Страница:
— Нет. Приёмник запускается четырехзначным цифровым кодом, а вы его не знаете.
— Из какого-то шарика — целый корабль или завод. Чудеса! — Александр передал протоформу девушке.
Пряча протоформу в подсумок на поясе, Дийна снисходительно улыбнулась:
— Вы, Саша, мыслящий человек — продукт развития крохотной оплодотворённой клетки. И это чудо достигнуто в ходе стихийной эволюции материи! Неужели корабль сложнее человека, а разум слабее стихийных сил? И потом, разве ваши телевизоры, самолёты и автомобили не чудеса для людей каменного века?
— Уговорили. Но откуда берутся протоформы, с помощью которых можно творить чудеса-нечудеса?
— Ту, — Дийна кивнула головой через плечо, — из которой сейчас формируются ваши крылья, я собрала сама.
— Как собрала?
Девушка засмеялась и пошевелила в воздухе своими загорелыми пальцами:
— Руками. Сборка протоформ из подручных материалов предусмотрена программой испытаний. Ну а вообще-то протоформы и прототипы производятся централизованно несколькими мастерскими-автоматами, которые обслуживаются бригадами численностью по десятку человек.
— Мастерскими?
— По своим размерам — мастерскими, а по потенциальной мощности и разнообразию продукции — колоссальными комбинатами, которые сравнимы с земными промышленными районами.
Гирин не без труда осмысливал услышанное, картина технологии, которую рисовала Дийна, была совсем не похожа на сложившиеся у него представления о будущем.
— Переход на универсальную продукцию — протоформы, прототипы и сверхъёмкие аккумуляторы энергии — избавил нас от громоздких заводов, продолжала Дийна. — Сами собой рассосались раковые опухоли городов. Мы перешли к здоровой, нормальной жизни, к вторичному слиянию с природой.
— Раковые опухоли городов? — непонимающе переспросил Александр.
— Конечно, это утрированная оценка, зато наглядная! Правильнее назвать города возрастной болезнью цивилизаций. Города — печальная необходимость. В производство любой, даже самой обыденной вещи — автомобиля, радиоприёмника или часов — у вас вовлечены миллионы людей. Интересы экономии и производства требуют, чтобы эти миллионы были сконцентрированы на крупных и сверхкрупных предприятиях, отсюда и безудержный рост городов, этого социального зла, которое приходится терпеть до поры до времени.
— Зла? Да земные города всегда были центрами культуры и прогресса! Нечего нам приписывать свои недостатки.
— Но у нас нет городов, — спокойно и снисходительно возразила девушка. — Как можно приписывать несуществующее?
— Совсем нет городов?
— Есть, но это города-музеи, которые мы охраняем так же, как люди охраняют дворцы, храмы и пирамиды.
— Жизнь без городов? — Гирин никак не мог освоиться с этой мыслью. Хоть убейте, не могу представить себе этого!
— Инерция мышления, — хладнокровно констатировала Дийна.
— Опять инерция?
— Опять. Тысячелетиями человечество строит и разрушает города, разрушает и снова строит. Растёт число городов, растут сами города, и вам уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далёкое будущее видится вам лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс — это не летящий снаряд, а качающийся маятник. Придёт время, и если человечество справится с трудностями и уцелеет, то в ходе строительства коммунизма и космического расселения маятник градостроительства качнётся в обратную сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, — по губам Дийны скользнула недоверчивая улыбка, в которой был оттенок мечтательности, — наши социологи говорят, что, когда разумные начнут гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения. Но когда это будет!
Такое далёкое будущее мало интересовало Александра, он думал о своём.
— Рассеются города, что же останется?
— Поселения-коммуны в несколько десятков, ну сотен человек каждое. Останутся коллективы, спаянные не только трудом, но и дружбой, общими интересами. Люди, которые, помимо высокого творчества и созидания, занимаются ещё и древними, милыми сердцу, такими увлекательными полезными делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В таких коммунах каждый человек на виду: он знает каждого и каждый знает его. Коммуны — единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова «один за всех и все — за одного» не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире содружества люди преодолевают свои слабости, ведут себя достойно, если даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного пути. Таким миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость, и царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелёгкая, потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и у вас ростки духовного здоровья и новой морали пробиваются и крепнут прежде всего в предтечах коммун — в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в молодёжных бригадах, разве не так?
— Так, — согласился Александр в раздумье. — Но что же получается, назад, к природе? Голый счастливый человек на первозданной земле? Вы думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О «назад, к природе» написаны многие тома, но это же пустые мечты, утопии!
— Не назад, к природе, а вперёд, к природе, — с ноткой усталости в голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может быть, утомила непонятливость Гирина. — Мы вернулись к природе, но мы отличаемся от первобытных охотников с каменными топорами так же резко, как этот охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. — Серебряные глаза прямо взглянули на Александра. — Я одна могу сделать больше, чем целый земной город. Могу перебросить через реку мост, проложить в горах дорогу, построить дворец или океанский корабль.
— И разрушить город, — подсказал Александр. Ему было почему-то и грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему девушка. — Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках счастья человечками!
Серебряные глаза холодно взглянули на Гирина, но голос девушки прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:
— Города сами умрут, когда пробьёт их час. Не города нужно разрушить, а создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока их особую, высокую мораль. В коммунах — ваше будущее. — Дийна поднялась на ноги. — Пойдёмте, Саша. Ваши крылья уже готовы.
Глава 16
Глава 17
Глава 18
— Из какого-то шарика — целый корабль или завод. Чудеса! — Александр передал протоформу девушке.
Пряча протоформу в подсумок на поясе, Дийна снисходительно улыбнулась:
— Вы, Саша, мыслящий человек — продукт развития крохотной оплодотворённой клетки. И это чудо достигнуто в ходе стихийной эволюции материи! Неужели корабль сложнее человека, а разум слабее стихийных сил? И потом, разве ваши телевизоры, самолёты и автомобили не чудеса для людей каменного века?
— Уговорили. Но откуда берутся протоформы, с помощью которых можно творить чудеса-нечудеса?
