Снимала я куда лучше, чем он, и поэтому взялась за камеру. На экране было все то же стоящее торчком белое яйцо, дымчатое по краям, только в профиль. Витька с фотоаппаратом отошел в сторону. Я думала, что он хочет заснять, как вход в пятно выглядит под другим градусом, но ему взбрело в голову сфотографировать меня за работой. Пройдя шагов десять, он неожиданно обернулся – и кинулся ко мне. В тот же миг меня сзади кто-то схватил в охапку. Я выронила камеру.
Болото наполнилось голосами, воплями, треском, хрипом. Я брыкалась как могла, мотала головой, стараясь попасть затылком в лицо тому, кто волок меня прочь. Увидела здоровенного мужика в камуфле, прыжками пролетевшего к пятну, услышала длинный предсмертный крик, наконец раздались и выстрелы. Меня бросили наземь, на влажный мох, я увидела у своего лица черный высокий ботинок и вцепилась в него. Кто-то полетел через меня… я перекатилась… раздался звон и гул, словно отпустили огромную и длинную струну… это трос, подумала я, это всего-навсего трос, но почему?…
Ничто не держало меня, я собралась с силами, скрутилась клубком, мгновенно оказалась на корточках и услышала из-за пятна Витькин голос. Он звал Лешку, звал Фоменко! Я поняла, что его схватили, подобрала камеру и, сразу занеся ее над головой для удара, кинулась на помощь…
По краю поляны несся Лешка. Левой рукой он держал за лямки рюкзак. Ему наперерез кинулся высокий парень в камуфле, растопырив руки, чтобы поймать его в охапку. Лешка метнулся влево, его словно потащило – и он, не разбирая дороги, влетел в самую сердцевину яйца. Я шарахнулась – яйцо, словно его разбудили, колыхалось и подскакивало. Вслед за Лешкой кинулся тот самый парень в камуфле.
Я споткнулась и, отчаянно брыкнув воздух, перескочила через лежащее тело. Это был кто-то совсем незнакомый – не наш, но и не камуфлированный, а просто мужик в распахнутой куртке.
– Витька!… – заорала я. – Витька!!!
Но он не ответил. Если бы он был на поляне – ответил бы!
Тут меня схватили за руку так, что не вывернуться. И тут же вырвали камеру. Это были два дядьки в камуфле с совершенно безумными рылами.
– Витька!!! – в третий раз заорала я.
Вдруг они дернулись – что-то затрещало в кустах, в еловом сухостое за ними!
– Витька, беги!… – вопила я, вцепившись в обоих сволочей мертвой хваткой. – Беги, слышишь?!. Беги!…
Яйцо меж тем распухло в два раза и раскачивалось, будто собиралось сняться с места и покатиться на нас троих. От него по воздуху пошла ледяная волна, первым под нее попал мужик, на чьей шее я повисла. Он покачнулся, зарычал и рухнул вместе со мной.
Мне повезло – я отгородилась им от этой волны. И тут же ощутила жар.
– Откатывайся, дура! – с этим воплем второй выпустил меня и помчался прочь. Я откатилась и поняла, что он спас меня от смерти. От лежащего в полутора метрах от меня человека шел дым – шел из ворота камуфляжного комбинезона, из рукавов, из щели между штанинами и башмаками. Я поняла, что человек там, внутри, горит!…
Дико вскрикивая, я отступала на четвереньках. Ужас, неописуемый ужас окружил меня со всех сторон, и дымчато-белое яйцо вдруг показалось единственным прибежищем. Там была прохлада! Я поднялась на ноги и, обойдя плоско лежащий на траве пятнистый комбинезон, пошла к яйцу…
– Назад! Кому говорю! Назад!
