Уэстлейк Дональд Эдвин. Проклятый изумруд

   — Ничего, будет, — сказал Гринвуд.
   У главного входа находились два сторожа. В этот момент оба они наблюдали за автомобилем, который появился внезапно и теперь мчался прямо на дверь.
   — Нет! — закричал один из сторожей.
   За рулём автомобиля, украденного в то утро, сидел Стэн Марч. На машине были другие номерные знаки; произошли и ещё кое-какие изменения.
   В последний момент перед столкновением Марч выдернул чеку из бомбы, толкнул дверцу и выпрыгнул из машины. Он упал и покатился, причём продолжал катиться в течение нескольких секунд после удара и взрыва.
   Столкновение было великолепным. Машина влетела на широкий тротуар, с силой ударила в застеклённые двери и, оказавшись наполовину внутри, превратилась в пылающий факел.
   Через несколько секунд огонь достиг бензобака, что произошло благодаря внесённым Марчем изменениям, и взрыв выбил остатки стёкол, уцелевших при ударе.
   Никто в здании не мог не услышать прибытия Марча. Дортмундер и другие, услышав взрыв, обменялась улыбками и двинулись вперёд, оставив Келла охранять двери.
   Их появление в зале было не простым делом. Им пришлось пройти много коридоров и две лестницы, прежде чем они, наконец, открыли одну из тяжёлых металлических дверей в зал экспозиции на втором этаже. График движения оказался верным — ни одного сторожа не было видно. Все они находились у главного входа, возле горящей машины.
   Несколько человек окружили Марча, голова которого лежала на коленях у одного из сторожей. Он явно находился в шоковом состоянии, вздрагивал и бормотал: «Он больше не поворачивается… Больше не поворачивается…» И при этом шевелил руками, будто старался свернуть руль. Другие сторожа столпились вокруг горящей машины, на все лады обсуждая редкостное везение этого счастливчика, в то время как по крайней мере четверо других висели на разных телефонах, вызывая врачей, полицию и пожарников. Внутри здания Дортмундер, Чефуик и Гринвуд быстрыми бесшумными шагами направлялись к экспозиции Акинзи. В полумраке, нарушаемом лишь тусклым светом дежурных лампочек, изощрённые украшения, боевые костюмы и дьявольские маски казались куда более выразительными, чем днём, при скоплении людей. Придя на место, они немедленно принялись за работу.
   Нужно было открыть четыре замка, тогда стеклянный куб снимался.
   Чефуик принёс с собой большую чёрную сумку — из тех, что популярны у сельских врачей, — и извлёк оттуда Множество замысловатых инструментов из тех, что сельские врачи в жизни своей не видели. И сразу же набросился на замки.
   Первый занял у него три минуты, остальные — всего четыре минуты. И всё же эти семь минут тянулись очень долго… Зарево внизу побледнело, шум стихал; скоро сторожа вернутся на свои места. Дортмундер с трудом удерживался, чтобы не торопить Чефуика.
   — Всё! — хрипло выдохнул Чефуик.
   Стоя на коленях у последнего взломанного замка, он быстро убирал инструменты в свою сумку.
   Дортмундер и Гринвуд встали у противоположных сторон куба. Он весил около ста килограммов и был абсолютно гладким, не ухватить. Им пришлось прижать ладони к углам и так поднять его. Дрожа от напряжения и покрываясь крупными каплями пота, они смотрели друг на друга сквозь стекло. Едва куб поднялся на шестьдесят сантиметров, как Чефуик скользнул под него и схватил изумруд.
   — Скорей! — хриплым шёпотом сказал Гринвуд. — Скользит!
   — Не оставляйте меня внутри! — завопил Чефуик, быстро выскальзывая оттуда.
   — У меня влажные ладони, — дрожащим голосом пролепетал Гринвуд, — скорее ставь!
   — Не выпускай его, ради бога! — взмолился Дортмундер. — Ради бога, не выпускай!
   — Не могу… Я не удержу… Он… Куб скользнул по ладоням Гринвуда. Не поддерживаемый с одной стороны, он выскользнул также и из рук Дортмундера и упал на пол.