— Ту, — Дийна кивнула головой через плечо, — из которой сейчас формируются ваши крылья, я собрала сама.
— Как собрала?
Девушка засмеялась и пошевелила в воздухе своими загорелыми пальцами:
— Руками. Сборка протоформ из подручных материалов предусмотрена программой испытаний. Ну а вообще-то протоформы и прототипы производятся централизованно несколькими мастерскими-автоматами, которые обслуживаются бригадами численностью по десятку человек.
— Мастерскими?
— По своим размерам — мастерскими, а по потенциальной мощности и разнообразию продукции — колоссальными комбинатами, которые сравнимы с земными промышленными районами.
Гирин не без труда осмысливал услышанное, картина технологии, которую рисовала Дийна, была совсем не похожа на сложившиеся у него представления о будущем.
— Переход на универсальную продукцию — протоформы, прототипы и сверхъёмкие аккумуляторы энергии — избавил нас от громоздких заводов, продолжала Дийна. — Сами собой рассосались раковые опухоли городов. Мы перешли к здоровой, нормальной жизни, к вторичному слиянию с природой.
— Раковые опухоли городов? — непонимающе переспросил Александр.
— Конечно, это утрированная оценка, зато наглядная! Правильнее назвать города возрастной болезнью цивилизаций. Города — печальная необходимость. В производство любой, даже самой обыденной вещи — автомобиля, радиоприёмника или часов — у вас вовлечены миллионы людей. Интересы экономии и производства требуют, чтобы эти миллионы были сконцентрированы на крупных и сверхкрупных предприятиях, отсюда и безудержный рост городов, этого социального зла, которое приходится терпеть до поры до времени.
— Зла? Да земные города всегда были центрами культуры и прогресса! Нечего нам приписывать свои недостатки.
— Но у нас нет городов, — спокойно и снисходительно возразила девушка. — Как можно приписывать несуществующее?
— Совсем нет городов?
— Есть, но это города-музеи, которые мы охраняем так же, как люди охраняют дворцы, храмы и пирамиды.
— Жизнь без городов? — Гирин никак не мог освоиться с этой мыслью. Хоть убейте, не могу представить себе этого!
— Инерция мышления, — хладнокровно констатировала Дийна.
— Опять инерция?
— Опять. Тысячелетиями человечество строит и разрушает города, разрушает и снова строит. Растёт число городов, растут сами города, и вам уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далёкое будущее видится вам лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс — это не летящий снаряд, а качающийся маятник. Придёт время, и если человечество справится с трудностями и уцелеет, то в ходе строительства коммунизма и космического расселения маятник градостроительства качнётся в обратную сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, — по губам Дийны скользнула недоверчивая улыбка, в которой был оттенок мечтательности, — наши социологи говорят, что, когда разумные начнут гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения. Но когда это будет!
Такое далёкое будущее мало интересовало Александра, он думал о своём.
— Рассеются города, что же останется?
— Поселения-коммуны в несколько десятков, ну сотен человек каждое. Останутся коллективы, спаянные не только трудом, но и дружбой, общими интересами. Люди, которые, помимо высокого творчества и созидания, занимаются ещё и древними, милыми сердцу, такими увлекательными полезными делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В таких коммунах каждый человек на виду: он знает каждого и каждый знает его. Коммуны — единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова «один за всех и все — за одного» не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире содружества люди преодолевают свои слабости, ведут себя достойно, если даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного пути. Таким миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость, и царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелёгкая, потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и у вас ростки духовного здоровья и новой морали пробиваются и крепнут прежде всего в предтечах коммун — в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в молодёжных бригадах, разве не так?
— Так, — согласился Александр в раздумье. — Но что же получается, назад, к природе? Голый счастливый человек на первозданной земле? Вы думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О «назад, к природе» написаны многие тома, но это же пустые мечты, утопии!
— Не назад, к природе, а вперёд, к природе, — с ноткой усталости в голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может быть, утомила непонятливость Гирина. — Мы вернулись к природе, но мы отличаемся от первобытных охотников с каменными топорами так же резко, как этот охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. — Серебряные глаза прямо взглянули на Александра. — Я одна могу сделать больше, чем целый земной город. Могу перебросить через реку мост, проложить в горах дорогу, построить дворец или океанский корабль.
— И разрушить город, — подсказал Александр. Ему было почему-то и грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему девушка. — Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках счастья человечками!
Серебряные глаза холодно взглянули на Гирина, но голос девушки прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:
— Города сами умрут, когда пробьёт их час. Не города нужно разрушить, а создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока их особую, высокую мораль. В коммунах — ваше будущее. — Дийна поднялась на ноги. — Пойдёмте, Саша. Ваши крылья уже готовы.
Глава 16
Гирин, разумеется, строил самые разные предположения насчёт того летательного приспособления, которое Дийна несколько таинственно называла незримыми крыльями. И во всех вариантах ему представлялось нечто неопределённое, эфемерное, собственно крылатое — вроде крылышек стрекозы. Но увидел он совсем иное — на месте сказочного костра в центре большого пятна увядшей, а по центру даже выгоревшей травы лежал широкий золотистый пояс, как две капли воды похожий на тот, что охватывал талию Дийны.
— Это и есть незримые крылья? — Гирин смотрел то на пояс, то на девушку недоверчиво и, пожалуй, иронически.
— Они самые. Надевайте!
Гирин не без опаски поднял пояс. Он был тяжёлым, не меньше килограмма весом, гибким и податливо-упругим, будто сделанным из губчатой резины. Чувствовалось, что это не простая полоса кожи или плотной ткани, а нечто заполненное жидкостью или пастой, какое-то хитроумное устройство. Держа пояс на ладонях, Александр вопросительно посмотрел на девушку.
— Надевайте! — с улыбкой повторила Дийна.
Гирин накинул пояс и несколько замешкался — не знал, как его застегнуть. Дийна помогла — оказалось, что надо было попросту заправить в боковую щель массивной пряжки свободный конец.
— А как снимать?
— Поверните пряжку по часовой стрелке. Вот и все! Теперь застегнитесь снова. И поверните пряжку против часовой стрелки.
Когда Александр выполнял эту команду, он почувствовал, что пряжка проворачивается не свободно, как в обратную сторону, а с заметным усилием и стрекотанием, точно он заводил большие часы с тугой пружиной.
— Вот вы и готовы к полёту! — весело констатировала Дийна. — Не побоитесь?
— Не побоюсь, — с некоторой заминкой ответил Александр.
Конечно, он не боялся, как, скажем, люди боятся переходить пропасти по шатким мостикам без перил. Это было гораздо более сложное чувство, и Гирин не сразу в нем разобрался. Это была не боязнь, а опасение, естественная насторожённость классного пилота, привыкшего обязательно проверять технику перед полётом, пусть её готовили самые опытные и добросовестные специалисты, а теперь лишённого этой возможности. Память услужливо подсказала ему, что пояс изготовила девчонка, ещё не получившая аттестата зрелости. Поэтому он и заколебался, прежде чем ответить утвердительно, но, ответив, тут же отбросил насторожённость и сомнения. Это тоже была лётная привычка: приняв решение, уже не сомневаться. Гирин отлично усвоил афористический совет многоопытного и хитроумного Ассена Джорданова менять решение во время вынужденной посадки равносильно катастрофе.
— Не боюсь, — уже уверенно повторил Гирин, чувствуя, что Дийна смотрит на него с сомнением.
— Тогда дайте руку.
Теперь они стояли рядом, взявшись за руки, точно дети из садика на прогулке. Дийна всего пальца на два была ниже Александра, а его бог ростом не обидел. Её сильные пальцы уверенно обхватывали запястье Гирина.
— Расслабьтесь. Вот так. Спокойно, не делайте ненужных движений.
В тот же миг, рассыпая волосы Александра, сверху с нарастающей силой подул ветер, а трава, кустарник, а потом и деревья начали проваливаться вниз. Сердце у Гирина сладко замерло, как это бывает при волшебно-лёгких полётах во сне. Скорость подъёма постепенно замедлилась, и на высоте около двухсот метров, как это по привычке оценил Гирин, Дийна плавно перешла на горизонтальный полет. Сцепленные руки были отведены назад, они летели рядом, свободно лёжа на мягкой подушке встречного потока воздуха. Скорость полёта была не так уж велика, километров пятьдесят в час, по прикидке Александра.
— Все дело в поясе? — спросил он.
— В поясе. И в умении!
Её волосы струились по ветру, словно живые. На секунду Александру почудилось, что они и не летят вовсе, а плывут в почти невесомом и прозрачном водяном потоке. Сердце Гирина, сердце юноши и лётчика, не могло остаться равнодушным к этому волшебному птичьему полёту. Ему хотелось озорничать и делать глупости.
— А могу я лететь сам, без вашей помощи?
— Не побоитесь?
— Ну! — возмутился Александр и попытался высвободить руку, но девушка её не выпустила, наоборот, крепче сжала пальцы.
— Вы прыгали с парашютом?
— Конечно! Я же лётчик.
— Тогда представьте себя в свободном падении и управляйте своим телом. Но падайте не вниз, не на землю, а вперёд — на линию горизонта. Понимаете?
— Как будто понимаю.
— И не суетитесь! Я буду рядом.
Александр сердито взглянул на девушку, но сказать ничего не успел: девушка разжала пальцы и отпрянула в сторону, ободряюще махнув рукой. Пролетев по инерции несколько десятков метров, Гирин начал подниматься, линия горизонта поползла вниз. Александр довольно легко сумел снизиться, уменьшив угол наклона тела по отношению к набегавшему потоку. Так же легко он справился с неожиданным нырком вниз и покосился на своего необычного инструктора. Девушка летела справа, отстав метра на три. Ободряюще улыбнувшись Гирину, Дийна покачала кистями рук и начала плавно поворачивать влево. С некоторым трудом, зарываясь то вверх, то вниз, Александр последовал за ней. Потом они выполнили такой же плавный разворот вправо. Приблизившись, Дийна похвалила:
— Молодец! — не ноткой вызова добавила: — А ну-ка, попробуйте поймать меня! — И резко увеличила скорость полёта.
«Быстрее!» — чисто машинально пронеслось в сознании Александра. По свисту в ушах и разом возросшему напору воздуха он понял, что скорость послушно увеличилась. Он уже почти настиг девушку, но в самый последний момент она пошла на крутую горку… Трудно сказать, сколько времени они занимались воздушной акробатикой и каких только причудливых фигур не пришлось выполнить Александру, следуя за своим неуловимым лидером. Конечно, сначала Дийна попросту, даже не скрывая этого, играла с ним в поддавки. Но видимо, Железный Ник не случайно аттестовал Гирина как «пилота милостью божьей» и недаром Александр имел первый разряд по парашютному спорту. Он учился премудростям свободного, дегравитационного полёта буквально на ходу, точнее, на лету, и вскоре воздушная игра в «кошки-мышки» началась уже всерьёз или почти всерьёз. Гирин не на шутку раззадорился, даже рассердился. Несколько раз его отделяли от девушки считанные сантиметры, и всякий раз непринуждённым пируэтом, выходящим за рамки самых сложных фигур высшего пилотажа, Дийна неожиданно ускользала. И все-таки в один из таких моментов, непостижимо, как это случилось, Александр перехитрил её и обхватил рукой. Совсем близко он увидел пряди волос, чистую загорелую шею. Серебряные глаза взглянули на него без улыбки, но вовсе не сердито, а по-товарищески спокойно. И все-таки впервые за все время общения с Дийной Александр ощутил её не ангелом-хранителем, спасшим ему жизнь, не всесильной инопланетянкой, которая способна творить чудеса, а прежде всего девушкой. Девушкой, которая, подобно земным девчатам, может смеяться и плакать, грезить о счастье и горевать. Эта новая Дийна, вдруг рождённая воображением Александра, смутила его. Он понял, как много разделяет и сближает их. Конечно, сходство Дийны с земными девушками всего лишь внешнее сходство, не более. Александр и Дийна — порождения разных, несхожих субстанций, дети самостоятельных очагов жизни, вспыхнувших в разных точках галактики с разрывом во многие миллионы лет. Но так ли безнадёжно глубока разделяющая их пропасть? По мере восхождения человека по ступеням разума люди постепенно становились все более терпимыми по отношению друг к другу. Они учились, и это была нелёгкая наука — не обращать внимания на различия в телосложении и цвете кожи, на разницу в обычаях, верованиях и языке. Может быть, разные расы галактических сапиенсов тоже имеют право на сближение?
