– Одиннадцать тысяч лет назад, когда обитатели здешних мест охотились на мамонтов и строили хижины из их костей, на Землю обрушился метеоритный дождь…
* * *
   Хууммы шли вдоль реки. Они ступали тяжело и уверенно, попирая волосатыми колоннами ног мягкую землю и мерно покачивая изогнутыми бивнями. Могучие звери не боялись никого и ничего – кто осмелится встать на их пути? И все-таки вожак стада был настороже – окружающий мир сам по себе всегда таит опасность, таков суровый закон бытия.
   Влажный ветер дул со стороны реки, не принося с собой пугающих запахов. Опасность угнездилась с другой стороны: за камнями длинной скалистой гряды, окаймлявшей речную пойму, прятались двуногие – люди, внимательно и жадно следившие за шествием мохнатых гигантов. Один-единственный хуумм – это много-много мяса, которого хватит на весь клан, это шкура, это бивни и масса других полезных вещей. Вот только как его добыть? Дубины, утяжеленные камнями, кремневые копья и стрелы с костяными наконечниками – все это для хууммов не более чем комариный укус, и на открытом месте охотнику-человеку нет спасения от разъяренной живой горы. И все-таки люди, имевшие самое сильное оружие Вселенной – разум, – научились брать эту заманчивую добычу.
   Хууммы ходили по твердой почве, избегая коварных болотистых низин, которые в изобилии оставлял за собой отступавший к северу ледник, и люди с бесконечным терпением выслеживали тропы волосатых исполинов. Выслеживали, а потом копали на этих тропах глубокие ямы, маскируя их настилом из ветвей и устанавливая посередине ловушки – торчком – бревно, заостренный конец которого был обожжен на огне до каменной твердости. И терпеливо ждали, зная, что не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через несколько дней грузный зверь непременно попадет в хитрую западню. А иногда, когда ожидание это становилось слишком долгим, а голод уже хватал за горло, люди выходили на облаву и гнали шерстистых великанов к ловушке, пугая их шумом и главное – огнем, которого боялись все без исключения звери равнины. Но сегодня в такой облаве нужды не было: стадо хууммов неспешно шло туда, где давно уже ждала добычи обширная ловчая яма. А когда хуумм провалится в яму, он обречен: вылезти из нее зверь не сможет и рано или поздно умрет, напоровшись на бревно, вскрывшее ему брюхо, и забитый камнями, которые без устали будут метать в него мускулистые руки людей.
   Охота обещала быть удачной, но старший охотник, Каменный Клык, прозванный так за то, что в отчаянной схватке он, сломав копье, перегрыз зубами горло матерому волку, был сумрачен. Каменный Клык, могучий воин с гривой густых черных волос, словно свитый из тугих жилистых мышц, стал вожаком клана не только за физическую силу и выносливость, но еще и за недюжинный ум и смекалку. И сейчас умение размышлять стало причиной его беспокойства.
   Мир, простиравшийся вокруг от горизонта до горизонта, от реки до лесов и от степей до границы ледника, был хорошо знаком людям: они знали все его звуки и запахи, различали следы и жили с этим миром одной жизнью, выживая и погибая, становясь то добычей, то охотниками. Понятия этого мира были просты и незатейливы, и люди за сотни поколений усвоили их. Это помогало удержаться на тонкой грани между жизнью и смертью, и люди удерживались и постепенно расширяли узкую охотничью тропу до дороги, по которой пойдет будущее человечество, оплачивая каждый шаг в неведомое своими жизнями.
   Неведомое начиналось за горизонтом, где никто из племени не был, и еще – прямо над головой, в небе, служившем обителью духов. И в небе этом в последнее время творилось недоброе: полыхал огонь, и ночами, раздирая небосвод огненными лентами, падали звезды, сотрясая испуганную твердь. Каменный Клык советовался с шаманом, но тот не сказал ничего определенного: он сам был в смятении, это не укрылось от опытного взгляда вождя. В другое время старший охотник приказал бы немедленно сниматься и уходить, переносить стойбище за реку, подальше от мертвых звезд, рушащихся на землю, но в дни звездопада охота была плохой. Звери бежали из этих мест, в стойбище иссяк запас мяса, и отправиться в путь на голодный желудок означало потерять по дороге множество – если не всех – женщин и детей. Клан мог остаться без будущего, без новых охотников и новых жен, чего Каменный Клык допустить не мог. И поэтому он скрепя сердце вывел всех мужчин на охоту – добыть хуумма означало спасти племя.