Я уже не знала, кто это зовет. Возможно, даже Витька. Потом я оторвалась от земли и поплыла по воздуху. Голова болела так, что уж лучше помереть…
– Ничего, ничего, выплывем… – слышала я чужой голос. – Погоди помирать, выплывем, выплывем…
1754 год
– Значит, подведем итоги, – стараясь, чтобы голос получился спокойным, сказал Витька. – Лешку ты своими руками похоронил. Вовчик был вместе с Лешкой. Наверно, по сей день в лесу лежит. Может, даже и живой… Ребята говорили – можно на целую неделю выпасть. Людей даже хоронили, а потом как-то случайно обнаружилось, что они воскресают…
– Я вот в окопе воскрес, – проворчал Феликс. – Надо же – мертвый, а отрыл…
Они заснули, кажется, одновременно, не успев договорить, и проснулись одновременно, разбуженные солнцем – которое, кстати, стояло уже довольно высоко. Оба, потомственные горожане, не имели привычки определять время по солнцу, но Феликс, более опытный по части природы, полагал, что уже около девяти утра.
– Где Машка – непонятно, – Витька помолчал, сопя. – Она была по ту сторону яйца, когда нас туда затянуло. Фоменко – или в плену, или вообще… Рюкзак с ноутбуком пропал.
– А ты умел работать в Лешкиной программе? – задал резонный вопрос Феликс.
– Я бы разобрался!
Витька врал – разобраться в поворотах сетчатого рулона, изображавшего вселенную в двухмерном облике, и причудах ветвистого дерева, изображавшего время, на которое нанизан рулон, мог только Лешка, что-то знал бывший бармен, в простоте души сварганивший гипотезу, а Фоменко был невеликим любителем электроники. Он больше промышлял в резиновых сапогах по всяким загадочным местам и добывал информацию.
Но назвать это беспардонным враньем тоже было невозможно – Витька полагал, что, добравшись до ноутбука, он выкопал бы текстовые файлы с донесениями Фоменко и со всякими историческими сведениями. Это добро в ноутбуке имелось – он сквозь дрему слышал, как Лешка заваливал Машку странными историями.
– Во всяком случае, я бы уточнил кое-что насчет марсельской петли…
Это уже было почти правдой – о Марселе Витька краем уха слышал.
– Он мне говорил про Марсель, но я не знал, бредит он, или это правда, – сказал Феликс. – Сам понимаешь – и раны инфицированные, и это… выпадение… Давай сдвинем лбы.
– Давай! – немедленно согласился Витька. – Про Марсель я знаю, что там был прокол между восемнадцатым и прошлым веком. Но, чем сидеть тут, как рак на мели, я бы лучше хоть в пятидесятые годы выполз…
Подумал и добавил:
– И стал собственным дедушкой…
– С тех пор одну я, братцы, имею в жизни цель – ах, как бы наконец добраться в этот сказочный Марсель! – неожиданно пропел Феликс. Трудно сказать, что больше поразило Витьку – мистическая уместность давней блатной песни, пасмурная рожа исполнителя или его залихватская удаль, которая сверкнула в куплете – и тут же растаяла.
– А Лешка что говорил?
– Он вот что говорил – в Марселе есть петля, но она дрейфует. Он такими словами объяснял, что ни один профессор бы не понял.
– Она что – в море сдвинулась? – спросил, вспомнив гипотезу бывшего бармена, Витька.
– Черт ее знает. Он говорил – ему чуть ли не ты идею подсказал про дрейф во времени, и он уже пробовал ее посчитать…
– Ни хрена себе!
– Тихо ты, деда всполошишь. И пса.
Мельник еще не знал, что в сарае сидит гость.
– Так вот, Марсель. Там на окраине есть старый парк. В пятидесятые годы какая-то студентка сидела там на скамейке и увидела совсем другой пейзаж.
– А белое пятно было? – показал свою хронопрокольную грамотность Витька.
– У студентки спроси. Она видела похороны в восемнадцатом веке, и поэтому все подумали, что девочка переутомилась и заснула. Но потом выяснилось, что на месте парка действительно было кладбище. Кто-то нашелся, вроде твоего Фоменко с Вовчиком, стали разбираться. Они сообразили, что это петля – и знаешь что сделали? Пошли рейдом по сумасшедшим домам.
