Алексей обладал одним неоспоримым достоинством, которого было лишено подавляющее большинство его коллег. Он был умен, очень умен. Причем, его незаурядный ум был дополнен тремя могучими инструментами: прекрасным специальным образованием, нацеленностью на победу и недюжинной работоспособностью.
Решив на свой страх и риск заняться «Мегаполисом», Алексей вовсе не собирался, если бы ему это удалось, закрывать сайт и арестовывать его держателей. Он прекрасно понимал, что результатом его служебного подвига станет дополнительная звезда на погонах Завьялова. Да серия телеинтервью, которые будет раздавать налево и направо начальник отдела полковник Серых, и без того не слезавший с телеэкрана, взахлеб рассказывая пресыщенному обывателю об увлекательной борьбе с хакерами, о битве интеллектов, о миллиардах долларов, спасенных вверенным ему отделом от разграбления по кабельным каналам.
Лейтенанту же по сложившейся традиции была положена премия в размере двух тысяч рублей и крепкое рукопожатие товарищей Серых и Завьялова на фоне портрета российского президента. Который – портрет – наблюдал бы за происходившим глумлением над молодостью и талантом с загадочной улыбкой Джоконды на офсетном челе.
Нет, у лейтенанта были совсем иные планы. Во-первых, ему, как человеку живому, неокостеневшему, было интересно во всем этом как следует разобраться. Выяснить, какие цели, кроме зашибания бабок, преследует игра «Мегаполис». Узнать, какие силы стоят за безликой фигурой Сисадмина. Государственная ли это структура, частная, криминальная? Или же всем заправляет гений-одиночка? И есть ли у него крыша?
И, во-вторых, отыскав слабое место в организации этого дела, предложить свои услуги в каком-либо качестве: крыши, консультанта, эксперта, поставщика информации, которой владеет его ведомство. Предложить столь аргументировано, веско и солидно, возможно, и с некоторой долей блефа, что от его услуг не смогли бы отказаться. И, естественно, принять участие в распределении прибыли, получив четыре-пять процентов акций, если таковые существуют.
Осипову было ясно как божий день, что отыскать сервер, бороздивший просторы глобальной сети под гостеприимным сейшельским флагом, невозможно. Хоть он, скорее всего, и располагался где-то поблизости – в пределах Садового, а, может быть, и Бульварного кольца. Однако можно было попытаться установить контакт с Сисадмином или кем-то еще, кто заправлял этой лавочкой. Вытащить их на этот контакт при помощи всевозможных провокационных ходов.
Однако действовать он начал с другого конца. Вначале попытался выйти на кого-нибудь из игроков, которые, если верить мегаполисовской информации, творили свои художества именно в Москве. Доверять их роскошным биографиям было бы наивно. Поэтому Осипов изрядно покопался в базе данных уголовного розыска, несмотря на то, что никто из них якобы не имел криминального прошлого.
Поиск по кличкам не дал никакого результата. На монитор выползло сорок девять Профессоров, восемнадцать Лохов, девять Танцоров и пять Дюймовочек. Но никто из них ни в чем не совпадал с одноименными игроками. Хотя, для идентификации у лейтенанта были лишь фотографии и личные субъективные ощущения, но это, конечно же, были совсем другие люди. Сомневаться не приходилось.
И матерясь и чертыхаясь, он запустил чудовищно медленный поиск по фотографиям, установив порог совпадения изображений на уровне восьмидесяти процентов. Через два часа угрозовский банк показал ему кукиш с маслом.
Затем Осипов, имевший доступ к большинству электронных ресурсов МВД, попытал счастье в паспортной службе. Тут тоже было немного шансов на успех, поскольку, наверняка, игроки не были москвичами и жили в городе без регистрации. Искать пришлось также по фото, поскольку клички в паспортных столах города Москвы не фиксировались, а ни имен, ни фамилий, ни даже годов рождения никто из них на «Мегаполисе» не имел.
Поскольку надо было перелопатить неизмеримо больший объем информации, чем в уголовке, то лейтенант задал трехступенчатый поиск. Вначале прокрутил все восемь миллионов москвичей на предмет совпадения их внешностей с внешностями искомых лиц в объеме тридцати процентов. То есть понизил точность результата сравнения, но соизмеримо выиграл во времени. Первая ступень работала два часа и выдала двести сорок пять тысяч совпадений.
Затем Осипов поднял порог идентичности изображений до шестидесяти процентов. Через три часа круг поиска снизился до шести тысяч пятьсот тридцати двух человек.
В окне забрезжил рассвет. Поэтому лейтенант установил параметр на уровне восьмидесяти пяти процентов, запустил поиск и поехал на службу.
Промаявшись девять часов в непосредственной близости от ни к селу, ни к городу раскапризничавшегося Завьялова, Алексей, дрожащий от нетерпения, – а интуиция его ещё ни разу не подводила – влетел в квартиру и, не раздеваясь, кинулся к компьютеру. На мониторе одна под другой стояли две фотографии. Одна из них принадлежала Уваровой Зое Сергеевне, 1956 г. р. Вторая – Дюймовочке.
Алексей мгновенно вспотел. И впился глазами в короткую справку: «Уварова, Зоя Сергеевна. Родилась 21.09.1956 года в г. Москве. Русская. Служащая. Образование высшее. Окончила… Места работы и занимаемые должности… Адрес…Семейное положение – разведенная. Детей нет…Владение иностранным языком – … Правительственных наград… Выписана с занимаемой жилплощади в связи со смертью 05.07.98».
Что за блин! – воскликнул Алексей, который ввиду очевидной абсурдности абсолютно ничего не понял. В связи с чьей смертью? Бывшего мужа? Матери? Отца?
И тут же до него дошло, что это какая-то издевка над ним, нелепая шутка паспортистов! Все они такие, сикелявки! Осипов вспомнил, как однажды переспал с одной. До чего же оказалась смешливой. Получилась прямо какая-то сатира и юмор в постели…
Но тут же поборол свои нервические эмоции. Взял себя в руки. Разделся. Закурил. И начал рассуждать логически.
Несомненно, эта баба была Дюймовочкой. Абсолютно то же лицо. Но не это было главным доказательством. Совпадали биографии. Вначале ТЮЗ. Потом эстрада. Правда, потом Дюймовочка пошла в похоронный бизнес, а Уварова стала безработной. Но тут не было никакого противоречия. Просто Уварова не захотела официально светиться. Видно, бизнес был не вполне легальным. Что из этого следует? Из этого следует, что Дюймовочка была по уши в криминале. И, скорее всего, на неё очень сильно наехали.
