— А как я вас найду? — спросил после долгой паузы Александр.
— Это деловой разговор! — Люци скользящим движением манипулятора вынул из нагрудного кармана блестящую гофрированную коробочку величиной с пятак, похожую на анероид высотомера. — Это линкер, устройство аварийного вызова. Нужно крепко сжать его двумя пальцами — вот здесь, по самому центру. И все! И через некоторое время я возникну перед вами, материализуюсь.
— Один попутный вопрос.
— Попутный — это хорошо, плохо, когда вопросы встречные. Прошу!
Но Гирин заколебался, хотя этот вопрос уже давно, чуть ли не с самого начала беседы висел у него на языке.
— Смелее, юноша!
— Дийна тоже, как бы это сказать, метаморфизована?
— Разумеется.
— А… каков её настоящий облик?
Люци весело захохотал.
— Ага! Заговорила все-таки кровь! Не сердитесь, бога ради, — поспешно добавил Люци, видя, как разозлился Александр. — Это же естественно! Вы опасаетесь, что дева в своём истинном виде похожа на лягушку, как это случается в ваших сказках, угадал?
Он угадал! Гирину было совершенно все равно, как выглядит Люци на самом деле, а вот каков истинный облик Дийны, кто его знает почему, ему было очень даже не все равно.
— Я понимаю, — в голосе оборотня звучали интимные нотки. — Но опасаетесь вы напрасно: по земным канонам красоты Дийна — настоящая богиня. Думаю, что в своём истинном виде девушка не показалась вам специально.
— Почему?
— Жалела вас. — Люци доверительно понизил голос. — Боялась, что влюбитесь и будете сохнуть от неразделённого чувства всю оставшуюся жизнь.
— Не говорите чепухи, — устало сказал Александр.
— Как угодно! Но я сказал то, что думал. — Люци отвесил шутливый церемонный поклон. — А теперь я исчезаю — рассвет близок. Не забудьте о красных журавлях!
Глава 20
Глава 21
Эпилог
— Это деловой разговор! — Люци скользящим движением манипулятора вынул из нагрудного кармана блестящую гофрированную коробочку величиной с пятак, похожую на анероид высотомера. — Это линкер, устройство аварийного вызова. Нужно крепко сжать его двумя пальцами — вот здесь, по самому центру. И все! И через некоторое время я возникну перед вами, материализуюсь.
— Один попутный вопрос.
— Попутный — это хорошо, плохо, когда вопросы встречные. Прошу!
Но Гирин заколебался, хотя этот вопрос уже давно, чуть ли не с самого начала беседы висел у него на языке.
— Смелее, юноша!
— Дийна тоже, как бы это сказать, метаморфизована?
— Разумеется.
— А… каков её настоящий облик?
Люци весело захохотал.
— Ага! Заговорила все-таки кровь! Не сердитесь, бога ради, — поспешно добавил Люци, видя, как разозлился Александр. — Это же естественно! Вы опасаетесь, что дева в своём истинном виде похожа на лягушку, как это случается в ваших сказках, угадал?
Он угадал! Гирину было совершенно все равно, как выглядит Люци на самом деле, а вот каков истинный облик Дийны, кто его знает почему, ему было очень даже не все равно.
— Я понимаю, — в голосе оборотня звучали интимные нотки. — Но опасаетесь вы напрасно: по земным канонам красоты Дийна — настоящая богиня. Думаю, что в своём истинном виде девушка не показалась вам специально.
— Почему?
— Жалела вас. — Люци доверительно понизил голос. — Боялась, что влюбитесь и будете сохнуть от неразделённого чувства всю оставшуюся жизнь.
— Не говорите чепухи, — устало сказал Александр.
— Как угодно! Но я сказал то, что думал. — Люци отвесил шутливый церемонный поклон. — А теперь я исчезаю — рассвет близок. Не забудьте о красных журавлях!
Глава 20
После ухода Люци Гирин не вернулся в палатку — спать не хотелось. К тому же разговор с оборотнем заново пробудил его тревогу за свою судьбу, поселив вместе с тем и некие новые надежды. Он решил встретить восход солнца: ему пришло в голову, что, может быть, это вообще последний восход, который ему доведётся увидеть в своей жизни. Шаровое скопление быстро клонилось к горизонту, молочный свет, заливавший все вокруг, блек и тускнел, постепенно сливаясь со светом бушующего неба. Темнело, выцветали краски, и, когда звёздное скопление окончательно зашло, сумерки превратились в ночь. В странную лунную ночь без луны и без теней, полную вездесущего звёздного света. Пламя свечей-роев стало истончаться, исчезать, а вместе с этим затихал и молочный звон. И уже трудно было разобрать, звенит ли это ночь, или просто шумит в ушах, насторожённых и ловящих всякий звук. Невдалеке пронеслось стадо животных — длинное, аморфное скопление стелющихся над травой и почти неслышных теней. За рекой хрипло и трубно, точно готовящийся к отходу теплоход, заревел какой-то зверь. «Уй-ду! Уй-ду!» — время от времени крикливо предупреждала ночная птица, но никуда не уходила.
Стало прохладнее. Александр сложил костёр, но зажигать огня не стал передумал, просто присел рядом на поваленный древесный ствол. Когда он укладывал хворост, то ощутил его сырость, влажной от росы была и древесная кора. Потянул лениво ветерок, на некоторые из его порывов недовольным кожистым шорохом откликнулась листва над головой. Пейзаж почти неощутимо менялся, становясь все более выцветшим, как бы прозрачным. Александр не сразу понял, в чем дело, а когда понял, оглянулся — за его спиной занималась холодная зелёная заря, а он её ждал в той же стороне, где зашло звёздное скопление! Заря торопливо разгоралась, светлело небо, одна за другой гасли звезды, а самые крупные теряли свою игривость, превращаясь в сонные светлые точки. Разгораясь, заря не теплела, не наливалась золотом и медью, а как бы накалялась, приобретая пронзительный голубой цвет. Ещё несколько мгновений — и над горизонтом показался быстро растущий сегмент ярко-синего солнца, голубевшего по мере своего подъёма. Когда его лучи начали жалить и колоть глаза, Гирин отвернулся. Странно было окрест! Света много, но этот свет не радовал, он был мрачным, словно неживым. Все красное казалось коричневым, золотистая вчера трава стала грязно-белой, фиолетовые стволы выглядели совершенно чёрными, а зеленые тона попросту исчезли, превратившись в синеватые. Мир наполнялся тревожным ожиданием и страхом. Ощущение тревоги было знакомым. И, покопавшись в памяти, Александр понял, в чем дело: нечто подобное он испытывал во время солнечного затмения, когда от дневного светила остался лишь узенький серпик, и мир вот-вот готов был окунуться в неожиданную и нелепую темноту. Понял и улыбнулся — ему стало легче, понимание всегда снимает какой-то груз с души. Александр достал зажигалку, оставленную ему Дийной, и гудящим языком плазмы в нескольких местах, чтобы быстрее разгорался, запалил костёр. Влажноватый хворост сначала горел неохотно, с шипением и треском, а потом разом, дружно запылал. И все волшебно изменилось, потеплело: ствол дерева стал фиолетовым, грязная трава заиграла золотом, а листва над головой вспыхнула алым огнём, контрастно высвечиваясь на фоне густо-синего неба.
