Уэллс Энгус. Гнев Ашара

   — Я тебя научу приличиям, малыш.
   — Владыки, — сказал Дарр, — вы уверены, что доспехов не нужно? Я не хотел бы, чтобы кто-то из вас пострадал.
   — Я уверен, — промолвил Кедрин, прежде чем Хаттим успел открыть рот, и предоставив галичанину лишь кивнуть в знак согласия. Его красивое женственное лицо пылало гневом и смущением.
   — Да будет так, — с сомнением согласился король. — Условия?
   — Кто первый запросит пощады, — сказал Хаттим, высокомерно глядя на Кедрина, — тот проиграл.
   — Да, — не устрашившись, согласился юноша. — Пусть будет так.
   Тут Эшривель поглядела на отца, наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Дарр кивнул, после чего выпрямился и сказал:
   — Как ваш государь, я оставляю за собой право прекратить схватку, если сочту, что кто-либо победил. Вы это принимаете, господа?
   Хаттим явно нехотя кивнул. Кедрин коротко наклонил голову.
   — Тогда давайте проследуем на площадку, — предложил Дарр. Все общество двинулось за королем к выходу. Бедир и Ярл шли по бокам от Кедрина.
   — Будь осторожен, паренек, — предостерег кешит. — Хаттим явно намерен сломать тебе кость-другую.
   — Береги мужское добро, — пробормотал Бедир. Кедрин подумал об Эшривели и спросил себя, не забота ли о его безопасности побудила ее шептаться отцом.
   — Принцесса действительно благоволит к Хаттиму? — спросил он.
   Лицо Бедира выразило изумление; Ярл так взревел от смеха, что к ним стали поворачиваться головы.
   — И он в такой миг думает о женщине!
   Кедрин вспыхнул, но не отступил.
   — Так это правда?
   — Объявления не было, — хмыкнул Бедир. — Но, ради Госпожи, Кедрин, думай о схватке, а не о принцессе.
   — Матушка благоволила к Эстревану, пока не встретила тебя, — сказал Кедрин полным задумчивости голосом. Бедир в отчаянии покачал головой.
   — Вспомни получше уроки Тепшена Лала. У тебя и потом будет достаточно времени мечтать об Эшривели.
   — Да, — согласился принц. — Но она ему не обещана?
   — Нет! — огрызнулся Бедир. — Не обещана. Но если ты позволишь своим мыслям блуждать, Хаттим сделает тебя непривлекательным для самой вонючей потаскухи, не говоря уже о принцессах.
   — Хорошо, — сказал Кедрин и умолк, начав настраиваться на бой, как учил его Тепшен Лал.
   Когда они вступили на площадку, он уже был готов. Руки и ноги не дрожали, сознание было сосредоточено на поединке. Он ощущал волнение зрителей, заполнявших расположенные кругом ряды сидений, но это было лишь продолжением арены, он даже не заметил, где сидит Эшривель. Утоптанная земля под сапогами оказалась твердой, он подмечал, где и как бросают тени дворцовые здания и на которых участках солнце может его ослепить.
   Площадка примыкала к дворцу и предназначалась только для пешего, а не для конного боя. Она была достаточно велика, чтобы сражающиеся кружили по ней, но не настолько, чтобы они слишком долго могли избегать друг друга. По внешнему кругу шли пять рядов скамей, да и в окнах дворца расплылись бледные лица. Между сиденьями и посыпанной песком ареной находился барьер высотой по грудь человека, строго по сторонам света были расположены узкие проходы. Хаттим Сетийян стоял в центре, описывая кабой свистящие дуги. Кедрин двинулся ему навстречу. Он не повернул головы, услышав возглас Дарра:
   — Да благословит Госпожа вас обоих. И путь дарует победу достойному. Траджеа начинается.
   Каба Хаттима устремилась вперед, словно он ставил точку в предложении. Низкий прямой удар, в который он вложил всю силу, был направлен в точку на полпути между пряжкой пояса и пахом Кедрина. Хаттим скорчил рожу, когда удар оказался отбит, и, развернувшись быстрее, чем Кедрин ожидал, приготовился встретить ответный удар.
