Страница:
Зачем бы Авантюра понадобился инопланетянам – он даже не задумался. Он просто разглядывал этот новый для себя мир, и по его лицу расплывалась широченная улыбка.
Стоявший напротив инопланетянин, так похожий на человека и даже владеющий русским языком, смотрел на него, приоткрыв рот.
– Ку, говоришь? – спросил Авантюра. – Ку – и все пропало? А обратно – можешь?
– Могу, – ответил инопланетянин. – Просто держать – затруднительно, нужно все время помнить про чары. И энергия тоже утекает.
– А здорово было, – мечтательно произнес Авантюра. – Это что, ты все сам из головы придумал? Это море с кораблем?
– Море показать – это как раз ничего сложного, оно же плоское. И энергии на него нужно немного. А вот рога на стенке…
– Они же объемные! – заорал Ромка. – Понял! Слушай, мне тут еще одна объемная штука нужна. Унитаз называется.
– Унитаз? – инопланетянин задумался и вдруг догадался. – А что, его разве не было?
– Все обшарил – ни хрена.
– Это Иланиэль. Это ее работа…
– Не твоя, что ли?
– Она выстроила, мне ключ передала, а сама…
– Ключ?
– Велела поддерживать чары, – объяснил инопланетянин. – Только чары навела оперативные, недолгие. А сама – у вас, внизу. Что-то она там не доделала. А тут чары навесила, а про этот… унитаз, видно, забыла.
Тут вдали загремел голос. То, что он выкликал, для Авантюриного уха было невнятно, зато его собеседник повернулся и выслушал нотацию в глубоком поклоне, стоя при этом задом к Ромке.
Авантюра несколько раз уловил слова «Элберет Иланиэль», а также «Гилдор Инглорион».
Когда незримый голос отзвучал, инопланетянин повернулся к Авантюре. И отвесил ему еще более низкий поклон.
– Все, что ты видишь здесь, – к твоим услугам, – чуть ли не пропел он. – И я, Гилдор из ветви Инглорион, рад буду исполнить любую твою просьбу, повелевай.
– Унитаз, – коротко повелел Ромка. – А потом – душ и штаны.
– Пойдем, – сказал Гилдор. – Я понял, чего ты хочешь. И понял я также, для чего мне велели держать чары в этом отсеке. Все это – только ради тебя.
– Что – ради меня?
– Видимость. Иланиэль накинула чары визуализации.
– Какой еще визуализации?
– Это надо по справочнику посмотреть, визуализация бывает двух типов, а типы делятся на семь категорий…
Гилдор повел Ромку по железному коридору, попутно объясняя, что и помещение с незримыми потолками, и галерея имеются целиком и полностью в какой-то книжке, чтобы можно было накинуть чары разом, а не создавать по отдельности полог над кроватью, вид из окна и ковер на полу.
– Хорошая книжка, – одобрил Ромка. – Только зачем это вообще было надо?
– Ради красоты, – удивленно ответил Гилдор. – Она хотела, чтобы ты проснулся в прекрасном мире.
И Ромка задумался.
Мир, по его разумению, и без того был прекрасен.
– Пришли, – Гилдор распахнул дверь, и Ромка уже не слишком удивился, увидев в помещении три на четыре метра лесную полянку с папоротниками.
– А это какие чары?
– Постоянные. Их техника сама держит. Ну, давай, я за дверью подожду.
Ромка поскреб в затылке – и запутался пальцами. Он дернул то, что показалось ему странным, ощутил боль, и тогда только аккуратно ощупал собственную голову. За ночь у него выросла кудрявая грива, сзади – подлиннее, спереди – покороче.
Ромка, уже не веря рукам своим, высунулся в железный коридор.
– Гилдор! Что это на мне?!
– Волосы.
– Убери.
– Как?
– Сними чары, блин!
– Это не чары, – печально ответил Гилдор. – Это настоящие волосы. Принцесса Иланиэль вырастила. Она умеет. Она еще и не то умеет. А что, не нравится?
– Не по-пацански это, – пасмурно отрубил Ромка. – А что, у вас нормального сортира нет? Так и ходите под кустик?
– Мы же лесной народ.
Но, видно, Гилдору Инглориону крепко нагорело за неправильное обращение с Авантюрой. Он вошел в помещение, отыскал в стене хорошо замаскированный разъем и вогнал туда штырь, проводок от которого вытянул из особого нагрудного кармана своего комбинезона. Из другого кармана вынул палочку с кристаллом на конце, тоже на проводке, и нацелил ее на раскидистый папоротник. Кристалл замерцал, испустил луч, и папоротник опал, а на том месте, где он торчал, образовалась округлая белая горка и стала расти.
– Тебя белый устроит? – спросил Гилдор. – А то с цветом мороки много.
– Это уж точно, – согласился Ромка. Когда Горыныч обустраивал ему дом, то дважды заставлял мастеров менять там сантехнику – никак она не хотела соответствовать дорогой итальянской плитке на стенках и на полу.
Вскоре требуемый предмет встал перед Авантюрой во всей красе.
– Только руками не трогай, – предупредил Гилдор. – Визуализация этого не любит. И давай быстрее. Я срок поставил – две минуты.
– Понял.
Ромка за свою бурную жизнь успел посмотреть немало фильмов и прочитать довольно много книг. Такой у него был пунктик – набивать голову всякими выдумками. Горыныч – тот другой бжик имел. Будучи леший знает когда простым шоферюгой, вынужденным по три-четыре часа сидеть в кабине без дела, он по природной практичности выучился вязать спицами. И до сих пор то шапочку затеет, то шарфик длиной в три метра. Было ему страшно любопытно связать свитер из медвежьей шерсти, но мишка, живущий в сторожах на вилле, постричь себя не позволил.
Так что ответив «понял», Ромка не соврал. Где-то в глубинах памяти валялось немало информации и о лесном народе, и о чарах. Только кто же знал, что она однажды пригодится?
Когда Ромка вышел, Гилдор спросил, какую одежду он предпочитает. Если визуализацию – то без проблем. Никто и не поймет, что Авантюра совсем раздет. А если реальную – нужно идти на склад.
– Где склад? – спросил Ромка.
– В хвостовой части, между энергоблоком и теплицами. Слушай, давай лучше визуализацию! Клянусь Гил-Гэладом, будет не хуже настоящего комбинезона!
Авантюра задумался.
– А что, далеко идти?
– Да нет, не то чтобы далеко… Но лучше туда не ходить.
– Ага-а… – протянул Авантюра. – Ты вспомнил – там есть что-то такое, чего мне лучше не видеть. Ну, ладно. Давай свою визуализацию. Как ты это делаешь? Сперва трусы визуализируешь, потом носки?