– Их там не оставили как особо ценные экземпляры? – живо вспомнив действующую модель мироздания, осведомился Витька.
– Нет, они нашли несколько мужиков, которые утверждали, что родились в тысяча семьсот затертом году. Они были безграмотные, но говорили такие вещи, каких ни в одной книге нет. То есть, там действительно петля. В восемнадцатом веке она заякорилась во второй половине, и в двадцатом – тоже, очевидно, во второй половине. Но тут она не столько заякорилась, сколько дрейфует – Лешка это объяснял энтропией и еще как-то.
– Это иначе получается, – поморщившись, возразил Витька. – Не заякорилась, а там встречные потоки… два через одну дырку…
Он увидел, как живой, плакат из школьного кабинета биологии с кровеносной системой, с красными артериями и синими венами. Плакат держался перед глазами прямо в воздухе на бельевых прищепках и был куда более убедительным, чем на Вовчиковом чердаке.
– Один черт. Он говорил, что это – единственная надежная петля, за вход и выход которой он ручается.
– Еще что-нибудь говорил?
– Да много чего. Но я ведь тоже был малехо не в себе…
– Да-а…
Витька пожал плечами. В какую-то минуту ему казалось, что голова пухнет и вот-вот взорвется от всей информации, которой его наперебой снабжали Фоменко и компания. А вот теперь обнаружилось, что информации нет, одни обрывки – что-то про автотрассу в Нью-Мехико, которую называют дорогой в никуда, с исчезающими навеки автомобилями, что-то про падающие с неба ледяные глыбы, и вдруг – граната образца сороковых годов, подхваченная во второй мировой тонюсенькой струйкой времени, проскочившая в крошечный прокол и рухнувшая сверху тридцать лет спустя во двор калифорнийского дома.
– Во! – вскрикнул он вдруг. – Знаешь, что еще они обсуждали? Белый и багровый туман! Может ли быть так, что белый туман – это наш конец прокола в прошлое, а багровый – в будущее.
– Ну, что белый – в прошлое, я и сам догадался, – без тени улыбки ответил Феликс. – Тебе что-нибудь говорит такое слово – «сувлаплейн»?
– Ни хрена не говорит. Может, «плейс»? Тогда – какое-то место, местность.
– Может, «плейс». Там пропал в белом тумане батальон английской армии. Все видели, как вошел, а куда вышел – неизвестно.
– Лешка рассказал?
– Кто же еще.
Витька задумался. О пропавших солдатах он читал в тех файлах, что прислал ему дядька Юст. Какой-то батальон сгинул во время первой мировой в Турции. О нем ли вспомнил Лешка? Если о нем – то ситуация еще хуже, чем со сказочным Марселем. С Францией в восемнадцатом веке Россия не воевала, а с Турцией – всю дорогу… И еще в тридцатые годы пропало три тысячи китайцев, охранявших мост. Правда, уже без всякого тумана. Где вынырнули – неизвестно, может, и у динозавров…
Еще какое-то время они копались в воспоминаниях, но все яснее делалось – нужно без гроша за душой пробиваться в Марсель, идти в те трущобы, у которых располагалось нищенское кладбище, и прочесывать местность, пока не повезет вляпаться в багровое туманное пятно или еще куда-нибудь.
– А выбор у нас есть? – спросил Феликс. Вопрос был риторический.
Прикинули – где взять денег. Витька вспомнил про свое неожиданное везение в «фараон», еще всегда можно было пустить в ход древнеегипетскую игру «бура». Феликс предложил экспроприировать пару кошельков, пользуясь такими незаконными средствами, как луч фонарика в глаза и возникшая в результате паника.
– А Фоменко? – воскликнул Витька. – Нельзя его тут оставлять!
– Кого оставлять? – удивился Феликс. – Ты думаешь, он еще жив?
– Послушай… А кто они вообще такие?
– Эти?
– Да!
– Если судить по лифчику…
– Спецназ? Что делал спецназ на Семеновскох болотах?!?
– Это ты у кого другого спроси.
