Уайт Джеймс. Чрезвычайные происшествия

   Первой подала голос Старшая сестра. Она сердито пошевелила серебристой шерстью и сказала:
   – Этот корабль не приспособлен для посадки на неподготовленную поверхность. А здесь поверхность ужасная.
   – Интересно, почему они не предпочли поболтаться в космосе, – недовольно проворчала Мерчисон, не обращаясь ни к кому конкретно, – и подождать, пока их спасут?
   Конвей взглянул на нее и глубокомысленно проговорил:
   – Может быть, происшествие на борту этого звездолета не было связано ни с какой поломкой. Может быть, имели место какие-то травмы, недомогание, психологические отклонения у членов экипажа, и им затем удалось всего этого избежать. Но если действительно имела место какая-то поломка, ее проще было бы устранить в космосе, в условиях невесомости.
   – Не всегда, доктор, – прозвучал из динамика резковатый голос капитана Флетчера. – Если поломка заключалась, к примеру, в здоровенной пробоине в обшивке корабля, экипаж наверняка предпочел бы пригодную для дыхания атмосферу космическому вакууму. Не сомневаюсь, вам следует подготовиться к спасательной операции.
   Конвеем на миг овладела злость из-за этого намека на то, чтобы он занялся своей, медицинской «кухней» и перестал подсказывать капитану, что тому делать. Мерчисон явно тоже рассердилась – она задышала чаще, а шерсть Нэйдрад заходила гневными волнами. Шесть лапок и радужные крылышки Приликлы заметно задрожали – эмпат реагировал на неблагоприятные эмоции, излучаемые остальными медиками. Из сострадания к нему Конвей постарался овладеть своими чувствами, его примеру последовали остальные.
   Не стоило удивляться тому, что Флетчер, командир корабля, любил произносить последнее слово, однако само он отлично знал, что по правилам распорядка на вверенном его попечению «Ргабваре» – корабле неотложной медицинской помощи, на месте катастрофы командование переходило к старшему медицинскому сотруднику. Флетчер был хорошим офицером – талантливым, трудолюбивым, одним из лучших специалистов в Федерации в области межпланетной космической техники. Однако чаще всего непосредственно перед передачей командования Конвею Флетчер переходил на холодный, формальный тон, а порой позволял себе откровенную резкость.
   Дрожь Приликлы немного унялась, и эмпат постарался сказать что-нибудь такое, чтобы еще немного улучшить качество окружавшего его эмоционального поля.
   – Если недавно потерпевшее аварию космическое судно совершило посадку на этой планете, – робко проговорил эмпат, – нам известно, что в состав экипажа входят теплокровные кислорододышащие существа. Так что подготовка к приему пострадавших, если мы их обнаружим, будет относительно несложной.
   – Это верно, – улыбнулся Конвей.
   – К этой категории относится тридцать восемь различных видов, – заметила Мерчисон и сухо добавила: – Которые нам известны.
 
   Датчики «Ргабвара» выявили наличие невысокой концентрации металла, вблизи местонахождения которого также отмечалась не слишком высокая радиация. Ввиду того, что планета была необитаема, это могло означать только присутствие приземлившегося корабля. «Ргабвар» сбавил скорость, совершив всего два облета планеты, и вошел в плотные слои атмосферы.
   Корабль-неотложка представлял собой небольшой, переоборудованный для медицинских целей крейсер флота Корпуса Мониторов, а это означало, что он являлся самым крупным из звездолетов в Галактической Федерации, способных совершать аэродинамическое маневрирование в атмосфере. «Ргабвар», подобно огромному белому дротику, рассекал коричневатый песчаный воздух, издавая при этом такой звук, который мог бы пробудить мертвых или уж точно дать о себе знать любому живому существу, наделенному слухом.
   В условиях нулевой видимости «Ргабвар» завис над неизвестным кораблем. Кругом бушевала песчаная буря – судя по всему, это явление было обычным на этой суровой, пустынной планете. Та картина гор вперемежку с пустошами, которую наблюдал экипаж «Ргабвара», создавалась больше сенсорными датчиками, а глазами увидеть почти ничего было нельзя.
   Совершив резкое снижение, Флетчер повел «Ргабвар» по кругу над совершившим посадку звездолетом. На счастье, в это время буря немного утихла, и появилась возможность неплохо рассмотреть корабль.
   Дважды облетев вокруг места посадки чужого корабля, «Ргабвар» снова набрал высоту. Капитан сообщил:
   – Я не могу посадить корабль нигде поблизости от этого звездолета, доктор. Боюсь, нам придется воспользоваться катером для поисков уцелевших членов экипажа. Между тем никаких признаков жизни их корабль не подает.
   Конвей внимательно рассматривал фотоснимок чужого звездолета, переданный на экран монитора. Трудно было сказать, то ли корабль не слишком аккуратно приземлился, то ли попросту брякнулся на поверхность планеты. Звездолет, по размерам значительно уступавший «Ргабвару», имел такую конструкцию, что садиться должен был на хвост, однако один их трех его хвостовых стабилизаторов при посадке сломался, отчего корабль завалился набок. Несмотря на это, обшивка, похоже, не пострадала, только в самой середине корабля имелись небольшие пробоины – этим местом он ударился об острые скалы. Казалось, все эти повреждения звездолет получил именно при неудачной посадке.
   На расстоянии от двадцати до сорока метров от корабля находились какие-то объекты (Конвей насчитал двадцать семь), которые сенсорный датчик определил как органические. В то время как «Ргабвар» совершал облеты вокруг корабля, ни один из этих объектов не пошевелился, не сменил своего местоположения, следовательно, члены экипажа были либо мертвы, либо пребывали в бессознательном состоянии. Конвей усиливал увеличение до тех пор, что на экран стало невозможно смотреть из-за появления подобия марева, и озадаченно кивал головой.
   Наблюдаемые объекты были (или когда-то были) живыми существами. Несмотря на то что на них намело песка, все же можно было рассмотреть кое-какие выпячивания, отверстия, угловатые выросты – то есть конечности и органы чувств. Все существа были внешне похожи друг на друга, но сильно отличались размерами. Но Конвей решил, что это скорее представители разных подвидов одного и того же вида, нежели взрослые особи и детеныши.
   – Никогда прежде не видела таких созданий, – заявила патофизиолог, стоявшая чуть дальше от монитора. Она посмотрела на Конвея, перевела взгляд на остальных медиков. Возражений не последовало.
   Конвей нажал клавишу коммуникатора.
   – Капитан, – торопливо проговорил он, – со мной спустятся Мерчисон и Нэйдрад. Приликла останется на борту и будет принимать пострадавших.
   Обычно этим занималась Старшая сестра, но сейчас все отлично понимали, что у поверхности планеты, где дует сумасшедший ветер и носятся кучи песка, крошка-эмпат не протянет и пяти минут – его сразу унесет прочь и разобьет о скалу.
   – Я понимаю, что вчетвером нам на катере будет тесновато, но все же мне хотелось бы захватить пару автономных носилок и обычное портативное оборудование…
   – Одни большие автономные носилки, доктор, – прервал его Флетчер. – А на борту катера будет не четверо, а пятеро. Я тоже спущусь с вами, осмотрю звездолет – надо выяснить, какие у них там технические проблемы. Вы забываете о том, что при обнаружении новой формы жизни следует предполагать, что и космическая техника может быть найдена принципиально новая. Все, что вам еще понадобится на поверхности, доставит Доддс следующим рейсом. Сумеете собраться за пятнадцать минут и подойти к месту старта катера?
   – Будем вовремя, – ответил Конвей и улыбнулся. В голосе Флетчера звучало неподдельное волнение. Капитану так же сильно хотелось поскорее заглянуть внутрь чужого звездолета, как Конвею – поскорее осмотреть и обследовать членов экипажа. А если обнаружатся уцелевшие существа, затем последует волнующая процедура первого контакта, чреватая уймой всяческих проблем – как медицинских, так и социальных.
   Флетчером владело настолько сильное любопытство, что он сам вместо Доддса сел за штурвал катера и посадил его на крошечном песчаном пятачке всего в ста метрах от места посадки чужого звездолета. На поверхности обветренные скалы казались выше и острее, но буря утихла – теперь дул постоянный легкий ветер, поднимавший песок всего на фут от земли. Хэслэм передал с оставшегося на орбите «Ргабвара», что к месту посадки катера приближаются атмосферные вихри, способные на некоторое время создать сложности.
   Первый из этих вихрей налетел, когда выгружали носилки – довольно громоздкое сооружение, под герметичным колпаком которого можно было воспроизводить естественную среду обитания всевозможных пациентов. Устройство для создания невесомости компенсировало немалый вес носилок, и с ними легко мог справиться один сотрудник. В данном случае это была Нэйдрад. Но вихрь оказался такой бешеной силы, что ей, Конвею и Доддсу пришлось броситься на носилки и накрыть их собой, чтобы их не унесло ветром.
   – Прошу прощения, – извинился лейтенант Доддс, словно он, человек, изучавший все имеющиеся сведения о планете, как-то отвечал за все ее сюрпризы. – До местного полудня осталось два часа, и в это время бури здесь обычно утихают совсем и снова поднимаются только перед закатом, а потом – незадолго до полуночи, когда резко падает температура. Песчаные бури после заката и перед рассветом очень сильные, они длятся от трех до пяти часов, и в это время работать на поверхности очень опасно. Местная фауна немногочисленна и всеядна, но вон те пятна с рваными краями на склоне горы подвижны, и за ними надо внимательно наблюдать – особенно ночью. По моим подсчетам, у нас на проведение спасательной операции – пять часов светового дня. Если не управимся – лучше переночевать на «Ргабваре» и вернуться завтра.
   Пока лейтенант сообщал эти полезные сведения, ветер снова утих, и стали хорошо видны корабль и разбросанные вокруг него темные объекты на фоне сурового пейзажа. Пяти часов должно было с лихвой хватить на то, чтобы перевезти пострадавших на борт «Ргабвара» для оказания им квалифицированной помощи. Здесь же, на поверхности, нужно было действовать быстро, ограничившись только мерами первой помощи.
   – А хоть какое-нибудь название у этой Богом забытой планеты имеется? – поинтересовался Флетчер, выйдя из люка.
   Доддс растерялся и, чуть помедлив, ответил:
   – Трудгиль.
   Флетчер вздернул брови, Мерчисон рассмеялась, а шерсть Нэйдрад под прозрачным легким скафандром заходила ходуном.
   – Трудись, – сказала кельгианка, – это такой кельгианский грызун, имеющий противную привычку…
   – Знаю-знаю, – поспешно прервал ее астронавигатор. – Но обнаружил эту планету корабль Корпуса Мониторов с кельгианским экипажем на борту, а в Корпусе существует такой обычай, что название новообнаруженной планете дает капитан корабля. Но в этом случае капитан от своего права отказался и спросил, как бы ее пожелали назвать его подчиненные. Те тоже наотрез отказывались дать ей название. Судя по тому, на чем они в конце концов остановились, у них сложилось не слишком приятное впечатление об этой планете. Был еще один такой случай, когда…
   – Все это очень интересно, – негромко проговорил Конвей, – но мы напрасно теряем драгоценное время. Приликла?
   – Я слышу тебя, друг Конвей, – послышался в шлемофонах голос эмпата. – Лейтенант Хэслэм передает мне видеокартинку с поверхности через телескоп, а видеокамера, вмонтированная в твой шлем, позволяет мне видеть все точно так же, как видишь ты. Я на связи.
   – Отлично, – отозвался Конвей и обратился к остальным: – Нэйдрад пойдет со мной, вместе с носилками. Остальных попрошу разойтись в стороны и быстро осмотреть пострадавших. Если кто-то из них будет двигаться или явно двигался недавно, срочно вызывайте меня или патофизиолога Мерчисон.
   Когда все тронулись вперед, он добавил:
   – Важно не тратить время попусту на трупы, а сберечь его для помощи раненым. Но будьте осторожны. Эти существа для нас новы, и мы для них тоже. Не исключено, что наш внешний вид может испугать их, кроме того, раненые наверняка ослабли, им больно, у них может быть помрачение сознания. Так что советую всем на всякий случай приготовиться к неадекватной реакции со стороны пострадавших.
   Конвей умолк. Остальные уже разошлись в стороны, а до ближайшего пострадавшего, который лежал совершенно неподвижно и был наполовину засыпан песком, оставалось всего несколько метров.
   Нэйдрад помогла Конвею сгрести с пострадавшего существа песок, и стало ясно, что перед ними – шестиногое создание с туловищем в виде приплюснутого цилиндра, шарообразной головой и хвостом. Однако существо получило такие тяжелые травмы, что точно сказать, где именно у него голова, а где хвост, было трудно. Две передние конечности заканчивались длинными гибкими пальцами. Были хорошо видны два глаза, полузакрытых тяжелыми веками, а также различные щелочки и дырочки – органы обоняния слуха, отверстия для дыхания и приема пищи. На коже, снизу светло-коричневой, а ближе к поверхности приобретавшей более темную, красноватую окраску, виднелось множество резаных ран и ссадин. Раны не кровоточили, кровь успела запечься, к тому же раны припорошило песком. Может быть, песок даже поспособствовал свертыванию крови. Даже крупная рана снизу, похожая на травматический срез, была на вид удивительно сухой.
   Конвей наклонился и стал обследовать тело раненого существа сканером. Он не обнаружил никаких признаков повреждения внутренних органов, поэтому решил, что раненого можно транспортировать без риска навредить ему. Нэйдрад ждала его возле носилок, не уверенная в том, нашел ли Конвей труп или живое существо. Вдруг датчики сканера Конвея уловили сердцебиение – очень вялое, еле заметное, и крайне медленное дыхание – такое медленное, что он мог бы его проглядеть.
   – Приликла, ты на связи? – спросил Конвей.
   – Да, друг Конвей, – отозвался эмпат. – Очень интересная форма жизни.
   – Наблюдается значительная потеря массы тела, – продолжал Конвей, работая сканером. – Видимо, это связано с обезвоживанием. В степени и типе травм наблюдается сходство, и это кажется мне странным…
   Он умолк. Нэйдрад помогла ему уложить раненого на носилки.
   – Наверняка тебе уже пришло в голову, друг Конвей, – проговорил Приликла, изысканно подбирая слова для того, чтобы помягче сказать коллеге, что тот упустил самые очевидные факты, – что обезвоживание и более интенсивная окраска верхних слоев эпидермиса могут быть связаны с воздействием местных факторов, и что краснота – это следствие солнечного ожога.
   На самом деле ничего подобного Конвею в голову не приходило, но, к счастью, эмпат находился далеко от него и потому не смог ощутить силы его смущения. Конвей указал на носилки и сказал:
   – Нэйдрад, не забудьте подключить солнечный фильтр.
   Он услышал в шлемофонах негромкий смех Мерчисон.
   – У меня тоже не мелькнуло такой мысли, так что ты сильно не расстраивайся. Но тут у меня парочка этих созданий, и я хочу, чтобы ты на них взглянул. Оба живы, но едва-едва, и у обоих куча резаных ран. Они сильно отличаются друг от друга по массе тела, а у более крупного внутренние органы расположены… скажем так, специфически. Ну, к примеру, пищеварительный тракт…
   – В данный момент, – прервал ее Конвей, – мы должны сосредоточиться на том, чтобы отделить живых от мертвых. Подробное обследование и обсуждение отложим до возвращения на корабль, поэтому постарайся не тратить много времени на каждого раненого. Но я тебя понимаю. Мой раненый тоже не без особенностей.
   – Хорошо, доктор, – холодно отозвалась Мерчисон – очень холодно, хотя Конвей перед ней, можно сказать, извинился. Патофизиологи, даже такие красивые, как его супруга, все-таки были людьми очень странными.
   – Капитан? Лейтенант Доддс? – раздраженно позвал Конвей. – Есть еще уцелевшие?
   – Я их внимательно не разглядывал, доктор, – ответил Флетчер.
   Голос его прозвучал со странной хрипотцой. Конвей решил, что, наверное, Флетчера, далекого от медицины человека, слишком расстроил плачевный внешний вид раненых. И действительно, многие раненые выглядели ужасно. Но он не успел ничего сказать в ответ. Капитан продолжал:
   – Я быстро обошел место катастрофы, сосчитал раненых, посмотрел, нет ли кого под слоем песка или между скалами. Всего их двадцать семь. Но они очень странно разбросаны, доктор. Такое впечатление, что корабль должен был того и гляди загореться или взорваться, и они бежали с него, собрав последние силы. А датчики ничего подобного не улавливают, – добавил он.
   Доддс выждал несколько секунд, чтобы удостовериться, что капитан сказал все, что собирался, и проговорил:
   – Трое живы и едва заметно шевелятся. Один, похоже, мертв, но доктор здесь вы, доктор.
   – Благодарю, – сухо отозвался Конвей. – Мы осмотрим их при первой возможности. А пока, лейтенант, помогите Нэйдрад с носилками.
   Затем Конвей подошел к Мерчисон, и потом целый час они ходили от раненого к раненому, осматривали их и готовили к транспортировке на катер. Носилки были уже почти полны, и место там осталось только для двоих раненых среднего размера, которых медики произвольно отнесли к типу физиологической классификации ДСМГ, или для одного крупного ДКОЖ. Самых маленьких, ДКЛГ, которые вдвое уступали размерами ДСМГ, то есть тому раненому, которого Конвей обследовал первым, решили пока оставить, поскольку они проявляли признаки жизни. Пока ни Мерчисон, ни Конвей не решили, что эти существа представляют собой с физиологической точки зрения. Мерчисон думала, что крошки-ДКЛГ могли быть неразумными лабораторными животными, а может быть, просто зверушками, которых члены экипажа взяли с собой в полет. А Конвей был убежден в том, что наиболее крупные из существ, ДКОЖ, являлись животными, предназначенными для употребления в пищу, и также были лишены разума. Но когда имеешь дело с ранее неизвестными науке формами жизни, ни в чем нельзя быть уверенным на все сто, и поэтому всех этих существ пока следовало отнести в разряд пациентов.
   Потом они нашли одно из самых маленьких существ, которое было определенно мертво. Мерчисон заявила:
   – Над этим я поработаю на катере. Дай мне пятнадцать минут, и я сообщу Приликле основные сведения о метаболизме этих созданий, чтобы он мог подготовиться к приему раненых.
   Мерчисон уложила маленький трупик на плечо и, размахивая свободной рукой, в которой она держала свой медицинский чемоданчик, торопливо зашагала к катеру. Налетел порыв ветра, взметнул песок у нее под ногами. Конвей хотел было предложить ей провести более тщательное исследование на «Ргабваре», где для этого имелось соответствующее оборудование. Но Мерчисон наверняка уже и сама подумала об этом, но отказалась от этой идеи по двум причинам. Если бы она вернулась на неотложку вместе с Доддсом и Нэйдрад, пришлось бы оставить здесь часть раненых, а ей нужно было сообщить Приликле хоть что-то для того, чтобы тот подготовился к началу срочных операций и поддерживающей терапии – всем этим медикам следовало заниматься по пути до госпиталя.
   – Капитан, вы слышали? – спросил Конвей. – Мне бы хотелось, чтобы Доддс и Нэйдрад отправилась на «Ргабвар», как только патофизиолог Мерчисон закончит исследование. По моим подсчетам, потребуется три рейса, чтобы перевезти всех раненых, и еще один, чтобы забрать нас. Нам надо торопиться, чтобы успеть до начала новой песчаной бури.
   Флетчер ничего не ответил, поскольку обычно не допускал возражений в то время, когда командование переходило к Конвею. Конвей продолжал:
   – Мерчисон останется и подготовит к отправке очередную партию раненых. Мы соберем их где-нибудь в тени. Пожалуй, это можно сделать возле их звездолета, а еще лучше – внутри него, если там найдется место, где не слишком много обломков.
   – Нет, доктор, – ответил Флетчер. – Даже представить не могу, что мы можем обнаружить внутри этого корабля.
   Конвей промолчал, но его вздох был красноречивее всяких слов. Он продолжил осмотр очередного раненого. Флетчер был одним из признанных экспертов в области инопланетной космической техники. Именно поэтому ему и поручили командование самым совершенным кораблем-неотложкой Главного Госпиталя Сектора. Уже давно все поняли, что главная опасность спасательной операции грозит именно спасателям, которые заняты поиском уцелевших существ внутри потерпевшего аварию звездолета, с конструкцией которого они совершенно не знакомы. Флетчер был осторожен, сознателен, необычайно компетентен и почти никогда вслух не высказывал никаких предположений относительно степени опасности своей работы или сомнений по поводу того, справится ли он с нею. Конвей думал над нехарактерным поведением капитана, когда вдруг на раненого, которого он осматривал, легла чья-то тень.
   Рядом с Конвеем стоял Флетчер. Вид у него был такой же озабоченный, как и прозвучавший чуть раньше голос.
   – Доктор, – сказал он, – я понимаю, что во время проведения спасательной операции командуете вы. Хочу, чтобы вы знали: я не имею ничего против этого. Но в данном случае обстоятельства, на мой взгляд, таковы, что было бы лучше передать бразды правления мне. – Он бросил взгляд на валявшийся на боку звездолет, перевел на израненное существо. – Доктор, у вас есть какой-то опыт в судебной медицине?
   Конвей от изумления сел на корточки и раскрыл рот. Флетчер набрал в легкие побольше воздуха и продолжал:
   – Мне сразу не понравилось то, в каком порядке разбросаны раненые вокруг корабля. Картина говорила о срочной эвакуации с судна, не потерпевшего слишком серьезных повреждений. Наши датчики не уловили ни повышенного уровня радиации, ни опасности пожара. Кроме того, все раненые имеют значительное число травм, и раны у них подозрительно похожие. Некоторые из них отбежали подальше от корабля, и все же все они попадали на песок на сравнительно небольшом от него расстоянии. Это навело меня на мысль о том, что ранения они получили либо внутри корабля, либо совсем рядом с ним.
   – Местный хищник, – сказал Конвей, – который напал на них, как только они вышли из корабля – ослабшие и измученные после аварии.
   Капитан покачал головой.
   – На этой планете нет местных существ, которые были способны нанести такие раны. Раны в большинстве своем резаные или вызваны ампутацией конечностей. Это наводит на мысль об использовании какого-то острого режущего инструмента. Владелец этого инструмента, вероятно, еще находится внутри корабля. Если он там, то тем, кто успел убежать, сильно повезло, но мне страшно думать о том, что мы можем найти внутри корабля. Но теперь вы должны понять, как важно, чтобы командование перешло ко мне, доктор.
   Корпус Мониторов, – продолжал он, – является правоохранительным органом Федерации. У меня большое подозрение, что на борту этого корабля совершено тяжкое преступление, а я прежде всего полицейский, а потом уже водитель неотложки.
   Конвей не успел ответить. В его шлемофонах прозвучал голос Мерчисон:
   – Состояние обследованного мной трупа и состояние раненых, которых я успела осмотреть, не исключает такой возможности.
   – Благодарю вас, мэм, – отозвался капитан. – Поэтому я хочу, чтобы медики срочно вернулись на «Ргабвар», а мы с Доддсом арестуем этого преступника. Если что-то пойдет не так Чен и Хэслэм доставят вас в госпиталь…
   – Хэслэм на связи, – прозвучал голос связиста. – Запросить помощь Корпуса?
   Капитан молчал. Конвей задумался. Теперь становилось ясно, почему со звездолета выбросили аварийный маяк, а потом предприняли попытку совершить посадку. Видимо, что-то стряслось среди членов экипажа. Видимо, нечто, что держали взаперти, вырвалось на волю – нечто страшное и злобное. Конвей не без усилий овладел своим разыгравшимся воображением.
   – Мы не можем быть абсолютно уверены в том, что все это – дело рук преступника, – сказал он. – К примеру, все это могло натворить неразумное экспериментальное животное, обезумевшее от боли…
   – Животные дерутся зубами и клыками, доктор, – прервал его капитан, – а не ножами.
   – Этот вид нам совершенно незнаком, – возразил Конвей. – Мы ничего не знаем об этих существах, об их цивилизации, об их морали. Точно так же и они ничего не знают о наших законах.
   – Незнание законов никогда не освобождало ни одно разумное существо от ответственности за совершенное преступление в отношении другого разумного существа, – нетерпеливо проговорил Флетчер. – Точно так же, как незнание закона невинной жертвой преступления не означает, что жертва не нуждается в защите.
   – Я с вами совершенно согласен, – отозвался Конвей, – но я не до конца уверен в том, что было совершено преступление. До тех пор, пока я в этом не удостоверюсь, – продолжал он, – Хэслэм, о подкреплении не просите. Однако продолжайте тщательное наблюдение за территорией, и если заметите что-либо движущееся, помимо пострадавших и нас, немедленно дайте мне знать. Очень скоро Доддс вылетит на «Ргабвар» с…