Они теперь уже не держались за руки, летели рядом, бок о бок. Александр перевёл взгляд вниз и увидел две размытые голубоватые тени. Будто скованные незримой цепью, тени скользили по равнине, взлетали на холмы и съезжали в лощины.
— Это и есть незримые крылья? — Гирин смотрел то на пояс, то на девушку недоверчиво и, пожалуй, иронически.
— Они самые. Надевайте!
Гирин не без опаски поднял пояс. Он был тяжёлым, не меньше килограмма весом, гибким и податливо-упругим, будто сделанным из губчатой резины. Чувствовалось, что это не простая полоса кожи или плотной ткани, а нечто заполненное жидкостью или пастой, какое-то хитроумное устройство. Держа пояс на ладонях, Александр вопросительно посмотрел на девушку.
— Надевайте! — с улыбкой повторила Дийна.
Гирин накинул пояс и несколько замешкался — не знал, как его застегнуть. Дийна помогла — оказалось, что надо было попросту заправить в боковую щель массивной пряжки свободный конец.
— А как снимать?
— Поверните пряжку по часовой стрелке. Вот и все! Теперь застегнитесь снова. И поверните пряжку против часовой стрелки.
Когда Александр выполнял эту команду, он почувствовал, что пряжка проворачивается не свободно, как в обратную сторону, а с заметным усилием и стрекотанием, точно он заводил большие часы с тугой пружиной.
— Вот вы и готовы к полёту! — весело констатировала Дийна. — Не побоитесь?
— Не побоюсь, — с некоторой заминкой ответил Александр.
Конечно, он не боялся, как, скажем, люди боятся переходить пропасти по шатким мостикам без перил. Это было гораздо более сложное чувство, и Гирин не сразу в нем разобрался. Это была не боязнь, а опасение, естественная насторожённость классного пилота, привыкшего обязательно проверять технику перед полётом, пусть её готовили самые опытные и добросовестные специалисты, а теперь лишённого этой возможности. Память услужливо подсказала ему, что пояс изготовила девчонка, ещё не получившая аттестата зрелости. Поэтому он и заколебался, прежде чем ответить утвердительно, но, ответив, тут же отбросил насторожённость и сомнения. Это тоже была лётная привычка: приняв решение, уже не сомневаться. Гирин отлично усвоил афористический совет многоопытного и хитроумного Ассена Джорданова менять решение во время вынужденной посадки равносильно катастрофе.
— Не боюсь, — уже уверенно повторил Гирин, чувствуя, что Дийна смотрит на него с сомнением.
— Тогда дайте руку.
Теперь они стояли рядом, взявшись за руки, точно дети из садика на прогулке. Дийна всего пальца на два была ниже Александра, а его бог ростом не обидел. Её сильные пальцы уверенно обхватывали запястье Гирина.
— Расслабьтесь. Вот так. Спокойно, не делайте ненужных движений.
В тот же миг, рассыпая волосы Александра, сверху с нарастающей силой подул ветер, а трава, кустарник, а потом и деревья начали проваливаться вниз. Сердце у Гирина сладко замерло, как это бывает при волшебно-лёгких полётах во сне. Скорость подъёма постепенно замедлилась, и на высоте около двухсот метров, как это по привычке оценил Гирин, Дийна плавно перешла на горизонтальный полет. Сцепленные руки были отведены назад, они летели рядом, свободно лёжа на мягкой подушке встречного потока воздуха. Скорость полёта была не так уж велика, километров пятьдесят в час, по прикидке Александра.
— Все дело в поясе? — спросил он.
— В поясе. И в умении!
Её волосы струились по ветру, словно живые. На секунду Александру почудилось, что они и не летят вовсе, а плывут в почти невесомом и прозрачном водяном потоке. Сердце Гирина, сердце юноши и лётчика, не могло остаться равнодушным к этому волшебному птичьему полёту. Ему хотелось озорничать и делать глупости.
— А могу я лететь сам, без вашей помощи?
— Не побоитесь?
— Ну! — возмутился Александр и попытался высвободить руку, но девушка её не выпустила, наоборот, крепче сжала пальцы.
— Вы прыгали с парашютом?
— Конечно! Я же лётчик.
— Тогда представьте себя в свободном падении и управляйте своим телом. Но падайте не вниз, не на землю, а вперёд — на линию горизонта. Понимаете?
— Как будто понимаю.
— И не суетитесь! Я буду рядом.
Александр сердито взглянул на девушку, но сказать ничего не успел: девушка разжала пальцы и отпрянула в сторону, ободряюще махнув рукой. Пролетев по инерции несколько десятков метров, Гирин начал подниматься, линия горизонта поползла вниз. Александр довольно легко сумел снизиться, уменьшив угол наклона тела по отношению к набегавшему потоку. Так же легко он справился с неожиданным нырком вниз и покосился на своего необычного инструктора. Девушка летела справа, отстав метра на три. Ободряюще улыбнувшись Гирину, Дийна покачала кистями рук и начала плавно поворачивать влево. С некоторым трудом, зарываясь то вверх, то вниз, Александр последовал за ней. Потом они выполнили такой же плавный разворот вправо. Приблизившись, Дийна похвалила:
— Молодец! — не ноткой вызова добавила: — А ну-ка, попробуйте поймать меня! — И резко увеличила скорость полёта.
«Быстрее!» — чисто машинально пронеслось в сознании Александра. По свисту в ушах и разом возросшему напору воздуха он понял, что скорость послушно увеличилась. Он уже почти настиг девушку, но в самый последний момент она пошла на крутую горку… Трудно сказать, сколько времени они занимались воздушной акробатикой и каких только причудливых фигур не пришлось выполнить Александру, следуя за своим неуловимым лидером. Конечно, сначала Дийна попросту, даже не скрывая этого, играла с ним в поддавки. Но видимо, Железный Ник не случайно аттестовал Гирина как «пилота милостью божьей» и недаром Александр имел первый разряд по парашютному спорту. Он учился премудростям свободного, дегравитационного полёта буквально на ходу, точнее, на лету, и вскоре воздушная игра в «кошки-мышки» началась уже всерьёз или почти всерьёз. Гирин не на шутку раззадорился, даже рассердился. Несколько раз его отделяли от девушки считанные сантиметры, и всякий раз непринуждённым пируэтом, выходящим за рамки самых сложных фигур высшего пилотажа, Дийна неожиданно ускользала. И все-таки в один из таких моментов, непостижимо, как это случилось, Александр перехитрил её и обхватил рукой. Совсем близко он увидел пряди волос, чистую загорелую шею. Серебряные глаза взглянули на него без улыбки, но вовсе не сердито, а по-товарищески спокойно. И все-таки впервые за все время общения с Дийной Александр ощутил её не ангелом-хранителем, спасшим ему жизнь, не всесильной инопланетянкой, которая способна творить чудеса, а прежде всего девушкой. Девушкой, которая, подобно земным девчатам, может смеяться и плакать, грезить о счастье и горевать. Эта новая Дийна, вдруг рождённая воображением Александра, смутила его. Он понял, как много разделяет и сближает их. Конечно, сходство Дийны с земными девушками всего лишь внешнее сходство, не более. Александр и Дийна — порождения разных, несхожих субстанций, дети самостоятельных очагов жизни, вспыхнувших в разных точках галактики с разрывом во многие миллионы лет. Но так ли безнадёжно глубока разделяющая их пропасть? По мере восхождения человека по ступеням разума люди постепенно становились все более терпимыми по отношению друг к другу. Они учились, и это была нелёгкая наука — не обращать внимания на различия в телосложении и цвете кожи, на разницу в обычаях, верованиях и языке. Может быть, разные расы галактических сапиенсов тоже имеют право на сближение?
Они теперь уже не держались за руки, летели рядом, бок о бок. Александр перевёл взгляд вниз и увидел две размытые голубоватые тени. Будто скованные незримой цепью, тени скользили по равнине, взлетали на холмы и съезжали в лощины.
Глава 17
Лагерь Дийны, просторная двускатная палатка из голубой ткани, размещался в редколесье неподалёку от широкой и спокойной реки, напоминавшей Александру Оку, на которой прошло его детство. Высокоствольные деревья с густо-фиолетовой корой и небольшими, но плотными алыми кронами были разделены солнечными полянами, поросшими низкой жёлтенькой травкой, в которой были разбросаны венчики и искорки синих, голубых и зелёных цветов. Над рекой кружили птицы, оттуда доносились их странные крики, чем-то похожие на гудки автомобилей.
— А на озере птиц почему-то не было, — подумал вслух Гирин, разглядывая излучину реки.
— Это солёное озеро. В нем живёт лишь два вида крупных рыб, птицам и животным делать там нечего.
— А динотерий?
— Это вечные странники, которых можно встретить где угодно. Вы садитесь, Саша.
Возле палатки лежал древесный ствол, метрового диаметра, тут же было оборудовано место для разведения костра. Гирин потрогал гладкую фиолетовую кору рукой — она пружинила, точно резиновая — и осторожно сел. Дийна опустилась рядом. Хрустальный луч солнца серебрил ей волосы и ласкал загорелую щеку, черты лица её смягчились, и она снова стала удивительно похожей на Нину. Наверное, если бы не было полёта, сблизившего Александра с этой девушкой, он бы промолчал, но теперь невольно произнёс:
— Как вы на Нину сейчас похожи! — Дийна подняла на него свои серебряные глаза и улыбнулась. — Если бы не глаза, я бы мог запутаться и подумать, что это Нина прилетела сюда, чтобы меня навестить.
Гирин спохватился и хотел пояснить, кто такая Нина и почему он заговорил о ней, но не успел.
— Я и сохранила свои собственные глаза, чтобы вы окончательно не запутались, — спокойно сказала Дийна.
Гирин не сразу понял смысл её фразы, а когда понял, то растерялся.
— Вы хотите сказать, что, — он запнулся, — что вы… ненастоящая? Что-то вроде биоробота?
Дийна весело рассмеялась.
— Нет, я такая же настоящая, как и вы сами! Но это, — она прикоснулась кончиками пальцев к своему лицу, — не родной для меня облик.
И снова Александр не сразу её понял.
— У вас что же, могут быть разные облики?
— Могут.
— Значит, вы умеете… перевоплощаться?
— Умею.
Гирин кивнул в знак понимания, но в голове у него была каша. Дийна поняла его состояние и будничным тоном, как будто бы речь шла о самом обычном деле, пояснила:
— Это называется у нас метаморфозом. Сознательно управляя генотипом, мы можем в известных пределах изменять свой фенотип, свой внешний облик. Она помолчала, давая возможность Александру осмыслить услышанное, и продолжала: — Когда копируешь конкретную личность, о которой есть подробные данные, время метаморфоза сокращается в десятки раз, да и копия получается полноценнее. Я торопилась: ведь был аварийный вызов, а образ Нины в цефалограмме вашей памяти был так ярок и так хорошо прописан! Вот я и решила им воспользоваться: проще, быстрее, да и опыта метаморфоза у меня ещё маловато. Разве лучше, если бы я предстала перед вами уродиной, говорящей с таким акцентом, что сразу и не поймёшь!
И хотя Дийна закончила свои пояснения шуткой, Гирин остался серьёзным. Он разглядывал теперь девушку, сидящую рядом с ним, и Нину и не Нину, без первой растерянности, снова и снова перебирая в голове её слова.
— Значит, через Нину вы и получили все сведения о Земле, о наших обычаях, языке и всем остальном?
— Не совсем. Можно сказать, что через Нину я получила знание множества деталей и оттенков. И вообще, на все земное я смотрю как бы двойными глазами — и своими, и глазами этой молодой женщины. И на вас, Саша, я отчасти смотрю её глазами. — Дийна улыбнулась и без тени кокетства, очень просто добавила: — Но без её влюблённости, конечно. Земная, семейная любовь к нам вообще приходит очень поздно по земным меркам, лишь к сорока — сорока пяти годам мы расстаёмся с юностью и становимся по-настоящему взрослыми людьми. Я отношусь к вам, Саша, как к доброму товарищу.
В другой ситуации Александра поразили и заставили бы задуматься слова Дийны о такой долгой-долгой юности, но сейчас они прошли мимо его ушей его смутило, что Дийна все, конечно же, все знает о его любви. Гирина даже в жар бросило.
— Так вы и об этом знаете! — пробормотал он.
— В самых общих чертах, — поспешила успокоить его девушка. — Без особой необходимости такие тайны при чтении цефалограмм обходятся стороной, они даже и фиксируются специальным, как у нас говорят, личностным кодом.
Эти слова несколько успокоили Александра, но отнюдь не до конца: у него было такое чувство, будто он некоторое время прогуливался перед Дийной обнажённым и вот только теперь узнал об этом. Видимо, девушка понимала его состояние, она продолжала разговор и вела его с тем спокойствием, с каким говорят о вещах не то чтобы неинтересных, но безличных.
— Но я знаю Землю не только через Нину. Ваша планета, Саша, находится в заповедном секторе галактики. Человечество — единственная развитая цивилизация заповедника, поэтому вашу планету, историю, особенности науки и культуры изучают в наших школах подобно тому, как у вас изучают Древний Рим или Египет.
Мысли Александра разом изменили своё направление, он вспомнил разговор с Люци — и тот говорил, что Земля находится в заповедном секторе галактики!
— Значит, Люци меня не обманывал, — заметил он в раздумье.
— Нет, не обманывал, — подтвердила Дийна. — По-моему, он даже позаботился о вас, правда очень уж своеобразно. Он оставил вас не где-нибудь, а на берегу озера Ку — в пустынном и безопасном месте. Визит динотерия — это случайность.
— Любопытно!
Гирин перебрал по основным кускам свои взаимоотношения с Люци, вспомнил о красных журавлях и собрался было рассказать о них девушке, но Дийна опередила его:
— Он не обманывал вас, когда говорил о том, что возвращение на Землю это сложная и очень опасная для вас операция.
— А конкретно, в чем опасность?
— Я и хочу об этом рассказать. Телепортировка связана с нарушением причинных связей, а поэтому сопровождается отдачей. Вроде отдачи при выстреле из ружья! Только при выстреле следует удар в плечо, а при телепортировке на месте акции выделяется огромная энергия. Может произойти землетрясение, пронестись ураган, разразиться гроза страшной силы, при бесконтрольной акции предугадать это невозможно.
— Стало быть, — догадался Александр, — из-за того, что я жив, здоров и беседую с вами, в районе аэродрома стряслось что-то ужасное?
Дийна отрицательно покачала головой:
— Нет. Вы же были в летальной ситуации, Саша. — Она замялась, подбирая нужное выражение.
— Понимаю, — пришёл ей на помощь Гирин. — Я должен был разбиться, уйти из жизни, а поэтому, когда меня вдруг изъяли и перетащили сюда, то никакой отдачи не произошло.
— Верно.
— И если теперь меня вернуть на Землю, то там обязательно разразится катастрофа? Весёленькая история!
Дийна снова покачала головой:
— Нет. Катастрофа разразится здесь, на месте акции. Это не так уж страшно, я могу ввести выход энергии в определённое русло. Плохо то, что после телепортировки вы, Саша, попадёте в ту же самую ситуацию, из которой вы были изъяты.
Гирин смотрел на девушку недоуменно.
— Как же это может быть? Ведь прошло столько времени!
— Это очень трудно объяснить. Не сердитесь, Саша, у вас просто нет нужных знаний. Вы уж поверьте мне на слово!
Гирин кивнул и задумался.
— Стало быть, — вслух подумал он, — я снова вдруг начну падать к земле с отказавшим парашютом? Вот это да!
Дийна ободряюще прикоснулась к его руке:
— Есть некоторые тонкости. Летальную ситуацию, из которой вы были изъяты, можно подправить. Ну, скажем, так, чтобы вы оказались с исправным парашютом.
Александр шумно вздохнул:
— Почему же вы сразу-то об этом не сказали? И не совестно?
— Это не все. Если мы подправим ситуацию, то отдача возникнет уже не только здесь, но и на Земле. И чем больше поправка, тем больше и эта вторичная отдача.
Александр чувствовал, что девушка сказала не все, что есть в этой коррекции ещё какой-то неприятный момент, о котором ей не хочется, неприятно говорить, и напряжённо ждал. И не ошибся.
— В стихийном развитии вторичной отдачи есть одна странность, можно сказать, даже пакостность. Она развивается как бы по законам предков: око за око, зуб за зуб. — Дийна снова помолчала. — Вы ведь не один летели?
— Нет. — Александр начал смутно догадываться о том, что скажет вслед девушка. — С майором Ивасиком.
— Он остался жив?
— Да. — Сердце у Гирина заныло, он уже наперёд знал, что скажет ему Дийна, но, хотя это для него теперь не имело значения, по своей лётной привычке к точности формулировок все-таки нашёл нужным поправиться: — По всей видимости, жив. Ивасик и катапультировался раньше, и просто трудно допустить, чтобы разом отказали два парашюта.
Наблюдая за выражением Александра, Дийна негромко проговорила:
— Так вот, за счёт вторичной отдачи, вызванной исправлением вашего парашюта, скорее всего выйдет из строя парашют Ивасика.
— Мне это не подходит, — поспешно сказал Александр, а когда сказал, ему сразу стало легче и сердце ныть перестало, он даже улыбнулся девушке.
Дийна вздохнула:
— Я так и думала. Но не отчаивайтесь! Иногда удаётся направить вторичную отдачу и по другому пути. Надо детально просчитать ситуацию. Я сейчас и займусь этим. Здесь, в палатке, у меня вычислитель — компьютер большой мощности. А вы, чтобы не так уж долго тянулось время, соберите пока топливо для костра. Вон в той стороне много сухих ветвей.
