Государство Израиль изъявляет готовность сотрудничать с органами и представителями Организации Объединенных Наций в деле проведения в жизнь резолюции Генеральной Ассамблеи от 29 ноября 1947 г. и предпримет шаги к осуществлению экономического единства всей Палестины.
   Мы призываем Организацию Объединенных Наций оказать содействие еврейскому народу в строительстве его государства и принять Государство Израиль в семью народов мира.
   Мы призываем сынов арабского народа, проживающих в Государстве Израиль — даже в эти дни кровавой агрессии, развязанной против нас много месяцев тому назад, — блюсти мир и участвовать в строительстве Государства на основе полного гражданского равноправия и соответствующего представительства во всех его учреждениях, временных и постоянных.
   Мы протягиваем руку мира и предлагаем добрососедские отношения всем соседним государствам и их народам и призываем их к сотрудничеству в своей стране. Государство Израиль готово внести свою лепту в общее дело прогресса всего Среднего Востока.
   Мы призываем еврейский народ во всех странах рассеяния сплотиться вокруг евреев Израиля, участвуя в иммиграции в страну, в ее строительстве и поддерживая их в их великой борьбе за осуществление многовекового стремления еврейского народа к избавлению».
* * *
   Сразу же после провозглашения государства Израиль Соединенные Штаты Америки признали его «де-факто», а три дня спустя Советский Союз признал Израиль «де-факто» и «де-юре». Однако в ночь провозглашения независимости, 15 мая, началось арабское нашествие.
   Египетский министр иностранных дел послал телеграмму Совету Безопасности, она гласила: «Египетские Вооруженные силы начали свое вступление в Палестину в целях восстановления безопасности и порядка».
   Пять арабских армий одновременно открыли военные действия. Ливанцы не перешли границу на берегу моря, но им удалось захватить Малкию и укрепленный пункт Иоша на севере неподалеку от границы.
   Сирийцы заняли Цемах на юге Тивериадского озера и атаковали кибуцы «Дегания А» и «Дегания Б». Почти безоружные защитники вышли навстречу вражеским танкам и броневикам. После ожесточенных боев неприятель был вынужден отступить, бросив подбитые танки и массу боеприпасов. Цемах был отвоеван. Еврейские силы вернулись также в оставленные раньше кибуцы Массаду и Шаар-Гаголан.
   Беспримерную стойкость проявили защитники Эйн-Гева на восточном берегу Тивериадского озера, но на севере сирийцам удалось захватить и разрушить поселение Мишмар-га-Ярден и взять в плен оставшихся в живых его защитников.
   Иракцы, воевавшие в т. н. «арабском треугольнике», т. е. на территории, лежащей между городами Шхем (Наблус), Дженин и Туль-Карем, в горах Эфраима, не добились успехов. Они пытались продвинуться по направлению к Нетании и вклиниться в прибережную равнину, но их наступление было задержано.
   Все же еврейские войска, занявшие 3 июня 1948 г. город Дженин, были вынуждены его оставить. Арабский легион Трансиордании достиг значительных успехов. Несмотря на то, что в Иерусалиме немногочисленным, самоотверженным бойцам дважды удалось прорваться в окруженный крепостной стеной Старый город, защитники еврейского квартала в нем не были в состоянии удержать свои позиции они были вынуждены сдаться 28 мая 1948 года и отправиться в плен.
   Оставлены были и еврейские населенные пункты, расположенные севернее Иерусалима. Заняв Латрунский полицейский форт, легион перерезал шоссе из Тель-Авива в Иерусалим; отрезан был также водопровод, доставляющий воду в город из прибережной равнины.