   Духи, похоже, смилостивились: стадо идет прямо туда, где приготовлена ловушка, и сворачивать не собирается. Каменный Клык издал невнятное глухое ворчание, но охотники поняли вождя и с бесшумной ловкостью хищников начали перемещаться вдоль скального гребня, не спуская глаз с вереницы мохнатых исполинов. А стадо хууммов тем временем дошло до излучины, где река делала крутой поворот, и приостановилось: хуумм, шедший первым, что-то почуял и замедлил шаги, принюхиваясь и прислушиваясь. Старший охотник затаил дыхание: неужели… Нет, вожак стада поводил лобастой головой, взмахнул хоботом и пошел дальше. Шаг, другой, третий, и… Хлипкая зеленая кровля, маскировавшая ловушку, подалась под тяжестью огромного тела, и хуумм провалился в западню – так, что из ямы торчала только его голова с длинными загнутыми бивнями и судорожно извивающимся змееподобным хоботом. Зверь испустил трубный рев; стадо шарахнулось, толкаясь крутыми боками и разворачиваясь. Хуумм, угодивший в ловушку, затрубил снова, и ответом на его крик стало громовое эхо, раскатившееся над всей равниной.
   Небо вспыхнуло. Ослепительное пламя съело серые тучи, и огонь затопил небеса от края и до края. Скрежещущий грохот раздирал уши, но старший охотник все-таки услышал испуганные вопли соплеменников: испытанные воины, не боявшиеся вступать в бой со злобным пещерным медведем и львом, бросились врассыпную, гонимые самым сильным человеческим страхом – страхом перед неведомым. Этот страх терзал и самого Каменного Клыка, но вождь нашел в себе силы зычным окриком остановить перепуганных охотников, а ближайшему хорошенько врезать по загривку. Внизу, в яме-ловушке, ворочался пойманный хуумм – гора мяса, жизнь всего клана, и бежать, бросив такую добычу, означало обречь род на голодную смерть. Да, небесный огонь – это тоже смерть, но смерть возможная, тогда как смерть от голода – это смерть верная. И вождь, вскочив на ноги, криком остановил бегущих охотников – они пришли в себя и, поминутно бросая испуганные взгляды на пылающее небо, начали спускаться по скалам вниз, к яме-западне, на ходу подбирая увесистые каменные обломки.
   С небес пролился огненный поток. Земля вздрогнула, и вожаку показалось, что небо падает на твердь и что оно вот-вот раздавит на ней все живое, от птиц до могучих хууммов. Впереди, в нескольких сотнях шагов, взметнулась туча серого дыма, над головой Каменного Клыка пролетели комья вырванной земли. Зловещее облако не перекрывало дорогу к яме, в которой неистово бился и трубил хуумм, но оно было рядом и угрожало: чтобы добраться до добычи, охотникам надо было пройти по краю клубящейся дымной тучи, расползавшейся по земле и глотавшей траву и кустарник.
   Сердце вожака билось так, как будто норовило выскочить из груди. Охотники за его спиной молчали: они не бежали, но и не осмеливались идти вперед. И тогда Каменный Клык сделал первый шаг – один из множества шагов по долгой дороге рождения человечества. И вслед за ним медленно и осторожно двинулись его люди.
   Серая туча больше не расползалась – наоборот, она редела, оседала и понемногу рассеивалась. Старший охотник шел вперед, сжимая копье: клан должен жить, и ради этого вождь готов был сразиться даже со злыми духами.
   Под ноги текли дымные змейки. Каменный Клык почувствовал жар, истекавший из глубины серого облака: значит, небесный огонь горит, и приближаться к нему смертельно опасно. И еще он почувствовал зло – нездешнее зло. Полуобернувшись, вождь выразительно махнул рукой: не подходить! Охотники поняли: они один за другим стали огибать дымную границу. Старший охотник принюхался. Ничем особенным не пахло – горят листья и трава, запаха сожженной плоти нет, – но в глубине тучи явно что-то таилось, и насколько это что-то могло быть опасным, вожак не знал. И тогда Клык несколькими гортанными выкриками послал своих людей к ловушке – добивайте добычу, пока она не досталась другим, – а сам пошел вперед, вслед за отползавшими и всасывавшимися в мокрые мшистые кочки серыми дымными змеями: он должен быть уверен, что из колышущегося дыма никто не выскочит и не нападет на охотников, занятых добиванием хуумма.