— Есть! — сказал Александр, поднимаясь на ноги.
Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Дийна стояла у входа в палатку и смотрела ему вслед.
— Ни пуха ни пера! — машинально пожелал ей Александр, имея в виду предстоящие расчёты. И тут же пожалел об этом — ведь без нужного ответа это шутливое заклинание могло только навредить. Конечно, Гирин никогда не относился серьёзно к этой словесной игре, но все-таки!
— К черту! — очень уверенно ответила девушка, помахала ему рукой и скрылась в палатке.
— А на озере птиц почему-то не было, — подумал вслух Гирин, разглядывая излучину реки.
— Это солёное озеро. В нем живёт лишь два вида крупных рыб, птицам и животным делать там нечего.
— А динотерий?
— Это вечные странники, которых можно встретить где угодно. Вы садитесь, Саша.
Возле палатки лежал древесный ствол, метрового диаметра, тут же было оборудовано место для разведения костра. Гирин потрогал гладкую фиолетовую кору рукой — она пружинила, точно резиновая — и осторожно сел. Дийна опустилась рядом. Хрустальный луч солнца серебрил ей волосы и ласкал загорелую щеку, черты лица её смягчились, и она снова стала удивительно похожей на Нину. Наверное, если бы не было полёта, сблизившего Александра с этой девушкой, он бы промолчал, но теперь невольно произнёс:
— Как вы на Нину сейчас похожи! — Дийна подняла на него свои серебряные глаза и улыбнулась. — Если бы не глаза, я бы мог запутаться и подумать, что это Нина прилетела сюда, чтобы меня навестить.
Гирин спохватился и хотел пояснить, кто такая Нина и почему он заговорил о ней, но не успел.
— Я и сохранила свои собственные глаза, чтобы вы окончательно не запутались, — спокойно сказала Дийна.
Гирин не сразу понял смысл её фразы, а когда понял, то растерялся.
— Вы хотите сказать, что, — он запнулся, — что вы… ненастоящая? Что-то вроде биоробота?
Дийна весело рассмеялась.
— Нет, я такая же настоящая, как и вы сами! Но это, — она прикоснулась кончиками пальцев к своему лицу, — не родной для меня облик.
И снова Александр не сразу её понял.
— У вас что же, могут быть разные облики?
— Могут.
— Значит, вы умеете… перевоплощаться?
— Умею.
Гирин кивнул в знак понимания, но в голове у него была каша. Дийна поняла его состояние и будничным тоном, как будто бы речь шла о самом обычном деле, пояснила:
— Это называется у нас метаморфозом. Сознательно управляя генотипом, мы можем в известных пределах изменять свой фенотип, свой внешний облик. Она помолчала, давая возможность Александру осмыслить услышанное, и продолжала: — Когда копируешь конкретную личность, о которой есть подробные данные, время метаморфоза сокращается в десятки раз, да и копия получается полноценнее. Я торопилась: ведь был аварийный вызов, а образ Нины в цефалограмме вашей памяти был так ярок и так хорошо прописан! Вот я и решила им воспользоваться: проще, быстрее, да и опыта метаморфоза у меня ещё маловато. Разве лучше, если бы я предстала перед вами уродиной, говорящей с таким акцентом, что сразу и не поймёшь!
И хотя Дийна закончила свои пояснения шуткой, Гирин остался серьёзным. Он разглядывал теперь девушку, сидящую рядом с ним, и Нину и не Нину, без первой растерянности, снова и снова перебирая в голове её слова.
— Значит, через Нину вы и получили все сведения о Земле, о наших обычаях, языке и всем остальном?
— Не совсем. Можно сказать, что через Нину я получила знание множества деталей и оттенков. И вообще, на все земное я смотрю как бы двойными глазами — и своими, и глазами этой молодой женщины. И на вас, Саша, я отчасти смотрю её глазами. — Дийна улыбнулась и без тени кокетства, очень просто добавила: — Но без её влюблённости, конечно. Земная, семейная любовь к нам вообще приходит очень поздно по земным меркам, лишь к сорока — сорока пяти годам мы расстаёмся с юностью и становимся по-настоящему взрослыми людьми. Я отношусь к вам, Саша, как к доброму товарищу.
В другой ситуации Александра поразили и заставили бы задуматься слова Дийны о такой долгой-долгой юности, но сейчас они прошли мимо его ушей его смутило, что Дийна все, конечно же, все знает о его любви. Гирина даже в жар бросило.
— Так вы и об этом знаете! — пробормотал он.
— В самых общих чертах, — поспешила успокоить его девушка. — Без особой необходимости такие тайны при чтении цефалограмм обходятся стороной, они даже и фиксируются специальным, как у нас говорят, личностным кодом.
Эти слова несколько успокоили Александра, но отнюдь не до конца: у него было такое чувство, будто он некоторое время прогуливался перед Дийной обнажённым и вот только теперь узнал об этом. Видимо, девушка понимала его состояние, она продолжала разговор и вела его с тем спокойствием, с каким говорят о вещах не то чтобы неинтересных, но безличных.
— Но я знаю Землю не только через Нину. Ваша планета, Саша, находится в заповедном секторе галактики. Человечество — единственная развитая цивилизация заповедника, поэтому вашу планету, историю, особенности науки и культуры изучают в наших школах подобно тому, как у вас изучают Древний Рим или Египет.
Мысли Александра разом изменили своё направление, он вспомнил разговор с Люци — и тот говорил, что Земля находится в заповедном секторе галактики!
— Значит, Люци меня не обманывал, — заметил он в раздумье.
— Нет, не обманывал, — подтвердила Дийна. — По-моему, он даже позаботился о вас, правда очень уж своеобразно. Он оставил вас не где-нибудь, а на берегу озера Ку — в пустынном и безопасном месте. Визит динотерия — это случайность.
— Любопытно!
Гирин перебрал по основным кускам свои взаимоотношения с Люци, вспомнил о красных журавлях и собрался было рассказать о них девушке, но Дийна опередила его:
— Он не обманывал вас, когда говорил о том, что возвращение на Землю это сложная и очень опасная для вас операция.
— А конкретно, в чем опасность?
— Я и хочу об этом рассказать. Телепортировка связана с нарушением причинных связей, а поэтому сопровождается отдачей. Вроде отдачи при выстреле из ружья! Только при выстреле следует удар в плечо, а при телепортировке на месте акции выделяется огромная энергия. Может произойти землетрясение, пронестись ураган, разразиться гроза страшной силы, при бесконтрольной акции предугадать это невозможно.
— Стало быть, — догадался Александр, — из-за того, что я жив, здоров и беседую с вами, в районе аэродрома стряслось что-то ужасное?
Дийна отрицательно покачала головой:
— Нет. Вы же были в летальной ситуации, Саша. — Она замялась, подбирая нужное выражение.
— Понимаю, — пришёл ей на помощь Гирин. — Я должен был разбиться, уйти из жизни, а поэтому, когда меня вдруг изъяли и перетащили сюда, то никакой отдачи не произошло.
— Верно.
— И если теперь меня вернуть на Землю, то там обязательно разразится катастрофа? Весёленькая история!
Дийна снова покачала головой:
— Нет. Катастрофа разразится здесь, на месте акции. Это не так уж страшно, я могу ввести выход энергии в определённое русло. Плохо то, что после телепортировки вы, Саша, попадёте в ту же самую ситуацию, из которой вы были изъяты.
Гирин смотрел на девушку недоуменно.
— Как же это может быть? Ведь прошло столько времени!
— Это очень трудно объяснить. Не сердитесь, Саша, у вас просто нет нужных знаний. Вы уж поверьте мне на слово!
Гирин кивнул и задумался.
— Стало быть, — вслух подумал он, — я снова вдруг начну падать к земле с отказавшим парашютом? Вот это да!
Дийна ободряюще прикоснулась к его руке:
— Есть некоторые тонкости. Летальную ситуацию, из которой вы были изъяты, можно подправить. Ну, скажем, так, чтобы вы оказались с исправным парашютом.
Александр шумно вздохнул:
— Почему же вы сразу-то об этом не сказали? И не совестно?
— Это не все. Если мы подправим ситуацию, то отдача возникнет уже не только здесь, но и на Земле. И чем больше поправка, тем больше и эта вторичная отдача.
Александр чувствовал, что девушка сказала не все, что есть в этой коррекции ещё какой-то неприятный момент, о котором ей не хочется, неприятно говорить, и напряжённо ждал. И не ошибся.
— В стихийном развитии вторичной отдачи есть одна странность, можно сказать, даже пакостность. Она развивается как бы по законам предков: око за око, зуб за зуб. — Дийна снова помолчала. — Вы ведь не один летели?
— Нет. — Александр начал смутно догадываться о том, что скажет вслед девушка. — С майором Ивасиком.
— Он остался жив?
— Да. — Сердце у Гирина заныло, он уже наперёд знал, что скажет ему Дийна, но, хотя это для него теперь не имело значения, по своей лётной привычке к точности формулировок все-таки нашёл нужным поправиться: — По всей видимости, жив. Ивасик и катапультировался раньше, и просто трудно допустить, чтобы разом отказали два парашюта.
Наблюдая за выражением Александра, Дийна негромко проговорила:
— Так вот, за счёт вторичной отдачи, вызванной исправлением вашего парашюта, скорее всего выйдет из строя парашют Ивасика.
— Мне это не подходит, — поспешно сказал Александр, а когда сказал, ему сразу стало легче и сердце ныть перестало, он даже улыбнулся девушке.
Дийна вздохнула:
— Я так и думала. Но не отчаивайтесь! Иногда удаётся направить вторичную отдачу и по другому пути. Надо детально просчитать ситуацию. Я сейчас и займусь этим. Здесь, в палатке, у меня вычислитель — компьютер большой мощности. А вы, чтобы не так уж долго тянулось время, соберите пока топливо для костра. Вон в той стороне много сухих ветвей.
— Есть! — сказал Александр, поднимаясь на ноги.
Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Дийна стояла у входа в палатку и смотрела ему вслед.
— Ни пуха ни пера! — машинально пожелал ей Александр, имея в виду предстоящие расчёты. И тут же пожалел об этом — ведь без нужного ответа это шутливое заклинание могло только навредить. Конечно, Гирин никогда не относился серьёзно к этой словесной игре, но все-таки!
— К черту! — очень уверенно ответила девушка, помахала ему рукой и скрылась в палатке.
Глава 18
Александр не торопился, ему хотелось побыть одному, хоть немного отдохнуть от непрерывного потока нового и неожиданного. Шуршала золотистая трава, из-под ног с посвистом и щебетом выпрыгивали крылатые лягушки. Над невысокими оранжевыми деревьями, усыпанными зелёными цветами, сверкающим дымом вились не то мелкие птицы, не то крупные насекомые, издавая мягкие гудящие звуки. Несмотря на жар солнечных лучей, воздух был довольно свеж, едва уловимо пахло приятной горечью вроде полыни. Помимо цветов, в траве росли крупные грибы с ядовито-синими шляпками на высоких ножках. Когда Александр по нечаянности чуть было не наступил на один из них, раздался глухой хлопок, — гриб, сложив свою шляпку как зонтик, стрелой взмыл вверх и в сторону — за ним тянулся шлейфик голубоватого дыма. Гирин испуганно замер на месте, провожая летящий гриб глазами, и чертыхнулся. Достигнув высшей точки траектории, гриб торжественно распахнул свою шляпку и начал парашютировать, покачивая ножкой с узловатым утолщением на конце. Конечно, мысли Гирина были там, в палатке, где сейчас в какой-то мере решалась его судьба. Но как всякий лётчик, как любой человек, привыкший к каждодневному риску, он давно научился отодвигать тревогу куда-то в глубь сознания. Без этого умения в некоторых профессиях просто невозможно: истерзанный опасениями и страхами, человек либо её меняет, либо рано или поздно в решающий момент допускает, фатальный промах. Вот и теперь, хотя Александр в известной мере и волновался, но это не мешало ему смотреть, слушать и получать от прогулки известное удовольствие.