– Но во время лекций вы наверняка с ними разговариваете, – сказал О'Мара. – Или в палатах, в столовой, на рекреационном уровне?
   – Немного, – ответил эврилианин. – Да и разговоры заключаются только в том, чтобы ответить на вопрос преподавателя или старшей медсестры, побеседовать с бодрствующим пациентом. Эти если и производят звуки во сне, то где-то в других местах, а не здесь, в блоке для практикантов. Столовая достаточно велика для того, чтобы все могли обедать в компании со своими сородичами, поэтому нам не приходится испытывать отвращение, наблюдая за тем, как и что едят особи других видов. То же самое – и на рекреационном уровне. Для нас лучше и удобнее держаться подальше от них, а им – подальше от нас. Я имею в виду не только храпящих тралтанов и щелкающих клешнями мельфиан – я говорю обо всех сразу.
   О'Мара хотел было возразить, но промолчал, потому что ничего конструктивного сказать пока не мог. Положение оказалось куда хуже, чем он мог себе представить.
   Нидиане, косматые создания величиной с пинтовую кружку, всегда казались О'Маре похожими друг на дружку, но тот, что открыл ему дверь, мгновенно ликвидировал это заблуждение.
   – Вы – еще один землянин-психолог, О'Мара, – заявил нидианин. Даже через транслятор голос его звучал так, словно он злобно лает на O'Mapy. – Ну, и что же психолог может поделать с этим треклятым шумом? Посоветуете мне думать о чем-нибудь таком приятном, положительном и отвлекаться? Посоветуете принимать транквилизаторы? Переместите источник шума на другой край Галактики? Что?
   – Я согласен, – выдавил О'Мара, борясь с желанием залаять в ответ на этого дерзкого маленького плюшевого медвежонка, – с тем, что ваши жалобы вполне обоснованны и законны...
   – Нет! – рявкнул нидианин. – Не жалобы! Я подаю обоснованное и законное прошение! Я желаю, чтобы меня отсюда переселили. Есть комната для нидиан на сто четырнадцатом уровне. Я сам видел – эксплуатационники ее доделывают.
   – Сто четырнадцатый уровень предназначен не только для нидиан, – негромко возразил О'Мара, но нидианин его не слушал.
   – Комната еще не обставлена мебелью, – продолжал тараторить тот, – и там, конечно, будет вовсе не так удобно, как здесь. Но мне хватит лежанки, стула и компьютера для того, чтобы спокойно заниматься, а во время периодов сна бригады отделочников настолько любезны, что перестают колотить молотками и жужжать дрелями, так что хоть по ночам будет тихо...
   Нидианин не договорил, услышав басовитый, прерывистый, рокочущий звук из дальнего конца коридора. Звук медленно набирал высоту и громкость, словно сирена, а потом утих. Однако тишина длилась всего несколько мгновений – как бы исключительно для того, чтобы слушатель поверил в то, что звук больше не возобновится. До некоторой степени звук приглушали стены комнаты, но ощущение было такое, что обертоны заставляют вибрировать кости, не говоря уже о барабанных перепонках. Не успел О'Мара произнести хоть слово, как послышался новый звук – медленное, неравномерное пощелкивание, похожее на пропущенный через усилитель стук кастаньет. Короткие промежутки между храпом тралтанов заполнялись щелканьем мельфиан, и наоборот. Звуки были не такими уж оглушительно громкими, но их сочетание и непрерывность могли кого угодно довести до белого каления. О'Мара невольно стиснул зубы.
   – Я повторяю свое требование, – гавкнул нидианин. – Так что вы намерены предпринять?
   О'Мара молчал, потому что пока не знал, что ответить. Зазвучало очередное кастаньетное стаккато, но тут же стихло и оборвалось. С шипением открылась дверь, оттуда вышел мельфианин, пересек коридор по диагонали и надавил клешней на кнопку дверного звонка. Из-за двери высунулась огромная тралтанская голова и плечи, и началась перепалка. Один попрекал другого в том, что не может уснуть. Щелкающие и рокочущие звуки перемежались с писком трансляторов, отказывающихся переводить ряд слов. О'Мара покачал головой.
   – Есть землянское слово, которое очень подходит в этой ситуации, – буркнул нидианин. – Это слово – «трус». – Он захлопнул дверь.
   Несколько минут О'Мара созерцал двоих препирающихся инопланетян, пока не уверился в том, что откровенные угрозы применения насилия носят скорее вербальный, нежели физический характер. Он усиленно уверял себя в том, что морально он вовсе не трус, но почему-то сам себе не верил. Попытка внушить что-либо здравое и осмысленное этим двоим в то время, как он сам не знал способа решения проблемы, могло привести только к повышению уровня шума – особенно если бы они вывели его из себя. Прежде чем говорить с ними, О'Маре нужно было знать, о чем говорить.
   Ему нужно было обратиться к врачу.
   Это должен был быть дружелюбный, понимающий врач и к тому же – не болтун, и не мельфианин и не тралтан, но при всем том знающий многое о поведении сотрудников разных видов в состоянии стресса.



Глава 12


   Старший преподаватель Мэннен был землянином-ДБДГ, мужской особью, возраст которой определить было трудновато из-за того, что его морщинистая лысина никак не сочеталась со свежим, юным лицом – от бровей и ниже. На столе перед ним лежала аккуратная стопка открытых скоросшивателей с лекциями и штабель видеокассет. Вокруг его ступней совершал маневры маленький коричнево-белый и очень воспитанный щенок. Щенок всюду ходил следом за Мэнненом, кроме операционной. Ходили слухи, которых сам Мэннен, впрочем, не отрицал, что они спят в одной постели. Старший преподаватель оторвал взгляд от бумаг, указал на стул, склонил голову в знак того, что узнал пришедшего, и стал ждать.
   О'Мара растерялся и задал вопрос:
   – Как поживает ваш щеночек, доктор?
   Мэннен кивнул.
   – Если вы пытаетесь подольститься ко мне через посредство моей собаки, – сказал он с усмешкой, – стало быть, пришли просить об одолжении, верно? Вам повезло, что вы поймали меня между лекциями. Чем я могу быть полезен вам, – он посмотрел на часы, – в течение ближайших девяти с половиной минут?
   – Похоже, – вздохнул О'Мара, – теперь все стали психологами. Сэр, дело всего лишь в том, что меня нужно немного просветить относительно физиологии, а быть может, и видовой медицины тралтанов и мельфиан. И еще мне нужен ваш частный, конфиденциальный совет в том, как этими сведениями воспользоваться. Проблема в том, что...
   Он коротко рассказал о серьезных межличностных трениях на сто одиннадцатом уровне, упомянул и о близких к ксенофобическим реакциях невинных жертв конфликта. Мэннен неожиданно поднял руку, а другой принялся набирать комбинацию на клавиатуре коммуникатора.
   – Это займет больше девяти минут, – резко проговорил он. – Лекционная аудитория восемнадцать? Я явно опоздаю. Попросите практикантку Юрзедт начать занятие до моего прихода. Конец связи. – Обратившись к О'Маре, он устало проговорил:
   – Беда этого учреждения состоит в том, что сюда принимают только лучших из лучших. Юрзедт уверена в том, что в кельгианской гинекологии смыслит намного лучше меня, и она, пожалуй, права. Проведение занятий и некоторое унижение старшего преподавателя ее, безусловно, порадует, а вот ее однокашников – навряд ли. Ну ладно, хватит о моих трудностях. Перейдем к вашим.
   Мэннен помедлил. По лицу его пробежала печальная тень.
   – Пока на моих лекциях никто не засыпал. Некоторые дебоширы стали потише, чем раньше, и я, как я теперь понимаю – ошибочно, предположил, что они стали уделять больше внимания учебе. Правда, я никак не мог понять, почему отметки у этих притихших буянов просто-таки непристойно низкие. Так что проблема эта настолько же моя, насколько и ваша в том смысле, что она может серьезно сказаться на обучении практикантов в дальнейшем. У вас есть какое-нибудь предложение, лейтенант?
   О'Мара покачал головой и неуверенно кивнул.
   – Сэр, – сказал он, – только если есть какой-то способ вылечить от храпа – физиологический, терапевтический или хирургический.