   Он не разбился. Он просто громко стукнулся и задребезжал: БрррууррааНННННГГГпп-нгнги… Снизу донеслись крики.
   — Бежим! — заорал Дортмундер.
   Испуганный Чефуик сунул изумруд в руку Гринвуда.
   — Возьми его, — сказал он, хватая свою чёрную сумку.
   Наверху лестницы появились сторожа.
   — Эй, вы! — закричал один из них. — Не двигаться, оставаться на месте!
   — Разбегайтесь! — крикнул Дортмундер, рванувшись вперёд.
   Чефуик побежал налево. Гринвуд побежал прямо.
 
   Тем временем приехала санитарная машина. Появилась полиция. Подъехали пожарные. Полицейский в форме пытался задавать Марчу вопросы, санитар в белом халате просил оставить пострадавшего в покое. Пожарные приступили к тушению огня.
   Кто-то достал из кармана Марча бумажник, в котором находились фальшивые документы, положенные им туда полчаса назад. Марч, ещё явно не пришедший в себя, всё время повторял:
   «Он больше не поворачивается… Я поворачиваю, а он не поворачивается…»
   — По-моему, — сказал полицейский, — вы просто запсиховали. Что-то случилось с рулевым управлением, а вы, вместо том, чтобы нажать на тормоз, нажали на газ. Такое бывает сплошь и рядом.
   — Оставьте раненого в покое, — сказал санитар.
   Марча уложили на носилки, внесли в санитарную машину, которая и отъехала с включённой сиреной.
 
   Чефуик сломя голову мчался к ближайшему выходу, услышав сирену, прибавил скорости. Не хватало попасть в тюрьму, в его то годы! Тогда не будет ни поездов, ни Мод, ни шоколадного крема.
   Он на бегу распахнул дверь, кубарем скатился по лестнице, побежал по коридору, повернул и внезапно оказался перед входной дверью и сторожем.
   Он попытался повернуться, не замедляя бега, уронил сумку, споткнулся и упал. Сторож помог ему подняться. Это был Келп.
   — Что происходит? Вышла осечка?
   — Где остальные?
   — Я не знаю. Не лучше ли смыться?
   Чефуик выпрямился, и оба прислушались. Шума погони не было.
   — Подождём пару минут, — решил Чефуик.
   — Да, лучше подождать, — согласился Келп. — Ключи от машины всё равно у Дортмундера.
   За это время Дортмундер бегом обогнул «Колизей» и присоединился к преследователям.
   — Стойте! — вопил он, мчась среди сторожей. Он увидел, как Гринвуд скользнул за какую-то дверь и закрыл её за собой. — Стой! — снова завопил он, и сторожа вокруг завопили в свою очередь: Стой!
   Дортмундер первым достиг двери. Он широко раскрыл её и держал открытой, пока не пробежали все сторожа, закрыл за ними дверь и спокойно прошёл к ближайшему лифту. Потом спустился на первый этаж и достиг бокового входа, где ждали Келп и Чефуик.
   — А где Гринвуд? — спросил он.
   — Не знаю, — ответил Келп.
   — Будет лучше, если мы подождём его в машине, — подумав, решил Дортмундер.
 
   Что касается Гринвуда, то он в это время считал, что находится на первом этаже. Увы! В четырёхэтажном «Колизее» было ещё два мезонина между этажами по периметру здания. Гринвуд этого не знал и, спустившись со второго этажа на один пролёт лестницы, считал, что он на первом. На самом же деле он оказался в промежуточном коридоре, опоясывающем здание кольцом, и теперь бежал по этому коридору, зажав в руке изумруд и тщетно разыскивая выход на улицу.
   Тем временем в санитарной машине Марч солидным ударом в челюсть оглушил санитара. Санитар тут же отключился, и Марч устроил его на соседних носилках. Когда машина притормозила на повороте, Марч открыл заднюю дверь и спрыгнул.
   Санитарная машина рванулась вперёд и быстро исчезла, устрашающе ревя сиреной, а Марч помахал проезжавшему мимо такси.
