Страница:
- Ты слишком надеешься на нее.
- Увы, сегодня я бессилен: бастард находится под покровительством самого могущественного шамана пустыни.
- По моим наблюдениям, ты вообще в последнее время слишком часто бываешь бессилен.
- Но…
- Не нужно оправданий. Срок назначен, и у тебя осталось шесть дней. Не добавляй мне разочарований, вокруг и так сплошные неудачи.
- Что-то случилось, мой господин?
- Да что могло случиться? Девчонка как всегда проявляет неуступчивость.
- А если прибегнуть к чарам?
- Я уже говорил тебе, что не собираюсь нарушать Обет. И вообще, поменьше суйся не в свое дело, а лучше выполни порученную работу!
- Слушаюсь, мой господин…
* * *
Я проснулся под открытым небом. Шатер загадочным образом исчез, а Айшет нигде не было видно. О прошедшей ночи напоминала только маленькая монетка, упавшая с ее шапочки. Я поднял украшение, собираясь вернуть хозяйке, и положил в карман. Мимо меня ходили, собираясь в дорогу, воины: покупали провизию у местных жителей, наполняли водой бурдюки. Благодарение златокудрой Нее, кажется, никто из них не видел, как ночью мы с девушкой вдвоем шли через затан. Я не хотел, чтобы Айшет стала мишенью для грубых соленых шуточек, пусть даже произнесенных далеко от моих ушей. Ко мне подошел Хамар.- Ну что, лейтенант, трогаемся?
Несмотря на изможденный вид, капрал уже твердо стоял на ногах.
- А ты идти-то сможешь? - спросил его я. - Как раны? Давай осмотрю.
- Все нормально, - усмехнулся он. - Мы, ветераны, живучие.
- Стройся! - скомандовал я.
Честно говоря, медлил до последнего, надеясь, что увижу Айшет. Хотелось попрощаться с девушкой, в последний раз посмотреть в ее газельи глаза. Но вместо нее из шатра вышел ее отец. Он положил руку на мое плечо, внимательно всмотрелся в лицо. Под этим взглядом я почувствовал себя неловко. В самом деле, человек нашу роту из-под песка вытащил, дал пристанище на ночь, обогрел, накормил. А я отблагодарил его тем, что девчонку испортил! Что сказать Тевелин-бабе, я не знал, в горле пересохло. Следовало, наверное, произнести какие-то слова признательности и поклониться, что ли. Но дело осложнялось тем, что во мне поселилась твердая уверенность: старик знает, что произошло ночью между мной и Айшет. Непонятно, с чего я это взял, просто чувствовал. И что самое странное, я не видел в его глазах осуждения или злобы. Он что-то проговорил, не отпуская моего плеча. Вездесущий Салим перевел:
- Тевелин-баба говорит: оставайся! Говорит: будь его сыном!
Это было так неожиданно, что я разинул рот от удивления. Старик продолжал говорить, Салим - переводить:
- Возьми Айшет в жены. Она молодая, сильная, сладкая (по-моему, последнее проводник добавил от себя). Родит тебе сына, да!
Полог шатра еле заметно шевельнулся, и я понял, что за ним скрывается Айшет. Стоит, наверное, боясь дышать, и ждет, как решится ее судьба. Прости меня, милая. Я себе не хозяин, и не могу остаться с тобой. А даже если бы мог…и тогда бы не остался. Слишком здесь все чужое, враждебное, слишком мы с тобой разные.
Все это время Тевелин-баба сверлил взглядом мои зрачки. Когда я собрался было ответить ему отказом и начал уже подбирать в уме подходящие для этого слова, старик вдруг отпустил мое плечо. Он повернулся и, не дожидаясь ответа, скрылся в шатре.
- Ты что? Ты как?! - от потрясения Салим даже начал заикаться. - Тевелин-баба - балшой шаман!