   — Я не причиню тебе большого ущерба, — передразнил он принца, кружа и выставив вперед Левую руку со щитом, кабу он держал внизу. — Я только немного изменю твою наружность.
   Кедрин ничего не сказал. Он смотрел на противника, подмечая, как тот передвигает ноги, как держит равновесие. Свой щит принц Тамура держал, прижав к себе, кабу выставил вправо. И ждал, оценивая мастерство старшего годами, не желая совершить промах, а стремясь нанести верный удар, который все же не сделал бы Хаттима калекой.
   Долго ждать не пришлось, его безмолвие, казалось, разъярило противника, ибо Хаттим сделал обманное движение, метя с выпада в талию, и, не доведя движение до конца, направил щит в лицо Кедрину. Клинок он при этом поднял и повернул, дабы ударить Кедрина по шее.
   Каба оцарапала бок принца, когда тот поворачивался, отражая чужой щит клинком, а своим толкая галичанина в живот. Живот был не таким мягким, как недавно казалось Кедрину, но все же Хаттим отпрыгнул. Как раз вовремя, чтобы избежать удара противника сверху. Хаттим продолжал пятиться, полуприсев и закрывая щитом диафрагму. Кедрин наступал, согнув колени, переставляя стопы короткими шаркающими шажками, которые внезапно стали крупнее. Он отразил удар галичанина и тут же рубанул кабой два раза подряд. Голова противника резко отдернулась, затем упала подбородком на грудь. Безобразный рубец пролег вдоль нижней челюсти, а щеку украсил кровоподтек, окруженный заметной припухлостью.
   Бейся они сталью, кровь Хаттима сейчас хлынула бы ручьем, ударь Кедрин со всей силы, он сломал бы противнику челюсть. Но Хаттим и так зашатался, глаза его остекленели. Кедрин подождал, опустив кабу, когда тот придет в себя. Когда Владыка Усть-Галича оклемался, буйный гнев загорелся в его зеленых глазах. Хаттим нечленораздельно зарычал и устремился вперед, рубя воздух перед собой крест-накрест. Кедрин отражал удары, позволяя Хаттиму гнать себя через арену, пока не наткнулся спиной на барьер. Прежде чем Хаттим, в глазах которого уже сияло торжество, пригвоздил его к месту, он нырнул под клинок, крутанулся, дабы избежать тычка щитом, и сбил Хаттима с ног.
   Владыка Усть-Галича врезался лицом в деревянную ограду. Каба вылетела из его руки. Он осел. Кедрин терпеливо стоял, позволяя ему подняться. Затем наклонился и подал упавший клинок запыхавшемуся и разъяренному сопернику.
   Хаттим почти вырвал его у принца и опять повернулся. Кровь стекала из разбитой губы, пятная тонкое полотно рубахи, разбухающий пурпурный синяк перекосил рот, а гнев делал Хаттима еще безобразней. Теперь он медленно наступал, держа щит впереди, согнув правую руку в локте, чтобы держать кабу прямо — куда более осторожно, уже понимая, что противник несравненно опаснее, нежели казалось поначалу. Кедрин позволил ему подойти, видя теперь в его зеленых глазах жажду убийства, и протянул вперед свой щит, а кабу отвел в сторону.
   Они схлестывались настолько лихо, насколько позволяло их короткое оружие. И Кедрин все легче предугадывал действия Хаттима. Он отбил два выпада, затем почувствовал, как на нем рвется рубашка, когда Сетийян резко ударил щитом ему в грудь. Ступня Хаттима вырвалась вперед, чтобы подцепить противника под колени, а каба метнулась юноше прямо в лицо. Он оттолкнул клинок, но почувствовал, что ноги теряют опору, когда Хаттим врезался ему в грудь плечом, пытаясь опрокинуть навзничь. Кедрин приземлился на спину, вовремя подняв согнутые ноги, чтобы отбить в сторону упавший сверху клинок. Затем он перекатился, уходя от яростных ударов Хаттима, кончик кабы которого несколько раз взрыл землю. Попади он в цель хоть единожды, у Кедрина было бы сломано ребро или поврежден живот. Публика криками выражала неодобрение, но ни один из бойцов не обращал на них внимания. Кедрин — потому, что слишком сосредоточился на том, как уцелеть, Хаттим — потому, что пришел в бешенство.
   Тут Кедрин почувствовал, что каба ухнула оземь совсем рядом, и, перекатившись в другом направлении, развернулся, чтобы захватить клинок и прижать его спиной к земле. Щит Хаттима тяжело хлопнул его по плечу, вызвав боль в руке и побудив Кедрина невольно промычать, но юноша собрался с духом, вновь повернулся, взметнул вперед ноги и сильно ударил противника обеими стопами в живот.
   Хаттим едва ли не взлетел в воздух, отброшенный назад мощным ударом. Он затрясся, молотя руками воздух, и тяжело сел. Кедрин вскочил на ноги и пнул в сторону Владыки Усть-Галича его клинок.
   — Твоя каба, властитель.
   Он снова ждал, пока Хаттим встанет, и шевелил плечом, чувствуя, что синяк будет нешуточным. Хаттим плюнул и завопил. Вновь бросился на врага, забыв о мастерстве в приливе смятения и гнева, от которых лицо у него стало пурпурным, словно по нему разлился синяк. Кедрин пятился, отражая удары, предоставляя сопернику возможность утомиться в бессмысленном кружении по арене, согласованно действуя щитом и кабой. Он описал круг, второй, затем отвел выпад (который, несомненно, лишил бы его мужского достоинства, достигни он цели), увернулся от лупящего по нему щита и тут же заехал кабой в живот Хаттиму.
   Галичанин крякнул, сложился вдвое, и Кедрин врезал ему щитом сбоку по челюсти. Было видно, как у Хаттима сошлись к переносице глаза, его голова мотнулась из стороны в сторону. Юноша резким движением выровнял ее, подведя свой деревянный меч плашмя по прямой от виска до подбородка. Хаттим упал на колени, затем стал клониться вперед, пока обе его ладони не коснулись земли. Голова его поникла и медленно опускалась, пока не уткнулась в землю. Кедрин отступил назад.
   — Довольно! — услыхал он крик Дарра. — Я объявляю принца Кедрина победителем.
   — Нет!
   Невероятным усилием Хаттим поднялся на ноги. Теперь на обеих щеках багровели рубцы, а кровь лилась с губ, но он неловко пошел вперед, сгибаясь от боли в животе и спотыкаясь.
   — Хватит! — крикнул король. — Владыка Хаттим, прекрати!
   Хаттим покачал головой, послав по дуге кровавый плевок, и продолжал наступление.
   — Владыка, прошу тебя, — произнес Кедрин.
   — Проклятие Госпожи на тебя! — прорычал Хаттим и сделал еще шаг.
   Кедрин сдвинулся в сторону, легко избежав этого жалкого натиска и двинув щитом по левой руке Хаттима, чуть ниже плеча. Галичанин взвыл, закачался вправо-влево, так как задетый нерв заставил пальцы разжаться и выпустить кабу. Тем не менее он нацелился щитом в лицо Кедрину. Кедрин отступил на полшага в сторону, деревянный диск проплыл мимо его головы, а сам он легонько стукнул Хаттима клинком по основанию большого пальца. Ему снова помогли уроки Тепшена Лала. Он попал в нервный узел, в который и метил, левая рука Хаттима разомкнулась и выронила щит. Кедрин отступил на шаг и приставил кабу к горлу Хаттима.
   — Владыка, вы побиты.
   Хаттим зарычал и потянулся, чтобы схватить клинок, но Кедрин удержал его, вовремя увидев в глазах соперника одержимость. Он отступил еще на шаг, а Дарр снова закричал, поддержанный толпой:
   — Владыка Хаттим, повелеваю тебе — прекрати.
   Хаттим издал низкий гортанный звук и потянулся голыми руками к оружию Кедрина. Кедрин отступил вбок, подняв кабу к левому плечу. И опустил ее, когда Хаттим придвинулся — шишкой вперед, точно направив удар и рассчитав его силу, как учил его Тепшен Лал.
   Меч угодил в основание шеи Хаттима, галичанин внезапным рывком выпрямился, голова поднялась, глаза широко раскрылись и вытаращились, похоже, уже ничего не видя. Затем его тело обмякло, и он упал, бесчувственный, в песок арены.
   Кедрин стоял, опустив кабу и щит, но на этот раз Хаттим не делал попыток подняться, и когда голос Дарра объявил о победе Кедрина, раздались крики одобрения, отразившись от стен. Кедрин повернулся лицом к королю и поклонился. Выпрямившись, он увидел, что Эшривель пристально глядит на него, но когда улыбнулся, она опустила глаза, избегая взгляда.
   Затем Бедир и Ярл в сопровождении кешитов пересекли арену, а люди с усть-галичанским солнцем на платье двинулись, чтобы поднять бесчувственного Хаттима, и понесли к целительницам. Кедрина между тем окружили и осыпали громкими похвалами.
   — Ты хорошо дрался, — сказал ему Бедир, гордо улыбаясь.
   — И преподал урок этому бахвалу, — добавил Ярл.
   — Ему теперь придется держать слово, — ухмыльнулся Кедрин. — Медри уже в пути?
   — Дарр присмотрит за этим, — уверил его отец. — Сегодня ты сослужил Королевствам большую службу.
   Кедрин был счастлив и позволил отвести себя туда, где сидели король и Эшривель.
   — Несомненный победитель! — Дарр улыбнулся, подавшись вперед, и добавил потише: — Я в долгу перед тобой, Кедрин. Теперь у Хаттима нет выбора, кроме как действовать в согласии с нами.
   Кедрин низко поклонился, снова почувствовав на себе взгляд Эшривели. Легкая улыбка играла в уголках ее рта. Он хотел сказать что-нибудь изысканное о том, как его вдохновляла его красота, но прежде чем нашел подходящие слова, она заговорила сама:
   — А не следовало бы принцу Тамурскому посетить наших целительниц, отец? Он все-таки и сам не остался невредимым.
   Голос ее был негромок и напевен. Кедрин беззаботно улыбнулся, давая понять, что его жалкие царапины не стоят внимания.
   — Я здоров и цел, принцесса. Благодарю за беспокойство. На этот раз Эшривель ответила улыбкой, и одно это оправдало его участие в схватке. Но она покачала головой.
   — Если ты должен защищать Королевства, принц Кедрин, тебе понадобится здоровая рука, чтобы держать щит.
   Кедрин призвал на память все наставления Льяссы по части поклонов. Без сомнения, его поклон поразил бы и восхитил учительницу Льяссу.
   — Твоя улыбка, принцесса, исцеляет любую боль, — сказал он. И вспыхнул, ибо она рассмеялась, а затем позволил Бедиру увести его сквозь толпу знати, восхвалявшей победителя. И снова вспыхнул, когда его ушей достигли перешептыванья женщин. Кешиты Ярла расчищали им дорогу, действуя, как его почетный караул. Бедир гордо улыбался, идя рядом с сыном, и так они вступили во дворец.
   Его все-таки отвели в больницу. Там он увидел Хаттима, распростертого на постели и окруженного несколькими Сестрами, возившимися с его лицом. Тот пришел в сознание, но когда Кедрин задержался рядом, чтобы вежливо извиниться, галичанин рыкнул и отвернул голову.
   — Бессовестный грубиян, — пробормотал Ярл, метнув ядовитый взгляд в раненого. — И мне предстоит биться рядом с таким вот?
   — Это твой долг, — сказал Бедир. — Наш долг. Но, Кедрин, будь поосторожней с Хаттимом. Полагаю, ты нажил себе врага.
   Юноша пожал плечами.
   Несомненно, он найдет достаточно врагов на севере. Ему бы и в голову не пришло, что Хаттим мог затаить на него злобу, но Бедир сказал:
   — Человек вроде Сетийяна не спускает тому, кто его победит. А ты одолел его дважды: на поединке и пресекая его плутни. Думаю, он это запомнит.
   — И пускай, — отмахнулся Кедрин, все еще блаженствуя в тепле улыбки Эшривели.
   — Не позабудь слова отца!
   Сестра Грания вынырнула из боковой дверцы, приблизилась к Кедрину, прошуршав, и взмахом руки отослала кешитов.
   — Пусть нас оставят, Ярл. Я желаю переговорить с принцем наедине. Ты тоже ступай, Бедир Кайтин. Я пришлю его к тебе, когда мы закончим.
   Кедрин веселился, глядя, как Владыки Тамура и Кеша покорно отступили перед крохотной женщиной. Он последовал за ней. Она захлопнула дверь и предложила ему сесть. Она вела себя как тот, кто привык к безоговорочному повиновению. Принц уселся на простой деревянный стул. Грания стала выбирать горшочки с мазями из тех, что стояли вдоль трех стен простенькой беленой каморки. Сестра велела ему снять рубашку, размяла побитое плечо и крякнула, когда он дернулся, втирая мазь в поврежденную мышцу.
   — Тебя сюда ранило?
   Кедрин коснулся места, где в плечо вошла стрела. Там теперь осталось только маленькое бледное пятнышко. И ничуть не болело.
   — Так я и думала. Я чую магию.
   И стала втирать мазь в это пятнышко, непрерывно говоря:
   — Я не целительница, но твои синяки от этого заживут. И, возможно, ослабеет колдовство. Но он коварен, Посланец. Он станет тебя искать. Так что будь поосторожнее, твой отец прав. Хаттима тоже остерегайся: он не из тех, кто прощает или забывает, а на твоих плечах сейчас лежит слишком многое.
   — Ты о писании? — только и удалось вставить Кедрину между потоками ее слов.
   — О писании. Ты именно тот, чей приход предчувствовала Алария. Но не спрашивай меня, что тебе делать, потому что я не знаю. Ступай на север и бейся. Конечно, ты в любом случае поступишь именно так, не нужно мне это говорить, но остерегайся, насколько сможешь. Я подозреваю, что он ищет тебя. Так что берегись засад и стрелков. Ибо, думаю, он пустит псов по твоему следу. Дарр в течение нескольких дней соберет войско Андурела, и мы поплывем на север. У меня окажется больше возможностей, когда мы доберемся до крепостей, так что, наверное, тогда я смогу дать совет получше. А пока что держись подальше от Хаттима, избегай также новых поединков. Тебе предстоит траджеа поважнее любой, на какую можно нарваться здесь.
   — Меня вообще не привлекает траджеа. — возразил Кедрин, воспользовавшись тем, что Гранин понадобилось перевести дух. — И я не жаждал сражаться с Хаттимом, но не смог этого избежать.
   — То было суждено, — сказала малышка-Сестра. — Госпожа вложила слова в твои уста. Хаттиму требовался урок.
   — Ты умеешь читать будущее? — спросил Кедрин.
   Грания улыбнулась, ее круглое личико сморщилось, как зимнее яблоко.
   — Возможно.
   — Но ты не скажешь мне, что я должен делать.
   — Ты должен делать то, что считаешь нужным, — твердо сказала она. — Настолько, насколько я могу прочесть твое будущее.
   — То же сказала и Сестра Уинетт, — не сдавался принц. — Я думал, что больше узнаю в Андуреле.
   — А ты бы хотел, чтобы обе все расписали подробно? — сейчас Грания сидела лицом к нему с отрешенными глазами. — Что у нас была бы за жизнь, если бы мы знали, как делать каждый шаг на протяжении всей дороги своей жизни? Свободная воля — это все Кедрин!
   — Итак, ты подтверждаешь, что писание упоминает обо мне. Но все ли это? — он был раздражен.
   — Это все, — улыбнувшись, согласилась она.
   — Не очень много в твоих словах помощи, — пробурчал принц.