   Дым редел. Из-под его тускнеющей завесы проступили глыбы вывороченной земли, сожженный кустарник, дымящиеся каменные обломки. Вождь шел, пока не увидел впереди громадную яму, из которой вытекал дым; земля здесь расплескалась, словно грязь, в которую бросили камень. А через три удара сердца старший охотник, подойдя ближе, к самому краю ямы, увидел этот камень: черный и казавшийся раскаленным – теперь стало понятно, откуда идет жар.
   Камень был странным: он имел форму правильного круга не меньше человеческого роста в поперечнике и в локоть толщиной. Вожак не ощущал поблизости присутствия ничего живого – в яме был только этот камень, медленно остывавший и понемногу светлевший. И все-таки Каменный Клык не мог уйти: каким-то неведомым чутьем он чувствовал смутную угрозу, затаившуюся где-то рядом. За его спиной уже вовсю раздавались крики охотников и тупой хряск камней, врезавшихся в голову хуумма: люди, забыв о страхе перед неведомым, спешили прикончить пойманного косматого исполина. Место старшего охотника сейчас там, рядом с сородичами, а небесный камень – он лежит себе в яме и никому не угрожает. Да, это занятно, но главное – хуумм, которого надо добить и разделать, чтобы род жил. И Каменный Клык, пятясь, отступил от дымящейся ямы, торопясь к другой яме – к западне, где ворочался обреченный хуумм.
   …Через несколько часов все было кончено. Волчья Лапа, второй охотник племени, который станет первым, когда Каменный Клык уйдет к предкам (если, конечно, предки еще до этого не призовут к себе самого Волчью Лапу), исхитрился всадить копье в маленький глаз оглушенного камнями хуумма и пробил мозг великана, избавив его от мук долгого умирания на остром бревне. А после этого люди с муравьиной сноровкой принялись разделывать тушу, срезая с нее огромные куски мяса, которые тут же уносились в стойбище: пировать рядом с ямой, в которой лежал таинственный небесный камень, не хотелось никому. Вереница носильщиков – вождь поднял всех, в том числе женщин и детей, – сновала туда-сюда между ямой-западней и стойбищем, и мало-помалу все самое ценное было перетащено подальше от упавшего с неба каменного диска. Но все это время старший охотник, чутко слушавший тишину, ощущал дыхание неведомой опасности, исходившей из оставленной небесным камнем пробоины в земной тверди. И когда последняя группа людей, взвалив на плечи бивни хуумма, двинулась к стойбищу, ощущение этого дыхания сделалось вдруг злым и острым.
   Каменный Клык почувствовал леденящий озноб, и шаман, стоявший рядом, тоже почуял недоброе и прошептал:
   – Злой дух…
   – Уводи людей, – резко бросил вождь, – прикрой их своими амулетами, а я…
   И, не договорив, шагнул к яме с камнем, откуда все еще сочился серый дымок.
   Он шел, до судорог в пальцах сжимая древко копья, шел, потому что он был вождем и должен был позаботиться о своих соплеменниках: если в яме с камнем-диском прячется злой дух, старший охотник должен встретить его первым. Нет, Каменный Клык не надеялся одолеть бестелесную тварь, но он мог хотя бы ее отвлечь, чтобы все его люди успели уйти. И он шел вперед, несмотря на то, что каждый шаг давался ему с огромным трудом.
   Присутствие чего-то – или кого-то? – непонятного вождь ощутил, не дойдя до ямы шагов тридцать. Нечто невидимое, неосязаемое, скользило-перетекало совсем близко, где-то рядом, и это нечто угрожало. И тогда старший охотник, оскалившись и зарычав, ударил пустоту копьем, со свистом пронзив податливый воздух. И пустота ударила в ответ.
   Сердце человека сжала ледяная рука и сдавила, прекращая его биение. Ноги вождя подогнулись, но умер он раньше, чем упал на землю. Каменный Клык уже не видел, как его люди, подгоняемые криками шамана и Волчьей Лапы, торопливо бежали по спасительной тропе, с каждым шагом удаляясь от раны, нанесенной земле упавшим с неба камнем…
   Воины вернулись за телом вождя на закате: вернулись, превозмогая страх. Злого духа поблизости не было – во всяком случае, шаман его не чувствовал. Подхватив окоченевший труп, охотники торопливо вернулись в становище, где Каменного Клыка, сразившегося с бестелесной невидимой тварью и доблестно павшего в неравном бою, предали земле.