   Осажденный Иерусалим был лишен всех источников снабжения. Вода и съестные припасы выдавались населению в самом ограниченном количестве. Город подвергался беспрестанному артиллерийскому обстрелу Арабского легиона, и со дня на день увеличивалось число жертв, главным образом среди гражданского населения. Арабский легион атаковал кибуц Рамат-Рахель на южной окраине Иерусалима и гору Скопус на севере, но все же его атаки были отбиты горсточкой защитников. С другой стороны, три попытки еврейских вооруженных сил занять Латрун потерпели неудачу и были сопряжены с большими потерями. На подступах к Иерусалиму были отражены атаки легиона на кибуц Маале-га-Хамиша и на другие командные посты и связь с городом была возобновлена по новой грунтовой, т. н. «Бирманской» дороге, в обход Латруна, проложенной в неимоверно тяжелых условиях добровольцами из среды жителей Иерусалима..
   На южном фронте велись бои за Негев и на подступах к Тель-Авиву. Египтяне не приняли в расчет стратегическое значение еврейских поселений на юге страны и боевую готовность их жителей.
   Защитники кибуцов Негба, Кфар-Даром и Нирим, проявившие исключительную стойкость и отвагу, расстроили планы египетского командования. Однако в боях за Негев еврейские силы понесли значительные потери, и два кибуца — Яд-Мордехай и Ницаним — были захвачены врагом. [10]
   Продвижение египетских бронетанковых отрядов было окончательно задержано у Ашдода. Самое важное достижение египтян состояло в том, что, владея полицейским фортом Ирак-Суэйдана, переданным англичанами арабам, они отрезали еврейские поселения Негева от центров страны. Многочисленные попытки завладеть этим пунктом до временного прекращения боевых действий были безуспешны.
   Таково было положение на фронтах, когда 11 июня 1948 года, после нескольких отсрочек, благодаря усилиям специального посредника ООН, шведского графа Бернадота, было заключено перемирие на один месяц.
   Бои с войсками арабских государств продолжались менее четырех недель, но эти недели оказались решающими для будущего Государства Израиль. Была завершена мобилизация в ряды действующей армии, которая 31 мая 1948 г. была названа Армией Обороны Израиля.
   1 июня Эцель сообщил о своем роспуске во всей стране, кроме Иерусалима, и о вступлении его членов в ряды Армии Обороны. В эти же недели начало прибывать оружие, закупленное за границей. Были заложены основы воздушного и морского флотов. Прибыли новые иммигранты, отправлявшиеся на фронт после прохождения короткого военного обучения, и добровольцы из заграницы. В ходе тяжелых боев Государство Израиль доказало свою устойчивость, и его полупартизанские войска удержали все свои позиции в длинном и извилистом фронте.
* * *
   Граф Бернадот пытался использовать временное прекращение военных действий и предложил новый план для урегулирования конфликта между евреями и арабами. Этот план заключался в следующем: присоединение арабской части Палестины к Трансиордании; установление надзора ООН за еврейской иммиграцией; территориальные изменения — включение Негева в пределы Трансиордании и взамен этого присоединение всей Западной Галилеи к Израилю. Обе стороны отклонили этот план.
   Арабы отказались также принять предложение Бернадота о продлении перемирия на дальнейшие тридцать дней. Деятельность посредника ООН привела всего к очень незначительным практическим результатам: назначение военных наблюдателей ООН и демилитаризация горы Скопус, на которой находился Иерусалимский университет и больница «Гадасса».
   Военные действия возобновились 10 июля и продолжались десять дней. За этот короткий срок произошел решительный поворот в пользу Израиля: был занят Назарет и были укреплены позиции в Галилее; на центральном фронте, в ходе смелой операции, были взяты Лод и Рамла и был расширен корридор в Иерусалим, но все старания овладеть Латруном и прорваться в Старый город в Иерусалиме оказались безуспешными.
   На юге, несмотря на тяжелые бои и большие потери, не удалось обеспечить связь с Негевом, и египтяне продолжали удерживать свои главные позиции.
   Второе перемирие явилось результатом решения Совета Безопасности, угрожавшего санкциями тем, кто ему не повинуется. Граф Бернадот вновь предложил территориальные изменения и потребовал обеспечить арабским беженцам право вернуться на свои старые места.
