Уго заметил, как приподнялась занавеска на одном из окон первого этажа, и его словно обдало порывом ледяного ветра.
   Зловещее предзнаменование? – спросил он себя и вынужден был признать, что это вполне вероятно. Перед ним стояла нелегкая задача. Уго по-прежнему пребывал в состоянии глубокого потрясения, а Саймон советовал ему держаться подальше от Сэнди до тех пор, пока он не обретет душевного равновесия. Но посторонний человек даже отдаленно не может представить, что он чувствует в настоящий момент.
   Весь день он провел с Саймоном Блейком, охватываемый поочередно то яростным негодованием, направленным исключительно на Сэнди, то щемяще-тревожным чувством, вызванным тем, чего он едва не лишил себя сегодня.
   Занавеска на окне снова приподнялась. Прежде чем она вернулась на место, Уго успел заметить лицо Сэнди. Итак, она видела его. Теперь ему придется войти. Неужели он действительно считал, что так и уедет, не сделав того, что намеревался сделать?
   Уго это не знал, теперь он ни в чем не был уверен. Полчаса назад он мерил шагами свой кабинет, а теперь стоял здесь и даже не помнил, что произошло между этими двумя моментами. Он считал себя сдержанным человеком и гордился этим. Но сдержанность окончательно покинула его. Говорят, гордыня предшествует падению. Что ж, он падает, и неудержимо, с того самого момента, как увидел отпечатанное на листе бумаги в окружении юридических формулировок имя – Джеймс Пол Бартоломью Медфорд.
   Джеймсом звали отца Сэнди. Но Пол Бартоломью – это английский вариант составных его имени – Уго Паоло Бартоломео Ферри.
   С трудом проглотив застрявший в горле комок, он подошел к воротам. Калитка со скрежетом открылась внутрь. Войдя в нее, Уго заметил мелькнувшую за застекленной дверью фигуру и понял, что Сэнди спешит открыть ему.
   Только не трогай звонок! – мысленно взмолилась Сэнди, совершая последний рывок к дверям, чтобы успеть до того, как дребезжащая трель наполнит весь дом и разбудит Джимми.
   Это было похоже на ночной кошмар, в котором открываешь дверь и обнаруживаешь за ней средоточие всех темных сил, какие только можешь себе вообразить. Большой и широкий, одетый во все черное Уго, как огромная тень, заслонил собой свет уличных фонарей.
   Он поверил. Об этом свидетельствовали каждая черта его заострившегося лица, ходившие на скулах желваки, вся застывшая фигура.
   – Пригласи меня войти, – бесцветным тоном произнес Уго.
   Сэнди попыталась унять безумное сердцебиение.
   – Уже поздно. – Она трусливо избрала самый легкий путь. – Я к-как раз собиралась лечь спать. П-почему бы тебе не прийти завтра, и тогда мы…
   – Пригласи меня войти, Сэнди, – настойчиво повторил он.
   – Чтобы ты смог снова оскорблять меня?
   – Возможно. – Уго поморщился. – Я не знаю, что сделаю. Я потрясен, – признался он.
   Сэнди это видела.
   – Тем больше причин прийти завтра, когда… Его глаза внезапно вспыхнули. Это было единственным предупреждением, после чего сильные руки подхватили ее и внесли в холл, а затем в гостиную.
   – Как ты смеешь? – задохнулась она, когда Уго снова поставил ее на ноги.
   Вместо ответа он отвернулся и зашагал обратно в холл. Сэнди, тело которой горело в том месте, которым она прижималась к нему, услышала звук защелкнувшейся двери, а затем шаги возвращающегося Уго. Войдя в гостиную, он закрыл и эту дверь.
   Одного взгляда на его лицо в освещенной гостиной оказалось достаточно, чтобы внутренне содрогнуться. Сэнди ни в коей мере не готова была столкнуться с такой злостью. Уго был в ярости. А мужчина шести с лишним футов роста и соответствующей комплекции, к тому же пребывающий в состоянии шока, – вовсе не то, что вы желали бы видеть в своем доме.
