Уайз Айра. Путешествие во времени

   Ее кожа горела, грудь ныла.
   – Не могу поверить, что это случилось, – выдохнула она, одеревеневшими пальцами застегивая жакет.
   – Тебе не следовало приходить сюда, Сэнди, – мрачно сказал Уго.
   – Я пришла совсем не за этим! – выпалила она.
   – Послушайся моего совета и уходи. – Отвернувшись, он обогнул стол. – И если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты никогда больше не вернешься сюда.
   Сэнди, полностью согласная с этим, кивнула. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она попыталась удержаться на ногах, не опираясь на стол, но потерпела неудачу. Ноги отказывались ей служить. Это был предел унижения, и Сэнди прикрыла дрожащей рукой глаза, которые уже жгли слезы.
   Он безжалостное, бессердечное, надменное чудовище. Как она могла позволить себе забыть об этом?
   – М-мне нужны мои д-документы, – запинаясь, произнесла Сэнди и сделала последнюю отчаянную попытку самостоятельно устоять на ногах, чтобы хотя бы удалиться с минимальным достоинством.
   Уго холодно кивнул и стал собирать бумаги. Сэнди застыла в молчании и ждала, когда он протянет их ей и она сможет уйти, чтобы больше никогда, никогда сюда не возвращаться.
   – Джек по-прежнему держит ферму? – внезапно спросил он.
   Она нахмурилась, все еще с трудом соображая.
   – Он погиб пять лет назад. Несчастный случай на работе.
   – Сожалею. Я об этом не слышал.
   Сэнди только пожала плечом. Между нею и мужем ее родственницы, взявшим ее на воспитание, никогда не существовало особой привязанности. Она сожалела о трагической смерти Джека, но так и не простила его за ту роль, которую он сыграл в попытке сломать ей жизнь.
   – А Рик?
   О, как же! Он просто не мог не задать этого вопроса! Сэнди опять захлестнула волна горечи. В глазах вспыхнул огонек враждебности. Вздернув подбородок, она протянула руку и потребовала:
   – Бумаги!
   Уго счел весьма красноречивым этот отказ говорить о человеке, с которым Сэнди предала его. Он опустил взгляд на протянутую руку.
   – Ты изменилась, – заметил он. – Стала более жесткой.
   – Жизнь обычно меняет людей.
   – Как и деньги.
   – И деньги, – кивнула она.
   – Деньги, распоряжаться которыми ты хотела доверить мне?
   – Совершенно невозможно уследить за деньгами, если не привык иметь с ними дела, – ответила Сэнди.
   – Но почему мне? – спросил Уго, неожиданно заинтересовавшись.
   – Саймон заверил меня, что ты – лучший. – И это все, чего ты от меня добьешься, мысленно добавила Сэнди.
   – Лгунья, – протянул Уго. – Это ты предложила Саймону обратиться ко мне.
   Сэнди захлопала глазами. Она не ожидала, что Саймон проговорится. И все-таки она не растерялась.
   – Хочешь сказать, что ты – не лучший? Его улыбка встревожила Сэнди. Встревожила потому, что на лице Джимми она часто видела точно такое же выражение, но никогда прежде не связывала его с отцом. Она знала, конечно, что внешнее сходство передается по наследству, но не подозревала, что это относится и к улыбке. Она тоже попыталась улыбнуться.
   – Я надеялась, что деловая этика заставит тебя забыть о былых обидах, но, кажется, это не так. Я ошибалась. Найду кого-нибудь другого.
   – Для того чтобы… – Уго опустил взгляд на верхний лист стопки, лежавшей перед ним, – «вложить половину наследства в долгосрочные проекты, в то время как другая половина, заключенная в трастовый фонд, остается неприкосновенной», – прочитал он вслух.
   Дыхание Сэнди участилось. Уго начал проявлять интерес, когда ей это уже было не нужно.
   – Саймон учредил этот фонд по моей просьбе, – натянуто произнесла она, не отрывая взгляда от смуглых пальцев, перебирающих бумаги, в которых значились подробности ее жизни.
   Ее жизни и жизни Джимми.
   – Для кого? – спросил Уго.
   – Разве это имеет какое-нибудь значение? – холодно спросила Сэнди.
   – Имеет, если ты хочешь, чтобы я с тобой работал, – спокойно произнес он.
   – Уже не хочу.
   Не обращая внимания на ее слова, Уго подошел к своему креслу и опустился в него, не выпуская документы из рук.