Проводник изо всех сил пытался донести до меня, насколько велик и могущественен старейшина затана, и какое это счастье - породниться с таким человеком. Не слушая его причитаний, я вслед за ротой двинулся к выходу из селения. Вдруг ощутил как будто легкое прикосновение, которое заставило меня остановиться и обернуться. Между двумя шатрами стояла Айшет и смотрела на меня. Наши взгляды встретились, и я не в силах был оторваться от ее горящих и в то же время бесконечно печальных черных глаз. Что-то было такое в ней, в этой девочке-шаманке, что не позволяло считать ее просто мимолетным дорожным приключением. Что-то волнующее, непонятное, пугающее, древнее, как сама земля. Меня с новой силой потянуло к ней. Нет, я ни на секунду не изменил своего решения, просто хотел в последний раз поцеловать ее, прижать к себе это гибкое пламенное тело… Она медленно, еле заметно покачала головой, потом кивнула: уходи…
Я ушел, унося на себе ее долгий прощальный взгляд.
Крохотный оазис остался позади, вокруг снова расстилалась пустыня, бескрайняя и бесстрастная. После отдыха в затане солдаты шли бодро, даже перебрасывались шуточками. Дрианн, как всегда, плелся рядом со мной, вслух проводя сравнительную характеристику шаманства и Светлой магии. Причем поражало то, что в его познаниях зияли громадные пробелы, заметные даже такому неучу как я. Мастер Триммлер затеял рассказывать Доббу гномий анекдот, очень длинный и запутанный. Капрал, внимавший другу с доброжелательным интересом, в конце даже немного посмеялся, из вежливости. И, как оказалось, напрасно: мастер Триммлер оскорбленно вопросил, что, собственно, забавного нашел Добб в печальной древней легенде горного народа. Видимо, он вкладывал в слово "анекдот" какой-то другой, неведомый нам смысл. При этом Лютый, как всегда, презрительно скривился, заставив меня в очередной раз задуматься о причинах его подчеркнутой нетерпимости к представителям других рас. Хамар держался хорошо, хотя видно было, что раны беспокоят его. Время от времени он болезненно морщился и прикусывал кончик длинного уса. Салим, оскорбленный моим отказом остаться в затане так, словно это он сам был невестой, что-то без конца бурчал себе под нос. И перестал злобно коситься лишь после ласкового вопроса: не хочет ли он быть превращенным в скорпиона? Конечно, это был блеф чистой воды, я лично не знаю мага, способного произвести такую метаморфозу. Но проводник утух и постарался держаться от меня подальше.
В середине дня остановились на привал. Воины с облегчением попадали на песок, вытащили сухари, купленное в затане вяленое мясо, и принялись за обед. Попивая воду из фляги, я краем глаза заметил, как Лютый встал и отправился за высокий бархан. Сначала я не придал этому значения: ну, пошел человек, понятно, за какой нуждой. А если учитывать его манеру держаться в стороне от остальных, то и неудивительно, что компанию Ом с собой не взял. Но шло время, а он все не возвращался. Это насторожило меня, и заставило всколыхнуться старые подозрения. А что, если готовит очередное нападение? Вдруг сейчас навстречу мне ринется новая Темная волшба? Захваченный желанием разоблачить наконец в Оме врага, я прислушался: обратной тяги не было. Потом, стараясь не привлекать ничьего внимания, двинулся туда, где он скрылся. Может, кто-то и заметил мои маневры, да тоже списал на нужду.
Однако за барханом Лютого не оказалось. Очень удивившись этому обстоятельству, я принялся озираться по сторонам и вскоре заметил вдали две удаляющиеся человеческие фигуры, одна из которых, несомненно, принадлежала Ому. А вот вторая была определенно женской. Причем девушка, кем бы она ни была, убегала от Лютого, а тот, настигая, был всего в шаге от нее. Во мне поднялась злоба: ну, это уж слишком! Пусть он гоблинов презирает, троллей ненавидит, но гонять по пустыне нормальную человеческую женщину - это просто скотство последнее! Следующая мысль обдала холодным, несмотря на палящее солнце, потом. А вдруг это… Айшет? Что сделает с ней Лютый, когда догонит? Да уж, как говорится, "проклятая неизвестность"… зачем может мужик за женщиной бегать? Я зарычал от гнева, выхватил меч и, более не утруждаясь размышлениями, ринулся вдогонку. А поразмыслить-то следовало бы. Например, с чего бы это Айшет вдруг оказалась так далеко от затана, да еще и одна?
