Над морем Лаптевых вторую ночь ревела бешеная полярная буря. В такую бурю даже вечные странники полярных льдов - белые медведи не отважились отправляться в путешествия. Пережидая непогоду, они закапывались в снег под каким-нибудь небольшим торосом.
Особенно дико и зловеще в такую ночь во льдах пустынного моря Лаптевых. В сотнях километров от суши, среди моря, в эту ночь содрогается от ветра обледенелый, засыпанный снегом пароход. Полярная ночь над морем тянется месяцами. Сейчас как раз середина этой многомесячной ночи. Уже несколько недель по палубам парохода или по льдинам вокруг него на протяжении двадцати четырех часов в сутки можно ходить только с фонарем. Если сбросить весь снег и сколоть лед с бортов парохода, то на носу можно прочитать: "Лахтак", а на корме - "Порт Архангельск". Во тьме мелькает свет электрического фонарика. На крыше капитанского мостика возятся два человека. Оба в неуклюжей меховой одежде. Эта одежда - словно большие мешки. Люди осматривают метеорологическую будку.
- ...О-о-о! - слышится голос сквозь ветер. - Барометр идет вверх. Запиши: температура воздуха 51,6, направление ветра - ост-норд-ост, ветер - 6 баллов.
- Стихает! - кричит другой. Но из-за ветра его не слышно. Он становится спиной к ветру и ощупью записывает что-то в тетради. Люди заканчивают свои измерения, спускаются вниз по трапу, под мачтой проваливаются по колено в снег и прямиком идут к люку, ведущему в верхний трюм. Открывают двери и скатываются под свет электрической лампы.
- Ура! - кричит один из них. - Барометр идет вверх, ветер стихает. Он снимает меховой капюшон, и появляется голова Степы Черлака.
Рядом с ним Запара.
В большой трюмной комнате - длинный стол, стулья и две маленькие печки.
Вокруг стола за обедом вся команда "Лахтака".
В одних тарелках дымится какая-то мясная похлебка, в других - жареное мясо. Возле каждого лежат только два маленьких сухарика.
- Раздевайтесь, садитесь за похлебку и рассказывайте, что на дворе, приглашает Торба.
Сегодня почетные обязанности повара исполняет механик. За несколько месяцев пребывания среди льдов лица людей заметно изменились. Все немного побледнели, у всех, кроме Степы, поотрастали бороды и усы. Вообще среди моряков выделяются двое. Это безусый бойкий юнга с живыми карими глазами и Кар, с мужественным гладко выбритым лицом. Выражение его глаз свидетельствует о твердости характера.
Четвертый месяц стиснутый льдами "Лахтак" дрейфовал по морю Лаптевых. Неизвестные течения несли его то на север, то на восток, то возвращали обратно на юг, а иногда понемногу относили к западу. В январе "Лахтак" снова понесло на север.
С сентября до начала октября охотничьей бригаде посчастливилось убить трех моржей, двух морских зайцев, двух нерп и девятерых медведей. Половина этих охотничьих трофеев была добыта благодаря сметке и опыту Вершомета. Моряки сберегали хлеб и особенно картофель, потому что этих продуктов у них было очень мало. Они налегали на медвежье сало, держа в запасе моржовое и заячье. Надеялись, что не придется переходить на моржатину, но пока что шансов на это почти не было. В ноябре медведей не видели, а в декабре Вершомет застрелил только одного тощего медвежонка. Жили в верхнем трюме, разгородив его на столовую и общую спальню. Там же выделили каморки: отдельную для Кара и одну общую - для Торбы и Запары. Столовую торжественно называли кают-компанией. Только Павлюк не жил в трюме. Этот чудак говорил, что испортит себе легкие, потому что там много курят, хотя Кар выдавал только по две папиросы на курящего. Кроме того, Павлюк устроил наверху ветряной двигатель, соединил его с динамо-машиной и осветил пароход дешевым электричеством. Он считал, что ему нужно чаще бывать на палубе, чтобы смотреть за ветряками. Поэтому-то он и устроился в одной из кают на палубе. Он сильно мерз там и часто прибегал греться в трюм. Сколько его ни уговаривали бросить свой "ледник", как называл Лейте каюты на верхних палубах, он не соглашался.
Чтобы люди не скучали без дела, Кар разделил всех на три бригады. Работали по десять дней. Одна бригада работала на камбузе и хозяйничала в пароходных помещениях, другая заготовляла лед для воды и распоряжалась на палубе, третья отдыхала и занималась охотой. Кроме того, у каждого была индивидуальная нагрузка. Степа стал помощником Запары в научных наблюдениях. Павлюк заботился об электричестве, Котовай ведал библиотекой, шахматами и музыкальным кружком, то есть скрипкой, балалайкой, стареньким граммофоном. Все остальные также имели нагрузки.
Каждый день читались лекции. Кар преподавал штурманское дело, математику и астрономию. Запара - метеорологию, гидрологию и химию. Оба они выступали в роли географов. Торба проводил беседы о паровой машине, и излагал кое-какие сведения по физике. Машинист Зорин преподавал обществоведение и часто проводил открытые партийные собрания, хотя членами партии были только он, Кар и Шелемеха. Степа представлял комсомол.
Огромная радость охватила всех, когда однажды Павлюк наладил радиоприемник и выставил в трюме громкоговоритель. Правда, настраивал его Павлюк наобум, не зная этого дела, и часто вместо пения, музыки и речей был слышен треск азбуки Морзе.
Г л а в а III
Каждые четыре часа Запара и Степа делали метеорологические наблюдения. Обычно они чередовались, но дважды в сутки, когда нужны были особенно подробные наблюдения, выходили вместе, и тогда Степа помогал Запаре.
В тот день в восьмом часу вечера юнга готовился выйти для наблюдений на палубу, поэтому одевался особенно тепло: надел меховые брюки, меховые носки, чулки и пимы - сапоги из оленьей шкуры мехом наверх. Затем застегнул на груди жилетку из меха нерпы и нырнул в широкий совик - шубу из оленьего меха, которую надевают через голову. Чтобы защитить от лютого мороза руки, их пришлось запрятать в две пары перчаток, а сверху натянуть еще гигантские рукавицы. Вооружившись электрическим фонарем и анемометром*, Степа вышел на палубу.
_______________
* А н е м о м е т р - прибор для определения скорости ветра.
Ветер был очень слабый, но и этого было достаточно, чтобы при сильном морозе обжечь лицо. Юноша осторожно прошел в темноте по палубе и, не зажигая фонаря, сошел по трапу; он экономил электрическую энергию батареи. Взобравшись на крышу штурманской рубки, юнга принялся за работу. Нажав пружину, он поднял анемометр высоко над головой. Анемометр легонько затрещал. Через минуту Степа включил фонарь, чтобы посмотреть на циферблат. Не теряя времени, записал показания. После этого быстро спрятал прибор в сундучок, натянул рукавицы и стал бить руками по плечам, как это делают извозчики, когда у них замерзают пальцы.