   — «Бар-и-Гриль» на Амстердам-авеню, — велел он.
   В другой украденной машине, предназначенной для бегства, Дортмундер, Чефуик и Келп с беспокойством наблюдали за боковым выходом. Дортмундер завёл мотор и то и дело нервно давил на педаль газа.
   Послышался вой полицейских сирен.
   — Больше ждать нельзя, — сказал Дортмундер.
   — Вот он! — воскликнул Чефуик, увидев, как открылась дверь и из неё выскочил сторож в униформе.
   — Это не он, — сказал Дортмундер, — его тут нет.
   И быстро отъехал.
 
   В первом мезонине Гринвуд продолжал бежать по кругу, как борзая, догоняющая механического зайца. Топот погони слышался сзади, а теперь послышался и спереди.
   Гринвуд остановился, сообразив, что попал в западню.
   Мгновение он смотрел на камень на своей ладони — почти круглый, со множеством граней, глубокого зелёного цвета, немногим меньше мяча для гольфа.
   — Проклятье! — пробормотал он.
   И проглотил изумруд.
 
   Ролло одолжил им маленький японский транзисторный приёмник. Так они услышали о дерзком ограблении, о том, как Марч сбежал из кареты скорей помощи, услышали историю изумруда «Балабомо», услышали про арест Алана Гринвуда, обвиняемого в соучастии в ограблении, и услышали, что банда, завладев камнем, успешно скрылась с места преступления. Потом услышали сводку погоды, потом женщина рассказала им о динамике государственных цен на баранину, потом они выключили радио.
   Некоторое время никто не говорил ни слова. Плотное облако дыма стояло в комнате, и в ярком свете голой лампочки лица казались бледными и усталыми.
   — И вовсе не грубо! — возмущённо сказал Марч. Диктор описал нападение на санитара как «грубое». — Выдал ему прямой в челюсть и всё. — Марч сжал пальцы и резко махнул кулаком.
   — Вот так. Разве это грубо?
   Дортмундер повернулся к Чефуику.
   — Ты передал камень Гринвуду?
   — Конечно.
   — Не выронил его где-нибудь на пол?
   — Нет, — обиженно ответил Чефуик. — Я отлично помню.
   — А зачем?
   Чефуик развёл руками.
   — Сам не знаю. Под влиянием момента. Я должен был ещё нести свою сумку, а у него пустые руки. Я немного занервничал и отдал ему камень.
   — Но полицейские ничего не нашли.
   — Возможно, он его потерял, — предположил Келп.
   — Возможно. — Дортмундер повернулся к Чефуику. — Ты нам не заливаешь, а?
   Чефуик оскорблённо вскочил на ноги.
   — Обыщите меня, — кричал он, — я требую! Я много лет на этой работе и проделал не знаю сколько ограблений, и никто никогда не подвергал сомнению мою честность. Никогда! Я настаиваю, чтобы меня обыскали.
   — Успокойся и сядь, — сказал Дортмундер. — Я прекрасно знаю, что ты его не брал. Просто нервы расшатались.
   — Я настаиваю, чтобы меня обыскали!
   — Обыщи себя сам, — отмахнулся Дортмундер.
   Отворилась дверь, и вошёл Ролло с очередным стаканом шерри для Чефуика и льдом для Дортмундера и Келла, которые пили бурбон.
   — Ничего, в другой раз повезёт, — подбодрил он.
   Чефуик, забыв о стычке, сел и приложился к стакану.
   — Спасибо, Ролло, — сказал Дортмундер.
   — Я бы, пожалуй, — проговорил Марч, — выпил ещё кружку пива.
   — Чудеса, да и только, — удивлённо произнёс Ролло и вышел за дверь.
   — Что он имеет в виду? — с недоумением спросил Марч, оглядев друзей. Никто ему не ответил.
   Келп повернулся к Дортмундеру.
   — А что я скажу Айко?
   — Что камня у нас нет.
   — Он мне не поверит.
   — Это очень грустно — вздохнул Дортмундер. — Скажи, что хочешь. — Он допил свой стакан и встал. — Я возвращаюсь к себе.