   Мертвого вождя опустили в неглубокую могилу, посыпали порошком красной охры, положили рядом охотничье копье и прикрыли тело лопаткой хуумма. Отдавая дань мужеству вожака, в его могилу уложили и кусок бивня: так род благодарил того, кто умер, чтобы жили остальные.
   А утром, переждав ночь, полную опасностей, клан снялся и ушел за реку, к новым местам охоты. Там охотились другие кланы, и без боя они не уступят чужакам свои угодья, но другого выхода не было: клан должен был уйти как можно дальше от места, где поселился злой дух-убийца. А схватка с себе подобными – что ж, это бой на равных, исход которого решат стрелы с костяными наконечниками, каменные копья и топоры, сноровка, ловкость и сила воинов. Небо решит, кому жить, а кому умереть – кому уйти к предкам, а кому и дальше топтать землю, на которой пасутся стада могучих хууммов.
* * *
   Пришелец, всецело поглощенный изучением нового мира, в котором он оказался, не обратил внимания на аборигенов. Абсолютно чуждый всему, что его здесь окружало, он убил Каменного Клыка мимоходом – так, как человек топчет муравья, даже не замечая, что под подошву кто-то попал. Не заметил пришелец извне и отчаянного взмаха копья с кремневым наконечником – вернее, почти не заметил: этот взмах заставил Бестелесного чуть изменить направление движения. Пришелец из иномирья скользнул стороной, не задев кучку перепуганных людей, спасавшихся бегством: они остались жить, потому что один из них умер. Пришелец не преследовал туземцев, они были ему неинтересны – пришелец изучал новый мир, пробовал его на вкус, слушал его звуки, разглядывал его цвета и осязал твердь нового мира, дорогу в который ему открыл Ключ – тот самый каменный диск, удививший своей формой вождя клана охотников на мамонтов. У призрачного выходца из параллельного мира было много забот, совершенно непонятных разумным обитателями Земли, еще не знавшим, что они не одиноки во Вселенной…
* * *
   – Много дней шел каменный дождь, – продолжал волхв, – и неспроста. Падавшие с неба камни были обломками разрушенной планеты, распавшейся по неведомой причине: почему погибла эта планета, мы вызнать не сумели. Зато мы узнали и постигли, что среди камней этих были особые, пропитанные волшбой, или, – волхв улыбнулся одними губами, – обладающие свойствами, неизвестными науке. Одни из них были большими, другие поменьше, но все они имели форму диска, как и этот, – он кивнул на мельничный жернов, – и все они каким-то образом воздействовали на пространство и время, пронзая их.
   – Фантастика какая-то… – пробормотал Щербицкий.
   – Нет, князь, не фантастика и не сказка. В них, камнях этих, заключена удивительная сила: человек, стоящий возле одного камня, может читать мысли другого человека, стоящего подле такого же камня, пусть даже между ними тысячи верст пути. И еще они перекачивают между мирами энергию – одного такого камня хватит, чтобы освещать и обогревать целый город, если, конечно, знать, как взять его силу. Линия электропередачи, по-вашему.
   «Прямо каменные реакторы какие-то», – подумал Щербицкий, но промолчал.
   – А самые большие камни, вроде этого, позволяют путешествовать между разными мирами так же просто, как перейти из комнаты в комнату. Это ключи – эти камни создают «пространственные двери» или, как их станут называть в будущем, порталы. И через порталы эти Землю стали посещать существа из других миров.
   – Марсиане со щупальцами? – иронически осведомился Щербицкий, припомнив прочитанную когда-то уэллсовскую «Войну миров».
   – Не марсиане, – волхв не обратил никакого внимания на иронию первого секретаря, – а жители других измерений. Миров множество, князь, они вложены один в другой, как матрешки. Из одного мира в другой можно пройти через двери-порталы, открытые камнями-ключами, и приходили к нам через эти двери твари неведомые, бестелесные.
   – Опасные? – спросил Щербицкий, поневоле проникаясь серьезностью собеседника. – Враждебные?