   – Сядь и объясни, – спокойным тоном предложил он и перешел ко второй странице.
   – Н-нет. Я передумала, Уго. Я совершила ошибку, придя к тебе. Теперь я это понимаю. Ты был прав; мне следует уйти. П-прости за вторжение.
   Уго, прищурившись, взглянул на ее застывшие в напряжении плечи и побледневшее лицо. Она боится! Она просто побелела от страха, внезапно утратив всю воинственность и оказавшись на грани паники.
   – Для кого? – размеренно повторил он вопрос и с еще большим интересом отметил, что ее глаза забегали по сторонам, избегая останавливаться на нем. Наконец она сосредоточила взгляд на одном из телефонных аппаратов.
   – Время ланча закончилось, – отрывисто произнесла Сэнди. – Мне пора быть совсем в другом месте.
   Ничего не говоря, Уго продолжал сидеть и наблюдать, как она нервно шевелит пальцами и облизывает языком дрожащие губы. Губы, которые все еще ноют от моего поцелуя, подумал он. Губы, которые словно разучились говорить.
   Внезапная мысль заставила его еще больше прищуриться. Теперь она Александра Медфорд, а не Сэнди Бойл, которую он знал. Эдварду Медфорду было за девяносто, когда он умер, сделав свою вдову очень богатой. Уго знал, как поступают умудренные опытом люди, стремящиеся уберечь свои деньги от махинаций расточительных жен. Но уберечь для кого?
   – Ответь мне, Сэнди, – грозно потребовал он. Она искоса взглянула на него, затем снова отвела глаза и хрипловато пробормотала:
   – Д-для моего сына. Фонд учрежден в интересах моего сына.
   Так вот оно что! Старичок, оказывается, был в состоянии наслаждаться восхитительным телом своей молодой жены! При одной мысли об этом его словно обдало холодом. Она теперь так | бледна, что глаза кажутся двумя темными ямами. Что это – стыд? Может быть, она уже начинает понимать, что совсем не так просто прийти к нему и признаться, что продалась за мешок золота человеку, который ей в деды годится? – мрачно размышлял Уго.
   Его чуть не тошнило от отвращения. Она стояла перед ним, глядя молящими о понимании глазами. Но он видел только ее прекрасное обнаженное тело, распростертое под стариком.
   Отложив бумаги, Уго встал с удивившей его самого легкостью и плавно обогнул стол.
   – Пойдем со мной, – сказал он и снова удивился – тому, как ровно звучит его голос.
   Сэнди казалась озадаченной, однако у него не было больше желания смотреть на нее, поэтому он отвернулся и зашагал к двери. Через несколько мгновений Уго услышал, что Сэнди последовала за ним. В приемной Джина что-то печатала на машинке, а Анджело, присев на край ее стола, говорил по телефону, Разговор шел по-итальянски, но Уго не понимал ни слова, произносимого на родном языке.
   – Анджело! – Взмахом руки он потребовал внимания помощника, продолжая идти в дальний конец холла, где наготове стояли лифты с открытыми дверьми.
   Анджело подошел к Уго, и тот молча указал ему на Сэнди, пропустив ее вперед. Она нахмурилась и встревоженно посмотрела ему в лицо, проходя мимо. Не обратив на это внимания, он жестом предложил Анджело войти в кабину и сам вошел следом, но только для того чтобы нажать кнопку нижнего этажа.
   – Выведи миссис Медфорд из здания, – приказал он Анджело. – И позаботься о том, чтобы она никогда больше сюда не входила.
   С этими словами Уго вышел, и последнее, что он услышал, прежде чем их разделила прочная сталь, был тихий потрясенный возглас Сэнди. Проходя мимо Джины, он даже не заметил ошеломленного выражения ее лица. С видом человека, уверенного в своих действиях, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
   Сэнди уставилась в стену движущейся стальной тюрьмы, потрясенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни говорить. Стоящий рядом молодой темноволосый итальянец, Анджело, был также неподвижен.
   Наконец Сэнди обрела дар речи.
   – Что случилось? – прошептала она.
   Мужчина очень сдержанно покачал головой.
   – Боюсь, я не знаю, синьора.
   Прежде чем кто-то из них успел сказать еще слово, дверь лифта открылась, и, в точности выполняя приказание хозяина, Анджело проводил ее по нижнему холлу до гигантских зеркальных дверей и вывел из здания. В ответ на жалобно-вопросительный взгляд Сэнди получила еще один сухой кивок, и мужчина снова скрылся в здании, оставив ее в состоянии шока. Как же лихо Уго взял над ней реванш – если, конечно, это был реванш. Сэнди не знала, да ей это было и неважно. Он прилюдно вышвырнул ее. За всю свою жизнь ей не приходилось еще испытывать такого унижения.
   Она двинулась вперед, ничего не видя перед собой, и едва не угодила под колеса. Зазвучал резкий сигнал клаксона, и Сэнди проводила безразличным взглядом промчавшуюся в дюйме от нее машину.
   Наверху, у окна своей мраморной башни, Уго, до боли стиснув зубы, наблюдал за этим происшествием. Только теперь, когда в нем боролись страх за ее жизнь и желание никогда больше не видеть эту женщину, он связал в уме Сэнди и ту золотоволосую незнакомку, которая никак не решалась войти в подъезд часом раньше.
   Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, она никогда бы этого не сделала и они оба были бы избавлены от массы хлопот.
   Лгунья, мошенница, негодовал Уго. И повезло же ему – иметь дело с двумя такими за один день! Не хватало еще, чтобы мать восстала из могилы и сообщила ему, сколько денег выкачала из отца, прежде чем согласилась доносить его до нужного срока!
   Деньги. У женщин все всегда сводится к ним, заключил он, отходя от окна, когда Сэнди благополучно перешла на другую сторону улицы. Его личный телефон снова зазвонил. Подойдя к стене, Уго вырвал провод из розетки и, схватив аппарат, швырнул его в корзину для мусора, где уже покоилась сегодняшняя парижская газета.
   Завтра он прекратит финансирование этого дурацкого фильма. С матерью было проще – она сама устранила проблему, умерев в день его рождения. Значит, остается только Сэнди… миссис Медфорд, с горечью поправил он себя, складывая ее бумаги с намерением отправить их следом за телефонным аппаратом.
   Однако что-то привлекло его внимание, и Уго остановился…

3

   Сэнди сама не знала, как добралась до дому. Ей только смутно помнилось, что она испытала странное утешение, стоя в толпе на перроне метро и ощущая себя всего лишь каплей в море таких же безымянных лиц. Но сейчас, в собственной теплой и уютной кухне, где все было так мило ее сердцу, она чувствовала себя чужой.
   Сэнди словно очутилась в незнакомом месте, присутствовала, но не участвовала. Это было странное ощущение: она никак не могла восстановить утраченную связь с привычными вещами. Старой газовой плитой, например, стоящей в нише. Чисто выскобленным столом, который занимал слишком много места, но был такой же неотъемлемой принадлежностью дома, как и рисунки Джимми, прикрепленные к пробковой доске для заметок на двери. Разномастными чашками, висящими на крючках под древним настенным шкафчиком.
   В какой-то момент после возвращения домой она поставила на плиту чайник, хотя совсем не помнила об этом. Над носиком поднимался парок, свидетельствующий о том, что он скоро закипит. Где-то по пути она сбросила туфли и теперь стояла на холодных керамических плитках в одних шелковых чулках, которые стоили целое состояние.
   Шок, У нее шок. Всякий раз, когда она начинала вспоминать, что же повергло ее в это состояние, возникали сосущее ощущение под ложечкой, которое появляется в быстро спускающемся лифте, и испуг перед замкнутым пространством, ограниченным стальными стенами. Но все случившееся до того, как она оказалась в этом лифте, по-прежнему тонуло в тумане.
   Сэнди взглянула на настенные часы, увидела, что еще нет и часа, и подумала, что быстро управилась с…
   Лифт снова понес ее вниз, и она схватилась за кресло, а потом и упала в него, приложив холодную руку ко рту, когда перед мысленным взором на мгновение возникло каменное лицо Уго. Она медленно закрыла и открыла глаза, пытаясь восстановить связь между той частью своего существа, в которой хранились образы, и той, где теснились эмоции.
   Он вышвырнул ее.
   Он играл с ней, как кот с мышью. Он оскорбил ее, потом поцеловал, потом привел в состояние паники, внезапно обнаружив заинтересованность, которой она уже не желала. А затем совершенно спокойно и бесстрастно вышвырнул ее вон…
   Сэнди почувствовала, что в ее мозгу наконец начало проясняться. Чайник в другом конце кухни свистел вовсю, часы на стене пробили час. Пальцы коснулись столешницы, и Сэнди вскочила как ужаленная.
