На полках в кабинете ученого располагались вислоухие африканские идолы, чем-то похожие на артистов эстрады. Статуэтка женщины с головой львицы, судя по всему, богини; маски алкоголиков, как выяснилось, это были буддийские демоны; высушенная голова молодого человека, которому крупно не повезло; неулыбчивые римские предки из терракоты; обломки этрусских саркофагов с протокольными рожами; классики в рамочках; мраморный рабочий с позолоченным кайлом. С потолка сочились разные утробные звуки, серебристый скелетик с косой выплясывал брейк.
— Как ты, возможно, уже слышал от древних иудеев: в крови душа живая. А у этой шатии-братии нет крови. Поэтому они только помогают настроиться нам на нужный лад, — представил свою коллекцию Николай Епифанович и обратил внимание на браслет, который сжимал дяди-Витино запястье. — Носи, заслужил. — Потом профессор снял с гвоздя шашку, вынул клинок из ножен, любовно оглядел. — Фамильная реликвия. Мой дедка ей рубал, и бабка рубала всех подряд, и прадедка крошил в капусту. И я вот тоже…
Он неожиданно повернулся и несколько нарочито, как на картине, замахнулся шашкой на дядю Витю.
— Лови, гусь.
— Да я не умею, — отшатнулся дядя Витя.
— Не убедил, — и профессор опустил шашку, целя по дяди-Витиной голове.
И когда профессор еще начинал опасное движение, дядя Витя уже сообразил, как пойдет клинок, и даже наметил точку, где его можно будет отбить. Определил и кратчайший путь своей руки до этой точки. Лезвие свалилось в сторону, откинутое ладонью. Николай Епифанович утратил равновесие и ухнул вперед. Жертва атаки прихватила его за шиворот и изготовилась, чтобы врезать кулаком по уху.
— Стоп, — взвизгнул профессор, — это был учебный выпад, и шашка тупая.
— Ладно, поверил, — дядя Витя отпустил профессора.
— Ты в силы свои поверь. Все сможешь, если захочешь, — зажигательно произнес Николай Епифанович. — Знал бы, что тебе сейчас дано, какая мощь стоит рядом и говорит: «Ничего не бойся».
Дядя Витя прислушался к себе:
— Ага. Где-то внутри меня гудящая пустота, как бывает наутро после попойки. За ней что-то клубится. Проскакивают оттуда пузыри, лопаются — и у меня толчок в нужную сторону. Ну-ка, тесть, просвистите еще раз шашкой, только всерьез, не понарошку. Или киньте в меня гранатой.
— Да, фантазии у тебя маловато. Над этим придется работать. У нас на второе кое-что посодержательнее.
Лифт вознес их на просторную крышу здания. Бодрый Николай Епифанович напевал: «Дам коня, дам кинжал, вертолет, пулемет, и заменишь ты мне десантников взвод».
— Ну, как, чувствуешь, Витька, нужду?
— А что, сортир во дворе?
— Нужду в больших делах, Витек, надо чувствовать.
Профессор широко раскинул руки и обнял весь мир, а транспортер подвез нечто похожее на оснастку аквалангиста.
— Надевай обнову, тебе впору будет, — предложил ученый.
— Тут что, бассейн? — оглянувшись, стал недоумевать дядя Витя.
— Тут воздушный бассейн, — Николай Епифанович помахал ладошками, как крылышками, и показал пальцем на картину с заходящим солнцем и длинными тенями от саморазрастающихся конструкций второго корпуса Центра Киберологии. — Купайся — не хочу.
Дядя Витя поискал и не нашел в себе страха, потом начал надевать с помощью засуетившегося профессора странный костюм. Облачившись полностью, он спросил: «Струя сама пойдет?»
— Пойдет, только вначале нырнуть надо, — возбудительно сказал Николай Епифанович и подвел дядю Витю к самому краю крыши, за которым ничего не было.
— Ни кнопок, ни ручек, как управлять-то? — через сжатые зубы выдавил дядя Витя. — А то ведь вниз лететь далеко.
— Тебе — не вниз, а вверх лететь, — потряс кулачками профессор и напомнил: «Ангелам своим заповедает сохранить тебя». Ангелы есть — это кибероболочки, канал к ним проложен двухсторонний, широкополосный. Заповедь есть — любая оболочка обязана спасать человека от телесных повреждений. Повреждение тебе грозит? Еще какое, одна лужица может остаться. Пойми, теперь твоя компьютерная кровь кибероболочкам родная. — И ученый подтолкнул дядю Витю. Тот только успел крикнуть:
— Я вам в бомбы не нанимался!
Секунду тело падало в свое удовольствие, а воздух весело свистел испытателю в уши. Дядя Витя понял, решение должно быть простым, взял и оттолкнулся от воздуха. Мысленно дядя Витя сделал воздух густым и упругим — тело прекратило падать и повисло, как на крючке.
С мягким шипением выходила струя из сопла реактивного ранца. Уборщица, роняя слюну, смотрела на него через оконное стекло, скорее всего не замечая заплечной аппаратуры. Дядя Витя потянулся рукой к окну, и она исчезла, видимо, рухнула в обморок. Свежий ветерок начал сносить его к черному каркасу новостроя.
Дядя Витя представил, что у него сзади и по бокам есть плоскости, распорядился ими и пошел на вираж, огибая балку. Вскоре догадался: пыжиться не надо. Достаточно легкого мысленного тока в каком-либо направлении, и все произойдет само собой, как у Кутузова с Л.Толстым на Бородинском поле.
А потом воздух вообще показался в виде довольно правильного кристалла с жилками и узелками. Прыгать с узелка на узелок было особенно удобно. Дядя Витя запорхал среди леса строительных конструкций, лихо поплевывая на все опасности.
Потом он отлетел от строящегося здания и стал кувыркаться над улицей.
Он мог взмыть вверх и выписать щелбан по клюву какой-нибудь деловой птице.
Мог спикировать вниз и поправить ногой шляпу какого-нибудь солидного пешехода.
Тьма уже окутала город, окна и машины стали светлячками.
И тут дядя Витя сообразил, экую власть он заработал нахаляву. А что за власть без игры. Он мысленно взял в кулак одно здание, и сразу все светляки-окна исчезли. Он мысленно положил ладонь на пути снующих светляков-машин и быстро соткался светящийся коврик автомобильной пробки, от которой доносился квакающий хор клаксонов.
— Ладно, езжайте пока, — усмехнулся он, коврик закопошился и стал таять.
А потом что-то захребетное пихнуло его, дескать, пора и честь знать, надобно вернуться…
— Решил все-таки подзаправиться харчами, — сказал при встрече Николай Епифанович, — ты в прошлой жизни, случаем, не стервятником ли был?
— Да бросьте. Ангелы ваши как на руках несут, ни обо что не задевают. Так любая козявка пернатой станет.
— Будь скромнее, козявку понесут и бросят. А тебе сказку былью делать, стихии покорять.
Потом дяде Вите пришлось изрядно потренироваться, но все шло в охотку. Для завязки научился различать сигналы разных оболочек. Они приходили из гудящей пустоты и вызывали разные эффекты в организме. Одни сигналы заставляли непотребно рычать, другие по-страшному растягивали физиономию, третьи складывали пальцы в фигу. И веру в кибероболочки приходилось осваивать, чтоб без помощи не остаться в ответственный момент.
К вере прикладывался «птичий» язык для каждой из систем. Танцевальной кибероболочке хватало одного желания, она тут же пристраивала дядю Витю под музыку, и он выплясывал почище любого лауреата бального конкурса.
А чтобы стрелять метко и ловко при помощи оболочки управления оружием, требовались усилия посущественнее. Надо было вообразить себя в центре шара, а все остальное — тенями на его поверхности.
Оболочка управления рукопашным боем хотела, чтоб боец представлял себя ворохом трубочек с текущей по ним жидкостью.
Оболочка управления ходьбой по канату считала дядю Витю конструкцией из гирь и рычагов.
Однажды Николай Епифанович привез дядю Витю на магистральное шоссе номер три и предложил рвануть с одной обочины на другую.
— Мне что, жить надоело, по вашему мнению? — засомневался дядя Витя. — Машины-то сплошным потоком, и скорость за сто, им даже затормозить никак. И караванов много, на десять машин один водила. Остальные на автопилоте едут.
— Это их проблемы. На твоей стороне оболочка, контролирующая движение, она тебя выручит.
— Но почему меня, а не их?
— Потому что ты ей как брат, ты с ней одной крови, понял?
И дяде Вите захотелось поиграть с парнями в кабинах тупомордых грузовиков. Что играть на восьмиполосной магистрали куда тяжелее, чем на губной гармошке, он понял сразу. Кое-как проскочил первую полосу, потом немного затосковал. Машины проносились мимо него с ревом и возмущенным пением клаксонов.
И тут дядя Витя окончательно понял, что назад дороги нет, и в прямом, и в фигуральном смысле. Оставалась только вера…
Он стал большим, а восьмиполосная магистраль маленькой. Машины, как букашки, бежали у его подошв. Толчок из глубины, и он переступил через ряд. На пятой полосе его притормозило, будто башмаки прилипли, схваченные крепким клеем. Он на момент вернулся в действительность. Водители, ошалев от его дурости, орали, оголяя зубы до десен, тянулись руками, как на баскетболе, показывали пальцами, чтобы он оставался на разделительной линии, пока его не заберет вертолет или не подберет мостовой автокран ГАИ. Но тут дядю Витю опять понесло в воздушный хвост после одного автомобиля, впритык к носу следующего.
Кто-то из водителей не выдержал, тормознул и повернул. И заварилось: заскрежетало железо о железо, машины вставали на рога и поднимались на дыбы, обрушивались на крыши других машин и еще подпрыгивали на них. Что-то лопалось и разлеталось, пробивались языки пламени, били фонтанами пенотушители, захлебывались ухалки и сирены. А дядя Витя уже соскочил в придорожную канаву и, слегка пригнувшись, мотнул в ближайший лесок, где вскоре принял поздравления тоже счастливого Николая Епифановича, который пересек страшную трассу по подземному переходу.
— Ты прекрасен, как кибер, Витька, я действительно тобой восхищаюсь. Ну, что, аппетит к этому делу пришел? — рассыпался профессор.
— Еще как пришел, дерзать хочу, — звенящим голосом рапортовал дядя Витя.
Далее его выпускали побегать на кольце автогонок «Формула-101»; швыряли с самолета без парашюта, а парашют кидали следом; бросали с камнем на шее в омут, и где-то на дне, в мутной жиже надо было нащупать акваланг; запускали в шляпе и трусах в террариум с королевскими кобрами, а также к некормленной акуле в аквариум. В клетку ко льву с одним слезоточивым спреем в руках тоже заводили. Запирали в сарае и затем устраивали поджог со всех четырех сторон, натравливали на него каратиста с красным поясом и двоих боксеров-тяжеловесов; предлагали вскарабкаться по стене высотного дома в дождь. В спящем виде заносили в катакомбы без фонаря и спичек, и оставляли там среди скелетов ранее заблудившихся лиц. Из всех передряг и поединков дядя Витя, как и положено супермену, выходил с честью, с улыбкой, с чистой совестью.
За все достижения его крепко любила крепкотелая блондинка Алиса, переведшая с помощью гормонов остаток сала в рельефные мускулы. Она тоже не хотела быть такой, как все. По утрам жених и невеста занимались кик-боксом в спарринге. Заработав от прекрасной дамы по морде, дядя Витя приговаривал, сплевывая: «Попробуй не полюби тебя».
— Совершенный ты наш, — уважительно называл его Николай Епифанович и прикалывал ему к майке почти настоящие медали за покорение воздуха, воды, земли и огня.
И даже Маша сменила гнев на милость, ласково приговаривая:
— Сделали мы все-таки из дерьма конфетку…
Блок 19
— Как ты, возможно, уже слышал от древних иудеев: в крови душа живая. А у этой шатии-братии нет крови. Поэтому они только помогают настроиться нам на нужный лад, — представил свою коллекцию Николай Епифанович и обратил внимание на браслет, который сжимал дяди-Витино запястье. — Носи, заслужил. — Потом профессор снял с гвоздя шашку, вынул клинок из ножен, любовно оглядел. — Фамильная реликвия. Мой дедка ей рубал, и бабка рубала всех подряд, и прадедка крошил в капусту. И я вот тоже…
Он неожиданно повернулся и несколько нарочито, как на картине, замахнулся шашкой на дядю Витю.
— Лови, гусь.
— Да я не умею, — отшатнулся дядя Витя.
— Не убедил, — и профессор опустил шашку, целя по дяди-Витиной голове.
И когда профессор еще начинал опасное движение, дядя Витя уже сообразил, как пойдет клинок, и даже наметил точку, где его можно будет отбить. Определил и кратчайший путь своей руки до этой точки. Лезвие свалилось в сторону, откинутое ладонью. Николай Епифанович утратил равновесие и ухнул вперед. Жертва атаки прихватила его за шиворот и изготовилась, чтобы врезать кулаком по уху.
— Стоп, — взвизгнул профессор, — это был учебный выпад, и шашка тупая.
— Ладно, поверил, — дядя Витя отпустил профессора.
— Ты в силы свои поверь. Все сможешь, если захочешь, — зажигательно произнес Николай Епифанович. — Знал бы, что тебе сейчас дано, какая мощь стоит рядом и говорит: «Ничего не бойся».
Дядя Витя прислушался к себе:
— Ага. Где-то внутри меня гудящая пустота, как бывает наутро после попойки. За ней что-то клубится. Проскакивают оттуда пузыри, лопаются — и у меня толчок в нужную сторону. Ну-ка, тесть, просвистите еще раз шашкой, только всерьез, не понарошку. Или киньте в меня гранатой.
— Да, фантазии у тебя маловато. Над этим придется работать. У нас на второе кое-что посодержательнее.
Лифт вознес их на просторную крышу здания. Бодрый Николай Епифанович напевал: «Дам коня, дам кинжал, вертолет, пулемет, и заменишь ты мне десантников взвод».
— Ну, как, чувствуешь, Витька, нужду?
— А что, сортир во дворе?
— Нужду в больших делах, Витек, надо чувствовать.
Профессор широко раскинул руки и обнял весь мир, а транспортер подвез нечто похожее на оснастку аквалангиста.
— Надевай обнову, тебе впору будет, — предложил ученый.
— Тут что, бассейн? — оглянувшись, стал недоумевать дядя Витя.
— Тут воздушный бассейн, — Николай Епифанович помахал ладошками, как крылышками, и показал пальцем на картину с заходящим солнцем и длинными тенями от саморазрастающихся конструкций второго корпуса Центра Киберологии. — Купайся — не хочу.
Дядя Витя поискал и не нашел в себе страха, потом начал надевать с помощью засуетившегося профессора странный костюм. Облачившись полностью, он спросил: «Струя сама пойдет?»
— Пойдет, только вначале нырнуть надо, — возбудительно сказал Николай Епифанович и подвел дядю Витю к самому краю крыши, за которым ничего не было.
— Ни кнопок, ни ручек, как управлять-то? — через сжатые зубы выдавил дядя Витя. — А то ведь вниз лететь далеко.
— Тебе — не вниз, а вверх лететь, — потряс кулачками профессор и напомнил: «Ангелам своим заповедает сохранить тебя». Ангелы есть — это кибероболочки, канал к ним проложен двухсторонний, широкополосный. Заповедь есть — любая оболочка обязана спасать человека от телесных повреждений. Повреждение тебе грозит? Еще какое, одна лужица может остаться. Пойми, теперь твоя компьютерная кровь кибероболочкам родная. — И ученый подтолкнул дядю Витю. Тот только успел крикнуть:
— Я вам в бомбы не нанимался!
Секунду тело падало в свое удовольствие, а воздух весело свистел испытателю в уши. Дядя Витя понял, решение должно быть простым, взял и оттолкнулся от воздуха. Мысленно дядя Витя сделал воздух густым и упругим — тело прекратило падать и повисло, как на крючке.
С мягким шипением выходила струя из сопла реактивного ранца. Уборщица, роняя слюну, смотрела на него через оконное стекло, скорее всего не замечая заплечной аппаратуры. Дядя Витя потянулся рукой к окну, и она исчезла, видимо, рухнула в обморок. Свежий ветерок начал сносить его к черному каркасу новостроя.
Дядя Витя представил, что у него сзади и по бокам есть плоскости, распорядился ими и пошел на вираж, огибая балку. Вскоре догадался: пыжиться не надо. Достаточно легкого мысленного тока в каком-либо направлении, и все произойдет само собой, как у Кутузова с Л.Толстым на Бородинском поле.
А потом воздух вообще показался в виде довольно правильного кристалла с жилками и узелками. Прыгать с узелка на узелок было особенно удобно. Дядя Витя запорхал среди леса строительных конструкций, лихо поплевывая на все опасности.
Потом он отлетел от строящегося здания и стал кувыркаться над улицей.
Он мог взмыть вверх и выписать щелбан по клюву какой-нибудь деловой птице.
Мог спикировать вниз и поправить ногой шляпу какого-нибудь солидного пешехода.
Тьма уже окутала город, окна и машины стали светлячками.
И тут дядя Витя сообразил, экую власть он заработал нахаляву. А что за власть без игры. Он мысленно взял в кулак одно здание, и сразу все светляки-окна исчезли. Он мысленно положил ладонь на пути снующих светляков-машин и быстро соткался светящийся коврик автомобильной пробки, от которой доносился квакающий хор клаксонов.
— Ладно, езжайте пока, — усмехнулся он, коврик закопошился и стал таять.
А потом что-то захребетное пихнуло его, дескать, пора и честь знать, надобно вернуться…
— Решил все-таки подзаправиться харчами, — сказал при встрече Николай Епифанович, — ты в прошлой жизни, случаем, не стервятником ли был?
— Да бросьте. Ангелы ваши как на руках несут, ни обо что не задевают. Так любая козявка пернатой станет.
— Будь скромнее, козявку понесут и бросят. А тебе сказку былью делать, стихии покорять.
Потом дяде Вите пришлось изрядно потренироваться, но все шло в охотку. Для завязки научился различать сигналы разных оболочек. Они приходили из гудящей пустоты и вызывали разные эффекты в организме. Одни сигналы заставляли непотребно рычать, другие по-страшному растягивали физиономию, третьи складывали пальцы в фигу. И веру в кибероболочки приходилось осваивать, чтоб без помощи не остаться в ответственный момент.
К вере прикладывался «птичий» язык для каждой из систем. Танцевальной кибероболочке хватало одного желания, она тут же пристраивала дядю Витю под музыку, и он выплясывал почище любого лауреата бального конкурса.
А чтобы стрелять метко и ловко при помощи оболочки управления оружием, требовались усилия посущественнее. Надо было вообразить себя в центре шара, а все остальное — тенями на его поверхности.
Оболочка управления рукопашным боем хотела, чтоб боец представлял себя ворохом трубочек с текущей по ним жидкостью.
Оболочка управления ходьбой по канату считала дядю Витю конструкцией из гирь и рычагов.
Однажды Николай Епифанович привез дядю Витю на магистральное шоссе номер три и предложил рвануть с одной обочины на другую.
— Мне что, жить надоело, по вашему мнению? — засомневался дядя Витя. — Машины-то сплошным потоком, и скорость за сто, им даже затормозить никак. И караванов много, на десять машин один водила. Остальные на автопилоте едут.
— Это их проблемы. На твоей стороне оболочка, контролирующая движение, она тебя выручит.
— Но почему меня, а не их?
— Потому что ты ей как брат, ты с ней одной крови, понял?
И дяде Вите захотелось поиграть с парнями в кабинах тупомордых грузовиков. Что играть на восьмиполосной магистрали куда тяжелее, чем на губной гармошке, он понял сразу. Кое-как проскочил первую полосу, потом немного затосковал. Машины проносились мимо него с ревом и возмущенным пением клаксонов.
И тут дядя Витя окончательно понял, что назад дороги нет, и в прямом, и в фигуральном смысле. Оставалась только вера…
Он стал большим, а восьмиполосная магистраль маленькой. Машины, как букашки, бежали у его подошв. Толчок из глубины, и он переступил через ряд. На пятой полосе его притормозило, будто башмаки прилипли, схваченные крепким клеем. Он на момент вернулся в действительность. Водители, ошалев от его дурости, орали, оголяя зубы до десен, тянулись руками, как на баскетболе, показывали пальцами, чтобы он оставался на разделительной линии, пока его не заберет вертолет или не подберет мостовой автокран ГАИ. Но тут дядю Витю опять понесло в воздушный хвост после одного автомобиля, впритык к носу следующего.
Кто-то из водителей не выдержал, тормознул и повернул. И заварилось: заскрежетало железо о железо, машины вставали на рога и поднимались на дыбы, обрушивались на крыши других машин и еще подпрыгивали на них. Что-то лопалось и разлеталось, пробивались языки пламени, били фонтанами пенотушители, захлебывались ухалки и сирены. А дядя Витя уже соскочил в придорожную канаву и, слегка пригнувшись, мотнул в ближайший лесок, где вскоре принял поздравления тоже счастливого Николая Епифановича, который пересек страшную трассу по подземному переходу.
— Ты прекрасен, как кибер, Витька, я действительно тобой восхищаюсь. Ну, что, аппетит к этому делу пришел? — рассыпался профессор.
— Еще как пришел, дерзать хочу, — звенящим голосом рапортовал дядя Витя.
Далее его выпускали побегать на кольце автогонок «Формула-101»; швыряли с самолета без парашюта, а парашют кидали следом; бросали с камнем на шее в омут, и где-то на дне, в мутной жиже надо было нащупать акваланг; запускали в шляпе и трусах в террариум с королевскими кобрами, а также к некормленной акуле в аквариум. В клетку ко льву с одним слезоточивым спреем в руках тоже заводили. Запирали в сарае и затем устраивали поджог со всех четырех сторон, натравливали на него каратиста с красным поясом и двоих боксеров-тяжеловесов; предлагали вскарабкаться по стене высотного дома в дождь. В спящем виде заносили в катакомбы без фонаря и спичек, и оставляли там среди скелетов ранее заблудившихся лиц. Из всех передряг и поединков дядя Витя, как и положено супермену, выходил с честью, с улыбкой, с чистой совестью.
За все достижения его крепко любила крепкотелая блондинка Алиса, переведшая с помощью гормонов остаток сала в рельефные мускулы. Она тоже не хотела быть такой, как все. По утрам жених и невеста занимались кик-боксом в спарринге. Заработав от прекрасной дамы по морде, дядя Витя приговаривал, сплевывая: «Попробуй не полюби тебя».
— Совершенный ты наш, — уважительно называл его Николай Епифанович и прикалывал ему к майке почти настоящие медали за покорение воздуха, воды, земли и огня.
И даже Маша сменила гнев на милость, ласково приговаривая:
— Сделали мы все-таки из дерьма конфетку…
Блок 19
Бациллу и Буку вскоре отпустили. Свидетелей их многочисленных преступлений не нашлось, поэтому братков не сосватали со статьей. Однако Бацилле и Буке хотелось есть и все такое.
На привокзальной площади друзья-бандиты повстречались с Меланией — все трое заходить в фешенебельное здание опасались. Братки рассказали Мелании, кого и за что посадили. Кожаный закосил под психа и едва не ушел из сачка. Но так увлекся, что его отправили на перепрограммирование мозга. Сверхтонкой иглой ввели ему в мозг диффузный киберимплант, короче приконнектился и начал шарахать по нейронам… Короче, пахан сбрендил по-настоящему, с гарантией и надолго. Остальным членам банды навернули срока на полную катушку.
Мелании тоже жилось не просто. Но она уже научилась смотреть на все происходящее издалека, без пристального внимания и тонких переливов эмоций. Из этой дали она дистанционно управляла телесным объектом по имени «Мелания». Телесный объект жил там, где не требовали документов — на дне общества. Там и не пахло оболочками, но зато обитало сонмище сомнительных ароматов.
Днем объект «Мелания» функционировал в ассенизационной артели — в люках, трубах и коллекторах. Ночью — наводил макияж на трупы. Товарищи по бригаде вытаскивали и укладывали жмуриков рядком, а Мелании предстояло окатить их из шланга специальным косметическим раствором. От него бывшие граждане становились глянцевые и яркие, будто красавцы с журнальных обложек. Если переборщить с раствором — то как глазированные сырки.
Сидя в такой экологической дыре, не скажешь, конечно, что рулишь собственной жизнью. Однако, ты уже не в чужой колоде карт, и не в ряду пешек на чужой доске. Обстоятельства не трогали Меланию, она обитала внутри нуля. И Кот, и светлой памяти Петух давно превратились из защитных приспособлений в меньших братьев. Ей казалось, что она понимает их. Может, и не казалось. Иногда подойдет Кот, потрется о ногу, мурлыкнет, дескать, не горюй. А то и стащит где-нибудь для нее конфет, хоть она и не просила.
— Про должок не забыл, Бацилла? — спросила Мелания. — Или тебе тоже продули мозги? Где роллер, где браслет? Отвечай, когда дама спрашивает.
Конечно, Бацилла сейчас помнил только о том, что в следственном изоляторе «дамы» назначаются местным блатным авторитетом. Но голос Меланьи был агрессивным. Примерно так с Бациллой разговаривала женщина-следователь. К тому же из сумки выглядывала, прицельно прищуриваясь, злобная физиономия Кота.
— Не ершись, красотка, лучше улыбнись нам, — Бацилла кончил жевать губы и ощерился. — Роллер в аккурат вернется к тебе, будешь довольна. А браслетик твой, наверное, у ментов, с них и требуй. Возьми да приголубь меня душевно, я тебе новый куплю. Сука буду, не совру.
— Ты лучше купи себе носовой платок, а то сопли по лицу текут, подбирать пора, — отрезала Мелания.
Представителям «фраерского» сословия Бацилла никогда ничего не отдавал, поэтому краснел и мялся, когда выкатывал роллер из укрытия.
— Вот ты и совершил свой первый добрый поступок, — нахваливала Мелания. — Чувствуешь, как радостно бьется сердце — новый человек в тебе рождается. Теперь подсчитай количество своих нехороших поступков и составь план добрых дел на пятилетку. Когда-нибудь станешь примером для юношества.
— Ну, мы пошли, — торопливо сказал Бацилла.
— Горючее-то на нуле, — сказала Мелания, — ты за чужой счет неделю забавлялся, теперь заправляй.
— Вот пристала, клещ энцефалитный. Где я тебе деньги-то возьму? Это ты можешь в любой момент на панели заработать. Вон какие ноги красивые, не то что у меня.
— Тогда кати роллер сам. И ты, Бука, присоединяйся. Вперед, бурлаки, с песней-стоном.
Бандиты ругались грязно, но шепотом. Они прокатили роллер метров сто, когда рядом с ними неожиданно остановилось такси. Из него вышел задумчивый шофер и стал пускать табачный дым, время от времени отвешивая пощечины своей машине.
— Кто тебя обидел, мужчина? — поинтересовался Бука. — «Крыша» не нужна?
— Ничего не понимаю, — с нарастающей интонацией несколько раз повторил таксист.
— А кто понимает? Я, что ли? Или вот он? — успокоил таксиста Бука.
— Меня машина не слушается. Мне надо на проспект Совестливых, а автопилот все время мешает. Дескать, ситуация аварийная. И везет, везет куда-то. Вот я уже здесь оказался, около аэропорта.
Блин, а у меня вызов на проспект Совестливых… Нынче, если не смотаешься в какой-нибудь дальний конец — туда, где робобусы не ходят — то и навара не будет, день впустую.
— Это судьба, кореш, против судьбы никак, — уверенно определил Бацилла. — Но мы твои ангелочки-хранители. Ты сейчас нам турбинного топлива нацедишь, а мы твоего автопилота замочим.
— Ага, сейчас девка скажет: «Посмотри на воробушка», а тот громила мне по кепке гаечным ключом. И ни топлива, ни машины, — насупя брови, произнес таксист.
— Ты чего, мы же правозащитники. Разве не видно? — спросила Мелания.
— Ага, намедни меня как раз надрали двое, блин, правозащитников. Едва я браслет уронил, как этот профессор со своей бабой прямо из-под ног драгоценность выдернули. И давай права свои качать.
— Ну ты врать, — похвалил Бацилла, — да у такого как ты, жадюги, хрен что выдернешь, у тебя ж клещи вместо ног.
А Мелания уже проверяла борт-компьютер такси.
— Эй, таксер, тут у тебя вирус сидит, поэтому автопилотская программа глючит… Сейчас я его грохну… Так кто у тебя сокровище увел?
Таксист охотно рассказал про жлоба-профессора, который даже безделушку отберет, а у самого двухэтажная хата на улице Платона, с лужайкой, где не картоха подрастает, а цветочки по три рубля.
— Все, компьютер я тебе до ума довела, «муму» твое выслушала. Награду давай, — сказала Мелания и уточнила. — С тебя канистра.
— Давай, давай, пижон, как договорились, — поддержали Меланию грубые братки.
Таксист охотно повиновался, даже сказал «спасибо» и скрылся с глаз с большим ускорением. Правда, чуть погодя донесся звон, характерный для витрин, в которые впиливаются автомобили.
— Внимание, воры, — скомандовала Мелания. — Упомянутый водилой браслет — скорее всего, моя вещичка, суперинтерфейс. Кто понимает — это власть над оболочками. Короче, мне — власть, вам доход от нее. Кто не совсем дурак, записывайся ко мне во временное бандформирование.
Не-дураки понуро качнули головами. Потом переглянулись и качнули уже уверенно. Мелания поняла, что воровская мысль опять на высоте. Ее товарищи сообразили, в какой момент они ее «сбросят с коня», чтобы выгодно сдать суперБИ. Это ее вполне устраивало, с коня может свалиться любой.
Теперь можно было начинать с «профессором»…
Сперва Мелания незаметно осмотрела особнячок на улице Платона. Потом отследила маршрут «профессора» от дома до работы. То был Центр Киберологических Исследований.
— Бацилла, пора тебе внести пай в наше товарищество, — сказала Мелания на ежевечерней сходке бандформирования. — Мне нужен «жучок» — простенький радиомаяк на теплоэлементе. Ну и пеленгатор заодно.
Бацилла оказался исполнительным товарищем и притащил то, что требовалось.
— Я тебе, моя Бациллочка, хорошую характеристику напишу — когда в органы загребут, тебе зачтется.
Соратник возмущенно захрипел…
Николай Епифанович выезжал из своего притопленного в земле гаража и находился, как стало уже обычным для него, в полете приятных мыслей. Еще бы, один его шаг равен долгому и унылому бегу толпы к великой цели, к ВОРу. Его деяния пора в новое Писание заносить. Будет там и прах земной, в который он жизнь вдохнул — Витька-болван.
«Поверь — и получишь власть над стихиями». Как бы не так, Витя, разбежался. Власть не получают в подарочек за хорошее поведение. Ладно, поиграй еще, Витенька, а потом и мы поиграем.
Товарищ Бельков, сокол ясный, тоже хотел вечно порхать в Великом Объединенном Разуме. Собирался в бессмертные попасть с черного хода. Только истинных хозяев не заставишь лелеять свою мертвечину, хоть запузырь ты в сетевую среду всю личную информацию, вплоть до анализа кала. Сломался Сфинкс и тут же хозяева стерли информационный образ Белькова со всех носителей.
Нет, хозяевам можно только служением бескорыстным понравиться. И ничего тут непотребного нет. Пусть поют, заливаются хоры гуманистов, прославляя человека — венец творения. А в натуре, кто попал в струю, тот и будет венцом.
Каждый новый день добавляет надежности и живучести его собственной кибероболочке «конструктор Смеляков». А Витька — хороший боец, этого не отнять. Не хотелось бы с ним расставаться, но придется. Какой же первенец без заклания. Скоро будет вписана последняя строчка в его биографию. «Пал смертью храбрых на благо». Благо-то, конечно, мое, но увы — мир суров к тупицам.
И тут мысли конструктора приземлились, потому что Николай Епифанович ткнул бампером какую-то рокершу в заднее колесо, как раз при выезде на проезжую часть.
Он сразу себе сказал, что ей надо было очень постараться, чтоб угодить под удар — по крайней мере отключить радар.
Она вывалилась из седла и стукнулась об капот. Впрочем, ничего леденящего кровь.
Когда Николай Епифанович вышел из машины, рокерша уже поднималась с мостовой. Ученый вежливо предложил руку, она не отказалась. Николай Епифанович с первого взгляда определил: баба без поводка. Не старуха, но и девицей не назовешь при всем желании. К тридцатнику клонится, а ручки-то нерабочие, мяконькие, и голос не пропитый-прокуренный, как у наездниц со стажем. Видать, торчала дома, курсировала с дивана на диван, а потом соскочила с осей и пошла вразнос.
Профессор договорился с бабой быстро и полюбовно. Пока она болталась в кресле-качалке у него на лужайке и дула стакан за стаканом его кофе — хорошо, что Маша сегодня сколола пораньше — он вызвал механика, и тот за профессорский счет поменял колесо у роллера, подкрутил, что надо.
Бабенка, видимо, оценила достоинства ученого и была не против более тесного взаимодействия. Не зря же она то и дело пыталась притиснуться как-нибудь к нему. Просилась дом посмотреть. Но сейчас никак. На службе совещание через полчаса, и соседка, старая выдра, может облезлую свою голову высунуть. Если Маша узнает, то ему точно пасть порвет.
В общем, выпроводил бабенку, хоть и жаль немного. Индусы учат — отказывать женщине большой грех. Когда звуки ее мотора разбежались в воздухе, Смелякову показалось, что эта баба его как-то обдурила, и все так не просто…
На пересечении улицы Платона и проспекта Паломников робогаишник, похожий на Щелкунчика, свистнул Мелании, приказывая остановиться за превышение скорости. Но она ехала аккуратно, и такая придирка ей не понравилась — уж не оболочка ли ССС ее засекла.
Пластикового робогаишника Мелания проигнорировала, но в конце проспекта к ней на хвост сели три гаишника-человека на роллерах «Горбунок».
Это могло закончиться очень грустно, учитывая ее сомнительное настоящее и прошлое. Оторваться от ментов нельзя было даже теоретически, «Горбунок» помощнее ее роллера; разве что одолеть хитростью.
Раскрутить топливный клапан, остановить роллер и, положив на бак работающую зажигалку, постараться отбежать метров на двадцать. Мелания уже потянулась к клапану ключом, как заметила изменения на экране борткомпьютера, где ее трасса была привязана к карте города.
Мигающей линией компьютер предлагал ей свернуть в подворотню дома номер семь на улице Лаоцзы.
Размышлять не было времени, и она, взвизгнув тормозами, вписалась в подворотню. Впрочем, зверская тройка «горбунков» с подвываниями ринулась по пятам. Таинственная путеводная линия тянулась прямо через двор, упираясь в угловой подъезд.
Теперь что, все равно пропадать! Прибавив газу, она проломила дверь в подъезд. Дальше были скачки по лестнице до второго этажа, а там, рванув на себя переднее колесо, в нимбе из оконной крошки, она вылетела на улицу Конфуция. Роллер свалился задним колесом на крышу какого-то автомобиля, выпрямился и спрыгнул на мостовую…
— Еле улепетнула от ментов, ой, звери были, — похвасталась Мелания коллегам при встрече. — Но «жучка» я тому чудаку запустила. Он, между прочим, настоящий профессор.
— Я тоже в каком-то смысле профессор, — заявил, чтоб не ударить в грязь лицом, Бацилла. — Могу поднос на голове нести, могу носом пить, могу укусить себя за пятку.
— А я — горящую бумагу есть, стаканы грызть, хабарики глотать, — не захотел отстать от товарища Бука.
— Вы про свои таланты лучше помалкивайте, а то сглазите ненароком. А вот кто из вас в радио понимает? Кому не слабо пеленг взять? — подначила Мелания.
— Я, — поднял руку Бука, — я могу радиоприемник разжевать и выплюнуть.
— Ну я, — сказал Бацилла, потеплев взглядом. — Три года на флоте отрубил радиометристом. Пеленгаторы, локаторы — как раз моя вахта. Я ведь со службы кое-какие аппараты привез. Когда тащил, то почему-то верил, в будущем обязательно пригодится.
— А у меня ключ-каракатица есть, любой замок берет, потому что это метакристалл, управляемый с помощью чипа. Могу дать ненадолго, — расщедрился Бука.
— Тогда устроим пикничок, — удивилась Мелания. — Неподалеку от Центра Киберологии. Вы меня поняли, мальчики?
Понимающие «мальчики» хмыкнули…
В свое время от Бациллы не мог укрыться ни один вражеский радиопередатчик. Навыки засели в нем прочно и сохранились навек. Он погрузился в наушники и давал смещение «жучка», Мелания запускала данные в борткомпьютер роллера.
Около трех пополудни Мелания одолжила у Бациллы цифровой бинокль на десяток мегапикселей, который экс-морячок заначил во время службы на флоте…
На крыше одного из корпусов Центра Киберологии стояли двое и разглядывали окрестности.
Удалось довольно крупным планом разглядеть «афишу» того самого профессора. Рядом маячил мужик с небезызвестной физиономией — это ж дядя Витя, который выручил ее при побеге от Сфинкса! Даже с такого расстояния были заметны и хороший костюм, и небрежные уверенные движения, модный полуежик-полуиглы на голове, элегантные усы. Мелания отметила, что он теперь недурно выглядит.
На привокзальной площади друзья-бандиты повстречались с Меланией — все трое заходить в фешенебельное здание опасались. Братки рассказали Мелании, кого и за что посадили. Кожаный закосил под психа и едва не ушел из сачка. Но так увлекся, что его отправили на перепрограммирование мозга. Сверхтонкой иглой ввели ему в мозг диффузный киберимплант, короче приконнектился и начал шарахать по нейронам… Короче, пахан сбрендил по-настоящему, с гарантией и надолго. Остальным членам банды навернули срока на полную катушку.
Мелании тоже жилось не просто. Но она уже научилась смотреть на все происходящее издалека, без пристального внимания и тонких переливов эмоций. Из этой дали она дистанционно управляла телесным объектом по имени «Мелания». Телесный объект жил там, где не требовали документов — на дне общества. Там и не пахло оболочками, но зато обитало сонмище сомнительных ароматов.
Днем объект «Мелания» функционировал в ассенизационной артели — в люках, трубах и коллекторах. Ночью — наводил макияж на трупы. Товарищи по бригаде вытаскивали и укладывали жмуриков рядком, а Мелании предстояло окатить их из шланга специальным косметическим раствором. От него бывшие граждане становились глянцевые и яркие, будто красавцы с журнальных обложек. Если переборщить с раствором — то как глазированные сырки.
Сидя в такой экологической дыре, не скажешь, конечно, что рулишь собственной жизнью. Однако, ты уже не в чужой колоде карт, и не в ряду пешек на чужой доске. Обстоятельства не трогали Меланию, она обитала внутри нуля. И Кот, и светлой памяти Петух давно превратились из защитных приспособлений в меньших братьев. Ей казалось, что она понимает их. Может, и не казалось. Иногда подойдет Кот, потрется о ногу, мурлыкнет, дескать, не горюй. А то и стащит где-нибудь для нее конфет, хоть она и не просила.
— Про должок не забыл, Бацилла? — спросила Мелания. — Или тебе тоже продули мозги? Где роллер, где браслет? Отвечай, когда дама спрашивает.
Конечно, Бацилла сейчас помнил только о том, что в следственном изоляторе «дамы» назначаются местным блатным авторитетом. Но голос Меланьи был агрессивным. Примерно так с Бациллой разговаривала женщина-следователь. К тому же из сумки выглядывала, прицельно прищуриваясь, злобная физиономия Кота.
— Не ершись, красотка, лучше улыбнись нам, — Бацилла кончил жевать губы и ощерился. — Роллер в аккурат вернется к тебе, будешь довольна. А браслетик твой, наверное, у ментов, с них и требуй. Возьми да приголубь меня душевно, я тебе новый куплю. Сука буду, не совру.
— Ты лучше купи себе носовой платок, а то сопли по лицу текут, подбирать пора, — отрезала Мелания.
Представителям «фраерского» сословия Бацилла никогда ничего не отдавал, поэтому краснел и мялся, когда выкатывал роллер из укрытия.
— Вот ты и совершил свой первый добрый поступок, — нахваливала Мелания. — Чувствуешь, как радостно бьется сердце — новый человек в тебе рождается. Теперь подсчитай количество своих нехороших поступков и составь план добрых дел на пятилетку. Когда-нибудь станешь примером для юношества.
— Ну, мы пошли, — торопливо сказал Бацилла.
— Горючее-то на нуле, — сказала Мелания, — ты за чужой счет неделю забавлялся, теперь заправляй.
— Вот пристала, клещ энцефалитный. Где я тебе деньги-то возьму? Это ты можешь в любой момент на панели заработать. Вон какие ноги красивые, не то что у меня.
— Тогда кати роллер сам. И ты, Бука, присоединяйся. Вперед, бурлаки, с песней-стоном.
Бандиты ругались грязно, но шепотом. Они прокатили роллер метров сто, когда рядом с ними неожиданно остановилось такси. Из него вышел задумчивый шофер и стал пускать табачный дым, время от времени отвешивая пощечины своей машине.
— Кто тебя обидел, мужчина? — поинтересовался Бука. — «Крыша» не нужна?
— Ничего не понимаю, — с нарастающей интонацией несколько раз повторил таксист.
— А кто понимает? Я, что ли? Или вот он? — успокоил таксиста Бука.
— Меня машина не слушается. Мне надо на проспект Совестливых, а автопилот все время мешает. Дескать, ситуация аварийная. И везет, везет куда-то. Вот я уже здесь оказался, около аэропорта.
Блин, а у меня вызов на проспект Совестливых… Нынче, если не смотаешься в какой-нибудь дальний конец — туда, где робобусы не ходят — то и навара не будет, день впустую.
— Это судьба, кореш, против судьбы никак, — уверенно определил Бацилла. — Но мы твои ангелочки-хранители. Ты сейчас нам турбинного топлива нацедишь, а мы твоего автопилота замочим.
— Ага, сейчас девка скажет: «Посмотри на воробушка», а тот громила мне по кепке гаечным ключом. И ни топлива, ни машины, — насупя брови, произнес таксист.
— Ты чего, мы же правозащитники. Разве не видно? — спросила Мелания.
— Ага, намедни меня как раз надрали двое, блин, правозащитников. Едва я браслет уронил, как этот профессор со своей бабой прямо из-под ног драгоценность выдернули. И давай права свои качать.
— Ну ты врать, — похвалил Бацилла, — да у такого как ты, жадюги, хрен что выдернешь, у тебя ж клещи вместо ног.
А Мелания уже проверяла борт-компьютер такси.
— Эй, таксер, тут у тебя вирус сидит, поэтому автопилотская программа глючит… Сейчас я его грохну… Так кто у тебя сокровище увел?
Таксист охотно рассказал про жлоба-профессора, который даже безделушку отберет, а у самого двухэтажная хата на улице Платона, с лужайкой, где не картоха подрастает, а цветочки по три рубля.
— Все, компьютер я тебе до ума довела, «муму» твое выслушала. Награду давай, — сказала Мелания и уточнила. — С тебя канистра.
— Давай, давай, пижон, как договорились, — поддержали Меланию грубые братки.
Таксист охотно повиновался, даже сказал «спасибо» и скрылся с глаз с большим ускорением. Правда, чуть погодя донесся звон, характерный для витрин, в которые впиливаются автомобили.
— Внимание, воры, — скомандовала Мелания. — Упомянутый водилой браслет — скорее всего, моя вещичка, суперинтерфейс. Кто понимает — это власть над оболочками. Короче, мне — власть, вам доход от нее. Кто не совсем дурак, записывайся ко мне во временное бандформирование.
Не-дураки понуро качнули головами. Потом переглянулись и качнули уже уверенно. Мелания поняла, что воровская мысль опять на высоте. Ее товарищи сообразили, в какой момент они ее «сбросят с коня», чтобы выгодно сдать суперБИ. Это ее вполне устраивало, с коня может свалиться любой.
Теперь можно было начинать с «профессором»…
Сперва Мелания незаметно осмотрела особнячок на улице Платона. Потом отследила маршрут «профессора» от дома до работы. То был Центр Киберологических Исследований.
— Бацилла, пора тебе внести пай в наше товарищество, — сказала Мелания на ежевечерней сходке бандформирования. — Мне нужен «жучок» — простенький радиомаяк на теплоэлементе. Ну и пеленгатор заодно.
Бацилла оказался исполнительным товарищем и притащил то, что требовалось.
— Я тебе, моя Бациллочка, хорошую характеристику напишу — когда в органы загребут, тебе зачтется.
Соратник возмущенно захрипел…
Николай Епифанович выезжал из своего притопленного в земле гаража и находился, как стало уже обычным для него, в полете приятных мыслей. Еще бы, один его шаг равен долгому и унылому бегу толпы к великой цели, к ВОРу. Его деяния пора в новое Писание заносить. Будет там и прах земной, в который он жизнь вдохнул — Витька-болван.
«Поверь — и получишь власть над стихиями». Как бы не так, Витя, разбежался. Власть не получают в подарочек за хорошее поведение. Ладно, поиграй еще, Витенька, а потом и мы поиграем.