Обернувшись на звук шагов, Александр увидел подходящую Дийну, за ней по росистой траве тянулась ровная цепочка тёмных следов. В её серебряных глазах играли тёплые отсветы костра, и поначалу Александру показалось, что она улыбается, но он тут же понял, что это лишь показалось.
— Доброе утро, Саша.
— Салют! Только доброе ли?
— Не очень. — Дийна опустилась рядом, на древесный ствол. Лицо её было не то чтобы печальным или расстроенным, но рассеянным, отрешённым, точно она все решала и никак не могла решить сложную задачу. Александр занялся костром, разгрёб угли, подбросил топлива и попросил негромко:
— Не томите.
Дийна оценивающе взглянула на него.
— Есть один вариант возвращения. Но рискованный!
Александр улыбнулся, к риску он был готов, давно настроился на него. Дийна не ответила на его улыбку.
— Слишком рискованный!
— А нельзя ли поподробнее? — попросил Александр после паузы.
— Нельзя. Могу лишь сказать, что все будет зависеть от вас самого. Но во вторичной отдаче случайностей избежать невозможно! В целом вероятность успеха оценивается как один к десяти.
Александр присвистнул. Какой же это риск? Смертоубийство! Примерно то же самое, что, вынув из снаряжённого барабана нагана один патрон, вслепую покрутить его, а потом выстрелить себе в сердце.
— Не густо, — вслух сказал он, снова занявшись костром, хотя заниматься им сейчас не было ровно никакой необходимости.
Теперь Александр не сомневался, что надо рассказать Дийне о предложении Люци и посоветоваться. Кто его знает, может быть, с помощью поимки красного журавля и действительно все можно решить гораздо проще? Александр не знал, с чего начать, и довольно неуклюже, с принуждённой улыбкой проговорил:
— А у меня был гость.
— Знаю, Саша, — поморщилась Дийна. — Я все знаю!
Александр удивлённо взглянул на неё, но это удивление длилось всего секунду — он вспомнил, кто она — Дийна — и как многое ей доступно.
— И о красных журавлях знаете?
— И о красных журавлях.
Вот теперь, только теперь у Александра заныло сердце, и противный холодок тревоги сразу отяжелил тело.
— И что вы мне скажете?
— Скажу, что Люци можно доверять. Я навела о нем справки: это действительно искусный ловец-корсар. Авантюрист, пройдоха, но в делах честен — без этого ему нельзя.
Гирин пожал плечами.
— Высокие цивилизации, господство в космосе, телепортировки — и вдруг пройдоха и авантюрист! — Александр недоверчиво взглянул на девушку. — Как же так?
— Встречаются и у нас такие индивиды, которые не могут ужиться ни в своей коммуне, ни в других. А высокая техника предоставляет таким одиночкам разные и широкие возможности. Тот же Люци делает по-своему полезное и нужное дело — думаете, так уж легко отлавливать животных? Люци — авантюрист, но в делах ему можно доверять. Сложнее обстоит дело с красными журавлями — эти птицы находятся под нашей охраной и защитой.
Дийна замолчала. Может быть, обдумывала какие-то иные варианты телепортировки, может быть, колебалась, решая, в какой степени ей быть откровенной, о чем говорить и о чем умолчать, может быть, просто ждала вопросов Гирина. Но Александр ни о чем не стал спрашивать.
— Я понимаю, — негромко сказал он. — Если так, обойдёмся без Люци и без красных журавлей.
— Без красных журавлей? — переспросила Дийна, провела ладонью по лицу и, отбросив какие-то свои невысказанные сомнения, лукаво улыбнулась, сразу превратившись из серьёзной молодой женщины в девчонку, любящую поозорничать. — Нет, без журавлей нам не обойтись.
— Что ж, вам виднее, — после паузы и некоторого колебания согласился Александр.
— Верно, — спокойно согласилась девушка, — мне виднее. Пистолет при вас? Давайте его сюда, он вам не понадобится.
Гирин передал ей оружие. Мельком оглядев пистолет, Дийна небрежно швырнула его ко входу в палатку. Гирин протянул ей и красноносый патрончик, но девушка сделала поспешный отстраняющий жест.
— Нет! Оставьте на всякий случай, — и улыбнулась в ответ на молчаливое недоумение Александра. — На счастье! И на память обо мне.
— Спасибо.
Гирин не без удовольствия спрятал патрончик в карман — авиаторы, как и люди других профессий, в которых случай и везение играют не последнюю роль, любят счастливые приметы. Все знают, что предрассудок, но что из того? В рискованных делах ценна любая мелочь, прибавляющая уверенность в себе.
— А теперь, Саша, внимательно меня выслушайте. Красного журавля поймать можно только в небе.
Александр приглядывался к девушке, намеренно сделавшей паузу. Ему показалось, что она шутит.
— В небе?
— В небе, в полёте. На земле это сделать невозможно! Ловцам доставались лишь мёртвые журавли, ни одного и никогда живого! Дело в том, что это электрические птицы. — Видя, что Гирин не совсем понял её, Дийна пояснила: — На Земле живут электрические скаты, сомы, электрические угри, а красные журавли — электрические птицы. На клювах у них разрядники, они способны метать молнии. Мелких животных вроде крылатых лягушек эти разряды убивают, человека один на один журавль, конечно, не убьёт, но первым, самым сильным разрядом с ног свалит. Если хотите, это птицы-громовержцы, Зевсовы птицы!
— Надо же! Теперь я понимаю, почему они так строго охраняются.
— Дело не в этом! — нетерпеливо, с досадой прервала Дийна, но в чем, объяснять не стала, а просто продолжила рассказ. — Красные журавли отважны, дружны вплоть до самопожертвования, живут стаями, но разбиваются на пары и супружескую верность хранят до самой смерти. Строят очень удобные, можно сказать, многокомнатные гнёзда. Попадая в безвыходное положение, насмерть поражают молнией самих себя.
— На земле?
— И на земле и в полёте. Последним зарядом электричества, как воин, не желающий сдаваться в плен, последней пулей.
— Но вы сказали, что в небе их можно поймать!
— Можно. Только в один определённый момент, когда птицы-громовержцы пересекают грозовое облако. Теперь вы понимаете, почему их отлов опасен?
Гирин кивнул. Грозовое облако — настоящий ад! Ураганные порывы ветра во всех направлениях, тяжёлые, ливневые капли дождя, град, грохот и блеск молний многокилометровой длины. Во избежание катастрофы вход в грозовые облака запрещён всем типам летательных аппаратов, а, попав в грозу, экипаж должен сделать все возможное, чтобы покинуть опасный район скорейшим образом. И вот в таком аду Александр должен поймать легкокрылую птицу!
— Почему обязательно в облаке?
— Птицы впадают там в своеобразный транс, во время которого за счёт грозового электричества подзаряжают свои аккумуляторы. Да-да, это строго установлено! Земные электрические рыбы располагают батареями, а красные журавли используют исключительно ёмкие аккумуляторы. Немало птиц гибнет во время грозовой подзарядки, вся жизнь летающих громовержцев — сплошной риск. Чтобы жить, они должны буднично играть с самой смертью. Это прекрасно. Но это и ужасно!
Лицо девушки было печальным. Гирин вдруг понял, что ему никак, ну никак не хочется ловить зевсовых птиц! Было в этом лично для него нечто нехорошее, кощунственное, сродни тому, что ударить женщину или сделать пакость товарищу, с которым летаешь в одной паре. В судьбе красных журавлей было что-то общее с судьбой лётчиков, особенно тех, кто ведёт неустанный воздушный бой на переднем фронте научного прогресса.
— А без красных журавлей никак нельзя обойтись? — осторожно спросил Александр.
Секунду девушка смотрела на него, похоже не совсем понимая, о чем он завёл речь, а потом озорно улыбнулась:
— Можно. Но не нужно! Ваш путь домой через красных журавлей — самый короткий путь. Да и вообще, ловить журавлей в небе, разве это не интересно? — Она заговорщицки понизила голос. — Люци хитёр, но ведь и мы с вами, когда это нужно, можем стать хитрыми. Журавля мы поймаем, но Люци его насовсем не отдадим.
— Каким же образом?
— А это уж не ваша забота!
Гирин задумался. Как это ни странно, а он был вовсе не против надуть лукавого оборотня! С полегчавшим сердцем он спросил:
— И что мы будем теперь делать?
— Завтракать. Отдыхать. И ждать. Как и земные перелётные птицы, красные журавли придерживаются определённых маршрутов. Один из них проходит прямо через лагерь. Около полудня птицы будут здесь. — И Дийна показала рукой на густо-синее небо, которое в одном месте было расплавлено и выжжено яростным голубым солнцем.
Стало прохладнее. Александр сложил костёр, но зажигать огня не стал передумал, просто присел рядом на поваленный древесный ствол. Когда он укладывал хворост, то ощутил его сырость, влажной от росы была и древесная кора. Потянул лениво ветерок, на некоторые из его порывов недовольным кожистым шорохом откликнулась листва над головой. Пейзаж почти неощутимо менялся, становясь все более выцветшим, как бы прозрачным. Александр не сразу понял, в чем дело, а когда понял, оглянулся — за его спиной занималась холодная зелёная заря, а он её ждал в той же стороне, где зашло звёздное скопление! Заря торопливо разгоралась, светлело небо, одна за другой гасли звезды, а самые крупные теряли свою игривость, превращаясь в сонные светлые точки. Разгораясь, заря не теплела, не наливалась золотом и медью, а как бы накалялась, приобретая пронзительный голубой цвет. Ещё несколько мгновений — и над горизонтом показался быстро растущий сегмент ярко-синего солнца, голубевшего по мере своего подъёма. Когда его лучи начали жалить и колоть глаза, Гирин отвернулся. Странно было окрест! Света много, но этот свет не радовал, он был мрачным, словно неживым. Все красное казалось коричневым, золотистая вчера трава стала грязно-белой, фиолетовые стволы выглядели совершенно чёрными, а зеленые тона попросту исчезли, превратившись в синеватые. Мир наполнялся тревожным ожиданием и страхом. Ощущение тревоги было знакомым. И, покопавшись в памяти, Александр понял, в чем дело: нечто подобное он испытывал во время солнечного затмения, когда от дневного светила остался лишь узенький серпик, и мир вот-вот готов был окунуться в неожиданную и нелепую темноту. Понял и улыбнулся — ему стало легче, понимание всегда снимает какой-то груз с души. Александр достал зажигалку, оставленную ему Дийной, и гудящим языком плазмы в нескольких местах, чтобы быстрее разгорался, запалил костёр. Влажноватый хворост сначала горел неохотно, с шипением и треском, а потом разом, дружно запылал. И все волшебно изменилось, потеплело: ствол дерева стал фиолетовым, грязная трава заиграла золотом, а листва над головой вспыхнула алым огнём, контрастно высвечиваясь на фоне густо-синего неба.
Обернувшись на звук шагов, Александр увидел подходящую Дийну, за ней по росистой траве тянулась ровная цепочка тёмных следов. В её серебряных глазах играли тёплые отсветы костра, и поначалу Александру показалось, что она улыбается, но он тут же понял, что это лишь показалось.
— Доброе утро, Саша.
— Салют! Только доброе ли?
— Не очень. — Дийна опустилась рядом, на древесный ствол. Лицо её было не то чтобы печальным или расстроенным, но рассеянным, отрешённым, точно она все решала и никак не могла решить сложную задачу. Александр занялся костром, разгрёб угли, подбросил топлива и попросил негромко:
— Не томите.
Дийна оценивающе взглянула на него.
— Есть один вариант возвращения. Но рискованный!
Александр улыбнулся, к риску он был готов, давно настроился на него. Дийна не ответила на его улыбку.
— Слишком рискованный!
— А нельзя ли поподробнее? — попросил Александр после паузы.
— Нельзя. Могу лишь сказать, что все будет зависеть от вас самого. Но во вторичной отдаче случайностей избежать невозможно! В целом вероятность успеха оценивается как один к десяти.
Александр присвистнул. Какой же это риск? Смертоубийство! Примерно то же самое, что, вынув из снаряжённого барабана нагана один патрон, вслепую покрутить его, а потом выстрелить себе в сердце.
— Не густо, — вслух сказал он, снова занявшись костром, хотя заниматься им сейчас не было ровно никакой необходимости.
Теперь Александр не сомневался, что надо рассказать Дийне о предложении Люци и посоветоваться. Кто его знает, может быть, с помощью поимки красного журавля и действительно все можно решить гораздо проще? Александр не знал, с чего начать, и довольно неуклюже, с принуждённой улыбкой проговорил:
— А у меня был гость.
— Знаю, Саша, — поморщилась Дийна. — Я все знаю!
Александр удивлённо взглянул на неё, но это удивление длилось всего секунду — он вспомнил, кто она — Дийна — и как многое ей доступно.
— И о красных журавлях знаете?
— И о красных журавлях.
Вот теперь, только теперь у Александра заныло сердце, и противный холодок тревоги сразу отяжелил тело.
— И что вы мне скажете?
— Скажу, что Люци можно доверять. Я навела о нем справки: это действительно искусный ловец-корсар. Авантюрист, пройдоха, но в делах честен — без этого ему нельзя.
Гирин пожал плечами.
— Высокие цивилизации, господство в космосе, телепортировки — и вдруг пройдоха и авантюрист! — Александр недоверчиво взглянул на девушку. — Как же так?
— Встречаются и у нас такие индивиды, которые не могут ужиться ни в своей коммуне, ни в других. А высокая техника предоставляет таким одиночкам разные и широкие возможности. Тот же Люци делает по-своему полезное и нужное дело — думаете, так уж легко отлавливать животных? Люци — авантюрист, но в делах ему можно доверять. Сложнее обстоит дело с красными журавлями — эти птицы находятся под нашей охраной и защитой.
Дийна замолчала. Может быть, обдумывала какие-то иные варианты телепортировки, может быть, колебалась, решая, в какой степени ей быть откровенной, о чем говорить и о чем умолчать, может быть, просто ждала вопросов Гирина. Но Александр ни о чем не стал спрашивать.
— Я понимаю, — негромко сказал он. — Если так, обойдёмся без Люци и без красных журавлей.
— Без красных журавлей? — переспросила Дийна, провела ладонью по лицу и, отбросив какие-то свои невысказанные сомнения, лукаво улыбнулась, сразу превратившись из серьёзной молодой женщины в девчонку, любящую поозорничать. — Нет, без журавлей нам не обойтись.
— Что ж, вам виднее, — после паузы и некоторого колебания согласился Александр.
— Верно, — спокойно согласилась девушка, — мне виднее. Пистолет при вас? Давайте его сюда, он вам не понадобится.
Гирин передал ей оружие. Мельком оглядев пистолет, Дийна небрежно швырнула его ко входу в палатку. Гирин протянул ей и красноносый патрончик, но девушка сделала поспешный отстраняющий жест.
— Нет! Оставьте на всякий случай, — и улыбнулась в ответ на молчаливое недоумение Александра. — На счастье! И на память обо мне.
— Спасибо.
Гирин не без удовольствия спрятал патрончик в карман — авиаторы, как и люди других профессий, в которых случай и везение играют не последнюю роль, любят счастливые приметы. Все знают, что предрассудок, но что из того? В рискованных делах ценна любая мелочь, прибавляющая уверенность в себе.
— А теперь, Саша, внимательно меня выслушайте. Красного журавля поймать можно только в небе.
Александр приглядывался к девушке, намеренно сделавшей паузу. Ему показалось, что она шутит.
— В небе?
— В небе, в полёте. На земле это сделать невозможно! Ловцам доставались лишь мёртвые журавли, ни одного и никогда живого! Дело в том, что это электрические птицы. — Видя, что Гирин не совсем понял её, Дийна пояснила: — На Земле живут электрические скаты, сомы, электрические угри, а красные журавли — электрические птицы. На клювах у них разрядники, они способны метать молнии. Мелких животных вроде крылатых лягушек эти разряды убивают, человека один на один журавль, конечно, не убьёт, но первым, самым сильным разрядом с ног свалит. Если хотите, это птицы-громовержцы, Зевсовы птицы!
— Надо же! Теперь я понимаю, почему они так строго охраняются.
— Дело не в этом! — нетерпеливо, с досадой прервала Дийна, но в чем, объяснять не стала, а просто продолжила рассказ. — Красные журавли отважны, дружны вплоть до самопожертвования, живут стаями, но разбиваются на пары и супружескую верность хранят до самой смерти. Строят очень удобные, можно сказать, многокомнатные гнёзда. Попадая в безвыходное положение, насмерть поражают молнией самих себя.
— На земле?
— И на земле и в полёте. Последним зарядом электричества, как воин, не желающий сдаваться в плен, последней пулей.
— Но вы сказали, что в небе их можно поймать!
— Можно. Только в один определённый момент, когда птицы-громовержцы пересекают грозовое облако. Теперь вы понимаете, почему их отлов опасен?
Гирин кивнул. Грозовое облако — настоящий ад! Ураганные порывы ветра во всех направлениях, тяжёлые, ливневые капли дождя, град, грохот и блеск молний многокилометровой длины. Во избежание катастрофы вход в грозовые облака запрещён всем типам летательных аппаратов, а, попав в грозу, экипаж должен сделать все возможное, чтобы покинуть опасный район скорейшим образом. И вот в таком аду Александр должен поймать легкокрылую птицу!
— Почему обязательно в облаке?
— Птицы впадают там в своеобразный транс, во время которого за счёт грозового электричества подзаряжают свои аккумуляторы. Да-да, это строго установлено! Земные электрические рыбы располагают батареями, а красные журавли используют исключительно ёмкие аккумуляторы. Немало птиц гибнет во время грозовой подзарядки, вся жизнь летающих громовержцев — сплошной риск. Чтобы жить, они должны буднично играть с самой смертью. Это прекрасно. Но это и ужасно!
Лицо девушки было печальным. Гирин вдруг понял, что ему никак, ну никак не хочется ловить зевсовых птиц! Было в этом лично для него нечто нехорошее, кощунственное, сродни тому, что ударить женщину или сделать пакость товарищу, с которым летаешь в одной паре. В судьбе красных журавлей было что-то общее с судьбой лётчиков, особенно тех, кто ведёт неустанный воздушный бой на переднем фронте научного прогресса.
— А без красных журавлей никак нельзя обойтись? — осторожно спросил Александр.
Секунду девушка смотрела на него, похоже не совсем понимая, о чем он завёл речь, а потом озорно улыбнулась:
— Можно. Но не нужно! Ваш путь домой через красных журавлей — самый короткий путь. Да и вообще, ловить журавлей в небе, разве это не интересно? — Она заговорщицки понизила голос. — Люци хитёр, но ведь и мы с вами, когда это нужно, можем стать хитрыми. Журавля мы поймаем, но Люци его насовсем не отдадим.
— Каким же образом?
— А это уж не ваша забота!
Гирин задумался. Как это ни странно, а он был вовсе не против надуть лукавого оборотня! С полегчавшим сердцем он спросил:
— И что мы будем теперь делать?
— Завтракать. Отдыхать. И ждать. Как и земные перелётные птицы, красные журавли придерживаются определённых маршрутов. Один из них проходит прямо через лагерь. Около полудня птицы будут здесь. — И Дийна показала рукой на густо-синее небо, которое в одном месте было расплавлено и выжжено яростным голубым солнцем.
Глава 21
Время тянулось лениво, как оно тянется в ожидании лётной погоды, когда эта самая погода все устанавливается, устанавливается и никак не может установиться. Дийна занималась своими делами, не совсем понятными Александру, непонятными прежде всего потому, что он не обращал на них сознательного внимания. Казалось, предстоящая операция поимки красного журавля нисколько её не волновала, а Александр не находил себе места. Он ещё и ещё раз перебирал порядок своих действий: дождаться пролёта красных журавлей, взлететь вслед за Дийной и все время держаться рядом с ней, особенно после входа в грозовое облако, а затем по её сигналу ринуться к красному журавлю и крепко ухватить рукой за длинный клюв, так чтобы он не мог его открыть. В трансе подзарядки птицы-громовержцы полностью отключаются от окружающего — кого им опасаться в чреве грозового облака! Но иногда реагируют на прямые прикосновения. Поэтому и нужно принять меры предосторожности: журавли мечут свои молнии через полуоткрытый клюв, стоит клюв зажать, как они лишаются своего грозного оружия. О Дийне ему не следует беспокоиться ни при каких обстоятельствах, она уверила Александра, что может создавать вокруг своего тела магнитную противозащиту разрядам и поэтому полная безопасность ей обеспечена. Он должен заботиться лишь о деле и о самом себе!
Еле слышный, но глубокий звук оторвал Александра от размышлений, точно вздохнуло само густо-синее небо. Гирин вскочил на ноги и крикнул девушке, рубашка которой голубела среди кустарника:
— Журавли!
Дийна вышла на поляну, посмотрела на солнце.
— Вам показалось, рано. Они пролетят примерно через полчаса.
— Нет, — уверенно возразил Александр, — я слышал. Летят красные журавли!
Дийна с сомнением взглянула на него, прислушалась, и снова глубокий звук, словно вздох, опустился с неба на редколесье.
— Они! Далеко вы их услышали.
— Я ждал. И ждал совсем не так, как ждали вы.
Девушка внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. Крики журавлей становились яснее и звонче, скоро Дийна заметила птичий треугольник и указала на него Александру.
Птицы-громовержцы летели выше, чем в прошлый раз. В свете голубого солнца они казались не красными, а чёрными, лишь концы крыльев отсвечивали тусклым багровым огнём. «Олла! Олла!» — падал на редколесье звучный, зовущий крик.
— Пора, — сказала Дийна, следя глазами за птицами.
— Я готов.
— Пора, — повторила девушка, обращаясь уже непосредственно к Александру, и, мягко оттолкнувшись ногами, поднялась в воздух.
Они летели с Дийной в полукилометре от журавлиного строя, лишь немного поотстав, в правом пеленге. Скорость была большой, около семидесяти километров в час, нещадно палило солнце, но встречный поток воздуха не давал перегреться. Через час полёта Дийна, подскользнув к Александру вплотную, крикнула, перекрывая свист ветра:
— Готовьтесь! И держитесь рядом со мной!
Впереди по курсу небо стало туманиться, теряя прозрачность, и сереть, понемногу вырисовывались очертания лохматой облачной массы. Круто развернувшись влево, Дийна зашла в хвост журавлиному строю и начала сокращать дистанцию. В левом ряду было четыре журавля, в правом — семь.
— Брать будете крайнего правого!
— Понял!
Облако было рядом, это было ощутимо и зрительно, и по резким порывам ветра, которые начали бесцеремонно швырять Александра в разные стороны, Дийна оказывалась то выше, то ниже. Он прилагал большие усилия, чтобы держаться рядом, следить за журавлями стало некогда, пришлось во всем положиться на свою спутницу. Гирин знал, что Длина решает сейчас сложную задачу. Если поторопиться, то не успевшие впасть в транс журавли могут заметить их и атаковать. Если немного запоздать, птицы углубятся в грозовое чрево, молнии которого пострашнее журавлиных.
— Руку!
Александр послушно протянул руку, Дийна крепко обхватила его кисть и резко прибавила скорость. Пронзительно завыл ветер, выжимая из глаз слезы. Через несколько мгновений они окунулись в облачную, дышащую влагой и холодом массу, и тут же Александр ниже и впереди себя увидел силуэт большой птицы, мерно взмахивающей крыльями.
— Вперёд, Саша!
Александр выпустил руку девушки и нырнул к журавлю. В тот же миг журавль повернул голову, и на Гирина строго взглянули большие серебряные глаза. Клюв приоткрылся, и вспышка голубого пламени смяла Александра.
— Дийна! — теряя равновесие, крикнул он.
Но в ответ снова полыхнул огонь.
— Нина!
Очнулся Александр в свободном падении. Он летел в сером и влажном облачном мареве, его крутило и вертело во всех трех измерениях, трудно было даже разобрать, где небо, а где земля. Александру вдруг подумалось о том, что напрасно преисподнюю рисуют в огненно-чёрных тонах. Не говоря уже о красном, даже в чёрном цвете есть нечто утверждающее — пусть через отрицание. Настоящее небытие — это не утверждение и не отрицание, а нечто такое же вот серое и неопределённое, как эта облачная утроба.
Земля!
Она открылась не сразу, а вырисовалась постепенно. Александр ощутил острый укол тревоги: он легко опознал район своего аэродрома — широкую ленту автострады, голубую змею реки, лесной массив, а на его западной окраине озеро. Родной аэродром в далёком инозвездном мире? Это было непонятно, это тревожило, пугало. И сердце вдруг приостановилось на миг, а потом зачастило, все время сбиваясь со своего здорового мерного ритма. Трудно стало дышать, словно лежал Александр не на весёлой и озорной встречной струе воздуха, а в тёмном и душном подвале.
Александр падал лицом вниз, чётко, как на соревнованиях, фиксируя положение своего тела. Странное спокойствие овладело им. Он понимал, что обречён. Через два-три десятка секунд его тело врежется в летящую землю, превратится в противный мешок мяса и раздроблённых костей. Не будет больше на свете пилота Александра Гирина. «А свидание? — вдруг подумал он с грустью и сожалением. — Напрасно будет ждать меня Нина!» Желание жить вспыхнуло с такой силой, что Александр еле удержал крик, рвущийся из груди. Нет-нет, все это не может быть правдой! Смерть, такая внезапная, неотвратимая и грубая? Теперь, сейчас, когда за облаками так ярко светит солнце, а на землю сеет мелкий тёплый дождь? Чепуха! Просто его сморил неожиданный тяжёлый сон, может быть, прямо в кабине самолёта. Очень просто, майор Ивасик взял управление, а он задремал. А может быть, его зачаровала неземная среброглазая девушка. Ей скучно одной на чужой планете, вот она и наслала на него этот удушливый морок. Сейчас злые чары рассеются, и настоящая жизнь снова пойдёт своим чередом!
Но ничего не менялось. Надоедливо, противно свистел воздух, бьющий прямо в лицо с растягивающейся вширь, обрастающей деталями земли. Поток срывал дыхание и мешал сосредоточиться на самом главном, на том, что Александр обязан был вспомнить и никак не мог. Поздно! Неужели поздно? Летящая навстречу, готовая смять и растерзать его тело земля — жестокая правда, а не тяжкий сон. Поздно? Нет, нельзя сдаваться! Надо искать выход — не может быть, чтобы судьба не подарила ему хотя бы малюсенький шанс на спасение. Ведь судьба всегда благосклонна к сильным духом!
А озеро? Озеро, расположенное на опушке леса, разве это не шанс? Озеро! Во время Отечественной войны какой-то морской лётчик-истребитель остался жив, упав с нераскрытым парашютом на заснеженный склон оврага. Озеро! А где-то в Америке рисковые парни ныряют в море чуть ли не с тридцатиметрового обрыва! Озеро! Самое главное — точный вход в воду. Озеро!
Придав телу наклонное положение, Гирин очутился над центром озера, над тёмным пятном больших глубин, которое, растягиваясь как резиновое, валилось на него. Он отчётливо представлял, что спасти его может лишь строго вертикальное положение тела. Но это положение нельзя принимать слишком рано — наберёшь большую скорость. И Александр выжидал тягучие, весомые доли секунд… Теперь пора! Гирин начал энергичный кувырок вперёд, на голову, стараясь вытянуть тело в единую линию, зафиксировать его как можно ближе к вертикали.
Вот она, вода, рядом! Рвётся в самые глаза!
Еле слышный, но глубокий звук оторвал Александра от размышлений, точно вздохнуло само густо-синее небо. Гирин вскочил на ноги и крикнул девушке, рубашка которой голубела среди кустарника:
— Журавли!
Дийна вышла на поляну, посмотрела на солнце.
— Вам показалось, рано. Они пролетят примерно через полчаса.
— Нет, — уверенно возразил Александр, — я слышал. Летят красные журавли!
Дийна с сомнением взглянула на него, прислушалась, и снова глубокий звук, словно вздох, опустился с неба на редколесье.
— Они! Далеко вы их услышали.
— Я ждал. И ждал совсем не так, как ждали вы.
Девушка внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. Крики журавлей становились яснее и звонче, скоро Дийна заметила птичий треугольник и указала на него Александру.
Птицы-громовержцы летели выше, чем в прошлый раз. В свете голубого солнца они казались не красными, а чёрными, лишь концы крыльев отсвечивали тусклым багровым огнём. «Олла! Олла!» — падал на редколесье звучный, зовущий крик.
— Пора, — сказала Дийна, следя глазами за птицами.
— Я готов.
— Пора, — повторила девушка, обращаясь уже непосредственно к Александру, и, мягко оттолкнувшись ногами, поднялась в воздух.
Они летели с Дийной в полукилометре от журавлиного строя, лишь немного поотстав, в правом пеленге. Скорость была большой, около семидесяти километров в час, нещадно палило солнце, но встречный поток воздуха не давал перегреться. Через час полёта Дийна, подскользнув к Александру вплотную, крикнула, перекрывая свист ветра:
— Готовьтесь! И держитесь рядом со мной!
Впереди по курсу небо стало туманиться, теряя прозрачность, и сереть, понемногу вырисовывались очертания лохматой облачной массы. Круто развернувшись влево, Дийна зашла в хвост журавлиному строю и начала сокращать дистанцию. В левом ряду было четыре журавля, в правом — семь.
— Брать будете крайнего правого!
— Понял!
Облако было рядом, это было ощутимо и зрительно, и по резким порывам ветра, которые начали бесцеремонно швырять Александра в разные стороны, Дийна оказывалась то выше, то ниже. Он прилагал большие усилия, чтобы держаться рядом, следить за журавлями стало некогда, пришлось во всем положиться на свою спутницу. Гирин знал, что Длина решает сейчас сложную задачу. Если поторопиться, то не успевшие впасть в транс журавли могут заметить их и атаковать. Если немного запоздать, птицы углубятся в грозовое чрево, молнии которого пострашнее журавлиных.
— Руку!
Александр послушно протянул руку, Дийна крепко обхватила его кисть и резко прибавила скорость. Пронзительно завыл ветер, выжимая из глаз слезы. Через несколько мгновений они окунулись в облачную, дышащую влагой и холодом массу, и тут же Александр ниже и впереди себя увидел силуэт большой птицы, мерно взмахивающей крыльями.
— Вперёд, Саша!
Александр выпустил руку девушки и нырнул к журавлю. В тот же миг журавль повернул голову, и на Гирина строго взглянули большие серебряные глаза. Клюв приоткрылся, и вспышка голубого пламени смяла Александра.
— Дийна! — теряя равновесие, крикнул он.
Но в ответ снова полыхнул огонь.
— Нина!
Очнулся Александр в свободном падении. Он летел в сером и влажном облачном мареве, его крутило и вертело во всех трех измерениях, трудно было даже разобрать, где небо, а где земля. Александру вдруг подумалось о том, что напрасно преисподнюю рисуют в огненно-чёрных тонах. Не говоря уже о красном, даже в чёрном цвете есть нечто утверждающее — пусть через отрицание. Настоящее небытие — это не утверждение и не отрицание, а нечто такое же вот серое и неопределённое, как эта облачная утроба.
Земля!
Она открылась не сразу, а вырисовалась постепенно. Александр ощутил острый укол тревоги: он легко опознал район своего аэродрома — широкую ленту автострады, голубую змею реки, лесной массив, а на его западной окраине озеро. Родной аэродром в далёком инозвездном мире? Это было непонятно, это тревожило, пугало. И сердце вдруг приостановилось на миг, а потом зачастило, все время сбиваясь со своего здорового мерного ритма. Трудно стало дышать, словно лежал Александр не на весёлой и озорной встречной струе воздуха, а в тёмном и душном подвале.
Александр падал лицом вниз, чётко, как на соревнованиях, фиксируя положение своего тела. Странное спокойствие овладело им. Он понимал, что обречён. Через два-три десятка секунд его тело врежется в летящую землю, превратится в противный мешок мяса и раздроблённых костей. Не будет больше на свете пилота Александра Гирина. «А свидание? — вдруг подумал он с грустью и сожалением. — Напрасно будет ждать меня Нина!» Желание жить вспыхнуло с такой силой, что Александр еле удержал крик, рвущийся из груди. Нет-нет, все это не может быть правдой! Смерть, такая внезапная, неотвратимая и грубая? Теперь, сейчас, когда за облаками так ярко светит солнце, а на землю сеет мелкий тёплый дождь? Чепуха! Просто его сморил неожиданный тяжёлый сон, может быть, прямо в кабине самолёта. Очень просто, майор Ивасик взял управление, а он задремал. А может быть, его зачаровала неземная среброглазая девушка. Ей скучно одной на чужой планете, вот она и наслала на него этот удушливый морок. Сейчас злые чары рассеются, и настоящая жизнь снова пойдёт своим чередом!
Но ничего не менялось. Надоедливо, противно свистел воздух, бьющий прямо в лицо с растягивающейся вширь, обрастающей деталями земли. Поток срывал дыхание и мешал сосредоточиться на самом главном, на том, что Александр обязан был вспомнить и никак не мог. Поздно! Неужели поздно? Летящая навстречу, готовая смять и растерзать его тело земля — жестокая правда, а не тяжкий сон. Поздно? Нет, нельзя сдаваться! Надо искать выход — не может быть, чтобы судьба не подарила ему хотя бы малюсенький шанс на спасение. Ведь судьба всегда благосклонна к сильным духом!
А озеро? Озеро, расположенное на опушке леса, разве это не шанс? Озеро! Во время Отечественной войны какой-то морской лётчик-истребитель остался жив, упав с нераскрытым парашютом на заснеженный склон оврага. Озеро! А где-то в Америке рисковые парни ныряют в море чуть ли не с тридцатиметрового обрыва! Озеро! Самое главное — точный вход в воду. Озеро!
Придав телу наклонное положение, Гирин очутился над центром озера, над тёмным пятном больших глубин, которое, растягиваясь как резиновое, валилось на него. Он отчётливо представлял, что спасти его может лишь строго вертикальное положение тела. Но это положение нельзя принимать слишком рано — наберёшь большую скорость. И Александр выжидал тягучие, весомые доли секунд… Теперь пора! Гирин начал энергичный кувырок вперёд, на голову, стараясь вытянуть тело в единую линию, зафиксировать его как можно ближе к вертикали.
Вот она, вода, рядом! Рвётся в самые глаза!
Эпилог
Рыбаки, их на озере всегда предостаточно, были среди них и авиаторы сюда весь город ездил, видели, как с неба на глубокие места, что неподалёку от берега, упал человек. С десяток разных лодок, одни сразу, другие чуть позже, рванулись к месту падения, обозначенного кругами расходящихся волн. Тишина сменилась плеском воды, скрипом уключин, возбуждёнными голосами и криками. Нырять за Гириным не пришлось — удар о воду вырвал из парашютного ранца часть купола, она плавала теперь на поверхности воды. Ухватившись за мокрую ткань, Гирина со всеми мерами предосторожности втащили в лодку — операцией руководил врач, случайно оказавшийся среди рыбаков. Гирин не захлебнулся, наверное, при ударе о воду ему на какое-то время сбило дыхание. Когда Александра осторожно втащили в лодку, он вздохнул, ресницы у него дрогнули. Жив!
Расстелив на мокрой траве плащ-палатку, Гирина уложили на самом берегу озера под раскидистой сосной. Врач не отходил от него ни на шаг. Гирин несколько раз приоткрывал глаза, пытался сказать что-то, но тело его оставалось странно неподвижным, и по-настоящему в сознание он так и не приходил. Врач отирал лицо Александра носовым платком, когда к берегу озера, срывая дёрн и разбрызгивая грязь, вывернула из-за кустов вишнёвая «Волга». Взвизгнули тормоза, и, клюнув носом, машина замерла как вкопанная. Хлопнув дверцей, из неё вышел Миусов, а за ним выскочил техник звена, который по поручению рыбаков-авиаторов дежурил у тракта, поджидая полковые машины.
Миусов был без фуражки, в старой, изрядно потёртой кожаной куртке, волосы у него были спутаны, на загорелом лице начала пробиваться щетина брился-то он часа в четыре утра. Но врач, поспешивший к машине, сразу разобрался, кто есть кто, и, обойдя щеголевато и модно одетого техника, вполголоса объяснил Миусову, что лётчик жив, но транспортировать его не стоит: он обречён, жить ему осталось считанные минуты. И, задержавшись взглядом на рубленом лице Миусова, торопливо добавил:
— К сожалению, это тот самый печальный случай, когда медицина бессильна.
Миусов выдержал паузу, критически разглядывая докторскую лысину, неуклюжую рыхлую фигуру с заметно очерченным брюшком и неожиданно сильные длиннопалые руки.
— Кто вы такой?
— Врач. Я работаю в травматологии, у меня двадцатилетний хирургический стаж, — с некоторой обидой ответил доктор.
— Где гарантии, что вы не ошибаетесь?
— Глубокий шок, нитевидный пульс, который едва удаётся прослушать, больной за полтора часа ни разу не пришёл в сознание. — Доктор пожал рыхлыми покатыми плечами. — Самый факт падения в воду с большой высоты.
Миусов кивнул в знак того, что принял эти слова к сведению, и, помедлив, тихонько направился к лежащему под сосной Гирину. Постояв над ним и поразившись тому, как сильно изменилось его лицо с момента их последней встречи на предполётной подготовке, Миусов опустился на колени. И помедлил, замялся, испытывая нечто вроде смущения: он не знал, не мог решить, как ему обратиться к юноше, которого он по-своему любил и пестовал как пилота. Гирин? Миусову претило обращение по фамилии в такой момент. Саша? Но он никогда не называл его так. Крупные желваки вспухли и опали на скулах Миусова.
— Лейтенант, — негромко позвал он.
При звуках этого приглушённого гнусоватого голоса веки Гирина дрогнули, глаза открылись и понемногу приобрели осмысленное выражение.
— Командир, — прозрачная тень улыбки легла на лицо Гирина. — Я все сделал, как надо… Как учили.
Голос его звучал едва слышно, но отчётливо.
— Я горжусь вами, лейтенант.
Гирин сделал лёгкое движение. Миусов сразу понял, что он хочет приподняться, и покосился на хирурга, стаявшего рядом. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Миусов склонился к самому лицу Гирина.
— Нина, — прошептали губы. — Хочу видеть Нину.
— Она придёт. Сейчас!
Встревоженное лицо Гирина обмякло, успокоилось. Он пробормотал что-то неразборчивое, притих и вдруг отчётливо спросил:
— Слышите?
Миусов невольно прислушался, так требователен был этот короткий вопрос, но, кроме приглушённого говора людей и далёкого лая собак, не услышал ничего.
— Слышите? — настойчиво переспросил Гирин, и снова прозрачная тень улыбки легла на его лицо. — Красные журавли!
— Он бредит, — вполголоса сказал хирург.
— Я не брежу, — в голосе Гирина звучала странная, снисходительная уверенность. — Летят красные журавли! Скоро будет гроза.
Кто-то уронил в воду весло. Миусов обернулся на плеск, на секунду задержав тяжёлый взгляд на смущённом владельце лодки, а когда снова перевёл взгляд на Гирина, тот был уже мёртв. За четверть века лётной службы Миусов повидал многое и разное, ему не нужно было свидетельства врача о том, что Александр Гирин умер. Он умер сразу и спокойно с еле заметной, загадочной улыбкой на губах.
Миусов поднялся с колен, зачем-то подтянул «молнию» своей старенькой куртки и прямо через расступившуюся толпу прошёл на берег озера. Постоял, глядя вдаль, и сел на древний, уже лишившийся коры лысый пень. Александр Гирин умер. А майор Ивасик жив! Нет, Гирин не умер — погиб. Погиб, совершив, как нечто естественное, свой маленький подвиг. Погиб, выполняя свой долг на этом проклятом и прекрасном пути за овладение небом воздушным океаном и космосом.
Сзади к Миусову подошёл давешний техник. Хирург, недавно во всеуслышание объявивший, что Гирин совершенно безнадёжен и должен с минуты на минуту умереть, теперь, когда смерть наступила, с каким-то остервенением делал Гирину непрямой массаж сердца. Добровольные помощники в то же самое время делали Александру искусственное дыхание. Разве можно так терзать грудную клетку человека, упавшего в воду с такой высоты? У техника было собственное мнение на этот счёт, которым он и пришёл поделиться с Миусовым после того, как врач мимоходом послал его очень далеко.
— Товарищ подполковник!
Миусов повернул голову, некоторое время хмуро разглядывал щеголеватого молодого человека. И устало прогнусавил:
— Ну что там ещё?
Техник открыл было рот, собираясь изложить свои сомнения, но прикусил язык. Железный Ник плакал! Плакал без всякой позы, как это было ему дано просто на его загорелой, задубевшей щеке протянулся влажный след одинокой слезы. Пока техник лихорадочно собирал вдруг разбежавшиеся мысли, с нависавшей ветви сосны ему на шею упала тяжёлая прохладная капля влаги. Упала, заставила его вздрогнуть и внутренне облегчённо улыбнуться. Слезы? Как только ему могла прийти в голову такая глупость! Как только он мог подумать, что Железный Ник способен плакать! Просто старая сосна уронила ему на щеку одну из жемчужин-капель, которыми были щедро украшены её длинные иглы. Уронила и оставила на задубелой щеке нежный, трогающий сердце, такой эфемерный след!
— Ну? — хмуро поторопил Миусов.
И, отвернувшись от техника, стал рассеянно подбирать с прибрежного песка камешки и швырять их в воду. Попался ему под руку и никем не замеченный прежде тупорылый красноносый патрончик. Все так же рассеянно, не ощутив специфики предмета, Миусов и патрончик кинул в озеро.
Техник так и не успел ничего объяснить. По озеру прокатился глухой удар, точно плеснул хвостом большущий сом, а сзади послышался нарастающий натужный рёв двигателей, работающих на высоких оборотах. Скользнув взглядом по разбегающимся по поверхности озера волнам, Миусов обернулся через плечо: из-за кустов по следу, проложенному «Волгой», выбирались полковая «санитарка» и автобус. Не успели машины затормозить, как дверца «санитарки» распахнулась.
— Нина! — услышал Миусов шёпот.
Тяжело опираясь на локоть, Александр Гирин приподнимался навстречу молодой женщине, бегущей к нему по мокрой зеленой траве.
Расстелив на мокрой траве плащ-палатку, Гирина уложили на самом берегу озера под раскидистой сосной. Врач не отходил от него ни на шаг. Гирин несколько раз приоткрывал глаза, пытался сказать что-то, но тело его оставалось странно неподвижным, и по-настоящему в сознание он так и не приходил. Врач отирал лицо Александра носовым платком, когда к берегу озера, срывая дёрн и разбрызгивая грязь, вывернула из-за кустов вишнёвая «Волга». Взвизгнули тормоза, и, клюнув носом, машина замерла как вкопанная. Хлопнув дверцей, из неё вышел Миусов, а за ним выскочил техник звена, который по поручению рыбаков-авиаторов дежурил у тракта, поджидая полковые машины.
Миусов был без фуражки, в старой, изрядно потёртой кожаной куртке, волосы у него были спутаны, на загорелом лице начала пробиваться щетина брился-то он часа в четыре утра. Но врач, поспешивший к машине, сразу разобрался, кто есть кто, и, обойдя щеголевато и модно одетого техника, вполголоса объяснил Миусову, что лётчик жив, но транспортировать его не стоит: он обречён, жить ему осталось считанные минуты. И, задержавшись взглядом на рубленом лице Миусова, торопливо добавил:
— К сожалению, это тот самый печальный случай, когда медицина бессильна.
Миусов выдержал паузу, критически разглядывая докторскую лысину, неуклюжую рыхлую фигуру с заметно очерченным брюшком и неожиданно сильные длиннопалые руки.
— Кто вы такой?
— Врач. Я работаю в травматологии, у меня двадцатилетний хирургический стаж, — с некоторой обидой ответил доктор.
— Где гарантии, что вы не ошибаетесь?
— Глубокий шок, нитевидный пульс, который едва удаётся прослушать, больной за полтора часа ни разу не пришёл в сознание. — Доктор пожал рыхлыми покатыми плечами. — Самый факт падения в воду с большой высоты.
Миусов кивнул в знак того, что принял эти слова к сведению, и, помедлив, тихонько направился к лежащему под сосной Гирину. Постояв над ним и поразившись тому, как сильно изменилось его лицо с момента их последней встречи на предполётной подготовке, Миусов опустился на колени. И помедлил, замялся, испытывая нечто вроде смущения: он не знал, не мог решить, как ему обратиться к юноше, которого он по-своему любил и пестовал как пилота. Гирин? Миусову претило обращение по фамилии в такой момент. Саша? Но он никогда не называл его так. Крупные желваки вспухли и опали на скулах Миусова.
— Лейтенант, — негромко позвал он.
При звуках этого приглушённого гнусоватого голоса веки Гирина дрогнули, глаза открылись и понемногу приобрели осмысленное выражение.
— Командир, — прозрачная тень улыбки легла на лицо Гирина. — Я все сделал, как надо… Как учили.
Голос его звучал едва слышно, но отчётливо.
— Я горжусь вами, лейтенант.
Гирин сделал лёгкое движение. Миусов сразу понял, что он хочет приподняться, и покосился на хирурга, стаявшего рядом. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Миусов склонился к самому лицу Гирина.
— Нина, — прошептали губы. — Хочу видеть Нину.
— Она придёт. Сейчас!
Встревоженное лицо Гирина обмякло, успокоилось. Он пробормотал что-то неразборчивое, притих и вдруг отчётливо спросил:
— Слышите?
Миусов невольно прислушался, так требователен был этот короткий вопрос, но, кроме приглушённого говора людей и далёкого лая собак, не услышал ничего.
— Слышите? — настойчиво переспросил Гирин, и снова прозрачная тень улыбки легла на его лицо. — Красные журавли!
— Он бредит, — вполголоса сказал хирург.
— Я не брежу, — в голосе Гирина звучала странная, снисходительная уверенность. — Летят красные журавли! Скоро будет гроза.
Кто-то уронил в воду весло. Миусов обернулся на плеск, на секунду задержав тяжёлый взгляд на смущённом владельце лодки, а когда снова перевёл взгляд на Гирина, тот был уже мёртв. За четверть века лётной службы Миусов повидал многое и разное, ему не нужно было свидетельства врача о том, что Александр Гирин умер. Он умер сразу и спокойно с еле заметной, загадочной улыбкой на губах.
Миусов поднялся с колен, зачем-то подтянул «молнию» своей старенькой куртки и прямо через расступившуюся толпу прошёл на берег озера. Постоял, глядя вдаль, и сел на древний, уже лишившийся коры лысый пень. Александр Гирин умер. А майор Ивасик жив! Нет, Гирин не умер — погиб. Погиб, совершив, как нечто естественное, свой маленький подвиг. Погиб, выполняя свой долг на этом проклятом и прекрасном пути за овладение небом воздушным океаном и космосом.
Сзади к Миусову подошёл давешний техник. Хирург, недавно во всеуслышание объявивший, что Гирин совершенно безнадёжен и должен с минуты на минуту умереть, теперь, когда смерть наступила, с каким-то остервенением делал Гирину непрямой массаж сердца. Добровольные помощники в то же самое время делали Александру искусственное дыхание. Разве можно так терзать грудную клетку человека, упавшего в воду с такой высоты? У техника было собственное мнение на этот счёт, которым он и пришёл поделиться с Миусовым после того, как врач мимоходом послал его очень далеко.
— Товарищ подполковник!
Миусов повернул голову, некоторое время хмуро разглядывал щеголеватого молодого человека. И устало прогнусавил:
— Ну что там ещё?
Техник открыл было рот, собираясь изложить свои сомнения, но прикусил язык. Железный Ник плакал! Плакал без всякой позы, как это было ему дано просто на его загорелой, задубевшей щеке протянулся влажный след одинокой слезы. Пока техник лихорадочно собирал вдруг разбежавшиеся мысли, с нависавшей ветви сосны ему на шею упала тяжёлая прохладная капля влаги. Упала, заставила его вздрогнуть и внутренне облегчённо улыбнуться. Слезы? Как только ему могла прийти в голову такая глупость! Как только он мог подумать, что Железный Ник способен плакать! Просто старая сосна уронила ему на щеку одну из жемчужин-капель, которыми были щедро украшены её длинные иглы. Уронила и оставила на задубелой щеке нежный, трогающий сердце, такой эфемерный след!
— Ну? — хмуро поторопил Миусов.
И, отвернувшись от техника, стал рассеянно подбирать с прибрежного песка камешки и швырять их в воду. Попался ему под руку и никем не замеченный прежде тупорылый красноносый патрончик. Все так же рассеянно, не ощутив специфики предмета, Миусов и патрончик кинул в озеро.
Техник так и не успел ничего объяснить. По озеру прокатился глухой удар, точно плеснул хвостом большущий сом, а сзади послышался нарастающий натужный рёв двигателей, работающих на высоких оборотах. Скользнув взглядом по разбегающимся по поверхности озера волнам, Миусов обернулся через плечо: из-за кустов по следу, проложенному «Волгой», выбирались полковая «санитарка» и автобус. Не успели машины затормозить, как дверца «санитарки» распахнулась.
— Нина! — услышал Миусов шёпот.
Тяжело опираясь на локоть, Александр Гирин приподнимался навстречу молодой женщине, бегущей к нему по мокрой зеленой траве.