Уэстлейк Дональд Эдвин. Проклятый изумруд

   Дортмундер никогда не представлял, что небо может быть до такой степени заполнено машинами. Аэропорт Ньюарк находился неподалёку, и плотность самолётов, круживших в небесах, очень напоминала интенсивное движение машин, кружащих воскресным утром в поисках места для стоянки. Марч летел на максимально малой высоте и быстро приближался к Нью-Йорку.
   Они прошли над Ньйарк-Бей, Джерси-сити и Аппер-Бей.
   Марч, к тому времени вполне освоивший пилотирование, слегка повернул налево, и они полетели над Гудзоном по направлению к северу, оставив Манхэттен справа, а Нью-Джерси слева. После первых минут испуга полёт Дортмундеру понравился.
   Марч, видимо, не делал ошибок, и, если не считать шума, то было даже приятно парить в воздухе. Парни сзади толкали друг друга локтями и указывали на различные небоскрёбы. Дортмундер обернулся, чтобы широко улыбнуться Келпу, тот слегка пожал плечами и ответил ему тем же.
   Самолёт, шумом которого они хотели воспользоваться, чтобы остаться незамеченными, все вечера пролетал над комиссариатом в семь часов тридцать две минуты.
   Увы, в этот вечер они не были в состоянии услышать его, ибо слышали только рёв собственного вертолёта. Приходилось идти на риск, в надежде, что он пролетит в положенное время.
   Марч похлопал Дортмундера по колену, указывая рукой вправо.
   Дортмундер повернул голову и увидел ещё один вертолёт.
   Пилот помахал рукой, и Дортмундер ответил ему тем же. Человек рядом с пилотом был слишком занят, чтобы приветствовать их — он говорил в микрофон, наблюдая за вест-сайдской магистралью, забитой машинами.
   Вдали, слева от них, солнце медленно опускалось к Пенсильвании, небо становилось розовым и пурпурным. Манхэттен уже был погружён в полумрак.
   Дортмундер посмотрел на часы. Семь двадцать. Всё шло хорошо.
   Оли собирались облететь комиссариат и приблизиться к нему сзади, чтобы полицейские, находившиеся перед зданием, не заметили спускающегося на крышу вертолёта.
   Теперь Марч уже знал, как опускаться и подниматься. Нужную им улицу он обнаружил благодаря заметным издалека Центральному Парку и перекрёстку Бродвея и Вест-Энд-авеню. Внезапно прямо перед ними появился чёрный прямоугольник крыши комиссариата.
   Келп наклонился вперёд, хлопнул Дортмундера по плечу и, когда тот повернулся, указал ему на небо справа. Дортмундер увидел самолёт, летевший на восток и ревущий во всю мощь своих моторов. Дортмундер улыбнулся и кивнул головой.
   Марч посадил вертолёт так осторожно, как поставил бы стакан с пивом на стойку бара. Он выключил двигатель, и во внезапно наступившей тишине стал слышен самолёт, пролетавший над ними по направлению к Ла-Гуардиа.
   — Последняя остановка, — объявил Марч. Шум самолёта постепенно замер вдали.
   Дортмундер открыл дверцу, и все выбрались на крышу. Чефуик поспешил к двери небольшой постройки посреди крыши, в то время как другие разгружали вертолёт. Келп взял кусачки, подошёл к краю крыши, лёг плашмя на живот и, вытянув руки, перерезал телефонные провода. Марч установил портативный глушитель, одел наушники и начал манипулировать ручками настройки. Все радиопередачи из здания тут же прекратились.
   Тем временем Чефуик справился с дверью. Дортмундер и Гринвуд набили карманы детонаторами и гранатами со слезоточивыми газами и последовали за Чефуиком по лестнице до глухой металлической перегородки. Чефуик некоторое время смотрел на неё, потом заявил:
   — Придётся взорвать. Поднимитесь обратно.
   Келп в это время спускался, неся в руках коробку с наручниками.
   Дортмундер встретил его на полпути:
   — На крышу! Чефуик будет взрывать.
   — Ясно. Все трое поспешно поднялись. Марч отошёл от глушителя и сидел на краю крыши; около него были разложены детонаторы.
   Он повернулся к поднявшимся и замахал руками, но Дортмундер показал ему два пальца, давая понять, что нужно подождать две минуты. Марч согласно кивнул головой.
   Чефуик появился на крыше.
   — Порядок? — спросил его Дортмундер.
   — Три, — несколько возбуждённо проговорил Чефуик. — Два. Один.
   Внизу громыхнуло, серая пыль заполонила лестницу и поднялась на крышу.
   Дортмундер сквозь дым побежал по лестнице вниз и увидел, что дверь лежит на полу. Он ринулся вперёд и попал в маленький квадратный вестибюль. Как раз напротив тяжёлая решётка, усиленная поперечинами, закрывала конец вестибюля. Там начиналась лестница. За решёткой на высоком табурете сидел полицейский — худощавый пожилой человек с седыми волосами; рефлексы его были несколько замедленными. К тому же он не был вооружён. Дортмундер знал и от Гринвуда, и от Марча, что ни один полицейский на этом этаже не был вооружён.
   — Займись им, — бросил через плечо Дортмундер и повернулся в другую сторону, где коренастый полицейский. Державший в руке сандвич с ветчиной и сыром, пытался запереть другую решётку. Дортмундер наставил на него пулемёт и сказал:
   — Брось!
   Полицейский замер и поднял руки. Кусок хлеба повис у него между пальцами, как ухо собаки.
   Гринвуду тем временем удалось уговорить старого полицейского подумать об отставке. Тот застыл с поднятыми руками, а Гринвуд бросил три детонатора и две гранаты со слезоточивым газом через решётку на лестницу, где они нанесли серьёзные разрушения, — чтобы никто не вздумал подниматься.
   На этаже был ещё один дежурный полицейский — между второй и третьей решётками. Он сидел за старым письменным столом и читал журнал. Когда появились Дортмундер и Гринвуд, толкая перед собой двух полицейских, третий поднял голову, ошеломлённо посмотрел на них, положил журнал, встал и, подняв руки, спросил:
   — Вы уверены, что попали по адресу?
   — Открой, — велел ему Дортмундер, указав на последнюю решётку.
   Отсюда были видны камеры и руки, махавших через решётки по обе стороны коридора. Никто не знал, что происходит, но все хотели принять участие.
   — Послушайте, — сказал третий полицейский Дортмундеру. — Самый опасный здесь — литовский моряк. Оглушил бутылкой бармена и тому наложили семь швов… Вам точно нужен кто-то из наших?
   — Давай, открывай, — поторопил Дортмундер.
   Полицейский пожал плечами.
   — Дело ваше, — сказал он.
   Тем временем Марч начал бросать детонаторы с крыши на улицу. Он хотел произвести побольше шума и вызвать панику, никого не убивая. Это было просто, когда он бросил первые два детонатора, но становилось всё труднее по мере того, как улица наполнялась полицейскими, которые бежали со всех сторон, пытаясь понять, кто же нападает и откуда.
 
   На первом этаже, в кабинете капитана, на смену спокойствию пришло сумасшествие. Сам капитан, рабочий день которого закончился, уже ушёл домой. Заключённые на верхних этажах получили ужин, патрульные машины и ночные патрули — инструкции, и дежурный лейтенант, уставший от дневной суматохи, наконец расслабился в прохладном кабинете, просматривал рапорты, когда в комнату стали врываться полицейские.
   Первый вошёл довольно спокойно. Это был дежурный телефонист. Он доложил:
   — Сэр, телефоны не работают.
   — Вот как? Что ж, надо позвонить в телефонную компанию, чтобы устранили неполадки. В темпе.
   Лейтенант любил употреблять слово «в темпе»; в такие моменты он чувствовал себя Шоном Коннери.
   Он взял телефонную трубку, чтобы вызвать компанию, но когда поднёс её к уху, не услышал ни звука. Телефонист смотрел на него долгим взглядом.
   — О! — произнёс лейтенант, — я и забыл… И положил трубку.