Согрев руки, Степа полез в метеорологическую будку. Там он записал показания барометра. Отметив, что стрелка барометра пошла вверх, записал показания гигрометра*, термометра и начал спускаться на нижнюю палубу. Из-под ног посыпался снег, и Степа подумал, что завтра у палубной бригады будет работа. Раз шторм прекратился, Кар безусловно пошлет их счищать снег.
_______________
* Гаиагараоамаеатар - прибор для измерения влажности воздуха.
Пройдя несколько шагов, он остановился у того места, где в борт "Лахтака" уперся большой торос, и посмотрел в темноту над замерзшим морем.
"Так и шел бы до самого полюса!" - подумал Степа.
Стряхнув рукавицей снег и облокотившись на перила, юноша напряженно и в то же время мечтательно всматривался в едва сереющее ледяное поле. Ни разу не упрекнул Степа судьбу, забросившую его сюда. Печальным становилось лицо юнги только тогда, когда он вспоминал товарищей, погибших у берегов острова Уединения. Он был любознательным и энергичным парнем. Тайны Арктики, с которыми он сталкивался и о которых рассказывал Запара, еще больше разжигали его любопытство.
Не прошло и полминуты, как какое-то существо появилось на торосе, поднялось над бортом, и Степа от сильного удара в спину растянулся на палубе.
"Медведь!" - промелькнуло в голове у юнги, но он не испугался. Он лежал, сжимая одной рукой футляр анемометра, а другой - фонарь. Тем временем зверь, положив передние лапы на борт, вытянул голову и понюхал воздух, словно интересовался, на кого же он наткнулся и можно ли извлечь из этого какую-нибудь пользу. Юноша, поджав под себя ноги, подскочил и припал к стене кают-компании. Зверь перескочил через борт на палубу, и его морда оказалась на расстоянии десяти сантиметров от Степиного лица. Мальчик ощутил на себе дыхание медведя. Зверь лязгнул зубами, то ли от голода, то ли от злости, и еще ближе подошел к Степе. Юнга опрометью метнулся вдоль стены, но, не сделав и двух шагов, чуть было не упал навзничь. Это медведь схватил зубами за полу мохнатого совика. На какой-то момент совик спас юношу. Медведь прокусил одежду, но не достал зубами до тела. Мальчик снова рванулся, но медведь грозно зарычал, не выпуская совика из зубов. Вылезти из него Степа уже не успел бы - каждую минуту мохнатое страшилище могло навалиться на него своей тушей или ударить лапой по голове.
Стиснув зубы, Степа повернулся к зверю. Медведь выпустил из зубов олений мех и поднял вверх лапу.
Степа не дожидался страшного удара. Он сам размахнулся и треснул фонарем по медвежьей морде. По-видимому, этот отпор, как он ни был слаб, сбил медведя с толку. Степа не стал ждать, пока хозяин полярных льдов опомнится от его решительного нападения и снова цапнет его за олений мех или опустит ему на голову свою деликатную лапку. Он помчался по палубе, напрямик к капитанскому мостику, потому что медведь отрезал ему дорогу в трюм. Когда Степа добежал до трапа, который вел на капитанский мостик, медведь догнал его снова. Теперь, казалось, спасения не было. Степа стал по другую сторону трапа. Чтобы достать мальчика, медведь должен был или обнять лапами трап, или обежать его кругом. Для полярного медведя это было несложно. Но Степе пришла в голову новая спасительная идея. Он протянул к медвежьей морде руку с фонарем и нажал кнопку. Электрический свет ослепил медведя. Степа потушил фонарь, снова зажег его и снова погасил. Медведь, напуганный незнакомым и неприятным явлением, отступил немного назад. Степа прыгнул на трап и, топая изо всех сил, взбежал на капитанский мостик. Здесь он оглянулся. Медведь, по-видимому, уже пришел в себя и лез за ним по трапу.
Полярный мишка не годится в матросы: не очень он ловко лазает по трапам. Пока он вскарабкался наверх, прошло секунд двадцать.
За это время Степа вбежал в штурманскую рубку и закрыл двери на крючок. Он стал искать, чем бы защититься. Медведь уже топал под окном рубки и тыкался мордой в тонкую деревянную стенку.
Г л а в а IV
Одного мощного удара медвежьей лапы было бы достаточно, чтобы сорвать дверь штурманской рубки со слабенького крючка, на котором она держалась. Но медведь почему-то не спешил громить деревянную крепость, а юнга не шевелился. Он надеялся, что медведь, не слыша шума, уйдет восвояси. В то же время Степа старался придумать новые способы обороны. Темнота не давала разглядеть, нет ли поблизости какого-нибудь тяжелого предмета, который мог бы служить оружием в схватке с непрошеным гостем.
Медведь поднял голову к оконцу, но, очевидно, ничего не разглядел сквозь стекло. Тогда он начал раскапывать снег под стенкой. Степа начал припоминать, какие вещи можно найти в штурманской рубке.
"Если бы он умел читать, я бы ему пока что сунул в зубы книжку по мореходной астрономии", - подумал Степа, и эта мысль развеселила его.
Внезапно он вспомнил, что в рубке должны быть ракеты и ракетный пистолет. В настоящее время пароходам, вооруженным радио, приходится очень редко пользоваться ракетами. Но каждый пароход должен обязательно их иметь.
В нижнем ящике штурманского стола Степа нашел пистолет. Нужно искать ракеты. Степа уже представил себе, как прыгнет на лед перепуганный медведь, когда он выпустит ему заряд прямо в морду.
Тем временем медведь начал стучать в стенку все сильнее и сильнее. Степа торопливо ощупывал рукою стол, стены, полки, но ракет не было. Он наткнулся на телефонный аппарат, соединявший штурманскую рубку с радиорубкой.
Деревянная перегородка, отделявшая мальчика от медведя, начала трещать. Степа ухватился за телефонный аппарат и хотел уже оторвать его от стены, чтобы защищаться этой самой тяжелой из вещей, бывших под руками, но мальчика остановила новая мысль: "Если бы там, в радиорубке, кто-нибудь был..." Он покрутил ручку телефона и поднес трубку к уху. Никто не отвечал. Он еще раз покрутил ручку. Телефон зазвенел. Медведь услышал звонки и притих, но тут же перешел к другой стенке и начал опять разгребать снег.
- Кто там? - вдруг услышал Степа в трубке чей-то знакомый голос.
- Спасайте! Я сижу в штурманской рубке, а медведь ломает стену.
- Что?