– Очень просто. Я же объяснял – у нас есть типовые визуализации. Я знаю коды наизусть, ну как ты – телефонные номера, – напомнил Гилдор. – Есть большие типовые, они в сборнике, вроде той галереи с видом на болото. А если какая-то сложная, авторская, то все – вручную, как раньше накидывали чары. Ведь каждый маг имел свои. Скажем, самое элементарное – иллюзия пищи. Кто-то делает объемно, с тенью даже, но без запаха. А кто-то – рельефом, но без незримой стороны, зато запах прямо с ног сшибает.
– А съесть все равно нельзя?
– Нет, почему же. Можно. Даже сыт будешь ненадолго, если поверх визуализации накинуты чары сытости. Но это, опять же, не каждый делал. А у нас коды, в которые входит все – и объем, и сытость. Чего самому выстраивать и мучаться, если есть код и энергия?
Ромка сделал вид, будто последнего слова вовсе не слышал.
– А теплицы тогда зачем?
– Надо же и на самом деле чем-то питаться. На визуализациях долго не продержишься, особенно если знаешь, что это – чары.
Ромка еще поспрашивал, поудивлялся, велел сделать себе комбинезон, но – помедленнее, и внимательно изучил процесс опутывания тела какой-то мерцающей решеткой и нарастания на решетке цветных бисеринок, сливающихся постепенно в ровную поверхность. Сила чар оказалась столь велика, что не только ощутилась на теле ткань, но даже под рукой – холодок заклепок, даже ступнями – тяжесть башмаков.
Гилдор Инглорион, очень довольный, что пленник интересуется всякой общеизвестной ерундой, отвечал охотно, и, сам того не разумея, много чего сказал про расположение всяких помещений на корабле.
Авантюра был прозван Авантюрой отнюдь не потому, что был дураком непроходимым. Дурака прозвали бы как-нибудь иначе. А Ромка, когда надо, включал скоростную сообразительность. Она, кстати, и была одной из причин его чудачеств. Он все понимал быстро – и ему было скучно ждать, пока переварят информацию и примут решение коллеги по ремеслу.
Именно поэтому Гилдор Инглорион опомнился, только когда Ромки за его спиной не оказалось. Вообще. Даже шума шагов – и того не было.
Ромка не умел напускать чары. Но двигаться бесшумно он умел. Жизнь научила!
– Так, кроссовки.
Посмотрел на садовника.
– Тоже кроссовки. Ну, вы, чего встали? Живенько сюда!
Это относилось к кухарке и горничной. У тех давно уже кончилось дыхание, и они приходили в себя от собственного визга, причем горничная, на вид бывшая помоложе, очухивалась мучительнее, чем более опытная по вокальной части повариха.
Женщины сделали несколько шагов к крыльцу.
– Шлепанцы бабьего размера, – определил Горыныч и посмотрел на собственную обувь.
Обувь была – зашибись. Туфли ручной работы, одни такие на весь город.
Горыныч перевел взгляд на женщин.
– Ближе подойдите. Ну? Так, в колготках… Шлепанцев своих дурацких не теряли? Нет?… – и тут Горыныч заорал так, что второй хряк, преспокойно разорявший газон, подскочил на месте и кинулся спасаться в кусты. – Так какая же сука вот это оставила?!?
Возле самых дверей, в которые ломился первый, проявивший интеллект, хряк, были следы босых ног.
Эти ноги, прежде чем взойти на прекрасный итальянский мрамор, где-то прогулялись по чернозему, возможно, влезли еще и в грязную лужу, потому следы вышли отменно сочные и четкие. Пористость мрамора тому способствовала.
Максимыч, сидевший у самых следов и тыкавший в них пальцем, тяжело дышал. Он был реалист до мозга костей, и сейчас в нем происходила трудная и, увы, безнадежная внутренняя работа: он пытался дать следам разумное объяснение.
Ноги широкие, растоптанные, размер примерно сорок третий… мужик, стало быть… Может, тот, кто второго хряка пригнал?.. Авантюра?!? Так чего ж он, подлец, босиком шастает? Что это за новые приколы?..
– Чего замолчал, Максимыч? – кончив орать, обратился бывший рекетир к начальнику Авантюриной охраны.
– Допросить надо. Откуда вторая свинья взялась, – тихо, но твердо сказал тот. – Кто ее доставил.
И коротко изложил свою гипотезу.
– Авантюра?.. – Горыныч задумался, вспомнил, как соратник слонялся в кришнаитском образе по улицам, ударяя в бубен и исполняя песнопения, и понял – этот может пройтись по городу босиком…
Но какого хрена? Он что, не мог опять нанять автокран? В чем тут прикол?
– Действуй, – велел Горыныч. – А вы – чтоб все, как на духу. Поняли? Сашка, вали сюда, открывай блокнот, пиши протокол!
Руководитель пресс-службы забыл уже, как этот самый блокнот выглядит, он пользовался диктофоном и ноутбуком. Горыныч усадил его с этим самым ноутбуком прямо на ступеньки, и час спустя стало ясно, что ничего тут не ясно.
Ворота запирались, на ночь ставилась сигнализация, это подтвердил каждый член обслуги по отдельности. Первый хряк, десантированный Авантюрой, все эти три дня рылся на клумбах и на газоне, его даже подкармливали, чтобы вещественное доказательство не натворило чего похуже. На крыльцо он не лазил, а сообразил, где черный ход, туда и приходил поклянчить чего вкусненького. Второй хряк был обнаружен утром, когда садовник вышел потрудиться. Сигнализация все еще была включена, ворота и калитка – заперты. Хряк ошалело слонялся вдоль стены. Садовник крикнул прочей обслуге, и кухарка вышла через черный ход, а горничная – через парадное крыльцо. Тут эта сволочь и ломанулась…
– А сам когда пропал? – спросил Горыныч.
Прислуга переглянулась. Точного времени назвать никто не мог, пропажу обнаружили утром же, когда он не явился на важное совещание. Судя по всему, дома «известное в городе имя» не ночевало.
– Ну, так. Я к хозяйке пошел, – сообщил Горыныч и отправился будить юное, прелестное и совершенно безмозглое создание, супругу хозяина особняка.
Хозяйка, кстати говоря, была из тех девиц, которых Авантюра года полтора назад собрал в своем скандальном «модельном агентстве». Поэтому Горыныч ее и знал. Он хотел всего-навсего выяснить, была ли у «известного в городе имени» привычка бегать налево.
Но стоило ему донести суть своего вопроса до заспанной красавицы, на дворе послышались крики.
Горыныч выглянул в окно и увидел, что обслуга сгрудилась у стены, причем все так нагнулись, что Горыныч сверху видел лишь спины да зады. Наконец садовник выпрямился.