   Из неловкого положения его выручил полицейский, дежуривший у радиоаппаратов. Он вбежал с ошалелым видом и выпалил:
   — Сэр, наши передачи глушат!
   — Что?
   Лейтенант слышал хорошо, но смысл сказанного не доходил до его сознания.
   — Мы не можем ни принимать, ни передавать, — уточнил полицейский. — Кто-то нас глушит, это точно. Я сталкивался на флоте…
   — Где-нибудь неисправность, — перебил лейтенант, — вот и всё. — Он был обеспокоен, но не хотел показывать это. — Вероятно, что-то сломалось.
   В недрах здания прогремел взрыв. Лейтенант вскочил с места.
   — Боже мой! Что это такое?!
   — Взрыв, сэр, — ответил телефонист. Послышался новый взрыв. — Два взрыва, — прибавил радист.
   Послышался третий взрыв. Вбежал запыхавшийся полицейский.
   — Бомбы! На улице!
   Лейтенант быстро сделал шаг направо, потом налево.
   — Революция, — пробормотал он. — Это революция. Они всегда начинают с комиссариатов. Вбежал другой полицейский.
   — Слезоточивый газ на лестнице, лейтенант! И кто-то взорвал лестницу между третьим и четвёртым этажами.
   — Мобилизация! — завопил лейтенант. — Вызовите губернатора! Позвоните мэру! — Он схватился за телефон. — Алло! Алло!
   В кабинет ворвался новый полицейский.
   — Сэр, на улице пожар! — закричал он.
   — Что на улице?! Что?
   — Одна бомба попала в машину, стоявшую у тротуара. Теперь она горит!
   — Бомбы? Бомбы? — Лейтенант посмотрел на телефонную трубку, которую держал в руке, потом отбросил её резко, словно она его укусила. — Достаньте винтовки! — заорал он. — Соберите всех на первом этаже и побыстрее! Мне нужен доброволец, который пробился бы сквозь стан врагов и отнёс моё послание!
   — Послание, сэр? Кому?
   — Телефонной компании, кому же ещё? Мне необходимо позвонить капитану!
 
   Наверху, у камер, Келп занимался тем, что надевал полицейским наручники. Чефуик, взяв ключи от камер со стола дежурного, открывал вторую камеру справа. Дортмундер и Гринвуд стояли на страже с наставленными на полицейских пулемётами.
   Со всех сторон раздавались истерические вопли заключённых.
   Внутри камеры, которую только что открыл Чефуик, на них с восторженным изумлением смотрел заключённый — маленький старикашка, сухой, бородатый, в чёрном плаще, коричневых штанах и кедах. Волосы его были длинными, сальными и седыми, как и борода. Ему казалось, что исполнилась самая заветная его мечта.
   Чефуик распахнул дверь камеры.
   — Вы за мной? — спросил старик. — За мной, парни?
   Вошёл Гринвуд, в одной руке небрежно держа пулемёт. Он направился прямо к стене в глубине камеры, отстранив по пути старика, который, не переставая, моргал глазами и тыкал в себя пальцем.
   Капитальные стены камеры были металлическими, но перегородка в глубине — каменной. Гринвуд встал на цыпочки, протянул руку к щели у потолка и вытащил камешек, ничем не выделяющийся среди других. Потом он сунул руку в отверстие.
   Келп и Дортмундер тем временем подвели пленников к камере, чтобы запереть их там, когда Гринвуд закончит своё дело.
   Гринвуд, не вынимая руки, повернул голову в сторону Дортмундера и глупо улыбнулся. Дортмундер подошёл к двери.
   — Что случилось?
   — Я не пони… Пальцы Гринвуда отчаянно шарили в дыре. С улицы приглушённо слышалось разрывы детонаторов. — Его там нет? — спросил Дортмундер.
   Старик, жалобно глядя на всех по очереди, скулил:
   — За мной, парни?..
   Охваченный внезапным подозрением, Гринвуд повернулся к нему.
   — Это ты его взял?
   Удивление старика перешло в беспокойство.
   — Я? Я?
   — Кто же тогда?! — дико завопил Гринвуд. — Если не он, тогда кто же?
   — Камень находился здесь почти два месяца, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским: — Сколько времени этот тип в камере?
   — С трёх часов сегодняшнего утра.
   — Клянусь, я положил его… — начал Гринвуд.
   — Я верю тебе, — ответил Дортмундер с усталым видом. — Кто-то его нашёл, вот и всё. Идёмте отсюда.
   Он вышел из камеры, следом за ним Гринвуд, очень удручённый, с нахмуренными бровями.
   — А я, парни? — взвыл старик. — Вы меня бросите?!
   Дортмундер посмотрел на него, потом повернулся к полицейским.
   — За что его взяли?
   — Эксгибиционизм у «Лорда и Тейлора».
   — Клевета, — завопил старик. — Я никогда…
   — Он ещё в рабочем одеянии, — сказал полицейский. — Заставьте его расстегнуть плащ.
   Старик смущённо переминался с ноги на ногу.
   — Это ничего не значит, — запротестовал он.
   — Расстегни плащ, — велел Дортмундер.
   — Это ничего не значит, — твердил старик.
   — Ну, живей! — повысил голос Дортмундер. Старик поколебался, потом расстегнул плащ и развёл полы.
   В сущности штанов на нём не было — а только нижние части коричневых брюк, которые держались с помощью подтяжек.
   Выше он был фактически голым. И очень нуждался в мытьё.
   Все смотрели на него. Старик хихикнул.
   — Пожалуй, лучше тебе остаться здесь, — сказал Дортмундер и повернулся к полицейским. — Войдите в камеру вместе с ним.
   Чефуик запер дверь, и они ушли. На лестнице никого не было, но тем не менее они на всякий случай бросили две слезоточивые гранаты и поспешно поднялись по лестнице на крышу, в точности следуя плану.
   Марч уже сидел в вертолёте и, увидев их, включил мотор. Начали вращаться лопасти. Дортмундер и остальные, согнувшись против ветра, побежали к вертолёту.
 
   На нижнем этаже лейтенант наблюдал за раздачей оружия.
   Внезапно он наклонил голову на бок и прислушался. Характерный шум вертолёта достиг его ушей.
   — Господи! — прошептал он. — Их, вероятно, снарядил Кастро!
   Как только все уселись, Марч поднял машину в воздух и направил в ночь, на север. Не зажигая огней, они пролетели над Гарлемом, потом спустились ниже к Гудзону и повернули на юг. Они вернулись на то же место, откуда взлетали. В тишине, наступившей, когда был выключен мотор, никто не произнёс ни слова. Потом Марч с грустью проговорил: — А я уже мечтал купить себе такой аппарат… Никто ему не ответил. Все спустились на землю, усталые и удручённые, и направились к «линкольну», едва видневшемуся в темноте.
   Дортмундера высадили у его дома. Он поднялся к себе, приготовил очень крепкий бурбон, сел на диван и посмотрел на свой портфель, набитый рекламными проспектами энциклопедии.
   Дортмундер вздохнул.

Фаза Четвёртая

   — Хорошая собачка, — масляным голосом произнёс Дортмундер.
   Немецкая овчарка была неподкупна. Она стояла перед входом с опущенной головой, налитыми кровью глазами и слегка раскрытой пастью, демонстрируя острые зубы. Лёгкое «р-р-р-р» рвалось из её горла, когда Дортмундер делал движение, чтобы спуститься с крыльца. Намёк был ясен. Этот проклятый пёс собирался сторожить его до тех пор, пока не вернётся кто-нибудь из обитателей дома.
   — Послушай, собачка, — заискивал Дортмундер, стараясь говорить убедительно. — Я всего лишь позвонил в дверь. Я не входил, ничего не крал, я только раз позвонил. В доме никого нет, поэтому теперь мне бы хотелось позвонить в другие дома.
   — Г-рррр… — зарычал пёс.
   Дортмундер показал ему свой портфель.
   — Я простой торговец, собачка, — объяснил он. — Продаю энциклопедии. Книги. Толстые книги. Знаешь, что такое книги?
   Овчарка ничего не ответила. Она продолжала нести охрану.
   — Ну всё, собака! — строго сказал Дортмундер. — Есть пределы. Мне нужно делать дела, у меня нет времени шутить тут с тобой. Мне нужно зарабатывать деньги на жизнь. Мне нужно идти, вот и всё… Он решительно сделал шаг вперёд.
   — Г-РРР-Р! — таков был ответ.
   Дортмундер немедленно отступил.
   — Но, чёрт возьми, это же смешно! — воскликнул он.
   Пёс, видимо, был другого мнения. Он принадлежал к числу тех собак, которые твёрдо придерживаются правил, соблюдают скорее букву, чем дух закона, и не признают никаких исключений.
   Дортмундер оглянулся вокруг, но квартал был так же пуст, как мозг злополучной овчарки. Дело происходило днём седьмого сентября, спустя три недели после налёта на комиссариат.
   Все дети были в школе, отцы находились на работе и один бог знает, где могли пропадать матери. Во всяком случае, Дортмундер стоял один на крыльце уютного коттеджа на Лонг-Айленде, примерно в сорока милях от Манхэттена. Время, как известно, деньги, и он не хотел терять ни того, ни другого, а проклятый пёс заставлял его их терять.
   — Должен существовать закон против собак, чёрт возьми! — продолжал Дортмундер. — Особенно таких, как ты! Тебя нужно посадить на цепь.
   Пёс остался непоколебим.
   — Ты являешь угрозу для общества, — мрачно объявил Дортмундер. — Тебе чертовски повезёт, если я не стану судиться. С твоим владельцем, я имею в виду. По судам затаскаю!..
   Угроза не возымела действия. Этот пёс явно не желал чувствовать своей вины. «Я выполняю приказ!» — вот что говорил весь его вид.
   Какое-то движение привлекло внимание Дортмундера, и он повернул голову к концу квартала. В его направлении ехал коричневый «седан» с номером «МД». Послышался звук клаксона.
   Чья-то рука стала усиленно махать из опущенного окна. Дортмундер сощурился и узнал Келла, который высунул уже и голову.
   — Эй, Дортмундер! — закричал Келп.
   — Я здесь! — откликнулся Дортмундер.
   Он почувствовал себя моряком, выброшенным на пустынный остров и в течение двадцати лет ожидавшим какого-нибудь судна.
   Он стал размахивать над головой портфелем, чтобы привлечь внимание Келла, хотя Келп и без того его видел.
   — Ко мне! Я здесь! — орал Дортмундер.
   Седан остановился поблизости, и Келп крикнул:
   — Иди сюда! У меня есть новости!
   Дортмундер указал на пса.
   — Собака.
   Келп нахмурил брови. Солнце светило ему в глаза, и он приложил руку ко лбу.
   — Что-что?
   — Здесь собака, — пояснил Дортмундер. — Она не позволяет мне спуститься с крыльца.
   — То есть как?
   — Откуда мне знать! — раздражённо ответил Дортмундер. — Может, я похож на взломщика.
   Келп вышел из машины, с другой стороны вылез Гринвуд.
   Оба медленно приблизились.
   — Ты пробовал позвонить в дверь? — предположил Гринвуд.
   — С этого всё и началось.
   Пёс увидел приближение мужчин и, оставаясь настороже, немного отступил, чтобы наблюдать сразу за всеми.
   — Ты что-нибудь ему сделал? — спросил Келп.
   — Только нажал кнопку звонка.
   — В сущности, — сказал Келп, — если только пса не испугать…
   — Испугать? Я — его?
   Гринвуд вытянул палец и приказал:
   — Сидеть!
   Пёс наклонил голову и прислушался.
   Гринвуд повторил ещё твёрже:
   — Сидеть!
   Пёс, лежавший на земле, выпрямился и поднял голову, чтобы посмотреть на Гринвуда — вылитая картинка «Голос его хозяина».
   «Кто такой этот незнакомец, — думал пёс, — который умеет обращаться с собаками?»
   — Сидеть, тебе говорят, — настаивал Гринвуд. — Сидеть!
   Было видно, как пёс буквально пожал плечами. Он больше не колебался, нужно было исполнять приказание. Он сел.
   — Иди, — сказал Гринвуд Дортмундеру. — Теперь он оставит тебя в покое.
   — Ты думаешь?
   Не спуская с пса недоверчивого взгляда, Дортмундер начал сходить со ступенек.
   Гринвуд посоветовал ему:
   — Сделай вид, что ты не боишься.
   — Не могу, — признался Дортмундер, пытаясь принять независимый вид.
   Пёс колебался. Он посмотрел на Дортмундера, потом на Гринвуд, снова на Дортмундера, потом на Гринвуда.
   — Не двигайся! — велел Гринвуд.
   Дортмундер замер на месте.
   — Я не тебе, — сказал Гринвуд, — я собаке.
   — А!
   Дортмундер спустился с последней ступеньки и прошёл мимо пса, который рассматривал его ноги таким пристальным взглядом, как будто собирался запомнить их до следующей встречи.
   — Не двигаться, — повторил Гринвуд, потом повернулся и последовал за Дортмундером и Келпом к автомобилю.
   Все трое сели в «седан», и Келп отъехал. Пёс, по-прежнему сидевший в той же позе на лужайке, проводил их внимательным взглядом. Заучивал наизусть номер машины?
   — Прими мою благодарность, — сказал Дортмундер.
   Наклоняясь вперёд и положив руки на переднее сиденье.
   — К твоим услугам, — беззаботно ответил Келп.
   — Чем это вы занимались в этой дыре? — спросил Дортмундер.
   — Накрылись карточные игры?
   — Мы искали тебя, — сообщил Келп. — Ты вчера вечером сказал, что будешь работать в этом квартале, вот мы и пытались тебя поймать.
   — Настоящая удача для меня.
   — У нас есть новости. Во всяком случае, они есть у Гринвуда.
   Дортмундер посмотрел на Гринвуда.
   — Хорошие новости?
   — Лучше не придумать. Ты помнишь изумруд?
   Дортмундер откинулся назад, словно переднее сиденье превратилось в змею.
   — Опять?
   Гринвуд обернулся и поглядел на него.
   — Его можно достать. Ещё раз попытать счастья, — изрёк Гринвуд.
   — Отвезите меня к собаке, — попросил Дортмундер.
   Келп глянул на него в зеркальце.
   — Сначала послушай, — сказал он. — Клянусь тебе, дело того стоит.
   — Я предпочитаю пса, — возразил Дортмундер. — Я знаю, что меня ждёт.
   — Я понимаю тебя, — посочувствовал Гринвуд. — Со мной было то же. Но, чёрт возьми, я доставил тебе столько неприятностей с этим проклятым изумрудом! У меня болит сердце при мысли о том, чтобы его бросить. Я вынужден был оплатить из собственного кармана целую серию новых удостоверений личности, отказаться от заполненной телефонными номерами записной книжки, бросить прекрасную квартиру за низкую цену — и всё из-за изумруда!
   — Совершенно верно, — согласился Дортмундер. — Подумай о том, что с тобой уже произошло. Ты находишь, что этого недостаточно?
   — Я хочу закончить работу, — отчеканил Гринвуд.
   — Это она тебя прикончит. Я не суеверен, но если существует работа, которая приносит несчастье, то это именно она, — заверил Дортмундер.
   — По крайней мере, ты мог бы послушать, что скажет Гринвуд, — вмешался Келп. — Сделай ему одолжение.
   — А он может сказать что-то такое, чего я не знаю?
   — Именно, — ответил Келп. Он снова взглянул в зеркало и повернул налево, прежде чем продолжить. — Похоже, он кое-что от нас скрыл…
   — Я ничего от вас не скрывал, — запротестовал Гринвуд.
   — Не намеренно. Я был смущён. Меня надули, и мне было слишком неприятно признаться в этом, прежде чем я прояснил ситуацию. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
   Дортмундер кинул на него взгляд.
   — Ты всё рассказал Проскеру.
   Гринвуд опустил голову.