- Медведь напал. Я в штурманской рубке.
- Степа?
- Да, да! Скорей... спешите!
Голос больше не отвечал. Скоро товарищи появятся здесь. Но не придут ли они слишком поздно? Ведь медведь подошел к дверям. Это самое слабое место - крючок на двери слишком мал.
Степа быстро сбрасывает под двери книги, карты, линейки. Но это, конечно, его не спасет.
Медведь, услышав в рубке шум, толкнул дверь. Крючок слетел, и двери приоткрылись. Голова медведя просунулась в дверь. Вооружившись циркулем, Степа прыгнул на стол. Мишка полез вперед, и двери затрещали.
"Медведь погибнет, но я раньше..." - промелькнула мысль у Степы, когда он вспомнил, что товарищи уже знают, в какой он опасности.
"Вооружаются... минут через пять будут здесь... чтобы увидеть, как медведь меня грызет".
Зверь наполовину уже влез в рубку. Степа зажег фонарь. Перед ним стоял страшный, разъяренный, хотя и несколько озадаченный светом зверь.
Юнга поднял руку с циркулем, собираясь в последнюю секунду ударить медведя в глаз.
Но внезапно зверь, вместо того чтобы прыгнуть на Степу, повернул голову, яростно заревел и отодвинулся назад. Он хотел выйти из рубки, но это нелегко было сделать из-за узких дверей.
Степа услышал, как кто-то пробежал по палубе и затем по маленькой лесенке вылез на крышу рубки. Медведь бросился за неизвестным.
"Наверное, Запара выскочил без оружия, угостил чем-то медведя, а теперь прячется на крыше", - подумал юнга.
В ту же минуту кто-то спрыгнул с крыши и вскочил в рубку. Мальчик осветил его фонарем.
- Степа, ты еще живой?
Перед юнгой стоял Павлюк с топором в руках.
- Винтовки у меня нет, - пояснил кочегар, - я схватил топор и айда сюда на разведку - узнать, что здесь за медвежья осада. Вижу - дела плохи: враг уже ворвался в твою крепость... Я не стал терять времени, ударил зверюгу по ногам - и в сторону. Только прыгнул на крышу, а он уже около меня. Но я его угостил по морде, правда легонько... Слышишь, как воет?
И в самом деле, медведь, завывая, карабкался на стену.
- Ну, сейчас я его раза два стукну топором, и хватит с него, - заявил Павлюк, подойдя к дверям. - Что это ты здесь понабросал? - спросил он, наступая на книги. - Ну-ка, посвети.
Медвежья голова хрустнула под сталью топора. Двумя могучими ударами кочегар прекратил агонию зверя.
- Павлюк, - обратился к своему спасителю Степа, выйдя из рубки и освещая фонарем мертвого медведя, - как ты очутился в радиорубке?
- Я... так, - неохотно забормотал Павлюк и сразу же перевел разговор: - Пойдем расскажем поскорей о медведе, и пусть наш боцман принимается за свежеванье.
Г л а в а V
В ту ночь на небе особенно сильно блестели звезды, а воздух как бы замер. Силуэт парохода поднимался над льдиной таинственным привидением, протягивающим в небо обледенелые мачты. Человек, который осмеливался высунуть нос на палубу, чувствовал, как у него слипались губы и тяжелели веки от невидимой морозной пыли.
За столом трюмной столовой две партии играли в домино. Торба с Соломиным мерились силами в шахматы. Стол освещался электрическими лампочками, но светили они, словно какие-нибудь плошки, - в углах комнаты оседала темнота, и оттуда тянуло сыростью и холодом. Раскаленная докрасна железная печь нагревала воздух около стола. Место у печи заняли шахматисты. Партия в шахматы была приравнена к трем партиям в домино. Кто раньше кончит, тому и достанется "лежбище", как называли на пароходе теплое место.
Степа протестовал против условия, что одна партия в шахматы приравнивается к трем партиям в домино.
- Они, - кивнул он головой на шахматистов, - не так интересуются игрой, как тем, чтобы поскорей кончить партию... Нужно установить: партию за партию.
- Верно, - поддержал Степу Вершомет. - Хватит морочить нам голову.
- Обратитесь к Павлюку, - смеясь, отвечал механик, - это его обязанность рассудить нас. Он же председатель товарищеского суда.
- Да, к Павлюку! - недовольно бурчал Котовай. - А где он? Понесло же его в такой мороз на палубу...
- Это не наше дело. Мы тут ни при чем, - насмешливо отвечал Соломин, радуясь, что взял у Торбы коня.
- М-м... - замычал механик, но тут же, заметив недосмотр Соломина, снял его ферзя и продолжал уже бодрее: - И что за чудак этот Павлюк! В такую холодину сидеть наверху, в нетопленной каюте...
Степа, который как раз в это время должен был положить дубль-шесть, услышав слова механика, задержал дубль в руке и задумался.
- Степа, шесть есть? - спросил Котовай.
- Что? Шесть... Да, есть.
Степа вспомнил, как он наткнулся на Павлюка в радиорубке и как тот не ответил ему, что он там делает.
- Но он молодец, братцы, - похвалил Павлюка Вершомет.
- Я его спрашивал, почему он не возьмет туда маленькую печурку, чтобы протопить хоть иногда. Говорит - неудобно, топлива у нас очень мало. Замерзает парень, а держится.
Кар поставил на стол дубль-четыре и обратился к Торбе:
- Андрей Васильевич, выдайте Павлюку пудов десять - пятнадцать угля, а то и в самом деле замерзнет.
Торба посмотрел на Кара и поморщился. Ему было жалко угля. Но без возражений ответил:
- Хорошо.
Открылись двери, и, сопровождаемый облаком пара, вошел одетый в меха гидролог.
- Чего вы здесь скучаете, друзья? - спросил он, подходя к столу. - На палубе прекрасный воздух, и главное, небо чудесное. Товарищ капитан, сейчас будет всходить луна, и есть возможность определить наше местонахождение. А вы, физкультурники, лыжи у вас приготовлены? Неужели испугались мороза?
- Ура! - закричал Степа. - Мы сейчас же на лыжи - и вокруг парохода. Долой это осточертевшее домино!
Повеселели и остальные моряки.
Кар, по-видимому, полностью согласился с предложением гидролога. Он приказал всем хорошо одеться и с лыжами выходить из помещения. Пока одевались, готовили лыжи и договаривались, кому остаться смотреть за печкой, прошло около часа. Когда наконец вышли на палубу, над горизонтом уже поднималась блестящая луна.
От лунного света побледнели звезды, а у мачт легли длинные тени. Люди, бегая вокруг парохода, дивились своим собственным теням. Услышав шум и смех, Павлюк вышел из своей каюты. Его приветствовали выкриками:
- Слава полярному пустыннику!