   17 сентября Бернадот был убит в еврейской части Иерусалима членами группы, называвшей себя «Отечественным фронтом» и состоявшей из бывших бойцов Лехи. Это убийство вызвало сильное возмущение в общественном мнении Израиля и всего мира, и израильское правительство арестовало 200 членов этой организации, открыто объявившей, что покушение на Бернадота дело ее рук.
   На этом этапе правительство Израиля пришло к выводу, что восстановление связи с отрезанным Негевом имеет значение первостепенной важности. Египтяне отказывались пропускать израильские транспорты в Негев, вопреки условиям перемирия.
   Настаивая на своем праве, израильская армия отправила 14 октября 1948 г. колонну машин в Негев, сделав об этом соответствующее сообщение штабу наблюдателей ООН. Египтяне обстреляли транспорт, и в ответ на это последовала атака Армии Обороны Израиля. Израильские войска перерезали прибережное шоссе в тылу противника, и он был вынужден отступить. Египетский гарнизон, находившийся в форте Фалуджи, был окружен; 20 октября ведущая в Негев дорога была открыта, и в тот же день начался бой за Беер-Шеву. Через двадцать четыре часа город был взят. 22 октября по приказу Совета Безопасности военные действия были прекращены.
   Желая использовать тот факт, что израильская армия занята операциями в Негеве, Каукджи атаковал Манару на севере. На это Армия Обороны ответила 28 и 29 октября операцией «Хирам», в результате которой была разгромлена «Армия спасения» Каукджи и вся Галилея была почти очищена от ее войск.
   9 ноября был, наконец, взят полицейский форт Ирак-Суэйдан. В конце декабря израильские войска заняли Абу-Агейлу и Эль-Ариш и вступили на Синайский полуостров, перейдя египетскую границу. Однако, считаясь с британским ультиматумом и предостережением США, правительство отдало приказ об отступлении. 7 января 1949 г. было объявлено прекращение огня во всем районе. Была восстановлена связь с южным побережьем Мертвого моря от Содома до Эйн-Геди, а Эйлат на берегу Красного моря, включенный по плану раздела в пределы еврейского государства, был взят под контроль 9 марта.
   12 января 1949 г. на острове Родос начались переговоры о перемирии между Израилем и арабскими странами, под председательством уполномоченного ООН Ральфа Банча, бывшего заместителя Бернадота. Из-за частых перерывов эти переговоры продолжались долгое время. Первое соглашение было подписано с египтянами 24 февраля 1949 г. Египетскому гарнизону, попавшему в мешок в районе Фалуджи, в котором, между прочим, служил молодой полковник Гамаль Абдель Насер, была дана возможность выйти оттуда.
   Египтяне обязались отступить за линию Эль-Ариш—Абу-Агейла. Для надзора за выполнением условий перемирия была назначена смешанная комиссия, во главе которой находился офицер штаба наблюдателей ООН. 23 марта был подписан договор с Ливаном, а 3 апреля с Трансиорданией.
   Железная дорога из Хайфы в Иерусалим на всем своем протяжении передавалась Израилю. В соответствии с этим Армия Обороны заняла некоторые арабские деревни, расположенные южнее Иерусалима, и несколько других селений в районе Туль-Карема. С другой стороны, израильцы оставили занятую ими территорию в районе Хеврона и передали ее Трансиордании. Часть обязательств Трансиордаиии, включенных в это соглашение, как, например, свободный доступ паломников к Стене плача, беспрепятственное сообщение с горой Скопус и свободное движение через Латрун, не была выполнена ею. С Сирией договор о перемирии был подписан лишь 20 июля, после переговоров, длившихся три с половиной месяца. Ирак не заключил никакого договора с Израилем.
   Государство Израиль, в границах, установленных в договорах о перемирии, занимало 80 проц. всей площади западной Палестины, находившейся под британским мандатом. Еврейское государство получило всеобщее признание на международной арене; даже Британия, столь враждебно относившаяся к евреям в течение всего периода борьбы за независимость и Освободительной войны особенно из-за того, что Арабский легион — одна из значительных сил в этой войне, находился под английским командованием, признала Государство Израиль «де-факто» в конце января 1949 года.
