Страница:
Однако, – сказал O'Mapa, – одно то, что вы назвали ваше имя этой милой и непросвещенной соммарадванке, с которой познакомились всего несколько дней назад, явно говорит о том, до какой степени вам нужна чья-то помощь, чтобы покинуть госпиталь. Вы действительно хотите домой?
АУГЛ-Сто шестнадцатый отозвался визгливо-булькающим звуком, который транслятор не перевел. Он не сводил глаз с землянина, и мышцы около его плотно сомкнутых челюстей обмякли.
– Глупый вопрос, – сказал O'Mapa. – Конечно, вы хотите домой. Беда в том, что вы боитесь, и потому все еще пребываете здесь. Очевидная дилемма. Но давайте попробуем разрешить ее следующим образом: я заявляю вам, что вы снова – самый обычный пациент госпиталя, обязанный выполнять больничный режим и мои медицинские предписания, и до тех пор, пока я не заключу, что вы здоровы, вы домой не отправитесь...
«Замечательно, – мысленно восхитилась Ча Трат. – Внешне ситуация как бы не изменилась – в госпитале остается постоянный пациент, но с этой минуты постоянство его нахождения в больничных стенах ставится под сомнение. Больной полностью осознает свое положение и имеет выбор – оставаться в госпитале или покинуть его. Вдобавок точная дата выписки не оговаривается, чтобы избавить пациента от естественного страха при мысли об отъезде. Но теперь и самого больного пребывание в госпитале не слишком удовлетворяет. Землянский чародей даже сумел немного видоизменить его внутреннюю реальность, мягко подчеркнув реабилитационные аспекты лечения».
O'Mapa пообещал АУГЛу, что ему будут переданы все материалы, собранные Корпусом Мониторов, касательно перемен, происшедших на Чалдерсколе в его отсутствие. Эти сведения, сказал он, будут полезны пациенту, если он примет решение вернуться на родину, и, кроме того, пообещал лично часто навещать Сто шестнадцатого или присылать к нему своих сотрудников.
«О да, – думала Ча Трат, слушая O'Mapy, – этот землянский чародей воистину велик».
Бригада санитаров с ружьями, стреляющими анестезирующими дротиками, давно ушла с сестринского поста, а это означало, что Креск-Сар и Гредличли, видимо, решили, что АУГЛ-Сто шестнадцатый более не опасен. Глядя на пассивного, успокоившегося пациента, Ча Трат не могла с ними не согласиться.
– ..И теперь вы должны понять, – тем временем говорил землянин, – что, если захотите уехать и сможете убедить меня в том, что способны адаптироваться к жизни на родине, я вас выпишу с превеликим удовольствием. Вы в госпитале так давно, что у многих наших сотрудников отношение к вам из чисто профессионального стало личным. Но самое лучшее, что госпиталь способен сделать для того, к кому здесь относятся по-дружески, – это как можно скорее вылечить его и отправить домой. Понятно? – закончил свою речь вопросом О'Мара.
А АУГЛ-Сто шестнадцатый впервые с тех пор, как землянин начал с ним разговаривать, перевел внимание на Ча Трат. Он смущенно проговорил:
– Пожалуй, я чувствую себя намного лучше, но все-таки меня пугает все то, что мне предстоит сделать. Это было заклинание? О'Мара – хороший чародей?
Стараясь сдержать переполнявшие ее чувства, Ча Трат ответила:
– Это – начало очень хорошего заклинания. Говорят, что истинно великий чародей заставляет своего пациента много трудиться.
О'Мара уже в который раз произнес нечто непереводимое и дал знак Гредличли, что она спокойно может отпустить медсестер к остальным пациентам. А когда практикантка и психолог собрались покинуть палату, АУГЛ-Сто шестнадцатый, опять ставший дружелюбным и застенчивым, обратился к О'Маре.
– О'Мара, – торжественно проговорил он, – ты можешь звать меня по имени.
Они вышли из переходной камеры. На сестринском посту все уже подняли лицевые стекла шлемов, кроме Гредличли, которая сердито проворчала:
– Видеть больше не желаю эту выскочку, эту... ситзачи. Пусть она держится от меня подальше! Я понимаю: Сто шестнадцатый поправится и покинет нас, это меня радует. Но вы только посмотрите, что тут творится! Все поломано! Я отказываюсь принимать эту практикантку у себя в палате. Решение окончательное!
Некоторое время О'Мара молча смотрел на хлородышащую Старшую сестру. Затем спокойным, лишенным эмоций тоном правителя сказал:
– Безусловно, это ваше право, но Ча Трат будет позволено или одной, или вместе со мной навещать больного так часто, как этого потребует он или я. Не думаю, что лечение Сто шестнадцатого затянется. Мы благодарны вам за помощь, Старшая сестра. Я не сомневаюсь, что вам не терпится вернуться к исполнению ваших прямых обязанностей.
Когда Гредличли ушла, Ча Трат сказала:
– У меня до сих пор не было возможности высказаться, и я не уверена в том, как будут восприняты мои слова. На Соммарадве никого не удивляет хорошая работа чародея высокого уровня. Поэтому похвала со стороны нижестоящего персонала считается ненужной и даже оскорбительной. Но в данном случае...
О'Мара поднял руку. Ча Трат умолкла, а психолог сказал:
– Что бы вы сейчас ни наговорили – будь то комплименты в мой адрес или наоборот, – это не будет иметь никакого отношения к вашему будущему, так что лучше помолчите.
Произошла большая неприятность, Ча Трат, – продолжал он угрюмо. – Скоро весь госпиталь узнает обо всем, что тут случилось. Вы должны понять, что для Старшей сестры ее палата – это ее царство, сестры – ее подданные. Возмутителей спокойствия, включая практикантов, проявляющих излишнюю инициативу, отправляют в ссылку, что на практике означает домой или в другую больницу. И я буду очень удивлен, если теперь отыщется хоть одна Старшая сестра, которая захочет взять вас на практику в свою палату.
Землянин сделал паузу, дабы соммарадванка уяснила смысл сказанного, и продолжал:
– У вас два варианта. Отправиться домой или согласиться на работу, не имеющую отношения к медицине, – рабскую работу в рядах обслуживающего персонала.
К своему удивлению, соммарадванка уловила в его тоне сочувствующие нотки.