Видимо, бешенство подхлестнуло меня, потому что вскоре я значительно сократил расстояние между собой и ими. И тогда убедился, что женщина, убегающая от Лютого, точно не Айшет. Это стало понятно уже на расстоянии фихта. Я немного замедлился и принялся решать: а не оставить ли мне парня в покое? Вдруг эта девица, так сказать, убегает по согласию? Между тем парочка обогнула бархан и скрылась за ним. Все же появление одинокой дамочки среди песков внушало мне сильные подозрения, и я отправился следом.
Теперь от роты нас отделяло не меньше майла, а я все никак не мог догнать Лютого и его пассию. Женщина ловко петляла между барханами, Ом бежал за ней, а я, как одержимая любопытством старая дева, со стороны наблюдал за этими дурацкими игрищами. Пот лил с меня рекой, дыхание сбивалось, барханы приходилось преодолевать чуть ли не на четвереньках, и в голову закрадывалась мыслишка: а не плюнуть ли на все это? Пусть Лютый сам разбирается со своими страстишками. Но какое-то предчувствие гнало и гнало меня вперед. Почти потеряв надежду настигнуть парочку, я попытался крикнуть. Тщетно, из пересохшего горла вырвалось слабое кукареканье, не привлекшее внимания ни Ома, ни предмета его вожделения. Наконец они почему-то остановились, причем, что делал Лютый, я так и не понял. Мне показалось, что он упал, а женщина опустилась рядом, полностью загородив его от меня. Спотыкаясь и проклиная всех капралов на свете, я скатился с очередной кучи песка и из последних сил припустил к ним. Почему-то во мне росла убежденность: там происходит совсем не то, о чем можно подумать, глядя со стороны.
Амулет на груди вдруг раскалился, обжигая кожу. Значит, женщина - дух? Хм, судя по виду сзади, для призрака она слишком… плотная. Наконец я приблизился на расстояние пары локтей и сумел оценить происходящее. Ом почему-то закопался в песок по пояс, отчаянно отмахиваясь стилетом от фигуристой дамы, которая пыталась его обнять. Шея Лютого была окровавлена, лицо покрыто зеленоватой бледностью. Увидев меня, он прохрипел:
- Уходи, лейтенант!
Женщина обернулась, на время позабыв о Лютом, который медленно, но верно погружался в песок. Облизнув покрытые кровью губы, красотка двинулась ко мне. Пышные формы, едва прикрытые двумя узкими полосками ткани, соблазнительно колыхались при каждом шаге. В такт им подрагивали тугие кольца черных кудрей. Девушка была бы очень красива, если бы не белоснежные клыки, резко выдающиеся из-под кроваво-красных губ. Вампир? Чепуха, это сказки! И потом, почему днем, при свете солнца? Я нечаянно посмотрел в черные, бездонные глаза, и пропал. Несмотря на явственную угрозу, исходившую от женщины, и на отчаянное положение, в котором оказался Лютый, я ощутил, как во мне просыпается дикое, звериное желание. Поняв это, девица торжествующе улыбнулась и раскинула руки, приглашая меня в объятия. Могучий бюст призывно содрогнулся. Именно это обстоятельство отвлекло меня и заставило оторваться от омута ее глаз. Я словно очнулся и ощутил пульсацию, исходящую от Честного. Видя, что добыча готова вырваться из силков, дамочка разочарованно зашипела и совершила резкий прыжок в мою сторону. По какому-то наитию, я отскочил вбок и взмахнул мечом. Честный ровно и аккуратно снес твари голову. Сделав еще несколько шагов по песку, тело женщины упало и задымилось. Не став досматривать, что произойдет с ним дальше, я кинулся к Лютому, который завяз уже по грудь. Рассудив, что зыбучий песок - это примерно то же, что и болото, я свалился на живот и подполз к Ому. Затем ухватил его за рубаху и изо всех сил потянул на себя. Ткань, почему-то располосованная на груди и плечах, затрещала, но выдержала. Однако песок держал капрала намертво.
- Оставь, лейтенант, - обморочно просипел Лютый, даже не пытаясь мне помочь.
- Ага, сейчас прямо! - отозвался я, прикидывая, что еще можно предпринять.
Видимо, мерзкая баба успела все-таки прокусить шею Ома, потому что по ней стекала тонкая струйка крови. Вскоре Лютый погрузился в песок по плечи, и оттуда торчала только белобрысая голова с нелепо поднятыми руками, правая из которых зажимала стилет. Ну, понятно, побежал за красоткой, и провалился сразу по пояс, меч, естественно, уже не вытащить было, сумел добраться только до стилета. Впрочем, скорее всего, он был где-то под рукой. Тут-то и пригодилась его богатая шевелюра. Поняв, что без магии здесь не обойтись, я левой рукой крепко вцепился в его волосы, а правой начал спешно рисовать фигуру заклинания. Простите меня, дядя Ге и Бродяга… Некогда мне концентрироваться и сосредотачиваться. Что выйдет, то выйдет, лишь бы земля откликнулась. Она не подвела, и сразу после активирующей фразы вокруг Лютого закрутилась воронка, почти целиком затянув его внутрь. Потом песок взметнулся фонтаном, выплюнув из себя злосчастного капрала. Так и не отпустив его волосы, я вместе с ним закувыркался по дрожащей поверхности песка. Заклинание "Извержения" сработало. Я немного отдохнул, пришел в себя и с трудом разжал пальцы левой руки. Ом лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
Я проковылял к тому месту, где Лютый чуть не распрощался с жизнью. Песок как песок, наступишь и не поймешь, что случилось. Отыскав тело прелестницы, которое почему-то превратилось в жалкую обугленную тушку, я зашвырнул его в желтую трясину. Мало ли… По поверхности пробежали волны, и образовавшаяся воронка с удовольствием сожрала угощение. Чернокудрую голову я топить не стал, а водрузил ее на краю опасной территории. Была у меня одна идея…
Вернувшись к Лютому, я обнаружил, что он раскрыл глаза и отрешенно смотрит в выгоревшее небо. Рана на шее все еще сочилась кровью, на черной ткани рубахи тоже выступили влажные пятна, в прорехах видны были красные полосы - видимо, стерва, кто бы она ни была, подрала еще и грудь, и плечи Ома.
- Почему ты меня не бросил? - вдруг сердито спросил капрал.
Вопрос показался мне до того глупым, что я оставил его без внимания, просто молча принялся задирать на Лютом рубаху. Тот вдруг возмущено взбрыкнул, словно я покушался на его девичью честь, и чуть не поранил меня стилетом, который так и не выпустил из руки. Правда, выпад получился слабым, видно, укус твари лишил Ома доброй части сил. Но кое-чего он добился: я вдруг ощутил жуткую злобу. Это, значит, я за ним бегаю по пустыне, спасаю невесть от кого, выдергиваю из зыбучего песка… А теперь, когда хочу еще и раны осмотреть, этот кретин тычет в меня своей зубочисткой! Взревев, я двинул капрала справа по физиономии, и тот затих. По крайней мере, в ближайшие минут десять спокойствие обеспечено. Я стянул с него рубаху: на груди красовались глубокие кровавые полосы. Видимо, когтями прошлась… Ничего. Так, плечи… та же картина. А это что, боги всеблагие?!
На правом плече Лютого парил гордый ястреб, сжимая в когтях… кривоватую букву. У. Знак ублюдка, самое страшное клеймо, которым метят в империи полукровок…
- Что, доволен? - в слабом голосе Ома было столько злобы и ненависти, что я невольно дернулся. - Теперь ты знаешь… чего ж не плюнешь?