   — Пойдём со мной к Айко, — попросил Келп.
   — Ни за что, — отрезал Дортмундер.

Фаза Вторая

   Дортмундер понёс к кассе буханку хлеба и банку сгущённого молока. Кассирша положила хлеб и молоко в большой бумажный пакет, и он вышел с ним на тротуар, прижимая локти к телу — несколько неестественно, но, в общем, ничего страшного.
   Дело было пятого июля. Прошло девять дней после фиаско в «Колизее». Дортмундер находился в Трентоне в Нью-Джерси.
   Светило солнце, но, несмотря на жару, Дортмундер был в лёгкой, почти наглухо застёгнутой куртке поверх белой рубашки и может поэтому казался злым и раздражённым. Через квартал от магазина положил пакет на капот стоящий у тротуара машины.
   Сунув руку в правый карман куртки, он достал банку тунца, бросил её в пакет. Потом пошарил в левом кармане и вытащил два набора бульонных кубиков, которые также бросил в пакет.
   Затем сунул руку в левый карман брюк, выудил зубную пасту и тоже положил её в пакет. Затем опустил молнию на куртке и достал пакет американского сыра, который тоже положил в пакет. И, наконец, из области правой подмышки извлёк упаковку нарезанной колбасы и присоединил её к остальному. Пакет был теперь гораздо более полным, чем недавно, и, взяв его в руку, Дортмундер отправился к себе домой.
   Домом служил жалкий, занюханый отель. Дортмундер платил дополнительно два доллара в неделю за комнату с умывальником и газовой плитой, но полностью покрывал это экономией, так как питался дома, готовя себе сам.
   Дом!… Дортмундер зашёл в свою комнату, пренебрежительно осмотрел её и разложил провизию. Он поставил воду на огонь — для растворимого кофе потом сел просмотреть газету, которую стащил утром. Ничего интересного. Уже целую неделю газеты не вспоминали о Гринвуде, а больше ничего в мире Дортмундера не волновало.
   Триста долларов, полученных от майора Айко, растаяли, словно дым. Прибыв в Трентон, Дортмундер зарегистрировался в полицейском участке, как выпущенный под честное слово, — зачем напрашиваться на неприятности? — и ему предложили паршивую работёнку на муниципальном поле для гольфа. Он даже вышел туда как-то днём, подстриг зелёную травку, цветом напоминавшую ему трижды проклятый изумруд, и обгорел.
   Этого было достаточно.
   Дортмундер пил кофе и просматривал комиксы, когда в дверь постучали. Он вздрогнул и машинально посмотрел на окно, пытаясь сообразить, есть ли там пожарная лестница, потом вспомнил, что в настоящий момент он не в розыске, и, обозлённый на себя, пошёл открывать дверь.
   Это был Келп.
   — Тебя трудно найти.
   — Не так уж и трудно, — возразил Дортмундер. — Входи же. — Келп вошёл в комнату, и Дортмундер запер за ним дверь. — Ну, очередное выгодное дельце?
   — Не совсем, — ответил Келп, оглядываясь кругом. — Ты купаешься в роскоши, — усмехнулся он.
   — Я всегда бросал деньги на ветер, — сказал Дортмундер.
   — Для меня только всё самое лучшее. Что ты имеешь в виду — «не совсем»?
   — Не совсем очередное выгодное дельце.
   — Что ты имеешь в виду — «не совсем очередное выгодное дельце»?
   — То же самое, — ответил Келп.
   Дортмундер удивлённо уставился на него.
   — Опять изумруд?
   — Гринвуд спрятал его. Он сказал об этом своему адвокату и послал его сказать майору Айко. Айко сказал мне, а я говорю тебе.
   — Зачем? — спросил Дортмундер.
   — У нас ещё есть надежда получить наши тридцать кусков. И по сто пятьдесят в неделю, пока дело не будет сделано.
   — Какое дело?
   — Освободить Гринвуда, — ответил Келп.
   — Ты свихнулся, — бросил Дортмундер и пошёл допивать свой кофе.
