Однако, по мнению Стрелки, у волнолоидов совсем иные цели. Им требуется не контакт, не общение, а что-то другое. Причем, вовсе не обязательно, что они нацелены на агрессию. Вполне возможно, что они просто хотят наконец-то стать равноправными жителями Земли. Точно такими же, как и люди.
Но не материализоваться, а сделать так, чтобы их воспринимали, как нормальных людей – с именами, банковскими счетами, правом голоса на выборах и прочими социальными атрибутами.
И такую возможность им предоставляет Интернет, сообщество анонимов, где за любым ником может прятаться не только кто угодно, но и что угодно.
Танцор попросил конкретизировать этот момент, насчет «что угодно».
И Стрелка рассказала, что существует довольно популярная в Сети программа, которая называется «Робот Дацюк». Она построена так, что любой желающий может набрать какой-нибудь текст, от фонаря, кинуть его на адрес робота, и тот ответит ему по заданной теме, ответит вполне осмысленно и пространно. А можно было бы этого самого робота выдавать за реального человека.
Таким образом, Интернет – это именно та сфера, где волнолоиды могут бок о бок жить с людьми, никак не обнаруживая своей нематериальности. Причем, в русскую Сеть, Рунет, они, скорее всего, пришли недавно, как только у нас появилась возможность расплачиваться электронными деньгами. На Западе же они обосновались в начале девяностых.
Танцор, пытаясь пробить брешь в этих построениях, задавал вопрос за вопросом, большинство из которых было дилетантскими: как волнолоиды работают на компьютере, где берут деньги, почему не намерены завоевать планету? Стрелка терпеливо отвечала.
В конце концов был задан вопрос по существу: зачем этот вонючий Сисадмин, если он, действительно, волнолоид, затеял всю эту бодягу с «Мегаполисом»? И зачем ему нужны убийства? Уж не кровью ли он питается?
Стрелка знала и это. Точнее, предполагала. Несомненно, чем больше контактов с юзерами устанавливает волнолоид, тем более он «реален». Возможно, это сказывается лишь на его «чувстве полноценности». А возможно, что так он подпитывается. И в большой аудитории чувствует себя лучше «физически».
Дальше в теории Стрелки начали обнаруживаться то ли пока ещё не продуманные моменты, то ли не имеющие однозначного ответа – как электрон, который, с точки зрения теории неопределенности, в одно и то же мгновение времени хрен его знает что: то ли волна, то ли частица.
Так вот Стрелка считала, что Сисадмин – не очень хороший волнолоид, хулиган. И его подмывает толкать людей на дурные дела. Правда, может быть, он, зная многое о волновой составляющей человеческой жизни, убежден, что убийство не является преступлением, что это всего лишь трансформация, переход из одной формы существования материи в другую?
– Блин! – вскричал Танцор. – А ты, Стрелка, гений! Значит, убивать можно! Раскольников от такой философии просто лопнул бы от зависти!
Начал Танцор издалека. С модного нынче представления о мире как о тотальном тексте, что наилучшим образом корреспондируется с библейским постулатом «Вначале было Слово». Говорил, что этот тотальный текст состоит из бесконечного числа других текстов, локальных. Говорил, что человек, каждый конкретный человек, – это тоже текст. И каждый текст можно по-разному читать, понимать, толковать. Говорил в этой связи о множественности дискурсов. Пытался путано объяснить, что же такое дискурс и чем он отличается от корпоративного мышления.
Стрелка раздраженно прервала его, сказав, что её четвертый отчим, которого она ни разу не видела трезвым, давным-давно, в годы её отрочества, растолковал ей разницу между дискурсом и экскурсом, и поэтому уже вполне можно перейти от демагогии к конкретике.
Танцор перешел. Перешел резко и ошеломляюще. Оттолкнувшись от вчерашнего разговора, он признался, что тоже подозревает, что они со Стрелкой и Сисадмин относятся к различным типам существ. Да, действительно, они не могут обнаружить его. Но это происходит не оттого, что он нематериальный волнолоид. Просто они и он находятся в различных мирах.
При этом, Сисадмин, несомненно, человек. Танцор, уже достаточно долго анализировавший его поступки, стиль мышления, реакцию на события, пришел именно к такому выводу. А вот про них со Стрелкой наверняка сказать этого нельзя.
Танцор остановился и посмотрел вверх, на небо, где застывшим салютом уже высыпали звезды. Некоторое время он молчал, видимо, в нем боролись какие-то два противоположных чувства, и он был полностью поглощен созерцанием этой борьбы. А потом продолжил, но уже взволнованно, торопливо, положив Стрелке руки на плечи и напряженно глядя в глаза:
– Понимаешь, дня два назад я случайно, ведь никто же этого не делает, посмотрел вот на такое же звездное небо. И меня пронзил ужас. Скажешь, поздновато? Нет, это было совсем не так, как в детстве, когда впервые осознаешь себя ничтожной пылинкой в этой нигде и никогда не кончающейся бездне, в этой бесконечности! Нет! Позавчера я понял, что это всего лишь декорация, которую нам не дано разорвать и проникнуть туда, где огромный мир, настоящий. Это не то звездное небо! То, настоящее звездное небо над головой и тот нравственный закон внутри, про которые говорил Кант, – это не для нас. Это для людей!
– Постой, – прервала его Стрелка, – перестань дрожать, как каталептик! Для кого это ещё на хрен – не для нас? Мы с тобой хронопы и надейки что ли?
– Нет, нет, – Танцор перешел на шипящий шепот, с ним явно творилось что-то из ряда вон, – мы с тобой программы. Во всяком случае, лично я себя иногда именно так ощущаю. Нет, не думай, что я тронулся. Нет, это не то, совсем не то. То, что я эту гниду замочил, это здесь ни при чем.
Стрелка поняла, что вмешиваться в этот монолог не имеет никакого смысла. Поэтому стояла и слушала молча. В конце концов, выслушал же он её вчера.
Танцор, уже несколько успокоившись от молчаливого непротивления Стрелки, продолжал развивать мысль:
– Тут много всяких косвенных свидетельств. О первом, о необнаружимости Сисадмина, я уже сказал. Идем дальше. Я с удивлением понял, что моей предыдущей, артистической, жизни как бы и не было. Лишь какие-то смутные воспоминания, словно прочитанные в книге. Никаких контактов с прежними знакомыми, хоть ни с кем я в усмерть и не перегрызся. Никаких телефонов в книжке. Что из этого следует? Меня запустили, в смысле – запустили на компьютере, совсем недавно. То есть я «родился» уже взрослым человеком-программой, в память которого вложили все необходимые сведения о его прошлом. Но этого прошлого в действительности никогда не было.