– Если они там оказались в результате идиотского совпадения, – начал философствовать Витька, – если они напали и начали стрелять только потому, что больше ничего делать не умеют, то какого черта они охотились на нас с Фоменко ЗДЕСЬ?
– Кто их разберет. Может, эти ваши проколы – государственная тайна.
– Но здесь-то зачем нас расстреливать? Ведь мы все в одну кучу дерьма попали. И мы отсюда выбраться не можем, и они.
– Очевидно, они – могут.
– «Янус»? – до Витьки, суда по выражению физиономии, стало доходить. – Ты полагаешь, за ними пришлют машину? Но, послушай, я-то лучше кого-либо знаю! Этой машины еще нет в природе и неизвестно, будет ли вообще!
– Что ты можешь знать…
В голосе Феликса было такое презрение к журналистике вообще и новостнику Костомарову в частности, что Витька не выдержал испытания.
– А как ты думаешь, почему мы с Машкой отправились в эту идиотскую экспедицию? – ядовито спросил он. – Вот как ты полагаешь – откуда мы там вообще взялись?
Если бы Феликс начал расспрашивать – Витька бы изложил самую суть, давая прямые и лаконичные, насколько он вообще способен быть лаконичным, ответы на вопросы. Но Феликс только пожал плечами. И аргументы посыпались, как та самая селедка с неба, о которой рассказывали хронопрокольщики…
– Ни фига себе, – произнес Феликс, когда это словесное извержение окончилось. – Вот ведь живешь себе, горя не знаешь, и вдруг как влипнешь в такую заваруху…
– Теперь понимаешь, что нужно вытаскивать Фоменко? Может быть, есть еще какие-то проколы, а он о них почему-то не сказал. Когда мы отсюда выберемся…
– Если только он жив, твой Фоменко.
Феликс крепко задумался. Потом достал из кармана своего лифчика рацию.
– Хотел бы я знать, какой у них базовый агрегат, – проворчал он. – Мы тут уже который день, а связь держится.
И нажал на кнопку.
– Ты что делаешь? – всполошился Витька.
– Я – первый, я – первый, – заговорил Феликс скучным голосом. – Прием. Я – первый, я – первый, прием…
И долбил эту нехитрую мантру, пока она не влетела в чье-то ухо и не произвела в рядах противника некоторое смятение.
– Какой, к черту, первый? – возмутился незримый, но злобный собеседник.
– Это ты, шестой? – спросил Феликс. – Сорок третий, сорок пятый, выйдите из канала, дайте шестого. Прием.
– Я – шестой! – голос помолчал, словно набираясь духу, и вдруг зачастил, срываясь и теряя всякую логику от бессильной ярости: – Что за скотство?! Где шестнадцатый?! Кто тут дурака валяет?! Пристрелю к такой-то матери! Немедленно дайте рацию шестнадцатому! Прием!
– Ого! – Феликс даже усмехнулся. – Значит, потеряли шестнадцатого? Вот и ладушки.
Витька разинул рот.
– Я первый, я – первый, – продолжал, пользуясь безнаказанностью, Феликс. – Шестой, вы хорошо меня слышите? Прием.
– Где ты, первый? – спросил, вмешиваясь в странный разговор, еще один голос.
– Хороший вопрос. Я – там, где могу вас контролировать. Мне нужен живой Фоменко. Если вы его уничтожили – пойдете под трибунал. Прием.
Витька показал большой палец. Такого блефа он еще не видывал.
– Был приказ, прием, – уже впадая в сомнение, ответил шестой. И по интонации невозможно было понять: то ли приказ уже выполнен, то ли нет.
– Приказ давно отменен, вы что, не слышали? – продолжал валять дурака с изумительно серьезной физиономией Феликс. – Мне срочно нужен Фоменко, живой или мертвый. Вы план местности составили? Прием.
– Такой, рабочий… – шестой все еще не был уверен, что говорит с невесть откуда взявшимся начальством.
– Если Фоменко жив – доставьте его в десять вечера к церкви, и я его заберу.
