Уэстлейк Дональд Эдвин. В колыбели с голодной крысой

   – Хорошо, – пообещал я. – Хорошо, я поговорю с Уолтером утром. И мистер Клемент окажется не единственный, кто не заснет этой ночью.
   – Спасибо, Пол, – сказала она, улыбнулась и придвинулась ближе ко мне, и я продолжал вести машину одной рукой.
   Когда я остановился перед ее домом, она сказала:
   – Хочешь зайти на минутку?
   – Лучше не надо, – ответил я. – Мне надо ехать обратно. Завтра всем предстоит трудный день.
   – Хорошо. – Она прильнула ко мне и поцеловала. Это был долгий, трепетный поцелуй. – Приходи ко мне, когда сможешь.
   – Приду, – обещал я и уже сожалел, что отказался к ней зайти.
   Однако она вышла из машины прежде, чем я уже вознамерился изменить свое решение. Она помахала мне рукой и пошла через улицу, и я позвал ее:
   – Эй, Элис!
   Она вернулась к машине.
   – Мы кое-что забыли, – сказал я. – Он может быть у тебя дома.
   – Кто? Ox. – Она посмотрела через дорогу на свой дом. – Ты имеешь в виду убийцу?
   – Да.
   – Я снова пойду к соседям. Могу поспать у них на диване.
   – Послушай. Войди в свой дом и сразу же выйди через заднюю дверь. Ты поняла?
   – Да.
   – Я снова пойду к соседям.
   Кончилось тем, что я все-таки вылез из машины.
   – Лучше я пойду с тобой, на случай, если он затаился внутри.
   – Ладно. Идем.
   Мы обошли весь дом, но никого там не обнаружили. Элис снова подумала о сексе, но на этот раз я был настолько взвинчен, что не смог следовать своим наклонностям.
   Мы погасили свет, и я проследил, как она пробиралась из задней двери во двор. А затем направо через лужайку.
   – Теперь езжай, – сказала она. – Со мной будет все в порядке, не беспокойся.
   – Я подожду, пока соседи впустят тебя внутрь.
   – Ни в коем случае! Что они могут подумать? Я вернулся внутрь, запер заднюю дверь и, пройдя в темноте гостиную и холл, вышел через парадную дверь на улицу. В машине я закурил и, сладко зевнув, поехал обратно в мотель.
   Уолтер был в постели. Я подумал, что он спит, и не стал зажигать свет. Но когда я разделся и улегся в постель, он полушепотом сказал:
   – Ну и штучку ты подцепил, эту Элис Макканн. Я не ожидал, что ты вернешься сегодня ночью.
   – Уолтер, Бога ради, ее дед умер сегодня утром. Он усмехнулся:
   – Пол, дорогой мой, твоя юношеская влюбленность написана у тебя на челе.
   – Спокойной ночи, Уолтер. – Я разозлился и дал ему это понять.
   Внезапно он начал каяться. Он сел, придвинулся ближе ко мне и сказал:
   – Пол, извини меня. Я пошутил. Ладно?
   – Ладно, – сказал я мрачно.
   – Она, похоже, очень хорошая девушка. Я говорю это совершенно искренне, Пол.
   – Она хочет уехать в Вашингтон вместе с нами, – неожиданно для себя сказал я. Я вовсе не собирался кому-либо рассказывать об этом.
   – Она хочет что?
   – Она хочет, чтобы профсоюз взял ее на работу. За то, что она принесла нам книги. Она может печатать, и с диктофоном, и вести финансовые документы.
   – А как насчет работы здесь, когда мы откроем местное отделение?
   – Нет, она сказала, что хочет уехать отсюда вместе с нами в Вашингтон. Подальше от Уиттберга.
   – Я ее не осуждаю за это. Скажи ей, что она уже внесена в ведомость. Сейчас я могу оформить ее секретарем, а в Вашингтоне она сможет работать в стенографическом отделе. Хорошо?
