Страница:
Твен Марк
Детектив с двойным прицелом
Твен Марк
Детектив с двойным прицелом
Перевод Н.Бать
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Никогда не следует поступать
дурно при свидетелях.
I
Сцена первая: сельская местность в штате Виргиния. Год - тысяча восемьсот восьмидесятый. Свадьба. Красивый молодой человек со скудными средствами женится на богатой молодой девушке. Любовь с первого взгляда и скоропалительная женитьба. Женитьба, которой отчаянно противился вдовый отец невесты.
Джейкоб Фуллер - новобрачный, двадцати шести лет, потомок старинного, но не знатного рода. Его предки были вынуждены эмигрировать из Седжмура, притом с пользой для казны короля Якова{5}, как утверждают все: иные по злому умыслу, другие потому, что действительно этому верят. Новобрачной девятнадцать лет, она красавица. Пылкая, экзальтированная, романтичная, безмерно гордящаяся тем, что в жилах ее течет кровь кавалеров{5}, и страстно влюбленная в своего молодого супруга. Ради этой любви она осмелилась пойти наперекор воле отца, сносила его горькие упреки, с неколебимой стойкостью выслушивала его мрачные пророчества и, наконец, покинула отчий дом без отцовского благословения, гордая и счастливая, - ибо, поступив так, доказала силу чувства, наполнявшего ее сердце.
Утро после свадьбы принесло новобрачной неприятный сюрприз: супруг отклонил ее ласки и сказал:
- Сядь. Мне нужно тебе кое-что сказать. Я тебя любил. Но это было до того, как я попросил твоего отца отдать тебя мне. Его отказ меня не огорчил - это я бы мог перенести, но то, что он тебе говорил про меня, - дело иное... Молчи, можешь не возражать. Я отлично знаю, что именно он тебе говорил. Я узнал это из достоверных источников. Кроме всего прочего, он сказал, что мой характер написан на моем лице, что я лицемер, негодяй, трус, скотина, не знаю ни жалости, ни сострадания. "Седжмурское клеймо", - вот как он сказал. Всякий на моем месте отправился бы к нему в дом и застрелил его, как собаку. Я и хотел так сделать, я готов был это сделать, но тут мне пришла в голову иная мысль: опозорить его, разбить его сердце, доконать его мало-помалу. Как этого достичь? Моим отношением к тебе, его кумиру. Я решил жениться на тебе, а потом... Наберись терпения - и ты узнаешь...
С той самой минуты в течение трех месяцев молодая супруга претерпевала все унижения, все оскорбления, все пытки (за исключением лишь мук физических), какие только был способен измыслить упорный, изобретательный ум ее мужа. Гордость придавала ей сил, и она держала в тайне свои страдания. Время от времени муж осведомлялся:
- Отчего ж ты не идешь к отцу и не жалуешься ему?
Затем он выдумывал новые пытки, применял их и вновь задавал жене тот же вопрос.
- Из моих уст отец никогда ничего не узнает, - неизменно отвечала она и принималась насмехаться над происхождением мужа, говоря, что она всего-навсего законная рабыня потомка рабов и вынуждена повиноваться ему, и будет повиноваться ему, но лишь до известного предела, не дальше. Он может убить ее, если ему угодно, но он ее не сломит. Седжмурскому отродью это не под силу.
Однажды, на исходе третьего месяца, муж сказал ей с мрачной угрозой в голосе:
- Я испробовал все, кроме одного... - И он умолк в ожидании ответа.
- Что ж, испробуй и это, - сказала жена с презрительной усмешкой.
В полночь муж поднялся и сказал жене:
- Встань и оденься!
Она повиновалась, безмолвно, как всегда. Супруг отвел ее на полмили от дома и стал привязывать к дереву у большой дороги. Несмотря на ее крики и сопротивление, ему удалось осуществить свое намерение. Потом он сунул ей в рот кляп, стегнул ее хлыстом по лицу и натравил на нее собак. Собаки сорвали с несчастной одежду, и она осталась нагой. Тогда он отогнал собак и сказал:
- Тебя найдут здесь... прохожие. Часа через три они появятся и разнесут эту новость, слышишь? Прощай! Больше ты меня не увидишь.
И он ушел.
- Я дам жизнь его ребенку, - простонала несчастная. - О боже, пусть это будет мальчик!
Спустя некоторое время ее нашли фермеры и, как и следовало ожидать, разнесли весть о случившемся. Они подняли всю округу, намереваясь линчевать злодея, но птичка уже улетела. Молодая женщина стала жить затворницей в доме отца. Он заперся вместе с ней и с тех пор никого не желал видеть. Гордость его была сломлена, сердце разбито, он угасал день ото дня, и даже родная дочь обрадовалась, когда смерть избавила его от страданий.
Похоронив отца, она продала имение и исчезла.
II
В 1886 году неподалеку от глухой деревушки в Новой Англии в скромном доме жила молодая женщина. Она жила одна с маленьким мальчиком лет пяти. Сама вела хозяйство, пресекала всякие попытки завести с ней знакомство и не имела друзей. Мясник, булочник и все прочие, чьими услугами она пользовалась, не могли сообщить жителям деревни никаких сведений о ней, за исключением того лишь, что ее фамилия Стилмен и что мальчика она называет Арчи. Никому не удалось узнать, откуда она приехала, но говорили, что у нее выговор южанки. У ребенка не было ни друзей, ни товарищей по играм, не было и учителя, кроме самой матери. Мать обучала его прилежно, с умом, была довольна успехами сына и даже слегка гордилась ими. Однажды Арчи сказал:
- Мама, я не такой, как все дети?
- Не думаю. А что?
- Мимо нас шла девочка и спросила меня, не проходил ли почтальон, а я сказал, что проходил; она спросила, давно ли я его видел, а я сказал, что совсем его не видел. Тогда она говорит: откуда же я знаю, что проходил почтальон; а я сказал, что знаю, потому что почуял на дороге запах его следов. Тогда она сказала, что я дурак, и показала мне язык. Почему она так сделала?
Молодая женщина побледнела. "Это - врожденное! - подумала она. - У него нюх ищейки!" Она привлекла ребенка к груди, сжала в объятиях и сказала:
- Господь сам указал мне средство. - Глаза ее горели яростным пламенем, от возбуждения она часто и тяжело дышала. - Загадка наконец-то разгадана! Сколько раз я недоумевала, каким образом ребенок умудряется отыскивать в темноте разные вещи. Теперь мне все ясно.
Она посадила мальчика на его детский стульчик и сказала:
- Посиди немножко. Я сейчас вернусь, и мы обо всем поговорим.
Мать поднялась в свою спальню, взяла с туалетного столика несколько мелких вещиц и спрятала их: пилочку для ногтей - под кровать, ножницы - под бюро, ножичек слоновой кости для разрезания бумаги - под шкаф. Потом вернулась к сыну и сказала:
- Я забыла захватить с собой несколько вещей. - Она перечислила их и добавила: - Сбегай наверх, мой милый, и принеси!
