг без тотализатора. Конный спорт кавалерии поощрялся, и для участия в скачках они даже освобождались от службы. Постоянным гостем на скачках в Красном была шеф полка Синих кирасир императрица Мария Федоровна (см. воспоминания Н. А. Петровского в кн. "Кирасиры Его Величества. Последние годы мирного времени", б. г.)
{13}П. Н. Трубецкой (1858-1911), сводный брат отца автора (от брака с Л. В. Орловой-Денисовой), известный деятель либерального движения начала века. Московский губернский предводитель дворянства (1898-1908), затем член Государственного совета. "Его старший сын Володя", о котором упоминает автор, - это последний владелец имения "Узкое" князь Владимир Петрович Трубецкой (1885-1954). Окончив юридический факультет Петербургского университета и пройдя службу в гвардии, работал в московском и херсонском земствах. После 1920 года в эмиграции. Один из основателей и первый предводитель Русского дворянского собрания в Париже. Принимал активное участие в создании Музея русского казачества и Русской консерватории в Париже. Умер в Нью-Йорке.
{14}Меньшово находилось в Подольском уезде Московской губернии.
{15}Об этом же "историческом" извозчике (правда, дав ему другое имя) пишет и генерал-майор М. Свечин: "Возил меня (по Гатчине - В. П.) один из полковых извозчиков по имени Емельян, невероятный пьяница, но знавший не только нужные адреса, но и всех офицеров по имени и отчеству и привычки каждого" ("Записки старого генерала о былом". Ницца, 1964, с. 29.).
{16}Барон Лев Федорович Жирар де Сукантон (1855-?), генерал-майор свиты Его Величества. Окончил кавалерийское училище, служил в Лейб-гвардии Конном полку. Был командиром полка Синих кирасир с 1905 по 1907 год. В годы, описанные автором, командовал 1-й бригадой 2-й гвардейской дивизии.
{17}В имении Осоргиных Сергиевской с начала XIX века существовало "Братство Святой Иулиании" (по имени "боголюбивой и нищелюбивой Иулиании Осоргиной", жившей в XVII веке), в которое входили, кроме Осоргиных, крестьяне всех ближних деревень. Братство помогало всем нуждавшимся. Примечательно, что после 1917 года братчики-крестьяне долго поддерживали бедствовавшую большую семью Осоргиных. Говоря о главе семьи "дяде Мише", автор имеет в виду Михаила Михайловича Осоргина (1861 -1939), мужа сестры своего отца Елизаветы Николаевны, бывшего кавалергарда. С 1887 года занимаясь земской деятельностью, он в 1905 году ушел в отставку с губернаторского поста в знак протеста против неисполнения закона об отмене смертной казни. С 1931 года - в эмиграции, где принял сан и был священником православной церкви в Кламаре под Парижем. Его старший сын, кузен В. Трубецкого "Мишанчик" (1887 - 1950), выйдя в запас в 1912 году, стал калужским предводителем дворянства. С 1920 года в эмиграции. Набожность его, над которой иронизирует автор, была подлинной религиозностью. В Париже М. Осоргин принял активное участие в создании Богословского института, так называемого Сергиевского подворья, и был до конца жизни регентом его хора.
{18}Речь идет о нашумевшем в свое время драматическом событии. Вот как описывает это современница В. Трубецкого, автор известных воспоминаний Т. А. Аксакова-Сивере. "Осенью 1911 года в семье Трубецких произошла драма, ставшая известной всей стране. В Новочеркасске по случаю перенесения тела графа Орлова-Денисова собрались все потомки покойного: Трубецкие, Кристи, Глебовы, Орловы-Денисовы. Вагон князя Петра Николаевича стоял на запасных путях вокзала... Кристи, ворвавшись в купе этого вагона и найдя там свою жену Марицу (урожденную Михалкову) и своего дядю Петра Николаевича, выстрелил из револьвера и наповал убил последнего. Скандал был ужасный... Говорили о том, что Петр Николаевич пригласил к себе племянницу, чтобы предостеречь ее от явного увлечения другим его племянником Петей Глебовым... Что бы там ни было, но московский губернский предводитель дворянства был убит, убивший его Кристи не понес серьезного наказания (ограничились церковным покаянием), а Мария Александровна Михалкова-Кристи, разведясь с мужем, вышла за его двоюродного брата..." ("Семейная хроника", 1988, с. 88-89). Владимир Григорьевич Кристи (1882-1946) был сыном сестры отца В. Трубецкого Марии Николаевны. После 1920 года в эмиграции. "Овдовевшая... А. В. Трубецкая" - Александра Владимировна Трубецкая, урожд. Оболенская (1861 -1939), сестра матери В. Трубецкого. После 1920 года в эмиграции.
{19}Генерал Яков Григорьевич Жилинский (1853-1918) стал начальником Генерального штаба в 1911 году. С началом первой мировой войны главнокомандующий Северо-Западным фронтом. Был смещен за провал Восточно-Прусской операции. В 1915-16 годах - представитель русского верховного командования в Союзном Совете в Париже. Расстрелян в Крыму большевиками. Оценка В. Трубецким роли Жилинского в переговорах с главой французского командования расходится с общепринятой в советской исторической науке, где его деятельность рассматривается как негативная. Жена Жилинcкого, Варвара Михайловна, урожд. Осоргина (1859-1917) была сестрой отца "Мишанчика".
{20}Мария Дмитриевна Апраксина, урожд. Рахманова, сводная сестра матери В. Трубецкого.
{21}Барон В. Р. фон Кнорринг (1861 - ?) в описываемое время был шталмейстером двора великой княгини Марии Павловны.
{22}А. С. Ермолов (1846-1917), статс-секретарь, министр земледелия и государственных имуществ, член Государственного совета.