Вспомни ту сигаретную пачку, которую небо пробило пулей. Вспомни другие невероятные события, их было немало. Что это такое? Это чу-де-са. Не смейся. Чудеса, говорю я тебе. Чудеса, которые творит Сисадмин. И которые доступны лишь представителю высшего уровня по отношению к нам с тобой, по отношению к миру нас окружающему. Либо мы с тобой люди, а Сисадмин – Бог. Либо он человек, а мы – программы, им созданные. Ведь что такое программа? Это текст, типичный текст, состоящий из буковок и циферок. Богом Сисадмин быть не может по причине своей совершенно блядской натуры. Значит, мы программы. Но между нами и им такая же пропасть, как между ним и творцом человеческого мира.
Стрелка уже пришла в себя от высшей степени обалдения, поняла, что Танцора, этого хорошо сохранившегося тридцатипятилетнего ребенка, бояться не стоит. И этот бред даже начал её занимать. Она сняла с плеч руки Танцора, закурила и, чтобы не торчать столбами посреди Трехпрудного переулка, они пошли к Чистопрудному бульвару, чтобы побеседовать там как следует, сидя на скамейке у памятника.
– Дорогой, – совершенно невинным голосом сказала Стрелка, – а ты не допускаешь, что, мы, так сказать, черви компьютерные, написанные на Си с двумя плюсами, должны трепетать, произнося имя Сисадмина, нашего создателя? Зачем же он сделал нас такими непослушными тварями? Ведь кем мы его только не называем! Козел в ряду посвященных ему эпитетов – самое благозвучное имя.
– Нет, все нормально. Чтобы мы трепетали, он должен нам, программоидам, закатить Содом и Гоморру, Великий потоп и прочие тотальные кары. А мы, как я понимаю, пока ещё твари непуганые. Я тебе ещё раз говорю, что нас сделали индивидуальностями со всеми вытекающими последствиями, – со свободой выбора, со стремлением найти свою истину. И даже право на бунт против создателя – это тоже нормально.
– Хорошо, а ощущения. Наши ощущения – это откуда берется? Ощущение жизни, черт возьми.
– Чудная ты. Ведь больше меня же в компьютерах сечешь. Скажем, в тексте твоей программы есть процедура, которая называется «кожа». Она вступает во взаимодействие с другой программой, у которой есть процедура «ветер». И твоя «кожа» ощущает дуновение «ветра». Жизнь – это ведь взаимодействие разных текстов.
Или возьмем трахание. Данные процедуры у разных полов составлены так, что мы твердо знаем: трахаться – это очень хорошо. Но твоя и моя процедуры наилучшем образом совпадают друг с другом. Поэтому мы и вместе. Правда, не только поэтому.
Кстати, у людей то же самое. Их кожа, печенка, мозги и прочая требуха не сделаны их клеток и молекул. Все это чистая фикция. Просто программа, описывает хомо сапиенса в терминах клеток и молекул, в связи с чем они, молекулы, и видны в микроскоп. Тоже картинка, jpg-файл. Так что разницы между нами и ими никакой. Только уровни разные.
До меня сегодня дошло, что раньше программоиды появиться не могли. Потому что компьютеры были автономными. А для существования мыслящего существа необходим внешний мир, который полон случайностей, не всегда предсказуем и достаточно хаотичен. И это стало возможно с появлением Интернета, который именно таков. Вот мы с тобой в нем и живем. Он, конечно, здорово похож на человеческий мир. Однако есть и расхождения – разночтения. Например, встречаются всякие ошибки, которые для нас ошибками не являются. Скажем, на сайте, посвященном московским памятникам, что-то перепутали, но мы воспринимаем это как истину. Вот ты уверена, что здесь должен стоять памятник именно Александру Сергеевичу, а не какому-нибудь другому чуваку?
– Уверена на все сто, потому что он здесь всегда стоял, сколько я себя помню. Но, ладно, я – девушка толерантная, согласная со всей ахинеей, которую ты мне доказываешь. Но скажи-ка, пожалуйста, для чего надо было нас создавать? Чтобы, извиняюсь, в мы в этой идиотской игре мудохались?
– А это очень просто. Это проверка. Проверка программ, обкатка. Причем, разнообразная. В «Мегаполисе» же ведь не только мочат, ни и другие ристалища устраивают.
– Я что-то про такое в Пятикнижии не читала. Сделал и сказал, что это хорошо. И вскоре послал к едреней фене на землю, чтобы в поте рожали и в муках бабки заколачивали. Разве не так?
– Кто же будет рассказывать про все свои неудачные попытки?
– Ладно, заметано. Пусть будет по-твоему. Потому что пора домой, а то мой процедуре жуть как захотелось потрахаться с твоей.
Они встали, загасили бычки и пошли обнявшись в сторону Яузы. Через сорок минут, несмотря на то, что было уже три часа ночи, весь подъезд, в котором жили Танцор со Стрелкой, с первого этажа до девятого, наполнился громогласной песнью процедуры торжествующей похоти: «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!» Сразу несколько процедур умеренного образа жизни начали исступленно колотить по отопительным батареям.
Апплет 1010. Денег там нет и в помине
Но не материализоваться, а сделать так, чтобы их воспринимали, как нормальных людей – с именами, банковскими счетами, правом голоса на выборах и прочими социальными атрибутами.
И такую возможность им предоставляет Интернет, сообщество анонимов, где за любым ником может прятаться не только кто угодно, но и что угодно.
Танцор попросил конкретизировать этот момент, насчет «что угодно».
И Стрелка рассказала, что существует довольно популярная в Сети программа, которая называется «Робот Дацюк». Она построена так, что любой желающий может набрать какой-нибудь текст, от фонаря, кинуть его на адрес робота, и тот ответит ему по заданной теме, ответит вполне осмысленно и пространно. А можно было бы этого самого робота выдавать за реального человека.
Таким образом, Интернет – это именно та сфера, где волнолоиды могут бок о бок жить с людьми, никак не обнаруживая своей нематериальности. Причем, в русскую Сеть, Рунет, они, скорее всего, пришли недавно, как только у нас появилась возможность расплачиваться электронными деньгами. На Западе же они обосновались в начале девяностых.
