Страница:
* * *
Англичанин – человек, который делает что-либо, потому что так делали раньше. Американец – человек, который делает что-либо, потому что так не делали раньше.* * *
Если скрестить короля с проституткой, то в результате получится то, что полностью соответствует английскому представлению о знати.* * *
Заставьте ирландца месяц пить светлое пиво, и ему крышка. Ирландец внутри обшит медью, а пиво ее разъедает. Виски, напротив, полирует медь, и для ирландца оно спасительно.* * *
Китайца обычно не приходится учить чему-либо дважды. Он очень переимчив. Если хозяину случилось бы при своем слуге-китайце в порыве гнева разломать стол и бросить щепки в печку, то его слуга-китаец в дальнейшем всегда стал бы топить печку мебелью.* * *
В Индии два миллиона богов, и все они почитаются. По части религии все остальные страны – нищие, и только Индия – миллионер.* * *
Красная Куртка, этот благороднейший индеец, всегда поднимавший свой томагавк в защиту преследуемой и одинокой расы, ушел из мира с такими трогательными словами на устах: «Воковампапусу виннебадобаловсагаморесаскачеван». Ни один глаз в вигваме не остался сухим.
О РАННЕМ ВСТАВАНИИ
Рано в кровать, рано вставать – это мудро. Лучше всего подниматься с жаворонками. Если люди будут знать, что вы встаете с жаворонками, вам обеспечена прекрасная репутация. А если к тому же подобрать себе толкового жаворонка и как следует с ним поработать, вы легко добьетесь, чтобы он не подавал голос раньше половины десятого.
Не ложись спать ровно столько, сколько тебе позволяют.
* * *
«Кто рано встает, силы, деньжат и ума наберет», – а набравшись ума, перестанет рано вставать.* * *
«Кто рано встает, тому Бог подает». Не давайте себя одурачить этой нелепой пословицей. Я знал человека, который попробовал следовать этому правилу. Он встал на рассвете, и его лягнула лошадь.* * *
После сорока лет я всегда отхожу ко сну и просыпаюсь, придерживаясь заведенного порядка – и это чрезвычайно важно. Я взял за правило ложиться спать, когда сидеть больше не с кем, и вставать, когда этого требуют обстоятельства.* * *
Совет, которому сам Твен следовал всю свою жизнь:Не ложись спать ровно столько, сколько тебе позволяют.
О РЕЛИГИИ
Богу не хватает стойкости характера, твердых убеждений. Ему следует быть католиком, или пресвитерианином, или кем-нибудь, все равно, – но не стараться поспеть сразу повсюду.
во-первых – Богородица, другими словами – Дева Мария;
во-вторых – Бог-отец;
в-третьих, – Петр;
в-четвертых – около пятнадцати канонизированных Пап и мучеников;
в-пятых – Иисус Христос, Спаситель (но всегда в облике младенца).
Смотрю – в церкви никого уже нет, кроме одной или двух свиней: дверь никогда не запиралась, а свиньи летом любят валяться на тесовом полу, потому что он прохладный. Если вы заметили, большинство людей ходит в церковь только по необходимости, ну а свиньи – дело другое.
* * *
Был лишь один христианин; Его схватили и поскорее распяли Его.
* * *
Если бы Христос явился теперь сюда, во всяком случае, он не был бы христианином.
* * *
Все, что церковь проклинает, – живет; все, чему она противится, – расцветает.
* * *
В одной из своих лекций Бернард Шоу сказал: «Ни один здравомыслящий человек не согласится теперь принять какие-либо верования без оговорок».
– Конечно, нет, – заметил Твен своему душеприказчику Пэйну, – только оговорка заключается в том, что он будет круглым идиотом, если вовсе примет эти верования.
* * *
Истинная неучтивость – это неуважение к чужому богу.
* * *
Если Бог таков, как полагают, он должен быть несчастнее всех во вселенной. Он наблюдает ежечасно мириады созданных им существ, испытывающих неисчислимые страдания. Он знает также о страданиях, какие им еще предстоит перенести. Можно о нем сказать: «Несчастен, как Бог».* * *
Никто не лжет, когда молится.* * *
У дьявола нет ни одного оплачиваемого помощника, тогда как у Противной Стороны их миллион.* * *
Делая выводы из виденного и слышанного мной, я утверждаю, что божественные особы почитаются в Риме в следующем порядке:во-первых – Богородица, другими словами – Дева Мария;
во-вторых – Бог-отец;
в-третьих, – Петр;
в-четвертых – около пятнадцати канонизированных Пап и мучеников;
в-пятых – Иисус Христос, Спаситель (но всегда в облике младенца).
* * *
Одно из доказательств бессмертия души то, что миллионы людей верили в это; те же миллионы верили, что земля плоская.* * *
Я давно утратил веру в бессмертие – а также какой бы то ни было интерес к нему.* * *
Человек – религиозное животное; единственное животное, которое любит ближнего своего, как самого себя, и перерезает ему глотку, если расходится с ним в богословских вопросах.* * *
Если человек верит иначе, чем мы, мы называем его чудаком, и на этом конец. Думаю, так происходит лишь потому, что в наше время сжечь его мы не можем.* * *
Ничто не поражает так, как чудо, – разве только наивность, с которой его принимают на веру.* * *
Есть много козлов отпущения, на которых мы сваливаем свои ошибки, но самый популярный из них – Промысел Божий.* * *
Из «Приключений Гекльберри Финна».Смотрю – в церкви никого уже нет, кроме одной или двух свиней: дверь никогда не запиралась, а свиньи летом любят валяться на тесовом полу, потому что он прохладный. Если вы заметили, большинство людей ходит в церковь только по необходимости, ну а свиньи – дело другое.
* * *
Был лишь один христианин; Его схватили и поскорее распяли Его.
* * *
Если бы Христос явился теперь сюда, во всяком случае, он не был бы христианином.
* * *
Все, что церковь проклинает, – живет; все, чему она противится, – расцветает.
* * *
В одной из своих лекций Бернард Шоу сказал: «Ни один здравомыслящий человек не согласится теперь принять какие-либо верования без оговорок».
– Конечно, нет, – заметил Твен своему душеприказчику Пэйну, – только оговорка заключается в том, что он будет круглым идиотом, если вовсе примет эти верования.
* * *
Истинная неучтивость – это неуважение к чужому богу.
О РЕЛИГИОЗНОСТИ МУРАВЬЕВ
В Джайпуре я повторил некоторые опыты сэра Джона Леббока с муравьями и получил сходные результаты. Потом я предпринял собственные опыты. Они показали, что муравьи хорошо ориентируются в сфере духовных интересов.
Я соорудил четыре миниатюрных храма: мусульманскую мечеть, индийское святилище, еврейскую синагогу и христианский собор – и поставил их рядом. Затем я пометил пятнадцать муравьев красной краской и пустил их на волю. Они бегали взад и вперед, глядели на храмы, но не заползали внутрь. Я выпустил еще пятнадцать муравьев, пометив их синей краской. Они вели себя так же, как их красные собратья. Я позолотил и выпустил еще пятнадцать муравьев. Тот же результат. Все сорок пять муравьев суетились, ни на минуту не останавливаясь, подходили ко всем храмам, но не заползали ни в один из них. Я счел доказанным, что избранные мною муравьи не имеют твердых религиозных убеждений; это было необходимой предпосылкой моего следующего, еще более важного эксперимента.
Я положил у входа в каждый храм белую бумажку. На бумажку перед мечетью я положил кусок замазки, перед входом в святилище – немного дегтя, перед входом в синагогу капнул скипидара и перед входом в собор положил кусок сахару. Теперь я выпустил красных муравьев. Они отвергли замазку, деготь и скипидар и набросились на сахар с жадностью и, как мне показалось, с искренним чувством. Я освободил синих; они в точности повторили действия красных. Золотые поступили так же, без единого исключения. Это не оставляло сомнения в том, что муравьи, лишенные определенного вероисповедания, если им предоставить выбор, отдают предпочтение христианской религии перед всякой другой.
Чтобы проверить опыт, я запер муравьев и переместил замазку в собор, сахар же положил в мечеть. Я выпустил сразу всех муравьев, и они толпой ринулись к собору. Я был тронут до глубины души и пошел в соседнюю комнату, чтобы записать этот замечательный опыт. Вернувшись, я увидел, что все муравьи отступились от христианской веры и перешли в магометанство. Я понял, что поспешил с выводами. Мне стало неловко и горько.
Уже не столь уверенный в себе, я решил довести опыт до конца. Я положил сахар сперва в третий, потом в четвертый храм. Что же я установил? В какой храм я клал сахар, в тот и устремлялись муравьи.
Таким путем я пришел к неопровержимому выводу, что в отношении религии муравей является полной противоположностью человеку. Человек идет в тот храм, где учат истинной вере. Муравей же – в тот, где дают сахар.
Я соорудил четыре миниатюрных храма: мусульманскую мечеть, индийское святилище, еврейскую синагогу и христианский собор – и поставил их рядом. Затем я пометил пятнадцать муравьев красной краской и пустил их на волю. Они бегали взад и вперед, глядели на храмы, но не заползали внутрь. Я выпустил еще пятнадцать муравьев, пометив их синей краской. Они вели себя так же, как их красные собратья. Я позолотил и выпустил еще пятнадцать муравьев. Тот же результат. Все сорок пять муравьев суетились, ни на минуту не останавливаясь, подходили ко всем храмам, но не заползали ни в один из них. Я счел доказанным, что избранные мною муравьи не имеют твердых религиозных убеждений; это было необходимой предпосылкой моего следующего, еще более важного эксперимента.
Я положил у входа в каждый храм белую бумажку. На бумажку перед мечетью я положил кусок замазки, перед входом в святилище – немного дегтя, перед входом в синагогу капнул скипидара и перед входом в собор положил кусок сахару. Теперь я выпустил красных муравьев. Они отвергли замазку, деготь и скипидар и набросились на сахар с жадностью и, как мне показалось, с искренним чувством. Я освободил синих; они в точности повторили действия красных. Золотые поступили так же, без единого исключения. Это не оставляло сомнения в том, что муравьи, лишенные определенного вероисповедания, если им предоставить выбор, отдают предпочтение христианской религии перед всякой другой.
Чтобы проверить опыт, я запер муравьев и переместил замазку в собор, сахар же положил в мечеть. Я выпустил сразу всех муравьев, и они толпой ринулись к собору. Я был тронут до глубины души и пошел в соседнюю комнату, чтобы записать этот замечательный опыт. Вернувшись, я увидел, что все муравьи отступились от христианской веры и перешли в магометанство. Я понял, что поспешил с выводами. Мне стало неловко и горько.
Уже не столь уверенный в себе, я решил довести опыт до конца. Я положил сахар сперва в третий, потом в четвертый храм. Что же я установил? В какой храм я клал сахар, в тот и устремлялись муравьи.
Таким путем я пришел к неопровержимому выводу, что в отношении религии муравей является полной противоположностью человеку. Человек идет в тот храм, где учат истинной вере. Муравей же – в тот, где дают сахар.
О РОМАНАХ ФЕНИМОРА КУПЕРА
Наблюдательность была несвойственна Куперу, но писал он занимательно. Причем, чем меньше он сам разбирался в том, что писал, тем занимательнее у него получалось. Это весьма ценный дар.
* * *
Героями произведения должны быть живые люди (если только речь идет не о покойниках), и нельзя лишать читателя возможности уловить разницу между теми и другими, что в «Зверобое» часто упускается из виду.
* * *
Видит бог, воображения у Купера было не больше, чем у быка, причем я имею в виду не рогатого, мчащегося быка, а промежуточную опору моста.
* * *
Купер не был одарен богатым воображением; но то немногое, что имел, он любил пускать в дело, он искренне радовался своим выдумкам, и надо отдать ему справедливость, кое-что у него получалось довольно мило. В своем скромном наборе бутафорских принадлежностей он бережно хранил несколько трюков, при помощи которых его дикари и бледнолицые обитатели лесов обводили друг друга вокруг пальца, и ничто не приносило ему большей радости, чем возможность приводить этот нехитрый механизм в действие.
Один из его излюбленных приемов заключался в том, чтобы пустить обутого в мокасины человека по следу ступающего в мокасинах врага и тем самым скрыть свои собственные следы. Купер пользовался этим приемом так часто, что износил целые груды мокасин. Из прочей бутафории он больше всего ценил хрустнувший сучок. Звук хрустнувшего сучка услаждал его слух, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Чуть ли не в каждой главе у Купера кто-нибудь обязательно наступит на сучок и поднимет на ноги всех бледнолицых и всех краснокожих на двести ярдов вокруг. Всякий раз, когда герой Купера подвергается смертельной опасности и полная тишина стоит четыре доллара в минуту, он обязательно наступает на предательский сучок, даже если поблизости есть сотня предметов, на которые гораздо удобнее наступить. Купера они явно не устраивают, и он требует, чтобы герой осмотрелся и нашел сучок или, на худой конец, взял его где-нибудь напрокат. Поэтому было бы правильнее назвать этот цикл романов не «Кожаный чулок», а «Хрустнувший сучок».
* * *
Героями произведения должны быть живые люди (если только речь идет не о покойниках), и нельзя лишать читателя возможности уловить разницу между теми и другими, что в «Зверобое» часто упускается из виду.
* * *
Видит бог, воображения у Купера было не больше, чем у быка, причем я имею в виду не рогатого, мчащегося быка, а промежуточную опору моста.
* * *
Купер не был одарен богатым воображением; но то немногое, что имел, он любил пускать в дело, он искренне радовался своим выдумкам, и надо отдать ему справедливость, кое-что у него получалось довольно мило. В своем скромном наборе бутафорских принадлежностей он бережно хранил несколько трюков, при помощи которых его дикари и бледнолицые обитатели лесов обводили друг друга вокруг пальца, и ничто не приносило ему большей радости, чем возможность приводить этот нехитрый механизм в действие.
Один из его излюбленных приемов заключался в том, чтобы пустить обутого в мокасины человека по следу ступающего в мокасинах врага и тем самым скрыть свои собственные следы. Купер пользовался этим приемом так часто, что износил целые груды мокасин. Из прочей бутафории он больше всего ценил хрустнувший сучок. Звук хрустнувшего сучка услаждал его слух, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии. Чуть ли не в каждой главе у Купера кто-нибудь обязательно наступит на сучок и поднимет на ноги всех бледнолицых и всех краснокожих на двести ярдов вокруг. Всякий раз, когда герой Купера подвергается смертельной опасности и полная тишина стоит четыре доллара в минуту, он обязательно наступает на предательский сучок, даже если поблизости есть сотня предметов, на которые гораздо удобнее наступить. Купера они явно не устраивают, и он требует, чтобы герой осмотрелся и нашел сучок или, на худой конец, взял его где-нибудь напрокат. Поэтому было бы правильнее назвать этот цикл романов не «Кожаный чулок», а «Хрустнувший сучок».
О СМЕРТИ И ПОХОРОНАХ
Давайте жить так, чтобы даже гробовщик пожалел о нас, когда мы умрем!
* * *
Я отказался участвовать в его похоронах, но послал очень вежливое письмо, в котором одобрил это мероприятие.
* * *
Едва ли это достаточное утешение для трупа – знать, что динамит, разорвавший его на куски, был не столь хорошего качества, как следовало бы.
* * *
Мы украсили бы любые похороны, но для более веселых торжеств не годились.
* * *
Некто получил по телеграфу известие о смерти тещи. «Что делать с покойной – бальзамировать, похоронить, кремировать?» – спрашивалось в телеграмме.
Ответная депеша гласила: «Если и это не поможет, испробуйте расчленение».
* * *
Внедрение кремации, возможно, избавит нас от чудовищных похоронных острот; но, с другой стороны, не воскреснет ли множество старых, заплесневелых кремационных шуток, которые мирно покоились две тысячи лет?
* * *
Мне стало грустно, когда обо мне сказали, что я великий писатель. Великие писатели умирают. Чосер умер, Спенсер умер, Мильтон умер, Шекспир умер, и я тоже чувствую себя не очень здоровым.
* * *
Почему мы радуемся при рождении человека и печальны на похоронах? Не потому ли, что речь идет не о нас?
* * *
Я отказался участвовать в его похоронах, но послал очень вежливое письмо, в котором одобрил это мероприятие.
* * *
Едва ли это достаточное утешение для трупа – знать, что динамит, разорвавший его на куски, был не столь хорошего качества, как следовало бы.
* * *
Мы украсили бы любые похороны, но для более веселых торжеств не годились.
* * *
Некто получил по телеграфу известие о смерти тещи. «Что делать с покойной – бальзамировать, похоронить, кремировать?» – спрашивалось в телеграмме.
Ответная депеша гласила: «Если и это не поможет, испробуйте расчленение».
* * *
Внедрение кремации, возможно, избавит нас от чудовищных похоронных острот; но, с другой стороны, не воскреснет ли множество старых, заплесневелых кремационных шуток, которые мирно покоились две тысячи лет?
* * *
Мне стало грустно, когда обо мне сказали, что я великий писатель. Великие писатели умирают. Чосер умер, Спенсер умер, Мильтон умер, Шекспир умер, и я тоже чувствую себя не очень здоровым.
* * *
Почему мы радуемся при рождении человека и печальны на похоронах? Не потому ли, что речь идет не о нас?
О СОБАКАХ И КОШКАХ
В рай принимают не по заслугам, а по протекции, иначе вы остались бы за порогом, а впустили бы вашу собаку.
* * *
Если ты стараешься переехать собаку, она сумеет увернуться, но если ты хочешь ее объехать, то она не сумеет верно рассчитать и отскочит не в ту сторону, в какую следует. Я наезжал на всех собак, которые приходили смотреть, как я катаюсь на велосипеде.
* * *
Если подобрать издыхающего с голоду пса и накормить его досыта, он не укусит вас. В этом принципиальная разница между собакой и человеком.
* * *
Дом без кошки – причем кошки холеной, балованной и почитаемой, – может быть образцовым домом, но как он может это удостоверить?
* * *
Из всех созданий божьих только одно нельзя силой принудить к повиновению – кошку. Если бы можно было скрестить человека с кошкой, это улучшило бы людскую породу, но повредило бы кошачьей.
* * *
Если ты стараешься переехать собаку, она сумеет увернуться, но если ты хочешь ее объехать, то она не сумеет верно рассчитать и отскочит не в ту сторону, в какую следует. Я наезжал на всех собак, которые приходили смотреть, как я катаюсь на велосипеде.
* * *
Если подобрать издыхающего с голоду пса и накормить его досыта, он не укусит вас. В этом принципиальная разница между собакой и человеком.
* * *
Дом без кошки – причем кошки холеной, балованной и почитаемой, – может быть образцовым домом, но как он может это удостоверить?
* * *
Из всех созданий божьих только одно нельзя силой принудить к повиновению – кошку. Если бы можно было скрестить человека с кошкой, это улучшило бы людскую породу, но повредило бы кошачьей.
О СОВЕСТИ И МОРАЛИ
Совесть нам очень надоедает. Она как ребенок. Если ее баловать и все время играть с ней и давать все, чего ни попросит, она становится скверной, мешает наслаждаться радостями жизни и пристает, когда нам грустно. Обращайтесь с ней так, как она того заслуживает. Если она бунтует, отшлепайте ее, будьте с нею построже, браните ее, не позволяйте ей играть с собой во все часы дня и ночи, и вы приобретете примерную совесть, так сказать, хорошо воспитанную.
* * *
Будь у меня собака, такая назойливая, как совесть, я бы ее отравил. Места она занимает больше, чем все прочие внутренности, а толку от нее никакого.
* * *
Нечистая совесть – это волос во рту.
* * *
Чувство нравственности помогает нам понять сущность нравственности и как от нее уклоняться.
* * *
При помощи нравственного чувства человек отличает хорошее от дурного, а затем решает, как ему поступить. Каковы же результаты выбора? В девяти случаях из десяти он предпочитает поступать дурно.
* * *
В будние дни мы не очень удачно используем свою нравственность. К воскресенью она всегда требует ремонта.
* * *
Я помню вкус арбуза, полученного честным путем, и вкус арбуза, добытого другим путем. И тот и другой хороши, но люди опытные знают, который вкуснее.
* * *
Мы были маленькими христианскими мальчиками и рано узнали сладость запретных плодов.
* * *
Этика состоит из политической этики, коммерческой этики, церковной этики, и этики.
* * *
Правильно вести себя легче, чем придумать правила поведения.
* * *
Есть несколько способов справиться с искушением; самый верный из них – трусость.
* * *
Добрых дел не бывает. И злых дел не бывает. Бывают только добрые намерения и злые намерения, вот и все. Половина следствий добрых намерений в итоге приносит зло, половина дурных намерений приносит добро.
* * *
Если бы желание убить и возможность убить всегда совпадали, кто из нас избежал бы виселицы?
* * *
Есть люди, которые способны на любой благородный и героический поступок, но не могут устоять перед соблазном рассказать несчастному о своем счастье.
* * *
Каждый человек совершенно честен перед самим собой и перед Господом Богом – но больше ни с кем.
* * *
Старый грех заставляет нас пережить новый, истинный страх, когда возникает опасность, что дело может выйти наружу.
* * *
Будь добродетелен, и ты будешь одиноким.
* * *
Будь у меня собака, такая назойливая, как совесть, я бы ее отравил. Места она занимает больше, чем все прочие внутренности, а толку от нее никакого.
* * *
Нечистая совесть – это волос во рту.
* * *
Чувство нравственности помогает нам понять сущность нравственности и как от нее уклоняться.
* * *
При помощи нравственного чувства человек отличает хорошее от дурного, а затем решает, как ему поступить. Каковы же результаты выбора? В девяти случаях из десяти он предпочитает поступать дурно.
* * *
В будние дни мы не очень удачно используем свою нравственность. К воскресенью она всегда требует ремонта.
* * *
Я помню вкус арбуза, полученного честным путем, и вкус арбуза, добытого другим путем. И тот и другой хороши, но люди опытные знают, который вкуснее.
* * *
Мы были маленькими христианскими мальчиками и рано узнали сладость запретных плодов.
* * *
Этика состоит из политической этики, коммерческой этики, церковной этики, и этики.
* * *
Правильно вести себя легче, чем придумать правила поведения.
* * *
Есть несколько способов справиться с искушением; самый верный из них – трусость.
* * *
Добрых дел не бывает. И злых дел не бывает. Бывают только добрые намерения и злые намерения, вот и все. Половина следствий добрых намерений в итоге приносит зло, половина дурных намерений приносит добро.
* * *
Если бы желание убить и возможность убить всегда совпадали, кто из нас избежал бы виселицы?
* * *
Есть люди, которые способны на любой благородный и героический поступок, но не могут устоять перед соблазном рассказать несчастному о своем счастье.
* * *
Каждый человек совершенно честен перед самим собой и перед Господом Богом – но больше ни с кем.
* * *
Старый грех заставляет нас пережить новый, истинный страх, когда возникает опасность, что дело может выйти наружу.
* * *
Будь добродетелен, и ты будешь одиноким.
О СТАРЫХ МАСТЕРАХ
Бог создал Италию по замыслу Микеланджело.
* * *
Даже слава может быть чрезмерна. Попав в Рим, вначале ужасно сожалеешь, что Микеланджело умер, но потом начинаешь жалеть, что сам не имел удовольствия это видеть.
* * *
Всякий, знакомый с творениями старых мастеров, поймет, насколько испорчена «Тайная вечеря», если я скажу, что теперь уже нельзя разобрать, евреи ли апостолы, или итальянцы. Этим старым мастерам никак не удавалось денационализироваться.
* * *
Мы уже видели тринадцать тысяч святых Иеронимов, двадцать две тысячи святых Марков, шестнадцать тысяч святых Матфеев, шестьдесят тысяч святых Себастьянов и набор из четырех миллионов монахов, не имеющих особых примет, и поэтому мы чувствуем уверенность, что, осмотрев еще некоторое количество этих разнообразных картин и приобретя еще больший опыт, мы проникнемся к ним тем же всепоглощающим интересом, который испытывают к ним наши просвещенные соотечественники из Amerique.
* * *
Тех мучеников и святых, изображения которых мы видели, вполне хватило бы, чтобы очистить от греха весь наш мир. Пожалуй, мне не следовало бы признаваться в этом, но, поскольку в Америке у человека нет возможности стать ценителем искусства и поскольку я не мог стать им за несколько недель пребывания в Европе, то, принеся все необходимые извинения, я все-таки признаюсь, что, увидев одного из этих мучеников, я почувствовал, что видел их всех. Все они обладают большим фамильным сходством, все одинаково одеваются в грубые монашеские рясы и сандалии, все они лысы, все стоят примерно в одной и той же позе, устремив взоры в небо, а их лица, как сообщают путеводители, полны «экспрессии».
* * *
Вздыбленные лошади на картинах старых мастеров походят на кенгуру.
* * *
О «Венере» Тициана:
Думаю, что она была написана для публичного дома, но показалась заказчикам слишком уж забористой, и ее отвергли.
* * *
Даже слава может быть чрезмерна. Попав в Рим, вначале ужасно сожалеешь, что Микеланджело умер, но потом начинаешь жалеть, что сам не имел удовольствия это видеть.
* * *
Всякий, знакомый с творениями старых мастеров, поймет, насколько испорчена «Тайная вечеря», если я скажу, что теперь уже нельзя разобрать, евреи ли апостолы, или итальянцы. Этим старым мастерам никак не удавалось денационализироваться.
* * *
Мы уже видели тринадцать тысяч святых Иеронимов, двадцать две тысячи святых Марков, шестнадцать тысяч святых Матфеев, шестьдесят тысяч святых Себастьянов и набор из четырех миллионов монахов, не имеющих особых примет, и поэтому мы чувствуем уверенность, что, осмотрев еще некоторое количество этих разнообразных картин и приобретя еще больший опыт, мы проникнемся к ним тем же всепоглощающим интересом, который испытывают к ним наши просвещенные соотечественники из Amerique.
* * *
Тех мучеников и святых, изображения которых мы видели, вполне хватило бы, чтобы очистить от греха весь наш мир. Пожалуй, мне не следовало бы признаваться в этом, но, поскольку в Америке у человека нет возможности стать ценителем искусства и поскольку я не мог стать им за несколько недель пребывания в Европе, то, принеся все необходимые извинения, я все-таки признаюсь, что, увидев одного из этих мучеников, я почувствовал, что видел их всех. Все они обладают большим фамильным сходством, все одинаково одеваются в грубые монашеские рясы и сандалии, все они лысы, все стоят примерно в одной и той же позе, устремив взоры в небо, а их лица, как сообщают путеводители, полны «экспрессии».
* * *
Вздыбленные лошади на картинах старых мастеров походят на кенгуру.
* * *
О «Венере» Тициана:
Думаю, что она была написана для публичного дома, но показалась заказчикам слишком уж забористой, и ее отвергли.
О СТРАХОВАНИИ ЖИЗНИ
Отправляясь в железнодорожное путешествие, совершенно незачем страховаться. Опасность заключается не в езде по железной дороге, а в сидении дома.
Я собрал все статистические сведения и был поражен, найдя, что, несмотря на громкие газетные сообщения о железнодорожных катастрофах, за последний год в таких катастрофах погибло менее трехсот человек. Ежегодно умирает один миллион американцев. Из них десять или двенадцать тысяч погибают от кинжала, пистолета, тонут, вешаются, отравляются или находят насильственную смерть другими общедоступными способами, как-то: гибнут во время пожаров от керосиновых ламп, от обвалов в угольных копях, падают с крыши, проваливаются сквозь полы в церквях либо лекционных залах, принимают патентованные лекарства или совершают самоубийство в какой-либо иной форме. А все остальные, то есть девятьсот восемьдесят семь тысяч шестьсот тридцать одна душа, умирают естественной смертью в своих постелях!
Извините, но я не желаю более доверять свою жизнь этим постелям. С меня довольно и железных дорог. И вот что я советую всем: не оставайтесь дома больше, чем это безусловно необходимо; а если уж приходится сидеть какое-то время дома, купите пачку страховых квитанций и не ложитесь спать по ночам. Какие бы меры предосторожности вы ни приняли, они не окажутся излишними или чрезмерными.
– Что вы думаете о хиромантах, которые предвещают вам смерть?
– Надеюсь, страховая компания не даст мне умереть, ведь я застрахован.
Я собрал все статистические сведения и был поражен, найдя, что, несмотря на громкие газетные сообщения о железнодорожных катастрофах, за последний год в таких катастрофах погибло менее трехсот человек. Ежегодно умирает один миллион американцев. Из них десять или двенадцать тысяч погибают от кинжала, пистолета, тонут, вешаются, отравляются или находят насильственную смерть другими общедоступными способами, как-то: гибнут во время пожаров от керосиновых ламп, от обвалов в угольных копях, падают с крыши, проваливаются сквозь полы в церквях либо лекционных залах, принимают патентованные лекарства или совершают самоубийство в какой-либо иной форме. А все остальные, то есть девятьсот восемьдесят семь тысяч шестьсот тридцать одна душа, умирают естественной смертью в своих постелях!
Извините, но я не желаю более доверять свою жизнь этим постелям. С меня довольно и железных дорог. И вот что я советую всем: не оставайтесь дома больше, чем это безусловно необходимо; а если уж приходится сидеть какое-то время дома, купите пачку страховых квитанций и не ложитесь спать по ночам. Какие бы меры предосторожности вы ни приняли, они не окажутся излишними или чрезмерными.
* * *
Из интервью Твена 1907 г.:– Что вы думаете о хиромантах, которые предвещают вам смерть?
– Надеюсь, страховая компания не даст мне умереть, ведь я застрахован.
О ТРУДЕ И ПРОФЕССИЯХ
Закон труда крайне несправедлив, но уж таким он создан и изменить его невозможно: чем больше радости получает труженик трудясь, тем больше денег ему платят за труд.
* * *
Работа – это то, что человек обязан делать, а Игра – это то, чего он делать не обязан. Поэтому делать искусственные цветы или носить воду в решете есть работа, а сбивать кегли или восходить на Монблан – забава.* * *
Я испытал и умственный и физический труд; и за все деньги вселенной не согласился бы я тридцать дней подряд работать заступом; а любым умственным трудом, даже самым тяжелым, я охотно займусь почти даром – и буду доволен.* * *
Литература, так же как государственная служба, юриспруденция, да и любое другое занятие, страдает из-за недостатка людей, желающих работать, а не из-за недостатка работы. Когда вам говорят обратное, то говорят неправду. Если вы желаете сами в этом убедиться, то найдите хорошего редактора, первоклассного репортера, директора завода, мастера цеха, механика или любого другого настоящего специалиста в своем деле и попробуйте нанять его к себе на работу. Вы увидите, что он уже занят и его не отпускают.* * *
Сбылась ли когда-нибудь хоть однамальчишеская мечта? Сомневаюсь. Взгляните на Брандера Маттьюза. Он хотел стать ковбоем. И кто он сегодня? Всего лишь университетский профессор. Станет ли он когда-нибудь ковбоем? В высшей степени маловероятно.* * *
Коли вы дельный человек – сидите дома и с помощью прилежания и настойчивости добивайтесь своего; а бездельник – так уезжайте, и тогда волей-неволей вам придется работать.* * *
Тысячи гениев живут и умирают безвестными – либо неузнанными другими, либо неузнанными самими собой.* * *
Самоучка редко знает что-нибудь как следует и обычно в десять раз меньше, чем узнал бы с учителем.* * *
Воскресенье бывает только раз в неделю, и я жалею об этом. Человек так устроен, что он выдержал бы и два воскресенья. Я часто раздумываю о том, как легко было это сделать и как была упущена эта возможность. Всемогущему творцу ничего не стоило создать мир не в шесть дней, а в три дня – и вот вам два воскресенья в неделю! Но кто я такой, чтобы критиковать мудрость Создателя?..* * *
Если в спешке строишь вселенную или дом, то почти наверняка потом заметишь, что забыл сделать мель или чулан для щеток.* * *
Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра.* * *
Мой дядя Уильям (теперь, увы, покойный) говаривал, что хороший конь хорош до тех пор, пока не закусил удила, а хорошие часы – пока не побывали в починке. Он все допытывался, куда деваются неудавшиеся паяльщики, оружейники, сапожники, механики и кузнецы, но никто так и не мог ему этого объяснить.* * *
Когда у вас портятся часы, есть два выхода: бросить их в огонь или отнести к часовому мастеру. Первое – быстрее.
ОБ УЖАСАЮЩЕЙ ТРУДНОСТИ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
Иные считают, что лучше смерть, чем немецкий язык. Мне трудно с ходу, без подготовки решить этот вопрос. Тут важно, о какой смерти идет речь. Если о медленной и мучительной... Скажем, лет двести тому назад в Канаде индейцы ловили миссионера, сдирали с него кожу, приносили раскаленной золы, потом кипящую воду, и мало-помалу миссионер...
В общем, я думаю, что ему немецкий язык показался бы приятной переменой.
«Наконец чемоданы были уложены, и он – У – , поцеловав мать и сестер и снова прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своем простеньком кисейном платьице, с единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным, спотыкающимся шагом спустилась по лестнице, все еще бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но мечтая еще хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни, – ЕХАЛ».
В общем, я думаю, что ему немецкий язык показался бы приятной переменой.
* * *
Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Когда смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного пути.* * *
Я упразднил бы в немецком языке непомерно длинные составные слова или потребовал бы, чтобы они преподносились по частям – с перерывами на завтрак, обед и ужин.* * *
Если уж немецкий писатель нырнет во фразу, так вы не увидите его до тех пор, пока он не вынырнет на другой стороне своего Атлантического океана с глаголом во рту.* * *
У глагола достаточно тяжелая жизнь в этом мире, даже если он совершенно цел. В высшей степени негуманно резать его на куски. Но именно так поступают немцы.* * *
Немцы берут одну половину глагола и ставят ее как верстовой столб, берут другую и ставят второй столб. Между этими столбами они наваливают груду слов. И как наваливают! Полными лопатами!* * *
У немцев глагол делят на две части, из которых первая ставится в начале увлекательного пассажа, а вторая приберегается к концу. Поясню на цитате:«Наконец чемоданы были уложены, и он – У – , поцеловав мать и сестер и снова прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своем простеньком кисейном платьице, с единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным, спотыкающимся шагом спустилась по лестнице, все еще бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но мечтая еще хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни, – ЕХАЛ».
* * *
Твичелл знает цену моему немецкому языку. Недавно я в присутствии нескольких немцев заговорил с ним по-английски по одному личному делу. Он прервал меня и сказал: «Марк, перейдите, пожалуйста, на немецкий; вдруг кто-нибудь из этих немцев знает английский язык!»* * *
Глубокие филологические изыскания привели меня к выводу, что человек, не лишенный способностей, может изучить английский язык в тридцать часов (исключая произношение и правописание), французский – в тридцать дней, а немецкий – в тридцать лет. Отсюда как будто следует, что не мешало бы этот последний язык пообкорнать и навести в нем порядок. Если же он останется в своем нынешнем виде, как бы не пришлось почтительно и деликатно сдать его в архив, причислив к мертвым языкам. Ибо, поистине, только у мертвецов найдется время изучать его.
О ХОРОШИХ ПРИМЕРАХ
Нет ничего более раздражающего, чем хороший пример.