   – Хорошо, – сказал я, слегка ошеломленный. Все было улажено. Мне не придется маяться всю ночь, ломая голову над этим.

Глава 27

   Я проснулся поздно и обнаружил, что нахожусь в комнате один. Я точно не знал, который час, но солнце стояло высоко, и мой желудок был пуст, так что я решил, что, должно быть, около одиннадцати. Послонявшись по комнате, я умылся, оделся; у меня было смутное ощущение пустоты, я хандрил и впадал в тоску. Сначала я не мог понять, что со мной происходит, что мне напоминает подобное состояние, но в конце концов понял. Это была хандра, связанная с концом семестра. Я тосковал из-за разлуки со своей студенческой компанией.
   Однажды во время службы в армии я получил временное задание, особое назначение в обычно пустующий военный лагерь неподалеку от Цинциннати, в штате Огайо. Наш отдельный номерной армейский корпус готовил свой бюджет на следующие два финансовых года для утверждения в финансовой комиссии вооруженных сил при конгрессе. Мы составили карты всех позиций корпуса, у нас был список всех зданий на каждой позиции и всего оборудования в каждом здании, стоимость того, стоимость этого. И мы составили список наших заявок на новые здания и оборудование с восьми – десятистраничным обоснованием к каждой заявке. Списки были скорректированы, а обоснования отвергнуты, и мы их переписали, карты были признаны неточными, и их пришлось переделывать, колонки чисел были просуммированы и тысячи раз перепроверены – и на все это у нас было всего десять дней. Нас было около сорока человек, офицеры и рядовые срочной службы, которые работали по двенадцать или четырнадцать часов в сутки. В моей группе, из Сент-Луиса, было два капитана, полковник авиации, младший сержант и два рядовых 1-го класса, машинисты. Я был в числе последних. Эти десять дней мы жили странной жизнью, выдернутые из обычного распорядка, сгрудившиеся в тесном помещении, преисполненные сколоченным на скорую руку духом товарищества. Предстояло выполнить такой объем работы, изучить уйму возникающих по ходу дела вопросов, что было уже не до армейской субординации. Для нас открыли только три здания, поэтому офицеры и рядовые срочной службы жили в непривычной близости, вместе работали, вместе ели и – по воскресеньям, в единственный свободный день, – ездили в город и вместе напивались до полубесчувствия. Сейчас очень много говорят о бригадной работе – в правительственных учреждениях и в больших корпорациях, – но в большинстве своем это просто разговоры, способ приукрасить администрацию. В течение тех десяти дней на той проклятой заброшенной армейской позиции мы, сорок человек, действительно стали командой в подлинном смысле слова. И в последний день, я полагаю, мы все испытали чувство заброшенности, тоски и пустоты оттого, что нам приходилось расформировать нашу команду и вернуться к реальностям обычной службы. Полковник авиации уже не был тем человеком, который ввел меня в компанию, играющую на выпивку, в результате которой новичок оказывался пьяным под столом. А я для него больше не был юношей, научившим его во время одного из буйных завтраков петь “Ублюдок английский король”. Снова вернулась субординация; я был рядовой 1-го класса, а он полковник. И мы утратили черты индивидуальности. Я думаю, что это может служить лакмусовой бумажкой для настоящей команды: она способна выявлять индивидуальность.
   Во всяком случае, я полагаю, что это тоскливое чувство пустоты всегда присутствует в подобных ситуациях. Всякий раз, когда люди работают вместе с таким же напряжением и единодушием над конкретным делом, завершение этой работы и распад команды – вещь печальная. И именно такая тоска, хандра и ощущение пустоты мучили меня в то утро, хотя в этом не было никакого резона. Быть может, команда и была создана, но у нее не было времени, чтобы успеть сплотиться в такую же группу, о которой я вспомнил. К тому же работа не была закончена. В действительности она только начиналась. Так почему же такая хандра? Уолтера поблизости не было – я предположил, что он уехал вместе с Флетчером и мистером Клементом к Флейшу, – ну и что? Не было разумной причины для хандры, говорил я себе, но тем не менее она продолжала гнести меня. Я дважды ополоснул лицо холодной водой, но тщетно, она оставалась при мне. Поэтому я оделся и пошел в соседний номер.
   Фил сидел по-турецки на одной из кроватей и раскладывал пасьянс. Джордж конечно же лежал на другой, глядя в потолок. Они оба взглянули в мою сторону, когда я вошел, и Фил произнес:
   – Спящая красавица.
   – Вам следовало бы войти и поцеловать меня, – парировал я. – Который час?
   – Полдвенадцатого.
   – Остальные уехали к Флейшу?
   – Ага.
   Джордж приподнялся и спросил:
   – Голоден?
   – Умираю.
   – Пошли поедим. – Джордж тяжело поднялся с кровати, подвигал плечами и обратился к Филу:
   – А ты как?
   – Я буду охранять форт, – ответил Фил. – Мне хватает трехразового питания.
   – Ха, – улыбнулся Джордж, – поэтому-то ты такой тощий.
   – Ха, – вторил ему Фил, – а ты – наоборот. Мы вышли наружу. “Форда” не было, и Джордж дал мне ключи от Флетчерова арендованного автомобиля, нового “шевроле”.
   – Порули, дружок, – сказал он. – У меня больше нет прав.
   – Хорошо. – Мы сели в “шевви”, я дал задний ход и выехал на дорогу в сторону нашей полюбившейся закусочной. – А почему у тебя нет прав?
   – У меня их отобрали. – Говоря это, он улыбнулся.
   – Почему?
   – Я пытался задавить того парня. Мне не удалось, но коп увидел, как я заехал на тротуар, и они остановили меня за неосторожное вождение и сопротивление офицеру и еще за пару вещей. Так что они отобрали водительские права.
   – Ты пытался его задавить? – Я не был уверен, серьезно ли говорит Джордж или подшучивает надо мной. Его широкое лицо снова приняло привычно сонное выражение.
   – Я не заметил копа. – Он отвернулся и стал смотреть в окно, потом сказал:
   – Мне нравится этот город. Я хотел бы когда-нибудь поселиться в маленьком городке.
   – Думаю, это неплохо.
   Он снова поглядел на меня с сонной улыбкой большого пса.
   – Только не для тебя, – сказал он. – Не для тебя, дружок. Ты мальчик из большого города. Ты собираешься работать в нашем профсоюзе?
   – Я еще не решил.
   – Из тебя выйдет хороший работник, – сказал он. – Что ты собираешься делать с Килли?
   – С Уолтером? – Я замолчал, пока парковался перед закусочной. – Ничего, – ответил я. – Что ты имеешь в виду?
   – Я полагал, что ты должен ему устроить что-то вроде того, что ты сделал вчера с этой девушкой, – сказал он.
   – С Сондрой? За что?
   – Да, с этой, в типографии.
   – Джордж, я не понимаю, о чем ты говоришь. Он пожал плечами и вылез из машины.
   – Раньше я ошибался, – сказал он. – Пошли есть, дружок.
   Мы ели, и Джордж рассказывал мне о своей работе партнером для тренировок в боксе в разряде тяжеловесов-претендентов. Он никогда не был спарринг-партнером для чемпионов, только для претендентов. Я раза два спрашивал у него, о чем он говорил в машине, но он уклонялся от ответа и продолжал изображать из себя благодушного и глуповатого, дружелюбного парня, напичканного анекдотами. Он изображал еврейского боксерского импресарио из Детройта в трехстороннем споре с негром – спарринг-партнером из Луизианы и итальянским профессиональным игроком из Бронкса, говоря при этом на идише, и это было на самом деле замечательно. Но на мой вопрос он так и не ответил.
   Когда мы вернулись в мотель, Уолтер был уже там и выглядел прямо-таки сошедшим с рекламы “Мальборо”. На нем был темно-серый костюм и дорогая белая рубашка с пуговичками на воротнике и узким черным галстуком. Великолепно сшитый костюм и строгий галстук скрадывали его фигуру полузащитника, он выглядел более стройным, но таким же здоровым и сильным, как всегда. Он сидел в удобном кресле, отдохнувший и улыбающийся. Его пиджак был расстегнут, он вытянул вперед ноги, скрестив их, а правый локоть покоился на подлокотнике, и в этой руке он держал сигарету. Ну просто просится на очередной рекламный щит “Мальборо”, но, к сожалению, он курил “Ньюпорт”.
   – Привет, Пол, – сказал он улыбаясь. – Ты, оказывается, соня.
   – Ну. Как все прошло?
   – Успешно, словно по волшебству. Когда тебя осеняет, Пол, это просто восхитительно.
   Джордж что-то сказал по поводу процесса пищеварения и улегся на ближайшей кровати.
   – Он согласился? – сказал я.
   – Конечно, куда ему было деваться! Флетчер делал с ним все, что хотел. Флейш блефовал изо всех сил, но всякий раз Флетчер одерживал победу.
   Я сел по-турецки на другую кровать.
   – Расскажи мне, как это было, – попросил я. Он был моей просьбе только рад. Ведь он сидел здесь – я был в этом уверен, – чтобы рассказать мне обо всем. В этом проявлялось врожденное обаяние Уолтера, в отличие от искусственно-фальшивого, которое он напускал на себя, разыгрывая бизнесмена. И в этом его желании скорее все мне рассказать было что-то от детской наивности. Он, конечно, не прыгал вокруг меня, как снедаемый нетерпением ребенок, но все равно, разница была лишь во внешнем проявлении. Его нетерпение было мне совершенно понятно.
   Уолтеру было присуще множество противоречий подобного рода. Нет, не то. Я не хочу сказать, что Уолтер был соткан из противоречий, это мое представление о нем было весьма противоречивым. Он представлялся мне этаким здоровым крепышом, и в то же самое время в его присутствии я ощущал себя ребенком. И хотя я смотрел на него снизу вверх, считал его более мудрым и опытным, чем я, в то же время я чувствовал себя порой более искушенным, чем Уолтер. Это слово странное и не вполне точное, но оно лучше всего соответствует моему ощущению.
   Все эти противоречия заключались не в нем – он ни в коей мере не был непонятной или очень уж сложной личностью, – но во мне, в моем представлении о нем, и мое признание этого факта было одним из этих противоречий.
   Во всяком случае, он рассказал мне, как все было.
   – Мы вошли, – начал он, – Флетчер, Клемент и я, и поначалу Флейш встретил нас в штыки. Он подумал, что мы хотим заключить какую-то сделку, не имея никаких козырей на руках, и настроился на победный лад.
   Ну, Флетчер позволил ему выступать в течение минуты или двух, а потом сказал: “Мы здесь не совсем по этому поводу”. И он рассказал ему об утечке денег. Кстати, украдена огромная сумма денег. Клемент докопался до этого прошлой ночью. Воровство продолжалось полтора года, и жулик умыкнул около сорока пяти тысяч.
   – Сукин сын! – воскликнул я.
   – Во всяком случае, Флейш просто оторопел при этом известии, но потом принялся изворачиваться, сказал, что хочет сам проверить, насколько подобные обвинения обоснованны, и, если хищения действительно имели место, он свяжется с нами и мы продолжим разговор. В разговоре Флетчер не преминул упомянуть Макинтайров, сказав, что он решил рассказать о хищениях Флейшу, а не владельцам. Так что Флейш понял, что поставлено на карту, и в точности, как мы себе представляли, попытался заморочить вам голову, чтобы выиграть время и самому быстро и по-тихому все уладить.
   Уолтер бросил окурок в пепельницу и продолжал:
   – И тогда Флетчер сказал, что книги у нас. Флейш просто взбесился и орал как ненормальный: “Я вас всех посажу в тюрьму за воровство! Вы украли документы!” – У Уолтера не было актерского таланта, присущего Джорджу, но я живо представлял себе эту сцену. – Тут Флетчер поднял трубку телефона на письменном столе Флейша и сказал: “Мистер Флейш желает позвонить в полицию, соедините побыстрее”. Затем повернулся ко мне и сказал: “Уолтер, пойди лучше позвони Бобби Макинтайру”. Затем он передал трубку Флейшу. Я направился к двери, а Флейш заорал в трубку: “Отмените этот вызов!”, а мне приказал оставаться на месте.
   – Кто такой Бобби Макинтайр?
   – А пес его знает. Один из владельцев. – Он закурил новую сигарету и продолжал:
   – Итак, пока Флейш бушевал, Флетчер спокойно ждал, пока тот успокоится. И вскоре Флейш слегка поутих, и тогда Флетчер предъявил ему выявленные Клементом факты, подкрепленные цифрами.
   – Какие гарантии вы получили? – спросил я. Я абсолютно не доверял Флейшу.
   – Весьма убедительные. Сегодня утром в “Путеводной звезде” напечатали подписанное Флейшем письмо. В нем он ратует за то, чтобы рабочие сами, путем голосования, решили, оставаться им в профсоюзе компании или организовать местное отделение АСИТПКР. Фил сейчас там, следит, чтобы формулировки были правильными и четкими.
   – Значит, мы победили, – сказал я.
   – Спрашиваешь! – Он снова усмехнулся и сел поудобнее. – Я сказал, что ты увидишь процедуру организации отделений на местах, – сказал он. – На это требуется время, но в данном случае мы уже существенно продвинулись вперед. Теперь уже все пойдет как по маслу.
   – А где сейчас бухгалтерские книги? – спросил я. Мне пришло в голову, что Флейш способен наобещать с три короба, а потом пошлет Джерри с Беном и еще нескольких парней в мотель, и те попросту отнимут их у нас.
   – В Уотертауне, – сказал Уолтер. – Клемент отвез их туда и положил в сейф. Когда выйдет вечерний выпуск “Путеводной звезды” и мы убедимся, что все в порядке, Клемент привезет их обратно и они будут возвращены Флейшу.
   – Прекрасно. Итак, что мы сейчас будем делать?
   – Сейчас? – Он с удовольствием потянулся, подняв руки над головой. При этом рубашка выбилась у него из-под пояса брюк. – Сейчас, – сказал он, – мы отдыхаем. Завтра поедем арендовать помещение, затем встретимся с официальными представителями профсоюза компании, чтобы согласовать дату и детали собрания, и начнем развешивать плакаты, раздавать листовки – для этого нанимаются школьники – и решать прочие организационные вопросы. Но сегодня мы отдыхаем. Лично я собираюсь сидеть в номере и ничего не делать. А ты можешь съездить к своей девушке, если хочешь.
   Моя девушка. Боже милостивый, Элис! С самого утра я ни разу не вспомнил о ней. Как же это меня угораздило!
   – Возьми машину, – предложил Уолтер, – она нам сегодня не понадобится.
   Как она? Все ли у нее в порядке? По-прежнему у соседей или со своей обычной беспечностью не думает об опасности, ходит на работу или находится дома одна?
   – Спасибо за машину, – сказал я. – Увидимся позже. Я направился к двери, а Уолтер проговорил, обращаясь к Джорджу:
   – Вон как сразу заспешил!
   – Легкий на подъем, – сонно прокомментировал Джордж.
   "Форда” на стоянке не оказалось, по всей видимости, на нем уехал в Уотертаун Клемент, поэтому я взял “шевви”.
   По дороге я корил себя за то, что совершенно забыл про Элис. Нет, серьезно, я не забыл ее, я просто о ней не вспомнил. Ну, просто смешно.
   Я вспомнил о снедавшей меня утром тоске, которая, кстати, еще не совсем развеялась. Не кроется ли ее причина в Элис? Я рассматривал свою утреннюю депрессию как нечто неизбежное, сопутствующее переменам в жизни. Не связано ли это с Элис?

Глава 28

   Для начала я попытался постучаться к соседям, в маловероятной надежде, что Элис осознает, какая опасность ей угрожает, и начинает, наконец, вести себя разумно. Направляясь к соседскому дому, я пытался вспомнить имя его хозяйки – Элис однажды его упомянула. Миссис Креммел? Миссис Креммер? Что-то в этом роде. Но точно я не мог вспомнить, и оно не значилось на дверной табличке, так что придется обходиться без него. Я позвонил.
   Мне открыла низкорослая, невероятно толстая женщина. Обдав меня холодом, она недоверчиво взглянула на меня из-под тонких черных бровей. Я произнес:
   – Извините за беспокойство. Элис Макканн здесь?
   – Ошиблись домами, – сказала она, – соседний дом, – и захлопнула у меня перед носом дверь.
   Хорошенькая соседка, ничего не скажешь. Неудивительно, что Элис, невзирая на опасность, предпочитала оставаться дома.
   Невзирая на опасность? Теперь эти слова пульсировали у меня в мозгу все время, пока я шел к дому Элис. Осталась ли Элис дома, невзирая на опасность, или просто она о ней не знала? Где-то в городе Уиттберге бродил мужчина – или женщина? – привычнее считать убийцу мужчиной, – который дважды совершил убийство. Если убийца замыслил третье убийство, то как можно предотвратить его? Никак? Ведь третьей жертвой должна была стать Элис. Ей тоже известно о его преступлениях. Он еще не знает, что эти сведения уже стали достоянием слишком многих людей. Он уже не сможет убивать дальше. Теперь ему самое время спасаться бегством, но он пока этого не знает. Он надеялся, что последнее, третье, убийство послужит гарантией его безопасности. Убийца был умен и все рассчитал точно: так или иначе, к разоблачениям причастна Элис. Либо она помогала Гамильтону, либо Гамильтон докопался до сути сам и поделился секретом с Гаром Джефферсом, а тот рассказал обо всем Элис. Следовательно, Элис в любом случае должна по замыслу убийцы отправиться в небытие вслед за Чаком и Гаром.
   Однако Элис не верила в грозящую ей опасность. Подобно мне, она была не подготовлена к жизни затравленного существа. Я не верил в чудовищные преступления властей, даже когда меня избивали в полицейском управлении. Сейчас Элис в своем доме, в родном городе не могла ощущать себя затравленным существом. И даже я в это по-настоящему не верил. Я был здесь, чтобы защитить ее, но это была, в сущности, лишь видимость защиты, суета, подобная тому, как чрезмерно заботливые мамаши заставляют своих детей надевать галоши при виде пасмурного неба.
   Но сейчас, шагая по тихой, залитой солнцем улице, я вдруг осознал грозившую Элис реальную опасность. Какой глупостью, нет, сущим безумием была сама мысль о возвращении Элис прошлой ночью домой! Мы обязаны были снять ей номер в мотеле и поручить Джорджу охранять ее днем и ночью, а ее местонахождение должно было держаться в строжайшем секрете от всех. Нельзя противостоять заряженному револьверу презрительными сентенциями о мелодраматичности ситуации. У револьвера есть неопровержимый аргумент – он может вас убить.
   Оставшуюся часть пути к дому я проделал бегом. И жал на кнопку звонка до онемения пальца.
   Элис оказалась дома. Она была жива. Просто она проявляла осторожность и открыла дверь только тогда, когда, осторожно выглянув в окно, убедилась, что это я.
   Стал бы я стрелять в окно, если бы был убийцей?
   Я ворвался в дом, как человек, спасающийся от погони, и с грохотом захлопнул за собой дверь. Элис смотрела на меня, потом испуганно спросила:
   – Пол, в чем дело?
   – Ты должна отсюда уехать, – сказал я, – немедленно, собирай чемодан и поехали.
   Она смотрела мимо меня на дверь расширенными от страха глазами.
   – А что там случилось, Пол?
   – Ничего. Я не знаю. Может быть, что-нибудь...
   – Ладно, что тебя так расстроило?
   – Я просто думал. Рассуждал. Пошли.
   – Пол, подожди Я схватил ее за руку и потянул к лестнице.
   – Просто чудо, что ты еще жива.
   – Пол, пожалуйста, подожди немного. Я ждал, но, обуянный жаждой немедленных действий, не мог ничего толком ей объяснить.
   – Я здесь в безопасности. Пол, – сказала она. – Я действительно в безопасности. Ты боишься за меня?
   – Конечно я боюсь за тебя!
   – Но мне здесь безопаснее всего, Пол, – благоразумно сказала она. – Он не посмеет вернуться сюда. Откуда ему знать, что за домом не следит целый наряд полиции? Я здесь как барашек, предназначенный для льва, поэтому он не посмеет ничего сделать. Будет хуже, если ты увезешь меня в какое-нибудь другое место и попытаешься установить охрану, это только испортит дело. Убийца выследит меня и, невзирая на охрану, легко расправится со мной. А здесь он абсолютно уверен, что меня охраняют. Неужели ты этого не понимаешь?
   – Но здесь нет никакой охраны!
   – Но он этого не знает.
   В тот момент соображения Элис показались мне излишне сложными, и я подумал, что все предшествующие действия убийцы отнюдь не свидетельствуют о его хитроумии. Первый раз он убил на стоянке, где было полно народу, а второй раз явился прямо в дом жертвы. Он, несомненно, был весьма хитроумен и изобретателен в бухгалтерском деле, а убийцей он был вполне банальным и заурядным.
   Но прежде чем я успел ей объяснить все это, она продолжала:
   – Кроме того, очень скоро у него не будет необходимости убивать меня. Для этого больше не будет причин. После того, как вы поговорите с мистером Флейшем и вернете ему книги.
   – Они уже разговаривали с Флейшем, – сказал я.
   – Прекрасно! Ну и что?
   – Но он-то еще этого не знает! Флейш не получит книги до выхода вечернего выпуска “Путеводной звезды”.
   – Но до тех пор ты можешь меня защитить.
   – Из меня тот еще защитник получится.
   – Не надо себя недооценивать, Пол. – Она провела пальцем по моей щеке, взгляд ее стал теплым и нежным. – Пошли в гостиную. Расскажи мне все о встрече с Флейшем.
   – Меня там не было, – ответил я, позволяя ей сменить тему и увести меня в гостиную. – Я знаю только по рассказу очевидца.
   – Расскажи, что тебе известно.
   Мы сели на диван, и я рассказал ей то, что узнал от Уолтера. Она была в восторге и уверена в полной капитуляции Флейша. В последнее время на фабрике поняли, что Флейш чувствует себя неуверенно. Прошли слухи, что Флейш опасается, как бы Макинтайры в своем прекрасном далеко не прослышали что-нибудь и не решили подобрать нового управляющего. Поэтому Элис была уверена, что Флейш действительно капитулировал и постарается избежать скандала. И точно так же она была уверена, что в данный момент Флейш пишет длинное письмо владельцам, стараясь убедить их, что вступление в АСИТПКР – это личная инициатива, и пытается это обосновать с административной точки зрения.
   Я подумал, что она права. Я еще предположил, когда подумал об этом, что она была права насчет собственной безопасности здесь, у себя дома. Постепенно панический настрой и стремление срочно увезти ее улетучились, и, когда мы закончили разговор, Элис поставила пластинку и предложила потанцевать. Я с удовольствием согласился, понимая, что танцы это только прелюдия.
   Мы вышли из дома в четыре часа дня и поехали в город, купив по дороге вечерний выпуск “Путеводной звезды”. На обратном пути она читала статью вслух. Статья была напечатана на первой полосе курсивом и озаглавлена: “Открытое письмо служащим Макинтайра”. Вот что она прочитала: