Страница:
– Кстати, к вашему сведению, мы уже не в том возрасте, когда особи не в состоянии держать под контролем непроизвольное отправление физиологических нужд. Похоже, именно на это вы намекнули там, в коридоре. Я не стала позволять никому из нашей группы поправлять вас, поскольку ваше положение в тот момент было непонятным и прерывать вас не стоило. Но у меня есть вопрос, который я хотела задать вам раньше.
– Спрашивайте сейчас, – сказал О'Мара.
– Почему вы, целитель разума, показывали нам дорогу к нашим комнатам, – спросила Креннет, – а не кто-нибудь другой, с более низкой профессиональной подготовкой? Вам любопытно пообщаться с существами, которых вы видите впервые в жизни? Или у вас есть профессиональные причины наблюдать за нашим поведением?
На миг О'Мара задумался о том, как бы ответил на подобные вопросы сверхучтивый Крейторн. Но он не был Крейторном и чувствовал бы себя более естественно, если бы ответил на вопросы кельгианки так, как и собирался на них ответить. Если бы оказалось, что он попал впросак, он бы уж как-нибудь выкрутился. Кроме того, в материалах, изученных О'Марой в библиотеке, неоднократно подчеркивалось, что вежливость, тактичность и ложь были понятиями, в корне чуждыми кельгианам. Они их смущали и раздражали.
– Ответ на оба вопроса «да», – сказал О'Мара. – Вы – одни из первых сотрудников-неземлян, которые прибыли в госпиталь. Я хотел как можно скорее познакомиться с вами, поскольку в будущем мне, вероятно, придется оказывать вам профессиональную помощь. Не исключено, что впоследствии кто-то из вас будет вынужден покинуть госпиталь по причинам психологической непригодности к работе. Вы должны понять, что первое впечатление о вас крайне важно для меня.
Креннет молчала, зато ее взъерошенная и разбушевавшаяся шерсть говорила яснее всяких слов. Она не могла солгать, но и молчать по-кельгиански тоже не могла.
Кто-то из кельгианок проговорил:
– Он думает, что мы все сумасшедшие.
Другая добавила:
– А я думаю, он в некотором роде прав, если учесть, какой сложности экзамены на подтверждение высшей медсестринской квалификации нам пришлось сдать и какие жуткие тесты на физиологическое соответствие пришлось пройти для того, чтобы нам всего лишь милостиво позволили подать заявления об устройстве на работу в этот госпиталь.
Кельгианки не понимали вежливости, дипломатичности и множества прочих уловок, к которым прибегали люди для того, чтобы скрыть ложь. Однако О'Мара решил, что правду, которая могла бы напугать кельгианок, можно было хотя бы скрасить откровенным комплиментом.
Он посмотрел на Креннет и проговорил погромче, чтобы его слышали все:
– С объективной точки зрения вы все и в самом деле сумасшедшие. Однако необычайно высокая степень преданности работе, отсутствие честолюбия, почитание здоровья и благосостояния других выше собственного счастья – все это вполне укладывается в рамки обычных неврозов. На самом деле из этих неврозов соткана ткань галактической цивилизации.
– Но...
Кельгианки стояли у дверей, ведущих в отведенные им комнаты, но входить почему-то не торопились. Они окружили О'Мару, смотрели на него и внимательно слушали, а их шерсть ходила ходуном. Пока он не понимал, что означают эти экспрессивные высказывания.
Со всей серьезностью он проговорил:
– Все вы полны энтузиазма, преданности работе, обладаете благородными качествами характера, столь нужными для вашей профессии, но этого может оказаться недостаточно. Когда этот госпиталь заработает на полную мощность, тут соберутся представители около шестидесяти различных видов. А это означает – шестьдесят различных типов характеров, запахов тела, воззрений на жизнь, мнений о медиках и обслуживающем персонале. Жилое пространство будет ограниченным, поэтому вам придется все делать рука об руку с другими существами – есть, работать, отдыхать на общем рекреационном уровне. От вас потребуется очень высокий уровень межвидовой адаптации.
Наверняка у кого-то из вас разовьются серьезные психологические проблемы, – продолжал О'Мара, – хотя в данный момент вам может казаться, что этого не произойдет. Даже при проявлении высочайшего взаимного уважения и терпимости к коллегам никто не застрахован от межвидовых трений. Будут иметь место потенциально опасные ситуации, которые явятся следствием неведения или недопонимания. Что еще более серьезно, у любого существа может развиться ксенофобия, которая может сказаться на профессиональной компетентности или психической стабильности, а может быть – и на том, и на другом одновременно. К примеру, медик-мельфианин, подсознательно страшащийся косматого хищника со смертельно ядовитыми жалами, обитающего на его родной планете, может оказаться не в состоянии оказать медицинскую помощь должного уровня пациенту-кельгианину. А поскольку мельфиане представляют собой шестиногих, покрытых панцирем существ, некоторые из вас могут испытать такие же чувства по отношению к ним.
О'Мара сделал паузу, но реакции не воспоследовало. Кельгианки молча смотрели на него, только их шерсть раскачивалась, отчего возникало впечатление, словно по коридору дует ветер.
Он продолжал:
– Самые последние данные – отчеты о практике и психологические профили будут храниться в Отделении Межвидовой Психологии, цель работы которого в первую очередь состоит в самом раннем выявлении и ликвидации таких проблем. Если же лечение проблемного сотрудника окажется неудачным, ему придется покинуть госпиталь до того, как ситуация перерастет в тяжелый конфликт. Слежение за таким неправильным, нездоровым, нетерпимым мышлением – вот задача, которую Отделение Психологии будет выполнять со всем рвением – то есть с таким рвением, что порой наша работа будет вызывать у вас раздражение и злость и вам будет хотеться сказать нам в глаза все, что вы о нас думаете. Однако оправданные упреки мы не считаем симптомом нарушения психики.
Наверное, земляне после такой изысканно льстивой фразы могли бы вежливо посмеяться. А кельгиане, как вдруг вспомнил О'Мара, всегда и всюду говорили только то, что думают.
– Вам будут сниться страшные сны, – продолжал он, – вас станут мучить страхи или фантазии на сексуальной почве – такие, каких вы себе и представить не могли. А когда вы будете просыпаться, вам надо будет идти на рабочее место и трудиться рядом с этими самыми ночными кошмарами, вам надо будет завязывать с ними дружеские отношения. Более того: если этим кошмарам суждено будет оказаться вашими начальниками, вам еще надо будет их слушаться. Если у вас возникнут проблемы такого свойства, на крайний случай вы сможете обратиться за помощью в Отделение Психологии. Но если вы осознали последствия всего того, о чем я вам сейчас рассказал, то вы должны понять, что для всех, и для вас в том числе, будет лучше, если вы сумеете решить свои проблемы самостоятельно.
После того как вы устроитесь на новом месте, – продолжал он, – с вами свяжется землянин, старший преподаватель доктор Мэннен, и расскажет вам о расписании лекций, практических занятий, режиме сна и питания. У него есть собака – это неразумное, дружелюбное земное четвероногое существо, с которым он наверняка пожелает вас познакомить, и почти наверняка ему будет приятно, если вы полюбите это существо и станете им восхищаться, несмотря на то что у него нет медицинского образования... «Как и у меня», – мысленно добавил О'Мара.
– Думаю, доктор Мэннен должен вам понравиться. Он прекрасный педагог, он миролюбив, всегда готов помочь. Характер у него намного более приятный, чем у меня...
– Вот самая приятная новость, которую мы услышали сегодня, – буркнула одна из кельгианок, стоявшая позади Креннет.
О'Мара сделал вид, что не услышал этой язвительной колкости. Он гостеприимно указал на двери, ведущие в комнаты, и сказал напоследок:
– Удачи в учебе. И надеюсь, что по роду моей профессии нам с вами больше встречаться не придется.
– Спасибо, О'Мара, – ответила Креннет. По ее шерсти пробежали невысокие волны. – Мы тоже надеемся больше никогда с вами не встречаться.
– Спрашивайте сейчас, – сказал О'Мара.
– Почему вы, целитель разума, показывали нам дорогу к нашим комнатам, – спросила Креннет, – а не кто-нибудь другой, с более низкой профессиональной подготовкой? Вам любопытно пообщаться с существами, которых вы видите впервые в жизни? Или у вас есть профессиональные причины наблюдать за нашим поведением?
На миг О'Мара задумался о том, как бы ответил на подобные вопросы сверхучтивый Крейторн. Но он не был Крейторном и чувствовал бы себя более естественно, если бы ответил на вопросы кельгианки так, как и собирался на них ответить. Если бы оказалось, что он попал впросак, он бы уж как-нибудь выкрутился. Кроме того, в материалах, изученных О'Марой в библиотеке, неоднократно подчеркивалось, что вежливость, тактичность и ложь были понятиями, в корне чуждыми кельгианам. Они их смущали и раздражали.
– Ответ на оба вопроса «да», – сказал О'Мара. – Вы – одни из первых сотрудников-неземлян, которые прибыли в госпиталь. Я хотел как можно скорее познакомиться с вами, поскольку в будущем мне, вероятно, придется оказывать вам профессиональную помощь. Не исключено, что впоследствии кто-то из вас будет вынужден покинуть госпиталь по причинам психологической непригодности к работе. Вы должны понять, что первое впечатление о вас крайне важно для меня.
Креннет молчала, зато ее взъерошенная и разбушевавшаяся шерсть говорила яснее всяких слов. Она не могла солгать, но и молчать по-кельгиански тоже не могла.
Кто-то из кельгианок проговорил:
– Он думает, что мы все сумасшедшие.
Другая добавила:
– А я думаю, он в некотором роде прав, если учесть, какой сложности экзамены на подтверждение высшей медсестринской квалификации нам пришлось сдать и какие жуткие тесты на физиологическое соответствие пришлось пройти для того, чтобы нам всего лишь милостиво позволили подать заявления об устройстве на работу в этот госпиталь.
Кельгианки не понимали вежливости, дипломатичности и множества прочих уловок, к которым прибегали люди для того, чтобы скрыть ложь. Однако О'Мара решил, что правду, которая могла бы напугать кельгианок, можно было хотя бы скрасить откровенным комплиментом.
Он посмотрел на Креннет и проговорил погромче, чтобы его слышали все:
– С объективной точки зрения вы все и в самом деле сумасшедшие. Однако необычайно высокая степень преданности работе, отсутствие честолюбия, почитание здоровья и благосостояния других выше собственного счастья – все это вполне укладывается в рамки обычных неврозов. На самом деле из этих неврозов соткана ткань галактической цивилизации.
– Но...
Кельгианки стояли у дверей, ведущих в отведенные им комнаты, но входить почему-то не торопились. Они окружили О'Мару, смотрели на него и внимательно слушали, а их шерсть ходила ходуном. Пока он не понимал, что означают эти экспрессивные высказывания.
Со всей серьезностью он проговорил:
– Все вы полны энтузиазма, преданности работе, обладаете благородными качествами характера, столь нужными для вашей профессии, но этого может оказаться недостаточно. Когда этот госпиталь заработает на полную мощность, тут соберутся представители около шестидесяти различных видов. А это означает – шестьдесят различных типов характеров, запахов тела, воззрений на жизнь, мнений о медиках и обслуживающем персонале. Жилое пространство будет ограниченным, поэтому вам придется все делать рука об руку с другими существами – есть, работать, отдыхать на общем рекреационном уровне. От вас потребуется очень высокий уровень межвидовой адаптации.
Наверняка у кого-то из вас разовьются серьезные психологические проблемы, – продолжал О'Мара, – хотя в данный момент вам может казаться, что этого не произойдет. Даже при проявлении высочайшего взаимного уважения и терпимости к коллегам никто не застрахован от межвидовых трений. Будут иметь место потенциально опасные ситуации, которые явятся следствием неведения или недопонимания. Что еще более серьезно, у любого существа может развиться ксенофобия, которая может сказаться на профессиональной компетентности или психической стабильности, а может быть – и на том, и на другом одновременно. К примеру, медик-мельфианин, подсознательно страшащийся косматого хищника со смертельно ядовитыми жалами, обитающего на его родной планете, может оказаться не в состоянии оказать медицинскую помощь должного уровня пациенту-кельгианину. А поскольку мельфиане представляют собой шестиногих, покрытых панцирем существ, некоторые из вас могут испытать такие же чувства по отношению к ним.
О'Мара сделал паузу, но реакции не воспоследовало. Кельгианки молча смотрели на него, только их шерсть раскачивалась, отчего возникало впечатление, словно по коридору дует ветер.
Он продолжал:
– Самые последние данные – отчеты о практике и психологические профили будут храниться в Отделении Межвидовой Психологии, цель работы которого в первую очередь состоит в самом раннем выявлении и ликвидации таких проблем. Если же лечение проблемного сотрудника окажется неудачным, ему придется покинуть госпиталь до того, как ситуация перерастет в тяжелый конфликт. Слежение за таким неправильным, нездоровым, нетерпимым мышлением – вот задача, которую Отделение Психологии будет выполнять со всем рвением – то есть с таким рвением, что порой наша работа будет вызывать у вас раздражение и злость и вам будет хотеться сказать нам в глаза все, что вы о нас думаете. Однако оправданные упреки мы не считаем симптомом нарушения психики.
Наверное, земляне после такой изысканно льстивой фразы могли бы вежливо посмеяться. А кельгиане, как вдруг вспомнил О'Мара, всегда и всюду говорили только то, что думают.
– Вам будут сниться страшные сны, – продолжал он, – вас станут мучить страхи или фантазии на сексуальной почве – такие, каких вы себе и представить не могли. А когда вы будете просыпаться, вам надо будет идти на рабочее место и трудиться рядом с этими самыми ночными кошмарами, вам надо будет завязывать с ними дружеские отношения. Более того: если этим кошмарам суждено будет оказаться вашими начальниками, вам еще надо будет их слушаться. Если у вас возникнут проблемы такого свойства, на крайний случай вы сможете обратиться за помощью в Отделение Психологии. Но если вы осознали последствия всего того, о чем я вам сейчас рассказал, то вы должны понять, что для всех, и для вас в том числе, будет лучше, если вы сумеете решить свои проблемы самостоятельно.
После того как вы устроитесь на новом месте, – продолжал он, – с вами свяжется землянин, старший преподаватель доктор Мэннен, и расскажет вам о расписании лекций, практических занятий, режиме сна и питания. У него есть собака – это неразумное, дружелюбное земное четвероногое существо, с которым он наверняка пожелает вас познакомить, и почти наверняка ему будет приятно, если вы полюбите это существо и станете им восхищаться, несмотря на то что у него нет медицинского образования... «Как и у меня», – мысленно добавил О'Мара.
– Думаю, доктор Мэннен должен вам понравиться. Он прекрасный педагог, он миролюбив, всегда готов помочь. Характер у него намного более приятный, чем у меня...
– Вот самая приятная новость, которую мы услышали сегодня, – буркнула одна из кельгианок, стоявшая позади Креннет.
О'Мара сделал вид, что не услышал этой язвительной колкости. Он гостеприимно указал на двери, ведущие в комнаты, и сказал напоследок:
– Удачи в учебе. И надеюсь, что по роду моей профессии нам с вами больше встречаться не придется.
– Спасибо, О'Мара, – ответила Креннет. По ее шерсти пробежали невысокие волны. – Мы тоже надеемся больше никогда с вами не встречаться.
Глава 6
Там и тогда О'Мара решил, что причиной столь откровенной речи и как бы даже хамского поведения кельгиан является то, что у них почти неразделимы психология и физиология – шерсть и эмоции. В отличие от представителей других видов, зависящих от речи как от единственного средства общения, кельгианам не было нужды отягощать себя психологическим бременем лжи, скрывать свои истинные чувства от других, переживать потрясения из-за того, что о них на самом деле думают другие. Эмоциональная жизнь кельгиан была восхитительно проста. И даже теперь, через пятьдесят лет после того, как О'Мара впервые встретил ту группу медсестер, он не мог забыть теплого, особенного чувства, которое испытал к ним, хотя никогда бы в этом никому не признался. Ну разве что Приликле, единственному в госпитале цинрусскийскому эмпату, который знал о потаенных глубинах сознания О'Мары больше кого бы то ни было в госпитале. Приликла знал, что кельгиане – самые любимые существа О'Мары в госпитале, потому что они говорят только то, что думают, и в их обществе все понимают, на каком они свете.
Кельгиане с психологической точки зрения для О'Мары были своими людьми.
Он вздохнул, открыл глаза и завершил процесс возвращения в настоящее время. Ему нужно было повидаться с полковником Скемптоном, и идти надо было прямо сейчас, чтобы оставить Брейтвейта наедине с очередным психологическим подарочком. По приемной О'Мара прошествовал, никому не сказав ни слова.
Личный кабинет Главного администратора был намного просторнее и обставлен был куда шикарнее кабинета О'Мары в Отделении Психологии. Покрытие пола было таким мягким и пушистым, что по нему скорее не шли, а пробирались. Мебель для особей различных видов здесь стояла по-настоящему удобная, на ней можно было разместиться с комфортом. Возле огромного письменного стола, на котором царил образцовый порядок – то есть на нем не было ничего, кроме встроенного компьютера и коммуникационных экранов, – сегодня стояло два стула, а не один, как обычно. Оба стула выглядели столь же порочно комфортабельно, как инопланетянская мебель. Скемптон указал О'Маре на свободный стул.
– Не стоило вам тут ради меня наводить такой порядок, – заметил О'Мара сухо и уселся.
Между тем им обоим было прекрасно известно о том, что Скемптон – жуткий чистюля и что порядок такой на рабочем столе у него всегда. Он развернул свой стул так, чтобы лучше видеть О'Мару, и несколько секунд молча пристально смотрел на грудь психолога.
– Как видите, я до сих пор в форме, – желчно проговорил О'Мара, – но знаки различия снял. А в форме я до сих пор не потому, что безумно тоскую по утраченному званию, и не потому, что питаю нежные чувства к Корпусу Мониторов, и вообще не по какой-либо другой сентиментальной или психологической причине. Просто-напросто в нашем госпитале слишком много существ, которые не в состоянии отличить одного землянина от другого, но про меня они знают, что я седой и ношу зеленую форму. Так что я в таком виде исключительно в целях облегчения идентификации, и вам не стоит высказывать мне соболезнования или бояться ранить мои задетые чувства. У меня нет никаких чувств – ни задетых, ни каких бы то ни было еще. А став гражданским лицом, я имею полное право даже на то, чтобы не называть вас «сэр»...
– Что-то не припомню, чтобы вы когда-нибудь меня так называли, – улыбнувшись, оборвал О'Мару Скемптон. – А вот вас как нового гражданского администратора сэром будут величать все поголовно, включая и военных сотрудников – они будут делать это из вежливости и независимо от того, питают они к вам уважение или нет. Как там у вас с манией величия, О'Мара?
– ...так что, если у вас имеются инструкции, советы, предупреждения или еще какие-либо неквалифицируемые познания, которыми вы жаждете со мной поделиться, – продолжал О'Мара таким тоном, словно Скемптон и не прерывал его, – давайте лучше сразу к делу. За советы я вам буду признателен, хотя скорее всего ими не воспользуюсь. Затем вы можете формально представить меня вашим сотрудникам, предварительно указав мне те головки, которые я должен буду гладить, и те задницы, которые мне следует пинать – само собой, если задницы имеют место быть. Договорились?
А что касается мании величия – то это явление временное, – кисло добавил O'Mapa, – как, собственно, и эта новая работа.
Скемптон сочувственно кивнул.
– На выбор и подготовку преемника, которому придутся впору ваши башмаки, может уйти время, – сказал он совершенно серьезно, – так что ваша временная работа может продлиться ровно столько, сколько вам покажется нужным. Или желательным.
– Вы пытаетесь мне польстить, – спросил O'Mapa, – или ввести меня в искушение?
– И то, и другое, – ответил полковник. – Но если серьезно, то самое трудное в вашей новой работе – то, что вам нужно ко всем без исключения проявлять как мягкость, так и жесткость. В этом кабинете вам не придется иметь дела с пациентами, страдающими расстройствами эмоций. Все, кто станет приходить сюда, будут неопровержимо уверены в том, что они более здравомыслящи и умны, чем вы, и в том, что с вашей работой любой из них мог бы справиться куда как лучше. Очень может быть, что кое-кто из них будет прав на все сто процентов, но никому из них не придет в голову всерьез подумать о том, чтобы занять ваше место, поскольку все они – большие специалисты-медики, влюбленные в свое дело. К вам они будут являться с непрестанными запросами на оборудование, медикаменты и всякую прочую ерунду и каждый из них будет настаивать на том, что ему все это гораздо нужнее, чем любому из его коллег.
Вы же их будете выслушивать, – продолжал Скемптон, – и говорить им прямо и откровенно все, что вы о них думаете, но исключительно про себя, а делать будете все, что в ваших человеческих и нечеловеческих силах. Учитывая бюджет Корпуса Мониторов, силы вам потребуются и те, и другие. Те сотрудники, которые точно знают свои потребности, будут излагать свои нужды без лишних слов и не станут отнимать у вас время. Вы будете давать им то, чего они хотят, либо будете мягко объяснять им, что получить этого они никак не смогут раньше, чем через две недели или еще позже. В каждом подобном случае придется приходить к компромиссу. Будут и другие сотрудники, и другие запросы. Некоторых придется слушать, вести с ними дипломатичные беседы – надеюсь, это у вас получится – а вот делать ровным счетом ничего не нужно.
Он одарил О'Мару натянутой, несколько обеспокоенной улыбкой и продолжал:
– Все из-за того, что на самом деле всем им будет нужно одно: поболтать с вами и пожаловаться на всякие пакости, которые, как им кажется, о них говорят тайком их коллеги, а еще – о порой действительно имеющих место случаях переманивания самых лучших практикантов в другие отделения. Вам придется выслушивать и жалобы на то, что за время рабочего дня просто невозможно выполнить такую зверскую нагрузку, и так далее, и так далее. Словом, большую часть времени вам придется выслушивать вот такое нытье наших великих медиков, периодически прерывая его парой сочувственных или подбадривающих словечек или обещаний разобраться с той или иной проблемой, как только вам позволит время. Но чаще всего вам не придется ничего говорить и обещать, а делать – тем более, поскольку за вас все сделают ваши подчиненные.
Как только Скемптон умолк, чтобы перевести дух, O'Mapa притворился шокированным и спросил:
– Неужели вот этим и занимался наш глубокоуважаемый администратор на протяжении последних двенадцати лет?
– Стыд и срам, верно? – подхватил полковник и от души расхохотался. Тревожные морщинки у глаз разгладились, и он вдруг стал намного моложе – так молодо он не выглядел с тех пор, как приступил к исполнению обязанностей Главного администратора. Отсмеявшись, Скемптон продолжал:
– Знаете, случаются-таки и драматические моменты, когда мне действительно приходится честно отрабатывать свою зарплату и когда задушевных бесед и ничегонеделания недостаточно. Но клоню я к тому, что независимо от того, кто к вам будет обращаться – существа какого вида, размера или ранга, – самой главной частью вашей работы будет именно выслушивание приходящих. Чаще всего вам нужно будет слушать и издавать соответствующие звуки, давая посетителям выговариваться и тем самым решать их собственные проблемы. Затем они будут покидать ваш кабинет, довольные и счастливые – до следующего раза.
О'Мара неожиданно для себя тоже рассмеялся, хотя и не мог вспомнить, когда с ним такое в последний раз случалось. Затем он сухо проговорил:
– Это очень похоже на то, чем я занимаюсь в Отделении Межвидовой Психологии.
– Может быть, – заметил Скемптон, – именно поэтому вас и назначили на мое место.
Злясь на себя, О'Мара позволил чертам своего лица принять обычное мрачноватое выражение. Он спросил:
– Вы опять пытаетесь мне польстить? Нет причин тратить время на любезности, когда вы покидаете госпиталь и толку от ваших любезностей никакого. Вы можете рассказать мне что-нибудь еще о работе? Или, быть может, хотите дать мне еще какие-нибудь ценные советы?
Улыбка Скемптона растаяла. Чисто деловым тоном он отозвался:
– Советов больше не будет. Только информация. Первый кандидат на ваше место прибывает через три дня. Это доктор Сердаль, цеммеканин, код физиологической классификации ДБКР. Он – первый представитель этого вида в госпитале. К нему обращались с просьбой о перезаписи его разума для мнемограммы, потому он полагает, что его разум – нечто весьма ценное. Такого же мнения на этот счет придерживаются эксперты-медики и психиатры и излагают его в коротком сопроводительном письме. На сегодняшний день это – единственный приемлемый кандидат. Что думать по этому поводу и как поступать – решать, естественно, вам.
О'Мара кивнул. Полковник повернулся к столу, набрал на клавиатуре некую комбинацию и продолжал:
– Каково бы ни было ваше окончательное решение, вам следует знать о том, что пост администратора Главного Госпиталя Двенадцатого Сектора – это самая престижная и самая популярная у соискателей должность в области многовидовой медицины. Соискатели этой должности – всегда важные персоны, пользующиеся влиянием как в политике, так и в медицине, и поэтому экспертам, занимающимся отбором кандидатов, приходится несладко. Они только то и делают, что отделяют зерна от плевел. Вам же предоставляется полная возможность оценивать соискателей и обучать оных без опаски подвергнуться влиянию извне – то есть, конечно, если вообще стоит говорить о том, что на вас возможно как-то повлиять.
Сведения о квалификации Сердаля, его опыте и поведении перед членами комиссии будут скопированы, чтобы вы их затем изучили. Эксплуатационный отдел подготовил для него жилье – ничего роскошного, хотя у себя на родине он – важная персона. Все остальное – на ваше усмотрение. Простите, что бросаю вас, так сказать, в омут...
– Это место, – мрачно проговорил O'Mapa, – это сплошной и вечный омут. Так было всегда.
Полковник усмехнулся и продолжал:
– К тому времени, когда сюда прибудет доктор Сердаль, я уже буду в пути к Нидии и будущему, где мне суждено стать военным бухгалтером с более высоким рангом и где единственными омутами будут лунки в песке и водные преграды.
O'Mapa мрачно проговорил:
– Желаю командующему флотом насладиться всем этим по полной программе.
Скемптон склонил голову и посмотрел на часы.
– Благодарю, – сказал он. – Я ведь вас никогда не видел играющим в гольф, O'Mapa. А чем занимается наш уважаемый и наводящий на всех страх Главный психолог, когда его не уважают и не боятся?
O'Mapa только головой покачал.
– Знаете, это ведь всех интересует, – добавил Скемптон. – Слыхал я целый ряд версий... таких, знаете ли, необычных, ярких и даже... пожалуй, несколько диких – настолько, что они могли бы привлечь ваше профессиональное внимание. Куда вы отправляетесь в отпуск, черт бы вас побрал, и чем там занимаетесь? У меня-то, наверное, последний шанс попытаться выяснить это.
O'Mapa снова покачал головой.
– Признаться, однажды мне пришло в голову устроить за вами тайную слежку, – сказал Скемптон и снова взглянул на часы. – Но вы меня знаете лучше, чем я вас, O'Mapa, поэтому я не сумел найти оправдания тому, чтобы поставить на ноги внутреннюю разведку Корпуса Мониторов только ради удовлетворения собственного любопытства в отношении странного поведения скрытного коллеги, который...
– Вы все время поглядываете на часы, – оборвал его O'Mapa. – Если вам больше нечего мне сказать, то я не смею более отнимать у вас время.
– Нет, O'Mapa, – сказал полковник и широко, сердечно улыбнулся. – Это я отнимаю у вас время. Я должен продержать вас здесь до прихода кое-кого... Торннастора, Конвея, Мерчисон, Приликлы и прочих диагностов и Старших врачей, которые сейчас не заняты в операционных. Они принесут какой-то изысканный напиток, сваренный Главным диетологом Гурронсевасом. Насколько мне известно, напиток этот чрезвычайно популярен на Орлигии и строго противопоказан всем теплокровным кислорододышащим. Вам не удастся отвертеться от них, как вы сделали после утреннего собрания, потому что они будут здесь с секунды на секунду. Да, собственно, я уже слышу топот Торннастора в коридоре. Боюсь, на этот раз вам от нас не улизнуть.
Но вы не переживайте, – продолжал Скемптон, явно радуясь тому замешательству, в которое поверг O'Mapy. – Это всего лишь повод для вечеринки, но кроме того, они хотят нас поздравить, как положено, с новыми назначениями, пожелать нам всего самого доброго и сказать мне что-нибудь приятное на прощание. И о вас они также постараются сказать что-нибудь приятное.
– Я им не завидую.
Кельгиане с психологической точки зрения для О'Мары были своими людьми.
Он вздохнул, открыл глаза и завершил процесс возвращения в настоящее время. Ему нужно было повидаться с полковником Скемптоном, и идти надо было прямо сейчас, чтобы оставить Брейтвейта наедине с очередным психологическим подарочком. По приемной О'Мара прошествовал, никому не сказав ни слова.
Личный кабинет Главного администратора был намного просторнее и обставлен был куда шикарнее кабинета О'Мары в Отделении Психологии. Покрытие пола было таким мягким и пушистым, что по нему скорее не шли, а пробирались. Мебель для особей различных видов здесь стояла по-настоящему удобная, на ней можно было разместиться с комфортом. Возле огромного письменного стола, на котором царил образцовый порядок – то есть на нем не было ничего, кроме встроенного компьютера и коммуникационных экранов, – сегодня стояло два стула, а не один, как обычно. Оба стула выглядели столь же порочно комфортабельно, как инопланетянская мебель. Скемптон указал О'Маре на свободный стул.
– Не стоило вам тут ради меня наводить такой порядок, – заметил О'Мара сухо и уселся.
Между тем им обоим было прекрасно известно о том, что Скемптон – жуткий чистюля и что порядок такой на рабочем столе у него всегда. Он развернул свой стул так, чтобы лучше видеть О'Мару, и несколько секунд молча пристально смотрел на грудь психолога.
– Как видите, я до сих пор в форме, – желчно проговорил О'Мара, – но знаки различия снял. А в форме я до сих пор не потому, что безумно тоскую по утраченному званию, и не потому, что питаю нежные чувства к Корпусу Мониторов, и вообще не по какой-либо другой сентиментальной или психологической причине. Просто-напросто в нашем госпитале слишком много существ, которые не в состоянии отличить одного землянина от другого, но про меня они знают, что я седой и ношу зеленую форму. Так что я в таком виде исключительно в целях облегчения идентификации, и вам не стоит высказывать мне соболезнования или бояться ранить мои задетые чувства. У меня нет никаких чувств – ни задетых, ни каких бы то ни было еще. А став гражданским лицом, я имею полное право даже на то, чтобы не называть вас «сэр»...
– Что-то не припомню, чтобы вы когда-нибудь меня так называли, – улыбнувшись, оборвал О'Мару Скемптон. – А вот вас как нового гражданского администратора сэром будут величать все поголовно, включая и военных сотрудников – они будут делать это из вежливости и независимо от того, питают они к вам уважение или нет. Как там у вас с манией величия, О'Мара?
– ...так что, если у вас имеются инструкции, советы, предупреждения или еще какие-либо неквалифицируемые познания, которыми вы жаждете со мной поделиться, – продолжал О'Мара таким тоном, словно Скемптон и не прерывал его, – давайте лучше сразу к делу. За советы я вам буду признателен, хотя скорее всего ими не воспользуюсь. Затем вы можете формально представить меня вашим сотрудникам, предварительно указав мне те головки, которые я должен буду гладить, и те задницы, которые мне следует пинать – само собой, если задницы имеют место быть. Договорились?
А что касается мании величия – то это явление временное, – кисло добавил O'Mapa, – как, собственно, и эта новая работа.
Скемптон сочувственно кивнул.
– На выбор и подготовку преемника, которому придутся впору ваши башмаки, может уйти время, – сказал он совершенно серьезно, – так что ваша временная работа может продлиться ровно столько, сколько вам покажется нужным. Или желательным.
– Вы пытаетесь мне польстить, – спросил O'Mapa, – или ввести меня в искушение?
– И то, и другое, – ответил полковник. – Но если серьезно, то самое трудное в вашей новой работе – то, что вам нужно ко всем без исключения проявлять как мягкость, так и жесткость. В этом кабинете вам не придется иметь дела с пациентами, страдающими расстройствами эмоций. Все, кто станет приходить сюда, будут неопровержимо уверены в том, что они более здравомыслящи и умны, чем вы, и в том, что с вашей работой любой из них мог бы справиться куда как лучше. Очень может быть, что кое-кто из них будет прав на все сто процентов, но никому из них не придет в голову всерьез подумать о том, чтобы занять ваше место, поскольку все они – большие специалисты-медики, влюбленные в свое дело. К вам они будут являться с непрестанными запросами на оборудование, медикаменты и всякую прочую ерунду и каждый из них будет настаивать на том, что ему все это гораздо нужнее, чем любому из его коллег.
Вы же их будете выслушивать, – продолжал Скемптон, – и говорить им прямо и откровенно все, что вы о них думаете, но исключительно про себя, а делать будете все, что в ваших человеческих и нечеловеческих силах. Учитывая бюджет Корпуса Мониторов, силы вам потребуются и те, и другие. Те сотрудники, которые точно знают свои потребности, будут излагать свои нужды без лишних слов и не станут отнимать у вас время. Вы будете давать им то, чего они хотят, либо будете мягко объяснять им, что получить этого они никак не смогут раньше, чем через две недели или еще позже. В каждом подобном случае придется приходить к компромиссу. Будут и другие сотрудники, и другие запросы. Некоторых придется слушать, вести с ними дипломатичные беседы – надеюсь, это у вас получится – а вот делать ровным счетом ничего не нужно.
Он одарил О'Мару натянутой, несколько обеспокоенной улыбкой и продолжал:
– Все из-за того, что на самом деле всем им будет нужно одно: поболтать с вами и пожаловаться на всякие пакости, которые, как им кажется, о них говорят тайком их коллеги, а еще – о порой действительно имеющих место случаях переманивания самых лучших практикантов в другие отделения. Вам придется выслушивать и жалобы на то, что за время рабочего дня просто невозможно выполнить такую зверскую нагрузку, и так далее, и так далее. Словом, большую часть времени вам придется выслушивать вот такое нытье наших великих медиков, периодически прерывая его парой сочувственных или подбадривающих словечек или обещаний разобраться с той или иной проблемой, как только вам позволит время. Но чаще всего вам не придется ничего говорить и обещать, а делать – тем более, поскольку за вас все сделают ваши подчиненные.
Как только Скемптон умолк, чтобы перевести дух, O'Mapa притворился шокированным и спросил:
– Неужели вот этим и занимался наш глубокоуважаемый администратор на протяжении последних двенадцати лет?
– Стыд и срам, верно? – подхватил полковник и от души расхохотался. Тревожные морщинки у глаз разгладились, и он вдруг стал намного моложе – так молодо он не выглядел с тех пор, как приступил к исполнению обязанностей Главного администратора. Отсмеявшись, Скемптон продолжал:
– Знаете, случаются-таки и драматические моменты, когда мне действительно приходится честно отрабатывать свою зарплату и когда задушевных бесед и ничегонеделания недостаточно. Но клоню я к тому, что независимо от того, кто к вам будет обращаться – существа какого вида, размера или ранга, – самой главной частью вашей работы будет именно выслушивание приходящих. Чаще всего вам нужно будет слушать и издавать соответствующие звуки, давая посетителям выговариваться и тем самым решать их собственные проблемы. Затем они будут покидать ваш кабинет, довольные и счастливые – до следующего раза.
О'Мара неожиданно для себя тоже рассмеялся, хотя и не мог вспомнить, когда с ним такое в последний раз случалось. Затем он сухо проговорил:
– Это очень похоже на то, чем я занимаюсь в Отделении Межвидовой Психологии.
– Может быть, – заметил Скемптон, – именно поэтому вас и назначили на мое место.
Злясь на себя, О'Мара позволил чертам своего лица принять обычное мрачноватое выражение. Он спросил:
– Вы опять пытаетесь мне польстить? Нет причин тратить время на любезности, когда вы покидаете госпиталь и толку от ваших любезностей никакого. Вы можете рассказать мне что-нибудь еще о работе? Или, быть может, хотите дать мне еще какие-нибудь ценные советы?
Улыбка Скемптона растаяла. Чисто деловым тоном он отозвался:
– Советов больше не будет. Только информация. Первый кандидат на ваше место прибывает через три дня. Это доктор Сердаль, цеммеканин, код физиологической классификации ДБКР. Он – первый представитель этого вида в госпитале. К нему обращались с просьбой о перезаписи его разума для мнемограммы, потому он полагает, что его разум – нечто весьма ценное. Такого же мнения на этот счет придерживаются эксперты-медики и психиатры и излагают его в коротком сопроводительном письме. На сегодняшний день это – единственный приемлемый кандидат. Что думать по этому поводу и как поступать – решать, естественно, вам.
О'Мара кивнул. Полковник повернулся к столу, набрал на клавиатуре некую комбинацию и продолжал:
– Каково бы ни было ваше окончательное решение, вам следует знать о том, что пост администратора Главного Госпиталя Двенадцатого Сектора – это самая престижная и самая популярная у соискателей должность в области многовидовой медицины. Соискатели этой должности – всегда важные персоны, пользующиеся влиянием как в политике, так и в медицине, и поэтому экспертам, занимающимся отбором кандидатов, приходится несладко. Они только то и делают, что отделяют зерна от плевел. Вам же предоставляется полная возможность оценивать соискателей и обучать оных без опаски подвергнуться влиянию извне – то есть, конечно, если вообще стоит говорить о том, что на вас возможно как-то повлиять.
Сведения о квалификации Сердаля, его опыте и поведении перед членами комиссии будут скопированы, чтобы вы их затем изучили. Эксплуатационный отдел подготовил для него жилье – ничего роскошного, хотя у себя на родине он – важная персона. Все остальное – на ваше усмотрение. Простите, что бросаю вас, так сказать, в омут...
– Это место, – мрачно проговорил O'Mapa, – это сплошной и вечный омут. Так было всегда.
Полковник усмехнулся и продолжал:
– К тому времени, когда сюда прибудет доктор Сердаль, я уже буду в пути к Нидии и будущему, где мне суждено стать военным бухгалтером с более высоким рангом и где единственными омутами будут лунки в песке и водные преграды.
O'Mapa мрачно проговорил:
– Желаю командующему флотом насладиться всем этим по полной программе.
Скемптон склонил голову и посмотрел на часы.
– Благодарю, – сказал он. – Я ведь вас никогда не видел играющим в гольф, O'Mapa. А чем занимается наш уважаемый и наводящий на всех страх Главный психолог, когда его не уважают и не боятся?
O'Mapa только головой покачал.
– Знаете, это ведь всех интересует, – добавил Скемптон. – Слыхал я целый ряд версий... таких, знаете ли, необычных, ярких и даже... пожалуй, несколько диких – настолько, что они могли бы привлечь ваше профессиональное внимание. Куда вы отправляетесь в отпуск, черт бы вас побрал, и чем там занимаетесь? У меня-то, наверное, последний шанс попытаться выяснить это.
O'Mapa снова покачал головой.
– Признаться, однажды мне пришло в голову устроить за вами тайную слежку, – сказал Скемптон и снова взглянул на часы. – Но вы меня знаете лучше, чем я вас, O'Mapa, поэтому я не сумел найти оправдания тому, чтобы поставить на ноги внутреннюю разведку Корпуса Мониторов только ради удовлетворения собственного любопытства в отношении странного поведения скрытного коллеги, который...
– Вы все время поглядываете на часы, – оборвал его O'Mapa. – Если вам больше нечего мне сказать, то я не смею более отнимать у вас время.
– Нет, O'Mapa, – сказал полковник и широко, сердечно улыбнулся. – Это я отнимаю у вас время. Я должен продержать вас здесь до прихода кое-кого... Торннастора, Конвея, Мерчисон, Приликлы и прочих диагностов и Старших врачей, которые сейчас не заняты в операционных. Они принесут какой-то изысканный напиток, сваренный Главным диетологом Гурронсевасом. Насколько мне известно, напиток этот чрезвычайно популярен на Орлигии и строго противопоказан всем теплокровным кислорододышащим. Вам не удастся отвертеться от них, как вы сделали после утреннего собрания, потому что они будут здесь с секунды на секунду. Да, собственно, я уже слышу топот Торннастора в коридоре. Боюсь, на этот раз вам от нас не улизнуть.
Но вы не переживайте, – продолжал Скемптон, явно радуясь тому замешательству, в которое поверг O'Mapy. – Это всего лишь повод для вечеринки, но кроме того, они хотят нас поздравить, как положено, с новыми назначениями, пожелать нам всего самого доброго и сказать мне что-нибудь приятное на прощание. И о вас они также постараются сказать что-нибудь приятное.
– Я им не завидую.
Глава 7
На взгляд О'Мары, если уж доктор Сердаль и напоминал кого-то внешне, то кельгианина, да и то смутно. Гусеницеподобное туловище цеммеканина было короче, тяжелее и шире, а вместо множества лапок было снабжено десятью широкими полукруглыми полосами утолщенных мышц, лежащих вдоль нижней поверхности. Шерсть у него была длинная, неподвижная, черная со стальным отливом, а не серебристая. Четыре руки, расположенные чуть ниже крупной округлой головы, были отогнуты назад и тянулись до середины туловища. Руки были черные и казались непропорционально тонкими, поскольку были лишены шерсти. На лице цеммеканина шерсть росла той же длины, что и на туловище, поэтому выделялись только большие черные глаза. Когда Сердаль говорил, становилась видна ротовая полость и зубы – зубы у него тоже были черные-пречерные. По сведениям, изложенным в файлах библиотечного компьютера, для такой окраски тела имелись веские причины эволюционного толка, но О'Маре казалось, что Сердаль словно бы поглощает все освещение кабинета, будто органическая черная дыра.
О'Мара решил принять цеммеканина не в новом огромном кабинете администратора, а в Отделении Психологии. Для этого у него было три причины. Откровенная демонстрация этого нового роскошного рабочего места была бы пустой тратой времени и проявлением некоторой жестокости к соискателю, если бы того затем пришлось отвергнуть. Обучающие записи и психофайлы, которые могли потребоваться О'Маре, хранились в его старом кабинете. Кроме того, не исключалось, что Сердаль одинаково неловко будет чувствовать себя и в том, и в другом кабинете, пока эксплуатационники не позаботятся о закупке или изготовлении какой-нибудь цеммеканской мебели.
О'Мара пытался представить себе, как бы повел себя в этой ситуации его предшественник Крейторн. Он старался не забыть и обо всех советах по поводу поведения администратора на собеседовании с высокопоставленным соискателем, которые ему надавали Торннастор, Скемптон, Приликла и даже юнец Конвей. О'Мара по-прежнему считал его юнцом, хотя у Конвея уже были тронуты сединой виски. Он вдохнул поглубже и заставил давно не тренированные лицевые мышцы изобразить приятное выражение. Не исключалось, что невзирая на эти недюжинные усилия со стороны О'Мары, его собеседник мог и не понять, что таковое выражение лица у землян считается приятным.
– Я – Главный психолог и администратор О'Мара, – быстро проговорил он, указал кивками налево и направо и продолжал:
– А это – мои ассистенты – наш больничный священник и в прошлом хирург-капитан Лиорен с планеты Тарла и бывшая хирург-целительница воинов с Соммарадвы Ча Трат. Мой старший ассистент, лейтенант Брейтвейт, работает в приемной. Он осуществляет мониторинг нашего собеседования и может время от времени что-то комментировать или задавать вопросы. Беседа наша будет носить неформальный характер, вы можете говорить совершенно свободно и прерывать меня в любой момент.
Пока это все, что вам нужно знать о нас, – с улыбкой закончил вступительную речь О'Мара. – А вот нам о вас нужно знать положительно все. Прошу вас, говорите.
Передняя часть туловища доктора Сердаля покоилась в люльке, предназначенной для мельфиан, и была приподнята так, чтобы цеммеканину было удобнее общаться с интервьюерами. Несколько секунд Сердаль не сводил с О'Мары блестящих черных глаз. Затем в трансляторы полились негромкие гортанные звуки его родной речи.
О'Мара решил принять цеммеканина не в новом огромном кабинете администратора, а в Отделении Психологии. Для этого у него было три причины. Откровенная демонстрация этого нового роскошного рабочего места была бы пустой тратой времени и проявлением некоторой жестокости к соискателю, если бы того затем пришлось отвергнуть. Обучающие записи и психофайлы, которые могли потребоваться О'Маре, хранились в его старом кабинете. Кроме того, не исключалось, что Сердаль одинаково неловко будет чувствовать себя и в том, и в другом кабинете, пока эксплуатационники не позаботятся о закупке или изготовлении какой-нибудь цеммеканской мебели.
О'Мара пытался представить себе, как бы повел себя в этой ситуации его предшественник Крейторн. Он старался не забыть и обо всех советах по поводу поведения администратора на собеседовании с высокопоставленным соискателем, которые ему надавали Торннастор, Скемптон, Приликла и даже юнец Конвей. О'Мара по-прежнему считал его юнцом, хотя у Конвея уже были тронуты сединой виски. Он вдохнул поглубже и заставил давно не тренированные лицевые мышцы изобразить приятное выражение. Не исключалось, что невзирая на эти недюжинные усилия со стороны О'Мары, его собеседник мог и не понять, что таковое выражение лица у землян считается приятным.
– Я – Главный психолог и администратор О'Мара, – быстро проговорил он, указал кивками налево и направо и продолжал:
– А это – мои ассистенты – наш больничный священник и в прошлом хирург-капитан Лиорен с планеты Тарла и бывшая хирург-целительница воинов с Соммарадвы Ча Трат. Мой старший ассистент, лейтенант Брейтвейт, работает в приемной. Он осуществляет мониторинг нашего собеседования и может время от времени что-то комментировать или задавать вопросы. Беседа наша будет носить неформальный характер, вы можете говорить совершенно свободно и прерывать меня в любой момент.
Пока это все, что вам нужно знать о нас, – с улыбкой закончил вступительную речь О'Мара. – А вот нам о вас нужно знать положительно все. Прошу вас, говорите.
Передняя часть туловища доктора Сердаля покоилась в люльке, предназначенной для мельфиан, и была приподнята так, чтобы цеммеканину было удобнее общаться с интервьюерами. Несколько секунд Сердаль не сводил с О'Мары блестящих черных глаз. Затем в трансляторы полились негромкие гортанные звуки его родной речи.