   – Д-думаю, тебе нужно немного успокоиться, – пробормотала Сэнди, когда он направился к ней. – Ты в-взволнован и можешь не п-понимать, что…
   – Взволнован, – повторил Уго так мягко, что она поежилась. – Ты думаешь, что это волнение?
   – Значит, злость, – поправила она себя, нервно пожав плечами, и издала тихий возглас, когда почувствовала, что отступать некуда, сзади только ручка кресла. – Я в состоянии понять, почему ты считаешь себя вправе злиться. Но…
   – Давай внесем некоторую ясность, – перебил ее Уго. Его губы растянулись в тонкую линию, а глаза прищурились. – Я считаю себя вправе вытрясти из тебя душу за то, что ты со мной сделала. Но все, чего я хочу, – это получить несколько вразумительных ответов!
   – Тогда отойди…
   Отойти? Уго посмотрел в ее прекрасное перепуганное лицо и изумленно заморгал. Их разделяло чуть больше дюйма. Вернее, он стоял так близко к ней, что Сэнди пришлось отклониться назад.
   Уго был потрясен. Багровая волна неизвестно откуда взявшегося гнева взметнулась в нем, как только он увидел ее в дверях – прежнюю Сэнди, в старых джинсах и потрепанных кроссовках. Всех этих лет словно не бывало, а на старые обиды наложились новые.
   Подавив ругательство, он отскочил и, повернувшись спиной к Сэнди, с силой потер затылок. Он слышал ее неровное дыхание, чувствовал ее беспокойство, ее страх. Уго закрыл глаза и попытался взять себя в руки. В его душе царил хаос, и это было настолько чуждое ему состояние, что он не знал, как с ним справляться.
   – Извини, – пробормотал Уго.
   – Все в порядке, – ответила Сэнди, но в ее голосе по-прежнему звучал страх.
   Он услышал, как она осторожно крадется за его спиной, затем послышался легкий скрежет металла о металл. Встревоженный, он повернулся и застыл, Сэнди стояла у камина, в одной руке сжимая кочергу. Его глаза потемнели. Она считает его настолько опасным, что вооружилась!
   – Это совсем ни к чему, Сэнди, – хрипло сказал Уго.
   Оказался бы ты в моей шкуре, нервно подумала Сэнди. Увидел бы выражение своих глаз!
   – К-когда ты успокоишься, я положу ее на место, – пообещала она.
   Но ее продолжало трясти. Взгляд, брошенный на нее Уго, оставил у Сэнди ужасное чувство, что ему потребуется меньше секунды, что-бы разоружить ее. Он большой и сильный, к тому же отличный борец. Она видела его однажды в гимнастическом зале Трумэнов, куда принесла стопку свежих полотенец. Сэнди застыла при виде обнаженного до пояса Уго, борющегося со своим братом. Лео тоже был полураздет, но это все, что она могла бы о нем сказать. Она видела только Уго, двигающегося с быстротой и хищной грацией, несмотря на свои размеры и вес. Он заметил ее и, утратив бдительность, в следующую же секунду оказался на лопатках.
   – Нечестно, меня отвлекли, – жалобно вздохнув, произнес он, и, когда Лео проследил за его взглядом, они тут же поменялись местами.
   Мужчина боролся с мужчиной – мощь против мощи. Блестела влажная смуглая кожа, переливались под кожей напряженные мускулы, и воздух наполнял запах разгоряченных тел. Сэнди повернулась и убежала.
   Может быть, теперь, когда Уго неумолимо приближается к ней, стоит сделать то же самое? Но на этот раз ей некуда бежать. Она у себя дома. Наверху спит ее сын. Поэтому она до боли в пальцах сжала кочергу и приготовилась защищаться.
   Его глаза казались совсем черными под густыми ресницами, губы были плотно сжаты. Сэнди судорожно сглотнула, когда Уго протянул руку и взялся за ручку кочерги. Легонько повернув, он забрал ее.