   12 мая того же года Израиль был принят в Организацию Объединенных Наций. В течение нескольких последующих недель 56 государств признали Государство Израиль, 40 из них— «де-юре»…»
 
   дальше стр. …:
   «….В первый год после подписания соглашения о перемирии король Иордании Абдаллах склонялся к урегулированию отношений с Израилем путем заключения сепаратного мира, не осмеливаясь, однако, под давлением других арабских стран, предпринять практические шаги в этом направлении. После его убийства, совершенного арабскими экстремистами 20 июля 1951 года, дорога к мирному договору была совершенно закрыта.
   С весны 1951 года усилилась напряженность на сирийской границе. Полурегулярные сирийские группировки, а затем и части сирийской армии обстреливали израильскую территорию, стремясь воспрепятствовать осуществлению плана осушения (амелиорации) заболоченных районов в долине Хулы. Последовавшие за обстрелом атаки сирийцев были отбиты.
   Египет закрыл Суэцкий канал для израильского судоходства и запретил провоз через канал каких-либо товаров, предназначенных Израилю. Совет Безопасности постановил, что закрытие канала Египтом противоречит соглашению о перемирии и нарушает принцип международной свободы мореплавания, но египетское правительство игнорировало решение Совета. Новые руководители этой страны, пришедшие к власти после переворота 1952 года, продолжали осуществление этой блокады и стали проводить еще более активную антиизраильскую политику.
   С 1952 года увеличилось число арабских диверсантов, просачивавшихся через границы с целью грабежа и убийства. Весной 1954 года был обстрелян автобус по дороге в Эйлат, и одиннадцать из его пассажиров было убито. В то же время египетские власти начали направлять боевые группы из района Газы для осуществления диверсионных актов, а в 1955 году ими были созданы особые диверсионные отряды, под названием «Федаюн».
   Они совершали на территории Израиля убийства, главным образом среди гражданского населения, и некоторым из них удалось проникнуть даже в глубь страны. Со дня окончания Освободительной войны до Синайской кампании 1956 года 1.300 жителей Израиля было убито или ранено диверсантами из соседних стран.
   Израиль начал отвечать на диверсионные акты и убийства военными операциями на территории арабских государств, атакуя военные позиции и населенные пункты, служившие отправными базами инфильтрантов.
   Выполнение этих заданий было сначала возложено на специально для этой цели созданное подразделение Армии Обороны Израиля, а затем на парашютистов, превратившихся с течением времени в отборную боевую часть израильской армии.
   Репрессивные действия, принимавшие со временем все большие размеры, не привели к пресечению диверсий и к спокойствию на границах. В 1953 году, во время одной из таких ответных операций, была разрушена в Иордании арабская деревня Кибия, служившая опорным пунктом диверсантов, и 50 ее жителей было убито. Этот инцидент вызвал ряд порицаний Израилю со стороны разных государств. В том же году в ходе репрессивной операции после ряда диверсионных и террористических актов, израильские подразделения проникли в Газу….»

Дополнительно — об Ашинове [11]

    http://www.wawa.ru/page.asp?id=15699
   Дмитрий Емец
   НЕУДАЧЛИВЫЙ ЗАВОЕВАТЕЛЬ АБИССИНИИ
 
   Ашинов Николай Иванович — пензенский мещанин, по справке старой энциклопедии: «бывший купец, именовавший себя «вольным казаком», одно время производил много шума, благодаря распущенным слухом, что в Турции за ним следуют многочисленные группы русских выходцев, вольных казаков» (Большая энциклопедия. — СПб., 1896. — Т. II. — С.335). Нижегородский губернатор написал о нем царю; у Александра III возникли надежды, что он завоюет для России колонию в Африке. Предприняв с ведома властей абиссинскую экспедицию, Ашинов в феврале 1889 года вышел к Красному морю. В Обоке он наткнулся на французские войска, был разбит, пленен и передан России, где попал под надзор полиции» (История XIX века. — Т.8. — С.43, 261–262.)