- Капрал седьмого десятка Ом Лютый! - стараясь говорить как можно жестче, ответил я. - Отставить истерику! Не мешать командиру оказывать первую помощь!
Вытряхнув из его рубахи песчинки, я отодрал от подола полосу ткани и приложил к шее Лютого.
- Зажимай!
Затем, несмотря на вялое сопротивление, снова облачил его в одежину и поддернул подмышки вверх.
- Вставай. Идти сможешь?
- Могу! - запальчиво заявил он.
Но явно погорячился. Ноги у Лютого подгибались, двигался он на манер мертвецки пьяного: его заносило то вправо, то влево, а пару раз он втыкался головой в песок. Пришлось подставить ему плечо и ковылять в обнимку. Сначала Ом пытался вырваться, награждая вашего покорного слугу различными нелестными характеристиками, самой мягкой из которых была "упырь недоделанный" (что меня, кстати, поразило до глубины души: разве такие бывают?) Но потом перестал дергаться, видно, смирился с моим неоправданным желанием спасти его жизнь, и даже пошел ровнее. Из-под тряпицы, которую Лютый прижимал к шее, до сих пор текла кровь, и это меня сильно беспокоило. Но я успокаивал себя тем, что, добравшись до роты, а значит, и до своего мешка, сумею что-нибудь предпринять.
Мы брели так уже очень долго, слишком долго, как мне показалось. Начинали тревожить смутные сомнения: а почему нас, собственно, никто не ищет? В правильном ли направлении мы двигаемся? Ом был не в состоянии замечать окружающий пейзаж, а я никогда не отличался хорошей способностью ориентироваться на местности. Да и какие там особые ориентиры? Барханы-то все одинаковые. По самым скромным прикидкам, мы находились в пути уже два часа. Лютый все больше обвисал на моем плече, задыхался и снова начал требовать, чтобы я его бросил. После очередного воззвания я так и сделал. А сам присел рядом.
- Передохнем немного, и вперед…
Его настроение мне не нравилось. Ом воззрился на меня каким-то странным взглядом, долго смотрел, потом спросил:
- Ты почему клеймо оставил? Мастер Брохен наверняка предлагал избавиться…
Почему? А Луг его знает, почему… И, вроде не к месту, вспомнилось…
…Постепенно дядюшка взялся за мое обучение: сначала поручал мне мыть колбы и реторты в лаборатории, просил подать то или иное вещество, терпеливо поясняя при этом, для чего оно применяется. Потом научил читать и писать. Моей азбукой стала книга наговоров. К семи годам я уже умел составлять простенькие зелья, вроде притирания от веснушек, или микстуры от кашля, и знал несколько десятков элементарных заклинаний.
Нельзя сказать, чтобы я учился с большой охотой, полностью посвятить себя магии мне мешал непоседливый нрав. Но дядя Ге не унывал, частенько повторяя: "Ты еще станешь великим волшебником, Рик! Вот ей же ей, помяни мое слово!" Уж не знаю, на чем зиждилась его уверенность, но здесь старый мошенник ошибся. Могущественного колдуна из меня явно не вышло.
Так или иначе, но дядюшка сумел вложить в мою бесталанную голову еще много чего полезного. Я способен составить почти любое из известных современной магии сложных зелий, могу делать любовный приворот. Теоретически знаю пару сотен заклинаний (правда, исполнять их с необходимой для этого точностью так толком и не научился). И даже знаком, как выяснилось на Южном континенте, с азами боевой магии. Скажете, слишком широкий спектр? Это вы еще дядю Ге не видели! Обычно волшебники, конечно, сосредотачиваются на какой-то одной области, но дражайший дядюшка копает по всем направлениям! Тут вам и зелья, и гадание, создание амулетов и наложение чар на предметы (вроде зеркала Вечной красы, которое я так удачно использовал). К тому же, всегда подозревал, что старик не брезгует демонологией. Что, в сущности, и доказало появление Артфаала.
Я доставлял престарелому магу немало хлопот: то и дело ввязывался в драки с соседской ребятней. Причем почти всегда выходил победителем - приютская закалка давала о себе знать. Забывал выполнять его поручения, воровал из кабинета мелкие деньги, несколько раз порывался сбежать из дома. Третировал несчастного Бродягу. А когда дяде Ге приходила фантазия провести со мной магическую тренировку, устраивал в его лаборатории настоящий тарарам, словно в ней побывала добрая сотня прыгунков или фаари. Но никогда, повторяю, никогда дядя не опускал рук. Он ни разу не попытался ударить меня, а самое страшное ругательство в его устах было: "тунеядец, никчемный мальчишка!" Самое жестокое наказание - многочасовая магическая тренировка, что, в итоге, должно было пойти на пользу только мне. Правда, не пошло почему-то. Он не демонстрировал явно свою привязанность, не подкупал меня подарками. Просто терпеливо превращал хищного зверька в человека…
- Наверное, для того чтобы помнить, - честно ответил я Лютому.
- Помнить что?
- Кем был и кем стал. Помнить добро.
- А я - чтобы ненавидеть, - болезненно оскалился Ом.
Ну что ж, такая точка зрения тоже имеет право на существование. Каждый сам выбирает свой путь.
- Ты уже догадался, кто я? - спросил Лютый.
А что тут гадать? Меня и раньше удивляли эти нечеловечески светлые глаза, аристократическая наружность, серебристые волосы. Видно, папенька нашего капрала был эльфом. Отсюда и прическа: наверняка под ней скрываются необычной формы уши. Подтверждая мою догадку, Ом отодвинул шаджаб и откинул блестящую прядь. Ну… бывает хуже, конечно. Уши, почти нормальные, вполне средней величины, были только слегка заострены на концах.
- Моя мать была эльфийкой, - сообщил Лютый.
О-о, это серьезно… Обычно случается наоборот. Первозданные-мужчины охотно идут на связь с человеческими дочерьми. Думаю, обладая нашими женщинами, они лишний раз доказывают себе свою неотразимость. А вот чтобы гордая эльфийка связалась с человеком… Кем же он должен быть?
- Он был никем, - словно подслушав мои мысли, сказал Ом. - Так, молодой маг, бедный, неродовитый. И некрасивый к тому же. Зато мама была красавица.
Слово "мама" он выговорил с особой нежностью, удивившей меня. Я не собирался лезть к нему в душу, но, видно, Лютому пришла охота исповедаться. Пришлось слушать. Кстати, интересно было.
- Ее звали Кай'Анилаир.
Ого! Поднапрягшись, я вспомнил все, что вдолбил мне дядя Ге об эльфийских домах. Выходило, матушка Ома была из Дома Жемчужного тумана - то есть, принадлежала к правящему роду. Это у них перед именем ставится приставка Кай.
- А мое полное имя - Кай'Омлютаир.
Ну да, что в переводе означает - любимый сын из рода Кай, парень же сократил всю эту красотищу до прозвища - Ом Лютый. А я-то гадал, что за честное имя такое? Между тем, капрал, даже не потрудившись удостовериться, слушаю ли я, продолжал:
- Мамина семья приехала по приглашению императора на праздник Весеннего пробуждения. Отец, - он выплюнул это слово, брезгливо, как нечто омерзительное, застрявшее в горле, - показывал фокусы на площади. Не знаю, что было дальше, и как это произошло. Не интересовался. Но мама влюбилась в него. Ее родители остались в Виндоре для официальной встречи с императором. Мама сбежала.
Все же этот самый неизвестный отец, наверное, был необыкновенным человеком, если его, неродовитого, некрасивого и небогатого полюбила дочь правящего эльфийского рода. Чем-то он сумел привлечь прелестную Первозданную. Хотя… любовь - штука сама по себе загадочная.
- Она прожила с ним шесть лет, а потом у него появилась возможность сделать карьеру в Совете магов.