   — В тот момент мне это показалось хорошей идеей, — пробормотал он. — Ведь он был моим адвокатом. По его словам, в случае неудачи, когда вы старались вытащить меня из тюрьмы, он мог сам наложить руку на изумруд, передать его Айко и воспользоваться деньгами, чтобы вытащить всех нас из беды.
   Дортмундер усмехнулся.
   — А он, случайно, не предложил тебе акции золотых рудников?
   — Всё это казалось разумным, — жалобно продолжал Гринвуд. — Кто мог предполагать, что он окажется вором?
   — Все на свете, — ответил Дортмундер.
   — Вопрос не в этом, — вмешался Келп. — Вопрос в том, что ним теперь известно, где изумруд.
   — Прошло уже больше трёх недель, — сказал Дортмундер — Почему тебе понадобилось столько времени, чтобы сообщить нам эту новость?
   — Я хотел сам забрать изумруд. Я считал, что вы, парни, итак намучились с ним. Вы проделали три операции, вы вытащили меня из тюрьмы, и самое маленькое, что я мог сделать, это самому попытаться отобрать изумруд у Проскера.
   Дортмундер посмотрел на него с циничной улыбкой.
   — Клянусь! — воскликнул Гринвуд. — Я и не думал оставлять его себе! Я хотел вернуть его нашей группе.
   — Во всяком случае, дело сейчас в другом, — перебил Келп. — Самое главное — мы знаем, что камень у Проскера. Мы знаем, что он не отдал его майору Айко, я проверил это сегодня утром. Другими словами, адвокат думает держать изумруд до тех пор, пока дело не будет закрыто, а потом загонит тому, кто больше даст. Нам достаточно отобрать изумруд у Проскера, отдать Айко, и игра будет сыграна.
   — Если бы это было так легко, — заметил Дортмундер, — Гринвуд не сидел бы сейчас без изумруда.
   — Ты совершенно прав, — признал Гринвуд. — Есть маленькая загвоздка.
   — Маленькая загвоздка, — протянул Дортмундер.
   — Проскер исчез, — продолжал Гринвуд. — Его не было в канторе — считался в отпуске, и никто не знал, когда он вернётся. Его жена тоже не знала, где он; она уверена, что он валандается с какой-нибудь секретаршей. Вот что я делал в течении трёх недель: я старался отыскать Проскера.
   — И тетерь ты хочешь, чтобы тебе помогли в поисках? — спросил Дортмундер.
   — Нет, — возразил Гринвуд. — Я его нашёл. Два дня назад. Но… Дело в том, что к нему довольно трудно подобраться. А уж в одиночку и вовсе невозможно.
   Дортмундер опустил голову и закрыл глаза рукой.
   — Ну валяй до конца… Рассказывай.
   Гринвуд прочистил горло.
   — В тот день, когда мы напали на комиссариат, Проскер засадил себя в сумасшедший дом.
   Наступило молчание. Дортмундер был недвижим. Гринвуд с беспокойством смотрел на него. Келп переводил взгляд с Дортмундера на дорогу и обратно.
   Дортмундер вздохнул. Он отвёл руку от глаз) поднял голову; потом похлопал Келла по плечу.
   — Келп, — позвал он.
   Келп глянул на него в зеркальце.
   — Келп, прошу тебя, отвези меня к собаке. Пожалуйста!
 
   Полицейский к которому после освобождения должен был регулярно приходить Дортмундер, уже начал лысеть, слишком много работал и не верил в том, что делал. Звали его Стэн.
   Через два дня после спасения от собаки Дортмундер сидел в кабинете Стэна; это была их обычная встреча.
   — Итак, начал Стэн, — кажется, вы на самом деле ведёте себя достойно, Дортмундер. Поздравляю вас.
   — Я усвоил урок, — скромно сообщил Дортмундер.
   — Учиться никогда не поздно, — согласился Стэн. — Но позвольте дать вам дружеский совет. На основании своего опыта, да и опыта полицейских наблюдений, могу сказать: нет ничего опаснее скверных знакомств. Дортмундер кивнул.