 
    А. П. Чехов А. С. Суворину от 14 февраля 1889 г.:
   «Поздравляю Алексея Алексеевича с ашиновским скандалом. Хороший урок для начинающих публицистов. «Новое время» удивительная газета. Маклая иронизировала, а Ашинова поднимала до небес.
   То, что я знаю про о. Паисия, слишком интимно и может быть опубликовано только с разрешения моего дяди и самого Паисия… В истории Паисия играют видную роль его жена, гулящие бабы, изуверство, милостыня, которую Паисий получил от дяди. Нельзя всего этого трогать самовольно.
   Боюсь, чтобы Паисий опять не сбился с панталыку и не стал говорить, что его новый сан (архимандрит), Абиссиния и все затеи — все от беса. Как бы он опять не бежал без паспорта куда-нибудь. Это такой человек, что и к раскольникам в Австрию бежать может. У него болезненная совесть, а ум прост и ясен. Если бы я был Победоносцевым, то послал бы Паисия в наш Новый Афон на подмогу к сухумскому архиерею, крестящему абхазцев. Кстати же, у этого архиерея совсем нет штата. Есть один письмоводитель, изображающий своею особой консисторию, да и тот по России тоскует».
 
    Н. С. Лесков «Вдохновенные бродяги» (1894):
   «В один достопамятный день редактор Катков, находившийся в оппозиции ко всем «положениям закона гражданского», за которые стоял ранее, возвестил в «Московских Ведомостях», что в каком-то царстве, не в нашем государстве, совокупилась рать, состоящая из «вольных казаков», и разные державцы, а особенно Англия, манят их к себе на службу, но атаман новоприобретенных вольных казаков, тоже «вольный казак Николай Иванович Ашинов», к счастью для нас, очень любит Россию и он удерживает своих товарищей, чтобы они не шли служить никому, кроме нас, за что, конечно, им нужно дать жалованье. Катков сразу же почувствовал к этому атаману симпатию и доверие, рекомендовал России этим не манкировать, а воспользоваться названным кавалером, так как он может оказать службу в тех местах, где русским самим появляться неудобно.
   Первое катковское заявление об этом было встречено с удивлением и недоверием: в Петербурге думали, что «злой московский старик» что-то юродствует. Люди говорили: «На кой нам прах еще нужна какая-то шайка бродячей сволочи!» Но Катков продолжал свою «лейб-агитацию» и печатал в своей «лейб-газете» то подлинные письма сносившегося с ним Ашинова, то сообщения о том, что могут сделать в пользу России воруженные товарищи этого атамана, укрывавшиеся в это время где-то не в нашем государстве в камышах и заводях. «Вольные казаки» не знали: идти ли им за нас, или «за англичанку», которая будто бы уже дала им заказ: что им надо для нее сделать, и прислала человека заплатить им деньги за их службишку. Тогда самые простые люди, имеющие понятие об устройстве европейских государств и о быте народа, сочли все это за совершенно пустую и глупую выдумку и знали, что ничего такого быть не может, но Катков все свое твердил, что вольные казаки могут уйти у нас из рук; что они уже и деньги от англичанкиного посла взяли, но что все-таки их еще можно остановить и направить к тому, чтобы они пошли и подбили кого-то не под англичанку, а под нас.
   Это становилось смешно, и никто не мог понять: какую надобность может иметь «англичанка» в том, чтобы разыскивать и нанимать к себе на службу подобную шушеру — не понимали и кого еще нам надо под себя подбить? Но тогда Катков рассерчал и объявил, что относится к Ашинову с недостатком доверия есть измена!
   Стало даже неудобно разузнавать: кто он такой на самом деле и откуда взялся?
   Но вдруг там же в Москве взялся бесстрашный человек и стал спорить с Катковым.
   Отважный московский гражданин был другой газетный редактор, Алексей Алексеевич Гатцук, издававший крестный календарь и своего имени иллюстрированную газету. У Гатцука были в разных городах корреспонденты, и один из них знал об Ашинове и сообщил в «Газету Гатцука», что Николай Иванович Ашинов вовсе не «вольный казак», какого нет и звания, а что он пензенский мещанин, учился в тамошней гимназии и исключен отуда из младших классов за нехорошие поступки.
   Потом он бродил и съякшался с какими-то темными бродягами и скитался с ними где попало, находясь всегда в стороне от спокойных людей, исполняющих положения гражданского союза. Гатцук с радостью напечатал это известие, чтобы «открыть обществу глаза» и не допустить его до глупости возиться с человеком, который вовсе не то, за кого он себя выдает и кем он быть не может, так как никаких «вольных казаков» в России нет. Но несмотря на точность сведений Гатцука, которые ничего не стоило проверить в каждую минуту, и не стесняясь тем, что «вольных казаков» в самом деле нигде нет, очевидная ложь, выдуманная каким-то выжигою, при поддержке Каткова, стала за истину и заставила людей довольно почтенных играть перед целым светом унизительные и жалкие роли.
   Говорили: «Да!.. черт возьми!.. Оно кажется… что-то того… Что-то не чисто пахнет, но ведь если подумать… Если вспомнить, кто был Ермак… Так и надо потерпеть…
   — Ну да, — возражали им, — но ведь Ермак «поклонился Сибирью», а этот чем же будет кланяться?
   — А вдруг у него уж что-то и есть!..»
   И вдруг называли Египет и Индию.
   И что же? «Все повинулось суете», «мудрые объюродеша» и «за ослушание истины верили лжи» (2 Фс., 2, 11–12).
   И не прошла еще вся эта болтовня, как появился персонально сам Ашинов и сразу пошел из двора на двор, с рук на руки, находя везде «преданность и уважение, и уважение и преданность». А про Гатцука Катков напечатал, что «в Москве были большие жары, и с Ал. Ал. Гатцуком что-то сделалось». Этого было довольно, да, пожалуй, можно было обойтись и без этого… А Ашинов в это время уже ходил по Петербургу и «разбирался» тут с привезенными им заморскими птицами, черномазым мальчиком и неизвестною девицею, в звании «принцессы» и дочери дружественного царя Менелика, которая по пути уже изрядно подучилась по-русски…
   Ее привечали дамы, а Ашинов сам был везде нарасхват: его все желали видеть, и некоторые редакторы сами за ним следовали, а их газеты провозвещали о вечерах и собраниях, которые Ашинов удостаивал своим посещением. Коренастый, вихрастый, рыжий, с бегающими глазами, он ходил в казачьем уборе и появлялся в собраниях в сопровождении таких известных лиц, как, например, Аристов, редактор Комаров, священник Наумович, г. Редедя и один, а иногда даже два поэта, из которых один, старик Розенгейм, обкуривал его мариландскою папироскою, а другой нарочито искательный мелодик втягивал в себя даже собственные черевы.
   В рассказах Ашинова было немало тем для поэзии в оссиановском роде: так, я помню, как он однажды рассказывал об англичанине, который им будто привез «деньги от англичанки» и требовал, чтобы они ехали с ним, а они «деньги приняли», а поехали в свою сторону, а англичанина повезли за собою и на остановках его «драли», пока он «не стерпел более», а они его «там и закопали».
   Где сопровождаемый свитою, где один, Ашинов показывался у людей с большим весом, и день ото дня он все смелее претендовал на предоставление ему все большей представительности. И как это ему нужно было очень скоро, то он торопил своих покровителей, попугивая их, что промедление опасно, так как оно может вывести из терпения его товарищей, которым уже принадоело сидеть в камышах, и они могут кликнуть «айда», и тогда все наши выгоды предоставят «англичанке».
   Такой насчастный оборот мог случиться ежеминутно (и зачем он не случился!), а Ашинов становился нетерпелив и очень дерзок. Как человек совсем невоспитанный и наглый, он не стеснялся бранить кого попало, а иногда смело врывался в дома некоторых сановников, хватал их за руки и даже кричал угрозы. Генерал Грессер не мог слышать имени этого претендента, не терпел его, считая его за своего рода «табу», которого нельзя призвать к порядку. А тот пользовался этим с безумием настоящего дикаря и довел свою азартность до того, что начал метаться на своих, как на чужих, и даже на мертвых. В сем последнем роде, например, известен был такой случай, что когда в одном доме были вместе Ашинов и Розенгейм и судьбе было угодно, чтобы генерал Розенгейм тут же внезапно умер, то он упал со стула прямо к ногам Ашинова, а этот вспрыгнул со своего места и, щелкнув покойника рукой, вскричал:
   «Эх ты! Нашел где умирать, дурашка!..»
   И Петербург все это слушал и смотрел… и даже уже не удивлялся…
 
    Михаил Чехов «Вокруг Чехова. Встречи и впечатления»
   «Совсем другая обстановка царила в то время в другой ближайшей к Воскресенску больнице — при суконной фабрике А. С. Суриковой в селе Ивановском. Больница эта была обставлена богато и даже роскошно, но популярностью не пользовалась. Заведовал ею врач М. М. Цветаев, человек какой-то особой психологии, который на приемах не подпускал к себе близко больного, боясь, что от него будет неприятно пахнуть…
   Был некто казак Ашинов, именовавший себя атаманом, большой авантюрист, мечтавший, подобно Колумбу, открыть какой-нибудь новый материк и сделать его русской колонией.
   Еще во дни молодости моего дяди Митрофана Егоровича, к нему пришел какой-то человек и попросил работы. Это было в Таганроге. Дядя предложил ему рыть у него погреб. Человек этот исполнял дело с таким старанием и говорил так умно, что заинтересовал дядю, и они разговорились. Чем дальше, тем этот землекоп увлекал дядю всё больше и больше, и, наконец, дядя окончательно подпал под его влияние, и теории этого землекопа наложили свой отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Впоследствии этот землекоп оказался известным иеромонахом Паисием.
   Врач цуриковской больницы М. М. Цветаев вышел в отставку и принял монашество.
   И вот явился неведомо откуда «атаман» Ашинов и сообщил, что открыл новый материк. Печать встретила его насмешливо, петербургские власти — недоверчиво. Тогда он решил действовать на свой страх и риск.
   Он напечатал объявления, в которых приглашал лиц, искавших счастья и простора, присоединиться к нему и отправиться вместе с ним на новые места. Набралось около сотни семей. Чтобы они не остались без духовной пищи, Ашинов пригласил с собой иеромонаха Паисия как главу будущей филиальной правоставной церкви в колонии и иеромонаха Цветаева как врача и духовного пастыря.
   Авантюристы погрузились на пароход в Одессе и отплыли в обетованные места. Ашинов выгрузил их на берегу Красного моря, заняв французскую колонию Обок и переименовав ее в «Новую Москву». Выкинули русский флаг и расположились лагерем.
   Французское правительство сделало русскому правительству запрос. Последнее ответило, что оно не имеет ровно никакого отношения к Ашинову и к «Новой Москве» и что «атаман» действует на собственный страх и риск.
   Тогда французское правительство отправило в Обок крейсер. Ашинову было предложено немедленно же очистить берег и спустить русский флаг. Он категорически отказался, вероятно, надеясь на поддержку своих друзей в России. Тогда крейсер открыл по «Новой Москве» огонь. Было перебито много женщин и детей, но куда девались потом сам Ашинов и Паисий, я теперь уже не помню. Что же касается бывшего врача Цветаева, то он через непроходимую Даникильскую пустыню в Африке совершил переход в Абиссинию, был принят абиссинским негусом Менеликом, завязал с ним сношения и это свое путешествие описал потом, если не ошибаюсь, в «Ярославских губернских ведомостях».
 
   Это всё, что известно нам об Ашинове, неудачном завоеватели Абиссинии — одной из многих не долетевших никуда искр. Не исключаю, что Ашинов был человек тяжелый, циничный, авантюрный, но флаг, он, однако, не спустил…
   См. также http://www.vokrugsveta.com/S4/proshloe/ashinov2.htm