   – Нельзя держать ее за конец, – с угрюмым видом произнес он. – При первом же ударе ты вывихнешь запястье. Нужно делать так. – Уго взял ее руку, снова вложил в нее кочергу так, что она оказалась поперек груди, и сделал быстрый выпад в ее сторону. У Сэнди перехватило дыхание, когда кочерга коснулась его шеи. – Так у тебя будет возможность причинить мне какой-нибудь ущерб.
   Это было глупо, в высшей степени глупо, но ее губы снова задрожали, а глаза застлали слезы.
   – Я не собиралась причинять тебе ущерб, – пробормотала она.
   – Знаю. – Уго отпустил ее руку с кочергой. – Я сам виноват, Я тебя напугал. – С этими словами он повернулся и зашагал к двери.
   – К-куда ты идешь?
   – Мне не следовало приходить сегодня, – мрачно ответил Уго. – Я уйду и оставлю тебя… в безопасности.
   – Н-нет! – выкрикнула Сэнди, сама не зная почему. Она жалела, что не может унять дрожь и хоть немного успокоиться. – Т-ты уже здесь, и…
   Он остановился посреди комнаты. Наступило молчание. Сэнди, сжав кочергу, пыталась придумать, что сказать, чтобы не вызвать очередного взрыва.
   – Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила она. Это было единственное, что ей пришло в голову. – Я могу быстро…
   – Нет… спасибо, – отказался Уго.
   – Твоя куртка… Позволь я возьму твою куртку.
   Не дойдя нескольких шагов до него, Сэнди остановилась под тяжелым взглядом Уго.
   – Я хочу видеть моего сына.
   Моего сына. Властность его тона заставила Сэнди похолодеть.
   – Он спит. Мне бы не хотелось…
   – Я не собираюсь будить его, просто… взгляну. Неужели я так многого прошу?
   В голосе Уго звучал вызов. Если бы не это, Сэнди, возможно, сдалась бы, но этот вызов означал, что его настроение по-прежнему непредсказуемо. Поэтому она покачала головой.
   – У него тревожный сон. Мне бы не хотелось, чтобы он проснулся и обнаружил у своей постели незнакомца.
   – Кто виноват в том, что я для него незнакомец?
   Сэнди пропустила вопрос мимо ушей.
   – Ты должен кое-что понять, прежде чем мы введем Джимми в курс дела.
   – Например, то, что ты никогда не была замужем за Эдвардом Медфордом?
   – А я этого и не утверждала, – сказала Сэнди.
   – Ты позволила мне так думать.
   – Не припоминаю, чтобы ты дал мне время рассеять твои заблуждения, – холодно возразила она.
   В ответ на упрек Уго только расправил плечи. Сэнди вернулась к камину, чтобы поставить кочергу на подставку, но передумала и стала помешивать угли. Будь у него выбор, он предпочел бы оказаться где угодно, только бы не вести со мной здесь эту беседу, напомнила себе Сэнди, глядя на взметнувшиеся искры. В его глазах я – ничто, всего лишь неприятный эпизод в жизни, который, как ему казалось, остался в далеком прошлом. А теперь он вынужден возвращаться к нему, быть вежливым и сдержанным, в то время как испытывает совсем другие чувства.
   Она с силой ударила по полену. Искры снова взвились над решеткой.
   – Ты взяла себе фамилию Медфорда.
   – Эдварду было приятно, что Джимми станет носить его фамилию, – объяснила она.
   В воздухе повисло напряжение, и Сэнди знала почему. Уго думает о праве Джимми носить его имя. Однако по сурово сжатым губам она поняла, что он не собирается говорить на эту тему – во всяком случае, сейчас.
   Вместо этого Уго вернулся к прежнему разговору.
   – Ты называешь себя миссис Медфорд, – заявил он. – Разве это не подчеркивает твой статус замужней женщины?
   – Почему тебя так волнует мой семейный статус? – ответила она, возвращая кочергу на место и поворачивая к нему нахмуренное лицо. – Я | одинокая мать, которой приходится считаться с чувствами сына, – с вызовом напомнила она Уго. – Намек на моего умершего мужа делает жизнь Джимми проще.