   Как она могла так ошибиться? Как могла подумать, что найдет хоть какой-то отклик в его душе? Почему вдруг решила, что он сможет стать достойным отцом для ее единственного, бесценного сына?
   Телефон, висящий в холле, зазвонил. Собрав в кулак волю, Сэнди заставила себя подойти и взять трубку.
   – Я видела, как ты вернулась, – произнес уверенный женский голос. – Как идут дела?
   Это была соседка Шейла.
   – Они не идут, – ответила Сэнди и разрыдалась.
   Шейла появилась через несколько минут. Она пролезла через дыру в изгороди, разделяющей их садики, и требовательно забарабанила в заднюю дверь. Это была высокая платиновая блондинка с умопомрачительной фигурой, глазами цвета ультрамарина и ртом, способным обольстить весь мир. Но за потрясающей наружностью скрывались острый как бритва ум и настойчивость, способная пробить закаленное стекло, в которое она сейчас ломилась.
   – Немедленно вытри слезы! – приказала Шейла, как только Сэнди открыла ей дверь. – Он не заслуживает их и тебе ли этого не знать!
   Полчаса спустя Сэнди выложила ей все за чашкой чаю. К тому моменту в удивительных глазах Шейлы появился стальной блеск.
   – Сдается мне, что вы с Джимми счастливо отделались. Этот мужчина ~ первостатейный подонок. Я же говорила: тебе лучше было бы связаться со мной, девочка, – добавила она. – Я гораздо больше гожусь для роли отца.
   Это звучало так нелепо, что Сэнди впервые за долгое время рассмеялась. Но в каком-то смысле Шейла была права: четкий, здравый подход соседки к жизни всегда привлекал Джимми. Когда ему требовалось нечто иное, чем мягкость любящей матери, он исчезал в дыре в заборе, ища Шейлу. Так же порой поступала и Сэнди.
   – Что сказал твой адвокат, узнав об этом? – поинтересовалась Шейла. – То же, что и я? «Я вас предупреждал»?
   Саймон. У Сэнди в мозгу что-то щелкнуло, и она уставилась в одну точку.
   – О Боже, – выдохнула она наконец и бросилась к телефону в холле.
   – Что? – встревоженно спросила поспешившая за ней Шейла. – Что я такого сказала?
   – О… здравствуйте, – вместо ответа натянуто произнесла в трубку Сэнди. – Будьте добры, мне нужно поговорить с Саймоном Блейком. Это м-миссис Медфорд… Ч-что значит – его нет? Я должна была встретиться с ним за ланчем.
   – Мистера Блейка вызвали по срочному делу, миссис Медфорд, – ответила его секретарша. – Я ожидала вас с минуты на минуту и хотела передать его извинения.
   Не нужны ей никакие извинения!
   – Я должна поговорить с Саймоном! – В ее голосе появились истерические нотки. – Когда он вернется?
   – Он не сказал…
   – Хорошо… – Она попыталась взять себя в руки. – Мне нужно, чтобы вы его разыскали и сказали, что я хочу срочно поговорить с ним.
   – Да, миссис Медфорд. Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Мистер Блейк не любит, когда его отвлекают во время важных встреч.
   Сэнди положила трубку и бессильно прислонилась к стене, закрыв глаза.
   – Что все это значит? – спросила Шейла.
   – Я оставила бумаги на столе у Уго, – выдохнула Сэнди. – Как я могла совершить такую глупость?!
   Шейла обняла ее за плечи.
   – Ну-ну, успокойся, – пробормотала она. – Не забывай, что он просто не дал тебе возможности забрать их, – заметила подруга.
   Нет, не дал, мысленно согласилась Сэнди. Он просто избавился от меня. Он услышал достаточно для того, чтобы немедленно выпроводить меня вон! Шейла почти с такой же решительностью отвела ее обратно в кухню, только подруга в отличие от Уго поддерживала Сэнди заботливой рукой. Он же не удостоил ее даже взглядом, не говоря о том, чтобы дотронуться до нее! Словно она прокаженная. Словно он осквернит себя, слишком долго пробыв в ее обществе. Сэнди охватила дрожь.
   – Перестань трястись, – приказала ей Шейла. – Он не стоит таких переживаний.
   Но Сэнди не вняла ее словам. Она еще больше растравляла себя воспоминаниями о том, как помчалась за Уго в Нью-Йорк, как предприняла отчаянную попытку прорваться в его офис, чтобы все объяснить, чтобы встать перед ним на колени и умолять о прощении. А когда наконец добилась встречи с ним в холле офиса, Уго, по случаю какого-то официального мероприятия одетый в смокинг, замкнулся в своей непроницаемости. Он казался более высоким, подтянутым, совершенно незнакомым и опасным. И лицо приобрело совсем иное выражение – холодное, жестокое и хищное.
   – Уходи! – бросил он единственное незабываемое слово, повернулся и зашагал прочь.
   – Сэнди, если он действительно так презирает тебя, то просто швырнет твои бумаги в корзину, даже не удосужившись прочесть их.
   – Хорошо бы. – Ее вполне устраивал такой сценарий.
   – Но что будет плохого, если он прочтет их? – рискнула предположить Шейла. – Он хотя бы обо всем узнает. Ты ведь сама этого хотела, не так ли? Шейла пыталась отыскать положительные стороны в сложившейся ситуации. Но ведь ее не было там сегодня утром, она не представляла масштабов ошибки, которую совершила Сэнди. Ошибка была чудовищной. Будучи наивной оптимисткой, Сэнди позволила годам смягчить жесткий образ Уго до такой степени, что даже начала спрашивать себя, была ли она справедлива к нему.
   Эдвард в свою очередь тоже мягко и неназойливо подталкивал ее к этому. Чудаковатый, по-своему добрый Эдвард, который, как и она, не способен был видеть в людях дурного. Но ведь Эдварду было известно все. А если Уго и решит прочесть оставленные ею бумаги, то узнает лишь половину истории. Что же касается другой половины…
   Другая половина целиком на совести Уго, так охотно поверившего наветам.
   Ах нет, вздохнула Сэнди. Было нечто большее, чем слова, нашептанные ему в ухо. Он видел ее с Риком – неопровержимая улика. Но все так легко было бы объяснить, напомнила себе Сэнди, если бы он только согласился меня выслушать. Но он не согласился. Ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось. Он по-прежнему смотрит на нее непрощающими глазами человека, глубоко убежденного в том, что женщины – грешницы по натуре.
   И она даже близко не подпустит к своему сыну этого мужчину, который может заразить его превратными представлениями о ней.
   – Сэнди… – начала Шейла, взяв ее руки в свои.
   Нет. Она высвободила руки, не желая продолжать разговор. Какая польза от него теперь, когда уже слишком поздно? Остается только надеяться, что Саймон заберет документы прежде, чем Уго решит, чтобы подпитать свою ненависть к ней, прочесть то, о чем на самом деле и знать не желает.
   – А что вообще ты делаешь дома? – спросила она у Шейлы, резко меняя тему разговора. – Ты ведь, кажется, должна была представлять какую-то весеннюю коллекцию.
   – Показ решили перенести в Филадельфию, – объяснила подруга. – Он состоится завтра, поэтому я зашла домой, чтобы собрать сумку и дневным рейсом вылететь туда. У меня там куча друзей, которых я не видела целую вечность… Но я передумала, – быстро добавила она. – Я полечу завтра, просто на случай, если…
   – Нет, ты этого не сделаешь. – Сэнди бросила на Шейлу предостерегающий взгляд. – У меня были неприятности, но теперь я в порядке, – твердо сказала она и, чтобы подтвердить это, собрала чашки и отнесла их в раковину. – Может быть, мне даже необходим был такой опыт, чтобы поскорее избавиться от прошлого.
   – Ты веришь, что способна на такое? – Голос Шейлы звучал скептически. И возможно, для этого у нее были основания.
   – У меня нет выбора, Я не хочу дважды повторять одну и ту же ошибку.
   Сказано это было весьма решительно, и Шейла не стала возражать. Десять минут спустя она ушла, оставив Сэнди в одиночестве доживать остаток дня, протянувшийся перед ней, словно темная дорога, полная мучительной неуверенности… и душевной боли, которой она совсем не хотела испытывать.
   Она трижды набирала номер Саймона, но безуспешно. Один раз даже подняла трубку, чтобы позвонить Уго, но передумала, вспомнив его последние слова. Ей наверняка не удастся пробиться даже к секретарше.