В руках у него была пара мужских туфель. Изгвазданных, но если отмыть – не хуже тех, в которых щеголял Горыныч. Горничная признала их – это были хозяйские парадные.
Тогда Горыныч, выйдя на балкон, возглавил поиски. И очень скоро в декоративных зарослях отыскался хозяйский дипломат. Неподалеку лежала мобилка. Еще подальше нашли неимоверно грязный пиджак…
Похоже было, что «известное в городе имя» тупо ломилось сквозь заросли, зачем-то на ходу раздеваясь.
А вот последняя находка была уж совсем неожиданной.
Горынычу принесли легчайшую накидку с бахромой, удивительного лазоревого цвета. Такие накидки недавно вошли в моду, их полагалось надевать к сильно декольтированным вечерним платьям, а эта – словно из мастерской какого-то светила мировой моды выпорхнула, так была изысканно очаровательна. Горыныч понюхал ее – и замер, совсем обалдев.
Запах был из тех, что цепляют слабую мужскую душу и тянут ее на крючочке незнамо куда, освобождая по дороге от лишних мыслей.
Горыныч принюхался – и пошел, и пошел…
Напрасно хватал его за плечо начальник охраны – Горыныч отмахнулся, как от младенца. Напрасно звали в шесть голосов, напрасно даже звонили ему на мобилку.
Он ничего не слышал.
– Ага! Магия! – вопил Авантюра. – Ща я вашу магию!
И хохотал.
Но кроме воплей, он ничего не затевал. И в самом деле, нажмешь на какую-нибудь крутую кнопку – и гикнешься на фиг…
Он только изучал технику со всех сторон, имея в качестве ориентира двигатель внутреннего сгорания из собственного джипа. Эту хреновину он видел неоднократно – автомеханик Полищук всякий раз подводил его к разверстым джиповым внутренностям, тыкал пальцем в нутро и говорил слова, которые были хуже матерных, потому что матерные хоть понять можно.
В дверь ударили – не то чтобы тараном, но увесисто.
– С тобой говорит вахтенный капитан корабля, – услышал Ромка. – Подойди ближе к пульту, там микрофон.
– Капитан – а дальше?
– Элианд Среброцвет.
– Роман Авантюра, – со своей стороны, представился Ромка. – Мои условия: доставить меня на землю, а за моральный ущерб – по куску за сутки.
– Ты хочешь сказать, что понес моральный ущерб? – осведомился капитан.
– А то! Так вот, для начала я отключу подачу энергии по всему кораблю! Вот, кажется, уже отключил! – выдал Авантюра вполне понятный в его положении блеф. И нажал на кнопку, рядом с которой была наклейка – картинка с фонариком. Фонарик этот держал над головой смешной длиннобородый гном, так что вряд ли кнопка была связана с чем-то серьезным.
Тут же освещение в энергоблоке изменилось – длинные лампы голубого света погасли, зато включились круглые розовые. А из коридора Ромка услышал шум неимоверный. Казалось, весь экипаж, собравшись за дверью, переругался насмерть. Во всей суматохе он неоднократно выловил знакомые слова «Элберет Иланиэль».
Шум стих.
– Эй, Роман Авантюра! – позвал капитан. – Что ты называешь куском?
– Тысячу зеленых, – объяснил Ромка.
– Ты… Тысячу? – в капитанском голосе был священный ужас. – Где же мы ее тебе возьмем? И что ты с ней будешь делать?
– Что буду делать – это моя проблема. А где вы их возьмете – ваша! – отрубил Ромка и сосредоточился, пытаясь выловить из общего галдежа за дверью что-то конструктивное. Надо полагать, сумма насмерть перепугала экипаж корабля, а почему – Ромка не мог взять в толк.
– А если не будет компенсации морального ущерба – все тут разнесу к чертовой бабушке! – закричал он. – Весь энергоблок!
И, подобрав с пола какую-то железяку, запустил ею в стенку – для грохота.
В коридоре стало очень тихо. Ромка отчаянно прислушивался, но экипаж, похоже, совещался шепотом.
А потом экипаж запел.
Это была песня однообразная, но исполненная внутренней силы, и напряжение в ней все нарастало и нарастало, пока не сделалось совсем пронзительным, так что Авантюре пришлось зажать уши.
Воздух в энергоблоке задрожал и заискрился. Ромку сжало в ком и даже сплюснуло. Тут уж было не до смеха.
А потом металлическая дверь сама собой вдавилась вовнутрь и рухнула в помещение энергоблока.
Тут же дрожь и искры прекратились, настала полная тишина. Ромка в ожидании, что сейчас сюда прыгнут бойцы брать его живьем, изготовился к бою. Но никто не прыгал, не орал, пытаясь деморализовать захватчика, из коридора вообще не доносилось ни звука.
Ромка на цыпочках подкрался к дверному проему и очень осторожно выглянул.
В коридоре было темно. Он освещался только теми розовыми лампами, что горели в энергоблоке. И в этом слабом свете Ромка увидел, что весь пол устлан телами. Экипаж как стоял – так и повалился, весь, без исключения, и в основном – лицом вниз.
– Эй, вы чего? – спросил Ромка. – Вы это… вставайте, что ли?..
Не просто молчание, а гробовое молчание было ему ответом.
– Ну, попал… – прошептал он. Его прошибла дрожь.
И в самом деле – он остался один живой на космическом корабле с мертвым экипажем. И летел неизвестно куда. И не знал, где тут теплая одежда и продовольствие.
Если вдуматься – ничего хорошего…
Ароматы духов тоже его не интересовали. Ну, надо же бабам на что-то деньги тратить, – примерно так думал он, – ну, пусть французский «Шанель» покупают, а не наркоту.
И того, что он, как пес на поводке, пошел за тонюсеньким запахом, Горыныч сперва сам не понял. Ему казалось, будто он что-то вспомнил и должен спешить, а куда спешить – он даже не задумался.
Он торопливо шел по улице отвыкшими от ходьбы ногами – коренастый мужичок, нос – картошкой, коротко стриженая голова – шишковатая, и вообше внешность взывает о густой бороде, чтобы скрыть заметную асимметричность физиономии.
Многие здоровались. Он их не замечал. Он был озабочен – ловил ускользающую мысль. Так бывает, когда забудешь, казалось бы, общеизвестное слово.
След запаха завернул за угол, пересек сквер, а потом – улицу в неположенном месте. Горыныч – тоже. Гудки машин несколько озадачили его – он не понял, чего бы ради.
Запах, угнездившись в голове серебристой змейкой, свернулся там, обжился – и понял Горыныч, что ничего более прекрасного на свете нет.
А насчет прекрасного этот мужичок был далеко не овощ. На охраняемой медведем вилле висели подлинники Куинджи, Бакста, Добужинского, и не наемным дизайнером подсунутые, а выбранные самолично и купленные на аукционах.
Равным образом он знал откуда-то разницу между бриллиантом, стразом и фианитом, да и прочие изумруды с сапфирами и рубины с бериллами сами, без принуждения, признавались ему в своей подлинности, достоинствах и недостатках.
Ниточка окрепла, змейка зашевелилась…
Горыныч, прошагав пешком чуть ли не полгорода (о том, что за ним, выдерживая минимальную скорость и тормозя во всяких неожиданных местах, едет встревоженный руководитель Авантюриной пресс-службы, он не знал), вошел в панельную пятиэтажку, поднялся на четвертый этаж и увидел чуть приоткрытую дверь. За нее и уводил запах.
Он вошел и обнаружил такое зрелище.
В небогато обставленной и неубранной комнате, полуприкрытая пледом, лежала на тахте большая розовая свинья. Она спала. А у окна стояла тоненькая, стройная, фантастической красоты девочка. Ее золотые волосы кудрявились и светились, так что вокруг головы дрожал легкий ореол.
Девочка держала обеими руками большой шар, похоже – хрустальный, и не просто держала, а разговаривала с ним.
– Наин, наин, Иланиэль-те! – услышал Горыныч. – Элел-ранна ансенел туи? Наин, наин, Иланиэль веанна! Веанна лум Иланиэль би Элианд Митриделлан! Веанна лум Иланиэль Инглорион деанел! Эла, эла, кавуи дамбан?
Это не был ни один из знакомых Горынычу языков, даже на китайский и то не смахивал. Но так безупресно красива была девочка, такое сияние шло от ее бледно-золотистых кудрей, схваченных серебряным обручем с большим зеленым камнем посередке, что перевода не потребовалось. Словно бы внутри Горыныча проснулось и распустилось еще одно, не положенное по физиологии, знающее древние наречия ухо.
– Борт, борт, я – Иланиэль! – прозвучал в голове мгновенный перевод. – Почему никто не отвечает? Борт, борт! Вызывает Иланиэль! Иланиэль вызывает Элианда Среброцвета! Иланиэль вызывает ветвь Инглориона! Да что же это такое?!.
– Эла рианна? – неожиданно для себя спросил Горыныч.
Девочка повернулась к нему.
Она не ожидала увидеть в комнате постороннего. Не ожидала также, что посторонний – невысокий мужичок средних лет и страшноватой внешности. А потом, прижав одной рукой шар к груди, второй она выхватила из поясных ножен палочку с кристаллом на конце. Кристалл, нацеленный в грудь Горынычу, слабо засветился.
– Тай дианай! Самеанай! Эаренал ку!
Горыныч, схлопотав крепкий тычок прямо в солнечное сплетение, отлетел и затормозил спиной о дверной косяк.
Тут же на пороге возник руководитель Авантюриной пресс-службы.
Видя, что Горыныч медленно сползает на пол, руководитель одной рукой подхватил его, а другой – поднес к устам мобилку.
– Полундра! – заорал он в микрофон. – Максимыч, всех сюда! На Вторую Красноармейскую!
Руководитель был молод, но сообразителен. Он понимал, какая суматоха начнется, если кто-то, свой или залетный, причинит вред самому Горынычу.
– Миданна ку… эаруале-би… отставить, на хрен… – распорядился Горыныч. – Тай леанна… выруби технику…
А потом на коленях, прижимая к груди полупрозрачную накидку, пополз к девочке.
– Тинувиэль…
С этим словом на устах и повалился у ее стройных, затянутых в лазоревые лосины и узкие сапожки с отворотами, ножек.
Руководитель пресс-службы уставился на девчонку, с виду – пятнадцатилетнюю соплюху, с прижатым к груди хрустальным шаром и палочкой в правой руке. Соплюха же стояла, разинув рот, и слова выговорить не могла. Ни на каком языке!
И тут шар ожил.
– Эй, есть кто живой?! – раздался знакомый, чуть картавый голос. – Мужики! Братаны! Вытащите меня отсюда!
Руководитель пресс-службы заметался по комнате, не понимая, где же тут спрятан Авантюра. Девочка же ахнула и подняла шар на вытянутых руках.
– Эстель Лаудорит! Наин-дей есси-дей элерандасса! – и, поняв, что Ромка этого наречия не разумеет, перешла на русский, – Надежда мечты моей, что там на борту, почему ты так испуган?
– Все померли, я один остался! – заорал в ответ временно незримый Ромка. – Лечу куда-то к долбанной матери!
Тут руководитель пресс-службы сообразил, что голос идет из шара. Он выхватил у девочки это странное устройство и увидел в его глубине, посреди круглого зеленого пятна, физиономию Авантюры.
– Сашка! Ну, хоть кто-то! – заголосил Авантюра. – Звони Горынычу, ставь всех на уши! Меня инопланетяне похитили! Я тут один, они все померли! Пусть с фэ-эс-бе свяжется, у него там какой-то кореш был! Пусть ракету-перехватчика высылают!
– Инопланетяне? – начав просекать ситуацию, руководитель пресс-службы повернулся к девочке. – Вот эта, что ли, инопланетянка?
– Не вижу! Поверни палантир, еще, еще… так! Наверно! Тут, на борту все такие, с патлами! Сашка, придержи ее, пока Горыныч приедет!
Горыныч, услышав знакомый голос, приподнялся на локте.
– Тинувиэль… – произнес он. – Ну, так. Кончай базар. Сашка, давай сюда шар.
Все в городе знали – если за дело берется Горыныч, толк будет. Поэтому пуководитель пресс-службы положил шар на пол, подле локтя Горыныча.
Авантюра с надеждой уставился на щекастую физиономию.
– Никаких тебе фэ-эс-бе, – сказал Горыныч. – Кто ее пальцем тронет, того асфальтовым катком раскатаю.
– Ага, – ответил Ромка. Он знал, что у хозяйственного Горыныча после прокладки персональной шоссейки к загородной вилле как раз каток и остался на всякий пожарный случай, стоит в сарае и ждет своего часа.
Девочка, опомнившись, подхватила с пола хрустальный шар и заворковала что-то вдохновенное.
– Ну не понимаю же! – взвыл Ромка. – Что мне теперь делать в этом морге?
– Ты возле энергоблока, надежда моей мечты? – спросила девочка. – Иди по коридору в сторону рубки…
Стоявший напротив инопланетянин, так похожий на человека и даже владеющий русским языком, смотрел на него, приоткрыв рот.
– Ку, говоришь? – спросил Авантюра. – Ку – и все пропало? А обратно – можешь?
– Могу, – ответил инопланетянин. – Просто держать – затруднительно, нужно все время помнить про чары. И энергия тоже утекает.
– А здорово было, – мечтательно произнес Авантюра. – Это что, ты все сам из головы придумал? Это море с кораблем?
– Море показать – это как раз ничего сложного, оно же плоское. И энергии на него нужно немного. А вот рога на стенке…
– Они же объемные! – заорал Ромка. – Понял! Слушай, мне тут еще одна объемная штука нужна. Унитаз называется.
– Унитаз? – инопланетянин задумался и вдруг догадался. – А что, его разве не было?
– Все обшарил – ни хрена.
– Это Иланиэль. Это ее работа…
– Не твоя, что ли?
– Она выстроила, мне ключ передала, а сама…
– Ключ?
– Велела поддерживать чары, – объяснил инопланетянин. – Только чары навела оперативные, недолгие. А сама – у вас, внизу. Что-то она там не доделала. А тут чары навесила, а про этот… унитаз, видно, забыла.
Тут вдали загремел голос. То, что он выкликал, для Авантюриного уха было невнятно, зато его собеседник повернулся и выслушал нотацию в глубоком поклоне, стоя при этом задом к Ромке.
Авантюра несколько раз уловил слова «Элберет Иланиэль», а также «Гилдор Инглорион».
Когда незримый голос отзвучал, инопланетянин повернулся к Авантюре. И отвесил ему еще более низкий поклон.
– Все, что ты видишь здесь, – к твоим услугам, – чуть ли не пропел он. – И я, Гилдор из ветви Инглорион, рад буду исполнить любую твою просьбу, повелевай.
– Унитаз, – коротко повелел Ромка. – А потом – душ и штаны.
– Пойдем, – сказал Гилдор. – Я понял, чего ты хочешь. И понял я также, для чего мне велели держать чары в этом отсеке. Все это – только ради тебя.
– Что – ради меня?
– Видимость. Иланиэль накинула чары визуализации.
– Какой еще визуализации?
– Это надо по справочнику посмотреть, визуализация бывает двух типов, а типы делятся на семь категорий…
Гилдор повел Ромку по железному коридору, попутно объясняя, что и помещение с незримыми потолками, и галерея имеются целиком и полностью в какой-то книжке, чтобы можно было накинуть чары разом, а не создавать по отдельности полог над кроватью, вид из окна и ковер на полу.
– Хорошая книжка, – одобрил Ромка. – Только зачем это вообще было надо?
– Ради красоты, – удивленно ответил Гилдор. – Она хотела, чтобы ты проснулся в прекрасном мире.
И Ромка задумался.
Мир, по его разумению, и без того был прекрасен.
– Пришли, – Гилдор распахнул дверь, и Ромка уже не слишком удивился, увидев в помещении три на четыре метра лесную полянку с папоротниками.
– А это какие чары?
– Постоянные. Их техника сама держит. Ну, давай, я за дверью подожду.
Ромка поскреб в затылке – и запутался пальцами. Он дернул то, что показалось ему странным, ощутил боль, и тогда только аккуратно ощупал собственную голову. За ночь у него выросла кудрявая грива, сзади – подлиннее, спереди – покороче.
Ромка, уже не веря рукам своим, высунулся в железный коридор.
– Гилдор! Что это на мне?!
– Волосы.
– Убери.
– Как?
– Сними чары, блин!
– Это не чары, – печально ответил Гилдор. – Это настоящие волосы. Принцесса Иланиэль вырастила. Она умеет. Она еще и не то умеет. А что, не нравится?
– Не по-пацански это, – пасмурно отрубил Ромка. – А что, у вас нормального сортира нет? Так и ходите под кустик?
– Мы же лесной народ.
Но, видно, Гилдору Инглориону крепко нагорело за неправильное обращение с Авантюрой. Он вошел в помещение, отыскал в стене хорошо замаскированный разъем и вогнал туда штырь, проводок от которого вытянул из особого нагрудного кармана своего комбинезона. Из другого кармана вынул палочку с кристаллом на конце, тоже на проводке, и нацелил ее на раскидистый папоротник. Кристалл замерцал, испустил луч, и папоротник опал, а на том месте, где он торчал, образовалась округлая белая горка и стала расти.
– Тебя белый устроит? – спросил Гилдор. – А то с цветом мороки много.
– Это уж точно, – согласился Ромка. Когда Горыныч обустраивал ему дом, то дважды заставлял мастеров менять там сантехнику – никак она не хотела соответствовать дорогой итальянской плитке на стенках и на полу.
Вскоре требуемый предмет встал перед Авантюрой во всей красе.
– Только руками не трогай, – предупредил Гилдор. – Визуализация этого не любит. И давай быстрее. Я срок поставил – две минуты.
– Понял.
Ромка за свою бурную жизнь успел посмотреть немало фильмов и прочитать довольно много книг. Такой у него был пунктик – набивать голову всякими выдумками. Горыныч – тот другой бжик имел. Будучи леший знает когда простым шоферюгой, вынужденным по три-четыре часа сидеть в кабине без дела, он по природной практичности выучился вязать спицами. И до сих пор то шапочку затеет, то шарфик длиной в три метра. Было ему страшно любопытно связать свитер из медвежьей шерсти, но мишка, живущий в сторожах на вилле, постричь себя не позволил.
Так что ответив «понял», Ромка не соврал. Где-то в глубинах памяти валялось немало информации и о лесном народе, и о чарах. Только кто же знал, что она однажды пригодится?
Когда Ромка вышел, Гилдор спросил, какую одежду он предпочитает. Если визуализацию – то без проблем. Никто и не поймет, что Авантюра совсем раздет. А если реальную – нужно идти на склад.
– Где склад? – спросил Ромка.
– В хвостовой части, между энергоблоком и теплицами. Слушай, давай лучше визуализацию! Клянусь Гил-Гэладом, будет не хуже настоящего комбинезона!
Авантюра задумался.
– А что, далеко идти?
– Да нет, не то чтобы далеко… Но лучше туда не ходить.
– Ага-а… – протянул Авантюра. – Ты вспомнил – там есть что-то такое, чего мне лучше не видеть. Ну, ладно. Давай свою визуализацию. Как ты это делаешь? Сперва трусы визуализируешь, потом носки?
– Очень просто. Я же объяснял – у нас есть типовые визуализации. Я знаю коды наизусть, ну как ты – телефонные номера, – напомнил Гилдор. – Есть большие типовые, они в сборнике, вроде той галереи с видом на болото. А если какая-то сложная, авторская, то все – вручную, как раньше накидывали чары. Ведь каждый маг имел свои. Скажем, самое элементарное – иллюзия пищи. Кто-то делает объемно, с тенью даже, но без запаха. А кто-то – рельефом, но без незримой стороны, зато запах прямо с ног сшибает.
– А съесть все равно нельзя?
– Нет, почему же. Можно. Даже сыт будешь ненадолго, если поверх визуализации накинуты чары сытости. Но это, опять же, не каждый делал. А у нас коды, в которые входит все – и объем, и сытость. Чего самому выстраивать и мучаться, если есть код и энергия?
Ромка сделал вид, будто последнего слова вовсе не слышал.
– А теплицы тогда зачем?
– Надо же и на самом деле чем-то питаться. На визуализациях долго не продержишься, особенно если знаешь, что это – чары.
Ромка еще поспрашивал, поудивлялся, велел сделать себе комбинезон, но – помедленнее, и внимательно изучил процесс опутывания тела какой-то мерцающей решеткой и нарастания на решетке цветных бисеринок, сливающихся постепенно в ровную поверхность. Сила чар оказалась столь велика, что не только ощутилась на теле ткань, но даже под рукой – холодок заклепок, даже ступнями – тяжесть башмаков.
Гилдор Инглорион, очень довольный, что пленник интересуется всякой общеизвестной ерундой, отвечал охотно, и, сам того не разумея, много чего сказал про расположение всяких помещений на корабле.
Авантюра был прозван Авантюрой отнюдь не потому, что был дураком непроходимым. Дурака прозвали бы как-нибудь иначе. А Ромка, когда надо, включал скоростную сообразительность. Она, кстати, и была одной из причин его чудачеств. Он все понимал быстро – и ему было скучно ждать, пока переварят информацию и примут решение коллеги по ремеслу.
Именно поэтому Гилдор Инглорион опомнился, только когда Ромки за его спиной не оказалось. Вообще. Даже шума шагов – и того не было.
Ромка не умел напускать чары. Но двигаться бесшумно он умел. Жизнь научила!
* * *
Горыныч внимательно осмотрел следы на мраморе. Потом перевел взгляд на ноги шофера.– Так, кроссовки.
Посмотрел на садовника.
– Тоже кроссовки. Ну, вы, чего встали? Живенько сюда!
Это относилось к кухарке и горничной. У тех давно уже кончилось дыхание, и они приходили в себя от собственного визга, причем горничная, на вид бывшая помоложе, очухивалась мучительнее, чем более опытная по вокальной части повариха.
Женщины сделали несколько шагов к крыльцу.
– Шлепанцы бабьего размера, – определил Горыныч и посмотрел на собственную обувь.
Обувь была – зашибись. Туфли ручной работы, одни такие на весь город.
Горыныч перевел взгляд на женщин.
– Ближе подойдите. Ну? Так, в колготках… Шлепанцев своих дурацких не теряли? Нет?… – и тут Горыныч заорал так, что второй хряк, преспокойно разорявший газон, подскочил на месте и кинулся спасаться в кусты. – Так какая же сука вот это оставила?!?
Возле самых дверей, в которые ломился первый, проявивший интеллект, хряк, были следы босых ног.
Эти ноги, прежде чем взойти на прекрасный итальянский мрамор, где-то прогулялись по чернозему, возможно, влезли еще и в грязную лужу, потому следы вышли отменно сочные и четкие. Пористость мрамора тому способствовала.
Максимыч, сидевший у самых следов и тыкавший в них пальцем, тяжело дышал. Он был реалист до мозга костей, и сейчас в нем происходила трудная и, увы, безнадежная внутренняя работа: он пытался дать следам разумное объяснение.
Ноги широкие, растоптанные, размер примерно сорок третий… мужик, стало быть… Может, тот, кто второго хряка пригнал?.. Авантюра?!? Так чего ж он, подлец, босиком шастает? Что это за новые приколы?..
– Чего замолчал, Максимыч? – кончив орать, обратился бывший рекетир к начальнику Авантюриной охраны.
– Допросить надо. Откуда вторая свинья взялась, – тихо, но твердо сказал тот. – Кто ее доставил.
И коротко изложил свою гипотезу.
– Авантюра?.. – Горыныч задумался, вспомнил, как соратник слонялся в кришнаитском образе по улицам, ударяя в бубен и исполняя песнопения, и понял – этот может пройтись по городу босиком…
Но какого хрена? Он что, не мог опять нанять автокран? В чем тут прикол?
– Действуй, – велел Горыныч. – А вы – чтоб все, как на духу. Поняли? Сашка, вали сюда, открывай блокнот, пиши протокол!
Руководитель пресс-службы забыл уже, как этот самый блокнот выглядит, он пользовался диктофоном и ноутбуком. Горыныч усадил его с этим самым ноутбуком прямо на ступеньки, и час спустя стало ясно, что ничего тут не ясно.
Ворота запирались, на ночь ставилась сигнализация, это подтвердил каждый член обслуги по отдельности. Первый хряк, десантированный Авантюрой, все эти три дня рылся на клумбах и на газоне, его даже подкармливали, чтобы вещественное доказательство не натворило чего похуже. На крыльцо он не лазил, а сообразил, где черный ход, туда и приходил поклянчить чего вкусненького. Второй хряк был обнаружен утром, когда садовник вышел потрудиться. Сигнализация все еще была включена, ворота и калитка – заперты. Хряк ошалело слонялся вдоль стены. Садовник крикнул прочей обслуге, и кухарка вышла через черный ход, а горничная – через парадное крыльцо. Тут эта сволочь и ломанулась…
– А сам когда пропал? – спросил Горыныч.
Прислуга переглянулась. Точного времени назвать никто не мог, пропажу обнаружили утром же, когда он не явился на важное совещание. Судя по всему, дома «известное в городе имя» не ночевало.
– Ну, так. Я к хозяйке пошел, – сообщил Горыныч и отправился будить юное, прелестное и совершенно безмозглое создание, супругу хозяина особняка.
Хозяйка, кстати говоря, была из тех девиц, которых Авантюра года полтора назад собрал в своем скандальном «модельном агентстве». Поэтому Горыныч ее и знал. Он хотел всего-навсего выяснить, была ли у «известного в городе имени» привычка бегать налево.
Но стоило ему донести суть своего вопроса до заспанной красавицы, на дворе послышались крики.
Горыныч выглянул в окно и увидел, что обслуга сгрудилась у стены, причем все так нагнулись, что Горыныч сверху видел лишь спины да зады. Наконец садовник выпрямился.
В руках у него была пара мужских туфель. Изгвазданных, но если отмыть – не хуже тех, в которых щеголял Горыныч. Горничная признала их – это были хозяйские парадные.
Тогда Горыныч, выйдя на балкон, возглавил поиски. И очень скоро в декоративных зарослях отыскался хозяйский дипломат. Неподалеку лежала мобилка. Еще подальше нашли неимоверно грязный пиджак…
Похоже было, что «известное в городе имя» тупо ломилось сквозь заросли, зачем-то на ходу раздеваясь.
А вот последняя находка была уж совсем неожиданной.
Горынычу принесли легчайшую накидку с бахромой, удивительного лазоревого цвета. Такие накидки недавно вошли в моду, их полагалось надевать к сильно декольтированным вечерним платьям, а эта – словно из мастерской какого-то светила мировой моды выпорхнула, так была изысканно очаровательна. Горыныч понюхал ее – и замер, совсем обалдев.
Запах был из тех, что цепляют слабую мужскую душу и тянут ее на крючочке незнамо куда, освобождая по дороге от лишних мыслей.
Горыныч принюхался – и пошел, и пошел…
Напрасно хватал его за плечо начальник охраны – Горыныч отмахнулся, как от младенца. Напрасно звали в шесть голосов, напрасно даже звонили ему на мобилку.
Он ничего не слышал.
* * *
Ромка забаррикадировался в энергоблоке и кричал оттуда, что если его не выпустят и не доставят обратно, он тут все взорвет к соответствующей матери. Естественно, первым делом с него сорвали визуализацию, которая, как ни странно, даже немного грела, и потому среди всех этих железок ему было холодно и неуютно. Но больше экипаж загадочного космического корабля с ним ничего сделать не мог. Пока…– Ага! Магия! – вопил Авантюра. – Ща я вашу магию!
И хохотал.
Но кроме воплей, он ничего не затевал. И в самом деле, нажмешь на какую-нибудь крутую кнопку – и гикнешься на фиг…
Он только изучал технику со всех сторон, имея в качестве ориентира двигатель внутреннего сгорания из собственного джипа. Эту хреновину он видел неоднократно – автомеханик Полищук всякий раз подводил его к разверстым джиповым внутренностям, тыкал пальцем в нутро и говорил слова, которые были хуже матерных, потому что матерные хоть понять можно.
В дверь ударили – не то чтобы тараном, но увесисто.
– С тобой говорит вахтенный капитан корабля, – услышал Ромка. – Подойди ближе к пульту, там микрофон.
– Капитан – а дальше?
– Элианд Среброцвет.
– Роман Авантюра, – со своей стороны, представился Ромка. – Мои условия: доставить меня на землю, а за моральный ущерб – по куску за сутки.
– Ты хочешь сказать, что понес моральный ущерб? – осведомился капитан.
– А то! Так вот, для начала я отключу подачу энергии по всему кораблю! Вот, кажется, уже отключил! – выдал Авантюра вполне понятный в его положении блеф. И нажал на кнопку, рядом с которой была наклейка – картинка с фонариком. Фонарик этот держал над головой смешной длиннобородый гном, так что вряд ли кнопка была связана с чем-то серьезным.
Тут же освещение в энергоблоке изменилось – длинные лампы голубого света погасли, зато включились круглые розовые. А из коридора Ромка услышал шум неимоверный. Казалось, весь экипаж, собравшись за дверью, переругался насмерть. Во всей суматохе он неоднократно выловил знакомые слова «Элберет Иланиэль».
Шум стих.
– Эй, Роман Авантюра! – позвал капитан. – Что ты называешь куском?
– Тысячу зеленых, – объяснил Ромка.
– Ты… Тысячу? – в капитанском голосе был священный ужас. – Где же мы ее тебе возьмем? И что ты с ней будешь делать?
– Что буду делать – это моя проблема. А где вы их возьмете – ваша! – отрубил Ромка и сосредоточился, пытаясь выловить из общего галдежа за дверью что-то конструктивное. Надо полагать, сумма насмерть перепугала экипаж корабля, а почему – Ромка не мог взять в толк.
– А если не будет компенсации морального ущерба – все тут разнесу к чертовой бабушке! – закричал он. – Весь энергоблок!
И, подобрав с пола какую-то железяку, запустил ею в стенку – для грохота.
В коридоре стало очень тихо. Ромка отчаянно прислушивался, но экипаж, похоже, совещался шепотом.
А потом экипаж запел.
Это была песня однообразная, но исполненная внутренней силы, и напряжение в ней все нарастало и нарастало, пока не сделалось совсем пронзительным, так что Авантюре пришлось зажать уши.
Воздух в энергоблоке задрожал и заискрился. Ромку сжало в ком и даже сплюснуло. Тут уж было не до смеха.
А потом металлическая дверь сама собой вдавилась вовнутрь и рухнула в помещение энергоблока.
Тут же дрожь и искры прекратились, настала полная тишина. Ромка в ожидании, что сейчас сюда прыгнут бойцы брать его живьем, изготовился к бою. Но никто не прыгал, не орал, пытаясь деморализовать захватчика, из коридора вообще не доносилось ни звука.
Ромка на цыпочках подкрался к дверному проему и очень осторожно выглянул.
В коридоре было темно. Он освещался только теми розовыми лампами, что горели в энергоблоке. И в этом слабом свете Ромка увидел, что весь пол устлан телами. Экипаж как стоял – так и повалился, весь, без исключения, и в основном – лицом вниз.
– Эй, вы чего? – спросил Ромка. – Вы это… вставайте, что ли?..
Не просто молчание, а гробовое молчание было ему ответом.
– Ну, попал… – прошептал он. Его прошибла дрожь.
И в самом деле – он остался один живой на космическом корабле с мертвым экипажем. И летел неизвестно куда. И не знал, где тут теплая одежда и продовольствие.
Если вдуматься – ничего хорошего…
* * *
Горыныч никогда не был гурманом. Ел все, что не шевелится (впрочем, в каком-то эксклюзивном тайском ресторане его накормили тем, что в тарелке шевелилось, и ничего – остался жив), пил все, что горит. Его совершенно не волновали запахи – вот разве что какую-нибудь особую, многодневную тухлятину он еще мог неодобрительно отметить. Он умел спокойно спать в комнате со свежепокрашенными полами.Ароматы духов тоже его не интересовали. Ну, надо же бабам на что-то деньги тратить, – примерно так думал он, – ну, пусть французский «Шанель» покупают, а не наркоту.
И того, что он, как пес на поводке, пошел за тонюсеньким запахом, Горыныч сперва сам не понял. Ему казалось, будто он что-то вспомнил и должен спешить, а куда спешить – он даже не задумался.
Он торопливо шел по улице отвыкшими от ходьбы ногами – коренастый мужичок, нос – картошкой, коротко стриженая голова – шишковатая, и вообше внешность взывает о густой бороде, чтобы скрыть заметную асимметричность физиономии.
Многие здоровались. Он их не замечал. Он был озабочен – ловил ускользающую мысль. Так бывает, когда забудешь, казалось бы, общеизвестное слово.
След запаха завернул за угол, пересек сквер, а потом – улицу в неположенном месте. Горыныч – тоже. Гудки машин несколько озадачили его – он не понял, чего бы ради.
Запах, угнездившись в голове серебристой змейкой, свернулся там, обжился – и понял Горыныч, что ничего более прекрасного на свете нет.
А насчет прекрасного этот мужичок был далеко не овощ. На охраняемой медведем вилле висели подлинники Куинджи, Бакста, Добужинского, и не наемным дизайнером подсунутые, а выбранные самолично и купленные на аукционах.
Равным образом он знал откуда-то разницу между бриллиантом, стразом и фианитом, да и прочие изумруды с сапфирами и рубины с бериллами сами, без принуждения, признавались ему в своей подлинности, достоинствах и недостатках.
Ниточка окрепла, змейка зашевелилась…
Горыныч, прошагав пешком чуть ли не полгорода (о том, что за ним, выдерживая минимальную скорость и тормозя во всяких неожиданных местах, едет встревоженный руководитель Авантюриной пресс-службы, он не знал), вошел в панельную пятиэтажку, поднялся на четвертый этаж и увидел чуть приоткрытую дверь. За нее и уводил запах.
Он вошел и обнаружил такое зрелище.
В небогато обставленной и неубранной комнате, полуприкрытая пледом, лежала на тахте большая розовая свинья. Она спала. А у окна стояла тоненькая, стройная, фантастической красоты девочка. Ее золотые волосы кудрявились и светились, так что вокруг головы дрожал легкий ореол.
Девочка держала обеими руками большой шар, похоже – хрустальный, и не просто держала, а разговаривала с ним.
– Наин, наин, Иланиэль-те! – услышал Горыныч. – Элел-ранна ансенел туи? Наин, наин, Иланиэль веанна! Веанна лум Иланиэль би Элианд Митриделлан! Веанна лум Иланиэль Инглорион деанел! Эла, эла, кавуи дамбан?
Это не был ни один из знакомых Горынычу языков, даже на китайский и то не смахивал. Но так безупресно красива была девочка, такое сияние шло от ее бледно-золотистых кудрей, схваченных серебряным обручем с большим зеленым камнем посередке, что перевода не потребовалось. Словно бы внутри Горыныча проснулось и распустилось еще одно, не положенное по физиологии, знающее древние наречия ухо.
– Борт, борт, я – Иланиэль! – прозвучал в голове мгновенный перевод. – Почему никто не отвечает? Борт, борт! Вызывает Иланиэль! Иланиэль вызывает Элианда Среброцвета! Иланиэль вызывает ветвь Инглориона! Да что же это такое?!.
– Эла рианна? – неожиданно для себя спросил Горыныч.
Девочка повернулась к нему.
Она не ожидала увидеть в комнате постороннего. Не ожидала также, что посторонний – невысокий мужичок средних лет и страшноватой внешности. А потом, прижав одной рукой шар к груди, второй она выхватила из поясных ножен палочку с кристаллом на конце. Кристалл, нацеленный в грудь Горынычу, слабо засветился.
– Тай дианай! Самеанай! Эаренал ку!
Горыныч, схлопотав крепкий тычок прямо в солнечное сплетение, отлетел и затормозил спиной о дверной косяк.
Тут же на пороге возник руководитель Авантюриной пресс-службы.
Видя, что Горыныч медленно сползает на пол, руководитель одной рукой подхватил его, а другой – поднес к устам мобилку.
– Полундра! – заорал он в микрофон. – Максимыч, всех сюда! На Вторую Красноармейскую!
Руководитель был молод, но сообразителен. Он понимал, какая суматоха начнется, если кто-то, свой или залетный, причинит вред самому Горынычу.
– Миданна ку… эаруале-би… отставить, на хрен… – распорядился Горыныч. – Тай леанна… выруби технику…
А потом на коленях, прижимая к груди полупрозрачную накидку, пополз к девочке.
– Тинувиэль…
С этим словом на устах и повалился у ее стройных, затянутых в лазоревые лосины и узкие сапожки с отворотами, ножек.
Руководитель пресс-службы уставился на девчонку, с виду – пятнадцатилетнюю соплюху, с прижатым к груди хрустальным шаром и палочкой в правой руке. Соплюха же стояла, разинув рот, и слова выговорить не могла. Ни на каком языке!
И тут шар ожил.
– Эй, есть кто живой?! – раздался знакомый, чуть картавый голос. – Мужики! Братаны! Вытащите меня отсюда!
Руководитель пресс-службы заметался по комнате, не понимая, где же тут спрятан Авантюра. Девочка же ахнула и подняла шар на вытянутых руках.
– Эстель Лаудорит! Наин-дей есси-дей элерандасса! – и, поняв, что Ромка этого наречия не разумеет, перешла на русский, – Надежда мечты моей, что там на борту, почему ты так испуган?
– Все померли, я один остался! – заорал в ответ временно незримый Ромка. – Лечу куда-то к долбанной матери!
Тут руководитель пресс-службы сообразил, что голос идет из шара. Он выхватил у девочки это странное устройство и увидел в его глубине, посреди круглого зеленого пятна, физиономию Авантюры.
– Сашка! Ну, хоть кто-то! – заголосил Авантюра. – Звони Горынычу, ставь всех на уши! Меня инопланетяне похитили! Я тут один, они все померли! Пусть с фэ-эс-бе свяжется, у него там какой-то кореш был! Пусть ракету-перехватчика высылают!
– Инопланетяне? – начав просекать ситуацию, руководитель пресс-службы повернулся к девочке. – Вот эта, что ли, инопланетянка?
– Не вижу! Поверни палантир, еще, еще… так! Наверно! Тут, на борту все такие, с патлами! Сашка, придержи ее, пока Горыныч приедет!
Горыныч, услышав знакомый голос, приподнялся на локте.
– Тинувиэль… – произнес он. – Ну, так. Кончай базар. Сашка, давай сюда шар.
Все в городе знали – если за дело берется Горыныч, толк будет. Поэтому пуководитель пресс-службы положил шар на пол, подле локтя Горыныча.
Авантюра с надеждой уставился на щекастую физиономию.
– Никаких тебе фэ-эс-бе, – сказал Горыныч. – Кто ее пальцем тронет, того асфальтовым катком раскатаю.
– Ага, – ответил Ромка. Он знал, что у хозяйственного Горыныча после прокладки персональной шоссейки к загородной вилле как раз каток и остался на всякий пожарный случай, стоит в сарае и ждет своего часа.
Девочка, опомнившись, подхватила с пола хрустальный шар и заворковала что-то вдохновенное.
– Ну не понимаю же! – взвыл Ромка. – Что мне теперь делать в этом морге?
– Ты возле энергоблока, надежда моей мечты? – спросила девочка. – Иди по коридору в сторону рубки…