   — Тебе нужна была помощь, когда ты вызвал Хаттима Сетийяна?
   — Нет, — признался он. — Но я говорил, не думая.
   — Иногда лучше говорить, не думая. Иногда это честнее. Иногда через нас говорит Госпожа.
   — Но я не из Эстревана.
   — А ты думаешь, Госпожа говорит только через посвященных? Нет. Мы учимся в Эстреване, как толковать ее премудрость, мы учимся лучше понимать наши дарования, мы учимся применять их. Но Госпожа связана не только с Эстреваном. Ее воля вершится повсюду.
   — Но чтобы применять свои дарования, вы остаетесь целомудренными, — решился произнести он.
   — Это так, — согласилась Грания. — Я не знаю наверняка, для чего это. Разве что подобное состояние помогает сосредоточить скрытые силы, которые утрачиваются, когда мы предаемся плотским утехам. Подозреваю, что иначе силы просто распыляются.
   — Я… — и Кедрин замолк в смущении.
   — Ты еще невинен? — улыбнулась Грания. — Здесь нечего стыдиться. Со временем ты станешь другим. Или, возможно, не станешь. Сам решишь. Это неважно.
   — Но если я тот, о котором речь в писании, то я, разумеется, должен беречь целомудрие?
   Грания распознал сомнение в его голосе, разразилась пронзительным смехом и пылко покачала головой.
   — Это ты решишь для себя сам, — произнесла она. — Когда придет время, ты поймешь, что для тебя правильно.
   — Значит, я могу жениться? — пробормотал он наполовину сам себе.
   — Ты можешь гулять с любой девкой в Андуреле, хотя сомневаюсь, что это сильно тебе понравилось бы. У тебя есть кто-то на примете? Может, наша принцесса?
   Кедрин почувствовал, что его лицо заливает краска, но кивнул.
   — Она стала бы великолепной парой для тебя. Если согласилась бы.
   — А согласится? И пойдет за меня?
   — Возможно, — Грания улыбнулась ему, темные глаза заблестели. — Единственный способ узнать — это спросить.
   — Я едва с ней знаком, — пробубнил Кедрин.
   — Но думаешь, что любишь ее?
   — Я… — он постарался тщательней выбирать слова. — Я не уверен. Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Но я хотел бы лучше с ней познакомиться.
   — Ты уже выказываешь здравый смысл, — похвалила его Грания. — Одно дело — затащить в постель девицу, которая приглянулась, и другое — поймать королевскую дочь. Хотя Высокая кровь унаследована тобой от матери, да и род Кайтинов не хуже любого другого.
   Кедрин с минуту тщательно размышлял, решив, что привычка Грании говорить бойко и без обиняков допускает откровенные вопросы и что Сестра не хуже кого угодно знакома с делами при дворе.
   — Меня сочтут подходящим женихом?
   — Кто именно? — спросила она с резкостью, которая его приятно успокоила. — Дарр или Эшривель?
   — Оба. В конце концов, принцесса не может выйти замуж без дозволения короля.
   — Не может, — признала Грания. — Хотя эта девица все решает по-своему, как некогда ее мать. И не позволит навязать себе ту партию, которая ей не понравится. Это уже усвоил Хаттим Сетийян.
   — Он собирается на ней жениться? — Кедрин нахмурился. Эта новость обеспокоила его. Эшривель в паре с этим, как его назвал Ярл, грубияном? — Она действительно благоволит к нему?
   — Не более чем к любому из прочих соискателей, — Грания закудахтала, видя его омрачившееся лицо. — Послушай, или ты думаешь, что ты первый, кому приглянулась наша принцесса? Хаттим находит ее невероятно привлекательной. Не только внешне, но еще и потому, что такой союз вознес бы его, соединив род Сетийянов с Андурелским. И такая же мысль приходила в другие головы, уверяю тебя. У Ярла есть сыновья, и он не огорчится, если один из них займет верховный престол.
   — У меня таких мыслей не было, — признался Кедрин. — То есть, у меня нет желания стать королем.
   — Ты станешь однажды Владыкой Тамура, — напомнила ему Грания. — Это почти то же самое.
   — Нет, — его горячее желание вызвало на ее лице одобрительную улыбку. — Тамур служит Королевствам. И ни мой отец, ни я не жаждем заполучить Андурелский престол. Дарру предстоит избрать себе наследника с одобрения трех властителей.
   — Но кто бы ни добился руки Эшривели, дело заметно склонится в его пользу, — сказала Грания. — Как ты думаешь?
   — Полагаю, — признал он. — Но это… Но я об этом не думал.
   — Охотно верю. — Сестра убрала свои мази и знаком разрешила ему надеть рубашку. — Ну, а когда ты увидишь, что осуществились твои мечты, что ты сделаешь со своей невестой?
   — Заберу ее домой в Твердыню Кайтина, — Кедрин пожал плечами, заметив при этом, что в правом больше не подергивает. — А что еще?
   — А теперь еще один вопрос. — Грания устроилась на стуле с подрезанными ножками, приспособленным к ее малому росту. — Допустим, Эшривель не пожелает жить в Тамуре. Что, если она захочет остаться здесь, в Андуреле?
   — Тогда, — обречено ответил принц, — полагаю, она не годится мне в жены. Я бы не смог здесь жить. Мой дом Тамур.
   — И ты оставил бы ее из-за этого? — Глаза Гранин заблестели, изучая его лицо. Ему вдруг пришло в голову, что сейчас его основательно испытывают.
   — Пришлось бы, — кивнул он. — Я стану однажды Владыкой Тамура, как ты говоришь, и тогда у меня будет долг перед своим народом.
   Грания улыбнулась.
   — Так и будет, юный Кедрин. И не отчаивайся. Полагаю, король благосклонно отнесется к твоему предложению.
   — А Эшривель? — спросил он.
   — Эшривель сама примет решение. И так как она едва тебя знает, я не могу предсказать, что ей взбредет на ум. В настоящее время у нее есть намерение немного поучиться в Эстреване. В самом деле, если бы не умерла королева, принцесса давно бы уже там находилась.
   — Я рад, что она не там, — поспешил сказать Кедрин.
   Грания кивнула.
   — Но Дарр вполне может отослать ее теперь, когда нам грозит вторжение варваров. Многие побегут за Гадризелы, если лесной народ прорвется.
   — А он прорвется? — спросил принц.
   — Не знаю, — улыбчивое лицо Грании омрачилось, уголки губ поникли. — Белтреван окутан тьмой, и нам ничего не видно. Самое присутствие Посланца, кажется, настолько наполняет леса магией, что наши силы ясновидения и предсказания ограничены. Возможно, его разгромят у Лозин. Но этого мы не узнаем, пока не попадем туда, а к тому времени уже что-то случится. Вот почему я плыву с вами на первом судне.
   — Гален ждет нас с «Вашти», — сказал он, подумав: а что, если она это уже знает? — Но «Вашти» невелика, это всего лишь торговая барка, а не корабль для перевозки войск. И это может быть опасно.
   — Не имеет значения, — фыркнула Грания. — Важно лишь попасть туда как можно скорее. Может статься, мы справимся с чарами, которые он, несомненно, применит против крепостей.
   Кедрин содрогнулся, вспомнив недобрые сны, которые мучили его во время бегства из Белтревана. Мысль, что он скорее столкнется с темным колдовством Посланца, чем с воинами в честном бою, была оттеснена на задворки его разума. Но теперь нехитрое заявление Грании вынудило его рассмотреть подобную возможность, и он счел ее неприятной. Топоры и стрелы жителей леса — нечто доступное пониманию, нечто, на что можно взирать без страха. Сущность же тайных сил постижима гораздо хуже. Он встряхнулся и вынудил себя улыбнуться.
   — Какую бы скверную магию он ни применил, мы с ней сразимся, — пообещал Кедрин.
   — Знаю, — улыбка Гранин была сочувствующей. — И тебе не следует стыдиться своего страха. Глупо было бы недооценивать опасность. Но всегда помни, что Госпожа с тобой.