Ребенок бросился выполнять поручение и вскоре принес матери все, что она просила.
- Тебе было трудно их найти?
- Нет, мамочка! Я просто ходил повсюду, куда ходила ты.
Пока мальчика не было в комнате, мать подошла к книжному шкафу, взяла с нижней полки несколько книг, открыла каждую из них, провела рукой по одной из страниц, запомнила ее, а потом поставила книги на место. На этот раз она сказала сыну:
- Арчи, пока ты был наверху, я здесь кое-чем занималась. Как ты думаешь, что я делала?
Мальчик подошел к книжному шкафу, вынул книги, которые брала его мать, и открыл их на тех же страницах, к которым она прикасалась.
Мать посадила мальчика к себе на колени и сказала:
- А теперь, дорогой, я отвечу на твой вопрос. Я выяснила, что в одном отношении ты отличаешься от других людей. Ты видишь в темноте, ты улавливаешь запахи, которых другие не чувствуют, - словом, ты наделен свойствами ищейки. Это очень хорошие и ценные качества, но ты не должен о них никому рассказывать. Если люди об этом узнают, они будут называть тебя диковинным, чудным ребенком, а дети станут тебя обижать и дразнить. В этом мире нужно быть таким, как все, чтобы не вызвать зависть, недоброжелательство и презрение. Ты наделен замечательным даром, и это меня глубоко радует, но ты будешь держать его в тайне, - ради мамы, правда?
Ребенок обещал ей это, не понимая, в чем дело.
Весь тот день в мозгу молодой матери роились беспокойные мысли: голова ее была полна планов, проектов, замыслов - жутких, мрачных, черных. Но они озаряли ее лицо. Озаряли его яростным, беспощадным огнем, отблеском адского пламени. Лихорадочное возбуждение охватило ее, она не могла ни сидеть, ни стоять, ни читать, ни шить, ей становилось легче только в движении. На десятки ладов проверяла она дар своего ребенка, и все время, думая о прошлом, повторяла: "Он разбил сердце моего отца, а я все эти годы днем и ночью помышляла лишь о том, как разбить его сердце. Теперь я знаю, что надо делать. Теперь я это знаю".
Демон беспокойства не покинул ее и вечером. Со свечой в руке она обошла весь дом, от чердака до подвала, пряча булавки, иголки, наперстки, катушки под подушками, под коврами, в щелях, под кучей угля в ящике; она посылала малыша отыскивать эти вещи в темноте, и он их находил и бывал горд и счастлив, когда мать хвалила его и осыпала ласками.
С той поры жизнь приобрела для нее новый смысл: "Будущее предрешено. Теперь я могу спокойно ждать и наслаждаться ожиданием". В ней снова пробудился интерес ко всему, чем она увлекалась прежде: к музыке, языкам, рисованию, живописи и другим, давно заброшенным утехам девичьей поры. Она вновь стала счастлива, вновь обрела радость жизни. Шли годы, мать наблюдала за развитием своего ребенка и была довольна. Не всем, правда, но почти всем: ей казалось, что в сердце сына больше мягкости, нежели суровости, и в этом она видела его единственный недостаток, хоть и считала, что он целиком восполняется сыновней любовью и восторженной преданностью. Кроме того, Арчи умел ненавидеть, и это было хорошо; однако мать не была уверена в том, что его ненависть так же прочна и крепка, как любовь, а это было не слишком хорошо.
Шли годы... Арчи превратился в красивого, стройного юного атлета; он был учтив, спокоен, общителен, приятен в обращении и выглядел, пожалуй, несколько старше своих шестнадцати лет. Однажды вечером мать сказала, что хочет сообщить ему нечто чрезвычайно важное, добавив, что теперь он достаточно взрослый, чтобы узнать обо всем, и что у него достаточно воли и характера, чтобы осуществить замысел, который она долгие годы обдумывала и вынашивала. И мать рассказала сыну о своем браке, открыв ему горькую правду во всей ее чудовищной наготе. Некоторое время ошеломленный юноша не мог произнести ни слова. Потом сказал:
- Я понял. Мы южане; согласно нашим обычаям и нравам, возмездие может быть лишь одно: я разыщу его и убью.
- Убьешь? О нет! Смерть - это избавление. Смерть для него была бы услугой. Мне ли оказывать ему услуги? Нет! Пусть ни единый волос не падет с его головы.
Юноша погрузился в раздумье, потом произнес:
- Ты для меня - все на свете. Твое желание для меня - закон и радость. Скажи, что надо делать, и я это сделаю.
Глаза матери засияли торжеством, и она сказала:
- Ты его разыщешь. Уже одиннадцать лет я знаю, где он скрывается. Я потратила более пяти лет и уйму денег, разыскивая его. Ему принадлежит рудник в Колорадо, и он преуспевает. Живет он в Денвере. Его зовут Джейкоб Фуллер. Вот наконец это имя! Впервые после той роковой ночи я произнесла его вслух. Подумай только, ведь оно могло быть и твоим именем, если б я не спасла тебя от позора и не дала тебе другое, более достойное. Ты должен спугнуть Фуллера, выгнать его из Денвера; потом ты последуешь за ним и снова погонишь его дальше; и так ты будешь перегонять его с места на место, постоянно, неотступно, отравляя ему жизнь, наполняя ее таинственным ужасом, отягчая безысходной тоской, заставляя его призывать смерть и мечтать об отваге самоубийцы. Он станет вторым Агасфером{12}. Он больше уже не будет знать ни отдыха, ни покоя, ни мирного сна. Ты будешь следовать за ним, как тень, неотвязно следить за каждым его шагом, мучить его, пока не разобьешь его сердце, так же, как он разбил сердце моего отца и мое.
- Я сделаю, как ты приказываешь, мама.
- Верю тебе, дитя мое. Все уже подготовлено. Вот чек. Пользуйся деньгами свободно, у нас их достаточно. Иногда тебе придется прибегать к маскараду. Я и об этом позаботилась, так же как и обо всем остальном.
Она вынула из столика для пишущей машинки несколько листков бумаги. На каждом из этих листков было напечатано следующее:
ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ НАГРАДЫ
Полагаю, что в данной местности проживает некий человек, которого разыскивают в одном из восточных штатов. В 1880 году, однажды ночью, он привязал свою молодую жену к дереву у большой дороги, ударил ее по лицу хлыстом и натравил на свою жертву собак, которые сорвали с нее одежду. В таком виде он ее оставил и скрылся. Родственник пострадавшей разыскивает преступника уже 17 лет. Обращаться в... почтовое отделение. Вышеупомянутая награда будет тут же выплачена при личной встрече тому, кто сообщит разыскивающему адрес преступника.
- Как только ты разыщешь его и запомнишь его запах, той же ночью ты приклеишь одно из этих объявлений на стене дома, где он живет, а другое - на здании почты или еще где-нибудь на видном месте. Это взбудоражит местное население. Поначалу ты дашь ему несколько дней сроку, пусть он распродаст имущество без особых потерь. Со временем мы разорим его, но сделаем это постепенно. Не следует разорять его сразу, ведь это может привести его в отчаяние, сказаться на здоровье и даже убить его.
Она вынула из ящика еще три или четыре листка и прочитала один из них.
.., .., .., 18..
Джейкобу Фуллеру
В вашем распоряжении... дней для устройства дел. Вас никто не потревожит в течение этого срока, который истечет в ...часу утра, ...числа, ...месяца. Затем вы должны уехать. В случае если вы окажетесь здесь позднее указанного часа, я вывешу на всех перекрестках объявление о вашем злодеянии, с указанием точной даты и описанием места, а также упоминанием всех имен, включая ваше. Физической расправы можете не опасаться. Это вам никогда не будет угрожать. Вы причинили невыносимые страдания старому человеку, разбили ему жизнь, свели его в могилу. Теперь вы будете страдать так же, как страдал он.
- Подписи не нужно. Помни, что он должен получить это письмо прежде, чем узнает про объявленную награду, - значит, рано утром. До того, как встанет, - иначе от страха он может сбежать без гроша в кармане.
- Хорошо, я буду помнить об этом.
- Эти бланки тебе понадобятся только вначале, быть может, всего лишь раз. В дальнейшем, когда ты захочешь, чтобы он уехал, ты постараешься доставить ему вот эту записку: "Уезжайте. В вашем распоряжении... дней". Это подействует. Наверняка.
III
Выдержки из писем к матери
Денвер, 3 апреля 1897 г.
Вот уже несколько дней я живу в той же гостинице, что и Джейкоб Фуллер. Я запомнил его запах и мог бы учуять его хоть в десяти пехотных дивизиях. Я часто бывал поблизости от него и слышал его разговоры. Он владелец рудника, который приносит неплохой доход, но он не богач. В свое время он освоил горное дело самым правильным способом: работая простым рудокопом. Человек он веселый, жизнерадостный и легко носит груз своих сорока трех лет. На вид ему значительно меньше - лет тридцать шесть, тридцать семь. В брак он больше не вступал, выдает себя за вдовца. У него хорошее положение в обществе. Его здесь любят, он окружен друзьями. Даже меня к нему влечет - должно быть, это зов родной крови. Как слепы, как безрассудны и произвольны иные законы природы, - вернее, почти все. Мое задание осложнилось. Я надеюсь, ты понимаешь меня и будешь снисходительной. Гнев мой утрачивает свой накал быстрее, чем я в этом сам себе могу признаться. Но я выполню свою задачу. Даже если радость мести угасла, остается чувство долга, и преступнику не будет пощады. Мне помогает возмущение, поднимающееся в душе всякий раз, когда я думаю о том, что он, свершивший столь гнусное преступление, единственный, кто не пострадал из-за него. Извлеченный урок явно исправил его характер, и это позволяет ему чувствовать себя счастливым. Подумать только, он - виновная сторона - избавлен от всех мук, а ты - невинная жертва - сломлена ими. Но будь спокойна, преступник пожнет то, что посеял.
Серебряное Ущелье, 19 мая
Я вывесил бланк формы № 1 в полночь 3 апреля. Через час я подсунул ему под дверь бланк формы № 2, с уведомлением, что он должен уехать из Денвера не позднее 11.50 ночи 14-го числа.
Какой-то загулявший репортер утащил один из моих бланков, потом обрыскал весь город и утащил второй экземпляр. Таким образом, ему удалось, выражаясь профессиональным языком, "вставить фитиль" другим газетам, то есть раздобыть ценный материал, обскакав других газетчиков. И вот наутро его газета, задающая в этом городе тон, крупным шрифтом напечатала наше объявление на первой полосе, присовокупив целый столбец поистине вулканических комментариев в адрес нашего негодяя, которые заканчивались обещанием добавить тысячу долларов к объявленной награде за счет газеты! В здешних краях пресса умеет проявить великодушие, когда на этом можно сделать бизнес.
За завтраком я сел на свое обычное место, которое выбрал с таким расчетом, чтобы видеть лицо папы Фуллера и слышать, о чем говорят за его столом. В зале присутствовало человек семьдесят пять - сто, и все они были заняты обсуждением статьи и выражали надежду, что родственнику пострадавшей удастся найти преступника и избавить город от скверны с помощью перьев, дегтя, жерди или пули или еще каких-либо иных средств.
Когда в зал вошел Фуллер, в одной руке у него был сложенный вдвое листок - уведомление о выезде, в другой руке - газета. При виде его мне стало более чем не по себе. Веселости его как не бывало. Он выглядел постаревшим, похудевшим, мертвенно-бледным, а кроме того, - подумай только, мама, что ему приходилось выслушивать! Он слушал, как друзья, ни о чем не подозревая, награждают его эпитетами, заимствованными из словарей и фразеологических справочников авторизованного собрания сочинений самого сатаны. Более того, он должен был соглашаться с этими суждениями о собственной персоне и одобрять их, но эти одобрения горечью отдавались у него во рту. От меня-то он не мог этого скрыть. Было заметно также, что у него пропал аппетит. Он только ковырял в своей тарелке, но не мог проглотить ни куска. Наконец один из его друзей сказал:
- Вполне возможно, что родственник пострадавшей присутствует здесь в зале и слышит, что думает наш город об этом неслыханном мерзавце. Я надеюсь, что это так.
Ах, мама! Просто больно было смотреть на беднягу, когда при этих словах он передернулся и в страхе стал озираться по сторонам. Не в силах дольше терпеть, он поднялся и ушел.
На той же неделе Фуллер распустил слух, что купил рудник в Мексике и что хочет продать свою собственность и как можно скорее поехать туда, чтобы лично руководить делом. Игру он повел ловко. Сначала он запросил сорок тысяч долларов, из них - четвертую часть наличными, остальное - векселями, но так как деньги ему нужны срочно, то он соглашался уступить, если ему заплатят всю сумму наличными. Таким образом, он продал свой рудник за тридцать тысяч долларов. И что же, ты думаешь, он заявил после этого? Он захотел, чтобы ему заплатили ассигнациями, сказав, что бывший хозяин рудника в Мексике родом из Новой Англии и большой чудак, начиненный всевозможными причудами, что он предпочитает бумажные деньги золоту или даже чекам. Людям это показалось странным: ведь в случае необходимости бумажные доллары можно получить по чеку в Нью-Йоркском банке. На эту тему велись разговоры, но только в течение одного дня. Дольше одного дня в Денвере ни на одну тему не говорят.
Я все время следил за Фуллером. С тех пор как он совершил продажу и получил деньги, что произошло 11-го числа, я ни на секунду не терял его следов. В тот же день - нет, вернее, 12-го, потому что было уже за полночь, - я выследил Фуллера до самых дверей его номера - четвертая дверь от моей, в том же коридоре. Потом я зашел к себе, надел грязную одежду - костюм рудокопа-поденщика, вымазал лицо, приготовил дорожный мешок со сменой белья, сел, не зажигая света, у себя в номере, отворил дверь и стал ждать. Я подозревал, что птичка вскоре пустится в полет. Полчаса спустя мимо моей двери прошла какая-то старушка с саквояжем, и я тут же учуял знакомый запах. Прихватив мешок, я последовал за ней, потому что это был Фуллер. Он вышел из гостиницы через боковой ход, свернул в тихую, безлюдную улочку, прошел три квартала, скрытый тонкой сеткой дождя и плотным покровом ночи, и сел в запряженный парой лошадей экипаж, который, разумеется, был заказан заранее. Я же без приглашения уселся на багажник, и мы покатили. Так мы проехали десять миль. Коляска остановилась у станции, где Фуллер расплатился с кучером. Он вылез из коляски и уселся под навесом на тачку, в самом темном углу. Я вошел в помещение станции и стал наблюдать за кассой. Но билета Фуллер не купил, и я тоже. Вскоре подошел поезд. Фуллер влез в вагон. Я влез в тот же вагон, но с другого конца, прошел по проходу и сел позади Фуллера. После того как он уплатил кондуктору и назвал место, куда едет, я, пока кондуктор давал сдачу, пересел подальше. Когда кондуктор подошел ко мне, я взял билет до того же места, находившегося в сотне миль на запад.
Целую неделю Фуллер гонял меня без передышки. Он переезжал с места на место - все дальше и дальше на запад, но с первого же дня уже в мужском костюме. Он выдавал себя за рудокопа-поденщика, как и я, и приклеивал густые усы и бороду. Это была отличная маскировка, и он играл свою роль без всякого напряжения - ведь у него же опыт в этой профессии. Близкий друг, и тот не узнал бы его. Наконец он остановился здесь, в самом неприметном, маленьком приисковом поселке Монтаны. У него есть хибарка, ежедневно он отправляется разведывать жилу. Возвращается он только вечером, держится особняком. Я живу в бараке рудокопов; это страшная берлога: нары, отвратительная пища, грязь...
Мы живем здесь уже месяц, и за это время я встретил его только раз, но каждую ночь я хожу по его следам, а потом стою на сторожевом посту. Как только он снял здесь хижину, я отправился в город, расположенный в пятидесяти милях отсюда, и телеграфировал в Денвер, чтобы в гостинице хранили мой багаж, пока я за ним не пришлю. Мне здесь ничего не нужно, кроме смены рабочих рубах, а они у меня есть.
Серебряное Ущелье, 12 июня
Слухи о происшествии в Денвере сюда, как видно, не дошли. Я знаком почти со всеми жителями поселка, и никто ни разу не упоминал об этом, во всяком случае в моем присутствии. Фуллер наверняка чувствует себя здесь в безопасности. Он застолбил участок в двух милях от поселка, в укромном месте в горах. Участок обещает быть богатым, и Фуллер усердно трудится. Но если бы ты видела, как он изменился! Он никогда не улыбается, держится замкнуто, ни с кем не разговаривает. И это он, который всего лишь два месяца тому назад так любил общество, был таким весельчаком!
Несколько раз я видел, как он проходил мимо, тяжело ступая, поникший, одинокий, - трагически жалкая фигура. Здесь он назвался Дэвидом Уилсоном.
Я могу быть уверен, что он останется здесь, пока мы его не потревожим. Если ты настаиваешь, я погоню его дальше. Но, право, не понимаю, как он может стать несчастнее, чем теперь? Я вернусь в Денвер и побалую себя небольшой дозой комфорта: съедобной пищей, хорошей кроватью, чистотой; затем я захвачу свой багаж и уведомлю бедного папу Уилсона о том, что ему пора в путь.
Денвер, 19 июня
В городе о нем скучают. Все друзья надеются, что он преуспевает в Мексике, и желают этого не только на словах, но и от всего сердца. Это же всегда можно почувствовать! Признаюсь, я слишком долго прохлаждаюсь в городе, но будь ты на моем месте, ты была бы снисходительней. Знаю, что ты ответишь мне, и ты права: "Будь я на твоем месте, и если б мое сердце жгли воспоминания..." Завтра же ночным поездом отправляюсь обратно.
Денвер, 20 июня
Да простит нас господь, мама, мы идем по ложному следу! Этой ночью я не сомкнул глаз. Сейчас, на рассвете, я дожидаюсь утреннего поезда. И медленно, ах, как медленно тянутся минуты...
Этот Джейкоб Фуллер - двоюродный брат того, преступника. До чего же с нашей стороны было глупо не подумать о том, что преступник никогда бы не стал жить под своим именем после столь зверского злодеяния! Денверский Фуллер на четыре года моложе нашего, он приехал в Денвер в семьдесят девятом, будучи молодым вдовцом двадцати одного года, - стало быть, за целых двенадцать месяцев до твоего замужества. Это можно доказать бесчисленными документами. Вчера вечером я беседовал с его близкими друзьями, которые знакомы с ним со дня его приезда. Я ни о чем не рассказал им, но через несколько дней я доставлю Фуллера обратно и возмещу убытки, которые он потерпел после продажи рудника. А потом я устрою банкет и факельное шествие, и все это - за мой счет. Ты назовешь это безрассудством юности, но ведь я, как ты знаешь, еще юнец, не суди меня слишком строго. Со временем я образумлюсь.
Серебряное Ущелье, 3 июля
Мама, он исчез! Исчез, не оставив и следа. Когда я приехал, запах его уже пропал. Сегодня я впервые поднялся с постели. О, если б я не был так молод, я бы легче переносил удары судьбы. В поселке думают, что он отправился дальше, на запад. Сегодня вечером я выезжаю. До станции два-три часа на лошадях, потом - поездом. Куда поеду, еще не знаю, но я должен ехать. Сидеть на месте было бы пыткой.
Он, разумеется, изменил имя и внешность. Это значит, что мне, быть может, придется обыскать весь земной шар. Право же, мама, я это предвижу. Теперь я сам стал вторым Агасфером. О, ирония судьбы! Мы готовили эту участь для другого!
Подумай, как все теперь осложнилось! И как все было бы просто, если бы его можно было оповестить объявлением в газете! Но если есть способ, как уведомить его, не спугнув, то я такого не нашел, хотя и думал до полного отупения. "Если джентльмен, недавно купивший рудник в Мексике и продавший свой рудник в Денвере, сообщит адрес... (кому, мама?)... то ему расскажут, что произошла ошибка; у него попросят извинения и возместят убытки, которые он потерпел в связи с одним делом". Понимаешь? Он же подумает, что это ловушка; да и каждый бы так подумал. А что если написать: "Выяснилось, что он не тот человек, которого разыскивали, и что он его однофамилец, изменивший свое имя по вполне убедительным причинам". Так годится? Но ведь тогда жители Денвера всполошатся, скажут: "Ага!" - и вспомнят о подозрительных ассигнациях. "Почему же Фуллер сбежал, если он не тот человек?" - спросят они. Нет, все это шито белыми нитками. Если же мне удастся найти Фуллера, то его репутация в Денвере погибнет, а сейчас она незапятнана. Ты умнее меня, мама, помоги мне.
Детектив с двойным прицелом
Перевод Н.Бать
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Никогда не следует поступать
дурно при свидетелях.
I
Сцена первая: сельская местность в штате Виргиния. Год - тысяча восемьсот восьмидесятый. Свадьба. Красивый молодой человек со скудными средствами женится на богатой молодой девушке. Любовь с первого взгляда и скоропалительная женитьба. Женитьба, которой отчаянно противился вдовый отец невесты.
Джейкоб Фуллер - новобрачный, двадцати шести лет, потомок старинного, но не знатного рода. Его предки были вынуждены эмигрировать из Седжмура, притом с пользой для казны короля Якова{5}, как утверждают все: иные по злому умыслу, другие потому, что действительно этому верят. Новобрачной девятнадцать лет, она красавица. Пылкая, экзальтированная, романтичная, безмерно гордящаяся тем, что в жилах ее течет кровь кавалеров{5}, и страстно влюбленная в своего молодого супруга. Ради этой любви она осмелилась пойти наперекор воле отца, сносила его горькие упреки, с неколебимой стойкостью выслушивала его мрачные пророчества и, наконец, покинула отчий дом без отцовского благословения, гордая и счастливая, - ибо, поступив так, доказала силу чувства, наполнявшего ее сердце.
Утро после свадьбы принесло новобрачной неприятный сюрприз: супруг отклонил ее ласки и сказал:
- Сядь. Мне нужно тебе кое-что сказать. Я тебя любил. Но это было до того, как я попросил твоего отца отдать тебя мне. Его отказ меня не огорчил - это я бы мог перенести, но то, что он тебе говорил про меня, - дело иное... Молчи, можешь не возражать. Я отлично знаю, что именно он тебе говорил. Я узнал это из достоверных источников. Кроме всего прочего, он сказал, что мой характер написан на моем лице, что я лицемер, негодяй, трус, скотина, не знаю ни жалости, ни сострадания. "Седжмурское клеймо", - вот как он сказал. Всякий на моем месте отправился бы к нему в дом и застрелил его, как собаку. Я и хотел так сделать, я готов был это сделать, но тут мне пришла в голову иная мысль: опозорить его, разбить его сердце, доконать его мало-помалу. Как этого достичь? Моим отношением к тебе, его кумиру. Я решил жениться на тебе, а потом... Наберись терпения - и ты узнаешь...
С той самой минуты в течение трех месяцев молодая супруга претерпевала все унижения, все оскорбления, все пытки (за исключением лишь мук физических), какие только был способен измыслить упорный, изобретательный ум ее мужа. Гордость придавала ей сил, и она держала в тайне свои страдания. Время от времени муж осведомлялся:
- Отчего ж ты не идешь к отцу и не жалуешься ему?
Затем он выдумывал новые пытки, применял их и вновь задавал жене тот же вопрос.
- Из моих уст отец никогда ничего не узнает, - неизменно отвечала она и принималась насмехаться над происхождением мужа, говоря, что она всего-навсего законная рабыня потомка рабов и вынуждена повиноваться ему, и будет повиноваться ему, но лишь до известного предела, не дальше. Он может убить ее, если ему угодно, но он ее не сломит. Седжмурскому отродью это не под силу.
Однажды, на исходе третьего месяца, муж сказал ей с мрачной угрозой в голосе:
- Я испробовал все, кроме одного... - И он умолк в ожидании ответа.
- Что ж, испробуй и это, - сказала жена с презрительной усмешкой.
В полночь муж поднялся и сказал жене:
- Встань и оденься!
Она повиновалась, безмолвно, как всегда. Супруг отвел ее на полмили от дома и стал привязывать к дереву у большой дороги. Несмотря на ее крики и сопротивление, ему удалось осуществить свое намерение. Потом он сунул ей в рот кляп, стегнул ее хлыстом по лицу и натравил на нее собак. Собаки сорвали с несчастной одежду, и она осталась нагой. Тогда он отогнал собак и сказал:
- Тебя найдут здесь... прохожие. Часа через три они появятся и разнесут эту новость, слышишь? Прощай! Больше ты меня не увидишь.
И он ушел.
- Я дам жизнь его ребенку, - простонала несчастная. - О боже, пусть это будет мальчик!
Спустя некоторое время ее нашли фермеры и, как и следовало ожидать, разнесли весть о случившемся. Они подняли всю округу, намереваясь линчевать злодея, но птичка уже улетела. Молодая женщина стала жить затворницей в доме отца. Он заперся вместе с ней и с тех пор никого не желал видеть. Гордость его была сломлена, сердце разбито, он угасал день ото дня, и даже родная дочь обрадовалась, когда смерть избавила его от страданий.
Похоронив отца, она продала имение и исчезла.
II
В 1886 году неподалеку от глухой деревушки в Новой Англии в скромном доме жила молодая женщина. Она жила одна с маленьким мальчиком лет пяти. Сама вела хозяйство, пресекала всякие попытки завести с ней знакомство и не имела друзей. Мясник, булочник и все прочие, чьими услугами она пользовалась, не могли сообщить жителям деревни никаких сведений о ней, за исключением того лишь, что ее фамилия Стилмен и что мальчика она называет Арчи. Никому не удалось узнать, откуда она приехала, но говорили, что у нее выговор южанки. У ребенка не было ни друзей, ни товарищей по играм, не было и учителя, кроме самой матери. Мать обучала его прилежно, с умом, была довольна успехами сына и даже слегка гордилась ими. Однажды Арчи сказал:
- Мама, я не такой, как все дети?
- Не думаю. А что?
- Мимо нас шла девочка и спросила меня, не проходил ли почтальон, а я сказал, что проходил; она спросила, давно ли я его видел, а я сказал, что совсем его не видел. Тогда она говорит: откуда же я знаю, что проходил почтальон; а я сказал, что знаю, потому что почуял на дороге запах его следов. Тогда она сказала, что я дурак, и показала мне язык. Почему она так сделала?
Молодая женщина побледнела. "Это - врожденное! - подумала она. - У него нюх ищейки!" Она привлекла ребенка к груди, сжала в объятиях и сказала:
- Господь сам указал мне средство. - Глаза ее горели яростным пламенем, от возбуждения она часто и тяжело дышала. - Загадка наконец-то разгадана! Сколько раз я недоумевала, каким образом ребенок умудряется отыскивать в темноте разные вещи. Теперь мне все ясно.
Она посадила мальчика на его детский стульчик и сказала:
- Посиди немножко. Я сейчас вернусь, и мы обо всем поговорим.
Мать поднялась в свою спальню, взяла с туалетного столика несколько мелких вещиц и спрятала их: пилочку для ногтей - под кровать, ножницы - под бюро, ножичек слоновой кости для разрезания бумаги - под шкаф. Потом вернулась к сыну и сказала:
- Я забыла захватить с собой несколько вещей. - Она перечислила их и добавила: - Сбегай наверх, мой милый, и принеси!
Ребенок бросился выполнять поручение и вскоре принес матери все, что она просила.
- Тебе было трудно их найти?
- Нет, мамочка! Я просто ходил повсюду, куда ходила ты.
Пока мальчика не было в комнате, мать подошла к книжному шкафу, взяла с нижней полки несколько книг, открыла каждую из них, провела рукой по одной из страниц, запомнила ее, а потом поставила книги на место. На этот раз она сказала сыну:
- Арчи, пока ты был наверху, я здесь кое-чем занималась. Как ты думаешь, что я делала?
Мальчик подошел к книжному шкафу, вынул книги, которые брала его мать, и открыл их на тех же страницах, к которым она прикасалась.
Мать посадила мальчика к себе на колени и сказала:
- А теперь, дорогой, я отвечу на твой вопрос. Я выяснила, что в одном отношении ты отличаешься от других людей. Ты видишь в темноте, ты улавливаешь запахи, которых другие не чувствуют, - словом, ты наделен свойствами ищейки. Это очень хорошие и ценные качества, но ты не должен о них никому рассказывать. Если люди об этом узнают, они будут называть тебя диковинным, чудным ребенком, а дети станут тебя обижать и дразнить. В этом мире нужно быть таким, как все, чтобы не вызвать зависть, недоброжелательство и презрение. Ты наделен замечательным даром, и это меня глубоко радует, но ты будешь держать его в тайне, - ради мамы, правда?
Ребенок обещал ей это, не понимая, в чем дело.
Весь тот день в мозгу молодой матери роились беспокойные мысли: голова ее была полна планов, проектов, замыслов - жутких, мрачных, черных. Но они озаряли ее лицо. Озаряли его яростным, беспощадным огнем, отблеском адского пламени. Лихорадочное возбуждение охватило ее, она не могла ни сидеть, ни стоять, ни читать, ни шить, ей становилось легче только в движении. На десятки ладов проверяла она дар своего ребенка, и все время, думая о прошлом, повторяла: "Он разбил сердце моего отца, а я все эти годы днем и ночью помышляла лишь о том, как разбить его сердце. Теперь я знаю, что надо делать. Теперь я это знаю".
Демон беспокойства не покинул ее и вечером. Со свечой в руке она обошла весь дом, от чердака до подвала, пряча булавки, иголки, наперстки, катушки под подушками, под коврами, в щелях, под кучей угля в ящике; она посылала малыша отыскивать эти вещи в темноте, и он их находил и бывал горд и счастлив, когда мать хвалила его и осыпала ласками.
С той поры жизнь приобрела для нее новый смысл: "Будущее предрешено. Теперь я могу спокойно ждать и наслаждаться ожиданием". В ней снова пробудился интерес ко всему, чем она увлекалась прежде: к музыке, языкам, рисованию, живописи и другим, давно заброшенным утехам девичьей поры. Она вновь стала счастлива, вновь обрела радость жизни. Шли годы, мать наблюдала за развитием своего ребенка и была довольна. Не всем, правда, но почти всем: ей казалось, что в сердце сына больше мягкости, нежели суровости, и в этом она видела его единственный недостаток, хоть и считала, что он целиком восполняется сыновней любовью и восторженной преданностью. Кроме того, Арчи умел ненавидеть, и это было хорошо; однако мать не была уверена в том, что его ненависть так же прочна и крепка, как любовь, а это было не слишком хорошо.
Шли годы... Арчи превратился в красивого, стройного юного атлета; он был учтив, спокоен, общителен, приятен в обращении и выглядел, пожалуй, несколько старше своих шестнадцати лет. Однажды вечером мать сказала, что хочет сообщить ему нечто чрезвычайно важное, добавив, что теперь он достаточно взрослый, чтобы узнать обо всем, и что у него достаточно воли и характера, чтобы осуществить замысел, который она долгие годы обдумывала и вынашивала. И мать рассказала сыну о своем браке, открыв ему горькую правду во всей ее чудовищной наготе. Некоторое время ошеломленный юноша не мог произнести ни слова. Потом сказал:
- Я понял. Мы южане; согласно нашим обычаям и нравам, возмездие может быть лишь одно: я разыщу его и убью.
- Убьешь? О нет! Смерть - это избавление. Смерть для него была бы услугой. Мне ли оказывать ему услуги? Нет! Пусть ни единый волос не падет с его головы.
Юноша погрузился в раздумье, потом произнес:
- Ты для меня - все на свете. Твое желание для меня - закон и радость. Скажи, что надо делать, и я это сделаю.
Глаза матери засияли торжеством, и она сказала:
- Ты его разыщешь. Уже одиннадцать лет я знаю, где он скрывается. Я потратила более пяти лет и уйму денег, разыскивая его. Ему принадлежит рудник в Колорадо, и он преуспевает. Живет он в Денвере. Его зовут Джейкоб Фуллер. Вот наконец это имя! Впервые после той роковой ночи я произнесла его вслух. Подумай только, ведь оно могло быть и твоим именем, если б я не спасла тебя от позора и не дала тебе другое, более достойное. Ты должен спугнуть Фуллера, выгнать его из Денвера; потом ты последуешь за ним и снова погонишь его дальше; и так ты будешь перегонять его с места на место, постоянно, неотступно, отравляя ему жизнь, наполняя ее таинственным ужасом, отягчая безысходной тоской, заставляя его призывать смерть и мечтать об отваге самоубийцы. Он станет вторым Агасфером{12}. Он больше уже не будет знать ни отдыха, ни покоя, ни мирного сна. Ты будешь следовать за ним, как тень, неотвязно следить за каждым его шагом, мучить его, пока не разобьешь его сердце, так же, как он разбил сердце моего отца и мое.
- Я сделаю, как ты приказываешь, мама.
- Верю тебе, дитя мое. Все уже подготовлено. Вот чек. Пользуйся деньгами свободно, у нас их достаточно. Иногда тебе придется прибегать к маскараду. Я и об этом позаботилась, так же как и обо всем остальном.
Она вынула из столика для пишущей машинки несколько листков бумаги. На каждом из этих листков было напечатано следующее:
ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ НАГРАДЫ
Полагаю, что в данной местности проживает некий человек, которого разыскивают в одном из восточных штатов. В 1880 году, однажды ночью, он привязал свою молодую жену к дереву у большой дороги, ударил ее по лицу хлыстом и натравил на свою жертву собак, которые сорвали с нее одежду. В таком виде он ее оставил и скрылся. Родственник пострадавшей разыскивает преступника уже 17 лет. Обращаться в... почтовое отделение. Вышеупомянутая награда будет тут же выплачена при личной встрече тому, кто сообщит разыскивающему адрес преступника.
- Как только ты разыщешь его и запомнишь его запах, той же ночью ты приклеишь одно из этих объявлений на стене дома, где он живет, а другое - на здании почты или еще где-нибудь на видном месте. Это взбудоражит местное население. Поначалу ты дашь ему несколько дней сроку, пусть он распродаст имущество без особых потерь. Со временем мы разорим его, но сделаем это постепенно. Не следует разорять его сразу, ведь это может привести его в отчаяние, сказаться на здоровье и даже убить его.
Она вынула из ящика еще три или четыре листка и прочитала один из них.
.., .., .., 18..
Джейкобу Фуллеру
В вашем распоряжении... дней для устройства дел. Вас никто не потревожит в течение этого срока, который истечет в ...часу утра, ...числа, ...месяца. Затем вы должны уехать. В случае если вы окажетесь здесь позднее указанного часа, я вывешу на всех перекрестках объявление о вашем злодеянии, с указанием точной даты и описанием места, а также упоминанием всех имен, включая ваше. Физической расправы можете не опасаться. Это вам никогда не будет угрожать. Вы причинили невыносимые страдания старому человеку, разбили ему жизнь, свели его в могилу. Теперь вы будете страдать так же, как страдал он.
- Подписи не нужно. Помни, что он должен получить это письмо прежде, чем узнает про объявленную награду, - значит, рано утром. До того, как встанет, - иначе от страха он может сбежать без гроша в кармане.
- Хорошо, я буду помнить об этом.
- Эти бланки тебе понадобятся только вначале, быть может, всего лишь раз. В дальнейшем, когда ты захочешь, чтобы он уехал, ты постараешься доставить ему вот эту записку: "Уезжайте. В вашем распоряжении... дней". Это подействует. Наверняка.
III
Выдержки из писем к матери
Денвер, 3 апреля 1897 г.
Вот уже несколько дней я живу в той же гостинице, что и Джейкоб Фуллер. Я запомнил его запах и мог бы учуять его хоть в десяти пехотных дивизиях. Я часто бывал поблизости от него и слышал его разговоры. Он владелец рудника, который приносит неплохой доход, но он не богач. В свое время он освоил горное дело самым правильным способом: работая простым рудокопом. Человек он веселый, жизнерадостный и легко носит груз своих сорока трех лет. На вид ему значительно меньше - лет тридцать шесть, тридцать семь. В брак он больше не вступал, выдает себя за вдовца. У него хорошее положение в обществе. Его здесь любят, он окружен друзьями. Даже меня к нему влечет - должно быть, это зов родной крови. Как слепы, как безрассудны и произвольны иные законы природы, - вернее, почти все. Мое задание осложнилось. Я надеюсь, ты понимаешь меня и будешь снисходительной. Гнев мой утрачивает свой накал быстрее, чем я в этом сам себе могу признаться. Но я выполню свою задачу. Даже если радость мести угасла, остается чувство долга, и преступнику не будет пощады. Мне помогает возмущение, поднимающееся в душе всякий раз, когда я думаю о том, что он, свершивший столь гнусное преступление, единственный, кто не пострадал из-за него. Извлеченный урок явно исправил его характер, и это позволяет ему чувствовать себя счастливым. Подумать только, он - виновная сторона - избавлен от всех мук, а ты - невинная жертва - сломлена ими. Но будь спокойна, преступник пожнет то, что посеял.
Серебряное Ущелье, 19 мая
Я вывесил бланк формы № 1 в полночь 3 апреля. Через час я подсунул ему под дверь бланк формы № 2, с уведомлением, что он должен уехать из Денвера не позднее 11.50 ночи 14-го числа.
Какой-то загулявший репортер утащил один из моих бланков, потом обрыскал весь город и утащил второй экземпляр. Таким образом, ему удалось, выражаясь профессиональным языком, "вставить фитиль" другим газетам, то есть раздобыть ценный материал, обскакав других газетчиков. И вот наутро его газета, задающая в этом городе тон, крупным шрифтом напечатала наше объявление на первой полосе, присовокупив целый столбец поистине вулканических комментариев в адрес нашего негодяя, которые заканчивались обещанием добавить тысячу долларов к объявленной награде за счет газеты! В здешних краях пресса умеет проявить великодушие, когда на этом можно сделать бизнес.
За завтраком я сел на свое обычное место, которое выбрал с таким расчетом, чтобы видеть лицо папы Фуллера и слышать, о чем говорят за его столом. В зале присутствовало человек семьдесят пять - сто, и все они были заняты обсуждением статьи и выражали надежду, что родственнику пострадавшей удастся найти преступника и избавить город от скверны с помощью перьев, дегтя, жерди или пули или еще каких-либо иных средств.
Когда в зал вошел Фуллер, в одной руке у него был сложенный вдвое листок - уведомление о выезде, в другой руке - газета. При виде его мне стало более чем не по себе. Веселости его как не бывало. Он выглядел постаревшим, похудевшим, мертвенно-бледным, а кроме того, - подумай только, мама, что ему приходилось выслушивать! Он слушал, как друзья, ни о чем не подозревая, награждают его эпитетами, заимствованными из словарей и фразеологических справочников авторизованного собрания сочинений самого сатаны. Более того, он должен был соглашаться с этими суждениями о собственной персоне и одобрять их, но эти одобрения горечью отдавались у него во рту. От меня-то он не мог этого скрыть. Было заметно также, что у него пропал аппетит. Он только ковырял в своей тарелке, но не мог проглотить ни куска. Наконец один из его друзей сказал:
- Вполне возможно, что родственник пострадавшей присутствует здесь в зале и слышит, что думает наш город об этом неслыханном мерзавце. Я надеюсь, что это так.
Ах, мама! Просто больно было смотреть на беднягу, когда при этих словах он передернулся и в страхе стал озираться по сторонам. Не в силах дольше терпеть, он поднялся и ушел.
На той же неделе Фуллер распустил слух, что купил рудник в Мексике и что хочет продать свою собственность и как можно скорее поехать туда, чтобы лично руководить делом. Игру он повел ловко. Сначала он запросил сорок тысяч долларов, из них - четвертую часть наличными, остальное - векселями, но так как деньги ему нужны срочно, то он соглашался уступить, если ему заплатят всю сумму наличными. Таким образом, он продал свой рудник за тридцать тысяч долларов. И что же, ты думаешь, он заявил после этого? Он захотел, чтобы ему заплатили ассигнациями, сказав, что бывший хозяин рудника в Мексике родом из Новой Англии и большой чудак, начиненный всевозможными причудами, что он предпочитает бумажные деньги золоту или даже чекам. Людям это показалось странным: ведь в случае необходимости бумажные доллары можно получить по чеку в Нью-Йоркском банке. На эту тему велись разговоры, но только в течение одного дня. Дольше одного дня в Денвере ни на одну тему не говорят.
Я все время следил за Фуллером. С тех пор как он совершил продажу и получил деньги, что произошло 11-го числа, я ни на секунду не терял его следов. В тот же день - нет, вернее, 12-го, потому что было уже за полночь, - я выследил Фуллера до самых дверей его номера - четвертая дверь от моей, в том же коридоре. Потом я зашел к себе, надел грязную одежду - костюм рудокопа-поденщика, вымазал лицо, приготовил дорожный мешок со сменой белья, сел, не зажигая света, у себя в номере, отворил дверь и стал ждать. Я подозревал, что птичка вскоре пустится в полет. Полчаса спустя мимо моей двери прошла какая-то старушка с саквояжем, и я тут же учуял знакомый запах. Прихватив мешок, я последовал за ней, потому что это был Фуллер. Он вышел из гостиницы через боковой ход, свернул в тихую, безлюдную улочку, прошел три квартала, скрытый тонкой сеткой дождя и плотным покровом ночи, и сел в запряженный парой лошадей экипаж, который, разумеется, был заказан заранее. Я же без приглашения уселся на багажник, и мы покатили. Так мы проехали десять миль. Коляска остановилась у станции, где Фуллер расплатился с кучером. Он вылез из коляски и уселся под навесом на тачку, в самом темном углу. Я вошел в помещение станции и стал наблюдать за кассой. Но билета Фуллер не купил, и я тоже. Вскоре подошел поезд. Фуллер влез в вагон. Я влез в тот же вагон, но с другого конца, прошел по проходу и сел позади Фуллера. После того как он уплатил кондуктору и назвал место, куда едет, я, пока кондуктор давал сдачу, пересел подальше. Когда кондуктор подошел ко мне, я взял билет до того же места, находившегося в сотне миль на запад.
Целую неделю Фуллер гонял меня без передышки. Он переезжал с места на место - все дальше и дальше на запад, но с первого же дня уже в мужском костюме. Он выдавал себя за рудокопа-поденщика, как и я, и приклеивал густые усы и бороду. Это была отличная маскировка, и он играл свою роль без всякого напряжения - ведь у него же опыт в этой профессии. Близкий друг, и тот не узнал бы его. Наконец он остановился здесь, в самом неприметном, маленьком приисковом поселке Монтаны. У него есть хибарка, ежедневно он отправляется разведывать жилу. Возвращается он только вечером, держится особняком. Я живу в бараке рудокопов; это страшная берлога: нары, отвратительная пища, грязь...
Мы живем здесь уже месяц, и за это время я встретил его только раз, но каждую ночь я хожу по его следам, а потом стою на сторожевом посту. Как только он снял здесь хижину, я отправился в город, расположенный в пятидесяти милях отсюда, и телеграфировал в Денвер, чтобы в гостинице хранили мой багаж, пока я за ним не пришлю. Мне здесь ничего не нужно, кроме смены рабочих рубах, а они у меня есть.
Серебряное Ущелье, 12 июня
Слухи о происшествии в Денвере сюда, как видно, не дошли. Я знаком почти со всеми жителями поселка, и никто ни разу не упоминал об этом, во всяком случае в моем присутствии. Фуллер наверняка чувствует себя здесь в безопасности. Он застолбил участок в двух милях от поселка, в укромном месте в горах. Участок обещает быть богатым, и Фуллер усердно трудится. Но если бы ты видела, как он изменился! Он никогда не улыбается, держится замкнуто, ни с кем не разговаривает. И это он, который всего лишь два месяца тому назад так любил общество, был таким весельчаком!
Несколько раз я видел, как он проходил мимо, тяжело ступая, поникший, одинокий, - трагически жалкая фигура. Здесь он назвался Дэвидом Уилсоном.
Я могу быть уверен, что он останется здесь, пока мы его не потревожим. Если ты настаиваешь, я погоню его дальше. Но, право, не понимаю, как он может стать несчастнее, чем теперь? Я вернусь в Денвер и побалую себя небольшой дозой комфорта: съедобной пищей, хорошей кроватью, чистотой; затем я захвачу свой багаж и уведомлю бедного папу Уилсона о том, что ему пора в путь.
Денвер, 19 июня
В городе о нем скучают. Все друзья надеются, что он преуспевает в Мексике, и желают этого не только на словах, но и от всего сердца. Это же всегда можно почувствовать! Признаюсь, я слишком долго прохлаждаюсь в городе, но будь ты на моем месте, ты была бы снисходительней. Знаю, что ты ответишь мне, и ты права: "Будь я на твоем месте, и если б мое сердце жгли воспоминания..." Завтра же ночным поездом отправляюсь обратно.
Денвер, 20 июня
Да простит нас господь, мама, мы идем по ложному следу! Этой ночью я не сомкнул глаз. Сейчас, на рассвете, я дожидаюсь утреннего поезда. И медленно, ах, как медленно тянутся минуты...
Этот Джейкоб Фуллер - двоюродный брат того, преступника. До чего же с нашей стороны было глупо не подумать о том, что преступник никогда бы не стал жить под своим именем после столь зверского злодеяния! Денверский Фуллер на четыре года моложе нашего, он приехал в Денвер в семьдесят девятом, будучи молодым вдовцом двадцати одного года, - стало быть, за целых двенадцать месяцев до твоего замужества. Это можно доказать бесчисленными документами. Вчера вечером я беседовал с его близкими друзьями, которые знакомы с ним со дня его приезда. Я ни о чем не рассказал им, но через несколько дней я доставлю Фуллера обратно и возмещу убытки, которые он потерпел после продажи рудника. А потом я устрою банкет и факельное шествие, и все это - за мой счет. Ты назовешь это безрассудством юности, но ведь я, как ты знаешь, еще юнец, не суди меня слишком строго. Со временем я образумлюсь.
Серебряное Ущелье, 3 июля
Мама, он исчез! Исчез, не оставив и следа. Когда я приехал, запах его уже пропал. Сегодня я впервые поднялся с постели. О, если б я не был так молод, я бы легче переносил удары судьбы. В поселке думают, что он отправился дальше, на запад. Сегодня вечером я выезжаю. До станции два-три часа на лошадях, потом - поездом. Куда поеду, еще не знаю, но я должен ехать. Сидеть на месте было бы пыткой.
Он, разумеется, изменил имя и внешность. Это значит, что мне, быть может, придется обыскать весь земной шар. Право же, мама, я это предвижу. Теперь я сам стал вторым Агасфером. О, ирония судьбы! Мы готовили эту участь для другого!
Подумай, как все теперь осложнилось! И как все было бы просто, если бы его можно было оповестить объявлением в газете! Но если есть способ, как уведомить его, не спугнув, то я такого не нашел, хотя и думал до полного отупения. "Если джентльмен, недавно купивший рудник в Мексике и продавший свой рудник в Денвере, сообщит адрес... (кому, мама?)... то ему расскажут, что произошла ошибка; у него попросят извинения и возместят убытки, которые он потерпел в связи с одним делом". Понимаешь? Он же подумает, что это ловушка; да и каждый бы так подумал. А что если написать: "Выяснилось, что он не тот человек, которого разыскивали, и что он его однофамилец, изменивший свое имя по вполне убедительным причинам". Так годится? Но ведь тогда жители Денвера всполошатся, скажут: "Ага!" - и вспомнят о подозрительных ассигнациях. "Почему же Фуллер сбежал, если он не тот человек?" - спросят они. Нет, все это шито белыми нитками. Если же мне удастся найти Фуллера, то его репутация в Денвере погибнет, а сейчас она незапятнана. Ты умнее меня, мама, помоги мне.