– В десять еще светло.
– Жив… – шепнул Феликс и поскреб ногтем по рации. – Шестой, шестой, помехи на линии. Вы что там, в овраг забрались?
– В какой овраг?
И тут связь действительно прервалась.
– Странно это, – произнес Феликс. – Допустим, Фоменко жив. Что-то я сбрехнул не так. Надо отсюда убираться.
– Как – убираться?
– А так – работающую рацию можно засечь. Запеленговать. Они выключились, когда поняли, где я нахожусь. Потом они опять появятся, но кто-то будет со мной тары-бары разводить, а остальные подойдут поближе, чтобы разглядеть оч-ч-чень внимательно. Значит – что?
– Значит, в лес?
– Дурак. Значит – ближе к дороге. Это – почтовый тракт, там днем полно народу. Они в своей камуфле не полезут на видное место. Настолько-то у них мозгов хватает.
– Можно догнать поезд! – сообразил Витька. – Они плетутся – два километра в час! Сзади и спереди – полицейские драгуны! Их тут для того держат, чтобы разбойников по тракту ловить, они опытные! И великую княгиню охранять – взяли лучших!
– Расскажешь кому, как искал спасения у полицейских драгун, – фиг поверят.
Феликс стал собираться – снял лифчик, кинул его в мешок, туда же затолкал добытый из-за стрехи сверток, сверху сунул еще какое-то имущество. Потом накинул синий мундир образца тысяча семьсот девятого года и нахлобучил останки треуголки.
– Неси, – велел Витьке. – Я первым пойду. Меня тут знают. Если дед поблизости не бродит, я тебе отмашку дам. Как нога?
– Нормально.
– Мы можем сквозь лес пробежать, а можем огородами, вдоль речки. Если они еще далеко – то успеем сквозь лес. А если близко – лучше берегом.
– Берегом.
– Правильно.
Рация дала о себе знать, когда они пробежали по тропинке, повторяющей речные изгибы, и в нужном месте собирались свернуть. До почтового тракта Москва – Санкт-Петербург оставалось минут пять бега.
– Я – шестой, я шестой, вызываю первого.
– Первый на связи, – не замедляя бега, ответил Феликс.
– Стой, где стоишь, сволочь. Еще два шага – и стреляю.
Феликс, не раздумывая, прыгнул вниз.
– Сюда! – негромко крикнул он обалдевшему Витьке.
Витька, в отличие от Феликса, приземлился не на узкой полоске серого песка, а на мелководье. Феликс уже спрятался под невысоким обрывом, и в левой руке у него был ИЖ-71.
– Прокололся, – поймав Витькин взгляд, обращенный к пистолету, сказал Феликс. – У него калибр девять. Когда брал, думал – патроны хоть на краю света достать можно, и американские годятся, и итальянские «корто», и немецкие «курц». Ну вот – нашел место, где вообще никаких патронов нет. Держи мешок. Я первым пойду. Если они не блефуют – я их почую. А ты – нет.
Они шли, пригибаясь, чтобы не выпадать из тени свисающих с обрыва кустов, то по песку, то по воде.
– Мы же от дороги удаляемся, – напомнил Витька.
– От могилы мы удаляемся.
Витька и Фоменко за то время, что болтались в окрестностях, пытаясь найти пропавших соратников, вроде неплохо изучили местность, однако у Витьки еще не было того чутья пространства, которое подсказывает правильные углы, а у Феликса оно было. Остановившись, он что-то молча сообразил и, схватившись за ивовую ветку, выметнулся из-под обрыва наверх.
– Сюда! – был короткий приказ.
Витька повиновался. И тут же Феликс задал такой темп бега, что проще оказалось вообще не дышать.
Были два почти безнадежных выстрела. Чересчур далеко ускользнули Витька с Феликсом – одна пуля вроде бы ишь коснулась рукава синего мундира, другая вообще ушла за молоком.
Тропа оборвалась – и беглецы чуть было не перескочили дорогу.