– Вы были такой старательной, я возлагал на вас такие надежды, Ча Трат, – вмешался в разговор Креск-Сар. – Но даже если вам придется занять такую должность, вы все равно сумеете навещать Сто шестнадцатого и разговаривать с ним, посещать мои лекции, а в свободное время смотреть передачи по учебным каналам. Но без практики в палатах можете даже не надеяться на повышение.
И если вы не уволитесь, – добавил Старший врач, – вы очень скоро получите ответ на тот вопрос, что задавали мне утром на рекреационном уровне.
Ча Трат очень хорошо помнила свой вопрос и то оживление, какое он вызвал у приятелей преподавателя. Еще она не могла забыть тот стыд, который испытала, узнав о своих новых обязанностях. Тогда она подумала, что ничего более унизительного военному хирургу предложить не могут, но ошиблась.
– По сей день мне неведомы законы этого госпиталя, – отвечала она, – но я понимаю, что каким-то образом их нарушила и, следовательно, должна понести наказание. Я не ищу легких путей.
О'Мара вздохнул и сказал:
– Вы сами приняли решение.
И, прежде чем она успела открыть рот, снова вмешался Старший врач.
– Перевод Ча Трат в санитарки – это преступление! – воскликнул он. – Она самая способная практикантка в классе. Надо дождаться, когда отбушует Гредличли или когда другая сплетня заставит забыть сегодняшнее недоразумение. Вы же можете подыскать палату, куда бы Ча Трат взяли с испытательным сроком, и...
– Хватит, – с явным раздражением прервал его О'Мара. – Я не привык менять свои решения. Я устал, проголодался, и мне тоже порядком надоела ваша практикантка. Но такая палата есть, – смилостивился он. – Гериатрическая для ФРОБ. Там хронически не хватает персонала. Возможно, положение у них достаточно отчаянное для того, чтобы они согласились принять Ча Трат. Это, правда, не та палата, куда бы я направил практикантку не того вида, что сами больные, но я поговорю с диагностом Конвеем при первой же возможности.
А теперь уходите, – сердито закончил он, – иначе я произнесу заклинание, и вы оба окажетесь в ядре ближайшего белого карлика.
По дороге в столовую Креск-Сар просветил Ча Трат:
– Это очень тяжелая палата, и работа там еще труднее, чем санитарская. Но там больным можно говорить все, что вздумается, и никто не станет возражать. Там у вас неприятностей не будет, что бы ни случилось.
Слова нидианина были на слух хорошими и вселяли уверенность, и все же в его голосе Ча Трат уловила сомнение.
АУГЛ-Сто шестнадцатый отозвался визгливо-булькающим звуком, который транслятор не перевел. Он не сводил глаз с землянина, и мышцы около его плотно сомкнутых челюстей обмякли.
– Глупый вопрос, – сказал O'Mapa. – Конечно, вы хотите домой. Беда в том, что вы боитесь, и потому все еще пребываете здесь. Очевидная дилемма. Но давайте попробуем разрешить ее следующим образом: я заявляю вам, что вы снова – самый обычный пациент госпиталя, обязанный выполнять больничный режим и мои медицинские предписания, и до тех пор, пока я не заключу, что вы здоровы, вы домой не отправитесь...
«Замечательно, – мысленно восхитилась Ча Трат. – Внешне ситуация как бы не изменилась – в госпитале остается постоянный пациент, но с этой минуты постоянство его нахождения в больничных стенах ставится под сомнение. Больной полностью осознает свое положение и имеет выбор – оставаться в госпитале или покинуть его. Вдобавок точная дата выписки не оговаривается, чтобы избавить пациента от естественного страха при мысли об отъезде. Но теперь и самого больного пребывание в госпитале не слишком удовлетворяет. Землянский чародей даже сумел немного видоизменить его внутреннюю реальность, мягко подчеркнув реабилитационные аспекты лечения».
O'Mapa пообещал АУГЛу, что ему будут переданы все материалы, собранные Корпусом Мониторов, касательно перемен, происшедших на Чалдерсколе в его отсутствие. Эти сведения, сказал он, будут полезны пациенту, если он примет решение вернуться на родину, и, кроме того, пообещал лично часто навещать Сто шестнадцатого или присылать к нему своих сотрудников.
«О да, – думала Ча Трат, слушая O'Mapy, – этот землянский чародей воистину велик».
Бригада санитаров с ружьями, стреляющими анестезирующими дротиками, давно ушла с сестринского поста, а это означало, что Креск-Сар и Гредличли, видимо, решили, что АУГЛ-Сто шестнадцатый более не опасен. Глядя на пассивного, успокоившегося пациента, Ча Трат не могла с ними не согласиться.
– ..И теперь вы должны понять, – тем временем говорил землянин, – что, если захотите уехать и сможете убедить меня в том, что способны адаптироваться к жизни на родине, я вас выпишу с превеликим удовольствием. Вы в госпитале так давно, что у многих наших сотрудников отношение к вам из чисто профессионального стало личным. Но самое лучшее, что госпиталь способен сделать для того, к кому здесь относятся по-дружески, – это как можно скорее вылечить его и отправить домой. Понятно? – закончил свою речь вопросом О'Мара.
А АУГЛ-Сто шестнадцатый впервые с тех пор, как землянин начал с ним разговаривать, перевел внимание на Ча Трат. Он смущенно проговорил:
– Пожалуй, я чувствую себя намного лучше, но все-таки меня пугает все то, что мне предстоит сделать. Это было заклинание? О'Мара – хороший чародей?
Стараясь сдержать переполнявшие ее чувства, Ча Трат ответила:
– Это – начало очень хорошего заклинания. Говорят, что истинно великий чародей заставляет своего пациента много трудиться.
О'Мара уже в который раз произнес нечто непереводимое и дал знак Гредличли, что она спокойно может отпустить медсестер к остальным пациентам. А когда практикантка и психолог собрались покинуть палату, АУГЛ-Сто шестнадцатый, опять ставший дружелюбным и застенчивым, обратился к О'Маре.
– О'Мара, – торжественно проговорил он, – ты можешь звать меня по имени.