Танцор, пытаясь пробить брешь в этих построениях, задавал вопрос за вопросом, большинство из которых было дилетантскими: как волнолоиды работают на компьютере, где берут деньги, почему не намерены завоевать планету? Стрелка терпеливо отвечала.
В конце концов был задан вопрос по существу: зачем этот вонючий Сисадмин, если он, действительно, волнолоид, затеял всю эту бодягу с «Мегаполисом»? И зачем ему нужны убийства? Уж не кровью ли он питается?
Стрелка знала и это. Точнее, предполагала. Несомненно, чем больше контактов с юзерами устанавливает волнолоид, тем более он «реален». Возможно, это сказывается лишь на его «чувстве полноценности». А возможно, что так он подпитывается. И в большой аудитории чувствует себя лучше «физически».
Дальше в теории Стрелки начали обнаруживаться то ли пока ещё не продуманные моменты, то ли не имеющие однозначного ответа – как электрон, который, с точки зрения теории неопределенности, в одно и то же мгновение времени хрен его знает что: то ли волна, то ли частица.
Так вот Стрелка считала, что Сисадмин – не очень хороший волнолоид, хулиган. И его подмывает толкать людей на дурные дела. Правда, может быть, он, зная многое о волновой составляющей человеческой жизни, убежден, что убийство не является преступлением, что это всего лишь трансформация, переход из одной формы существования материи в другую?
– Блин! – вскричал Танцор. – А ты, Стрелка, гений! Значит, убивать можно! Раскольников от такой философии просто лопнул бы от зависти!
***
На следующий вечер своими соображениями о том, как устроен этот мир, и какое место в нем занимают они со Стрелкой, поделился Танцор. Такого самоуничижения Стрелка от него никак не ожидала.Начал Танцор издалека. С модного нынче представления о мире как о тотальном тексте, что наилучшим образом корреспондируется с библейским постулатом «Вначале было Слово». Говорил, что этот тотальный текст состоит из бесконечного числа других текстов, локальных. Говорил, что человек, каждый конкретный человек, – это тоже текст. И каждый текст можно по-разному читать, понимать, толковать. Говорил в этой связи о множественности дискурсов. Пытался путано объяснить, что же такое дискурс и чем он отличается от корпоративного мышления.
Стрелка раздраженно прервала его, сказав, что её четвертый отчим, которого она ни разу не видела трезвым, давным-давно, в годы её отрочества, растолковал ей разницу между дискурсом и экскурсом, и поэтому уже вполне можно перейти от демагогии к конкретике.
Танцор перешел. Перешел резко и ошеломляюще. Оттолкнувшись от вчерашнего разговора, он признался, что тоже подозревает, что они со Стрелкой и Сисадмин относятся к различным типам существ. Да, действительно, они не могут обнаружить его. Но это происходит не оттого, что он нематериальный волнолоид. Просто они и он находятся в различных мирах.
При этом, Сисадмин, несомненно, человек. Танцор, уже достаточно долго анализировавший его поступки, стиль мышления, реакцию на события, пришел именно к такому выводу. А вот про них со Стрелкой наверняка сказать этого нельзя.
Танцор остановился и посмотрел вверх, на небо, где застывшим салютом уже высыпали звезды. Некоторое время он молчал, видимо, в нем боролись какие-то два противоположных чувства, и он был полностью поглощен созерцанием этой борьбы. А потом продолжил, но уже взволнованно, торопливо, положив Стрелке руки на плечи и напряженно глядя в глаза:
– Понимаешь, дня два назад я случайно, ведь никто же этого не делает, посмотрел вот на такое же звездное небо. И меня пронзил ужас. Скажешь, поздновато? Нет, это было совсем не так, как в детстве, когда впервые осознаешь себя ничтожной пылинкой в этой нигде и никогда не кончающейся бездне, в этой бесконечности! Нет! Позавчера я понял, что это всего лишь декорация, которую нам не дано разорвать и проникнуть туда, где огромный мир, настоящий. Это не то звездное небо! То, настоящее звездное небо над головой и тот нравственный закон внутри, про которые говорил Кант, – это не для нас. Это для людей!
– Постой, – прервала его Стрелка, – перестань дрожать, как каталептик! Для кого это ещё на хрен – не для нас? Мы с тобой хронопы и надейки что ли?
– Нет, нет, – Танцор перешел на шипящий шепот, с ним явно творилось что-то из ряда вон, – мы с тобой программы. Во всяком случае, лично я себя иногда именно так ощущаю. Нет, не думай, что я тронулся. Нет, это не то, совсем не то. То, что я эту гниду замочил, это здесь ни при чем.
Стрелка поняла, что вмешиваться в этот монолог не имеет никакого смысла. Поэтому стояла и слушала молча. В конце концов, выслушал же он её вчера.
Танцор, уже несколько успокоившись от молчаливого непротивления Стрелки, продолжал развивать мысль:
– Тут много всяких косвенных свидетельств. О первом, о необнаружимости Сисадмина, я уже сказал. Идем дальше. Я с удивлением понял, что моей предыдущей, артистической, жизни как бы и не было. Лишь какие-то смутные воспоминания, словно прочитанные в книге. Никаких контактов с прежними знакомыми, хоть ни с кем я в усмерть и не перегрызся. Никаких телефонов в книжке. Что из этого следует? Меня запустили, в смысле – запустили на компьютере, совсем недавно. То есть я «родился» уже взрослым человеком-программой, в память которого вложили все необходимые сведения о его прошлом. Но этого прошлого в действительности никогда не было.
Вспомни ту сигаретную пачку, которую небо пробило пулей. Вспомни другие невероятные события, их было немало. Что это такое? Это чу-де-са. Не смейся. Чудеса, говорю я тебе. Чудеса, которые творит Сисадмин. И которые доступны лишь представителю высшего уровня по отношению к нам с тобой, по отношению к миру нас окружающему. Либо мы с тобой люди, а Сисадмин – Бог. Либо он человек, а мы – программы, им созданные. Ведь что такое программа? Это текст, типичный текст, состоящий из буковок и циферок. Богом Сисадмин быть не может по причине своей совершенно блядской натуры. Значит, мы программы. Но между нами и им такая же пропасть, как между ним и творцом человеческого мира.