– Туда! – крикнул Феликс, махнув рукой. Бабка с корзиной шарахнулась от него и тут же с ней столкнулся Витька. Провожаемый неожиданно густой руганью он понесся за Феликсом.
Витька думал, что вот сейчас рухнет и будет лежать, но тело уже норовило поближе к земле, а ноги неслись как бы сами по себе. И Феликс впереди был как та морковка на удочке, которой заставляют шагать непослушного ишака.
Поезд великой княгини тащился где-то впереди, следовало выложиться до потери пульса – но догнать хотя бы замыкающие обоз телиги с мебелью.
Раздался еще один выстрел. Обмениваться мнениями было некогда – и дыхания на слова тоже не имелось.
Но облако пыли встало впереди и понеслось навстречу! Это полицейские драгуны услышали выстрелы и поскакали разбираться.
Феликс, чуть замедлив бег, оказался рядом с Витькой и вовремя рванул его в сторону. Оба влетели в придорожные кусты, а мимо промчался галопом маленький отряд – всадников шесть, не больше
Феликс и Витька повалились в траву. Вот теперь они были спасены. Временно – и все же…
– Ну, что они теперь скажут? – Феликс достал рацию.
– Я – первый, я – первый, вызываю шестого, – в ровном голосе было особо утонченное издевательство. – Шестой, в чем дело? Почему прервалась связь? Вы там что – в овраге сидите? Прием!
– Эй, кто ты там, – ответил голос, но это был не командир Шестой, а кто-то из подчиненных. – Мы до тебя доберемся. Прием.
– Когда у тебя в заднице вырастут тюльпаны, – витиевато пообещал Феликс.
– Я – шестой, я – шестой, вызываю первого.
Тут уж Феликс показал Витьке большой палец.
– Я – первый. Где Фоменко?
– Первый, предлагаю разойтись так: мы отдаем вам вашего Фоменко, а вы нам – ноутбук.
– Какой ноутбук?
– Тот, который был в рюкзаке у Золотухина.
– Не было у него ноутбука.
– А раз не было – то Фоменко побудет у нас. Конец связи.
– На кой черт им программа с расчетом маршрутов? – спросил сам себя Витька. – И что они в ней поймут, кретины?
– Они хотят получить ноутбук, но не отдать Фоменко, – объяснил Феликс. – Но все это голый васер. Ноутбука-то у нас все равно нет.
Несколько минут они сидели в бесплодной задумчивости.
– Слушай, Вить, а если ноутбук пролежит двести пятьдесят лет в лесу под корягой – годен он будет к употреблению? – вдруг спросил Феликс.
– Вряд ли. В него могут насекомые залезть и сожрать изоляцию, и вообще…
– Понял.
Еще немного помолчали.
– Они будут нас с этим ноутбуком доставать до самого Марселя. Ведь если он остался там – его уже могли сто раз найти, но им про это сообщить невозможно, – Феликс громко вздохнул. – Вот интересно – как они понимают свое положение? Они хоть сообразили, какой тут век?
– Никак они его не понимают, – буркнул Витька. – Им велели уничтожить экспедицию и принести ноутбук, а там – хоть трава не расти. Они все еще не просекли, что их начальство родится только через двести лет! Вот чушь собачья!
– Сам видишь, Фоменко вытащить мы не можем. Мы можем только пожелать ему удачи и двинуться к Москве, не так уж она и далеко, – распорядился Феликс. – Там пристать к какому-нибудь обозу и с ним добраться до Одессы, а из Одессы морем…
Он осекся, увидев круглые Витькины глаза.
– Историк ты долбаный, – сказал Витька. И, чтобы весомее прозвучало, покрутил грязным пальцем у виска.
Глава четвертая
Каждый защищается как умеет
Рассказчица – Наталья Олеговна Авдеева, современная худощавая и коротко стриженая женщина, на вид чуть за тридцать. Классическая дама-клерк, которых теперь тринадцать на дюжину. Разве что одета и обута лучше многих прочих. Да бриллианты в ушах – но это не всякий догадается.
С самого начала дикого рынка ей повезло – окончив брокерские курсы, как окончили их девять из десяти деловых женщин (из этих девяти восемь лишь честно считали себя деловыми и никакой заметной карьеры не сделали, более того – из восьми по меньшей мере пять трудятся продавщицами в универсамах или ездят «челноками» в Турцию), она оказалась в КОМАНДЕ.
Это была команда молодых мужиков авантюрного склада. Первую волну российского бизнеса составили лучшие представители фарцы и самые гениальные из базарных спекулянтов. Натальины приятели не были ни фарцовщикаи, ни спекулянтами, ни даже рекетирами. Они были честными авантюристами из популярного в те годы анекдота. Встречаются два мужика, один спрашивает другого – а тебе эшелон леса не нужен? Другой отвечает – беру, а тебе эшелон нефти не требуется? Да! – вопит собеседник, и оба разбегаются в разные стороны, один – искать лес, другой – искать нефть…
Очевидно, команде несколько раз чудом удалось найти в рекордные сроки лес и нефть. Появились деньги, потом каждый завел свое дело, Наталья осталась под крылом у самого обаятельного. И слепая радостная вера в КОМАНДУ жила в ней еще долго, даже слишком долго…
Слово – Наталье Олеговне Авдеевой.
____________________
Всем почему-то кажется, что если женщина стала президентом банка – то это обязательно железная леди, идет – и вся звякает. А я, кстати, читала, что даже средневековые рыцари в доспехах не звякали – все было подогнано и специальным маслом смазано.
На таких постах люди по-всякому оказываются. Я вот оказалась, потому что мне доверяли. Вот и все. Я своих не подводила. Проще оказалось отправить меня на курсы и обучить банковскому делу, чем брать профессионала и следить за ним двадцать четыре часа в сутки.
Банк по сути был создан заново под один очень крупный контракт – нужен был СВОЙ банк. Контракт благополучно отработали, а потом мой к тому времени бывший муж ввязался в эту авантюру с проектом «Янус».
Вообще когда работаешь в одной сфере с мужем, а потом от него уходишь, возникает куча проблем: все деловые знакомства – общие! Вот и вышло, что опять я – единственный человек, которому доверяют одновременно и Горохов, и Данилов, а муж – само собой, хотя еще долго будет считать меня стервой.
Все деньги фонда Карсти пошли через меня. Оборот был великолепный! Мне нужно было только помалкивать о дальнейшем продвижении денег. Проект «Янус», конечно, вещь нужная, но если деньги по дороге к стройке крутанутся разок-другой, вреда не будет. Столько лет без этого электромагнитного эксперимента жили – еще годик продержимся! Тогда мне еще не приходило в голову выяснять – для чего нужен эксперимент и какую сумасшедшую затею финансирует Красти.
Слишком поздно выяснилось, что деньги, один и другой раз обернувшись солидно и благополучно, стали отправляться на прокрутку в фирмы, нарочно созданные под этот проект. А с фирмами все очень просто – одна, получив вливание, сразу вдруг разоряется, по бумагам – комар носу не подточит, другая исчезает, как привидение – остается лишь арендованный на два месяца офис и немного брошенной мебели. Тоже ведь с бумагами все было прекрасно! А кто гарант? Кто это привидение ко мне привел? А Горохов привел! Горохов же бьет себя пяткой в грудь и клянется мамой, что его самого облапошили, стреляться впору! И позволяет мне отнять у себя пистолет – как выясняется позднее, газовый.
В общем, сгустились тучи…
А убегать мне некуда. То есть, мир-то широк, но когда у женщины двое детей – сильно не побегаешь. И куда мне с ними деваться? К тому же, все замечательные приятели, что пели дифирамбы моей надежности, а потом сделались гарантами лопнувших фирм, вряд ли захотят, чтобы я исчезла. Я опять им нужна – потому что формально за растрату денег отвечает банк, то есть – я. Зачем же я польстилась на легкую наживу и принялась их прокручивать???