   — Гринвуд здорово погорел и знает это. Его адвокат того же мнения. У него нет ни малейшей надежды выйти оттуда, его хотят засадить, все в ярости, что пропал изумруд. Итак, или он вернёт камень, чтобы заслужить боже мягкое наказание, или он даст его нам, если мы его освободим. Следовательно, достаточно помочь Гринвуду выйти оттуда, и камень наш. Тридцать тысяч долларов — как раз плюнуть.
   — А где он? — нахмурил брови Дортмундер.
   — В тюрьме.
   — Я понимаю, что в тюрьме. Но в какой? В Томбе?
   — Нет, там была заварушка, и его увезли из Манхэттена.
   — Какая ещё заварушка?
   — Чёрные обозлились, что белые организовали похищение изумруда. Целая банда приехала из Гарлема и начала буянить. Они хотели линчевать Гринвуда.
   — Линчевать Гринвуда?
   Келп пожал плечами.
   — Хотелось бы знать, где они этому научились…
   — Мы украли камень для Айко, — сказал Дортмундер, — а он чёрный.
   — Об этом никто не знает.
   — Достаточно посмотреть на него.
   Келп покачал головой.
   — Я хотел сказать, что никто не знает, кто за стоит за похищением.
   Дортмундер стал мерить комнату шагами.
   — В какой он тюрьме?
   — Гринвуд?
   Дортмундер остановился и саркастически уставился на Келла.
   — Нет, король Фарук.
   — Король Фарук? — недоумевал Келп. — Я много лет о нём не слышал. Разве он в тюрьме?
   Дортмундер вздохнул.
   — Я имел в виду Гринвуда.
   — Тогда зачем…
   — Это была шутка, — оборвал Дортмундер. — В какой тюрьме находится Гринвуд?
   — О, в какой-то тюрьме Лонг-Айленда. Его будут держать там до суда.
   — Жаль, что его нельзя освободить под честное слово.
   — Может, судья читал его мысли, — заметил Келп.
   — Или биографию, — добавил Дортмундер. Он снова кружил по комнате и кусал пальцы.
   — Сделаем вторую попытку, вот и всё. Чем мы рискуем? — Келп презрительно махнул рукой. — Судя по тому, что я здесь вижу, ты не слишком роскошествуешь. В крайнем случае, просто получим у Айко зарплату.
   — Да, пожалуй, — задумался Дортмундер. Он всё ещё был полон сомнений, но в конце концов пожал плечами. — У тебя есть машина?
   — Естественно.
   — А на ней ты ездить умеешь?
   Келп был оскорблён.
   — Я и на «кадиллаке» умел! — возмущённо воскликнул он. — Беда в том, что проклятая штуковина пыталась ездить сама!
   — Ясно, — подвёл итог Дортмундер. — Помоги сложить вещи.
 
   Майор Айко сидел за письменным столом и перелистывал досье на Эжена Эндрю Проскера, 53 лет, адвоката Гринвуда. У Э. Эндрю Проскера, как он себя называл, было всё, о чём мог мечтать состоятельный человек: от конюшни на Лонг-Айленде с парой скаковых лошадей, совладельцем которых он являлся, до квартиры на Восточной Шестьдесят седьмой улице с любовницей — блондинкой, единственным обладателем которой он себя считал. Проскер пользовался довольно сомнительной репутацией во Дворце Правосудия и большим успехом у тёмных элементов. Но на него никогда не поступали жалобы, и клиенты ему доверяли. Один из них заявил: «Я бы на целую ночь доверил Эндрю свою сестру, если бы у неё при себе было не больше пятнадцати центов».
   Секретарь, поблёскивая стёклами очков, открыл дверь и доложил:
   — Вас спрашивают господа Келп и Дортмундер.
   Майор спрятал досье в ящик.
   — Пусть войдут.
   Келп, входивший в кабинет прыгающей походкой, казалось, ничуть не изменился. Зато Дортмундер выглядел ещё более худым и измождённым.
   — Ну вот, я привёл его, — сказал Келп.
   — Вижу. — Майор встал. — Весьма рад, господин Дортмундер.
   — Хочу надеяться, что вы и дальше будете рады, — ответил Дортмундер, опускаясь в кресло и складывая руки на коленях.
   — Келп сказал мне, что у нас есть ещё один шанс.
   — И очень реальный. — Келп тоже сел, и майор снова занял своё место за столом. — Честно говоря, я подозревал, что вы взяли изумруд себе.
   — Изумруд мне не нужен, — сказал Дортмундер, — однако я охотно выпил бы бурбон.
   — Но… Разумеется, — проговорил Дико. — Келп?
   — Не могу спокойно смотреть, как человек пьёт один, — сказал Келп. — Бурбон со льдом.
   Майор протянул руку, чтобы позвонить секретарю, но секретарь вошёл сам.
   — Сэр, к вам некий господин Проскер.
   — Спросите у него, что он будет пить, — сказал майор.
   — Простите? — изумился секретарь.
   — Бурбон для этих господ и скотч с капелькой воды для меня.
   — Хорошо, сэр.
   — И пригласите сюда господина Проскера.
   — Да, сэр.
   Секретарь вышел, и майор услышал, как кто-то воскликнул:
   «Джек Дэниэлс!». Он уже хотел порыться в досье, но вспомнил, что это сорт американского виски.
   Через несколько секунд в комнату размашистыми шагами вошёл Проскер с чёрным «дипломатом» в руке. На его лице сияла улыбка.
   — Господа, я спешу, — заявил он. — Надеюсь, мы не будем задерживаться. Полагаю, вы — майор Айко?
   Майор встал и пожал руку адвоката. Последовали дальнейшие представления. Проскер вручил визитки Дортмундеру и Келпу.
   — На случай, если вам понадобится помощь, хотя, надеюсь, до этого не дойдёт.
   Он хихикнул и подмигнул.
   Затем все снова сели, но тут вошёл секретарь с напитками на подносе. Наконец, дверь за ним закрылась, и Проскер взял слово.
   — Господа, я редко даю своим клиентам советы, которые идут против закона, но ради нашего друга Гринвуда я сделал исключение.
   «Алан, — сказал я ему, — свяжи из простыней лестницу и удирай отсюда».
   Господа, Алан Гринвуд был пойман с поличным, как говорится.
   На нём не нашли изумруда, но это не имеет значения. Он находился на месте преступления в форме сторожа и был опознан полудюжиной охранников как один из людей, застигнутых около изумруда «Балабомо» в момент кражи. Гринвуд находится в их власти. Я ничего не смогу сделать для него и ему об этом сказал. Его единственная надежда — побег.
   — А изумруд? — спросил Дортмундер.
   Проскер развёл руками.
   — По словам моего клиента, получив камень от вашего коллеги Чефуика, он успел спрятать изумруд на себе, прежде чем его схватили, а потом укрыл в надёжном месте, известном ему одному.
   — Значит, если мы поможем ему бежать, он отдаст нам изумруд, и мы получим условленную сумму?
   — Безусловно. Дортмундер повернулся к Айко.
   — И мы вновь начинаем получать зарплату?
   Майор неохотно кивнул.
   — Операция обходится дороже, чем я предполагал, — произнёс он.
   — Но, очевидно, выхода нет.
   — Только не надо идти на жертвы, майор.
   — Возможно, вы не понимаете, Дортмундер, — повысил голос Айко. — Талабво не относится к числу богатых стран. Наш валовой национальный продукт едва перевалил за двенадцать миллионов долларов. Мы не можем, как другие государства, содержать иностранных преступников. Дортмундер ощетинился.
   — Это какие же государства вы имеете в виду?
   — Я не буду их называть.
   — На что вы намекаете, майор?
   — Ну, ну, — с напускным благодушием вмешался Проскер.
   — Не будем разжигать национальную рознь. Я уверен, что каждый по свояку патриот, но главное сейчас — Алан Гринвуд и изумруд «Балабомо». У меня здесь… — он взял «дипломат», положил его на колени, открыл замки и вынул бумаги. — Вам, Дортмундер.