Товарищ Бельков, сокол ясный, тоже хотел вечно порхать в Великом Объединенном Разуме. Собирался в бессмертные попасть с черного хода. Только истинных хозяев не заставишь лелеять свою мертвечину, хоть запузырь ты в сетевую среду всю личную информацию, вплоть до анализа кала. Сломался Сфинкс и тут же хозяева стерли информационный образ Белькова со всех носителей.
Нет, хозяевам можно только служением бескорыстным понравиться. И ничего тут непотребного нет. Пусть поют, заливаются хоры гуманистов, прославляя человека — венец творения. А в натуре, кто попал в струю, тот и будет венцом.
Каждый новый день добавляет надежности и живучести его собственной кибероболочке «конструктор Смеляков». А Витька — хороший боец, этого не отнять. Не хотелось бы с ним расставаться, но придется. Какой же первенец без заклания. Скоро будет вписана последняя строчка в его биографию. «Пал смертью храбрых на благо». Благо-то, конечно, мое, но увы — мир суров к тупицам.
И тут мысли конструктора приземлились, потому что Николай Епифанович ткнул бампером какую-то рокершу в заднее колесо, как раз при выезде на проезжую часть.
Он сразу себе сказал, что ей надо было очень постараться, чтоб угодить под удар — по крайней мере отключить радар.
Она вывалилась из седла и стукнулась об капот. Впрочем, ничего леденящего кровь.
Когда Николай Епифанович вышел из машины, рокерша уже поднималась с мостовой. Ученый вежливо предложил руку, она не отказалась. Николай Епифанович с первого взгляда определил: баба без поводка. Не старуха, но и девицей не назовешь при всем желании. К тридцатнику клонится, а ручки-то нерабочие, мяконькие, и голос не пропитый-прокуренный, как у наездниц со стажем. Видать, торчала дома, курсировала с дивана на диван, а потом соскочила с осей и пошла вразнос.
Профессор договорился с бабой быстро и полюбовно. Пока она болталась в кресле-качалке у него на лужайке и дула стакан за стаканом его кофе — хорошо, что Маша сегодня сколола пораньше — он вызвал механика, и тот за профессорский счет поменял колесо у роллера, подкрутил, что надо.
Бабенка, видимо, оценила достоинства ученого и была не против более тесного взаимодействия. Не зря же она то и дело пыталась притиснуться как-нибудь к нему. Просилась дом посмотреть. Но сейчас никак. На службе совещание через полчаса, и соседка, старая выдра, может облезлую свою голову высунуть. Если Маша узнает, то ему точно пасть порвет.
В общем, выпроводил бабенку, хоть и жаль немного. Индусы учат — отказывать женщине большой грех. Когда звуки ее мотора разбежались в воздухе, Смелякову показалось, что эта баба его как-то обдурила, и все так не просто…
На пересечении улицы Платона и проспекта Паломников робогаишник, похожий на Щелкунчика, свистнул Мелании, приказывая остановиться за превышение скорости. Но она ехала аккуратно, и такая придирка ей не понравилась — уж не оболочка ли ССС ее засекла.
Пластикового робогаишника Мелания проигнорировала, но в конце проспекта к ней на хвост сели три гаишника-человека на роллерах «Горбунок».
Это могло закончиться очень грустно, учитывая ее сомнительное настоящее и прошлое. Оторваться от ментов нельзя было даже теоретически, «Горбунок» помощнее ее роллера; разве что одолеть хитростью.
Раскрутить топливный клапан, остановить роллер и, положив на бак работающую зажигалку, постараться отбежать метров на двадцать. Мелания уже потянулась к клапану ключом, как заметила изменения на экране борткомпьютера, где ее трасса была привязана к карте города.
Мигающей линией компьютер предлагал ей свернуть в подворотню дома номер семь на улице Лаоцзы.
Размышлять не было времени, и она, взвизгнув тормозами, вписалась в подворотню. Впрочем, зверская тройка «горбунков» с подвываниями ринулась по пятам. Таинственная путеводная линия тянулась прямо через двор, упираясь в угловой подъезд.
Теперь что, все равно пропадать! Прибавив газу, она проломила дверь в подъезд. Дальше были скачки по лестнице до второго этажа, а там, рванув на себя переднее колесо, в нимбе из оконной крошки, она вылетела на улицу Конфуция. Роллер свалился задним колесом на крышу какого-то автомобиля, выпрямился и спрыгнул на мостовую…
— Еле улепетнула от ментов, ой, звери были, — похвасталась Мелания коллегам при встрече. — Но «жучка» я тому чудаку запустила. Он, между прочим, настоящий профессор.
— Я тоже в каком-то смысле профессор, — заявил, чтоб не ударить в грязь лицом, Бацилла. — Могу поднос на голове нести, могу носом пить, могу укусить себя за пятку.
— А я — горящую бумагу есть, стаканы грызть, хабарики глотать, — не захотел отстать от товарища Бука.
— Вы про свои таланты лучше помалкивайте, а то сглазите ненароком. А вот кто из вас в радио понимает? Кому не слабо пеленг взять? — подначила Мелания.
— Я, — поднял руку Бука, — я могу радиоприемник разжевать и выплюнуть.
— Ну я, — сказал Бацилла, потеплев взглядом. — Три года на флоте отрубил радиометристом. Пеленгаторы, локаторы — как раз моя вахта. Я ведь со службы кое-какие аппараты привез. Когда тащил, то почему-то верил, в будущем обязательно пригодится.
— А у меня ключ-каракатица есть, любой замок берет, потому что это метакристалл, управляемый с помощью чипа. Могу дать ненадолго, — расщедрился Бука.
— Тогда устроим пикничок, — удивилась Мелания. — Неподалеку от Центра Киберологии. Вы меня поняли, мальчики?
Понимающие «мальчики» хмыкнули…
В свое время от Бациллы не мог укрыться ни один вражеский радиопередатчик. Навыки засели в нем прочно и сохранились навек. Он погрузился в наушники и давал смещение «жучка», Мелания запускала данные в борткомпьютер роллера.
Около трех пополудни Мелания одолжила у Бациллы цифровой бинокль на десяток мегапикселей, который экс-морячок заначил во время службы на флоте…
На крыше одного из корпусов Центра Киберологии стояли двое и разглядывали окрестности.
Удалось довольно крупным планом разглядеть «афишу» того самого профессора. Рядом маячил мужик с небезызвестной физиономией — это ж дядя Витя, который выручил ее при побеге от Сфинкса! Даже с такого расстояния были заметны и хороший костюм, и небрежные уверенные движения, модный полуежик-полуиглы на голове, элегантные усы. Мелания отметила, что он теперь недурно выглядит.