   – Как сказать, – волхв пожал плечами. – Враждебны ли человеку волна морская, ветер буйный или грозовая туча? Опасны – да, если стать им поперек дороги, но не враждебны. И могут они служить людям, подобно ветру, несущему ладью по волнам, – надо только суметь с ними договориться. Так и эти существа, пришедшие к нам из неведомого. Они разумны, но разум их так сильно отличен от нашего, человеческого, что понять друг друга нам очень трудно, почти невозможно. Сами по себе эти твари, дети таинственного бессолнечного мира, непостижимы – они незримы, не имеют формы, изменчивы, как текучая вода. И они могучи, князь, невероятно могучи – если бы они захотели, они легко уничтожили бы на Земле все живое одним своим дыханием. К счастью, это им не нужно – им вообще ничего от нас не надо: они пришли к нам, движимые одним любопытством, коим обладает любой разум. Были жертвы, но твари убивали не со зла – огонь ведь жжет руку не потому, что хочет это сделать, а по оплошности того, кто сунул ладонь в пламя. И во многих землях нашего мира мудрые люди сумели найти с Бестелесными общий язык и получили от них бесценный дар: знания. Многие древние народы создали свои цивилизации, основываясь на этих знаниях, и все шло хорошо, пока несколько тысяч лет назад, когда в Египте строились великие пирамиды, одна тамошняя тайная секта, проникнув в тайну небесных ключей-дисков и узнав, кто такие есть таинственные пришельцы и откуда они явились, не замыслила черное дело…
* * *
   Палящее солнце стояло в зените, и влажное дыхание великой реки не могло смягчить зной. Все живое в этот час прячется в тень, ища спасения от жары, и трудно приходится тому, кто вынужден в это время работать, надрывая мышцы и обливаясь потом.
   Человек в белой одежде, со свободными складками, сидевший под навесом на плетеном стуле, явно не принадлежал к тем, кто вынужден трудиться ради заработка для пропитания или понукаемый плетью свирепого надсмотрщика. На холеных руках его не было застарелых мозолей, а взгляд холодных серых глаз был взглядом человека, привыкшего властвовать. На тонких губах сидевшего застыло выражение презрительной брезгливости к тем, кто ниже его, хотя выражение это не сразу бросалось в глаза, – надо было приглядеться, чтобы заметить пренебрежительную гримасу и понять ее смысл.
   «Властители воздвигают себе величественные гробницы, – думал он, вглядываясь в контуры пирамид, – заботясь о жизни за гранью земного бытия. Они надеются обрести свое бессмертие там, тогда как бессмертие это можно обрести и здесь – надо только знать, как это сделать. Их власть призрачна и преходяща, несмотря на все их усилия сравняться с богами, и кончается, как только последний вздох покидает бренное тело фараона, который умирает точно так же, как простой крестьянин или грязный раб. А наша власть, которой мы добьемся, будет истинной и вечной – весь этот мир ляжет нам под ноги. Дорога к этой власти займет века и тысячелетия, но в конце концов мы достигнем своей цели, и тогда… А пока пусть эти глупцы тешатся мнимым величием, не зная ничего о настоящем величии, и надеются на загробное бессмертие, не ведая о бессмертии подлинном, осязаемом, достижимом. Знания Бестелесных воистину сакральны, и владеть этими знаниями должны только мы, адепты истинной веры и дети истинного Бога, попирающего стопой всех многоразличных божков разных племен и народов. Дорога к вершине длинна, но ее осилит идущий, а все камни с этой дороги должны быть убраны. Да, камни, диски-ключи, упавшие с неба… Мы постигли их тайну, но ее могут постичь и другие, чего допустить нельзя. И главное – двери в иномирье должны быть заперты навсегда».
   От размышлений человека в плетеном кресле оторвал шорох шагов. На дорожке меж финиковых пальм появился молодой человек в белой юбке и светлой накидке, торопливо шедший, почти бежавший к навесу. Приблизившись, он поспешно склонил бритую голову перед человеком, сидевшим в кресле.
   – Да пребудет с тобой сила Бога, светоч, – произнес юноша. – Ты звал – я пришел.
   – Хорошо, – небрежно уронил сидевший, слегка приподняв руку в жесте, отдаленно напоминающем приветственный.
   Жрец не предложил пришедшему сесть, но аколит принял это как должное и остался стоять в позе выжидательного внимания.
   – Ты не догадываешься, зачем я тебя позвал? – поинтересовался жрец, выждав две-три минуты.
   – Твои замыслы недоступны моему пониманию, – почтительно ответил аколит.
   – Круглые камни – небесные камни. Ты знаешь, что они такое и какой силой они обладают.
   – Знаю, светоч. Это ключи от дверей, ведущих в смежные миры.
   – Так вот, – с расстановкой произнес человек в плетеном кресле, – пришло время закрыть эти двери. Для этого надо сломать ключи – пришельцам извне пора преградить дорогу в наш мир.
   – Зачем, о хранящий мудрость? Разве мы уже познали все, что ведомо Бестелесным?
   – Познать все не под силу никому. Но бестелесные демоны готовы делиться своими знаниями со всеми, кто сумеет найти с ними понимание, и тогда полученное от них наше знание перестанет быть только нашим. Земле волей Бога предназначено стать нашим миром, мы будем его полновластными хозяевами во веки веков, а все прочие народы и люди не должны даже догадываться о том, что есть иные миры и другое знание, отличное от того, о котором будем вещать мы, и другие пути, кроме тех, что указаны нами. Мы отсечем человечество от контактов со вселенским разумом, наденем на людей шоры, скроем от них великое многообразие Мироздания и будем править безраздельно! – в монотонном голосе жреца прорезались зловещие нотки. – Да будет так!
   – Что я должен делать?
   – Вместе с другими адептами нашей веры ты отправишься в странствие по всей Ойкумене. Вы будете искать и разбивать каменные диски – расколотое каменное колесо теряет свою способность соединять миры.
   – По всей Ойкумене? – изумился аколит. – На это не хватит и десяти жизней!
   – Не хватит, – спокойно согласился жрец. – То, что не успеете сделать вы, сделают ваши преемники из поколений ваших детей, внуков и правнуков: не важно, сколько для этого понадобится веков и тысячелетий, и сколько человеческих жизней. Двери в иные миры надо закрыть – только тогда мы исполним волю Бога и овладеем Землей. Да будет так! Ты понял сказанное мной?
   – Я понял тебя, светоч.
   – Тогда ступай и будь готов. Грядет смута – скоро грянет бунт черни и рабов. Этим надо воспользоваться – пока воины фараона станут резать мятежников, ты с группой верных людей проникнешь в святилище на берегу Великой Реки и разобьешь хранящийся там диск. Это будет непросто, – по губам жреца скользнула змеиная улыбка, – ибо камень этот прочен. И знай: многие из вас умрут, прежде чем вы сможете его расколоть. А если в этот момент рядом окажется кто-то из бестелесных демонов, странствующих по нашему миру, умрете вы все. Но камень должен быть расколот!
   – Камень должен быть расколот, – эхом отозвался юноша. – Моя жизнь – ничто перед ликом Вечности! Я готов, о хранящий мудрость.
   – Ступай.
   Молодой аколит склонил голову и уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг замер и посмотрел на жреца.
   – Дозволено ли мне задать один вопрос?
   – Спрашивай.
   – Демоны питаются силой через эти камни, принимая энергию своего мира. И через двери между мирами они приходят и возвращаются обратно – что будет, если лишить их пищи и закрыть им дорогу домой? Незримые равнодушны к нам, но не сменится ли их равнодушие на гнев, когда они узнают, что мы разбили камень? А они об этом узнают…
   – Узнают. И разгневаются. Но не сразу, – отрывисто проговорил жрец. – А что будет дальше – тебе об этом пока еще не следует знать. Придет час, и ты узнаешь – я расскажу тебе, если ты останешься жив. А пока иди, исполни свой долг.
   Юноша еще раз поклонился, и вскоре его стройная фигура исчезла за пальмами.
   «Способный мальчик, – думал жрец, провожая его глазами. – Если небо сохранит ему жизнь, со временем я передам ему бразды правления. Он задал хороший вопрос, хотя ответ ему знать еще рано. Бестелесные равнодушны к делам и заботам нашего мира, но когда те из них, которые не смогут вернуться в свой родной мир, узнают, кто в этом виновен… Некоторые демоны умрут от голода, не найдя виновных или дорогу домой через другой портал, – твари тоже смертны, нам это известно; иные впадут в тысячелетний сон, а самые сильные придут в неистовство. Их гнев будет страшен, но обрушится он на те племена и народы, которые так или иначе могут нам помешать, – зло можно направить и заставить служить нам и нашей цели. А если от ярости пришельцев извне вместе с непокорными людьми погибнет и некоторое число адептов нашей веры – что ж, Богу угодна жертвенная кровь. Да будет так…»