Уэстлейк Дональд Эдвин. Проклятый изумруд

   Дортмундер огляделся.
   — Пойдём, выпьем немного, — проговорил он.
   — Конечно-конечно, — согласился Келп и поспешно встал. — Всё, что ты хочешь. Конечно.
 
   Они выскочили на автостраду.
   — Давай, детка, — сквозь зубы пробормотал Стэн Марч. — Поехали!
   Он сидел, склонившись над рулём, который твёрдо держал пальцами в кожаных перчатках, а ногой вжимал акселератор.
   Взгляд его читал показания всех приборов сразу: спидометра, омметра, тахометра… Давление масла, бензин в бате… Марч натягивал ремни безопасности, пожимавшие его к сиденью, будто помогая машине увеличивать скорость, и всё приближался к парню, который ехал впереди. Он.
   Собирался обогнать его справа около ограждения, после чего дорога будет свободна.
   Но тот парень понял, что расстояние между ними сокращается, и тоже прибавил газу. Нет! Никаких разговоров! Марч бросал взгляда зеркальце и убедился, что сзади всё благополучно.
   Он надавил педаль, и «мустанг» с бешеной скоростью, как стрела, промчался мимо зелёного «понтиака», кидаясь с одной стороны дороги на другую. «Понтиак» вскоре обошёл его слева, но Марчу было наплевать на это. Он доказал, что он лучший.
   Марч жил вместе с матерью на Восточной Девяносто восьмой улице. Он повернул направо, потом налево, посреди квартала сбавил скорость, увидел, что во дворе стоит такси матери и доехал до конца улицы, где нашёл место для машины. Он взял с заднего сидения новую пластинку «Звуки Индианаполиса» и пешком вернули к дому.
   У подножия лестницы, ведущей на второй этаж, сидел жилец, торговец рыбой по фамилии Фридкин. Жена Фридкина всегда заставляла его сидеть на улице — если там не бушевала песчаная буря и не рвались атомные бомбы. Фридкин махнул рукой, обдавая Марча ароматом моря, и крикнул:
   — Как дела, парень?
   — Ммм… — невнятно ответил Марч. Он не очень-то умел разговаривать с людьми — общался, в основном, с машинами.
   — Мама! — закричал он, входя на кухню.
   Мать была в полуподвальном этаже, приспособленном под спальню Марча. Услышав зов сына, она поднялась по лестнице.
   — Ты дома!
   — Посмотри, что у меня есть, — сказал он, показывая пластинку.
   — Проиграй её, — попросила мать.
   — Хорошо.
   Они вошли в гостиную, и Марч ставя пластинку на проигрыватель, спросил:
   — Почему ты так рано?
   — А-а-а! — раздражённо вырвалось у неё. — Прицепился в порту сволочь-полицейский.
   — Ты опять взяла попутчиков?
   — А почему нет? — горячо воскликнула мать. — В городе не хватает такси, правда? Ты бы видел этих людей на аэродроме! Они вынуждены ждать полчаса, час. Скорее можно долететь до Европы, чем доехать на такси до Манхэттена. Так что я всем приношу пользу. Клиентам плевать, они всё равно платят по счётчику. А меня это устраивает, за одну поездку я получаю втрое больше. И городу помощь — это улучшает общественное мнение о нём. Всем лучше. Но попробуй, растолкуй полицейскому!
   — На какой срок ты наказана?.
   — На два дня. Проиграй пластинку.
   — Мама, — сказал Марч, держа тонарм над вращающимся диском, — ты напрасно рискуешь. У нас сейчас и так мало денег.
   — Ничего, на пластинки тебе хватает.
   — Если бы я знал, что тебе запретят ездить два дня…
   — Ты мог бы найти себе работу. Проиграй пластинку.
   Возмущённый Марч отвёл звукосниматель в сторону и упёрся руками в бока.
   — Чего ты хочешь? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я нашёл себе работу на почте?
   — Не обращай внимания, — внезапно смягчилась мать, подошла к нему и похлопала его по щеке. — Я знаю, скоро подвернётся какое-нибудь дело. А когда у тебя есть деньги, Стэн, никто на белом свете не тратит их так широко, как ты.
   — Вот именно, — успокоился Марч.
   — Теперь пусти пластинку. Послушаем её.
   — Угу.
   Марч опустил иглу. Комната наполнилась визгом тормозов, рёвом моторов, скрежетом шестерёнок в коробках передач.
   Они молча прослушали её, и, когда пластинка кончилась, Марч заявил:
   — Потрясающая вещь!
   — Одна из лучших, что я слышала, Стэн, — поддержала мать. — Честно. Переверни на другую сторону.
   Марч взял пластинку, и тут зазвонил телефон.
   — Чёрт побери!
   — Пускай себе трезвонит, — сказала мать. — Ставь.
   — Угу.
   Марч перевернул диск, и телефонный звонок был заглушён диким рёвом двадцати моторов, запущенных разом. Однако звонивший не сдавался, и в затишье между звуками настойчиво вплетались телефонные трели. Это жутко действовало на нервы. Гонщик, делающий повороты при скорости сто девяносто в час, не должен отвечать на телефонные звонки.
   В конце концов побеждённый Марч с отвращением передёрнулся, посмотрел на мать и снял трубку.
   — Кто это? — закричал он, перекрикивая шум пластинки.
   Далёкий голос спросил:
   — Стэн Марч?
   — Слушаю!
   Далёкий голос что-то произнёс.
   — Что?!
   Далёкий голос заорал:
   — Это Дортмундер!
   — А!.. Как дела?
   — Хорошо. Ты где живёшь? На испытательном полигоне?
   — Подожди секунду! — завопил Марч и, положив трубку, остановил проигрыватель. — Сейчас дослушаем, — бросил он матери. — Это парень, которого я знаю. Может, предложит мне работу.
   — Я знала, что что-нибудь наклюнется, обрадовалась мать. — Нет худа без добра.
   Марч снова взял трубку.
   — Алло, Дортмундер?
   — Вот теперь лучше, — сказал Дортмундер. — Что ты сделал? Закрыл окно?
   — Нет, это была пластинка.
   Наступило молчание.
   — Дортмундер? — окликнул Марч.
   — Я тут, — ответил Дортмундер, тише, чем прежде. Потом твёрдо продолжал: — Хотелось бы знать, свободен ли ты для работы шофёром?
   — Спрашиваешь!
   — Встречаемся сегодня вечером в «Баре-и-Гриле» на Амстердам-авеню.
   — Ладно. Когда?
   — В десять.
   — Буду. До скорого, Дортмундер.
   Марч повесил трубку.
   — Похоже на то, что в скором времени у нас будут деньги.
   — Отлично, — одобрила мать. — Давай, включай.
   — Угу.
   Марч подошёл к проигрывателю и поставил вторую сторону с начала.
 
   — Ту-ту-у! — сказал Роджер Чефуик.
   Три его небольших поезда были в движении — сновали туда и сюда по подвалу. Переводились стрелки, подавались команды, проводились всевозможные манёвры. Сигнальщики выходили из своих будок и махали флажками. Вагоны-платформы останавливались в определённых местах и наполнялись зерном, чтобы немного дальше освободиться от него. Почтовые мешки грузились в почтовые вагоны. Раздавались звонки, опускались шлагбаумы, потом, после прохождения поезда, поднимались.
   Вагоны прицеплялись и отцеплялись. Движение было очень интенсивным.
   — Ту-ту-у! — сказал Роджер Чефуик.
   Невысокого роста, худощавый, он сидел на высоком стуле за пультом управления, и его многоопытные руки летали над батареей реостатов и переключателей. Вокруг, на уровне пояса, простиралась огромная деревянная платформа, занимавшая почти весь подвал, — с игрушечными домиками, игрушечными деревьями, игрушечными горами, мостами и тоннелями.
   — Ту-ту-у! — сказал Роджер Чефуик.
   — Роджер! — позвала его жена.
   Чефуик повернулся и увидел остановившуюся на лестнице Мод. Заботливая, хозяйственная, энергичная, с мягким характером, Мод была для него идеальной спутницей жизни, и он понимал, как ему повезло с ней.
   — Да, дорогая?
   — К телефону, Роджер.
   — О, господи! — Чефуик вздохнул. — Скажи, сейчас подойду.
   Он опустил рычаг главного контроля и поднялся наверх. Кухня крошечная, белая, тёплая — пахла шоколадным кремом. Мо стояла у раковины и мыла посуду.
   — Ммм, аромат!.. — восхищённо простонал Чефуик.
   — Скоро остынет.
   — У меня просто слюнки текут, — добавил он, чтобы доставить ей удовольствие, и прошёл в гостиную, где находился телефон.
   — Алло? — Донёсся грубый голос:
   — Чефуик?
   — Он самый.
   — Это Келп. Не забыл меня?
   — Келп? — Имя было смутно знакомо, но он никак не мог вспомнить. — Простите…
   — В булочной, — сказал голос.
   Теперь Чефуик вспомнил. Ну, конечно, ограбление булочной.
   — Келп! — воскликнул он в восторге от непогрешимости своей памяти. — Рад тебя слышать! Как поживаешь?
   — О, помаленьку. Я хотел…
   — Очень, очень рад тебя слышать. Сколько мы не виделись?
   — Два года. Я хотел…
   — Да-а, время летит, — сказал Чефуик.
   — Что говорить. Я хотел…
   — А я не забыл тебя. Просто думал о другом.
   — Это ничего. Я хотел…
   — Но я же не даю тебе и слова сказать. Извини. Слушаю внимательно.
   Молчание.
   — Алло? — позвал Чефуик.
   — Да, — ответил Келп.
   — Ты здесь? Ты, кажется, что-то хотел? — напомнил Чефуик. Ему показалось, что Келп вздохнул, прежде чем ответить. — Да, я хотел кое-что… Я хотел узнать, свободен ли ты.
   — Секундочку, прошу тебя.
   Чефуик положил трубку на стол, встал, подошёл к кухне и спросил у жены:
   — Дорогая, как у нас сейчас с финансами?
   Мод с задумчивым видом вытерла руки о передник, потом ответила:
   — По-моему, у нас осталась около семи тысяч на текущем счёту.
   — И ничего в загашнике?
   — Нет. Я взяла последние три тысячи в конце апреля.
   — Спасибо, — сказал Чефуик.
   Он вернулся в гостиную, сел на диван и взял трубку.
   — Алло?
   — Да, — устало ответил Келп.
   — Меня это очень интересует.
   — Отлично, — ответит Келп очень усталым голосом. — — Встретимся сегодня вечером в десять часов в «Баре-и-Гриле» на Амстердам-авеню.
   — Хорошо, — согласился Чефуик. — До скорого.
   Он повесил трубку, встал и вернулся на кухню.
   — Я ненадолго выйду сегодня вечером.
   — Надеюсь, ты не задержишься допоздна?
   — Сегодня нет, вряд ли. Мы престо поболтаем, — Чефуик широко улыбнулся. — Ну, крем готов?
   Мод ответила ему улыбкой.
   — Мне кажется, теперь можно попробовать, — сказала она.
 
   — Это ваша квартира? — поинтересовалась девушка.
   — Гм… Да, — с улыбкой ответил Алан Гринвуд, закрывая дверь и пряча ключ в карман. — Чувствуйте себя как дома.
   Девушка остановилась посредине комнаты и медленно, восхищённо осмотрелась.
   — А ваше холостяцкое гнёздышко содержится в исключительном порядке.
   — Делаю, что могу, — поскромничал Гринвуд, направляясь к бару.
   — Но я чувствую, как не хватает здесь женской руки.
   — Это совсем незаметно. Совсем нет.
   Гринвуд включил электрокамин.
   — Что будете пить? — спросил он.
   — О! — произнесла она, слегка поведя плечами и немного жеманясь.
   — Что-нибудь полегче. Гринвуд открыл небольшой бар в книжном шкафу и приготовил «Роб Рой», достаточно сладкий, чтобы сгладить убийственную крепость виски.
   Когда он повернулся, девушка любовалась картиной, висевшей в простенке между окнами, завешенными бархатными портьерами.
   — Как интересно! — воскликнула она.
   — «Изнасилование сабинянок», — объяснил Гринвуд. — Конечно, в символическом изображении. Ваш бокал.
   — О, спасибо.
   Он поднял свой бокал — вода и капелька виски, торжественно произнёс:
   — За вас… — и практически без всякой паузы добавил: — Миранда.
   Миранда улыбнулась и опустила голову, смущённая и довольная.
   — За нас, — прошептала она.
   Гринвуд улыбнулся.
   — За нас.
   Они выпили.
   — Идите сюда, садитесь, — предложил он, увлекая её к дивану, покрытому белой бараньей шкурой.
   — О, это настоящая баранья шкура?
   — Гораздо теплее, чем кожа, — мягко произнёс он и, взяв девушку за руку, заставил её сесть.
   Они сидели рядышком, соприкасаясь плечами, и глядели в камин.
   — Совсем как настоящий? — восхитилась Миранда.
   — И никакого пепла, — добавил Гринвуд. — Я люблю, чтобы всё было… Чисто.
   — Как я вас понимаю! — сказала Миранда и озарилась улыбкой.
   Он положил руку ей на плечи. Она подняла подбородок.
   Раздался телефонный звонок. Гринвуд закрыл глаза, потом открыл их.
   — Не обращайте внимания, — предложил он.
   Телефон продолжал звонить.
   — Но, может быть, это что-нибудь важное, — сказала девушка.
   — Я числюсь в списках Службы ответа. Они разберутся.
   Телефон продолжал звонить.
   — Я сама подумываю, не стать ли их абонентом, — заметила Миранда, слегка подавшись вперёд. Рука Гринвуда соскользнула с её плеча. — Не дорого ли?
   Телефон зазвонил в четвёртый раз.
   — Прилично — двадцать пять в месяц, — ответил он с деланной улыбкой, — но удобства стоят того.
   В пятый раз.
   — Конечно, в любом деле бывают сбои, — Гринвуд напряжённо засмеялся. В шестой раз.
   — Сейчас все люди таковы, — вставила она. — Никто не желает честно работать за честную зарплату.
   В седьмой раз.
   — Верно.
   Девушка наклонилась в Гринвуду.
   — Это у вас нервный тик? Вот, правый глаз… В восьмой раз.
   Гринвуд резко поднёс руку к лицу.
   — В самом деле… Случается иногда, когда я устаю.
   — О! Значит вы устали?
   В девятый раз.
   — Нет, — быстро ответил он. — Совсем нет. Просто свет в ресторане был немного тускловат. Я, наверное, перенапряг глаза…. В десятый раз.
   Гринвуд бросился к телефону, сорвал трубку, с яростью закричал:
   — Ну, что?!
   — Алло?
   — Сами вы алло! Чего вам надо?
   — Гринвуд? Алан Гринвуд?
   — Кто это?
   — Это Алан Гринвуд?
   — Да, чёрт возьми! Чего вы хотите?
   Краем глаза он заметил, что девушка встала с дивана и внимательно смотрит на него.
   — Это Джон Дортмундер.
   — Дорт… — Гринвуд спохватился и остаток фамилии заглушил кашлем. — Да-а-а, — продолжал он спокойнее, — как дела?
   — Хорошо. Ты свободен для небольшой работы?
   Гринвуд посмотрел на лицо девушки и подумал о своём счёте в банке. Ни то, ни другое не вызывало удовлетворения.
   — Да.
   Он улыбнулся девушке, но та не ответила, а лишь с подозрением смотрела на него.
   — Встретимся сегодня вечером, — сказал Дортмундер, — в десять. Ты свободен?
   — Да, полагаю, — ответил Гринвуд. Безрадостно.
 
   Дортмундер вошёл в «Бар-и-Гриль»на Амстердам-авеню без пяти десять. Ролло стоял за стойкой — высокий, полный, начинающий лысеть, с синей от щетины челюстью, в грязном белом переднике поверх грязной белой рубашки.
   Дортмундер обо всём условился с Ролло по телефону ещё днём, но всё же на секунду из вежливости остановился у стойки и поинтересовался; — Никто не приходил?
   — Один парень, — ответил Ролло. — Пьёт пиво. Кажется, я его не знаю. Он там, в задней комнате.
   — Спасибо.
   — Двойной бурбон без воды, не так ли?
   — У тебя отличная память! — восхитился Дортмундер.
   — Я никогда не забываю своих клиентов, — сказал Ролло. — Очень рад снова видеть тебя. Хочешь, я принесу тебе бутылку?
   — Спасибо, — повторил Дортмундер и проследовал по коридору мимо двух дверей на табличках были изображены собачьи силуэты и красовались надписи «ПОЙНТЕРЫ» и «БОЛОНКИ», мимо.
   Телефонной будки и через зелёную дверь попал в маленькое квадратное помещение с цементным полом. Стены до самого потолка были заставлены ящиками с бутылками, и только посреди комнаты оставалось место для стола с зелёным верхом да полдюжины стульев. Над столом на длинном чёрном проводе свисала лампочка.
   Стэн Марч сидел за столом с наполовину осушенной кружкой бочкового пива. Дортмундер закрыл дверь.
   — Ты пришёл раньше времени.
   — Я нашёл замечательно короткий путь, — ответил Марч. — А потом вечером так быстро ездится.
   — Это хорошо, — одобрил Дортмундер, садясь.
   Открылась дверь, и вошёл Ролло. Он поставил перед Дортмундером с стакан, бутылку и сообщил:
   — Там внизу какой-то парень. Не к тебе? Льёт щерри.
   — Он спросил меня? — поинтересовался Дортмундер.
   — Он спросил некоего Келпа. Это тот Келп, которого я знаю?
   — Тот самый, — ответил Дортмундер. — Должно быть, один из наших. Пришли его сюда.
   — Ясно. — Ролло посмотрел на кружку Марча. — Повторить?
   — Не сейчас.
   Ролло краем глаза покосился на Дортмундера и вышел. Через минуту вошёл Чефуик со стаканом шерри в руке.
   — Дортмундер! — удивлённо воскликнул он. — Но ведь мне звонил Келп, правда?
   — Он скоро придёт, — успокоил Дортмундер. — Ты знаком со Стэном Марчем?
   — Не имел такого удовольствия.
   — Стэн — наш водитель. Стэн, это Роджер Чефуик, наш слесарь. Лучший в своём роде.
   Марч и Чефуик кивнули друг другу, и Чефуик сел за стол.
   — Мы ждём остальных? — спросил он, — Ещё двух, — бросил Дортмундер, и в комнату вошёл Келп со стаканом в руке.
   — Мне сказали, что бутылка у тебя, — заявил он Дортмундеру.
   — Садись, — пригласил его Дортмундер. — Вы все знакомы, не так ли?
   Все были знакомы, обменялись приветствиями. Келп плеснул себе бурбона. Марч сделал маленький глоток пива.
   Открылась дверь, и Ролло просунул голову.
   — Тут тебя спрашивает один тип, виски с водой, — сообщил он Дортмундеру, — но я что-то сомневаюсь…
   — Почему?
   — По-моему, он нетрезв. Дортмундер скривился.
   — Спроси, те зовут ли его Гринвудом и, если так, пошли его сюда.
   — Отлично. — Ролло посмотрел на пиво Марча. — Достаточно?
   — Порядок, — ответил Марч. Его кружка была на четверть наполнена, но пены не оставалось. — Быть может, только щепотку соли, — попросил он.
   Ролло опять покосился на Дортмундера.
   — Ну, конечно.
   Минутой позже вошёл Гринвуд со стаканом в одной руке и солонкой в другой.
   — Бармен сказал, что бочковое пиво хочет соли.
   Он казался немного навеселе, но пьян не был.
   — Это мне, — сказал Марч.
   Марч познакомился с Гринвудом, потом Гринвуд сел, а Марч слегка посолил пиво — для пены.
   — Теперь все в сборе — сказал Дортмундер и повернулся к Келпу.
   — Начинай.
   — Нет, — замахал руками Келп. — Расскажи сам.
   — Ладно, — согласился Дортмундер и рассказал собравшимся всё. — Вопросы есть?
   — Мы будем получать по сто пятьдесят в неделю, пока не выполним работу? — поинтересовался Марч.
   — Точно.
   — В таком случае, зачем нам вообще за неё браться?
   — Это будет продолжаться недели три — четыре, больше из майора Айко не вытянуть, ответил Дортмундер. — От силы шестьсот долларов на нос. Я всё же предпочитаю получить 30 тысяч.