Они вышли из переходной камеры. На сестринском посту все уже подняли лицевые стекла шлемов, кроме Гредличли, которая сердито проворчала:
– Видеть больше не желаю эту выскочку, эту... ситзачи. Пусть она держится от меня подальше! Я понимаю: Сто шестнадцатый поправится и покинет нас, это меня радует. Но вы только посмотрите, что тут творится! Все поломано! Я отказываюсь принимать эту практикантку у себя в палате. Решение окончательное!
Некоторое время О'Мара молча смотрел на хлородышащую Старшую сестру. Затем спокойным, лишенным эмоций тоном правителя сказал:
– Безусловно, это ваше право, но Ча Трат будет позволено или одной, или вместе со мной навещать больного так часто, как этого потребует он или я. Не думаю, что лечение Сто шестнадцатого затянется. Мы благодарны вам за помощь, Старшая сестра. Я не сомневаюсь, что вам не терпится вернуться к исполнению ваших прямых обязанностей.
Когда Гредличли ушла, Ча Трат сказала:
– У меня до сих пор не было возможности высказаться, и я не уверена в том, как будут восприняты мои слова. На Соммарадве никого не удивляет хорошая работа чародея высокого уровня. Поэтому похвала со стороны нижестоящего персонала считается ненужной и даже оскорбительной. Но в данном случае...
О'Мара поднял руку. Ча Трат умолкла, а психолог сказал:
– Что бы вы сейчас ни наговорили – будь то комплименты в мой адрес или наоборот, – это не будет иметь никакого отношения к вашему будущему, так что лучше помолчите.
Произошла большая неприятность, Ча Трат, – продолжал он угрюмо. – Скоро весь госпиталь узнает обо всем, что тут случилось. Вы должны понять, что для Старшей сестры ее палата – это ее царство, сестры – ее подданные. Возмутителей спокойствия, включая практикантов, проявляющих излишнюю инициативу, отправляют в ссылку, что на практике означает домой или в другую больницу. И я буду очень удивлен, если теперь отыщется хоть одна Старшая сестра, которая захочет взять вас на практику в свою палату.
Землянин сделал паузу, дабы соммарадванка уяснила смысл сказанного, и продолжал:
– У вас два варианта. Отправиться домой или согласиться на работу, не имеющую отношения к медицине, – рабскую работу в рядах обслуживающего персонала.
К своему удивлению, соммарадванка уловила в его тоне сочувствующие нотки.
– Вы были такой старательной, я возлагал на вас такие надежды, Ча Трат, – вмешался в разговор Креск-Сар. – Но даже если вам придется занять такую должность, вы все равно сумеете навещать Сто шестнадцатого и разговаривать с ним, посещать мои лекции, а в свободное время смотреть передачи по учебным каналам. Но без практики в палатах можете даже не надеяться на повышение.
И если вы не уволитесь, – добавил Старший врач, – вы очень скоро получите ответ на тот вопрос, что задавали мне утром на рекреационном уровне.
Ча Трат очень хорошо помнила свой вопрос и то оживление, какое он вызвал у приятелей преподавателя. Еще она не могла забыть тот стыд, который испытала, узнав о своих новых обязанностях. Тогда она подумала, что ничего более унизительного военному хирургу предложить не могут, но ошиблась.
– По сей день мне неведомы законы этого госпиталя, – отвечала она, – но я понимаю, что каким-то образом их нарушила и, следовательно, должна понести наказание. Я не ищу легких путей.
О'Мара вздохнул и сказал:
– Вы сами приняли решение.
И, прежде чем она успела открыть рот, снова вмешался Старший врач.
– Перевод Ча Трат в санитарки – это преступление! – воскликнул он. – Она самая способная практикантка в классе. Надо дождаться, когда отбушует Гредличли или когда другая сплетня заставит забыть сегодняшнее недоразумение. Вы же можете подыскать палату, куда бы Ча Трат взяли с испытательным сроком, и...
– Хватит, – с явным раздражением прервал его О'Мара. – Я не привык менять свои решения. Я устал, проголодался, и мне тоже порядком надоела ваша практикантка. Но такая палата есть, – смилостивился он. – Гериатрическая для ФРОБ. Там хронически не хватает персонала. Возможно, положение у них достаточно отчаянное для того, чтобы они согласились принять Ча Трат. Это, правда, не та палата, куда бы я направил практикантку не того вида, что сами больные, но я поговорю с диагностом Конвеем при первой же возможности.
А теперь уходите, – сердито закончил он, – иначе я произнесу заклинание, и вы оба окажетесь в ядре ближайшего белого карлика.
По дороге в столовую Креск-Сар просветил Ча Трат:
– Это очень тяжелая палата, и работа там еще труднее, чем санитарская. Но там больным можно говорить все, что вздумается, и никто не станет возражать. Там у вас неприятностей не будет, что бы ни случилось.
Слова нидианина были на слух хорошими и вселяли уверенность, и все же в его голосе Ча Трат уловила сомнение.
Глава 7
Ей дали еще два выходных. Но было ли то вознаграждением за помощь в инциденте с АУГЛ-Сто шестнадцатым, или О'Мара просто долго договаривался, чтобы Ча Трат взяли в гериатрическую палату для ФРОБов, этого она не знала. А Креск-Сар не говорил. Соммарадванка трижды наведывалась в палату к Сто шестнадцатому и подолгу задерживалась у него. Но принимали ее там так холодно, что удивительно, как не замерзала вода. Ни на рекреационный уровень, ни по коридорам Ча Трат больше ходить не отваживалась. Она решила, что если будет торчать у себя в каюте и смотреть учебные передачи, то меньше шансов угодить в беду.
Тарзедт объявила ее законченной сумасшедшей и поразилась, как это О'Мара сразу не поставил ей такого диагноза.
Через два дня соммарадванке было велено явиться в гериатрическую палату для ФРОБов к началу утреннего дежурства и представиться Старшей сестре ДБЛФ. Креск-Сар сказал, что на этот раз ему нет нужды идти с ней и присутствовать при их знакомстве, так как Старшая сестра Сегрот, как, впрочем, и все остальные сотрудники госпиталя, уже о Ча Трат слышала. Наверное, именно поэтому, когда соммарадванка явилась точно в указанное время. Старшая сестра ей и рта не дала раскрыть.
– Палата у нас хирургическая, – резко проговорила Сегрот и обвела лапкой ряды мониторов, занимающие три стены сестринского поста. – Здесь находятся семьдесят пациентов-худлариан, которых обслуживают тридцать две медсестры, включая вас. Все медсестры – теплокровные кислорододышащие разных видов. Так что вам не потребуется никакая защитная одежда – только компенсатор гравитации и носовые фильтры. ФРОБы делятся на до– и послеоперационных больных и отделены друг от друга свето– и звуконепроницаемой перегородкой. До тек пор, пока вы тут не освоитесь, вам не следует не только заниматься послеоперационными больными, но даже близко к ним подходить.
Не дав Ча Трат сказать, что она все понимает, кельгианка продолжала:
– Сейчас у нас на практике ФРОБ, ваш сокурсник. Уверена, он будет рад ответить на все вопросы, которые вы стесняетесь задать мне.
Серебристый мех на боках Сегрот сморщился в волну неправильной формы, что, как знала Ча Трат из наблюдений за Тарзедт, означало гнев и нетерпение.
– Судя по тому, что я слышала о вас, сестра, вы, наверное, уже много чего знаете о худларианах и рветесь в бой. Не вздумайте даже! Здесь осуществляется особый проект диагноста Конвея, мы разрабатываем новые хирургические методики, так что ваши знания так или иначе устарели. За исключением тех случаев, когда О'Мара будет вызывать вас к АУГЛ-Сто шестнадцатому, вы не будете делать ровным счетом ничего – только смотреть, слушать и время от времени выполнять несложные поручения под наблюдением более опытных сестер или в моем присутствии.
Мне не хотелось бы разочаровываться в вас, – закончила инструктаж Сегрот, – и надеюсь, вы не отметите свой первый день работы в палате чудом исцеления.
Отыскать сокурсника – ФРОБа среди других дежурящих сестер и братьев оказалось проще простого: они были либо кельгианами и кельгианками ДБЛФ, либо мельфианами ЭЛНТ. Еще легче оказалось отличить знакомого от ФРОБов-пациентов. Ча Трат с трудом верила собственным глазам – настолько разительным оказалось отличие зрелого худларианина от своих престарелых сородичей.
Она подошла поближе к сокурснику, и речевая мембрана того слегка завибрировала.
– Вижу, – проговорил он, – ты выжила после первого знакомства с Сегрот. Не стоит переживать: кельгиане, наделенные властью, еще менее обходительны, чем те, кто ее лишен. Если станешь делать все в точности так, как она скажет, проблем не будет. А я рад, что в палате появилось дружеское, знакомое лицо.
«Странное высказывание, – подумала Ча Трат, – ведь у самих худлариан вообще нет никаких лиц». Однако соммарадванка чувствовала, что сокурсник всеми силами старается подбодрить ее, и была ему за это благодарна. Правда, она не понимала, почему худларианин не назвал ее по имени. Может быть, между худларианами и чалдерианами было еще что-то общее, помимо колоссальных размеров и физической силы? Ча Трат решила, что до тех пор, пока она не уверится, что можно называть друг друга по имени, не рискуя обидеть, следует к сотрудникам обращаться «сестра» или «эй, ты!».
– Я сейчас разбрызгиваю питательную смесь и подтираю пятна, – сообщил худларианин-практикант. – Хочешь – возьми резервуар со смесью и пойдем со мной. Сможешь познакомиться с некоторыми пациентами. – Не дожидаясь ответа, он продолжал:
– Вот с этим разговаривать нельзя: его речевая мембрана заклеена, чтобы производимые им звуки не тревожили других больных и сотрудников. Очень жаль, что он не может адекватно реагировать на назначенные ему обезболивающие, но, так или иначе, разговаривает он бессвязно.
Ча Трат сразу поняла, что этот худларианин серьезно болен. Шесть его могучих щупалец, поддерживающих туловище здоровых ФРОБов в вертикальном положении, безжизненно свисали за края подвесной люльки, напоминая подгнившие стволы деревьев. Плотные мозолистые наросты-костяшки, на которые худлариане опирались при ходьбе, подгибая фаланги пальцев, побледнели, усохли и растрескались. А сами пальцы, обычно столь крепкие и точные в движениях, непрерывно дергались, словно их сводили судороги.
На спине и боках больного запеклись пятна питательной смеси, которую следовало смыть, прежде чем обрызгать его свежей порцией питания. На глазах Ча Трат в нижней части туловища несчастного собрался млечный выпот и закапал в судно, помещенное под люлькой.
– Что с ним? – спросила соммарадванка. – Можно его вылечить, и лечат ли его?
– Старость, – хрипловато проговорил в ответ сокурсник Ча Трат и продолжил более профессиональным, выдержанным тоном:
– Мы, худлариане, – существа с большими энергетическими потребностями и ускоренным обменом веществ. С возрастом прежде всего начинают страдать механизмы поглощения и переработки пищи, которые у более молодых особей контролируются усилием воли. Будь так добра, набрызгай вот сюда питательного раствора, как только я смою остатки старого.
– Конечно, – с готовностью откликнулась Ча Трат.
– А это, в свою очередь, – продолжал худларианин, – приводит к нарастающему атрофированию соответствующих отделов нервной и мышечной систем. В итоге развиваются общий паралич, некроз конечностей и наступает смерть.
Быстро поорудовав губкой, он уступил место Ча Трат, чтобы она обрызгала больного питательной смесью. Когда он снова заговорил, в его голосе уже не чувствовалось профессионального спокойствия.
– Самая большая проблема ухода за престарелыми худларианами, – сказал он, – состоит в том, что их мозг, нуждающийся в относительно небольшой пропорции потребляемой энергии, остается практически незатронутым дегенеративным процессом вплоть до остановки двойного сердца. В этом-то и заключается подлинная трагедия. Крайне редко психика худларианина не страдает, когда тело разлагается. Что причиняет ему немыслимую боль. Можешь понять, почему эта палата, которую не так давно ввели в рамки Проекта Конвея, пользуется таким пристальным вниманием психологов.
По крайней мере, – добавил худларианин потише, когда они переходили к другому больному, – так было до тех пор, пока ты не занялась психоанализом своего АУГЛа-Сто шестнадцатого.
– Прошу, не напоминай мне об этом, – попросила Ча Трат.
Речевая мембрана следующего пациента также была закрыта плотным глушителем цилиндрической формы, но то ли худларианин производил слишком, громкие звуки, то ли устройство было не в порядке. Многое из того, что он говорил, а именно: полный бред, свидетельствующий о выраженном умственном расстройстве и сильных болях, – транслятор Ча Трат улавливал.
– У меня есть вопросы, – проговорила Ча Трат. – Но, боюсь, они покажутся тебе оскорбительными, критикующими философские ценности худлариан и вашу профессиональную этику. На Соммарадве к таким вещам относятся иначе. А мне бы не хотелось тебя обидеть.
– Спрашивай, – отозвался медбрат. – Считай, что я заранее принял твои извинения.
– Ранее я спросила, можно ли вылечить этих больных, – осторожно начала Ча Трат, – но ты не ответил. Они неизлечимы? Если так, то почему им не посоветовали покончить с собой до того, как болезнь достигла такой стадии?
Несколько минут худларианин молча стирал засохшее пятно питательной смеси со спины пациента. Наконец он ответил:
– Ты меня не обидела, но удивила, сестра. Что касается меня, то я не могу критиковать соммарадванскую систему здравоохранения. Ведь пока несколько столетий назад мы не вступили в Галактическую Федерацию, у нас не существовало ни терапии, ни хирургии. Но верно ли я понял – вы понуждаете ваших неизлечимых больных к самоубийству?
– Не совсем так, – ответила Ча Трат. – Если знахарь, целитель рабов, хирург, целитель воинов, или чародей, целитель правителей, отказываются принять на себя личную ответственность за лечение больного, то его никто не лечит. Просто больному точно и доходчиво объясняется истинное положение вещей. При этом не допускается притворное подбадривание или вводящий в заблуждение обман, к которым часто прибегают здесь, хотя, как я понимаю, из лучших побуждений. Никакого особого давления на больного не оказывается: он волен сам принять решение.
Слушая ее, худларианин прервал работу.
– Сестра, – сказал он, – тебе никогда не следует в такой манере обсуждать с больным его состояние. Если ты поступишь иначе, у тебя будут очень большие неприятности.
– Я не буду этого делать, – сказала Ча Трат. – По крайней мере до тех пор... вернее, пока мне снова не будет суждено выполнять здесь обязанности хирурга.
– И даже тогда, – обеспокоенно проговорил худларианин.
– Я не понимаю, – возразила Ча Трат. – Если я целиком принимаю на себя ответственность за больного...
– Так, значит, ты на родине была хирургом! – прервал ее медбрат, явно желая уйти от спора. – Я тоже надеюсь вернуться домой, получив квалификацию хирурга.
Ча Трат тоже не хотелось спорить.
– Сколько лет уйдет на обучение? – поинтересовалась она.
– Два года, если мне повезет, – отвечал худларианин. – Я не собираюсь специализироваться по полной программе в хирургии у других видов, хочу только освоить основы сестринского дела и параллельно пройти курс по хирургии ФРОБов. Я участвую в новом Проекте Конвея, поэтому меня ждут на родине как можно скорее.
Что же касается того вопроса, который ты задала раньше, – добавил он, – то хочешь верь, хочешь нет, сестра, но большинство этих пациентов если и не будет излечено, то их общее состояние значительно улучшится. Они смогут вести долгую и продуктивную жизнь, избавятся от болей и станут психически и, в определенных пределах, физически активны.
– Твое заявление произвело на меня большое впечатление, – откликнулась Ча Трат, стараясь скрыть недоверие. – А что собой представляет Проект Конвея?
– Чем слушать мои неполные и неточные объяснения, – отозвался худларианин, – лучше узнать о проекте от самого Конвея. Это Главный диагност госпиталя по хирургии, и сегодня во второй половине дня он будет читать лекцию и демонстрировать новые методы оперирования ФРОБов.
Я на лекцию уже приглашен, – продолжал медбрат. – Но нам так нужны хирурги, что стоит тебе только выразить интерес к проекту – присоединяться к работе сразу не обязательно, – чтобы тебя пригласили на лекцию. А мне так приятно, если со мной рядом будет хоть кто-то, кто в этом так же мало разбирается, как я.
– Хирургическое лечение особей других видов, – сказала Ча Трат, – интересует меня больше всего. Но я только что заступила на дежурство и не уверена, что Старшая сестра меня отпустит.
– Обязательно отпустит, – заверил ее худларианин, – если ты не сделаешь ничего такого, что рассердило бы ее.
– Не сделаю, – твердо проговорила Ча Трат и добавила:
– По крайней мере нарочно.
У третьего больного глушителя на мембране не оказалось, и, пока они возились с предыдущим пациентом, он довольно оживленно рассказывал соседу, лежавшему напротив, о своих внуках. Ча Трат обратилась к больному так, как было принято на Соммарадве, да и здесь, в госпитале:
– Как вы себя сегодня чувствуете?
– Спасибо, сестра, хорошо, – ответил больной, как и ожидала Ча Трат.
Но на самом деле хорошим состояние больного назвать можно было только с большой натяжкой. Его умственные способности еще не пострадали. Дегенеративный процесс пока не зашел слишком далеко, и обезболивающие препараты все еще действовали. Но от одного взгляда на его конечности и шкуру у Ча Трат возникал зуд. Однако, как многие и многие больные из тех, кого ей доводилось лечить, этот не захотел обидеть ее и сказать, что ему на самом деле совсем не хорошо.
– А когда вы немножко покушаете, – сказала Ча Трат, пока худларианин орудовал губкой, – вам станет еще лучше.
«Ненамного», – добавила она про себя.
– Я вас раньше не видел, сестрица, – сообщил больной. – Вы, наверное, новенькая. Такая милашка, и ваши формы приятны на глаз.
– Последний раз такие слова, – отшутилась Ча Трат, включая баллон с питательной смесью, – я слыхала от одного излишне пылкого соммарадванина противоположного пола.
Речевая мембрана пациента издала серию непереводимых звуков, и его громоздкое дряблое туловище начало сотрясаться в люльке. Утихнув, он объявил:
– Со мной можете не опасаться за свою девственность, сестрица. К несчастью, я слишком стар и немощен.
К Ча Трат вернулись воспоминания о Соммарадве, где с ней пытались флиртовать израненные, прикованные к постели сородичи, а она не знала – смеяться ей или плакать.
– Благодарю вас, – сказала она. – Однако я буду настороже, когда вы поправитесь.
С остальными пациентами все прошло примерно так же: медбрат-худларианин в основном помалкивал, а Ча Трат болтала с больными. Во-первых, она была новенькая, во-вторых – с планеты, о которой пациенты ничего не знали, посему ее воспринимали с большим, но вежливым интересом. Больным не хотелось говорить о себе или о своем плачевном здоровье, а хотелось – о Ча Трат и Соммарадве. И она готова была удовлетворить их любопытство – по крайней мере в том, что касалось приятных моментов ее жизни на родине.
Непрерывная болтовня помогла соммарадванке забыть об усталости. Ей очень мешал баллон с питательной смесью. Несмотря на то, что гравитационные компенсаторы сводили вес баллона к нулю, ремни, на которых он крепился, сильно, до боли, врезались ей в плечи. И вот тогда, когда осталось вытереть и накормить всего трех пациентов, за спинами Ча Трат и медбрата-худларианина откуда ни возьмись возникла Сегрот.
– Ча Трат, если вы работаете так же хорошо, как болтаете, – съязвила Старшая сестра, – то у меня нет возражений. – А у худларианина она спросила:
– Ну, как она справляется, брат?
– Она мне очень хорошо помогает, – ответил ФРОБ-практикант. – И не жалуется. Она очень мила и обходительна с больными.
– Славно, славно, – похвалила Сегрот, и шерсть ее одобрительно пошевелилась. – Однако, чтобы сохранять хорошее расположение духа, соммарадванке требуется потреблять пищу не менее трех раз в день. А время дневной трапезы уже вот-вот минует. Не могли бы вы, медбрат, закончить обработку остальных пациентов самостоятельно?
– Конечно, – с готовностью откликнулся худларианин, и Сегрот развернулась, намереваясь уйти.
– Старшая сестра, – торопливо окликнула ее Ча Трат. – Конечно, я только что заступила на дежурство, но не могли бы вы позволить мне посетить...
– Лекцию Конвея, – закончила за нее Сегрот. – Понятно, теперь будете искать любое оправдание, лишь бы посачковать. Ну да ладно, может, я к вам и несправедлива. Я слушала с помощью звуковых датчиков, как вы разговаривали с больными. Судя по всему, вы умеете сдерживать свои чувства. Учитывая ваш опыт хирурга, полагаю, вас не должны слишком шокировать практические моменты лекции. Однако если это все-таки произойдет, и вам станет не по себе, немедленно уходите, и по возможности – незаметно.
Обычно я новичкам подобных послаблений не делаю, – закончила она. – Но если за час успеете пообедать и вернуться, то можете идти на лекцию.
– Спасибо, – поблагодарила Ча Трат и принялась стаскивать баллон с питательной смесью. А кельгианка уже заструилась к выходу.
Тарзедт объявила ее законченной сумасшедшей и поразилась, как это О'Мара сразу не поставил ей такого диагноза.
Через два дня соммарадванке было велено явиться в гериатрическую палату для ФРОБов к началу утреннего дежурства и представиться Старшей сестре ДБЛФ. Креск-Сар сказал, что на этот раз ему нет нужды идти с ней и присутствовать при их знакомстве, так как Старшая сестра Сегрот, как, впрочем, и все остальные сотрудники госпиталя, уже о Ча Трат слышала. Наверное, именно поэтому, когда соммарадванка явилась точно в указанное время. Старшая сестра ей и рта не дала раскрыть.
– Палата у нас хирургическая, – резко проговорила Сегрот и обвела лапкой ряды мониторов, занимающие три стены сестринского поста. – Здесь находятся семьдесят пациентов-худлариан, которых обслуживают тридцать две медсестры, включая вас. Все медсестры – теплокровные кислорододышащие разных видов. Так что вам не потребуется никакая защитная одежда – только компенсатор гравитации и носовые фильтры. ФРОБы делятся на до– и послеоперационных больных и отделены друг от друга свето– и звуконепроницаемой перегородкой. До тек пор, пока вы тут не освоитесь, вам не следует не только заниматься послеоперационными больными, но даже близко к ним подходить.
Не дав Ча Трат сказать, что она все понимает, кельгианка продолжала:
– Сейчас у нас на практике ФРОБ, ваш сокурсник. Уверена, он будет рад ответить на все вопросы, которые вы стесняетесь задать мне.
Серебристый мех на боках Сегрот сморщился в волну неправильной формы, что, как знала Ча Трат из наблюдений за Тарзедт, означало гнев и нетерпение.
– Судя по тому, что я слышала о вас, сестра, вы, наверное, уже много чего знаете о худларианах и рветесь в бой. Не вздумайте даже! Здесь осуществляется особый проект диагноста Конвея, мы разрабатываем новые хирургические методики, так что ваши знания так или иначе устарели. За исключением тех случаев, когда О'Мара будет вызывать вас к АУГЛ-Сто шестнадцатому, вы не будете делать ровным счетом ничего – только смотреть, слушать и время от времени выполнять несложные поручения под наблюдением более опытных сестер или в моем присутствии.
Мне не хотелось бы разочаровываться в вас, – закончила инструктаж Сегрот, – и надеюсь, вы не отметите свой первый день работы в палате чудом исцеления.
Отыскать сокурсника – ФРОБа среди других дежурящих сестер и братьев оказалось проще простого: они были либо кельгианами и кельгианками ДБЛФ, либо мельфианами ЭЛНТ. Еще легче оказалось отличить знакомого от ФРОБов-пациентов. Ча Трат с трудом верила собственным глазам – настолько разительным оказалось отличие зрелого худларианина от своих престарелых сородичей.
Она подошла поближе к сокурснику, и речевая мембрана того слегка завибрировала.
– Вижу, – проговорил он, – ты выжила после первого знакомства с Сегрот. Не стоит переживать: кельгиане, наделенные властью, еще менее обходительны, чем те, кто ее лишен. Если станешь делать все в точности так, как она скажет, проблем не будет. А я рад, что в палате появилось дружеское, знакомое лицо.
«Странное высказывание, – подумала Ча Трат, – ведь у самих худлариан вообще нет никаких лиц». Однако соммарадванка чувствовала, что сокурсник всеми силами старается подбодрить ее, и была ему за это благодарна. Правда, она не понимала, почему худларианин не назвал ее по имени. Может быть, между худларианами и чалдерианами было еще что-то общее, помимо колоссальных размеров и физической силы? Ча Трат решила, что до тех пор, пока она не уверится, что можно называть друг друга по имени, не рискуя обидеть, следует к сотрудникам обращаться «сестра» или «эй, ты!».