   – Храп и его эквиваленты у других форм жизни поражают до пяти процентов существ, обитающих в Галактике, – сказал Мэннен. – Это ни в коем случае не аномальное и не угрожающее жизни состояние – за исключением тех случаев, когда исстрадавшийся от бессонницы партнер способен прибегнуть к физическому насилию. Храп не вызывается психологическими нарушениями. Большинство храпунов вполне разумны и здравомыслящи, поэтому, насколько мне известно, от храпа не лечат психотерапией. На каждой планете существуют какие-то свои, традиционные способы избавления от этого недуга, ни один из которых не эффективен. Есть, правда, методы, заключающиеся в том, чтобы храпящего будить как раз в то время, когда он, она или оно храпит, но тогда уже сна лишается он сам. А здесь нам это ни к чему.
   Рассматривая механику храпа, – продолжал Мэннен лекторским тоном, – заметим, что у людей он обусловливается расслаблением и опусканием мягкого неба в бессознательном состоянии при лежании на спине. У тралтанов, которые делают все, в том числе и спят, стоя, происходит подобная релаксация мышц, за счет которой имеет место прерывистое замыкание тока воздуха из четырех дыхательных путей в речевой канал. Они называют это явление «не-чеговорением без слов». Физиологическая причина мельфианского ночного пощелкивания клешнями иная, она намного сложнее и интереснее... Простите, лейтенант. Ведь единственное, что интересует вас, – это то, как избавиться от этого явления, а не понять, откуда оно берется. Вам поможет что-то из того, о чем я рассказал?
   О'Мара хранил дипломатичное молчание.
   – Я так и понял, – сухо произнес Мэннен. – Относительно хирургического вмешательства – оно возможно во всех случаях, но не показано. Мы не можем приказать нашим практикантам подвергаться ненужной и порой рискованной операции только из-за того, что они шумят во сне. Тогда скоро мы останемся без притока желающих поступить к нам на работу, да в любом случае нам такого ни за что не позволил бы Медицинский Совет. Я думаю, что решение скорее должно быть техническим, нежели медицинским, и заключаться должно в расселении подальше друг от друга или усилением звукоизоляции в области источника шума. Ну, как?
   О'Мара на миг задумался и сказал:
   – Когда госпиталь заработает на полную мощность, жить медикам и обслуживающему персоналу точно придется в тесноте. Удалять храпунов от нехрапунов вряд ли получится, но это вы, видимо, сами понимаете, сэр. Когда я наводил справки в Эксплуатационном отделе, мне сказали, что уровень звукоизоляции в комнатах у тралтанов и мельфиан и так уже повышен до максимума, возможного для жилых помещений. Если его повысить еще чуть-чуть – и тогда сами обитатели комнат будут едва слышать музыку, диалоги героев в видеофильмах и даже собственные разговоры. Словом, чувствовать они себя будут, будто в обитых подушками камерах, а это им совсем не понравится.
   – А как насчет применения заглушающих полей? – спросил Мэннен.
   – Я знаю о них, сэр, – ответил O'Mapa. – Ими оборудовано большинство палат, в целях звукоизоляции пациентов, способных издаваемыми звуками тревожить других. Отделение Психологии невелико, да и бюджет у нас урезан до предела. Эксплуатационники говорят, что эти заглушающие поля жутко дороги.
   – Так и есть, – подтвердил Мэннен. – Но вы все-таки не печальтесь так – у вас вид такой, словно все ваши родственники умерли в одночасье. В сравнении с вами учебное отделение располагает неприлично раздутым бюджетом. Часть его можно истратить на то, чтобы я обрел непрерывное поступление бодрствующих и внимательных учащихся, так что благодарить меня не стоит. Вы мне только сообщите, сколько вам надо установок, а я поговорю с майором Крейторном насчет их скорейшего заказа. Ваша проблема решена, но почему у вас по-прежнему такое недовольное лицо?
   – Простите, сэр, – сказал O'Mapa, – но вы решили только часть проблемы – вернее говоря, это станет ясно через несколько недель или месяцев после того, как будут установлены глушилки. Однако это не выход для ликвидации более серьезной беды.
   – Продолжайте, – попросил Мэннен.
   O'Mapa, всеми силами стараясь не перейти на лекторские интонации, стал объяснять:
   – Мы знаем, что недостаток сна вызывает краткосрочную раздражимость, которая, в случае необращения на нее должного внимания, способна перерасти в нечто более постоянное и серьезное. Я уже отметил начало развития интенсивных ксенофобических реакций у практикантов кельгиан, эврилиан и нидиан, с которыми разговаривал, и вот это действительно опасно. Со временем здесь будут работать шестьдесят с лишним видов существ, и некоторые из них будут весьма и весьма экзотичны. Их невозможно будет поселить так, чтобы они образовывали маленькие одновидовые анклавы, узкий круг друзей-сородичей, чтобы их социальная активность и отдых сводились к таковым, принятым на их родных планетах. Этот госпиталь задуман как самая большая в Галактике и самая крупная многовидовая больница. Для того, чтобы он работал как положено, сотрудникам придется встречаться друг с другом, и не только на лекциях и в палатах...
   Он умолк, поскольку Мэннен снова поднял руку и сказал:
   – Лейтенант, я – не ваша бабушка, но будь я ею, я бы вас попросил не учить меня, как пить сырые яйца.
   – Прошу прощения, сэр, – смущенно проговорил O'Mapa. – Просто я из-за этого очень переживаю. Мэннен кивнул и посмотрел на часы.
   – Хорошо. Чего бы вы еще от меня хотели?
   – Мне бы хотелось, чтобы вы начали... обрабатывать своих практикантов, – торопливо проговорил O'Mapa. – Я не прошу вас обманывать их, я прошу вас лишь немного затенить правду. И если можно, попробуйте несколько минут отрывать от каждой лекции для того, чтобы спрашивать их об их личных чувствах и успехах, а не только о работе в клинике. Уподобьтесь заботливому отцу, невзирая на габариты ваших подопечных. Можете сказать, что вы заметили, что у некоторых из них усталый вид и стали хуже заниматься, и что вы знаете почему. Скажите им об установках – генераторах заглушающего поля, которые будут установлены в комнатах у тех, кто в них действительно нуждается, но объясните, что делаться это будет постепенно, в течение несколько месяцев, и что, к сожалению, до тех пор некоторым из них придется потерпеть. Не говоря прямо, попробуйте втолковать им, что их способность адаптироваться к ситуации, понять потребности, поведение и чувства их коллег, принадлежащих к другим видам, может весьма благоприятно сказаться на их карьере, и что те немногие, комнаты которых будут оборудованы глушилками в последнюю очередь, смогут заслуженно гордиться собой.
   Пока я еще не обсуждал эту идею с моим шефом, – быстро добавил он, – но когда я поговорю с майором Крейторном, уверен, он будет рад поговорить с практикантами в том же духе. У него это получается гораздо лучше, чем у меня.
   – Не сказал бы, – покачал головой Мэннен. – Это все?
   О'Мара растерялся.
   – Нет, сэр. Я не знаю как, но нельзя ли каким-то образом изменить содержание лекций и давать курсантам задания с тем, чтобы один курсант или несколько становились более сведущи в какой-то области, чем другие? Тогда для достижения наилучших результатов они будут тратить некую часть своего свободного времени на обмен полученными знаниями не только со своими сородичами, но и с представителями разных видов. Их нужно заставить... то есть я хотел сказать – вдохновить на общение друг с другом. Это возможно?
   – Возможно, – ответил Мэннен, – но нелегко. Это будет означать реорганизацию всей моей... Лейтенант, у вас страшный, изощренный ум.
   О'Мара довольно кивнул:
   – Я психолог, сэр.
   Мэннен глянул на него из-под нахмуренных бровей и продолжал:
   – Что ж, ваши идеи осуществимы, и я последую вашему предложению. Я не психолог, но, будучи преподавателем клинической медицины с большим стажем, я всегда точно знаю, когда кто-то что-то пытается от меня скрыть. Что там у вас еще на вашем страшном и изощренном уме, лейтенант?
   О'Мара почувствовал, как вспыхнули его щеки. Он растерялся и отозвался:
   – Я лучше не буду говорить, сэр. Майор поручил мне это дело под полную ответственность, и идея у меня немного необычная, и решение предполагается грубое, но эффективное. Я пока еще не до конца все продумал. Может быть, ничего и не получится, так что думаю, лучше вам не знать деталей.
   Мэннен кивнул, снова глянул на часы и поспешно встал.
   – Только постарайтесь не разрушить госпиталь, – посоветовал он.
   – Не разрушу, сэр, – ответил О'Мара и тоже встал. «По крайней мере – не весь», – мысленно добавил он.
   Следующей его остановкой стала его собственная комната, где он переоделся в самый старый и самый перемазанный комбинезон – тот самый, который из прачечной постоянно отсылали обратно с записками о том, что данный предмет одежды рекомендуется немедленно отправить на дезинтеграцию. Скорее всего майор Крейторн не одобрил бы того, что собрался предпринять О'Мара, но он не хотел угробить еще один форменный костюм и тем только усугубить недовольство шефа. Кроме того, О'Маре нужно было пробраться по туннелям под столовой, а этого ни за что нельзя было сделать быстро и при этом остаться чистеньким.
   Затем он разыскал лейтенанта Леннета. Тот трудился над одним из многих роботов, предназначенных для уборки, – доставки питания и проверки систем. На Леннете было сразу два комбинезона. Кельгиане страшно дорожили своей серебристой шерстью и старались оберегать ее, елико возможно.
   – О'Мара, – сказал Леннет, – что вам нужно?
   – Я хочу попросить вас о большом одолжении, – ответил О'Мара.
   – Земляне не всегда говорят то, что думают, – отозвался Леннет. – Не имеете ли вы в виду, что хотите, чтобы я ответил вам на то большое одолжение, которое вы сделали для меня?
   О'Мара покачал головой.
   – Вы мне ничем не обязаны, – сказал он. – Если вы ответите мне любезностью на любезность, мы будем квиты. А если вы сделаете то, о чем я вас попрошу, мы снова будем друг у друга в долгу, а это может оказаться полезно в будущем. Ну как, согласны?
   – О'Мара, у меня из-за вас голова разболелась, – признался Леннет. – Но вы мне помогли, когда отказала канализация под пятнадцатой палатой для тралтанов, и в итоге меня повысили в должности, так что, так или иначе, я готов помочь вам. Чего конкретно вы от меня хотите?
   – Во-первых, хочу спросить: вы по-прежнему отвечаете за уборку и функционирование столовой? Особенно меня интересует – водите ли вы эту большую уборочную машину?
   – Да, – ответил кельгианин. – И еще раз – да.
   – Отлично, – кивнул О'Мара. – Во время вашей очередной смены, то есть – через шесть часов, я хочу повести эту машину. Мне нужно, чтобы вы показали мне, как водить эту штуковину между столиками, а задумал я вот что...
   По мере того как О'Мара излагал свой замысел, шерсть Леннета шевелилась столь яростно, что казалось, будто под комбинезоном у него бегают обезумевшие хорьки. Когда О'Мара умолк, шерсть кельгианина еще некоторое время побуйствовала, затем он наконец обрел дар речи.
   – Нас обоих выгонят из госпиталя за это! – воскликнул он. – О'Мара, по-моему, вам нужно обратиться к психотерапевту.
   – Не думаю, что нас выгонят из госпиталя, – возразил О'Мара, – и тем более не обоих. Подробности обсудим попозже, но одно я вам обещаю: вы будете на время отозваны из столовой и отправлены с каким-то заданием в другое место, так что непосредственно замешаны не будете. Я подготовлю письменный приказ, но вы не должны его никому показывать, если только мы не провалимся и вас не попытаются обвинить.
   В конце концов, – добавил он, улыбаясь, – простой техник, даже только что получивший повышение, не имеет права не выполнить непосредственный приказ лейтенанта.
   В течение шести часов, предшествовавших дерзкому деянию, О'Мара пытался поспать или хотя бы отдохнуть, но тщетно. Тогда он попробовал заранее написать отчет и рекомендации для Крейторна. Он постарался составить отчет как можно более аккуратно, ясно и четко, поскольку майор мыслил именно так, а еще потому, что это вполне мог быть его последний отчет в Главном Госпитале Сектора.
   Но когда О'Мара положил отчет на стол майора на следующее утро, Крейторн только мельком взглянул на первую страницу и тут же отодвинул в сторону. Впервые в жизни О'Мара увидел майора не на шутку разозленным. Крейторн угрюмо проговорил:
   – Благодарю, О'Мара, но сейчас у меня нет времени это читать. Случилось нечто более срочное и серьезное. Кто-то устроил разгром в столовой. Большая часть мебели там вырвана, что называется, с корнем. Была использована большая уборочно-ремонтная машина, и это не несчастный случай. Все выглядит так, словно нарочно спланированный вандализм, который был учинен кем-то во время отсутствия Главного техника. Все поломки можно довольно легко и быстро ликвидировать, но я хочу, чтобы вы спустились туда и выяснили, что там, черт побери, случилось и почему.
   – Я знаю, что случилось и почему, – сказал O'Mapa. – Это все изложено в моем отчете, сэр.
   Крейторн медленно моргнул. Затем, не спуская глаз с О'Мары, придвинул к себе отчет и сказал:
   – Значит, у меня есть время его прочесть. Садитесь, лейтенант.
   В отчете было пять страниц, и майор молчал, пока не прочитал все – от начала до конца. Затем он облокотился о стол, на миг опустил голову на ладони, поднял голову и сказал:
   – O'Mapa, я думал, что вы шутили, когда предлагали стукнуть кое-кого головами друг о друга.
   – Сэр, я никого не стукаю, – возразил O'Mapa. – Я просто вынуждаю их оказаться ближе друг к другу, чтобы они могли разговаривать, а им придется разговаривать, если они будут есть рядом. Разгром в столовой был тщательно рассчитан на то, чтобы в итоге стало недоставать физиологически удобной мебели для любого, отдельно взятого вида, и чтобы его особи были вынуждены пользоваться столиками, стульями и всем прочим, рассчитанным на особей других видов. Поначалу они, наверное, будут спорить и ссориться, говорить ужасные вещи насчет чужих пристрастий в еде, но они будут разговаривать друг с другом и постепенно научатся друг друга понимать. Тогда начнется формирование компаний – на смену изоляции внутри плотных и потенциально враждебных одновидовых групп. Старший преподаватель Мэннен перестраивает свои лекции и семинары с тем, чтобы в свободное от дежурств время практиканты общались друг с другом, обсуждали полученные знания – это поможет им успешнее сдать экзамены.
   Кроме того, – взволнованно продолжал O'Mapa, – он поможет в финансировании установки генераторов заглушающего поля в некоторых комнатах, где они понадобятся. Хотя, если сработает моя идея и если наши практиканты действительно научатся понимать друг друга, свыкнутся с чужими пристрастиями в еде, ночными шумами, привычками и всем прочим, много генераторов нам не понадобится. Но что нам точно понадобится – так это время для того, чтобы этот процесс пошел.
   – И поэтому, – сказал Крейторн и постучал кончиком пальца по листкам отчета, – вы хотите, чтобы ремонт в столовой не начинали как можно дольше.
   – Да, сэр, – поспешно подтвердил O'Mapa. – Но тут мне нужна ваша помощь. Мой статус не позволит уговорить эксплуатационников помедлить с ремонтом, а ваш – да. И еще о практикантах. Я подумал, что мы могли бы привнести дух соревнования в процесс их сближения. Вот-вот начнется внедрение мнемографии. Сначала мнемограммы будут получать старшие врачи, но я думаю, что и практикантам это будет небезынтересно. Быть может, мы, через посредство доктора Мэннена, могли бы внушить практикантам мысль о том, что запись мнемограмм представителей разных видов – это серьезная ступень, высочайшая профессиональная оценка. Надо дать практикантам понять, что те из них, кто не будет стараться глубже понять мышление и поведение своих коллег, вряд ли смогут рассчитывать на запись мнемограмм.
   Тем временем, – продолжал O'Mapa, – мы могли бы подбросить практикантам еще одну мысль – мысль о том, что те, кто не желает пользоваться физически неудобной мебелью в столовой и разговаривать с приятелями и коллегами других видов... что таких можно назвать сопляками. Ну, или любым эквивалентом этого слова на их собственных языках.
   Крейторн кивнул.
   – А еще вы хотите внести изменения в график дежурств сотрудников – а в особенности в график посещения столовой, с тем, чтобы там постоянно не хватало подходящей мебели для особей одного вида. Мы могли бы даже сделать такое положение постоянным, превратить его в часть процесса межвидовой акклиматизации. Эксплуатационники наверняка будут жаловаться, но в конце концов, они всегда жалуются. Поначалу будут большие неудобства, но вскоре постоянная нехватка столиков превратится в неизбежный факт повседневной жизни госпиталя. – Крейторн снова постучал кончиком пальца по отчету О'Мары. – Мне нравится ваш замысел, О'Мара. Ваши рекомендации будут немедленно задействованы. Отличная работа.
   О'Мара кивнул. Он был настолько доволен и испытывал такое облегчение, что ему было не до ложной скромности.