   — Ты хочешь стащить изумруд, пока он в «Колизее», или будем ждать, когда они тронутся в путь? — спросил Чефуик.
   — Вот это и надо решить, — сказал Дортмундер. — Мы с Келпом ходили сегодня посмотреть на него, и, похоже, он охраняется хорошо. Но, возможно, в дороге меры безопасности будут ещё строже. Отчего бы тебе завтра не бросить взгляд самому, чтобы иметь представление?
   — Согласен, — кивнул Чефуик.
   — А когда изумруд будет у нас, зачем отдавать его майору? — спросил Гринвуд.
   — Он — единственный покупатель, — ответил Дортмундер. — Мы с Келпом уже думали об этом и о других возможных вариантах.
   — Это я к тому, что надо мыслить раскованно, — пояснил Гринвуд.
   Дортмундер обвёл собравшихся взглядом.
   — Ещё вопросы? Нет? Хорошо. Никто не хочет выйти из дела? Нет? Завтра обязательно сходите в «Колизей», взгляните на камень, а вечером встретимся здесь же. Я принесу первую получку от майора.
   — А может, соберёмся завтра пораньше? — предложил Гринвуд. — Иначе у меня разбивается весь вечер.
   — Очень рано не надо, — возразил Марч. — В час лик бешеные пробки.
   — Может, в восемь? — спросил Дортмундер.
   — Отлично, — сказал Гринвуд.
   — Угу, — отозвался Марч.
   — Нормально, — буркнул Чефуик.
   — Значит, договорились, — подытожил Дортмундер. Он отодвинул стул и поднялся. — Встречаемся завтра в восемь.
   Все встали. Марч допил пиво и смачно облизал губы.
   — А-а-а!.. — сказал он. — Кого куда подбросить?
 
   В полночь Пятая авеню напротив Парка была пустынной, лишь изредка проносились свободные такси. Чёрное небо брызгало весенним дождиком.
   Келп поднялся по ступенькам ко входу в посольство и нажал на звонок. В окнах первого этажа горел свет, но пришлось долго ждать, прежде чем ему открыли. Чернокожий молчаливый мужчина жестом пригласил его войти и провёл через несколько роскошно убранных комнат в библиотеку, в которой и оставил.
   Посередине стоял биллиард. Келп достал из-под стола кий, собрал шары и начал играть. Он как раз собирался положить восьмой, когда отворилась дверь и вошёл майор.
   — Вы пришли позже, чем я ожидал.
   — Не мог поймать такси, — ответил Келп и стал шарить по карманам в поисках смятого листа бумаги. — Вот что нам необходимо, — сказал он, протягивая листок майору. — Позвоните мне, когда всё будет готово.
   — Секунду, — вставил майор. — Дайте мне посмотреть.
   — Можете не торопиться, — сказал Келп.
   Он вернулся к столу, взял кий и положил восьмой. Потом обошёл вокруг стола, положил девятый шар и — рикошетом — тринадцатый. Десятый уже был забит, поэтому Келп примерился к одиннадцатому, но его загораживал пятнадцатый. Келп прищурился, закрыл левый глаз и стал изучать расположение шаров.
   — Насчёт униформы… — начал майор.
   — Один момент, — сказал Келп.
   Он снова прищурился, выпрямился, аккуратно прицелился и ударил. Шар отскочил от борта, задел одиннадцатый и закатился в лузу.
   — Ч-чёрт! — Келп отложил кий и повернулся к Айко. — Что-то не в порядке?
   — Униформа, — проговорил майор. — Тут сказано четыре униформы, но не сказано, какие именно.
   — Ах, да, я забыл. — Келп достал из кармана несколько фотографий, на которых были изображены сторожа «Колизея» под разными углами. — Вот фото, чтобы вы имели представление, — сказал Келп, передавая их майору. Майор взял снимки.
   — Хорошо. А что означают эти цифры?
   — Размер каждого из нас, — пояснил Келп.
   — Конечно, я должен был сам догадаться. — Майор сунул бумагу и снимки в карман и одарил Келла хитрой улыбкой. — Значит, есть ещё трое?
   — Естественно, — сказал Келп. — Мы вдвоём не справимся.
   — Очевидно, Дортмундер забыл сообщить мне фамилии трёх других.
   Келп покачал головой.
   — Ничего он не забыл. И даже предупредил, что вы попытаетесь узнать их у меня.
   — Но, чёрт возьми, — возмутился майор, — я должен знать людей, которых нанимаю. Это абсурд!
   — Вовсе нет, — возразил Келп. — Вы наняли нас — Дортмундера и меня. А Дортмундер и я наняли трёх других.
   — Но мне нужно их проверить! — настаивал майор.
   — Вы уже говорили об этом с Дортмундером, — отрезал Келп. — И знаете его мнение.
   — Да, оно мне известно.
   Келп всё же напомнил ему.
   — Вы захотите получить досье на всех. А занимаясь сбором сведений, привлечёте к нам внимание, и дело может сорваться.
   Майор покачал головой.
   — Это противоречит всей моей подготовке. Как иметь дело с человеком, если у тебя нет на него досье? Это невозможно.
   Келп пожал плечами.
   — Ничего не знаю. Дортмундер сказал, чтобы я получил деньги за неделю.
   — Это уже вторая неделя, — заметил майор.
   — Верно.
   — Когда вы приступите к операции?
   — Мы не сидели сложа руки, и вам это известно. Мы каждый день ходили в «Колизей» и каждый вечер занимались составлением плана. Мы заработали эти деньги.
   — Я не упрекаю вас, — сказал майор, хотя было очевидно обратное. — Только я бы не хотел, чтобы это продолжалось слишком долго.
   — Приготовьте нам всё необходимое по списку, — заявил Келп, — и вы получите изумруд.
   — Хорошо, — сказал майор. — Вас проводить?
   Келп бросил тоскливый взгляд на биллиардный стол.
   — Вы не возражаете? Я уже примерился к двенадцатому, а после всего-то останется два шара.
   Майор, казалось, был откровенно удивлён и раздражён.
   — О! Ну хорошо. Давайте.
   Келп улыбнулся.
   — Спасибо, майор.
   Он взял кий, загнал двенадцатый, загнал четырнадцатый и от двух бортов закатил пятнадцатый.
   — Ну вот, — вздохнул он и положил кий.
   Майор проводил его к выходу, и Келп ещё десять минут ловил под дождём такси.
 
   Нью-Йоркский «Колизей» находится между Восточной Пятьдесят восьмой и Восточной Шестидесятой улицами, прямо на площади Колумба. Частный сторож в синей униформе днём и ночью дежурит позади застеклённых дверей запасного выхода.
   В конце июня, в пятницу, около трёх часов двадцати минут утра Келп, одетый в светло-бежевый плащ, шёл по Восточной Шестидесятой улице, когда как раз напротив входа в «Колизей» с ним сделался припадок: его стало дёргать, он упал на тротуар и забился в конвульсиях.
   — Ой, ой… — несколько раз крикнул он хриплым и не очень громким голосом.
   Никого поблизости не было — ни пешеходов, ни машин. Сторож сквозь стекло двери увидел Келла перед его падением. Тот шёл спокойно и уверенно, совсем не как пьяный. Сторож мгновение колебался, беспокойно нахмурив брови, но конвульсии Келла, казалось, усилились, и сторож в конце концов открыл дверь и быстро направился к нему, чтобы оказать помощь. Он присел около Келла на корточки, положил руку на его вздрагивающее плечо и спросил:
   — Эй, приятель, могу я вам чем-нибудь помочь?
   — Да, — ответил Келп, прекратив биться, и сунул под нос сторожу кольт тридцать третьего калибра. — Ты можешь очень медленно встать и держать руки так, чтобы я их видел.
   Сторож встал, держа руки на виду у Келла, а из машины, стоявшей на другом конце улицы, появились Дортмундер, Чефуик и Гринвуд, одетые как охранники.
   Келп поднялся, и четверо мужчин поволокли сторожа в здание.
   Они связали его и бросили в конце коридора. Келп снял свой плащ, под которым тоже была форма, и вернулся к двери, где и остался стоять на страже. Между тем Дортмундер и двое других ожидали, глядя на часы.
   — Он опаздывает, — сказал Дортмундер.