– Я сейчас разбрызгиваю питательную смесь и подтираю пятна, – сообщил худларианин-практикант. – Хочешь – возьми резервуар со смесью и пойдем со мной. Сможешь познакомиться с некоторыми пациентами. – Не дожидаясь ответа, он продолжал:
– Вот с этим разговаривать нельзя: его речевая мембрана заклеена, чтобы производимые им звуки не тревожили других больных и сотрудников. Очень жаль, что он не может адекватно реагировать на назначенные ему обезболивающие, но, так или иначе, разговаривает он бессвязно.
Ча Трат сразу поняла, что этот худларианин серьезно болен. Шесть его могучих щупалец, поддерживающих туловище здоровых ФРОБов в вертикальном положении, безжизненно свисали за края подвесной люльки, напоминая подгнившие стволы деревьев. Плотные мозолистые наросты-костяшки, на которые худлариане опирались при ходьбе, подгибая фаланги пальцев, побледнели, усохли и растрескались. А сами пальцы, обычно столь крепкие и точные в движениях, непрерывно дергались, словно их сводили судороги.
На спине и боках больного запеклись пятна питательной смеси, которую следовало смыть, прежде чем обрызгать его свежей порцией питания. На глазах Ча Трат в нижней части туловища несчастного собрался млечный выпот и закапал в судно, помещенное под люлькой.
– Что с ним? – спросила соммарадванка. – Можно его вылечить, и лечат ли его?
– Старость, – хрипловато проговорил в ответ сокурсник Ча Трат и продолжил более профессиональным, выдержанным тоном:
– Мы, худлариане, – существа с большими энергетическими потребностями и ускоренным обменом веществ. С возрастом прежде всего начинают страдать механизмы поглощения и переработки пищи, которые у более молодых особей контролируются усилием воли. Будь так добра, набрызгай вот сюда питательного раствора, как только я смою остатки старого.
– Конечно, – с готовностью откликнулась Ча Трат.
– А это, в свою очередь, – продолжал худларианин, – приводит к нарастающему атрофированию соответствующих отделов нервной и мышечной систем. В итоге развиваются общий паралич, некроз конечностей и наступает смерть.
Быстро поорудовав губкой, он уступил место Ча Трат, чтобы она обрызгала больного питательной смесью. Когда он снова заговорил, в его голосе уже не чувствовалось профессионального спокойствия.
– Самая большая проблема ухода за престарелыми худларианами, – сказал он, – состоит в том, что их мозг, нуждающийся в относительно небольшой пропорции потребляемой энергии, остается практически незатронутым дегенеративным процессом вплоть до остановки двойного сердца. В этом-то и заключается подлинная трагедия. Крайне редко психика худларианина не страдает, когда тело разлагается. Что причиняет ему немыслимую боль. Можешь понять, почему эта палата, которую не так давно ввели в рамки Проекта Конвея, пользуется таким пристальным вниманием психологов.
По крайней мере, – добавил худларианин потише, когда они переходили к другому больному, – так было до тех пор, пока ты не занялась психоанализом своего АУГЛа-Сто шестнадцатого.
– Прошу, не напоминай мне об этом, – попросила Ча Трат.
Речевая мембрана следующего пациента также была закрыта плотным глушителем цилиндрической формы, но то ли худларианин производил слишком, громкие звуки, то ли устройство было не в порядке. Многое из того, что он говорил, а именно: полный бред, свидетельствующий о выраженном умственном расстройстве и сильных болях, – транслятор Ча Трат улавливал.
– У меня есть вопросы, – проговорила Ча Трат. – Но, боюсь, они покажутся тебе оскорбительными, критикующими философские ценности худлариан и вашу профессиональную этику. На Соммарадве к таким вещам относятся иначе. А мне бы не хотелось тебя обидеть.
– Спрашивай, – отозвался медбрат. – Считай, что я заранее принял твои извинения.
– Ранее я спросила, можно ли вылечить этих больных, – осторожно начала Ча Трат, – но ты не ответил. Они неизлечимы? Если так, то почему им не посоветовали покончить с собой до того, как болезнь достигла такой стадии?
Несколько минут худларианин молча стирал засохшее пятно питательной смеси со спины пациента. Наконец он ответил:
– Ты меня не обидела, но удивила, сестра. Что касается меня, то я не могу критиковать соммарадванскую систему здравоохранения. Ведь пока несколько столетий назад мы не вступили в Галактическую Федерацию, у нас не существовало ни терапии, ни хирургии. Но верно ли я понял – вы понуждаете ваших неизлечимых больных к самоубийству?
– Не совсем так, – ответила Ча Трат. – Если знахарь, целитель рабов, хирург, целитель воинов, или чародей, целитель правителей, отказываются принять на себя личную ответственность за лечение больного, то его никто не лечит. Просто больному точно и доходчиво объясняется истинное положение вещей. При этом не допускается притворное подбадривание или вводящий в заблуждение обман, к которым часто прибегают здесь, хотя, как я понимаю, из лучших побуждений. Никакого особого давления на больного не оказывается: он волен сам принять решение.
Слушая ее, худларианин прервал работу.
– Сестра, – сказал он, – тебе никогда не следует в такой манере обсуждать с больным его состояние. Если ты поступишь иначе, у тебя будут очень большие неприятности.
– Я не буду этого делать, – сказала Ча Трат. – По крайней мере до тех пор... вернее, пока мне снова не будет суждено выполнять здесь обязанности хирурга.
– И даже тогда, – обеспокоенно проговорил худларианин.
– Я не понимаю, – возразила Ча Трат. – Если я целиком принимаю на себя ответственность за больного...
– Так, значит, ты на родине была хирургом! – прервал ее медбрат, явно желая уйти от спора. – Я тоже надеюсь вернуться домой, получив квалификацию хирурга.
Ча Трат тоже не хотелось спорить.
– Сколько лет уйдет на обучение? – поинтересовалась она.