   – И умершего отца.
   – Этого я не говорила, – возразила Сэнди. – Он знает о тебе. Естественно, знает. Было бы непростительно с моей стороны врать ему, что ты умер, только потому…
   Реакция Уго застала ее врасплох. Поэтому, когда он рухнул в кресло, закрыв лицо руками, это потрясло ее.
   – Уго…
   – Нет. – Он покачал головой. – Оставь меня на минуту.
   Однако ему потребовалось больше минуты, чтобы унять бурю, разыгравшуюся в душе. Его сын знает о нем. Он знает, что у него есть отец, который ни разу не удосужился навестить его. Да лучше бы он считал его мертвым!
   – Ты должен понять. Джимми всего лишь…
   – Замолчи, – выдавил Уго. Его снова охватил гнев, а с ним вернулись и силы. Подняв голову, он прорычал: – Я готов свернуть тебе шею за то, что ты разлучила меня с сыном!
   – У тебя была возможность стать ему отцом, Уго. И ты отказал себе в этом, а не я.
   – Когда? – Он внезапно снова оказался на ногах. – Когда ты предоставила мне такую возможность?
   – Когда ты вышвырнул меня из холла своей компании восемь лет назад!
   – Ты уже знала и ничего не сказала мне?
   Сэнди рассмеялась.
   – Кому? Человеку, который дал понять, что мне бесполезно даже открывать рот, поскольку он все равно не поверит ни единому моему слову?
   – И ты не смогла настоять на своем и добиться, чтобы я тебя выслушал?
   Вздернув подбородок, с побелевшим лицом и дрожа всем телом, Сэнди продолжала стоять на своем.
   – Зачем? – спросила она. – Ты все равно назвал бы меня лгуньей.
   На его лице мгновенно отразилось презрение, которое он не преминул выразить и словами.
   – Ты спала с Риком. Конечно, я усомнился бы в своем отцовстве!
   Если бы у Сэнди по-прежнему была в руках кочерга, она бы его ударила. Да кто он такой, чтобы пытаться возложить всю вину на нее?
   – А что было бы, если бы я пришла к тебе с сыном на руках, Уго? – с вызовом спросила она. – Что, если бы я сказала; «Смотри, Уго, убедись своими глазами, что этот ребенок твой»? – Сэнди издала горький смешок. – Я скажу, что ты сделал бы. Ты забрал бы его у меня. Ты использовал бы все свои грязные миллионы, чтобы разлучить меня с сыном!
   – Я бы не поступил так!
   И он еще имел наглость казаться потрясенным! Сэнди это не убедило.
   – Нет, поступил бы, – настаивала она. – Ты считал меня охотницей за деньгами, которая бессовестно одурачила тебя. Ты бы захотел отомстить… возможно, ты и сейчас хочешь этого! – выпалила Сэнди. – Но теперь у меня самой есть деньги и я смогу противостоять тебе. А еще у меня есть Джимми, который любит меня, Уго.!
   Он любит меня, свою мать, и он достаточно взрослый и мудрый для того, чтобы возненавидеть любого, кто попытается нас разлучить!
   С каждым брошенным ею горьким словом Уго; становился все бледнее и все сильнее стискивал зубы.
   – Если ты испытываешь такие чувства, то почему решила сказать мне о нем? – наконец! спросил он.
   – Потому что ты ему нужен, – прошептала | Сэнди.
   – А раньше был не нужен?
   – Нет. – Она покачала головой. – Раньше у него был Эдвард.

4

   Уго отвернулся, и Сэнди догадалась, что этот ответ причинил ему боль. Ее гнев остыл, и, почувствовав внезапную слабость, она отвернулась тоже, Прикрыв дрожащие губы рукой, она ждала, когда Уго оправится от нанесенного ею удара. Она понимала, что это еще не конец, далеко не конец.