И тут может быть два варианта выхода из этой тупиковой ситуации. Либо честно пойти под пулю киллера, что и констатирует справка. Либо инсценировать собственную смерть. И после чудесного воскрешения заняться уже совсем другим делом, которое никаким боком не соприкасается со сферой деятельности людей, пытавшихся свести с ней счеты. Чтобы Уварова навсегда исчезла из поля их зрения.
Замену она, действительно, выбрала блестяще. Занималась смертью, перешла в игру, что, как известно, две вещи несовместные. Правда, игра с тем же душком, но происходила она в виртуальной области, так сказать, в эфире, а не под землей.
Что это полученное знание давало лейтенанту? Конечно, гоняться за человеком, живущим под новой фамилии и с фальшивым паспортом непросто. Однако теперь было ясно, что в Игре участвуют реальные люди, а не составленные web-мастером jpg-файлы. И, значит, кого-нибудь из них удастся отыскать.
Однако Алексей был не столь глуп, чтобы хвататься лишь за одну приглянувшуюся версию, какой бы правдоподобной она ни казалась, с ходу отбрасывая прочие варианты, пусть и самые фантастические. Ведь могла Зоя Сергеевна Уварова умереть в девяносто восьмом году? Могла. В этом деле никто не мог ей сильно помешать. Значит, Дюймовочка может оказаться её родной сестрой, двойняшкой. И тоже актрисой ТЮЗа. И тогда у неё та же фамилия, но другое имя. Именно та же фамилия, потому что артистки при замужестве фамилий не изменяют. Конечно, несколько странно, что в базе отыскалась только одна Уварова. Но, может быть, Уварова-Дюймовочка в свое время выписалась из Москвы и переехала жить куда-то еще. А потом вернулась, нелегально…
Что гадать? – сказал, энергично потирая руки Алексей. И поискал Яндексом сайты, где хоть что-то говорилось о московском ТЮЗе и его труппе. В одном месте нашел отрывочные сведения о репертуаре начиная с восемьдесят пятого года. Выборочно упоминались имена актеров. Была только одна Уварова, Зоя. Другой не было. Кстати, была и её фотография. Лицо было узнаваемо даже спустя пятнадцать лет, несмотря на мальчиковый грим и пионерский галстук, пытавшийся спрятать весьма серьезный бюст.
Осипов продолжал мыслить. Однако существует и ещё один вариант. Сисадмин или кто он там – человек, несомненно, изощренный. Он мог использовать Чичиковский прием: населить сайт мертвыми человечками-игроками. И тогда его jpg-файлы выглядят вполне реалистично. У каждого игрока есть своя конкретная биография, в правдивости которой можно убедиться, если полазить по Сети. Нашел же Алексей некоторые сведения об актрисе Уваровой. Более того, Сисадмин для того, чтобы успокоить юзерскую тусовку, которая, несомненно, периодически начинает сомневаться в реальности игроков, наверняка, являет им доказательства, разбросанные по Интернету.
А вот до того, что, скажем, Дюймовочка мертва, докопаться очень сложно, поскольку сломать защиту локальной сети МВД удастся далеко не каждому хакеру. Правда, то, что успел увидеть Осипов на сайте «Мегаполиса», свидетельствовало о том, что там тусовалась не слишком интеллектуальная публика. Такие сожрут все, что им подсунет опытный Сисадмин.
Так что эта версия приводила к тому, что главными действующими лицами Игры являются электронные человечки, придуманные Сисадмином, «плоть» которых состоит из jpg-файлов, набора html-тегов и регулярно обновляемого текста. Типичные симулякры, мнимое существование которых неотличимо от реального.
Это несколько осложняло продвижение лейтенанта к поставленной цели. Однако, как человек умный, он решил не отбрасывать и самую первую версию, согласно которой Дюймовочка и все остальные – люди. Причем, живые.
И проверить это было возможно. Симулякр не может убить реального человека. Следовательно, нужно убедиться в реальности их жертв, которые на сайте были названы пофамильно. Хоть в период, когда расследованием занимался Завьялов, и была установлена идентичность преступлений, описанных в «Мегаполисе» и занесенных в сервер Петровки-38, но это ещё ничего не значило. Там, на Петровке, личности убитых не были установлены.
За Дюймовочкой числились четыре трупа. Осипов нашел в паспортной базе первого. Фамилия, имя, отчество, фотография – все правильно. Он был жив, то есть не выписан. И это тоже правильно. Если личность убитого не установлена, то человек раздваивается. Один из этих двоих, бесфамильный, несомненно, мертв. Второй, с фамилией и пропиской, жив для всех, кто не знает, что он мертв. В том числе он жив и для любой канцелярии. Осипов нашел второй Дюймовочкин труп. Он тоже был живым. Нашел третий. Нашел последний, четвертый. Но этот был «выписан в связи со смертью». Дата выписки отличалась от даты убийства, указанного в «Мегаполисе», на десять дней. Примерно столько и требовалось на прохождение бумаг по инстанциям.
Алексей заерзал на стуле, явственно ощущая зыбкость пола, на котором он стоял, зыбкость земли, на которой был построен дом, зыбкость жизни, туда-сюда перетекающей из реальной области в виртуальную и обратно. Он снова полез в базу висяков, предположив, что с того момента, когда они исследовали её с Завьяловым, личность убитого удалось установить. Но нет, все осталось по-прежнему.
Шли третьи сутки но Осипов, как и древний философ Сократ, мог лишь сказать: «Я знаю, что я ничего не знаю». Действительно, с одной стороны, формулировка «выписан в связи со смертью» может появиться лишь при наличии свидетельства о смерти конкретного бывшего гражданина, опознанного как минимум двумя свидетелями. С другой стороны, свидетельство о смерти может быть получено за взятку даже без наличия трупа.
Гипотетически бывшего гипотетического человека звали Жариковым Юрием Леонидовичем. Осипов решил во что бы то ни стало найти его, даже если придется выкапывать из-под земли. Осипов отошел от компьютера, от которого у него уже рябило в глазах, и взял телефонную трубку, предварительно включив чип, который дает сбой на определитель номера.
Алексей так увлекся погоней за симулякрами, что второпях проскочил мимо ещё одной версии, также весьма вероятной. Сисадмин в качестве прототипов игроков мог взять биографии и облики совершенно случайных людей, преспокойно живущих в своих Рязанях, Омсках, Новосибирсках и не ведающих о том, что в Интернете есть такая игра «Мегаполис», что там есть игроки – электронные человечки, очень на них похожие, которые творят жуткие безобразия.
Апплет 1000. Он сделал это!
Решив на свой страх и риск заняться «Мегаполисом», Алексей вовсе не собирался, если бы ему это удалось, закрывать сайт и арестовывать его держателей. Он прекрасно понимал, что результатом его служебного подвига станет дополнительная звезда на погонах Завьялова. Да серия телеинтервью, которые будет раздавать налево и направо начальник отдела полковник Серых, и без того не слезавший с телеэкрана, взахлеб рассказывая пресыщенному обывателю об увлекательной борьбе с хакерами, о битве интеллектов, о миллиардах долларов, спасенных вверенным ему отделом от разграбления по кабельным каналам.
Лейтенанту же по сложившейся традиции была положена премия в размере двух тысяч рублей и крепкое рукопожатие товарищей Серых и Завьялова на фоне портрета российского президента. Который – портрет – наблюдал бы за происходившим глумлением над молодостью и талантом с загадочной улыбкой Джоконды на офсетном челе.
Нет, у лейтенанта были совсем иные планы. Во-первых, ему, как человеку живому, неокостеневшему, было интересно во всем этом как следует разобраться. Выяснить, какие цели, кроме зашибания бабок, преследует игра «Мегаполис». Узнать, какие силы стоят за безликой фигурой Сисадмина. Государственная ли это структура, частная, криминальная? Или же всем заправляет гений-одиночка? И есть ли у него крыша?
И, во-вторых, отыскав слабое место в организации этого дела, предложить свои услуги в каком-либо качестве: крыши, консультанта, эксперта, поставщика информации, которой владеет его ведомство. Предложить столь аргументировано, веско и солидно, возможно, и с некоторой долей блефа, что от его услуг не смогли бы отказаться. И, естественно, принять участие в распределении прибыли, получив четыре-пять процентов акций, если таковые существуют.
Осипову было ясно как божий день, что отыскать сервер, бороздивший просторы глобальной сети под гостеприимным сейшельским флагом, невозможно. Хоть он, скорее всего, и располагался где-то поблизости – в пределах Садового, а, может быть, и Бульварного кольца. Однако можно было попытаться установить контакт с Сисадмином или кем-то еще, кто заправлял этой лавочкой. Вытащить их на этот контакт при помощи всевозможных провокационных ходов.
Однако действовать он начал с другого конца. Вначале попытался выйти на кого-нибудь из игроков, которые, если верить мегаполисовской информации, творили свои художества именно в Москве. Доверять их роскошным биографиям было бы наивно. Поэтому Осипов изрядно покопался в базе данных уголовного розыска, несмотря на то, что никто из них якобы не имел криминального прошлого.
Поиск по кличкам не дал никакого результата. На монитор выползло сорок девять Профессоров, восемнадцать Лохов, девять Танцоров и пять Дюймовочек. Но никто из них ни в чем не совпадал с одноименными игроками. Хотя, для идентификации у лейтенанта были лишь фотографии и личные субъективные ощущения, но это, конечно же, были совсем другие люди. Сомневаться не приходилось.
И матерясь и чертыхаясь, он запустил чудовищно медленный поиск по фотографиям, установив порог совпадения изображений на уровне восьмидесяти процентов. Через два часа угрозовский банк показал ему кукиш с маслом.
Затем Осипов, имевший доступ к большинству электронных ресурсов МВД, попытал счастье в паспортной службе. Тут тоже было немного шансов на успех, поскольку, наверняка, игроки не были москвичами и жили в городе без регистрации. Искать пришлось также по фото, поскольку клички в паспортных столах города Москвы не фиксировались, а ни имен, ни фамилий, ни даже годов рождения никто из них на «Мегаполисе» не имел.
Поскольку надо было перелопатить неизмеримо больший объем информации, чем в уголовке, то лейтенант задал трехступенчатый поиск. Вначале прокрутил все восемь миллионов москвичей на предмет совпадения их внешностей с внешностями искомых лиц в объеме тридцати процентов. То есть понизил точность результата сравнения, но соизмеримо выиграл во времени. Первая ступень работала два часа и выдала двести сорок пять тысяч совпадений.
Затем Осипов поднял порог идентичности изображений до шестидесяти процентов. Через три часа круг поиска снизился до шести тысяч пятьсот тридцати двух человек.
В окне забрезжил рассвет. Поэтому лейтенант установил параметр на уровне восьмидесяти пяти процентов, запустил поиск и поехал на службу.
Промаявшись девять часов в непосредственной близости от ни к селу, ни к городу раскапризничавшегося Завьялова, Алексей, дрожащий от нетерпения, – а интуиция его ещё ни разу не подводила – влетел в квартиру и, не раздеваясь, кинулся к компьютеру. На мониторе одна под другой стояли две фотографии. Одна из них принадлежала Уваровой Зое Сергеевне, 1956 г. р. Вторая – Дюймовочке.
Алексей мгновенно вспотел. И впился глазами в короткую справку: «Уварова, Зоя Сергеевна. Родилась 21.09.1956 года в г. Москве. Русская. Служащая. Образование высшее. Окончила… Места работы и занимаемые должности… Адрес…Семейное положение – разведенная. Детей нет…Владение иностранным языком – … Правительственных наград… Выписана с занимаемой жилплощади в связи со смертью 05.07.98».
Что за блин! – воскликнул Алексей, который ввиду очевидной абсурдности абсолютно ничего не понял. В связи с чьей смертью? Бывшего мужа? Матери? Отца?
И тут же до него дошло, что это какая-то издевка над ним, нелепая шутка паспортистов! Все они такие, сикелявки! Осипов вспомнил, как однажды переспал с одной. До чего же оказалась смешливой. Получилась прямо какая-то сатира и юмор в постели…
Но тут же поборол свои нервические эмоции. Взял себя в руки. Разделся. Закурил. И начал рассуждать логически.
Несомненно, эта баба была Дюймовочкой. Абсолютно то же лицо. Но не это было главным доказательством. Совпадали биографии. Вначале ТЮЗ. Потом эстрада. Правда, потом Дюймовочка пошла в похоронный бизнес, а Уварова стала безработной. Но тут не было никакого противоречия. Просто Уварова не захотела официально светиться. Видно, бизнес был не вполне легальным. Что из этого следует? Из этого следует, что Дюймовочка была по уши в криминале. И, скорее всего, на неё очень сильно наехали.
И тут может быть два варианта выхода из этой тупиковой ситуации. Либо честно пойти под пулю киллера, что и констатирует справка. Либо инсценировать собственную смерть. И после чудесного воскрешения заняться уже совсем другим делом, которое никаким боком не соприкасается со сферой деятельности людей, пытавшихся свести с ней счеты. Чтобы Уварова навсегда исчезла из поля их зрения.
Замену она, действительно, выбрала блестяще. Занималась смертью, перешла в игру, что, как известно, две вещи несовместные. Правда, игра с тем же душком, но происходила она в виртуальной области, так сказать, в эфире, а не под землей.