– Два года, если мне повезет, – отвечал худларианин. – Я не собираюсь специализироваться по полной программе в хирургии у других видов, хочу только освоить основы сестринского дела и параллельно пройти курс по хирургии ФРОБов. Я участвую в новом Проекте Конвея, поэтому меня ждут на родине как можно скорее.
Что же касается того вопроса, который ты задала раньше, – добавил он, – то хочешь верь, хочешь нет, сестра, но большинство этих пациентов если и не будет излечено, то их общее состояние значительно улучшится. Они смогут вести долгую и продуктивную жизнь, избавятся от болей и станут психически и, в определенных пределах, физически активны.
– Твое заявление произвело на меня большое впечатление, – откликнулась Ча Трат, стараясь скрыть недоверие. – А что собой представляет Проект Конвея?
– Чем слушать мои неполные и неточные объяснения, – отозвался худларианин, – лучше узнать о проекте от самого Конвея. Это Главный диагност госпиталя по хирургии, и сегодня во второй половине дня он будет читать лекцию и демонстрировать новые методы оперирования ФРОБов.
Я на лекцию уже приглашен, – продолжал медбрат. – Но нам так нужны хирурги, что стоит тебе только выразить интерес к проекту – присоединяться к работе сразу не обязательно, – чтобы тебя пригласили на лекцию. А мне так приятно, если со мной рядом будет хоть кто-то, кто в этом так же мало разбирается, как я.
– Хирургическое лечение особей других видов, – сказала Ча Трат, – интересует меня больше всего. Но я только что заступила на дежурство и не уверена, что Старшая сестра меня отпустит.
– Обязательно отпустит, – заверил ее худларианин, – если ты не сделаешь ничего такого, что рассердило бы ее.
– Не сделаю, – твердо проговорила Ча Трат и добавила:
– По крайней мере нарочно.
У третьего больного глушителя на мембране не оказалось, и, пока они возились с предыдущим пациентом, он довольно оживленно рассказывал соседу, лежавшему напротив, о своих внуках. Ча Трат обратилась к больному так, как было принято на Соммарадве, да и здесь, в госпитале:
– Как вы себя сегодня чувствуете?
– Спасибо, сестра, хорошо, – ответил больной, как и ожидала Ча Трат.
Но на самом деле хорошим состояние больного назвать можно было только с большой натяжкой. Его умственные способности еще не пострадали. Дегенеративный процесс пока не зашел слишком далеко, и обезболивающие препараты все еще действовали. Но от одного взгляда на его конечности и шкуру у Ча Трат возникал зуд. Однако, как многие и многие больные из тех, кого ей доводилось лечить, этот не захотел обидеть ее и сказать, что ему на самом деле совсем не хорошо.
– А когда вы немножко покушаете, – сказала Ча Трат, пока худларианин орудовал губкой, – вам станет еще лучше.
«Ненамного», – добавила она про себя.
– Я вас раньше не видел, сестрица, – сообщил больной. – Вы, наверное, новенькая. Такая милашка, и ваши формы приятны на глаз.
– Последний раз такие слова, – отшутилась Ча Трат, включая баллон с питательной смесью, – я слыхала от одного излишне пылкого соммарадванина противоположного пола.
Речевая мембрана пациента издала серию непереводимых звуков, и его громоздкое дряблое туловище начало сотрясаться в люльке. Утихнув, он объявил:
– Со мной можете не опасаться за свою девственность, сестрица. К несчастью, я слишком стар и немощен.
К Ча Трат вернулись воспоминания о Соммарадве, где с ней пытались флиртовать израненные, прикованные к постели сородичи, а она не знала – смеяться ей или плакать.
– Благодарю вас, – сказала она. – Однако я буду настороже, когда вы поправитесь.
С остальными пациентами все прошло примерно так же: медбрат-худларианин в основном помалкивал, а Ча Трат болтала с больными. Во-первых, она была новенькая, во-вторых – с планеты, о которой пациенты ничего не знали, посему ее воспринимали с большим, но вежливым интересом. Больным не хотелось говорить о себе или о своем плачевном здоровье, а хотелось – о Ча Трат и Соммарадве. И она готова была удовлетворить их любопытство – по крайней мере в том, что касалось приятных моментов ее жизни на родине.
Непрерывная болтовня помогла соммарадванке забыть об усталости. Ей очень мешал баллон с питательной смесью. Несмотря на то, что гравитационные компенсаторы сводили вес баллона к нулю, ремни, на которых он крепился, сильно, до боли, врезались ей в плечи. И вот тогда, когда осталось вытереть и накормить всего трех пациентов, за спинами Ча Трат и медбрата-худларианина откуда ни возьмись возникла Сегрот.
– Ча Трат, если вы работаете так же хорошо, как болтаете, – съязвила Старшая сестра, – то у меня нет возражений. – А у худларианина она спросила:
– Ну, как она справляется, брат?
– Она мне очень хорошо помогает, – ответил ФРОБ-практикант. – И не жалуется. Она очень мила и обходительна с больными.
– Славно, славно, – похвалила Сегрот, и шерсть ее одобрительно пошевелилась. – Однако, чтобы сохранять хорошее расположение духа, соммарадванке требуется потреблять пищу не менее трех раз в день. А время дневной трапезы уже вот-вот минует. Не могли бы вы, медбрат, закончить обработку остальных пациентов самостоятельно?
– Конечно, – с готовностью откликнулся худларианин, и Сегрот развернулась, намереваясь уйти.
– Старшая сестра, – торопливо окликнула ее Ча Трат. – Конечно, я только что заступила на дежурство, но не могли бы вы позволить мне посетить...
– Лекцию Конвея, – закончила за нее Сегрот. – Понятно, теперь будете искать любое оправдание, лишь бы посачковать. Ну да ладно, может, я к вам и несправедлива. Я слушала с помощью звуковых датчиков, как вы разговаривали с больными. Судя по всему, вы умеете сдерживать свои чувства. Учитывая ваш опыт хирурга, полагаю, вас не должны слишком шокировать практические моменты лекции. Однако если это все-таки произойдет, и вам станет не по себе, немедленно уходите, и по возможности – незаметно.
Обычно я новичкам подобных послаблений не делаю, – закончила она. – Но если за час успеете пообедать и вернуться, то можете идти на лекцию.
– Спасибо, – поблагодарила Ча Трат и принялась стаскивать баллон с питательной смесью. А кельгианка уже заструилась к выходу.