   Ни движения, ни звука. В полной тишине Уго пытался решить, как относиться к последним откровениям, и понял, что сейчас совершенно не в состоянии справиться с этой задачей. А может быть, он просто трус и боится признать неприглядную правду?
   И в чем же заключается эта правда? – спросил он себя. Правда в том, что Сэнди бросила ему обвинения, против которых ему нечего воз-1 разить. Он действительно не поверил бы, что сын его, если бы ему не предоставили веских доказательств. И он, разумеется, горы свернул бы, чтобы вырвать сына из когтей женщины, недостойной, с его точки, зрения, воспитывать его ребенка.
   Он и теперь так думал, и это делало сложившуюся ситуацию еще более неприглядной.
   – Мне, наверное, лучше уйти, – услышал Уго собственное бормотание.
   – Да, – согласилась Сэнди.
   – Думаю, нам нужно отложить дальнейший разговор на потом, когда мы оба… успокоимся.
   – Да, – снова согласилась она.
   И все-таки он не двинулся с места – что-то останавливало его. Желание остаться здесь, рядом с сыном? Или это Сэнди удерживает его? Он повернулся и посмотрел на нее, на водопад бледно-золотистых волос, струящихся по плечам, уже не воинственно приподнятым, а печально опущенным. На шерстяной свитер, льнущий к изящным изгибам ее тела, на старые джинсы, повторяющие линию бедер и стройных ног. Он заметил, что одной рукой она прикрывает рот, что объясняло, почему ее ответы звучали так приглушенно, а второй обхватила себя за плечо, и пальцы, погрузившиеся в черную шерсть свитера, дрожали.
   Уго снова отвернулся и оглядел комнату – впервые с тех пор, как попал сюда. Она немного удивила его. Темная добротная мебель, словно попавшая сюда из другой эпохи, из другой культуры, красный узорчатый ковер на полу и тяжелые бордовые бархатные шторы на окнах, сочетающиеся с обивкой диванов и кресел. Это была комната того типа, который нравится мужчинам, – уютная и солидная, и все же в ней чувствовалась и женская рука – именно она, видимо, разбросала по диванам и креслам яркие шелковые подушки.
   Уго здесь нравилось. И это еще больше удивило его, поскольку он был предрасположен испытывать неприязнь ко всему, что связано с Сэнди.
   А может быть, это невольное восхищение следует отнести на счет вкуса Эдварда Медфорда? – вдруг подумал он и почувствовал, как в душе снова поднимается горечь, испытал острый укол; зависти к человеку, который настолько любил чужого сына, что передал ему свое имя…
   Он не хочет уходить. Сэнди ощущала это нежелание как тяжелую темную тучу, заполнившую собой всю комнату и вобравшую в себя весь кислород. Он все еще не вышел из шока. Его; сын здесь, в этом доме. Ему необходимо увидеть его и собственными глазами убедиться в правде, Сэнди это понимала и ужасно жалела, что утром все не сложилось иначе, что они не отказались от борьбы. Ведь теперь он уже мог бы познакомиться с Джимми и увидеть, какого чудесного ребенка они создали вместе. И, что еще важнее, Джимми познакомился бы со своим отцом и понял, что он не останется один в мире если с ней что-то случится.
   Может быть, следует протянуть еще одну оливковую ветвь? Сказать, что она понимает его чувства, но должна защищать и себя, и своего сына!
   Но будет ли он ее слушать? Готов ли она этому сейчас?
   Треснуло полено, взметнулся сноп искр, им ту же минуту старинные напольные часы пробили час. Где-то скрипнула половица, и Сэнди быстро обернулась к двери. Почувствовав это, Уго сделал то же самое. Звук повторился. Оба замерли, слушая биение собственных сердец.
   Сэнди был знаком каждый стук, каждый скрип в этом старом доме.
   – Что? – спросил Уго.
   – Джимми, – сказала Сэнди и двинулась с места. – Оставайся здесь, – предупредила она, открывая дверь, затем исчезла в ней, даже не заметив, что Уго был вообще не в состоянии шевелиться.
   Он застыл в позе, которая была знакома только его брату. Да и тот видел ее только в моменты, когда смерть слишком близко подступала к их отцу. Эта поза означала страх – страх потерять человека, которого он любит больше всего на свете, Однако сейчас Уго испытывал тот же парализующий страх перед встречей со своим семилетним сыном.
   Сделает ли она это? Приведет ли мальчика и познакомит ли их сейчас, безо всякой подготовки, которая могла бы облегчить его участь? Еще один уголь, упавший на решетку, вывел Уго из мучительного оцепенения…
   Джимми как раз выходил из ванной, когда Сэнди поднялась наверх.
   – Все в порядке? – ласково спросила она.
   – Ммм… – сонно пробормотал он. – Мне послышались голоса.
   – Телевизор, наверное, – улыбнувшись, солгала Сэнди и, войдя с ним в спальню, помогла улечься в постель.
   – Мне приснился сон, но совсем не страшный, – сказал он.
   – Вот и хорошо. – Она погладила его темную шелковистую голову.
   – Там был мужчина в большой лодке с задранным носом, он подплыл к берегу и спросил: «Ты Джимми?». А я ответил: «Да». Он улыбнулся и сказал: «В следующий раз можешь покататься со мной, если захочешь».
   – Что ж, очень мило с его стороны, – натянуто улыбнулась Сэнди.
   Глаза у мальчика слипались. Он зевнул.
   – На нем был какой-то странный плащ и шляпа с пером.
   Сэнди была не из тех, кто верит в пророческие сны, да и Джимми знал о своих венецианских родственниках, поскольку Эдвард часами в своем кабинете забивал ему голову рассказами о Венеции. Без сомнения, в них время от времени возникал и образ мужчины в гондоле. Но надо же, чтобы именно сегодня ее сыну приснился такой сон! Это встревожило ее не на шутку.
   – Спи, – прошептала она.
   – Ты ведь не уйдешь, правда?
   – Нет, я никуда не уйду, – ласково пообещала Сэнди. – Разве что спущусь вниз посмотреть телевизор, – добавила она на тот случай, если он ждет, что она всю ночь проведет у его постели. Такое случалось и раньше, не исключено, что случится и впредь.
   Но не сегодня, поняла Сэнди, заметив, что мальчик заснул, едва коснувшись головой подушки. Она подождала еще несколько минут, чтобы убедиться, что он не последует за ней вниз через минуту, на что был вполне способен, Ситуация и без того была слишком запутанна. Через некоторое время она поднялась и вышла, бесшумно закрыв дверь – на случай, если им снова придется повысить голос.
   Прежде чем снова войти в гостиную, Сэнди пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Она обнаружила, что Уго уже снял куртку, под которой был надет серый кашемировый свитер, и сидит на корточках перед камином. Услышав, что она вошла, он поверился; его настороженный взгляд был направлен куда-то в пустое пространство рядом с Сэнди. Во всем его теле чувствовалось огромное напряжение, ресницы подрагивали. Он ожидал увидеть Джимми.
   – Он встал, чтобы сходить в туалет, – быстро объяснила Сэнди, – а вернувшись в постель, сразу же уснул.
   Кивнув, Уго снова отвернулся, но она успела заметить по его лицу, что в нем борются желание увидеть сына и чувство облегчения от того, что этого не случилось. Сердце Сэнди сжалось от сочувствия к мужчине, которому приходится подавлять едва ли не каждое свое искреннее чувство.
   Подойдя поближе, она заметила, что Уго держит в руках щетку и совок. А еще она заметила, как обтягивает мягкая шерсть свитера его лопатки, и вспомнила, каково это – прижимать к ним ладони. Воспоминания, которые просто не могли быть такими живыми и отчетливыми после всех этих лет, обожгли ее. Взгляд Сэнди непроизвольно спустился по его спине к узким бедрам, к мускулистым ногам.
   – Уголь выпал, – объяснил Уго, когда она остановилась рядом. Голос звучал грубовато и хрипло.
   Он так и не воспользовался щеткой и совком, просто сидел на корточках и смотрел на них, словно не понимая, откуда они взялись. Присев рядом, Сэнди забрала их из его расслабленных пальцев.
   – Уго… Прости за то, что я тебе наговорила. Я была зла, и…
   – Тебе нужно было это сказать, а мне, наверное, стоило это услышать.
   Он совсем не уверен в этом, подумала Сэнди, глядя в его напряженное лицо, на котором играли отблески пламени.
   – Вот, – сказала она, вынув из-за спины руку, в которой была фотография, и протянув ему. – Я подумала, что тебе, наверное, хотелось бы иметь ее.
   Джимми на снимке казался совсем взрослым в школьной форме и с немного ироничной полуулыбкой на губах. Ей вдруг пришло в голову, когда она спускалась по лестнице, что Уго до сих пор не знает, как выглядит его сын.
   – Это снято в школе несколько недель назад, – объяснила Сэнди. – Он так похож на тебя, что я была потрясена, войдя утром в твой кабинет и поняв, насколько…
   Ее голос прервался, когда по реакции Уго она поняла, что объяснения ни к чему, что oн все видит и сам. Его глаза были прикованы к листку фотобумаги. Сэнди слышала его хрипловатое неровное дыхание и понимала, что Уго нужно сейчас побыть в одиночестве, чтобы справиться с тем, что творится в его душе, но не смогла заставить себя уйти. В горле у нее запершило от подступивших слез. В отчаянии она схватила щетку и совок и начала старательно подметать хлопья пепла и остывшие угольки.
   «Скажи что-нибудь! – хотела взмолиться она. – Закричи, если угодно. Но мне необходимо знать, что ты думаешь о нашем прекрасном ребенке!»
   Уго протянул руку и, осторожно забрав у нее совок и щетку, отложил их в сторону. Сэнди вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха, Она не знала, что сейчас произойдет… Боялась; того, что могло произойти. Страх стал еще невыносимее, когда Уго, сжав ее предплечья, поднял Сэнди на ноги. Она вдруг почувствовала себя очень маленькой и беззащитной по сравнению с этим гигантом. Его прикосновение было болезненно нежным и в то же время опасно волнующим. Она ощущала щекой тепло его дыхания, их бедра соприкасались.
   Сэнди осторожно подняла взгляд и резко выдохнула, увидев выражение его глаз.
   «Нет!» – хотела запротестовать она, но не смогла, да и в любом случае не успела бы: Уго уже целовал ее, хотя и не с такой жесткой страстью, как утром. Не с такой, хотя именно сейчас испытывал отчаянную необходимость в близости другого живого существа. Он целовал Сэнди медленно, с чувством, нежно прижимая к себе.
   Затем он отпустил ее и отвернулся, опустив голову и сгорбив плечи. Взяв куртку, Уго направился к двери. Через несколько секунд его уже не было в доме. Сэнди стояла на том же месте, все еще чувствуя на губах тепло его поцелуя и потрясенная тем, что увидела в его глазах, перед тем как он отвернулся от нее.
   Слезы. Она видела слезы в прекрасных темно-карих глазах человека, который оказался не в состоянии справиться со всей мощь обрушившегося на него сегодня.
   Она это сделала. Довела этого гордого, надменного мужчину до нескрываемых слез… Еще никогда Сэнди не было так стыдно за себя.
 
   Уго сидел в кабинете, последний раз просматривая безукоризненный, детальный документ, над которым трудился всю ночь. Такие вещи мне всегда хорошо удавались, без особой радости подумал он. Работа с абстрактными и неодушевленными категориями. Деньги – и никаких эмоций. Легче целую ночь планировать чью-то финансовую сделку, чем без сна ворочаться в постели, терзаясь своей человеческой неполноценностью.
   Телефон на столе зазвонил, заставив Уго поднять голову. Прикрыв отяжелевшими от бессонной ночи веками глаза, он взял трубку. Это был Саймон Блейк.