   — Что это?
   — Планы тюрьмы, составленные Гринвудом. Фотографии, которые я сделал сам. Указания Гринвуда в отношении прихода и ухода сторожей и прочее.
   Проскер достал из «дипломата» три больших конверта и отдал их Дортмундеру.
   После этого говорить было не о чём, и они ещё некоторое время пили молча, потом все встали и, обменявшись рукопожатиями, разошлись.
   Майор подошёл к окну, выходящему на Пятую авеню, но даже это зрелище отчаянной дороговизны и престижа, обычно приводящее его в отличное настроение, сейчас не успокаивало. Майор злился на себя. Это было ошибкой: пожаловаться на бедность Талабво. В шовинистическом угаре Дортмундер ничего не заметил, но не задумается ли он позже? Не начнёт ли складывать два и два?
 
   — А здесь симпатично, — сказал Келп.
   — Недурно, — признал Дортмундер. Он закрыл дверь и спрятал ключ в карман.
   Действительно, недурно. Гораздо лучше того места, в котором он жил в Трентоне.
   Начать хотя бы с того, что здесь не было кровати, а стоял исполненный достоинства диван, на ночь раскладывающийся в двуспальную постель. Комната в Трентоне была вдвое меньше, и практически всё место занимала там тяжёлая старая кровать, застеленная выцветшим покрывалом.
   Но преимущества на этом не кончались. Вместо трентоновской электроплитки — настоящая кухня: с плитой, холодильником, ящиками, полками, утварью и раковиной. Более того, единственное узкое окошко в Трентоне упиралось прямо в глухую стену соседнего здания, а тут о(м окна выходили на' задний двор, так что при желании можно было высунуться и увидеть внизу справа несколько деревьев и травку. И лавочки, где порой собирался посудачить народ. И пожарную лестницу, на случай, если по какой-то причине не захочется пользоваться дверью.
   Но главное, в комнате был кондиционер, встроенный под левое окно; Дортмундер держал его включённым день и ночь.
   Снаружи Нью-Йорк мучался от июля, а здесь стоял вечный май. Причём, очень приятный май.
   Келп немедленно заметил это.
   — Симпатично и свежо, — повторил он, вытирая пот со лба.
   — Именно это мне и нравится, — подтвердил Дортмундер.
   — Хочешь выпить?
   — Ещё бы!
   Келп пошёл следом за Дортмундером в кухоньку и смотрел, как тот достаёт кубики льда, стаканы и бурбон.
   — Что ты думаешь о Проскере?
   Дортмундер открыл ящик, вытащил штопор, подержал его секунду и положил на место. Келп утвердительно кивнул головой.
   — Я тоже, — сказал он. — Это фигура такая же прямая, как штопор.
   — Гринвуд ему доверяет.
   — Ты думаешь, он его облапошит? Мы достанем камень, получим деньги, а он снова засадит Гринвуда в тюрьму и прикарманит тридцать тысяч?
   — Не знаю, — отозвался Дортмундер. — Всё, что я хочу, это не позволить обжулить меня самого.
   Он протянул стакан Келпу. Они вернулись в гостиную и сели на диван.
   — Мне кажется, нам понадобятся оба, — сказал Келп.
   Дортмундер кивнул.
   — Один — чтобы вести машину, другой — чтобы вскрывать замки.
   — Ты позвонишь сам или звонить мне?
   — На этот раз я вызову Чефуика, а ты — Марча, — ответил Дортмундер.
   — Согласен. Начинаю?
   — Валяй!
   Телефон стоял на полке около Келпа. Он заглянул в маленькую записную книжку и набрал номер. Дортмундер услышал два гудка, потом отчётливо донёсся шум, обычный для автострады в час пик.
   — Марч? — спросил Келп и недоумевающе посмотрел на Дортмундера. — Марч? — повторил он громче. Он потряс головой и заорал в аппарат: — Это я, Келп! Келп! Хорошо! Хорошо, говорю, давай! — Он тяжело вздохнул и повернулся к Дортмундеру.