Что это полученное знание давало лейтенанту? Конечно, гоняться за человеком, живущим под новой фамилии и с фальшивым паспортом непросто. Однако теперь было ясно, что в Игре участвуют реальные люди, а не составленные web-мастером jpg-файлы. И, значит, кого-нибудь из них удастся отыскать.
Однако Алексей был не столь глуп, чтобы хвататься лишь за одну приглянувшуюся версию, какой бы правдоподобной она ни казалась, с ходу отбрасывая прочие варианты, пусть и самые фантастические. Ведь могла Зоя Сергеевна Уварова умереть в девяносто восьмом году? Могла. В этом деле никто не мог ей сильно помешать. Значит, Дюймовочка может оказаться её родной сестрой, двойняшкой. И тоже актрисой ТЮЗа. И тогда у неё та же фамилия, но другое имя. Именно та же фамилия, потому что артистки при замужестве фамилий не изменяют. Конечно, несколько странно, что в базе отыскалась только одна Уварова. Но, может быть, Уварова-Дюймовочка в свое время выписалась из Москвы и переехала жить куда-то еще. А потом вернулась, нелегально…
Что гадать? – сказал, энергично потирая руки Алексей. И поискал Яндексом сайты, где хоть что-то говорилось о московском ТЮЗе и его труппе. В одном месте нашел отрывочные сведения о репертуаре начиная с восемьдесят пятого года. Выборочно упоминались имена актеров. Была только одна Уварова, Зоя. Другой не было. Кстати, была и её фотография. Лицо было узнаваемо даже спустя пятнадцать лет, несмотря на мальчиковый грим и пионерский галстук, пытавшийся спрятать весьма серьезный бюст.
Осипов продолжал мыслить. Однако существует и ещё один вариант. Сисадмин или кто он там – человек, несомненно, изощренный. Он мог использовать Чичиковский прием: населить сайт мертвыми человечками-игроками. И тогда его jpg-файлы выглядят вполне реалистично. У каждого игрока есть своя конкретная биография, в правдивости которой можно убедиться, если полазить по Сети. Нашел же Алексей некоторые сведения об актрисе Уваровой. Более того, Сисадмин для того, чтобы успокоить юзерскую тусовку, которая, несомненно, периодически начинает сомневаться в реальности игроков, наверняка, являет им доказательства, разбросанные по Интернету.
А вот до того, что, скажем, Дюймовочка мертва, докопаться очень сложно, поскольку сломать защиту локальной сети МВД удастся далеко не каждому хакеру. Правда, то, что успел увидеть Осипов на сайте «Мегаполиса», свидетельствовало о том, что там тусовалась не слишком интеллектуальная публика. Такие сожрут все, что им подсунет опытный Сисадмин.
Так что эта версия приводила к тому, что главными действующими лицами Игры являются электронные человечки, придуманные Сисадмином, «плоть» которых состоит из jpg-файлов, набора html-тегов и регулярно обновляемого текста. Типичные симулякры, мнимое существование которых неотличимо от реального.
Это несколько осложняло продвижение лейтенанта к поставленной цели. Однако, как человек умный, он решил не отбрасывать и самую первую версию, согласно которой Дюймовочка и все остальные – люди. Причем, живые.
И проверить это было возможно. Симулякр не может убить реального человека. Следовательно, нужно убедиться в реальности их жертв, которые на сайте были названы пофамильно. Хоть в период, когда расследованием занимался Завьялов, и была установлена идентичность преступлений, описанных в «Мегаполисе» и занесенных в сервер Петровки-38, но это ещё ничего не значило. Там, на Петровке, личности убитых не были установлены.
За Дюймовочкой числились четыре трупа. Осипов нашел в паспортной базе первого. Фамилия, имя, отчество, фотография – все правильно. Он был жив, то есть не выписан. И это тоже правильно. Если личность убитого не установлена, то человек раздваивается. Один из этих двоих, бесфамильный, несомненно, мертв. Второй, с фамилией и пропиской, жив для всех, кто не знает, что он мертв. В том числе он жив и для любой канцелярии. Осипов нашел второй Дюймовочкин труп. Он тоже был живым. Нашел третий. Нашел последний, четвертый. Но этот был «выписан в связи со смертью». Дата выписки отличалась от даты убийства, указанного в «Мегаполисе», на десять дней. Примерно столько и требовалось на прохождение бумаг по инстанциям.
Алексей заерзал на стуле, явственно ощущая зыбкость пола, на котором он стоял, зыбкость земли, на которой был построен дом, зыбкость жизни, туда-сюда перетекающей из реальной области в виртуальную и обратно. Он снова полез в базу висяков, предположив, что с того момента, когда они исследовали её с Завьяловым, личность убитого удалось установить. Но нет, все осталось по-прежнему.
Шли третьи сутки но Осипов, как и древний философ Сократ, мог лишь сказать: «Я знаю, что я ничего не знаю». Действительно, с одной стороны, формулировка «выписан в связи со смертью» может появиться лишь при наличии свидетельства о смерти конкретного бывшего гражданина, опознанного как минимум двумя свидетелями. С другой стороны, свидетельство о смерти может быть получено за взятку даже без наличия трупа.
Гипотетически бывшего гипотетического человека звали Жариковым Юрием Леонидовичем. Осипов решил во что бы то ни стало найти его, даже если придется выкапывать из-под земли. Осипов отошел от компьютера, от которого у него уже рябило в глазах, и взял телефонную трубку, предварительно включив чип, который дает сбой на определитель номера.
Алексей так увлекся погоней за симулякрами, что второпях проскочил мимо ещё одной версии, также весьма вероятной. Сисадмин в качестве прототипов игроков мог взять биографии и облики совершенно случайных людей, преспокойно живущих в своих Рязанях, Омсках, Новосибирсках и не ведающих о том, что в Интернете есть такая игра «Мегаполис», что там есть игроки – электронные человечки, очень на них похожие, которые творят жуткие безобразия.
Апплет 1000. Он сделал это!
– Слушай, Танцор, а почему ты не алкоголик?
– Ты чего, ошизела что ли?
– Зачем ошизела? Ты же ведь раньше был актером. А все актеры – алкоголики. Это каждый чайник знает. Так все-таки, почему? Мы с тобой живем уже две недели, а ты ещё ни разу не нажрался. Закодировался что ли?
– Просто у меня организм такой. После третьей рюмки начинает тошнить. После четвертой блюю, как Ниагарский водопад. Если бы не это, то, конечно, пил бы по черному.
– Что же ты мне мозги полоскаешь? Тошнит его. А кто, когда задушили Манку, выкушал две бутылки водки?
Танцора словно током ударило. Он выключил монитор, закурил и начал судорожно думать, не обращая внимания на удивленные Стрелкины оклики: «Эй, голубчик, ты где? Отзовись, милок! Уж не захотелось ли потрахаться? Ау-у-у! Сердешный!» Дело в том, что вот уже дней десять они переговаривались, чтобы не быть подслушанными, при помощи компьютеров, которые Стрелка соединила в локальную сеть. Именно для этого и был куплен 486-й долгожитель, уже дышавший на ладан, но способный обмениваться простенькими текстовыми файлами.
Если возникали какие-то новые идеи по части борьбы с Сисадмином, то Стрелка и Танцор говорили условленное «Ну что, покукуем?», садились за мониторы, которые загораживали от неизвестно где торчащих камер, и начинали перемалывать бесчисленные версии и варианты.
И вдруг у Танцора, как и тогда, когда ему позвонил Сисадмин, начала уходить из-под ног почва. Он понял, что в очередной раз крепко попался. Стрелка подослана. Да, он, действительно, рассказывал ту историю. Как заказали Манку. Как он пытался её спасти. Как двое невидимых разбили ему морду о кузов машины. И все! Ни про какие две бутылки водки он Стрелке не говорил! Это абсолютно точно! Значит, она подослана Сисадмином шпионить за ним. Естественно, он её прекрасно подготовил, показал все видеозаписи, в том числе и ту, где Танцор пил в одиночестве, пытаясь выключить воспаленное сознание.
Но не смог, ублюдок, всего предусмотреть: перекормил девушку информацией, явно перекормил. Вот она и проболталась.
Танцор не обращал внимание на доносящиеся из угла комнаты «ау». Теперь он понял, что тот её блестящий монолог о том, что если надо, то надо пойти и убить, был заранее составлен, утвержден Сисадмином и отрепетирован. Мол, война в Москве идет. И дело мужской чести стать победителем. Мол, я тебя такого, как и миллионы русских баб, любить ещё больше буду. Нормальная психологическая поддержка, нормальная, ничего не скажешь! Получается, что его уже за две ниточки дергают: и в Сети, и в постели! Ай да Стрелка! Ай да сукина дочь!
Подошла, внимательно посмотрела в глаза и спросила: «Ты что, уху ел?» Танцор резко, даже как-то отчаянно, показал ей пальцем на её монитор. Даже не показал, а словно кинул в него кисть руки, словно хотел, чтобы она оторвалась и разбила экран к чертовой матери. Мол, иди, поговорим! Танцор от ярости уже почти перестал соображать, решил выдать все, выплюнуть ей в лицо маленькие черненькие буковки, чтобы они хотя бы исцарапали кожу.
Правда, скрывать это уже не имело смысла, не от кого скрывать – она одна из них. И можно было просто орать, брызгаться слюной, наливаясь черной кровью. Однако по инерции, поскольку он уже привык отстукивать самое важное на клавиатуре, Танцор застучал правым указательным пальцем, забывая от перевозбуждения нажимать левым на Shift:
– я тебе не рассказывал что пил после смерти манки. ты это не можешь знать. значит ты шпионка1 тебя подослал этот козел чтобы следила и окучивала мои мозги1 сука1
– Wou! Танцор, сбавь обороты!
– ты видела все записи и ту с двумя бутылками. вот и протрепалась1
– Танцор, миленький, ты на самом деле так думаешь?
– а что я ещё могу думать7 что71
– Подожди. Давай разбираться. А то ведь именно это этому козлу и надо. Чтобы мы с тобой за ножи взялись. Успокойся, прошу тебя. Я никуда ещё не сбегаю. Если что, успеешь морду набить. Идет?
– Идет.
– Почему-то я знаю ту историю. Только вот не знаю почему, хоть убей меня. Но ты ошибаешься. Я знаю её не зрительно, то есть даже не могу предположить, как ты выглядишь пьяным. Как пьешь не знаю – кривишься ли, выдыхаешь или ещё как? Подожди, дай подумаю… Да, точно. Знаю как историю, которую услышала. Или прочитала.
– Почему я должен тебе верить!?
– А кому же еще? Ведь у тебя же никого нету кроме меня! Да, я поняла, с нами происходит что-то странное. Значит, мы недооценили этого козла. Вспомни, как ты мне рассказал ту фигню, где у тебя в метро запищал лэптоп. Помнишь?
– Да.
– Это не странно? Помнить то, чего никогда не было. Напрягись, ты это не во сне увидел?
Танцор напрягся, понимая, что это, действительно, важно. Начал снова вспоминать тот невозможный случай, который он прекрасно помнил. Помнил вплоть до своих ощущений… А может быть, ощущения он уже потом придумал и подверстал?..
Нет, во сне этого все равно не могло быть. Слишком отчетливо он помнил людей. Мужика в сбившемся набок галстуке. Блондинку, которая когда-то была красавицей, а сейчас из последних сил боролась с приближавшейся старостью. Двух пацанов на роликах. Военного с кейсом… Да, это был подполковник, с двумя звездочками на погонах. Двух рыночных торговок в одинаковых пушистых рейтузах и кожаных куртках… Запищал лэптоп. Всех выдуло из вагона. Так. Что дальше? А вот как он ехал потом в одиночестве, это было довольно смутненько. Но все-таки это был не сон.
Танцор отстучал:
– Нет, это не во сне. Я очень подробно все помню. Так сны не запоминаются.
– Хорошо. Напрягись еще, как следует. Попробуй вспомнить, что ты видел боковым зрением. Ну, и ещё – вверху и внизу, куда обычно не смотрят, не обращают внимания.
Что же он мог видеть-то такого? По бокам все то же самое, люди, но уже не такие отчетливые. Ну, ботинки, потолок… Какой такой особенный может быть потолок в вагоне метро? Ах, да:
– На потолке вроде бы реклама была какая-то…
– Давай, Танцор, давай! Реклама чего, думай.
– Щас… Щас… Вроде домик какой-то был нарисован. Типа дачного. Вроде так. Еще, кажется, какая-то тарелка, в смысле – антенна.
– Ну, блин, точно! Я так и знала! Как думаешь, что это такое?
– Наверно, какая-то строительная фирма.
– Хрен-то! Это верхняя строка браузера!
– Чего-чего?
– Браузера, программы при помощи которой по Сети гуляют. Открой-ка, посмотри, какие у него картинки на верхней панельке.
Танцор щелкнул мышкой по иконке Internet Explorer, браузер запустился, и обалдевший Танцор, действительно, увидел вверху монитора и домик с трубой, и тарелку. Он все прекрасно понял. Эти суки до отвала накормили его двадцать пятым кадром, который откладывается в сознании, несмотря на то, что зрение его как бы и не замечает, слишком короткое экспонирование. Сидел и рассматривал что-то на экране лэптопа, а его долбили, долбили, долбили, вставляя последовательность кратковременных, «незаметных» картинок о чуде, которое «произошло» в вагоне метро. И это стало частью его памяти, а, значит, и частью прожитой жизни. Танцор ответил:
– Козлы!
– Нет, но какие хитрожопые-то козлы! Во-первых, если бы мы это дело не просекли, то они, как минимум, кого-нибудь из нас психом сделали. Еще чего-нибудь такого насовали, и крыша бы съехала. А, во-вторых, чуть нам с тобой поножовщину не устроили. А то ведь – «сука, сука»!
– Так, значит, и тебе вставили двадцать пятый кадр?
– Конечно! Я же говорю, что помню не зрительно, а информационно. Наверняка, долбили не картинкой, а текстом. Что-нибудь вроде: «После убийства Манки Танцор пришел домой, выпил две бутылки водки и упал на пол». Падал?
– Не помню. Очнулся на диване, в ботинках и в кепке. Да, кстати. Помнишь ту парочку, я тебе показывал на сайте – Оранжевая Пурга и ещё один, не помню как его?
– Которые у Гиви себя гранатой? И про которых написали, что не справились, и замочили их, а не они?
– Ну да. Так, как ты думаешь, была граната? Сами они себя? Или мне это тоже вдолбили двадцать пятым кадром?
– Думаю, сами. Потому что у тебя уже было воспоминание об этом событии. А вытеснить его уже потом – это невозможно. Тут интереснее совсем другое. С какого это хрена они устроили вспарывание свих животов таким экзотическим способом? Боюсь, что этот скот кодирует игроков на самоуничтожение.
– Блин! Может, я уже тоже этого нажрался?! Что же делать-то?!
– Что-что! Что ты на меня все валишь? На хрупкую женщину. Может, и меня тоже накачали. Придумаем что-нибудь. Хоть я в операционке все дыры и заштопала, всяких защит навтыкала, поставлю контроль на двадцать пятый кадр. А ты со своим лэптопом будь поосторожнее. Читай с него только почту, в Интернет не залезай. Потому что я с ним ничего не могу сделать. На нем установлен какой-то очень хитрый Юникс, я такую опцию встречаю впервые. Только почту – заруби себе на носу!
– Так если мы уже… Закодированные… Пришлет этот скот письмецо со специальным набором слов – и все, ствол в рот и на курок.
– Вас чему там в этой затраханной Щуке учили? Надеюсь, психологию-то хоть по крайней мере читали? Так вот, Танцор, закодировать можно только того, кто этого сам хочет. Кто боится и все такое этсетера. Мы с тобой, блин, ненавидим Сисадмина или ненавидим? Он для нас авторитет или зловредный упырь?! Согласен?
– Согласен.
– Не вижу бодрой улыбки на лице, блин!
–:)))))))))))))))))))))))))))))
– Вот это совсем другое дело. А теперь, раз уж начали, давай-ка доведем это толковище до конца. Чтобы потом к этому уже никогда не возвращаться. У тебя есть ко мне ещё какие-нибудь претензии? Может, какие-то другие подозрения, предчувствия, ночные страхи, боли при мочеиспускании? Ну?
– Лексикон.
– Ась? Непонимэйшн.
– У тебя лексикон значительно богаче, чем у девочки, которой случайно протрезвевший отчим прочел два детских стишка. К чему бы это?
– А это я всегда так при знакомстве. Почерк у меня такой. Если мудак, то сразу же отвалит, мол, чувиха низкого пошиба, наверняка, с полным венерическим набором, передающимся при рукопожатии.
– А если мудак, но такой, которому не успели и одного стишка прочитать?
– Тогда я начинаю левым глазом смотреть на кончик носа, а правым – в потолок. И подволакиваю левую ногу. Нет, я девушка вполне благополучная. С образованием даже. Но без постоянного занятия. Хакнула в банке пятьдесят штук, я не жадная, и живу на них.
– Что же ты мне об этом потом не рассказала?
– А ты что, в натуре, следователь что ли? Следователь, да? Козел ментовский! А ну, блин, живо в койку! Ты у меня сейчас за «суку» будешь отрабатывать! С живого не слезу! Ну, живо:((((((((((
И через пятнадцать минут квартира, очень неспокойная для соседей снизу, сверху, слева и справа, огласилась душераздирающими воплями «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!», которые не стихли даже тогда, когда по телевизору стали передавать программу «Время».
Приближался вторник – игровой день.
Подошел Танцор и сел рядом. Молчали. Все было и так ясно.
Выскочила почтовая заставка, замигал индикатор модема, начал стремительно заполняться синим цветом столбик на заставке, дзынькнул динамик, оповещая о получении почтового сообщения. Танцор открыл письмо и прочел:
Готов?
adm
Ответил:
Готов
tanc
Ответил, имея в виду, что да, козел, готов, готов пойти и замочить любого, чтобы когда-нибудь, возможно, скоро, замочить тебя, козла!
Посмотрел на Стрелку. Она напряженно улыбнулась. Вчера ночью уже все было сказано и все ещё раз решено. Так надо. И теперь уже не только ему, но и ей. Потому что они теперь в одной связке, хоть её ещё и не ввели в Игру. В одной связке, значит, он не имеет права оступиться и упасть. Разобьются вдвоем.
Сейчас, в эту поганейшую минуту в своей жизни, Танцор особенно остро ощутил, как дорога ему Стрелка. И дело тут было совсем не в постели, не только в ней. Со Стрелкой было хорошо всегда, что бы они ни делали, хорошо и тепло. Ей, видимо, тоже. Потому что они уже успели намерзнуться каждый в своем теплонепроницаемом одиночестве, непонятно что и для чего делая. Она – уткнувшись в монитор, который был началом коридора, уходящего в зияющую пустотой бесконечность, наполненную нематериальными фантомами. Он – дрыгая ногами, нелепо размахивая руками, дергаясь телом, гримасничая и завывая, но не сам, а потому что его с разных сторон дергали за ниточки. И вот эта блядская Игра соединила их. Казалось бы, она стала их общим наказанием, пыткой тем же самым, стократно усиленным, доведенным до кошмара.
– Ты чего, ошизела что ли?
– Зачем ошизела? Ты же ведь раньше был актером. А все актеры – алкоголики. Это каждый чайник знает. Так все-таки, почему? Мы с тобой живем уже две недели, а ты ещё ни разу не нажрался. Закодировался что ли?
– Просто у меня организм такой. После третьей рюмки начинает тошнить. После четвертой блюю, как Ниагарский водопад. Если бы не это, то, конечно, пил бы по черному.
– Что же ты мне мозги полоскаешь? Тошнит его. А кто, когда задушили Манку, выкушал две бутылки водки?
Танцора словно током ударило. Он выключил монитор, закурил и начал судорожно думать, не обращая внимания на удивленные Стрелкины оклики: «Эй, голубчик, ты где? Отзовись, милок! Уж не захотелось ли потрахаться? Ау-у-у! Сердешный!» Дело в том, что вот уже дней десять они переговаривались, чтобы не быть подслушанными, при помощи компьютеров, которые Стрелка соединила в локальную сеть. Именно для этого и был куплен 486-й долгожитель, уже дышавший на ладан, но способный обмениваться простенькими текстовыми файлами.
Если возникали какие-то новые идеи по части борьбы с Сисадмином, то Стрелка и Танцор говорили условленное «Ну что, покукуем?», садились за мониторы, которые загораживали от неизвестно где торчащих камер, и начинали перемалывать бесчисленные версии и варианты.
И вдруг у Танцора, как и тогда, когда ему позвонил Сисадмин, начала уходить из-под ног почва. Он понял, что в очередной раз крепко попался. Стрелка подослана. Да, он, действительно, рассказывал ту историю. Как заказали Манку. Как он пытался её спасти. Как двое невидимых разбили ему морду о кузов машины. И все! Ни про какие две бутылки водки он Стрелке не говорил! Это абсолютно точно! Значит, она подослана Сисадмином шпионить за ним. Естественно, он её прекрасно подготовил, показал все видеозаписи, в том числе и ту, где Танцор пил в одиночестве, пытаясь выключить воспаленное сознание.
Но не смог, ублюдок, всего предусмотреть: перекормил девушку информацией, явно перекормил. Вот она и проболталась.
Танцор не обращал внимание на доносящиеся из угла комнаты «ау». Теперь он понял, что тот её блестящий монолог о том, что если надо, то надо пойти и убить, был заранее составлен, утвержден Сисадмином и отрепетирован. Мол, война в Москве идет. И дело мужской чести стать победителем. Мол, я тебя такого, как и миллионы русских баб, любить ещё больше буду. Нормальная психологическая поддержка, нормальная, ничего не скажешь! Получается, что его уже за две ниточки дергают: и в Сети, и в постели! Ай да Стрелка! Ай да сукина дочь!
Подошла, внимательно посмотрела в глаза и спросила: «Ты что, уху ел?» Танцор резко, даже как-то отчаянно, показал ей пальцем на её монитор. Даже не показал, а словно кинул в него кисть руки, словно хотел, чтобы она оторвалась и разбила экран к чертовой матери. Мол, иди, поговорим! Танцор от ярости уже почти перестал соображать, решил выдать все, выплюнуть ей в лицо маленькие черненькие буковки, чтобы они хотя бы исцарапали кожу.
Правда, скрывать это уже не имело смысла, не от кого скрывать – она одна из них. И можно было просто орать, брызгаться слюной, наливаясь черной кровью. Однако по инерции, поскольку он уже привык отстукивать самое важное на клавиатуре, Танцор застучал правым указательным пальцем, забывая от перевозбуждения нажимать левым на Shift:
– я тебе не рассказывал что пил после смерти манки. ты это не можешь знать. значит ты шпионка1 тебя подослал этот козел чтобы следила и окучивала мои мозги1 сука1
– Wou! Танцор, сбавь обороты!
– ты видела все записи и ту с двумя бутылками. вот и протрепалась1
– Танцор, миленький, ты на самом деле так думаешь?
– а что я ещё могу думать7 что71
– Подожди. Давай разбираться. А то ведь именно это этому козлу и надо. Чтобы мы с тобой за ножи взялись. Успокойся, прошу тебя. Я никуда ещё не сбегаю. Если что, успеешь морду набить. Идет?
– Идет.
– Почему-то я знаю ту историю. Только вот не знаю почему, хоть убей меня. Но ты ошибаешься. Я знаю её не зрительно, то есть даже не могу предположить, как ты выглядишь пьяным. Как пьешь не знаю – кривишься ли, выдыхаешь или ещё как? Подожди, дай подумаю… Да, точно. Знаю как историю, которую услышала. Или прочитала.
– Почему я должен тебе верить!?
– А кому же еще? Ведь у тебя же никого нету кроме меня! Да, я поняла, с нами происходит что-то странное. Значит, мы недооценили этого козла. Вспомни, как ты мне рассказал ту фигню, где у тебя в метро запищал лэптоп. Помнишь?
– Да.
– Это не странно? Помнить то, чего никогда не было. Напрягись, ты это не во сне увидел?
Танцор напрягся, понимая, что это, действительно, важно. Начал снова вспоминать тот невозможный случай, который он прекрасно помнил. Помнил вплоть до своих ощущений… А может быть, ощущения он уже потом придумал и подверстал?..
Нет, во сне этого все равно не могло быть. Слишком отчетливо он помнил людей. Мужика в сбившемся набок галстуке. Блондинку, которая когда-то была красавицей, а сейчас из последних сил боролась с приближавшейся старостью. Двух пацанов на роликах. Военного с кейсом… Да, это был подполковник, с двумя звездочками на погонах. Двух рыночных торговок в одинаковых пушистых рейтузах и кожаных куртках… Запищал лэптоп. Всех выдуло из вагона. Так. Что дальше? А вот как он ехал потом в одиночестве, это было довольно смутненько. Но все-таки это был не сон.
Танцор отстучал:
– Нет, это не во сне. Я очень подробно все помню. Так сны не запоминаются.
– Хорошо. Напрягись еще, как следует. Попробуй вспомнить, что ты видел боковым зрением. Ну, и ещё – вверху и внизу, куда обычно не смотрят, не обращают внимания.
Что же он мог видеть-то такого? По бокам все то же самое, люди, но уже не такие отчетливые. Ну, ботинки, потолок… Какой такой особенный может быть потолок в вагоне метро? Ах, да:
– На потолке вроде бы реклама была какая-то…
– Давай, Танцор, давай! Реклама чего, думай.
– Щас… Щас… Вроде домик какой-то был нарисован. Типа дачного. Вроде так. Еще, кажется, какая-то тарелка, в смысле – антенна.
– Ну, блин, точно! Я так и знала! Как думаешь, что это такое?
– Наверно, какая-то строительная фирма.
– Хрен-то! Это верхняя строка браузера!
– Чего-чего?
– Браузера, программы при помощи которой по Сети гуляют. Открой-ка, посмотри, какие у него картинки на верхней панельке.
Танцор щелкнул мышкой по иконке Internet Explorer, браузер запустился, и обалдевший Танцор, действительно, увидел вверху монитора и домик с трубой, и тарелку. Он все прекрасно понял. Эти суки до отвала накормили его двадцать пятым кадром, который откладывается в сознании, несмотря на то, что зрение его как бы и не замечает, слишком короткое экспонирование. Сидел и рассматривал что-то на экране лэптопа, а его долбили, долбили, долбили, вставляя последовательность кратковременных, «незаметных» картинок о чуде, которое «произошло» в вагоне метро. И это стало частью его памяти, а, значит, и частью прожитой жизни. Танцор ответил:
– Козлы!
– Нет, но какие хитрожопые-то козлы! Во-первых, если бы мы это дело не просекли, то они, как минимум, кого-нибудь из нас психом сделали. Еще чего-нибудь такого насовали, и крыша бы съехала. А, во-вторых, чуть нам с тобой поножовщину не устроили. А то ведь – «сука, сука»!
– Так, значит, и тебе вставили двадцать пятый кадр?
– Конечно! Я же говорю, что помню не зрительно, а информационно. Наверняка, долбили не картинкой, а текстом. Что-нибудь вроде: «После убийства Манки Танцор пришел домой, выпил две бутылки водки и упал на пол». Падал?
– Не помню. Очнулся на диване, в ботинках и в кепке. Да, кстати. Помнишь ту парочку, я тебе показывал на сайте – Оранжевая Пурга и ещё один, не помню как его?
– Которые у Гиви себя гранатой? И про которых написали, что не справились, и замочили их, а не они?
– Ну да. Так, как ты думаешь, была граната? Сами они себя? Или мне это тоже вдолбили двадцать пятым кадром?
– Думаю, сами. Потому что у тебя уже было воспоминание об этом событии. А вытеснить его уже потом – это невозможно. Тут интереснее совсем другое. С какого это хрена они устроили вспарывание свих животов таким экзотическим способом? Боюсь, что этот скот кодирует игроков на самоуничтожение.
– Блин! Может, я уже тоже этого нажрался?! Что же делать-то?!
– Что-что! Что ты на меня все валишь? На хрупкую женщину. Может, и меня тоже накачали. Придумаем что-нибудь. Хоть я в операционке все дыры и заштопала, всяких защит навтыкала, поставлю контроль на двадцать пятый кадр. А ты со своим лэптопом будь поосторожнее. Читай с него только почту, в Интернет не залезай. Потому что я с ним ничего не могу сделать. На нем установлен какой-то очень хитрый Юникс, я такую опцию встречаю впервые. Только почту – заруби себе на носу!
– Так если мы уже… Закодированные… Пришлет этот скот письмецо со специальным набором слов – и все, ствол в рот и на курок.
– Вас чему там в этой затраханной Щуке учили? Надеюсь, психологию-то хоть по крайней мере читали? Так вот, Танцор, закодировать можно только того, кто этого сам хочет. Кто боится и все такое этсетера. Мы с тобой, блин, ненавидим Сисадмина или ненавидим? Он для нас авторитет или зловредный упырь?! Согласен?
– Согласен.
– Не вижу бодрой улыбки на лице, блин!
–:)))))))))))))))))))))))))))))
– Вот это совсем другое дело. А теперь, раз уж начали, давай-ка доведем это толковище до конца. Чтобы потом к этому уже никогда не возвращаться. У тебя есть ко мне ещё какие-нибудь претензии? Может, какие-то другие подозрения, предчувствия, ночные страхи, боли при мочеиспускании? Ну?
– Лексикон.
– Ась? Непонимэйшн.
– У тебя лексикон значительно богаче, чем у девочки, которой случайно протрезвевший отчим прочел два детских стишка. К чему бы это?
– А это я всегда так при знакомстве. Почерк у меня такой. Если мудак, то сразу же отвалит, мол, чувиха низкого пошиба, наверняка, с полным венерическим набором, передающимся при рукопожатии.
– А если мудак, но такой, которому не успели и одного стишка прочитать?
– Тогда я начинаю левым глазом смотреть на кончик носа, а правым – в потолок. И подволакиваю левую ногу. Нет, я девушка вполне благополучная. С образованием даже. Но без постоянного занятия. Хакнула в банке пятьдесят штук, я не жадная, и живу на них.
– Что же ты мне об этом потом не рассказала?
– А ты что, в натуре, следователь что ли? Следователь, да? Козел ментовский! А ну, блин, живо в койку! Ты у меня сейчас за «суку» будешь отрабатывать! С живого не слезу! Ну, живо:((((((((((
И через пятнадцать минут квартира, очень неспокойная для соседей снизу, сверху, слева и справа, огласилась душераздирающими воплями «О! О, Мамочка! Ох! Мамочка! Блядь! Мамочка! О-О-О!», которые не стихли даже тогда, когда по телевизору стали передавать программу «Время».
Приближался вторник – игровой день.
***
Утром, пока Танцор умывался и придавал физиономии, на которую предварительно нарастил трехмиллиметровую щетину, кавказские черты, Стрелка сварила кофе и, как обычно, поставила по чашке к каждому компьютеру. Потом вспомнила, что сегодня вторник, и перенесла их к лэптопу. Откинула крышку и стала ждать, отхлебывая горячую, пахнущую праздником жидкость. Однако на душе был не праздник, а помойка.Подошел Танцор и сел рядом. Молчали. Все было и так ясно.
Выскочила почтовая заставка, замигал индикатор модема, начал стремительно заполняться синим цветом столбик на заставке, дзынькнул динамик, оповещая о получении почтового сообщения. Танцор открыл письмо и прочел:
Готов?
adm
Ответил:
Готов
tanc
Ответил, имея в виду, что да, козел, готов, готов пойти и замочить любого, чтобы когда-нибудь, возможно, скоро, замочить тебя, козла!
Посмотрел на Стрелку. Она напряженно улыбнулась. Вчера ночью уже все было сказано и все ещё раз решено. Так надо. И теперь уже не только ему, но и ей. Потому что они теперь в одной связке, хоть её ещё и не ввели в Игру. В одной связке, значит, он не имеет права оступиться и упасть. Разобьются вдвоем.
Сейчас, в эту поганейшую минуту в своей жизни, Танцор особенно остро ощутил, как дорога ему Стрелка. И дело тут было совсем не в постели, не только в ней. Со Стрелкой было хорошо всегда, что бы они ни делали, хорошо и тепло. Ей, видимо, тоже. Потому что они уже успели намерзнуться каждый в своем теплонепроницаемом одиночестве, непонятно что и для чего делая. Она – уткнувшись в монитор, который был началом коридора, уходящего в зияющую пустотой бесконечность, наполненную нематериальными фантомами. Он – дрыгая ногами, нелепо размахивая руками, дергаясь телом, гримасничая и завывая, но не сам, а потому что его с разных сторон дергали за ниточки. И вот эта блядская Игра соединила их. Казалось бы, она стала их общим наказанием, пыткой тем же самым, стократно усиленным, доведенным до кошмара.