Уайт Джеймс. Космический психолог

   – Ну так займитесь этим, – буркнул O'Mapa. – У вас еще что-то на уме?
   – Да, сэр, – озабоченно сдвинул брови Брейтвейт. – Старшего медбрата-землянина и орлигианина я знаю лично, а вот относительно мельфианина и тралтана, хотя я их и неважно различаю, я точно уверен: в настоящее время они работают в той самой палате, где лежит пациент Туннекис.

Глава 30

   Падре Лиорен являлся носителем Синей Мантии Тарлы, что в академических кругах землян равнялось примерно такому же уровню оценки научных достижений, как нобелевское лауреатство в области медицины. Правда, после катастрофы на Кромзаге Лиорен добровольно отказался от медицинской практики и дал клятву больше никогда к ней не возвращаться. Все сотрудники Главного Госпиталя Сектора прекрасно знали причину, по которой Лиорен в Отделении Психологии числился не Старшим врачом, а советником по религиям существ, принадлежащих к разным видам, но до сих пор никто, даже кельгиане, подобные тому, к которому сейчас явился с визитом Лиорен, не позволяли себе такую жестокость и нечуткость и не напоминали Лиорену о случившемся на Кромзаге лично.
   Лиорен взял себя во все восемь рук и заботливо вопросил:
   – Что вас беспокоит, друг?
   – Ты меня беспокоишь, – буркнул кельгианин, и шерсть его сердито взъерошилась. – Ты, святоша, убийца и лицемер. Убирайся прочь и больше не пытайся отравлять мой разум своей глупой религиозной болтовней. Я ничего тебе не скажу и не желаю ничего слушать от твари, которая похожа на корявое дерево шампид. Оставь меня в покое.
   В принципе, длинное, конусообразное тело Лиорена, покоящееся на четырех коротких ножках и снабженное четырьмя срединными и четырьмя верхними конечностями, можно было сравнить с кельгианским деревом шампид, но только в том случае, если бы проводящий такое сравнение желал оскорбить тарланина. Почему-то этот кельгианин имел именно такие намерения. Но Лиорена интересовала причина такого, совершенно нехарактерного поведения медика.
   – Я оставлю вас в покое, – сдержанно вымолвил Лиорен, – если вы действительно этого хотите. Но мне бы хотелось выслушать ваши жалобы. Я готов выслушать и личные оскорбления, если они имеют какое-то отношение к вашим бедам, и я не стану пытаться учить вас чем-либо, чему вы не хотите учиться. На Тарле тоже растет много деревьев, которые похожи на меня, а на некоторых из них живут маленькие пушистые зверьки, которые чем-то напоминают вас. Деревья и зверьки сосуществуют издревле, и ни у тех, ни у других нет иного выбора. В отличие от них мы обладаем свободой воли, мы цивилизованны и разумны.
   Предположительно, – не удержавшись, добавил Лиорен.
   Шерсть кельгианина продолжала бушевать, но сам он при этом молчал.
   – Прошу вас, помните о том, – продолжал Лиорен, – что хотя я и являюсь сотрудником Отделения Психологии, я не связан его уставом и не обязан докладывать обо всем, что вы мне скажете, своему начальству или включать эти сведения в ваш психофайл, если только вы не дадите на то своего согласия. Наша беседа совершенно конфиденциальна. Вас наверняка что-то беспокоит, если изменилось ваше поведение в отношении начальства, других работников палаты и, насколько мне известно, ваших приятелей, относящихся к другим видам. Независимо от того, носит ли ваша проблема личный, этический или даже криминальный характер, сведения о ней не уйдут дальше меня, если только вы не решите, что это возможно. Ну а теперь не хотели бы вы рассказать мне о ваших бедах?
   – Нет, – буркнул кельгианин. – Не хотел бы, потому что ты мне не нравишься. Я не желаю, чтобы ты ко мне близко подходил, и я не верю ни единому твоему слову. Ты ведь пойдешь и будешь трепать про меня с землянами и этой вашей жуткой соммарадванкой. Здесь все говорят не то, что думают, и ни у кого нет такой шерсти, которая показывала бы истинные чувства. Я никому из вас не верю и верить могу только другим кельгианам. И к твоему сведению, со мной все в полном порядке. И нет у меня ни личных, ни этических, ни каких-нибудь еще проблем. Так что проваливай.
   После такой тирады, на взгляд опечаленного Лиорена, действительно больше ничего не оставалось.
   В это самое время вышеупомянутая «жуткая соммарадванка» Ча Трат пыталась тактично выведать эмоциональные проблемы у практиканки-землянки в другой части госпиталя. Ча Трат отличалась внушительными габаритами, потому ей пришлось беседовать с практиканткой через открытую дверь – в комнате она бы попросту не поместилась.
   – Прошу прощения за то, что беспокою вас в нерабочее время, сестра Пэтель, – сказала Ча Трат, – но старший преподаватель Креск-Сар очень озабочен вашей невнимательностью и поведением на занятиях в последнее время. Он сказал мне о том, что на первых порах вы делали большие успехи в изучении многовидовой анатомии и что ваша палатная практика протекала безукоризненно. Однако он отмечает, что в последнее время ваша работа страдает недостатками, а ваши профессиональные контакты с коллегами и пациентами других видов нарушились. Пока в этом нет ничего настолько серьезного, чтобы этим официально заинтересовалось Отделение Психологии, то есть – данные не внесены в ваш психофайл, но меня попросили поговорить об этом с вами приватно и, быть может, дать вам совет. Креск-Сар просил узнать, не лежит ли причина происходящих с вами перемен за пределами программы обучения. Вы ничего не хотели бы мне рассказать, сестра?
   Темная кожа щек медсестры приобрела еще более темный оттенок. Ча Трат знала о том, что у землян подобный феномен отражает сильные эмоции типа гнева или смущения.
   – Да, – громко проговорила медсестра, – я хотела бы вам сказать, что Креск-Сар – любопытный, тупой и вшивый карлик... – Она передернула плечами. – У меня мурашки по коже бегают всякий раз, когда он ко мне подходит. И вы такая же мерзкая, как он, только покрупнее.
   Старший преподаватель-нидианин ростом и массой тела вдвое уступал этой землянке, но на взгляд Ча Трат, наличие насекомых-паразитов в его шерсти представлялось сомнительным. Явно практиканткой владели эмоции, а не здравый смысл. Как хирург-целительница воинов в прошлом, а ныне практикант-чародей, Ча Трат постаралась скрыть свою собственную эмоциональную реакцию под глубоким слоем здравомыслия. Ей пришлось изрядно потрудиться и для того, чтобы не проявить собственную вспыльчивость.
   – Мне нужны сведения о вас, сестра Пэтель, – уточнила Ча Трат, – а не о Старшем преподавателе Креск-Саре.
   – Значит, все-таки еще нужны? – хмыкнула землянка. Говорила она слишком громко, хотя стояли они совсем близко друг от друга. – А с какой стати я должна что-то рассказывать тебе, извращенка-переросток? Мы все про тебя знаем: знаем, как ты попала сюда по блату, как ты отхватила себе одну руку во время операции, и... Воинский хирург, тоже мне! Да ты самая настоящая дикарка, готовая размахивать окровавленным мечом!
   Ча Трат, стараясь говорить сдержанно и разумно, возразила:
   – Я – не воин, не мастер боевых искусств – вернее, я не владею современной боевой техникой. Мое звание имеет отношение только к медицине. На моей родине низшую ступень медицинской иерархии занимают знахари, которые изготавливают различные снадобья и припарки для лечения рабов. За ними следуют хирурги-целители воинов, которые прежде, до запрещения войн, лечили раненых в боях. Самыми важными персонами среди медиков являются чародеи, целители разума – то есть те, чей долг состоит в том, чтобы сохранять в целости и сохранности мышление правителей. Естественно, если раб получает тяжелое телесное повреждение или у него отмечается тяжелая ментальная дисфункция, о нем проявляют заботу ближайший хирург-целитель воинов или чародей, целитель правителей...
   Ча Трат умолкла, поскольку дверь в комнату сестры Пэтель с шипением закрылась перед ней. Пару мгновений помедлив, чтобы собраться с мыслями, Ча Трат поспешила к ближайшему коммуникатору и набрала код службы определения местонахождения сотрудников.
   – Мне нужно узнать, где сейчас находится администратор О'Мара, – торопливо проговорила она. – Если он на заседании или отдыхает, вызовите его оранжевым кодом номер один.
   Прошло не более трех минут, и на экране появилось изображение О'Мары. Он был без формы, в пижаме и потирал мясистые лоскуты тканей, покрывавших глаза.
   – Проклятие, Ча Трат, – пробурчал он сердито, когда соммарадванка закончила доклад. – С какой стати психиатр сообщает о подозрении на наличие в госпитале инфекционного заболевания мне, еще одному психиатру? Со времени вашего поступления на работу в Отделение Психологии вы больше не практикуете медицину, но если вас озарило и вы что-то там такое нашли, так скажите о ваших подозрениях какому-нибудь медику, но только в том случае, если у вас есть солидные доказательства. Вы меня разбудили посреди ночи, и с утра я вам скажу много приятных вещей. Конец связи.
   – Подождите, сэр, – поспешно проговорила Ча Трат. – Полагаю, мы столкнулись с наличием неожиданной инфекции, и насколько ее распространение ограничено или, наоборот, повсеместно, я не знаю, поскольку всего лишь несколько минут назад я располагала на этот счет только слухами и сплетнями. Но теперь я убеждена, что слухи отнюдь не беспочвенны.
   – В таком случае поведайте мне, почему вы пришли к такому выводу, – сказал О'Мара чуть спокойнее. – Только учтите, ваши заключения должны быть обоснованы.
   – Я не вполне понимаю, что происходит, сэр, – начала соммарадванка, – поскольку, на мой взгляд, происходящее просто невероятно. В принципе ментальные и эмоциональные дисфункции, как бы они ни были тяжелы, не могут переноситься в психику другого существа, если только у него не происходило интенсивного ассоциирования с психически больным и если он не слабоволен и не подвержен влиянию. Я уже изучила психофайлы сотрудников, упоминаемых в слухах, в том числе – и той сотрудницы, с которой только что побеседовала, и должна со всей определенностью заявить, что с таким состоянием психики им попросту противопоказано здесь работать. Полагаю, речь идет о чисто психологической ксенофобической инфекции, сэр, поэтому я и объявила немедицинскую тревогу оранжевым кодом номер один. Я была не права?
   – Нет, – ответил О'Мара. Глаза его открылись шире. Ча Трат услышала торопливое постукивание пальцев по клавиатуре пульта. – Немедленно возвращайтесь в отделение. Обсудите ваши подозрения с падре Лиореном и лейтенантом Брейтвейтом и объедините ваши соображения к моему приходу. Конец связи.
   Когда изображение соммарадванки исчезло с экрана, О'Мара осведомился о местопребывании и графике работы Старшего врача Приликлы и выяснил, что цинрусскиец проснулся и собирается начать рабочий день. Немедицинские заболевания – эта была та область, в которой эмпату не было равных.
   Прошло три часа. По самым различным причинам немедицинского свойства типа того, что работа администратора вторгалась и в нерабочее время О'Мары, он не спал уже две ночи подряд. Его мышление почти физически болело от брожения по порочным кругам, и он был готов отдать большую часть своего месячного жалованья за то, чтобы позволить себе хорошенько, с чувством зевнуть. Увы, вместо этого он поднял руку, прося тишины, медленно обвел взглядом Брейтвейта, Лиорена и Ча Трат и задержал его на Приликле – единственном, кто точно знал, как он устал. Затем О'Мара заговорил, стараясь играть роль администратора, а не Главного психолога, которого все присутствующие знали и побаивались.
   – Примите мои похвалы по поводу психологического детективного расследования, предпринятого всеми вами, – сказал О'Мара, – и за те сведения, которые вам удалось собрать, хотя из них и следует совершенно невероятный вывод. Но теперь нам пора прекратить напоминать друг другу о том, насколько невероятно происходящее, и приступить к каким-то действиям.
   Главный вопрос повестки дня, – продолжал O'Mapa, – состоит в том, что на сегодняшний день мы имеем троих сотрудников отделения и соискателя кандидата на мой пост, который в будущем может стать сотрудником отделения. Невзирая на отсутствие у этого доктора каких-либо психических и психологических отклонений в анамнезе, у него, так же как у еще некоторых членов медперсонала, неожиданно проявилась ксенофобия в степени, неприемлемой в стенах данного учреждения. Если ее оставить без лечения, этим сотрудникам придется уволиться. Примерно у двадцати других штатных сотрудников, о которых я сейчас говорить не буду, отмечаются сходные симптомы, но пока они не так ярко выражены. Следовательно, мы столкнулись с какой-то формой психической инфекции, которая разгуливает по госпиталю, что, по самой природе своей, невероятно.
   Но если два необъяснимых события происходят одновременно, – сказал он, – то велика возможность того, что у них – общая причина. Когда же происходит четыре таких события и более за несколько дней, эта возможность становится вероятностью, граничащей с практической уверенностью. Поэтому давайте обсудим, каким образом это невозможное, немедицинское расстройство психики проникло в госпиталь и как оно распространяется. Итак?
   Брейтвейт посмотрел на Приликлу – не захочет ли Старший врач высказаться первым, но эмпат явно чувствовал его нетерпение и любезно взмахнул тоненькой лапкой.
   – Сэр, – начал Брейтвейт. – Если мы имеем дело с контагиозным заболеванием – органическим или психическим, то нам следует предположить наличие носителя болезни, который был инфицирован и теперь передает болезнь всем, кто с ним контактирует. Но эта болезнь ведет себя иначе, поскольку данные, которыми мы располагаем на данный момент, указывают на то, что источник заболевания – один, но степень инфицированности входящих с ним в контакт зависит от времени контакта. Думаю, относительно источника инфекции теперь у нас сомнений нет.
   Ча Трат склонила голову в знак согласия. Лиорен изобразил срединными конечностями жест, означавший то же самое. Приликла, который обычно старался соглашаться со всеми, дабы поддерживать благоприятность окружающего его эмоционального излучения, никакими изъявлениями не отреагировал.
   – Дальше, – нетерпеливо произнес O'Mapa.
   – Источником, – продолжал Брейтвейт, – наверняка является недавно поступивший в госпиталь пациент Туннекис с планеты Керм, физиологическая классификация ВБГМ, который выздоравливает после черепно-мозговой операции и страдает послеоперационным неврозом, по поводу которого с моего согласия его лечит доктор Сердаль. Кермиане – существа, наделенные телепатией, и это, на мой взгляд, является критически важным моментом.
   Доктор Сердаль, – продолжал он, – проводил с пациентом по несколько часов каждый день. Дольше него рядом с Туннекисом не оставался никто. Его беседы с пациентом пока эффекта не дали. Однако сам Сердаль, в анамнезе которого нет сведений о каких-либо психических расстройствах, в настоящее время демонстрирует настолько тяжелые симптомы ксенофобии, что его пришлось изолировать в его комнате. Менее серьезно поражена ксенофобией илленсианка-ПВСЖ – Старшая медсестра Валлешни, работающая в палате, где лежит Туннекис, и отвечающая за послеоперационный уход за ним. Она часто подходит к больному, чтобы проверить, каково его состояние. Примерно в той же степени симптомы ксенофобии выражены у землянки-ДБДГ, медсестры-практиканки Пэтель, которая также регулярно ухаживала за пациентом и меняла повязки на его послеоперационном шве, приносила ему еду и так далее. Все трое освобождены от выполнения своих обязанностей и изолированы в своих комнатах, как и те сотрудники, что затеяли драку в столовой. У последних симптомы не были настолько ярко выраженными, как у других, но они не имели тесного контакта с пациентом и просто дежурили по соседству. Согласны ли все вы с тем, что все это позволяет сделать следующий вывод: психическая инфекция имеет единственный источник излучения, заболевание носит кумулятивный характер и связано со временем контакта? Однако, мы наблюдаем не только это: резкое ухудшение наблюдаемых симптомов указывает на то, что источник заболевания набирает силу и увеличивает масштабы своего действия. Но как можно изолировать нематериальную инфекцию?
   Доктор, – сказал Брейтвейт, резко развернувшись к Приликле, – не отметили ли вы чего-либо в эмоциональном излучении пострадавших, что позволяло бы сделать иной вывод?
   – Нет, друг Брейтвейт, – ответил Приликла. – Все так, как ты говоришь. У всех них отмечается огрубление реакций; недостаток тонких оттенков и структурирования эмоций. Впечатление такое, словно наиболее цивилизованные чувства у этих существ попросту исчезли. Однако удаление от источника инфекции, похоже, остановило этот процесс, который может оказаться обратимым. Психика, как и тело, умеет самовосстанавливаться, но возможно, я чересчур оптимистичен. – Бросив взгляд на О'Мару, Приликла продолжал:
   – Лейтенант произвел исследование, отличающееся высокой степенью дедукции и наблюдательности. Надеюсь, его проницательность будет вознаграждена по заслугам. Теперь я понимаю, почему вы не позволяли мне приближаться к Туннекису для чтения его эмоций, несмотря на то, что результаты могли бы оказаться полезными. Вы боялись, что я тоже мог бы заразиться, хотя и неизвестно чем.
   – Эта мысль также принадлежит лейтенанту, – с кривой усмешкой проговорил О'Мара, не желая рассыпаться в похвалах своему подчиненному. – На самом деле, я до сих пор не придумал, как бы подать ему заслуженный десерт так, чтобы он не слишком им наслаждался.
   О'Мара понимал, что Приликле как на ладони видно то чувство восхищения, которое он испытывал по поводу качества работы Брейтвейта. Но что поделаешь – репутацию мрачной и язвительной личности надо было сохранять. Эмпат переключил внимание на Брейтвейта.
   – Я чувствую, тебя мучают еще какие-то подозрения, друг Брейтвейт, – сказал он. – Что тебя тревожит?
   – Тревожит меня то, – ответил Брейтвейт, – что, помимо просмотра видеозаписи операции и просьбы в оказании психологический поддержки после оной, нам ничего не известно о пациенте Туннекисе. Во-первых, почему он был изолирован с самого начала? Может быть, кто-то уже подозревал, что может случиться нечто подобное, и потому принял меры предосторожности? Доктор Приликла, от вас невозможно скрыть эмоциональное излучение. Не ощущали ли вы чьих-либо чувств в отношении данного пациента, которые могли бы хоть как-то помочь нам решить проблему и о которых вы можете нам поведать, не таясь? А может быть, вам лично что-то известно об эмоциональном фоне пациента?
   Подрагивание крылышек и лапок Приликлы распространилось на его хрупкое тельце.
   – Твои подозрения неоправданны, друг Брейтвейт, – сказал он. – Изоляция пациента была предназначена для сведения к минимуму уровня телепатического шума, производимого медицинским персоналом – хотя скорее всего никакого шума пациент уже не слышит. Но я могу рассказать тебе и еще кое-что.

Глава 31

   К тому времени, когда Приликла закончил рассказ обо всем, что ему было известно, и был разработан план – не то чтобы решения проблемы, но попытки поиска метода сдерживания распространения инфекции в надежде на то, что ответ появится впоследствии, голова у О'Мары кружилась куда сильнее, чем просто от недосыпания. Получалось так, что даже для частичного решения поставленной задачи следовало поставить на самые разнообразные уши значительное число сотрудников госпиталя – медиков, техников и охранников. Даже теперь, когда Брейтвейт обрел прежде несвойственную ему самоуверенность, он не смог бы отдать распоряжения такому числу высокопоставленных сотрудников без того, чтобы кто-то не указывал ему, кому конкретно эти распоряжения отдавать. Поэтому О'Мара усадил Брейтвейта рядом с собой, производя звуки, которые полагается производить администратору госпиталя по адресу зачинщика беспорядков.
   Как только на экране коммуникатора возникло знакомое лицо землянина, О'Мара в который раз задумался о том, сколько раз самые экстремальные ситуации в госпитале начинались именно с того, что этот человек пытался сотворить невозможное, что зачастую ему удавалось.
   – Конвей, – язвительно проговорил О'Мара. – На этот раз вы на пару со своим пациентом-телепатом уложили нас на лопатки. В процессе нашего с вами разговора принимаются меры к ограничению любых контактов Туннекиса с медицинским и техническим персоналом. После того, как минимальное число сотрудников потратит несколько минут на обустройство Туннекиса в изоляции с максимальным комфортом, к нему не позволено будет приближаться ни одному живому существу. Будут установлены мониторинг и лечебные манипуляторы с дистанционным управлением, обеспечена подача питания с помощью мобильного устройства. К счастью, пациент уже настолько оправился после операции, что может самостоятельно пользоваться туалетом. Если у вас есть другие пациенты на уровнях со сто девяносто девятого по двести третий, считайте, что их там уже нет. Скорее всего вы их разыщете на двести восемьдесят пятом. Но прежде всего у меня имеются для вас приказы, которые должны быть исполнены без обсуждения и промедления, и...
   – Погодите, – вмешался Конвей. – Вы не можете этого сделать. У меня там трое пациентов и один из них очень тяжелый... Проклятие! Сейчас не самое время устраивать учебную эвакуацию! Надо была сначала проконсультироваться со мной. Так что забудьте, О'Мара, о своих треклятых приказах и объясните мне, что там у вас, черт побери, происходит?
   Брейтвейту прежде никогда не доводилось слышать такой перебранки между двумя высокопоставленными особами, и ему стало очень не по себе. Не дав О'Маре ответить Конвею, лейтенант наклонился ближе к экрану, дабы попасть в поле захвата телекамеры, и попытался добавить к абразивным манерам своего шефа немного дипломатической смазки.
   – Сэр, – сказал он негромко, бросив извиняющийся взгляд на сидевшего рядом с ним О'Мару, – создалось опасное положение, которое, помимо всего прочего, вынудило нас на долгое время лишиться сна и весьма разгорячило, покуда мы проводили поиски источника проблемы. Вместо того, чтобы тратить время на изложение вам подробностей, я предлагаю вам поговорить с доктором Приликлой, который в данное время полностью осведомлен обо всем и сможет описать сложившуюся экстремальную ситуацию лучше всех нас. Вам ничто не помешает навещать ваших пациентов теперь, когда вам известно, где их разместили, а администратор О'Мара вовсе не хотел вас оскорбить...
   – Ха! – только и сказал Конвей.
   – ...но, – решительно продолжал Брейтвейт, – он по-прежнему вынужден запретить диагносту Торннастору, старшему врачу Приликле и вам физический контакт с пациентом Туннекисом. Охрана имеет приказ не допускать к этому пациенту ни одно живое существо ближе чем на сто метров, хотя не исключено, что это расстояние придется увеличить в свете дальнейших сведений о распространении инфекции. Со всем моим уважением, сэр, вам также придется следовать этим инструкциям.
   – Со всем моим уважением, лейтенант, – буркнул Конвей, – просветите меня, о какой треклятой инфекции речь? Туннекис ничем не инфицирован. То, что с ним произошло, можно лучше всего назвать дорожной аварией или проявлением воли кермианского Бога. Он всего-навсего возвращался домой, когда в его автомобиль угодила молния. Он даже не заболел после этого.
   – А теперь он болен, – совершенно серьезно сказал Брейтвейт. – Мы располагаем неопровержимыми свидетельствами того, что от нынешнего местонахождения Туннекиса распространяется форма психического заразного заболевания, которое, согласно данным доктора Приликлы, составляющего для нас диаграмму уровня его распространения, разносится с нарастающей скоростью на близлежащие уровни госпиталя и далее. Что касается действия этого контагиона, то он, судя по всему, уничтожает наиболее чувствительные слои сознания – те, которыми мы пользуемся, когда заводим друзей, доверяем друг другу и не боимся один другого – короче говоря, те, что делают нас цивилизованными индивидуумами. Ранее я говорил вам о том, что, вероятно, Туннекис не поражен телепатической глухотой. Теперь мы знаем о том, что он производит громкий, беспорядочный телепатический крик, медленно поражающий психику в границах достижимости. Пока неясно, какова финальная стадия этого заболевания, но почти наверняка она выразится в откровенной, тяжелейшей форме ксенофобии с возможным возвращением в доразумное состояние. Вот почему мы не можем допустить, чтобы пострадали лучшие сотрудники госпиталя – они нужны нам для поисков решения проблемы.
   Если они сумеют найти его, – добавил Брейтвейт.
   – Вы лучше не обращайте вниманию на неуклюжую попытку лейтенанта подольститься к вам, Конвей, – неожиданно встрял О'Мара. – Судя по тому, что нам поведал Приликла, это вы согласились принять и лечить первого в истории госпиталя пациента-кермианина, так что поломайте вашу гениальную голову и постарайтесь придумать, как нам выбраться из этой заморочки. Ясно?
   Конвей нахмурился и кивнул.
   – Но то, чем страдает Туннекис, – не болезнь, – сказал он. – Это... это состояние психики у пациента-телепата с расстройством эмоций. И что в этой связи предпринимает Отделение Психологии?