   Насколько нужно упиваться своей ненавистью, чтобы так унизить ее? К глазам снова подступили слезы; Сэнди проглотила их и поднялась наверх, чтобы снять костюм. Расстегнув жакет, она ненароком заметила свое отражение в зеркале, и в ней снова ожило ощущение, вызванное властными прикосновениями Уго. Она содрогнулась, презирая себя за такую слабость, сняла юбку и натянула потертые джинсы и блузку с открытым воротом. Спустившись через несколько минут вниз, Сэнди снова была той домашней Сэнди, которую привык видеть Джимми, возвращаясь из школы. Костюм от дизайнера был надежно спрятан. Никаких намеков на то, что она занималась сегодня чем-то отличным от обыденных дел…
   С шумом и грохотом в парадную дверь ввалился Джимми. Сэнди обернулась от раковины, в которой мыла овощи, чтобы посмотреть на входящего в кухню сына. Галстук в малиновую и золотистую полоску заброшен за плечо, из-под распахнутого школьного пиджака торчат полы выбившейся рубашки, а волосы растрепаны так, словно он только что дрался.
   Сердце Сэнди забилось, как пойманная птица, потому что даже в таком растерзанном виде он поразил ее своим сходством с отцом.
   – Привет, – сказал мальчик. – Знаешь, чем мы сегодня занимались?
   – Чем? – хрипло спросила она.
   Джимми нахмурился.
   – Ты схватила простуду?
   Сэнди покачала головой, пытаясь справиться с вновь подступившими слезами.
   – Мне просто нужно откашляться. – Что она и сделала. – Так чем же ты сегодня занимался? – напомнила Сэнди.
   – Мы ходили на пруд кормить любедей. Они были похожи на корабли, и мы их рисовали.
   – Лебедей, – поправила его Сэнди.
   – Лебедей, – послушно повторил Джимми. – Хочешь посмотреть?
   – Конечно, хочу, – ответила она. – Но только после того, как ты меня обнимешь.
   Высокий для своих семи лет мальчик подошел к ней с улыбкой, заставившей Сэнди отвести взгляд. Она присела и раскрыла ему объятия. Крепко прижав к себе сына, Сэнди, должно быть, шмыгнула носом, потому что Джимми вскинул голову. Темно-карие, как у отца, глаза смотрели ей в лицо, но выражение их было совсем иное – любящее, теплое, встревоженное, в то время как у Уго…
   – Ты правда не простудилась? – спросил он.
   – Джимми, – твердо произнесла Сэнди, – я в полном порядке, и давай оставим это, ладно?
   Это было произнесено безапелляционным материнским тоном. Несколько мгновений мальчик продолжал изучать ее взглядом, потом кивнул.
   – Пойду отнесу портфель.
   Очередной маленький кризис удалось предотвратить, вздохнув, подумала Сэнди. С тех пор как умер Эдвард, Джимми жил в постоянной боязни того, что она может последовать за ним. Каждый чих, каждое оханье заставляло его трястись от страха.
   Они рассмотрели рисунок, немного подправили его, поужинали, посмотрели телевизор и поднялись наверх, где Джимми поплескался в ванной, прежде чем свернуться клубочком в постели и послушать сказку на ночь. В восемь часов он уже спал, и Сэнди спустилась вниз.
   Весь следующий час, ожидая звонка от Саймона, она старалась занять себя обычными домашними делами. У них была экономка. Но после смерти Эдварда она решила уйти на покой, а нанимать новую было вроде бы ни к чему: заботиться теперь приходилось только о двоих. Но дом был большой, слишком большой. Особняк с террасой, пятью спальнями и четырьмя комнатами для гостей заслуживал многочисленного шумного семейства, а не двух человек, которые, казалось, попали сюда по ошибке.
   Сэнди не хватало Эдварда, не хватало экономки Мэрион… да просто не хватало живого человеческого существа, которое можно было найти, открыв пару дверей, когда чувствуешь себя одинокой. Как, например, сейчас, призналась она себе, обнаружив, что стоит в гостиной, глядя в одну точку.
   Досужие сожаления, отмахнулась Сэнди и уж было направилась наверх, чтобы, приняв горячую ванну, хотя бы отчасти снять напряжение, когда звук затормозившей перед домом машины достиг ее слуха. Ступая отяжелевшими вдруг ногами, она подошла к окну и приподняла край занавески. Как только Сэнди увидела стоящий у ворот низкий длинный черный автомобиль, она поняла, что долгому тревожному ожиданию пришел конец.
   Уго вылез из машины и, закрыв дверцу, повернулся, чтобы рассмотреть дом. Добротный кирпичный фасад особняка украшали два эркера и множество больших окон. Возможно, за одним из них спальня моего сына, подумал Уго.
   Даже мысленно произнося это слово – «сын», он чувствовал, как все внутри у него сжимается.