- Павлюк, не мечтаешь ли ты стать Робинзоном?
Вершомет подскочил к кочегару, обнял его за плечи:
- Радуйся, друг! Общими усилиями выхлопотали тебе четверть тонны угля.
Охотник позвал Торбу, чтобы тот лично подтвердил эту новость.
Павлюк поблагодарил товарищей и, взяв лыжи, присоединился к ним. Этот великан всегда был компанейским парнем. Правда, некоторым морякам казалось, что он иногда любит почудить. Таким чудачеством все считали и его нынешнее постоянное пребывание на палубе и в радиорубке. Только у Степы шевелилось неясное подозрение, что это не просто чудачество. Юнга любил Павлюка, но ему не нравилась таинственность, которая окружала кочегара.
- Степа! - крикнул ему Павлюк, сбегая с палубы на лед. - Айда наперегонки! Кто скорее вокруг парохода!
- Есть! - ответил Степа и, подбегая к нему, закричал товарищам: - За нами, ребята!
Сухой, перемерзший снег зашуршал под лыжами. Это была первая массовая лыжная прогулка. Большинство участников, непривычных к лыжам, падали на снег под громкий смех товарищей.
Кар предложил организовать соревнование. Его ученики должны были разбиться на три партии, в зависимости от умения. Для каждой партии было назначено по три премии: пачка папирос, килограмм сухарей и коробка шпрот. Каждая партия состоит из четырех человек. В первую вошли лучшие лыжники. Это были Павлюк, Степа, Вершомет и Кар.
- Отто Рудольфович, - предложил Торба, - переходите лучше к нам, в слабую партию. С ними останетесь без премии.
Но Кар загадочно рассмеялся и свистнул - это был сигнал начала соревнований.
Все двинулись с места.
Несмотря на лютый мороз, разогрелись. Нужно было трижды обежать вокруг "Лахтака".
Вершомет был уверен, что первым придет к финишу. Он не очень напрягался. Но Степа стал опережать его. Пройдя от носа до кормы, юнга немного опередил охотника. Вершомета это не беспокоило. Он думал, что все равно опередит всех в последнем круге. Но через несколько минут он забеспокоился. Во втором круге его и Степу опередил Павлюк. Вершомет рванулся вперед, не давая кочегару опередить себя. Как раз в этот момент они обгоняли третью партию, которая закончила только первый круг. Торба зацепил лыжей за выступ льдины, полетел вверх тормашками и, растянувшись, преградил дорогу Вершомету и Степе. Вершомет замедлил бег и обошел механика. Степа же, как квалифицированный спортсмен, воспользовался небольшим уклоном, перепрыгнул через Торбу. Тем самым он намного опередил Павлюка. Вершомет прилагал все усилия, чтобы обогнать передних лыжников. Он приблизился к ним на несколько сантиметров, но догнать не смог. Охотник не оборачивался и не знал, что почти рядом с ним шел Кар. Но вот на последнем круге Вершомета опередил еще один лыжник, и охотник увидел спину штурмана. На последнем полукруге Кар сравнялся с Павлюком и за несколько метров от финиша уже летел на целую лыжу впереди Степы.
- Сто-о-о-оп! - крикнул Торба. - Слава капитану, ура!
На соревнованиях победил Кар. Это поразило всех, потому что никто не знал, что он лыжник. Правда, Вершомет ссылался на "недостойный поступок" Торбы, который не вовремя упал и загородил им дорогу.
Не получили премий Вершомет, Торба и Запара.
Пока Вершомет пререкался с Торбой и Степой, Кар и Запара, отвязав лыжи, полезли на капитанский мостик, чтобы взять инструменты и определить координаты.
Но внезапно все вздрогнули от громкого крика Степы:
- Берег! Земля, земля!
Все повернулись к мальчику. Он смотрел на северо-запад. Там, приблизительно в полумиле от парохода, луна осветила черные крутые скалы на фоне покрытых снегом холмов.
Г л а в а VI
Представьте себе радость моряков, неожиданно увидевших неизвестный берег. Их радость равнялась, быть может, радости матросов Колумба, когда те увидели берега Америки, потому что, если бы льды раздавили "Лахтак", то лучше бедствовать на какой-нибудь, пусть безрадостной, земле, чем вверяться изменчивой судьбе на плавучей льдине.
Но какая это была земля? Берег ли неизвестных Новосибирских островов, или берег Северной Земли, или, может быть, новый неизвестный остров? После стольких темных дней дрейфа, когда небо было закрыто метелью и облаками и поэтому не было возможности определить местонахождение парохода, сразу ответить на этот вопрос было трудно.
- Не будь я Запара, если это не новый остров.
Моряки собрались на палубе под капитанским мостиком, а на мостике Кар и Запара вычисляли по луне географическую широту. Скоро удалось выяснить необходимые данные. "Лахтак" был на широте 82?35'. Хуже обстояло дело с долготой. В настоящее время ее вычисляют с помощью особых радиосигналов, которые ежедневно в определенный час подают специальные радиостанции. Эти радиосигналы сверяют по хронометру с местным временем и, высчитав разность между числами, определяют географическую долготу. Штурман абсолютно ничего не смыслил в радио. Зато, как хороший математик и астроном, он определял меридианы с помощью наблюдений небесных светил.
Люди порядком намерзлись, пока Запара объявил долготу, определенную Каром. Они находились на 127?58'16'' восточной долготы. На всех картах, которые были на "Лахтаке", это место обозначалось белым пятном. Неизвестные течения моря Лаптевых несомненно придрейфовали вмерзший во льды пароход к неведомому острову. Если бы не светлая лунная ночь, они вряд ли и узнали бы про этот остров.
Павлюк предложил дать острову имя. Степа, ссылаясь на то, что первым увидел остров, требовал права первым предложить название. С ним согласились.
Юноша нахмурился и стал напряженно думать, но ни одно хорошее название, как нарочно, не приходило в голову.
- Назовем его островом Лунной Ночи, - крикнул наконец юнга.
Все подхватили так дружно, словно ожидали именно этого крика:
- Пусть будет островом Лунной Ночи!
- Слава острову Лунной Ночи! - закричал Вершомет.
Высоко в небе холодно-стального цвета равнодушно плыл лунный диск. Над бескрайным ледяным полем спала замороженная тишина. Бледный, едва заметный столб северного сияния мерк над небосклоном. А вдали чернел обрывами скал берег острова Лунной Ночи.
Степа и Павлюк жадно всматривались в него. По-видимому, их обуревало одно и то же желание, потому что они вместе обернулись к штурману и сказали одно и то же, хотя и разными словами:
- Отто Рудольфович, этот остров совсем близко. Вот бы узнать, что там!
- Товарищ капитан, разрешите махнуть туда на разведку.
Все моряки повернулись к штурману.
Кар ответил не сразу. Он задумчиво смотрел на остров.
Особенно дико и зловеще в такую ночь во льдах пустынного моря Лаптевых. В сотнях километров от суши, среди моря, в эту ночь содрогается от ветра обледенелый, засыпанный снегом пароход. Полярная ночь над морем тянется месяцами. Сейчас как раз середина этой многомесячной ночи. Уже несколько недель по палубам парохода или по льдинам вокруг него на протяжении двадцати четырех часов в сутки можно ходить только с фонарем. Если сбросить весь снег и сколоть лед с бортов парохода, то на носу можно прочитать: "Лахтак", а на корме - "Порт Архангельск". Во тьме мелькает свет электрического фонарика. На крыше капитанского мостика возятся два человека. Оба в неуклюжей меховой одежде. Эта одежда - словно большие мешки. Люди осматривают метеорологическую будку.
- ...О-о-о! - слышится голос сквозь ветер. - Барометр идет вверх. Запиши: температура воздуха 51,6, направление ветра - ост-норд-ост, ветер - 6 баллов.
- Стихает! - кричит другой. Но из-за ветра его не слышно. Он становится спиной к ветру и ощупью записывает что-то в тетради. Люди заканчивают свои измерения, спускаются вниз по трапу, под мачтой проваливаются по колено в снег и прямиком идут к люку, ведущему в верхний трюм. Открывают двери и скатываются под свет электрической лампы.
- Ура! - кричит один из них. - Барометр идет вверх, ветер стихает. Он снимает меховой капюшон, и появляется голова Степы Черлака.
Рядом с ним Запара.
В большой трюмной комнате - длинный стол, стулья и две маленькие печки.
Вокруг стола за обедом вся команда "Лахтака".
В одних тарелках дымится какая-то мясная похлебка, в других - жареное мясо. Возле каждого лежат только два маленьких сухарика.
- Раздевайтесь, садитесь за похлебку и рассказывайте, что на дворе, приглашает Торба.
Сегодня почетные обязанности повара исполняет механик. За несколько месяцев пребывания среди льдов лица людей заметно изменились. Все немного побледнели, у всех, кроме Степы, поотрастали бороды и усы. Вообще среди моряков выделяются двое. Это безусый бойкий юнга с живыми карими глазами и Кар, с мужественным гладко выбритым лицом. Выражение его глаз свидетельствует о твердости характера.
Четвертый месяц стиснутый льдами "Лахтак" дрейфовал по морю Лаптевых. Неизвестные течения несли его то на север, то на восток, то возвращали обратно на юг, а иногда понемногу относили к западу. В январе "Лахтак" снова понесло на север.
С сентября до начала октября охотничьей бригаде посчастливилось убить трех моржей, двух морских зайцев, двух нерп и девятерых медведей. Половина этих охотничьих трофеев была добыта благодаря сметке и опыту Вершомета. Моряки сберегали хлеб и особенно картофель, потому что этих продуктов у них было очень мало. Они налегали на медвежье сало, держа в запасе моржовое и заячье. Надеялись, что не придется переходить на моржатину, но пока что шансов на это почти не было. В ноябре медведей не видели, а в декабре Вершомет застрелил только одного тощего медвежонка. Жили в верхнем трюме, разгородив его на столовую и общую спальню. Там же выделили каморки: отдельную для Кара и одну общую - для Торбы и Запары. Столовую торжественно называли кают-компанией. Только Павлюк не жил в трюме. Этот чудак говорил, что испортит себе легкие, потому что там много курят, хотя Кар выдавал только по две папиросы на курящего. Кроме того, Павлюк устроил наверху ветряной двигатель, соединил его с динамо-машиной и осветил пароход дешевым электричеством. Он считал, что ему нужно чаще бывать на палубе, чтобы смотреть за ветряками. Поэтому-то он и устроился в одной из кают на палубе. Он сильно мерз там и часто прибегал греться в трюм. Сколько его ни уговаривали бросить свой "ледник", как называл Лейте каюты на верхних палубах, он не соглашался.
Чтобы люди не скучали без дела, Кар разделил всех на три бригады. Работали по десять дней. Одна бригада работала на камбузе и хозяйничала в пароходных помещениях, другая заготовляла лед для воды и распоряжалась на палубе, третья отдыхала и занималась охотой. Кроме того, у каждого была индивидуальная нагрузка. Степа стал помощником Запары в научных наблюдениях. Павлюк заботился об электричестве, Котовай ведал библиотекой, шахматами и музыкальным кружком, то есть скрипкой, балалайкой, стареньким граммофоном. Все остальные также имели нагрузки.
Каждый день читались лекции. Кар преподавал штурманское дело, математику и астрономию. Запара - метеорологию, гидрологию и химию. Оба они выступали в роли географов. Торба проводил беседы о паровой машине, и излагал кое-какие сведения по физике. Машинист Зорин преподавал обществоведение и часто проводил открытые партийные собрания, хотя членами партии были только он, Кар и Шелемеха. Степа представлял комсомол.
Огромная радость охватила всех, когда однажды Павлюк наладил радиоприемник и выставил в трюме громкоговоритель. Правда, настраивал его Павлюк наобум, не зная этого дела, и часто вместо пения, музыки и речей был слышен треск азбуки Морзе.
Г л а в а III
Каждые четыре часа Запара и Степа делали метеорологические наблюдения. Обычно они чередовались, но дважды в сутки, когда нужны были особенно подробные наблюдения, выходили вместе, и тогда Степа помогал Запаре.
В тот день в восьмом часу вечера юнга готовился выйти для наблюдений на палубу, поэтому одевался особенно тепло: надел меховые брюки, меховые носки, чулки и пимы - сапоги из оленьей шкуры мехом наверх. Затем застегнул на груди жилетку из меха нерпы и нырнул в широкий совик - шубу из оленьего меха, которую надевают через голову. Чтобы защитить от лютого мороза руки, их пришлось запрятать в две пары перчаток, а сверху натянуть еще гигантские рукавицы. Вооружившись электрическим фонарем и анемометром*, Степа вышел на палубу.
_______________
* А н е м о м е т р - прибор для определения скорости ветра.
Ветер был очень слабый, но и этого было достаточно, чтобы при сильном морозе обжечь лицо. Юноша осторожно прошел в темноте по палубе и, не зажигая фонаря, сошел по трапу; он экономил электрическую энергию батареи. Взобравшись на крышу штурманской рубки, юнга принялся за работу. Нажав пружину, он поднял анемометр высоко над головой. Анемометр легонько затрещал. Через минуту Степа включил фонарь, чтобы посмотреть на циферблат. Не теряя времени, записал показания. После этого быстро спрятал прибор в сундучок, натянул рукавицы и стал бить руками по плечам, как это делают извозчики, когда у них замерзают пальцы.
Согрев руки, Степа полез в метеорологическую будку. Там он записал показания барометра. Отметив, что стрелка барометра пошла вверх, записал показания гигрометра*, термометра и начал спускаться на нижнюю палубу. Из-под ног посыпался снег, и Степа подумал, что завтра у палубной бригады будет работа. Раз шторм прекратился, Кар безусловно пошлет их счищать снег.
_______________
* Гаиагараоамаеатар - прибор для измерения влажности воздуха.
Пройдя несколько шагов, он остановился у того места, где в борт "Лахтака" уперся большой торос, и посмотрел в темноту над замерзшим морем.
"Так и шел бы до самого полюса!" - подумал Степа.
Стряхнув рукавицей снег и облокотившись на перила, юноша напряженно и в то же время мечтательно всматривался в едва сереющее ледяное поле. Ни разу не упрекнул Степа судьбу, забросившую его сюда. Печальным становилось лицо юнги только тогда, когда он вспоминал товарищей, погибших у берегов острова Уединения. Он был любознательным и энергичным парнем. Тайны Арктики, с которыми он сталкивался и о которых рассказывал Запара, еще больше разжигали его любопытство.
Не прошло и полминуты, как какое-то существо появилось на торосе, поднялось над бортом, и Степа от сильного удара в спину растянулся на палубе.
"Медведь!" - промелькнуло в голове у юнги, но он не испугался. Он лежал, сжимая одной рукой футляр анемометра, а другой - фонарь. Тем временем зверь, положив передние лапы на борт, вытянул голову и понюхал воздух, словно интересовался, на кого же он наткнулся и можно ли извлечь из этого какую-нибудь пользу. Юноша, поджав под себя ноги, подскочил и припал к стене кают-компании. Зверь перескочил через борт на палубу, и его морда оказалась на расстоянии десяти сантиметров от Степиного лица. Мальчик ощутил на себе дыхание медведя. Зверь лязгнул зубами, то ли от голода, то ли от злости, и еще ближе подошел к Степе. Юнга опрометью метнулся вдоль стены, но, не сделав и двух шагов, чуть было не упал навзничь. Это медведь схватил зубами за полу мохнатого совика. На какой-то момент совик спас юношу. Медведь прокусил одежду, но не достал зубами до тела. Мальчик снова рванулся, но медведь грозно зарычал, не выпуская совика из зубов. Вылезти из него Степа уже не успел бы - каждую минуту мохнатое страшилище могло навалиться на него своей тушей или ударить лапой по голове.
Стиснув зубы, Степа повернулся к зверю. Медведь выпустил из зубов олений мех и поднял вверх лапу.
Степа не дожидался страшного удара. Он сам размахнулся и треснул фонарем по медвежьей морде. По-видимому, этот отпор, как он ни был слаб, сбил медведя с толку. Степа не стал ждать, пока хозяин полярных льдов опомнится от его решительного нападения и снова цапнет его за олений мех или опустит ему на голову свою деликатную лапку. Он помчался по палубе, напрямик к капитанскому мостику, потому что медведь отрезал ему дорогу в трюм. Когда Степа добежал до трапа, который вел на капитанский мостик, медведь догнал его снова. Теперь, казалось, спасения не было. Степа стал по другую сторону трапа. Чтобы достать мальчика, медведь должен был или обнять лапами трап, или обежать его кругом. Для полярного медведя это было несложно. Но Степе пришла в голову новая спасительная идея. Он протянул к медвежьей морде руку с фонарем и нажал кнопку. Электрический свет ослепил медведя. Степа потушил фонарь, снова зажег его и снова погасил. Медведь, напуганный незнакомым и неприятным явлением, отступил немного назад. Степа прыгнул на трап и, топая изо всех сил, взбежал на капитанский мостик. Здесь он оглянулся. Медведь, по-видимому, уже пришел в себя и лез за ним по трапу.
Полярный мишка не годится в матросы: не очень он ловко лазает по трапам. Пока он вскарабкался наверх, прошло секунд двадцать.
За это время Степа вбежал в штурманскую рубку и закрыл двери на крючок. Он стал искать, чем бы защититься. Медведь уже топал под окном рубки и тыкался мордой в тонкую деревянную стенку.
Г л а в а IV
Одного мощного удара медвежьей лапы было бы достаточно, чтобы сорвать дверь штурманской рубки со слабенького крючка, на котором она держалась. Но медведь почему-то не спешил громить деревянную крепость, а юнга не шевелился. Он надеялся, что медведь, не слыша шума, уйдет восвояси. В то же время Степа старался придумать новые способы обороны. Темнота не давала разглядеть, нет ли поблизости какого-нибудь тяжелого предмета, который мог бы служить оружием в схватке с непрошеным гостем.
Медведь поднял голову к оконцу, но, очевидно, ничего не разглядел сквозь стекло. Тогда он начал раскапывать снег под стенкой. Степа начал припоминать, какие вещи можно найти в штурманской рубке.
"Если бы он умел читать, я бы ему пока что сунул в зубы книжку по мореходной астрономии", - подумал Степа, и эта мысль развеселила его.
Внезапно он вспомнил, что в рубке должны быть ракеты и ракетный пистолет. В настоящее время пароходам, вооруженным радио, приходится очень редко пользоваться ракетами. Но каждый пароход должен обязательно их иметь.
В нижнем ящике штурманского стола Степа нашел пистолет. Нужно искать ракеты. Степа уже представил себе, как прыгнет на лед перепуганный медведь, когда он выпустит ему заряд прямо в морду.
Тем временем медведь начал стучать в стенку все сильнее и сильнее. Степа торопливо ощупывал рукою стол, стены, полки, но ракет не было. Он наткнулся на телефонный аппарат, соединявший штурманскую рубку с радиорубкой.
Деревянная перегородка, отделявшая мальчика от медведя, начала трещать. Степа ухватился за телефонный аппарат и хотел уже оторвать его от стены, чтобы защищаться этой самой тяжелой из вещей, бывших под руками, но мальчика остановила новая мысль: "Если бы там, в радиорубке, кто-нибудь был..." Он покрутил ручку телефона и поднес трубку к уху. Никто не отвечал. Он еще раз покрутил ручку. Телефон зазвенел. Медведь услышал звонки и притих, но тут же перешел к другой стенке и начал опять разгребать снег.
- Кто там? - вдруг услышал Степа в трубке чей-то знакомый голос.
- Спасайте! Я сижу в штурманской рубке, а медведь ломает стену.
- Что?
- Медведь напал. Я в штурманской рубке.
- Степа?
- Да, да! Скорей... спешите!
Голос больше не отвечал. Скоро товарищи появятся здесь. Но не придут ли они слишком поздно? Ведь медведь подошел к дверям. Это самое слабое место - крючок на двери слишком мал.
Степа быстро сбрасывает под двери книги, карты, линейки. Но это, конечно, его не спасет.
Медведь, услышав в рубке шум, толкнул дверь. Крючок слетел, и двери приоткрылись. Голова медведя просунулась в дверь. Вооружившись циркулем, Степа прыгнул на стол. Мишка полез вперед, и двери затрещали.
"Медведь погибнет, но я раньше..." - промелькнула мысль у Степы, когда он вспомнил, что товарищи уже знают, в какой он опасности.
"Вооружаются... минут через пять будут здесь... чтобы увидеть, как медведь меня грызет".
Зверь наполовину уже влез в рубку. Степа зажег фонарь. Перед ним стоял страшный, разъяренный, хотя и несколько озадаченный светом зверь.
Юнга поднял руку с циркулем, собираясь в последнюю секунду ударить медведя в глаз.
Но внезапно зверь, вместо того чтобы прыгнуть на Степу, повернул голову, яростно заревел и отодвинулся назад. Он хотел выйти из рубки, но это нелегко было сделать из-за узких дверей.
Степа услышал, как кто-то пробежал по палубе и затем по маленькой лесенке вылез на крышу рубки. Медведь бросился за неизвестным.
"Наверное, Запара выскочил без оружия, угостил чем-то медведя, а теперь прячется на крыше", - подумал юнга.
В ту же минуту кто-то спрыгнул с крыши и вскочил в рубку. Мальчик осветил его фонарем.
- Степа, ты еще живой?
Перед юнгой стоял Павлюк с топором в руках.
- Винтовки у меня нет, - пояснил кочегар, - я схватил топор и айда сюда на разведку - узнать, что здесь за медвежья осада. Вижу - дела плохи: враг уже ворвался в твою крепость... Я не стал терять времени, ударил зверюгу по ногам - и в сторону. Только прыгнул на крышу, а он уже около меня. Но я его угостил по морде, правда легонько... Слышишь, как воет?
И в самом деле, медведь, завывая, карабкался на стену.
- Ну, сейчас я его раза два стукну топором, и хватит с него, - заявил Павлюк, подойдя к дверям. - Что это ты здесь понабросал? - спросил он, наступая на книги. - Ну-ка, посвети.
Медвежья голова хрустнула под сталью топора. Двумя могучими ударами кочегар прекратил агонию зверя.
- Павлюк, - обратился к своему спасителю Степа, выйдя из рубки и освещая фонарем мертвого медведя, - как ты очутился в радиорубке?
- Я... так, - неохотно забормотал Павлюк и сразу же перевел разговор: - Пойдем расскажем поскорей о медведе, и пусть наш боцман принимается за свежеванье.
Г л а в а V
В ту ночь на небе особенно сильно блестели звезды, а воздух как бы замер. Силуэт парохода поднимался над льдиной таинственным привидением, протягивающим в небо обледенелые мачты. Человек, который осмеливался высунуть нос на палубу, чувствовал, как у него слипались губы и тяжелели веки от невидимой морозной пыли.
За столом трюмной столовой две партии играли в домино. Торба с Соломиным мерились силами в шахматы. Стол освещался электрическими лампочками, но светили они, словно какие-нибудь плошки, - в углах комнаты оседала темнота, и оттуда тянуло сыростью и холодом. Раскаленная докрасна железная печь нагревала воздух около стола. Место у печи заняли шахматисты. Партия в шахматы была приравнена к трем партиям в домино. Кто раньше кончит, тому и достанется "лежбище", как называли на пароходе теплое место.
Степа протестовал против условия, что одна партия в шахматы приравнивается к трем партиям в домино.
- Они, - кивнул он головой на шахматистов, - не так интересуются игрой, как тем, чтобы поскорей кончить партию... Нужно установить: партию за партию.
- Верно, - поддержал Степу Вершомет. - Хватит морочить нам голову.
- Обратитесь к Павлюку, - смеясь, отвечал механик, - это его обязанность рассудить нас. Он же председатель товарищеского суда.
- Да, к Павлюку! - недовольно бурчал Котовай. - А где он? Понесло же его в такой мороз на палубу...
- Это не наше дело. Мы тут ни при чем, - насмешливо отвечал Соломин, радуясь, что взял у Торбы коня.
- М-м... - замычал механик, но тут же, заметив недосмотр Соломина, снял его ферзя и продолжал уже бодрее: - И что за чудак этот Павлюк! В такую холодину сидеть наверху, в нетопленной каюте...
Степа, который как раз в это время должен был положить дубль-шесть, услышав слова механика, задержал дубль в руке и задумался.
- Степа, шесть есть? - спросил Котовай.
- Что? Шесть... Да, есть.
Степа вспомнил, как он наткнулся на Павлюка в радиорубке и как тот не ответил ему, что он там делает.
- Но он молодец, братцы, - похвалил Павлюка Вершомет.
- Я его спрашивал, почему он не возьмет туда маленькую печурку, чтобы протопить хоть иногда. Говорит - неудобно, топлива у нас очень мало. Замерзает парень, а держится.
Кар поставил на стол дубль-четыре и обратился к Торбе:
- Андрей Васильевич, выдайте Павлюку пудов десять - пятнадцать угля, а то и в самом деле замерзнет.
Торба посмотрел на Кара и поморщился. Ему было жалко угля. Но без возражений ответил:
- Хорошо.
Открылись двери, и, сопровождаемый облаком пара, вошел одетый в меха гидролог.
- Чего вы здесь скучаете, друзья? - спросил он, подходя к столу. - На палубе прекрасный воздух, и главное, небо чудесное. Товарищ капитан, сейчас будет всходить луна, и есть возможность определить наше местонахождение. А вы, физкультурники, лыжи у вас приготовлены? Неужели испугались мороза?
- Ура! - закричал Степа. - Мы сейчас же на лыжи - и вокруг парохода. Долой это осточертевшее домино!
Повеселели и остальные моряки.
Кар, по-видимому, полностью согласился с предложением гидролога. Он приказал всем хорошо одеться и с лыжами выходить из помещения. Пока одевались, готовили лыжи и договаривались, кому остаться смотреть за печкой, прошло около часа. Когда наконец вышли на палубу, над горизонтом уже поднималась блестящая луна.
От лунного света побледнели звезды, а у мачт легли длинные тени. Люди, бегая вокруг парохода, дивились своим собственным теням. Услышав шум и смех, Павлюк вышел из своей каюты. Его приветствовали выкриками:
- Слава полярному пустыннику!
- Павлюк, не мечтаешь ли ты стать Робинзоном?
Вершомет подскочил к кочегару, обнял его за плечи:
- Радуйся, друг! Общими усилиями выхлопотали тебе четверть тонны угля.
Охотник позвал Торбу, чтобы тот лично подтвердил эту новость.
Павлюк поблагодарил товарищей и, взяв лыжи, присоединился к ним. Этот великан всегда был компанейским парнем. Правда, некоторым морякам казалось, что он иногда любит почудить. Таким чудачеством все считали и его нынешнее постоянное пребывание на палубе и в радиорубке. Только у Степы шевелилось неясное подозрение, что это не просто чудачество. Юнга любил Павлюка, но ему не нравилась таинственность, которая окружала кочегара.
- Степа! - крикнул ему Павлюк, сбегая с палубы на лед. - Айда наперегонки! Кто скорее вокруг парохода!
- Есть! - ответил Степа и, подбегая к нему, закричал товарищам: - За нами, ребята!
Сухой, перемерзший снег зашуршал под лыжами. Это была первая массовая лыжная прогулка. Большинство участников, непривычных к лыжам, падали на снег под громкий смех товарищей.
Кар предложил организовать соревнование. Его ученики должны были разбиться на три партии, в зависимости от умения. Для каждой партии было назначено по три премии: пачка папирос, килограмм сухарей и коробка шпрот. Каждая партия состоит из четырех человек. В первую вошли лучшие лыжники. Это были Павлюк, Степа, Вершомет и Кар.
- Отто Рудольфович, - предложил Торба, - переходите лучше к нам, в слабую партию. С ними останетесь без премии.
Но Кар загадочно рассмеялся и свистнул - это был сигнал начала соревнований.
Все двинулись с места.
Несмотря на лютый мороз, разогрелись. Нужно было трижды обежать вокруг "Лахтака".
Вершомет был уверен, что первым придет к финишу. Он не очень напрягался. Но Степа стал опережать его. Пройдя от носа до кормы, юнга немного опередил охотника. Вершомета это не беспокоило. Он думал, что все равно опередит всех в последнем круге. Но через несколько минут он забеспокоился. Во втором круге его и Степу опередил Павлюк. Вершомет рванулся вперед, не давая кочегару опередить себя. Как раз в этот момент они обгоняли третью партию, которая закончила только первый круг. Торба зацепил лыжей за выступ льдины, полетел вверх тормашками и, растянувшись, преградил дорогу Вершомету и Степе. Вершомет замедлил бег и обошел механика. Степа же, как квалифицированный спортсмен, воспользовался небольшим уклоном, перепрыгнул через Торбу. Тем самым он намного опередил Павлюка. Вершомет прилагал все усилия, чтобы обогнать передних лыжников. Он приблизился к ним на несколько сантиметров, но догнать не смог. Охотник не оборачивался и не знал, что почти рядом с ним шел Кар. Но вот на последнем круге Вершомета опередил еще один лыжник, и охотник увидел спину штурмана. На последнем полукруге Кар сравнялся с Павлюком и за несколько метров от финиша уже летел на целую лыжу впереди Степы.
- Сто-о-о-оп! - крикнул Торба. - Слава капитану, ура!
На соревнованиях победил Кар. Это поразило всех, потому что никто не знал, что он лыжник. Правда, Вершомет ссылался на "недостойный поступок" Торбы, который не вовремя упал и загородил им дорогу.
Не получили премий Вершомет, Торба и Запара.
Пока Вершомет пререкался с Торбой и Степой, Кар и Запара, отвязав лыжи, полезли на капитанский мостик, чтобы взять инструменты и определить координаты.
Но внезапно все вздрогнули от громкого крика Степы:
- Берег! Земля, земля!
Все повернулись к мальчику. Он смотрел на северо-запад. Там, приблизительно в полумиле от парохода, луна осветила черные крутые скалы на фоне покрытых снегом холмов.
Г л а в а VI
Представьте себе радость моряков, неожиданно увидевших неизвестный берег. Их радость равнялась, быть может, радости матросов Колумба, когда те увидели берега Америки, потому что, если бы льды раздавили "Лахтак", то лучше бедствовать на какой-нибудь, пусть безрадостной, земле, чем вверяться изменчивой судьбе на плавучей льдине.
Но какая это была земля? Берег ли неизвестных Новосибирских островов, или берег Северной Земли, или, может быть, новый неизвестный остров? После стольких темных дней дрейфа, когда небо было закрыто метелью и облаками и поэтому не было возможности определить местонахождение парохода, сразу ответить на этот вопрос было трудно.
- Не будь я Запара, если это не новый остров.
Моряки собрались на палубе под капитанским мостиком, а на мостике Кар и Запара вычисляли по луне географическую широту. Скоро удалось выяснить необходимые данные. "Лахтак" был на широте 82?35'. Хуже обстояло дело с долготой. В настоящее время ее вычисляют с помощью особых радиосигналов, которые ежедневно в определенный час подают специальные радиостанции. Эти радиосигналы сверяют по хронометру с местным временем и, высчитав разность между числами, определяют географическую долготу. Штурман абсолютно ничего не смыслил в радио. Зато, как хороший математик и астроном, он определял меридианы с помощью наблюдений небесных светил.
Люди порядком намерзлись, пока Запара объявил долготу, определенную Каром. Они находились на 127?58'16'' восточной долготы. На всех картах, которые были на "Лахтаке", это место обозначалось белым пятном. Неизвестные течения моря Лаптевых несомненно придрейфовали вмерзший во льды пароход к неведомому острову. Если бы не светлая лунная ночь, они вряд ли и узнали бы про этот остров.
Павлюк предложил дать острову имя. Степа, ссылаясь на то, что первым увидел остров, требовал права первым предложить название. С ним согласились.
Юноша нахмурился и стал напряженно думать, но ни одно хорошее название, как нарочно, не приходило в голову.
- Назовем его островом Лунной Ночи, - крикнул наконец юнга.
Все подхватили так дружно, словно ожидали именно этого крика:
- Пусть будет островом Лунной Ночи!
- Слава острову Лунной Ночи! - закричал Вершомет.
Высоко в небе холодно-стального цвета равнодушно плыл лунный диск. Над бескрайным ледяным полем спала замороженная тишина. Бледный, едва заметный столб северного сияния мерк над небосклоном. А вдали чернел обрывами скал берег острова Лунной Ночи.
Степа и Павлюк жадно всматривались в него. По-видимому, их обуревало одно и то же желание, потому что они вместе обернулись к штурману и сказали одно и то же, хотя и разными словами:
- Отто Рудольфович, этот остров совсем близко. Вот бы узнать, что там!
- Товарищ капитан, разрешите махнуть туда на разведку.
Все моряки повернулись к штурману.
Кар ответил не сразу. Он задумчиво смотрел на остров.