Стрелка уже пришла в себя от высшей степени обалдения, поняла, что Танцора, этого хорошо сохранившегося тридцатипятилетнего ребенка, бояться не стоит. И этот бред даже начал её занимать. Она сняла с плеч руки Танцора, закурила и, чтобы не торчать столбами посреди Трехпрудного переулка, они пошли к Чистопрудному бульвару, чтобы побеседовать там как следует, сидя на скамейке у памятника.
– Дорогой, – совершенно невинным голосом сказала Стрелка, – а ты не допускаешь, что, мы, так сказать, черви компьютерные, написанные на Си с двумя плюсами, должны трепетать, произнося имя Сисадмина, нашего создателя? Зачем же он сделал нас такими непослушными тварями? Ведь кем мы его только не называем! Козел в ряду посвященных ему эпитетов – самое благозвучное имя.
– Нет, все нормально. Чтобы мы трепетали, он должен нам, программоидам, закатить Содом и Гоморру, Великий потоп и прочие тотальные кары. А мы, как я понимаю, пока ещё твари непуганые. Я тебе ещё раз говорю, что нас сделали индивидуальностями со всеми вытекающими последствиями, – со свободой выбора, со стремлением найти свою истину. И даже право на бунт против создателя – это тоже нормально.
– Хорошо, а ощущения. Наши ощущения – это откуда берется? Ощущение жизни, черт возьми.
– Чудная ты. Ведь больше меня же в компьютерах сечешь. Скажем, в тексте твоей программы есть процедура, которая называется «кожа». Она вступает во взаимодействие с другой программой, у которой есть процедура «ветер». И твоя «кожа» ощущает дуновение «ветра». Жизнь – это ведь взаимодействие разных текстов.
Или возьмем трахание. Данные процедуры у разных полов составлены так, что мы твердо знаем: трахаться – это очень хорошо. Но твоя и моя процедуры наилучшем образом совпадают друг с другом. Поэтому мы и вместе. Правда, не только поэтому.
Кстати, у людей то же самое. Их кожа, печенка, мозги и прочая требуха не сделаны их клеток и молекул. Все это чистая фикция. Просто программа, описывает хомо сапиенса в терминах клеток и молекул, в связи с чем они, молекулы, и видны в микроскоп. Тоже картинка, jpg-файл. Так что разницы между нами и ими никакой. Только уровни разные.
До меня сегодня дошло, что раньше программоиды появиться не могли. Потому что компьютеры были автономными. А для существования мыслящего существа необходим внешний мир, который полон случайностей, не всегда предсказуем и достаточно хаотичен. И это стало возможно с появлением Интернета, который именно таков. Вот мы с тобой в нем и живем. Он, конечно, здорово похож на человеческий мир. Однако есть и расхождения – разночтения. Например, встречаются всякие ошибки, которые для нас ошибками не являются. Скажем, на сайте, посвященном московским памятникам, что-то перепутали, но мы воспринимаем это как истину. Вот ты уверена, что здесь должен стоять памятник именно Александру Сергеевичу, а не какому-нибудь другому чуваку?
– Уверена на все сто, потому что он здесь всегда стоял, сколько я себя помню. Но, ладно, я – девушка толерантная, согласная со всей ахинеей, которую ты мне доказываешь. Но скажи-ка, пожалуйста, для чего надо было нас создавать? Чтобы, извиняюсь, в мы в этой идиотской игре мудохались?
– А это очень просто. Это проверка. Проверка программ, обкатка. Причем, разнообразная. В «Мегаполисе» же ведь не только мочат, ни и другие ристалища устраивают.
– Я что-то про такое в Пятикнижии не читала. Сделал и сказал, что это хорошо. И вскоре послал к едреней фене на землю, чтобы в поте рожали и в муках бабки заколачивали. Разве не так?
– Кто же будет рассказывать про все свои неудачные попытки?
– Ладно, заметано. Пусть будет по-твоему. Потому что пора домой, а то мой процедуре жуть как захотелось потрахаться с твоей.
Они встали, загасили бычки и пошли обнявшись в сторону Яузы. Через сорок минут, несмотря на то, что было уже три часа ночи, весь подъезд, в котором жили Танцор со Стрелкой, с первого этажа до девятого, наполнился громогласной песнью процедуры торжествующей похоти: «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!» Сразу несколько процедур умеренного образа жизни начали исступленно колотить по отопительным батареям.
Апплет 1010. Денег там нет и в помине
В Москве, как всегда не сообразуясь ни с народными приметами, ни с календарем, ударили первые заморозки. Вполне серьезные и оскорбительные. Особенно, когда даешь дуба в троллейбусе третьего маршрута, а мимо тебя в иномарках проносятся вроде бы такие же, как и ты, люди в пиджаках, а то и вовсе в рубашках, и думающие о чем угодно, но только не о морозе.
Осипов же был вынужден беззвучно проклинать не только мороз и сконструированный садистами троллейбус, но и социальную несправедливость, которая почему-то особенно несправедлива к наиболее достойным людям, к коим он, естественно, относил и себя.
Вообще-то, он ещё и изрядно боялся. Боялся возвращаться домой, где его могло ожидать все что угодно. Не считая, конечно, его нового друга и компаньона Лени Степанова. «Вдвоем, в конце концов, и смерть красна», – сказал себе Алексей и, успокоившись, перестал дрожать. А потом вспомнил, что смерть красна не вдвоем, а на миру, однако дрожь не возобновилась.
А бояться ему было чего. Его провокации с целью выманивания на себя Сисдамина довольно долго не давали никакого результата. Он наглел все больше и больше, но это сетевое чудовище было совершенно невозмутимо, словно шкура у него была бронированная. Дошло до того, что Алексей при помощи искусной психологической акции навязал юзерской тусовке новый, обязательный для употребления, эпитет для Сисадмина. И практически все, поскольку это стало как бы модно, начали писать в своих эпистолах: «Мудак Администратор считает… мудак Администратор надеется… мудаку Администратору не мешало бы…»
Кто другой хотя бы чирканул матерное письмецо провокатору, поскольку Алексей умышленно подставлялся: хоть и прятался за ником, но адрес оставил свой. Точнее, не совсем свой, не тот, который имел от провайдера, а координаты почтового ящика на mail.ru, где найти человеке не проще, чем иглу в кармане кокаиниста.
Но этот стоически молчал, словно только что прослушал Нагорную проповедь и готов был без устали подставлять то левую, то правую щеку.
Однако сегодня утром, перед тем как поехать в контору, Алексей и Леонид, который исходя из интересов общего дела уже месяц жил у Осипова, устроили Сисадмину самую настоящую козью морду. Это был будь здоров какой ударчик, по самым что ни на есть гениталиям.
Алексей, который специально для расследования экспроприировал у одной хакерской банды мощный мэйнфрейм на шестнадцати процессорах, сломал защиту «Мегаполиса» в очень подходящий момент. Как раз в тотализаторе закончился прием ставок, и все стали дожидаться результатов очередного игрового тура. Одни, чтобы выиграть, другие, чтобы распрощаться с поставленными на неудачника долларами.
Однако, благодаря афере двух молодых лейтенантов, с деньгами расстались не только вторые, но и первые. Алексей при помощи нескольких ударов по клавиатуре стер информацию о том, кто, сколько и на что поставил.
Конечно, общую сумму ставок Сисадмин вполне мог определить и в этой ситуации. А потом разделить деньги на всех поровну. Однако таким решением проблемы вряд ли остались бы сильно довольны те, кто играл по крупному. Насторожились бы, впрочем, и все остальные, поскольку однажды возникнувшая техническая проблема вполне могла повториться, а то и стать систематической. И это было чревато массовым оттоком клиентов, несущих яички суммарной стоимостью в двадцать миллионов долларов в год.
И Осипов, и Степанов, служа в органах, прекрасно знали, что даже за десятую часть этой суммы людям медленно, с интервалом в пять минут, отрубают по пять сантиметров тела, начав со ступней. При этом бедра перетягивают жгутами, чтобы провинившиеся люди не умирали от кровопотери раньше времени.
Лифт как всегда не работал, и Алексей, прыгая через ступеньку, взбежал на свой третий этаж. Позвонил условленно – два длинных, короткий и опять два длинных, и с порога понял по лицу друга, что результат есть. Наконец-то Сисадмин соизволил откликнуться.
Взявшись за ручку двери, которая вела в комнату с компьютером, он почувствовал, как бешенно заколотилось сердце. И поймал себя на нелепой мысли: а вдруг он уже там сидит, с двумя мясниками?
На мониторе висело письмо:
boy или как тебя там!
Вот уже месяц я с нарастающим изумлением слежу за твоими безумствами. Честно признаюсь, до сегодняшнего дня они мне даже чем-то импонировали. Приятно наблюдать плоды, создаваемые талантливым человеком. Особенно хороша твоя хохма с «мудаком».
Однако сегодня ты влез туда, куда тебе не следовало соваться. Это, прежде всего, в твоих же интересах, потому что жизнь дается человеку только раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно.
Вероятно, ты полагаешь, что смог нанести компании «Мегаполис» большой финансовый ущерб. Это наивное заблуждение. Положение компании столь стабильно, что её не в состоянии ничто серьезно озаботить. Поэтому ты должен знать, если твоя сегодняшняя выходка повторится, то тебя придут закапывать живьем вовсе не за то, что ты якобы способен разорить и тем самым разрушить проект.
Нет и ещё раз нет. Тебе будут делать полостную операцию без наркоза не сведущие в медицине люди лишь потому, что в современном отечественном предпринимательстве существует свод этических норм, которые не позволено нарушать никому. И я, видя в тебе человека одаренного, даже при всем своем желании не смогу тебя спасти.
Да и не захочу:(
И последнее. Я, конечно, подозреваю, какими мотивами ты руководствуешься для приближения своего мучительного конца. Вполне возможно, что я и ошибаюсь, и тобой движут атавистические благородные мотивы. Но как бы то ни было, все это меня нисколько не интересует. Поэтому не задаю никаких вопросов.
Более того, до такой степени не стремлюсь получить ответ, что включаю на своем аутлуке опцию уничтожения писем с твоим адресом прямо на почтовом сервере. Так что можешь и не пытаться.
Тебя для меня больше не существует.
Надеюсь, ты все понял:(((((((((((
administrator
Письмо было, конечно, плохим. Но не потому что в нем были угрозы, это-то как раз было известно заранее. Именно на такую реакцию они и рассчитывали. Однако неприятно удивило нежелание выяснить мотивы их хакерства. Пока ещё о каких-то переговорах думать было, естественно, рано, но мог бы, козел, просто поинтересоваться: кто такой этот boy, что за человек, что ему надобно?
Было понятно, что Сисадмин, пытаясь изобразить безразличие к финансовой стороне дела, просто-напросто блефует. Но как-то это у него выходило чересчур убедительно.
Читать подобные угрозы, конечно, очень неприятно. Но слишком уж мал был шанс, что их вычислят, и придут делать «полостную операцию». Так что можно было продолжать в том же духе. Вначале, сгоряча, начинающие шантажисты так и решили поступить – бить в найденную болевую точку до победного конца. Но потом Степанов, как следует поразмыслив, высказал абсолютно предательские соображения.
– Уверен ли ты, – нервно затянувшись сигаретой, спросил он в лоб Осипова, – что реально существуют все эти двести с лишним тысяч абонентов «Мегаполиса», которые несут золотые яички?
– А ты, что, сомневаешься что ли? – опешил Осипов.
– Да, я только что начал сомневаться.
– Ну, а как же ставки, которые мы сегодня угробили? Деньги – это очень серьезное доказательство того, что их платят реальные люди.
– Леша, дорогой, погубит тебя жадность, ох погубит. То, что абонентов и их письма на сайт может имитировать программный автомат, с этим-то ты, надеюсь, согласен? То есть, поскольку Сисадмину никто не пишет, то он сам пишет в умопомрачительных объемах. Кстати, вряд ли твою хохму с «мудаком» так уж безоговорочно приняла бы нормальная, естественная аудитория. А автомат клюнул.
– Да, но как же со ставками?
– И тут тоже все может быть. Сисадмин, то есть тот же самый автомат, постоянно тасует какой-то определенный фонд, так сказать, делает ставки от имени фиктивных юзеров. И им же «рассылает» выигрыш. Денег для этого много не надо. Мы с тобой посчитали, что годовая прибыль «Мегаполиса» что-то порядка двадцати лимонов. Это десять процентов от суммы ставок, то есть от двухсот лимонов. Но игра происходит еженедельно. Так что делим двести лимонов на пятьдесят две недели и получаем чуть меньше четырех лимонов. Именно столько и надо, чтобы осуществить всю эту фикцию. Согласен?
– Согласен. Но это же бред, полный бред! – Алексей вскочил со стула и начал нервно ходить по комнате. – Какому идиоту понадобилось городить такой огород?! Зачем?! Зачем нужна эта обманка?
– А я откуда знаю? – Леонид изумленно всплеснул руками, словно и сам считал выдвинутую гипотезу полным идиотизмом.
– Так значит, этого не может быть никогда?
– Не скажи! Могут быть резоны, могут. Ну, например, кому-то понадобилось сформировать такую фиктивную, а лучше – виртуальную среду. Для того, скажем, чтобы в ней могли существовать какие-нибудь виртуалы. И виртуалы виртуальные, и среда тоже… Чтобы, значит, они взаимодействовали и развивались. Может быть, эксперимент, может, ещё что-нибудь. Это я в порядке бреда.
Но что абсолютно точно, так это то, что при таком раскладе «Мегаполис» не может быть коммерческим проектом. Значит, это дело государственное, бюджетное. И Сисадмин пригрозил потому, что мы начали вторгаться во что-то такое, чего не должны знать простые смертные. Просто, Леша, мы с тобой, видать, не из тех органов. И я тебе честно говорю, вот сейчас я маленько испугался.
– Так, значит.
– Да, так. Знаешь, не хотелось бы совать руки в колеса этой самой машины. Точно не знаю какой, но уже боюсь.
На этом самом месте совместное предприятие, которое всего лишь месяц назад ставило перед собой грандиозные задачи, распалось. Каждый из бывших компаньонов пошел своим путем. Леонид вернулся к расследованию уголовных преступлений, совершенных в Краснопресненском районе, чтобы, когда представится возможность, схватить за хвост птицу счастья, вскочить на подножку поезда, идущего в Эльдорадо, сорвать банк, имея на руках четырех тузов и джокера.
Алексей же с удвоенной силой продолжил погоню за химерой. Однако ставки решил больше не смешивать, а выбрал ещё более опасную стратегию.
Осипов начал исследовать финансовые потоки, чтобы выяснить, на каких счетах оседают деньги компании. Начал без всякой подстраховки, на свой страх и риск, не получив у Завьялова санкции на хакерскую операцию, поскольку не хотел посвящать старого пердуна в свою нелегальную деятельность.
Это было уже полным и абсолютным безумием. Потому что с каждым дерзнувшим внедриться в локальную сеть какого-либо банка, обходятся предельно жестко, чтобы продемонстрировать как можно большему числу потенциальных преступников не только неотвратимость возмездия, но и его неадекватность проступку. Так хакеру, который умыкнул тысяч десять долларов, за несколько сеансов насильно суют ещё миллионов тридцать. Именно за эту сумму ему приходится держать ответ на суде.
Но если бы было обнаружено несанкционированное внедрение в корпоративную сеть Осипова – мента!, который наведался для того, чтобы разнюхать!! банковские!!! секреты!!!!, то последствия были бы ужасными.
Хотя Алексею большой срок и не понадобился бы, поскольку преступившие закон милиционеры живут в зоне не более двух месяцев.
Однако ему повезло, крупно повезло. Мощный мэйнфрейм не только имел невероятную производительность при переборе и анализе логинов и пассвордов, но и практически не оставлял следов. Войдя в базу Трейд-банка, на который указывали реквизиты основного счета «Мегаполиса», он произвел совсем мизерное воздействие на систему безопасности, подобное кратковременной ряби на воде, возникшей от легкого дуновения июльского ветерка. Ни тревоги, ни облавы, ни сканирования несанкционированно внедрившегося компьютера – ничего этого не последовало.
Вместо этих полицейских процедур на мониторе выскочила главная страничка, с вилкомом ин зе Трейд-банк, и заиграла веселенькая американская мелодия. Но ничего этого Алексею не нужно было. С помощью фар-менеджера он осторожно, на цыпочках, словно банальный вор, прошел в основной каталог. Есть! Потом закурил и начал внимательно осматриваться: «Сотрудники», «Партнеры», «Бизнес-планы», «Активы», «Филиалы»… Вот, наконец-то: «Клиенты». Однако подкаталог запросил дополнительный пароль. Мэйнфрейм вновь зажужжал всеми своими жесткими дисками, словно медвежатник, подбирая отмычку, поворачивая колесики с кодовыми цифрами и дожидаясь вожделенного щелчка…
Есть!
Счет «Мегаполиса» – Алексей тщательно, чтобы не ошибиться, трижды сравнил последовательность цифр – был открыт три года назад на имя Юрия Константиновича Иртышова. И хоть Осипов кинул к себе координаты Иртышова, но он его интересовал в минимальной степени, поскольку по логике игры такого человека не должно быть. Вместо него был лишь паспорт и больше ничего.
Теперь предстояло самое сложное. Необходимо было проследить движение денег на счету. Персональный компьютер справиться с этим не смог бы, потому что карусель была фантастическая. Однако мэйнфрейм уперся и сортировал, сортировал, сортировал…
Результат был очень похож на то, о чем говорил Леня Степанов. Получалась замкнутая система, внутри которой и циркулировали деньги – сколько на основной счет прибывало, примерно столько же тут же и убывало.
Однако были и выходы наружу. И вот они-то и были главным искомым. Алексей обнаружил и то, что на наружные счета деньги только лишь перечислялись, не возвращаясь назад. Причем, начисления шли не еженедельно, как в подавляющем большинстве случаев, а примерно раз в месяц. То есть это было очень похоже на зарплату.
Осипов же был вынужден беззвучно проклинать не только мороз и сконструированный садистами троллейбус, но и социальную несправедливость, которая почему-то особенно несправедлива к наиболее достойным людям, к коим он, естественно, относил и себя.
Вообще-то, он ещё и изрядно боялся. Боялся возвращаться домой, где его могло ожидать все что угодно. Не считая, конечно, его нового друга и компаньона Лени Степанова. «Вдвоем, в конце концов, и смерть красна», – сказал себе Алексей и, успокоившись, перестал дрожать. А потом вспомнил, что смерть красна не вдвоем, а на миру, однако дрожь не возобновилась.
А бояться ему было чего. Его провокации с целью выманивания на себя Сисдамина довольно долго не давали никакого результата. Он наглел все больше и больше, но это сетевое чудовище было совершенно невозмутимо, словно шкура у него была бронированная. Дошло до того, что Алексей при помощи искусной психологической акции навязал юзерской тусовке новый, обязательный для употребления, эпитет для Сисадмина. И практически все, поскольку это стало как бы модно, начали писать в своих эпистолах: «Мудак Администратор считает… мудак Администратор надеется… мудаку Администратору не мешало бы…»
Кто другой хотя бы чирканул матерное письмецо провокатору, поскольку Алексей умышленно подставлялся: хоть и прятался за ником, но адрес оставил свой. Точнее, не совсем свой, не тот, который имел от провайдера, а координаты почтового ящика на mail.ru, где найти человеке не проще, чем иглу в кармане кокаиниста.
Но этот стоически молчал, словно только что прослушал Нагорную проповедь и готов был без устали подставлять то левую, то правую щеку.
Однако сегодня утром, перед тем как поехать в контору, Алексей и Леонид, который исходя из интересов общего дела уже месяц жил у Осипова, устроили Сисадмину самую настоящую козью морду. Это был будь здоров какой ударчик, по самым что ни на есть гениталиям.
Алексей, который специально для расследования экспроприировал у одной хакерской банды мощный мэйнфрейм на шестнадцати процессорах, сломал защиту «Мегаполиса» в очень подходящий момент. Как раз в тотализаторе закончился прием ставок, и все стали дожидаться результатов очередного игрового тура. Одни, чтобы выиграть, другие, чтобы распрощаться с поставленными на неудачника долларами.
Однако, благодаря афере двух молодых лейтенантов, с деньгами расстались не только вторые, но и первые. Алексей при помощи нескольких ударов по клавиатуре стер информацию о том, кто, сколько и на что поставил.
Конечно, общую сумму ставок Сисадмин вполне мог определить и в этой ситуации. А потом разделить деньги на всех поровну. Однако таким решением проблемы вряд ли остались бы сильно довольны те, кто играл по крупному. Насторожились бы, впрочем, и все остальные, поскольку однажды возникнувшая техническая проблема вполне могла повториться, а то и стать систематической. И это было чревато массовым оттоком клиентов, несущих яички суммарной стоимостью в двадцать миллионов долларов в год.
И Осипов, и Степанов, служа в органах, прекрасно знали, что даже за десятую часть этой суммы людям медленно, с интервалом в пять минут, отрубают по пять сантиметров тела, начав со ступней. При этом бедра перетягивают жгутами, чтобы провинившиеся люди не умирали от кровопотери раньше времени.
Лифт как всегда не работал, и Алексей, прыгая через ступеньку, взбежал на свой третий этаж. Позвонил условленно – два длинных, короткий и опять два длинных, и с порога понял по лицу друга, что результат есть. Наконец-то Сисадмин соизволил откликнуться.
Взявшись за ручку двери, которая вела в комнату с компьютером, он почувствовал, как бешенно заколотилось сердце. И поймал себя на нелепой мысли: а вдруг он уже там сидит, с двумя мясниками?
На мониторе висело письмо:
boy или как тебя там!
Вот уже месяц я с нарастающим изумлением слежу за твоими безумствами. Честно признаюсь, до сегодняшнего дня они мне даже чем-то импонировали. Приятно наблюдать плоды, создаваемые талантливым человеком. Особенно хороша твоя хохма с «мудаком».
Однако сегодня ты влез туда, куда тебе не следовало соваться. Это, прежде всего, в твоих же интересах, потому что жизнь дается человеку только раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно.
Вероятно, ты полагаешь, что смог нанести компании «Мегаполис» большой финансовый ущерб. Это наивное заблуждение. Положение компании столь стабильно, что её не в состоянии ничто серьезно озаботить. Поэтому ты должен знать, если твоя сегодняшняя выходка повторится, то тебя придут закапывать живьем вовсе не за то, что ты якобы способен разорить и тем самым разрушить проект.
Нет и ещё раз нет. Тебе будут делать полостную операцию без наркоза не сведущие в медицине люди лишь потому, что в современном отечественном предпринимательстве существует свод этических норм, которые не позволено нарушать никому. И я, видя в тебе человека одаренного, даже при всем своем желании не смогу тебя спасти.
Да и не захочу:(
И последнее. Я, конечно, подозреваю, какими мотивами ты руководствуешься для приближения своего мучительного конца. Вполне возможно, что я и ошибаюсь, и тобой движут атавистические благородные мотивы. Но как бы то ни было, все это меня нисколько не интересует. Поэтому не задаю никаких вопросов.
Более того, до такой степени не стремлюсь получить ответ, что включаю на своем аутлуке опцию уничтожения писем с твоим адресом прямо на почтовом сервере. Так что можешь и не пытаться.
Тебя для меня больше не существует.
Надеюсь, ты все понял:(((((((((((
administrator
Письмо было, конечно, плохим. Но не потому что в нем были угрозы, это-то как раз было известно заранее. Именно на такую реакцию они и рассчитывали. Однако неприятно удивило нежелание выяснить мотивы их хакерства. Пока ещё о каких-то переговорах думать было, естественно, рано, но мог бы, козел, просто поинтересоваться: кто такой этот boy, что за человек, что ему надобно?
Было понятно, что Сисадмин, пытаясь изобразить безразличие к финансовой стороне дела, просто-напросто блефует. Но как-то это у него выходило чересчур убедительно.
Читать подобные угрозы, конечно, очень неприятно. Но слишком уж мал был шанс, что их вычислят, и придут делать «полостную операцию». Так что можно было продолжать в том же духе. Вначале, сгоряча, начинающие шантажисты так и решили поступить – бить в найденную болевую точку до победного конца. Но потом Степанов, как следует поразмыслив, высказал абсолютно предательские соображения.
– Уверен ли ты, – нервно затянувшись сигаретой, спросил он в лоб Осипова, – что реально существуют все эти двести с лишним тысяч абонентов «Мегаполиса», которые несут золотые яички?
– А ты, что, сомневаешься что ли? – опешил Осипов.
– Да, я только что начал сомневаться.
– Ну, а как же ставки, которые мы сегодня угробили? Деньги – это очень серьезное доказательство того, что их платят реальные люди.
– Леша, дорогой, погубит тебя жадность, ох погубит. То, что абонентов и их письма на сайт может имитировать программный автомат, с этим-то ты, надеюсь, согласен? То есть, поскольку Сисадмину никто не пишет, то он сам пишет в умопомрачительных объемах. Кстати, вряд ли твою хохму с «мудаком» так уж безоговорочно приняла бы нормальная, естественная аудитория. А автомат клюнул.
– Да, но как же со ставками?
– И тут тоже все может быть. Сисадмин, то есть тот же самый автомат, постоянно тасует какой-то определенный фонд, так сказать, делает ставки от имени фиктивных юзеров. И им же «рассылает» выигрыш. Денег для этого много не надо. Мы с тобой посчитали, что годовая прибыль «Мегаполиса» что-то порядка двадцати лимонов. Это десять процентов от суммы ставок, то есть от двухсот лимонов. Но игра происходит еженедельно. Так что делим двести лимонов на пятьдесят две недели и получаем чуть меньше четырех лимонов. Именно столько и надо, чтобы осуществить всю эту фикцию. Согласен?
– Согласен. Но это же бред, полный бред! – Алексей вскочил со стула и начал нервно ходить по комнате. – Какому идиоту понадобилось городить такой огород?! Зачем?! Зачем нужна эта обманка?
– А я откуда знаю? – Леонид изумленно всплеснул руками, словно и сам считал выдвинутую гипотезу полным идиотизмом.
– Так значит, этого не может быть никогда?
– Не скажи! Могут быть резоны, могут. Ну, например, кому-то понадобилось сформировать такую фиктивную, а лучше – виртуальную среду. Для того, скажем, чтобы в ней могли существовать какие-нибудь виртуалы. И виртуалы виртуальные, и среда тоже… Чтобы, значит, они взаимодействовали и развивались. Может быть, эксперимент, может, ещё что-нибудь. Это я в порядке бреда.
Но что абсолютно точно, так это то, что при таком раскладе «Мегаполис» не может быть коммерческим проектом. Значит, это дело государственное, бюджетное. И Сисадмин пригрозил потому, что мы начали вторгаться во что-то такое, чего не должны знать простые смертные. Просто, Леша, мы с тобой, видать, не из тех органов. И я тебе честно говорю, вот сейчас я маленько испугался.
– Так, значит.
– Да, так. Знаешь, не хотелось бы совать руки в колеса этой самой машины. Точно не знаю какой, но уже боюсь.
На этом самом месте совместное предприятие, которое всего лишь месяц назад ставило перед собой грандиозные задачи, распалось. Каждый из бывших компаньонов пошел своим путем. Леонид вернулся к расследованию уголовных преступлений, совершенных в Краснопресненском районе, чтобы, когда представится возможность, схватить за хвост птицу счастья, вскочить на подножку поезда, идущего в Эльдорадо, сорвать банк, имея на руках четырех тузов и джокера.
Алексей же с удвоенной силой продолжил погоню за химерой. Однако ставки решил больше не смешивать, а выбрал ещё более опасную стратегию.
Осипов начал исследовать финансовые потоки, чтобы выяснить, на каких счетах оседают деньги компании. Начал без всякой подстраховки, на свой страх и риск, не получив у Завьялова санкции на хакерскую операцию, поскольку не хотел посвящать старого пердуна в свою нелегальную деятельность.
Это было уже полным и абсолютным безумием. Потому что с каждым дерзнувшим внедриться в локальную сеть какого-либо банка, обходятся предельно жестко, чтобы продемонстрировать как можно большему числу потенциальных преступников не только неотвратимость возмездия, но и его неадекватность проступку. Так хакеру, который умыкнул тысяч десять долларов, за несколько сеансов насильно суют ещё миллионов тридцать. Именно за эту сумму ему приходится держать ответ на суде.
Но если бы было обнаружено несанкционированное внедрение в корпоративную сеть Осипова – мента!, который наведался для того, чтобы разнюхать!! банковские!!! секреты!!!!, то последствия были бы ужасными.
Хотя Алексею большой срок и не понадобился бы, поскольку преступившие закон милиционеры живут в зоне не более двух месяцев.
Однако ему повезло, крупно повезло. Мощный мэйнфрейм не только имел невероятную производительность при переборе и анализе логинов и пассвордов, но и практически не оставлял следов. Войдя в базу Трейд-банка, на который указывали реквизиты основного счета «Мегаполиса», он произвел совсем мизерное воздействие на систему безопасности, подобное кратковременной ряби на воде, возникшей от легкого дуновения июльского ветерка. Ни тревоги, ни облавы, ни сканирования несанкционированно внедрившегося компьютера – ничего этого не последовало.
Вместо этих полицейских процедур на мониторе выскочила главная страничка, с вилкомом ин зе Трейд-банк, и заиграла веселенькая американская мелодия. Но ничего этого Алексею не нужно было. С помощью фар-менеджера он осторожно, на цыпочках, словно банальный вор, прошел в основной каталог. Есть! Потом закурил и начал внимательно осматриваться: «Сотрудники», «Партнеры», «Бизнес-планы», «Активы», «Филиалы»… Вот, наконец-то: «Клиенты». Однако подкаталог запросил дополнительный пароль. Мэйнфрейм вновь зажужжал всеми своими жесткими дисками, словно медвежатник, подбирая отмычку, поворачивая колесики с кодовыми цифрами и дожидаясь вожделенного щелчка…
Есть!
Счет «Мегаполиса» – Алексей тщательно, чтобы не ошибиться, трижды сравнил последовательность цифр – был открыт три года назад на имя Юрия Константиновича Иртышова. И хоть Осипов кинул к себе координаты Иртышова, но он его интересовал в минимальной степени, поскольку по логике игры такого человека не должно быть. Вместо него был лишь паспорт и больше ничего.
Теперь предстояло самое сложное. Необходимо было проследить движение денег на счету. Персональный компьютер справиться с этим не смог бы, потому что карусель была фантастическая. Однако мэйнфрейм уперся и сортировал, сортировал, сортировал…
Результат был очень похож на то, о чем говорил Леня Степанов. Получалась замкнутая система, внутри которой и циркулировали деньги – сколько на основной счет прибывало, примерно столько же тут же и убывало.
Однако были и выходы наружу. И вот они-то и были главным искомым. Алексей обнаружил и то, что на наружные счета деньги только лишь перечислялись, не возвращаясь назад. Причем, начисления шли не еженедельно, как в подавляющем большинстве случаев, а примерно раз в месяц. То есть это было очень похоже на зарплату.