Ну, такое дураку не предложат. Если, конечно, за его спиной не стоит могущественный имперский клан с мешком денег наперевес. Значит, папаша Лютого был по крайней мере талантливым чародеем.
- Но сожительство с эльфийкой могло помешать его планам. И он выгнал нас, когда мне было пять лет.
Да, так оно и бывает. Имперский маг должен быть благонадежен как дубовый комод и чист, как жрец после бани, а связи с существами из других рас говорят о его подозрительных наклонностях. Хотя глупо ведь, глупо! Нет бы наоборот, налаживать отношения хоть с теми же с эльфами путем смешанных браков! Ну, что поделаешь, таковы наши реалии…
Лютый меж тем распалился не на шутку. Глаза побелели от ненависти, губы сжались в бледную нитку.
- Она молила его о пощаде, моя мама - гордая, неприступная, прекрасная, как белая лилия! Но он остался глух к ее слезам.
Силен мужик! Дерьмо, ничего не скажешь… Не знаю, что там у него с эльфийкой вышло, но хоть бы сына пожалел. Хотя кто будет думать о бастарде-полукровке, когда на горизонте неугасимой звездой маячит служба в Совете магов?
- Она вернулась в Аллирил, - уже почти кричал Ом. - Вернулась к своим родителям, убитая, раздавленная, уничтоженная, живущая лишь потому, что ее держала любовь ко мне!
Он выдохнул, закрыл глаза и еле слышно закончил:
- Они судили ее. И приговорили к смерти за измену роду. Ее родители - мои бабка с дедом - присутствовали на экзекуции, дед сам дал знак к исполнению казни.
Да, чистота рода для эльфов - предмет первостепенной важности. В принципе, судя по их стихам и песням, с коими меня в свое время знакомил тот же дядя Ге, Первозданные смотрят сквозь пальцы на супружескую измену, потерю невинности до брака, и прочие маленькие неприятности, подстерегающие каждую девицу или даму. Если она хотя бы чуть красивее гоблина, разумеется. Такие взгляды эльфов легко объяснить: они живут непозволительно долго. Вы сами попробуйте хранить верность дражайшей половине на протяжении без малого тысячи лет! Может быть, под благословенным небом Аматы и живут женщины, достойные такой жертвы, но я их пока не встречал. Но вот чего Белоглазые не прощают своим дамам, так это грехопадения с представителями низших, по их мнению, рас. То есть, можно сказать, с людьми (не думаю, что кто-нибудь из них опустился бы до любви с гномом, троллем, орком или гоблином - саймары не в счет, у них там что-то по-другому устроено, икру мечут, что ли?) Опять же, мужчинам - можно, если не кричать об этом на каждом углу. Ну, а чтобы девица, да из правящего рода, да еще и ребеночка прижила… Странно, что они не избавились от плода преступной страсти.
- Не знаю, что ими двигало, но они не убили меня, - Лютый опять будто угадал, о чем я думаю. - Отвезли в Виндор и сдали в воспитательный дом для полукровок.
Капрал надолго замолчал, будто вспоминая прошлое. Я тоже не подавал голоса. Страшное место… правда, страшное. По сравнению с детством Ома, мое - просто сплошное веселье и игра на цветущей лужайке. Полукровки, как правило это, опять же, наполовину эльфы, считаются позором для обеих сторон. Из дома для ублюдков в лучшем случае можно попасть в бродячую труппу. Хозяева таких театриков высоко ценят природную красоту эльфов и их звериную грацию. Из них получаются отличные канатоходцы, метатели ножей, из девочек - танцовщицы (впрочем, как и, главное, до какой степени, используются красивые девочки, лучше и не вспоминать). Если совсем не повезет, можно угодить в университет. В тайные лаборатории, разумеется. Для опытов. Так что Лютый еще легко отделался. Хотя я понимаю, конечно: до пяти лет рос рядом с матерью, любимый, обласканный. А потом все так неладно повернулось. Мне в голову пришла мысль, дикая, но показавшаяся совершенно логичной: