галлонов раствора нитрата серебра. Вот эти галлоны и взорвались разом - и
отправили все прямехонько в преисподнюю. Кто им позволил хранить эту дрянь
посреди города? По какому праву? И кто за все ответит? Да за такое повесить
мало! Вздернуть бы их всех повыше, чем город взлетел! - Он яростно сплюнул,
потер распухшие губы. В чертах его лица таилась смерть. - Мирные дома,
счастливые семьи - все стерто с лица земли, все...
- Но раствор нитрата серебра не должен так взрываться.
- Ах, не должен, господин хороший? - с нескрываемой издевкой
переспросил страдалец. - Тогда взгляните вокруг - Он широко развел руками.
Его слушатели взглянули. Крыть было нечем.
На дороге, ведущей из Бойсе, показались первые машины - голова той
нескончаемой колонны, которая растянулась на целую неделю. Над ними загудел
cамолет, еще один и еще. В полумиле приземлился автожир. Подлетали два
вертолета скорой помощи, готовясь последовать его примеру.
Тысячи пар ног уже пробирались по этому кладбищу Запада, позабыв на
время о причинах катастрофы и бросив вызов ее последствиям. Тысячи пар рук
осторожно разбирали завалы, откапывая изувеченных, но еще живых. Спеша
спасти еле теплящиеся жизни, люди не думали о взбесившихся атомах, сеющих
невидимую смерть, о сильнейшей радиации, пронзающей их тела.
Со всех сторон спешили экипажи скорой помощи - на колесах и крыльях,
специальные и приспособленные на скорую руку, они отбывали, чтобы вернуться
еще и еще раз. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте
которой была потом проложена улица Милосердия. На высоте нескольких сотен
футов на спешно нанятых вертолетах кружили журналисты. Их телекамеры
фиксировали творящийся внизу ужас. Трансляция агонии сопровождалась потоком
высокопарных эпитетов, который не мог передать и десятой части той
неприукрашенной правды, что глядела с экранов ста миллионов телевизоров.
Грэхем с пилотом вкалывали вместе с остальными, вкалывали еще долго
после того, как сгустились сумерки и ночь укрыла плотным саваном еще не
найденных мертвецов. Ущербная луна взошла на небосводе и свесила свои лучи к
изуродованной земле. Ладонь, застывшая на железной балке, тянулась им
навстречу.
Залатанный гиромобиль с молчаливым водителем за рулем доставил Грэхема
обратно в Бойсе. Разыскав отель, он принял душ, побрился и позвонил
полковнику Лимингтону.
- Весть о катастрофе потрясла весь мир, - сказал Лимингтон. - Президент
уже получил выражения соболезнования от пятнадцати зарубежных правительств и
бессчетного количества частных лиц.
- Мы делаем все необходимое, чтобы как можно скорее и точнее
определить, что же это все-таки было - повторение Хиросимы, Черного Тома или
Техас Сити, - продолжал он. - То есть, что является причиной: военная акция,
саботаж или несчастный случай.
- Нет, это не Хиросима, - заявил Грэхем, - то есть не атомный взрыв, во
всяком случае, в том смысле, в котором мы его понимаем. Это обычный,
банальный взрыв, вызванный разрушением молекул, - только в гигантском
масштабе!
- Откуда вы знаете?
- Со всех концов набежали дозиметристы со счетчиками Гейгера. Перед
отъездом я порасспросил кое-кого из них. Они сказали, что радиация в норме,
по крайней мере, но их измерениям. Похоже, что район совершенно безопасен.
Если что-то и дает излучение, то наши приборы не могут его зарегистрировать.
- Что ж, надеюсь, скоро все выяснится, - проворчал Лимингтон. Несколько
секунд он молчал, потом добавил. - Случись вам наткнуться на что-то,
предполагающее существование некой связи между этим ужасным бедствием и тем
расследованием, которое вы ведете, - немедленно бросайте все и связывайтесь
со мной. В таком случае одному человеку с этим делом не управиться.
- Пока на такую связь ничто не указывает, - ответил Грэхем.
- Ничто - пока вы что-нибудь не копнете! - возразил Лиминггон. - В
свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и
опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым, - если, конечно, не попал в
число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы
успели до него добраться, - точно так же, как поступили со всеми остальными.
Мне это не нравится.
- Может, вы и правы, сэр, только...
- Грэхем, я повторяю еще более решительно: если вы наткнетесь на
какую-то связь между этим фейерверком и делом, которое вы расследуете, сразу
же прекращайте розыски и безотлагательно сообщите мне.
- Хорошо, сэр.
- Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы
державы. - Голос полковника прервался, потом зазвучал снова. - А сами-то вы
как расцениваете ситуацию?
Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как
и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства,
которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно
придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность,
продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни
тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем?
Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это - ключ
к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?
Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:
- Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим
кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему - опасно. - Тут ему
пришла в голову мысль, и он добавил: - Похоже, что иногда опасно даже думать
об этом.
- Что за чушь! - насмешливо воскликнул Лимингтон. - Настоящих телепатов
не бывает, а гипноз сильно переоценивают. К тому же пока еще никто не создал
приборов, которые могли бы засечь чьи-то тайные мысли. Да и как, черт
побери, можно вести расследование, не думая?
- В том-то все и дело, что никак, - сухо ответил Грэхем. - Поэтому мне
и приходится рисковать.
- Вы что, серьезно?
- Более чем! Я полагаю, - а вернее - чувствую, что временами эти вещи
можно обмозговывать совершенно спокойно и с пользой для дела. Но я столь же
определенно чувствую, что иногда наступают какие-то непонятные мгновения,
когда задумываться о них значило бы самому подставить себя под удар. А
почему я так чувствую - и сам не могу объяснить. Может, я просто сдурел,
только чем глубже я в это дело влезаю, тем больше ценю свою дурость.
- Почему?
- Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно
уже протянули.
Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то
он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на
риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и
поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность - вот нереальная цена
свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено пасть в тщетном усилили заплатить
эту цену, что ж, так тому и быть!
Шеф полиции Корбетт наконец нашел того, кого искал на верхнем этаже
битком набитой Центральной больницы. По словам раненого получалось, что из
трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Силвер Сити, он был
единственным, кто работал на заводе Нэшнл Кэмера.
Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно.
Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной
кислоты - немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги.
Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт - с другой.
- Пять минут, не больше! - предупредила усталая сиделка. - Он очень
слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.
Приблизив губы и закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:
- Что же все-таки взорвалось?
- Резервуары, - послышался слабый шепот.
- Нитрат серебра? - Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало
недоверие.
- Да
- Как вы это объясните?
- Никак. - Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по
марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.
- Где вы работали? - тихо спросил Грэхем.
- В лаборатории.
- Занимались исследованиями?
- Да.
Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно
прислушивался к разговору, потом обратился ж человеку на койке:
- Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?
Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало
совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.
Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.
- С ним все в порядке. У вас еще две минуты. - Она тут же убежала. От
долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.
Грэхем еще раз задал вопрос - снова молчание. Нахмурившись, он дал
Корбетту знак вступить в разговор.
- С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе, - сурово изрек тот.
- Человек, который вас допрашивает, - офицер Разведывательной службы
Соединенных Штатов. При вчерашнем взрыве погибло больше тридцати тысяч
человек, а те немногие, кто уцелел, находятся не в лучшем состоянии, чем вы.
Необходимость выяснить причину трагедии гораздо важнее, чем ваша лояльность
по отношению к работодателям. Советую не упрямиться.
Плотно сжатые губы не шевельнулись.
- Если вы не заговорите, у нас найдутся средства. - начал было Корбетт.
Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и
тихо сказал:
- Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.
- Бич! - воскликнул несчастный. - Почему же он велел мне ничего не
рассказывать?
- Он сам вам велел? - ошеломленно спросил Грэхем. - Когда это
случилось? Он что, заходил сюда?
- За час до вашего прихода, - тихо проговорил собеседник.
Грэхем с трудом сдержался, чтобы не крикнуть: "Так, значит, он жив!",
но вовремя взял себя в руки и доверительным тоном произнес:
- Час - большой срок, многое могло произойти. Говорите без всяких
опасений.
Запеленутая фигура на кровати слабо пошевелилась.
- Позавчера мы получили новую эмульсию, - неохотно признался он. - Мы
работали над ней уже три месяца под руководством Бича. Вкалывали, как
проклятые, в три смены, день и ночь. На нас так жали, как будто каждая
секунда обходилась кому-то в тысячи долларов. Бич не собирался отступать.
Чтобы разработать такой состав, одному экспериментатору потребовалось бы лет
десять, но нас было шестьдесят, и все ресурсы компании были к нашим услугам.
Наконец в среду утром Уайман получил ее. Да, это было в среду утром, но мы
не были уверены окончательно, что он получил именно то, что нужно, пока не
испытал и ее как раз перед самым взрывом.
- Что это была за эмульсия, и как вы ее испытывали? - задал наводящий
вопрос Грэхем.
- Фотографическая эмульсия, сохраняющая чувствительность далеко за
пределами инфракрасного диапазона, гораздо дальше, чем любые имеющиеся в
продаже пленки, которые нам удалось раздобыть. Бич считает, что такая
эмульсия должна регистрировать какие-то объекты, вроде солнц, а зачем - не
знаю. Никто из нас не знал.
Использовав состав Уаймана, мы провели обычную экспозицию, и
действительно - получили негативы, на которых запечатлелись какие-то шутки,
похожие на мелкие солнца.
- А дальше, дальше? - подгонял его Грэхем.
- Мы стали их с любопытством разглядывать и потом еще долго обсуждали.
Эти солнца представляли собой небольшие шарики невидимого излучения. Три или
четыре из них парили над крышей экстрационного цеха номер четыре. Почему-то
- я не могу объяснить, почему именно, - после того, как мы их увидели, всеми
овладело сильнейшее волнение, люди просто из себя выходили. В тот момент,
когда мы узнали, что испытания дали положительный результат, Бич был дома, и
Уайман ему позвонил. Как раз в середине их разговора - трах! - и все
взлетело в воздух.
- А Бич определенно знал о существовании этих предметов еще до того,
как вам удалось их сфотографировать?
- А как же! Я не знаю, откуда он о них узнал, только он наверняка был в
курсе.
- И он никогда не намекал вам на происхождение этих объектов?
- Нет. Только объяснил, как они должны выглядеть на негативе. И все. Он
вообще о них особо не распространялся.
- Спасибо, - сказал Грэхем. - Я уверен, что вы нам здорово помогли.
Отодвинув стул, он медленно вышел из палаты. Корбетт в полном
недоумении следовал за ним. Миновав изогнутую аллею, выходящую на главную
дорогу, они остановились у гиромобиля, принадлежащего начальнику полиции.
Повинуясь какому-то еле уловимому импульсу, какому-то странному наитию,
которые он не смог бы ни выразить словами, ни объяснить, Грэхем постарался
выбросить из головы результаты только что закончившегося допроса и
сосредоточиться на чем-нибудь другом. Повелевать своим умом оказалось не
так-то легко, и первые несколько минут, пока ему не удалось направить
непокорные мысли по безобидному пути, он буквально взмок от напряжения.
Грэхем извлек из памяти женский образ, и ум его с готовностью принялся
любоваться волной черных кудрей, изгибом бедер, безмятежной улыбкой, которая
временами освещала миловидное лицо в форме сердца - ну конечно же это была
доктор Кертис! Как мужчина он мог без всякого труда забывать о ее
профессиональных качествах. И вообще, кто дал ей право напускать на себя
ученый вид - с такой-то фигурой!
Он все еще мысленно всматривался в ее спокойные, ясные глаза, когда
Корбетт залез в кабину и недовольно проворчал:
- Жаль, парень не смог объяснить, что это еще за чертовы солнца!
- Да, - не слушая его, согласился Грэхем и захлопнул за тучным
полицейским дверцу. - Позвоню вам в управление сразу после обеда. - Он
торопливо зашагал прочь, по-прежнему упорно сохраняя в воображении
необычайно яркий образ девушки.
Опустив стекло, Корбетт крикнул ему вслед:
- Этими солнышками наверняка стоит как следует заняться! Ставлю жизнь
на карту - что-то тут не чисто!
Не получив ответа, начальник полиции пронзил широкую спину Грэхема
возмущенным взглядом и, поставив жизнь на карту, нажал толстым пальцем на
кнопку стартера.
Гиромобиль взвизгнул, как голодная собака, рванул с места и набрал
скорость. Все убыстряя ход, он с воем понесся по улице - только ставни на
окнах домов захлопали от поднятого ветра. Пулей нырнув в узкую брешь между
машинами, двигавшимися наперерез, гиромобиль влетел на перекресток, не
обращая внимания на сигналы автоматических светофоров, так что перепуганные
пешеходы бросились врассыпную. С той же бешеной скоростью он миновал
следующий квартал, описав пологую дугу, проскочил еще один перекресток и со
всего маху врезался в бетонный торец углового дома. От удара машина
сложилась в гармошку, а двухтонная панель раскололась. Раздавшийся грохот
еще долго отдавался эхом от стен окружающих зданий.
Этот звук настойчиво бился в барабанные перепонки Грэхема, который еще
не вышел из состояния самогипноза. Он из последних сил отчаянно старался
удержать перед мысленным взором девичье лицо, чтобы отогнать, отразить, не
допустить ужасную весть о том, что еще одному пришлось так страшно -
поплатиться за проявленное к маленьким солнцам любопытство.
Вокруг места катастрофы уже толпились зеваки, защищенные собственным
неведением, а Грэхем, который из-за возникших у него подозрений стал уязвим
для неведомой опасности, упрямо шагал прочь и боролся с собой - боролся,
силясь сосредоточиться на своем видении и полностью отключить все остальные
мысли. Он все шел и шел, настойчиво стараясь замаскировать предательский ум,
и постепенно одержал победу в этой упорной борьбе.
Тропинка, вся в пятнах лунного света, взбиралась все выше и выше,
петляя и извиваясь, как испуганная змея.
Прошло лишь несколько часов с тех пор, как Корбетт разбился всмятку, а
Грэхему казалось - целый год. Отогнав воспоминание, он нырнул в тень
сотворенного самой природой обелиска, который высился рядом с дорогой Унылая
луна заливала тусклым светом мрачные скалы и молчаливые сосны, придавая
гористому пейзажу бледный, призрачный вид.
Затаившись, путник лихорадочно обшарил взглядом густые тени, пятнавшие
только что пройденный путь. Напрягая слух, силился он уловить среди шелеста
листвы, скрипа ветвей, журчания невидимого ручья какие-нибудь посторонние
звуки - звуки, которые могли бы принадлежать чему-то обычно неслышимому.
Невольно, только для того, чтобы успокоить свою чрезмерную бдительность, он
старался разглядеть незримое, услышать беззвучное, ожидая появления того,
что при встрече никому не оставляло времени для раздумий.
Так он простоял целых пять минут. Нервы взвинчены, мышцы напряжены,
тело и разум устремлены навстречу опасности, грозящей вырваться из мрака и
безмолвия. Но ничего не случилось - вокруг все так же громоздились суровые
скалы, тянувшие свои рваные вершины к таким же рваным облакам, да сосны, как
часовые, несли свою вахту, охраняя ночной покой.
Грэхем уже который раз останавливался вот так, озирая пройденный путь,
- и каждый раз тропа оказывалась пуста, ничто не внушало подозрений.
Таинственные преследователи, крадущиеся за ним по пятам в черноте ночи,
были порождением его усталого ума. Он достаточно владел собой, чтобы
понимать: все это - лишь плод разыгравшегося воображения, и все же не мог
удержаться. Снова и снова выбирал наблюдательный пункт и, напрягая усталые
глаза, пытался отыскать подтверждение преследующих его кошмаров.
Он вглядывался в ночь, пока не убедился, что все спокойно, потом вышел
из густой тени, отбрасываемой обелиском, и двинулся вверх по тропе.
Проваливаясь в глубокие расщелины, натыкаясь на разбросанные тут и там
валуны, еле видимые в обманчивом свете луны, он спешил все вперед и вперед.
Тропа, прихотливо извиваясь, шла вокруг горы и заканчивалась в
маленькой долине, с трех сторон окруженной нависающими каменными утесами.
Дом, стоящий в конце долины, казалось, припал к земле и затаился. Это была
не какая-нибудь развалюха, а мощное сооружение из бетона и местного камня -
мрачное, приземистое, зловещее в своем одиночествое.
У входа в долину стоял ветхий старинный указатель На его выцветшей
табличке были неуклюже выведены слова: МИЛЛИГАНЗ СТРАЙК. Прищурившись,
путник пристально всмотрелся в надпись, потом оглянулся на тропу. Ничего
подозрительного.
Он стал крадучись пробираться через долину. Угольно-черные тени
громоздящихся вокруг скал поглотили его собственную тень. Наконец он
добрался до безмолвно застывшего дома и оглядел его холодные, бесстрастно
поблескивающие окна. Ни в одном из них не мелькнул приветливый огонек, ни
единого звука не доносилось из-за суровых стен. Все было тихо, только
потревоженный камень с шумом скатился по тропе. Этот слабый отдаленный гул
заставил его прижаться к стене и сунуть руку в карман. Целых пятнадцать
минут он следил за освещенным луной входом в долину.
Успокоившись, Грэхем сильно постучал в бронированную дверь, потом
подергал за ручку - заперто. Он еще раз постучал, на этот раз булыжником.
Никакого ответа. Повернувшись спиной к двери и вперив налитые кровью глаза в
белеющий под луной указатель, он заколотил по броне подкованным башмаком,
так что по всей долине прокатилось эхо.
Пока он яростно сражался с дверью, сердце его сжималось от ужаса. А
вдруг другие уже проникли в дом до него, другие, которые не стучались и не
открывали дверей, а просто вошли, коварно и бесшумно? Другие, стрелять в
которых бесполезно, убежать от которых - невозможно.
Прогнав панику, он нанес двери последний сокрушительный удар. Если
через минуту никто не откроет, он возьмет здоровенный камень-и разобьет
железную решетку на окне. Он должен войти любой ценой, даже если придется
разнести весь дом. Прижав ухо к двери, он напряженно прислушался и уловил
слабое гудение, которое переросло в низкий вой.
Вой прекратился; лицо сыщика прояснилось. Раздался металлический
грохот, потом послышались медленные осторожные шаги. Лязгнула цепочка,
заскрипели отодвигаемые засовы, щелкнул замок - и дверь приоткрылась на
шесть дюймов.
- Ну, кто там? - спросил из темноты низкий глуховатый голос.
Грэхем кратко представился и спросил:
- Профессор Бич?
Дверь распахнулась, и хозяин, неразличимый в царившем внутри мраке,
отрывисто произнес:
- Входите, Грэхем. Когда-то мы встречались. В этой кромешной тьме я вас
не узнал.
Войдя, Грэхем услышал, как дверь захлопнулась, загремели запоры. Его
взяли за руку и в полной темноте перевели через площадку. Прямо перед лицом
раздался лязг и скрежет металла, и пол ушел у него из-под ног. Надо же -
лифт, в таком месте!
Мимо проплыл плафон, и кабина остановилась. В лучах света перед
Грэхемом предстало лицо профессора. Он был все тот же: высокий,
темноволосый, с тонкими чертами лица. Бремя прожитых лет мало сказалось на
нем. Грэхем не видел его несколько лет, но не заметил никаких перемен. Нет,
одна перемена все-таки была, причем ошеломляющая - глаза!
Тонкий, горбатый, как у ястреба, нос обрамляла пара холодных суровых
глаз, сверкающих каким-то неземным светом. Было что-то подавляющее в их
сверхъестественном блеске, что-то гипнотическое в остром, настороженном,
проницательном взгляде.
- Почему наверху так темно? - поинтересовался Грэхем, все еще не в
силах оторваться от этих поразительных очей.
- Свет приманивает ночных тварей, - уклончиво ответил Бич. - Они могут
причинить неудобство. - Он разглядывал гостя. - Кто вас надоумил искать меня
здесь?
- Редактор газеты, издающейся в Бойсе, знает, что вы часто уединяетесь
в этом доме. Он сказал, что утром пришлет репортера посмотреть, живы вы или
нет. Вот я и решил его опередить.
Бич вздохнул.
- Так я и знал: после того, что случилось, сюда набежит целая свора
ищеек. Ну, да ладно! - Он провел Грэхема в небольшую комнату, всю
заставленную книгами, и подвинул гостю стул. Осторожно закрыв дверь, сел
напротив. Потом переплел длинные, тонкие пальцы и устремил на собеседника
свой странный взгляд - Мне искренне жаль, что мы встречаемся при таких
прискорбных обстоятельствах. Полагаю, ваш приход связан с катастрофой в
Силвер Сити?
- Да.
- Но Ведомство целевого финансирования здесь вроде бы ни при чем.
Почему же вас это интересует? - Темные, тонко очерченные брови профессора
вопросительно поднялись.
- Вы правы, - согласился Грэхем. Сняв с руки кольцо, он передал его
Бичу. - Может быть, вы слышали о таких вещах, даже если вам не доводилось их
видеть? На его внутреннюю поверхность нанесена микроскопическая надпись,
подтверждающая, что я являюсь сотрудником Разведывательной службы США Если
хотите, можете посмотреть под микроскопом.
- А, разведка! - Нахмурив лоб, Бич задумчиво повертел в пальцах кольцо
и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует. - Верю вам
на слово, - он нахмурился еще сильнее. - Если вас интересует, почему
взорвался нитрат серебра, то на этот вопрос я ответить не смогу. Мне еще
несколько недель придется давать бесчисленные объяснения полицейским,
заводским инспекторам, химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром
тратить время. Я совершенно не в силах объяснить причину аварии.
- Лжете! - без обиняков заявил Грэхем.
Покорно вздохнув, ученый поднялся и медленно направился к двери. Он
отыскал палку с крючком на конце, зацепил ею большой экран, спрятанный в
углублении потолка, и опустил его вниз. Удостоверившись, что экран полностью
закрывает дверь, он вернулся на свое место.
- Почему вы считаете, что я лгу?
- Потому что вы, как никто другой, знаете, что раствор был непостижимым
образом взорван тем таинственным феноменом, который вы пытались
сфотографировать, - ответил Грэхем, чувствуя, как волосы у него на затылке
зашевелились. - Потому что кому-то из вашей команды удалось, наконец,
получить запретное изображение - и вот ответный ход: Силвер Сити сметен с
лица земли.
Горло у него судорожно сжалось. Грэхем отчетливо почувствовал, что
этими словами подписал себе смертный приговор, и с удивлением отметил, что
все еще жив. Он взглянул на Бича, желая увидеть, какой эффект произвело на
него это заявление, но ученый только крепче сжал скрещенные на груди руки,
да в его горящих глазах блеснула едва различимая искра.
- Ведь город пал жертвой того же явления или явлений, которое погубило
невесть сколько лучших ученых мира, - наступал Грэхем, - как раз выяснение
обстоятельств смерти некоторых из этих ученых - американских ученых - и
привело меня к вам.
Он достал бумажник, извлек из него телеграмму и передал Бичу. Тот стал
читать, бормоча себе под нос:
ПОЛИЦИЯ БОЙСЕ ДЛЯ ГРЭХЕМА ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ЗНАМЕНАТЕЛЬ ТИРЕ ВСЕ БЫЛИ
ДРУЗЬЯМИ БЬЕРНСЕНА ИЛИ ДРУЗЬЯМИ ЕГО ДРУЗЕЙ ТОЧКА ГАРРИМАН.
- Имеются в виду те, кто умер в прошлом месяце. - Жестом обвинителя
Грэхем наставил на профессора указательный палец. - Но ведь и вы были другом
Бьернсена!
- Совершенно верно, - согласился Бич и стал задумчиво изучать
собственные руки. - Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я,
осталось совсем немного. - Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо
собеседнику. - И еще я должен признаться, что у меня действительно много
таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне. Ну и что вы
собираетесь со мной делать?
Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее настойчивого. Но сыщик
так легко не сдавался. Уперев руки в голени и подавшись вперед, он
постарался изобразить на лице такое выражение, как будто ему известно
гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем он пока намерен
отправили все прямехонько в преисподнюю. Кто им позволил хранить эту дрянь
посреди города? По какому праву? И кто за все ответит? Да за такое повесить
мало! Вздернуть бы их всех повыше, чем город взлетел! - Он яростно сплюнул,
потер распухшие губы. В чертах его лица таилась смерть. - Мирные дома,
счастливые семьи - все стерто с лица земли, все...
- Но раствор нитрата серебра не должен так взрываться.
- Ах, не должен, господин хороший? - с нескрываемой издевкой
переспросил страдалец. - Тогда взгляните вокруг - Он широко развел руками.
Его слушатели взглянули. Крыть было нечем.
На дороге, ведущей из Бойсе, показались первые машины - голова той
нескончаемой колонны, которая растянулась на целую неделю. Над ними загудел
cамолет, еще один и еще. В полумиле приземлился автожир. Подлетали два
вертолета скорой помощи, готовясь последовать его примеру.
Тысячи пар ног уже пробирались по этому кладбищу Запада, позабыв на
время о причинах катастрофы и бросив вызов ее последствиям. Тысячи пар рук
осторожно разбирали завалы, откапывая изувеченных, но еще живых. Спеша
спасти еле теплящиеся жизни, люди не думали о взбесившихся атомах, сеющих
невидимую смерть, о сильнейшей радиации, пронзающей их тела.
Со всех сторон спешили экипажи скорой помощи - на колесах и крыльях,
специальные и приспособленные на скорую руку, они отбывали, чтобы вернуться
еще и еще раз. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте
которой была потом проложена улица Милосердия. На высоте нескольких сотен
футов на спешно нанятых вертолетах кружили журналисты. Их телекамеры
фиксировали творящийся внизу ужас. Трансляция агонии сопровождалась потоком
высокопарных эпитетов, который не мог передать и десятой части той
неприукрашенной правды, что глядела с экранов ста миллионов телевизоров.
Грэхем с пилотом вкалывали вместе с остальными, вкалывали еще долго
после того, как сгустились сумерки и ночь укрыла плотным саваном еще не
найденных мертвецов. Ущербная луна взошла на небосводе и свесила свои лучи к
изуродованной земле. Ладонь, застывшая на железной балке, тянулась им
навстречу.
Залатанный гиромобиль с молчаливым водителем за рулем доставил Грэхема
обратно в Бойсе. Разыскав отель, он принял душ, побрился и позвонил
полковнику Лимингтону.
- Весть о катастрофе потрясла весь мир, - сказал Лимингтон. - Президент
уже получил выражения соболезнования от пятнадцати зарубежных правительств и
бессчетного количества частных лиц.
- Мы делаем все необходимое, чтобы как можно скорее и точнее
определить, что же это все-таки было - повторение Хиросимы, Черного Тома или
Техас Сити, - продолжал он. - То есть, что является причиной: военная акция,
саботаж или несчастный случай.
- Нет, это не Хиросима, - заявил Грэхем, - то есть не атомный взрыв, во
всяком случае, в том смысле, в котором мы его понимаем. Это обычный,
банальный взрыв, вызванный разрушением молекул, - только в гигантском
масштабе!
- Откуда вы знаете?
- Со всех концов набежали дозиметристы со счетчиками Гейгера. Перед
отъездом я порасспросил кое-кого из них. Они сказали, что радиация в норме,
по крайней мере, но их измерениям. Похоже, что район совершенно безопасен.
Если что-то и дает излучение, то наши приборы не могут его зарегистрировать.
- Что ж, надеюсь, скоро все выяснится, - проворчал Лимингтон. Несколько
секунд он молчал, потом добавил. - Случись вам наткнуться на что-то,
предполагающее существование некой связи между этим ужасным бедствием и тем
расследованием, которое вы ведете, - немедленно бросайте все и связывайтесь
со мной. В таком случае одному человеку с этим делом не управиться.
- Пока на такую связь ничто не указывает, - ответил Грэхем.
- Ничто - пока вы что-нибудь не копнете! - возразил Лиминггон. - В
свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и
опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым, - если, конечно, не попал в
число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы
успели до него добраться, - точно так же, как поступили со всеми остальными.
Мне это не нравится.
- Может, вы и правы, сэр, только...
- Грэхем, я повторяю еще более решительно: если вы наткнетесь на
какую-то связь между этим фейерверком и делом, которое вы расследуете, сразу
же прекращайте розыски и безотлагательно сообщите мне.
- Хорошо, сэр.
- Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы
державы. - Голос полковника прервался, потом зазвучал снова. - А сами-то вы
как расцениваете ситуацию?
Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как
и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства,
которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно
придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность,
продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни
тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем?
Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это - ключ
к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?
Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:
- Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим
кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему - опасно. - Тут ему
пришла в голову мысль, и он добавил: - Похоже, что иногда опасно даже думать
об этом.
- Что за чушь! - насмешливо воскликнул Лимингтон. - Настоящих телепатов
не бывает, а гипноз сильно переоценивают. К тому же пока еще никто не создал
приборов, которые могли бы засечь чьи-то тайные мысли. Да и как, черт
побери, можно вести расследование, не думая?
- В том-то все и дело, что никак, - сухо ответил Грэхем. - Поэтому мне
и приходится рисковать.
- Вы что, серьезно?
- Более чем! Я полагаю, - а вернее - чувствую, что временами эти вещи
можно обмозговывать совершенно спокойно и с пользой для дела. Но я столь же
определенно чувствую, что иногда наступают какие-то непонятные мгновения,
когда задумываться о них значило бы самому подставить себя под удар. А
почему я так чувствую - и сам не могу объяснить. Может, я просто сдурел,
только чем глубже я в это дело влезаю, тем больше ценю свою дурость.
- Почему?
- Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно
уже протянули.
Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то
он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на
риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и
поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность - вот нереальная цена
свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено пасть в тщетном усилили заплатить
эту цену, что ж, так тому и быть!
Шеф полиции Корбетт наконец нашел того, кого искал на верхнем этаже
битком набитой Центральной больницы. По словам раненого получалось, что из
трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Силвер Сити, он был
единственным, кто работал на заводе Нэшнл Кэмера.
Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно.
Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной
кислоты - немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги.
Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт - с другой.
- Пять минут, не больше! - предупредила усталая сиделка. - Он очень
слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.
Приблизив губы и закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:
- Что же все-таки взорвалось?
- Резервуары, - послышался слабый шепот.
- Нитрат серебра? - Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало
недоверие.
- Да
- Как вы это объясните?
- Никак. - Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по
марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.
- Где вы работали? - тихо спросил Грэхем.
- В лаборатории.
- Занимались исследованиями?
- Да.
Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно
прислушивался к разговору, потом обратился ж человеку на койке:
- Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?
Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало
совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.
Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.
- С ним все в порядке. У вас еще две минуты. - Она тут же убежала. От
долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.
Грэхем еще раз задал вопрос - снова молчание. Нахмурившись, он дал
Корбетту знак вступить в разговор.
- С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе, - сурово изрек тот.
- Человек, который вас допрашивает, - офицер Разведывательной службы
Соединенных Штатов. При вчерашнем взрыве погибло больше тридцати тысяч
человек, а те немногие, кто уцелел, находятся не в лучшем состоянии, чем вы.
Необходимость выяснить причину трагедии гораздо важнее, чем ваша лояльность
по отношению к работодателям. Советую не упрямиться.
Плотно сжатые губы не шевельнулись.
- Если вы не заговорите, у нас найдутся средства. - начал было Корбетт.
Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и
тихо сказал:
- Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.
- Бич! - воскликнул несчастный. - Почему же он велел мне ничего не
рассказывать?
- Он сам вам велел? - ошеломленно спросил Грэхем. - Когда это
случилось? Он что, заходил сюда?
- За час до вашего прихода, - тихо проговорил собеседник.
Грэхем с трудом сдержался, чтобы не крикнуть: "Так, значит, он жив!",
но вовремя взял себя в руки и доверительным тоном произнес:
- Час - большой срок, многое могло произойти. Говорите без всяких
опасений.
Запеленутая фигура на кровати слабо пошевелилась.
- Позавчера мы получили новую эмульсию, - неохотно признался он. - Мы
работали над ней уже три месяца под руководством Бича. Вкалывали, как
проклятые, в три смены, день и ночь. На нас так жали, как будто каждая
секунда обходилась кому-то в тысячи долларов. Бич не собирался отступать.
Чтобы разработать такой состав, одному экспериментатору потребовалось бы лет
десять, но нас было шестьдесят, и все ресурсы компании были к нашим услугам.
Наконец в среду утром Уайман получил ее. Да, это было в среду утром, но мы
не были уверены окончательно, что он получил именно то, что нужно, пока не
испытал и ее как раз перед самым взрывом.
- Что это была за эмульсия, и как вы ее испытывали? - задал наводящий
вопрос Грэхем.
- Фотографическая эмульсия, сохраняющая чувствительность далеко за
пределами инфракрасного диапазона, гораздо дальше, чем любые имеющиеся в
продаже пленки, которые нам удалось раздобыть. Бич считает, что такая
эмульсия должна регистрировать какие-то объекты, вроде солнц, а зачем - не
знаю. Никто из нас не знал.
Использовав состав Уаймана, мы провели обычную экспозицию, и
действительно - получили негативы, на которых запечатлелись какие-то шутки,
похожие на мелкие солнца.
- А дальше, дальше? - подгонял его Грэхем.
- Мы стали их с любопытством разглядывать и потом еще долго обсуждали.
Эти солнца представляли собой небольшие шарики невидимого излучения. Три или
четыре из них парили над крышей экстрационного цеха номер четыре. Почему-то
- я не могу объяснить, почему именно, - после того, как мы их увидели, всеми
овладело сильнейшее волнение, люди просто из себя выходили. В тот момент,
когда мы узнали, что испытания дали положительный результат, Бич был дома, и
Уайман ему позвонил. Как раз в середине их разговора - трах! - и все
взлетело в воздух.
- А Бич определенно знал о существовании этих предметов еще до того,
как вам удалось их сфотографировать?
- А как же! Я не знаю, откуда он о них узнал, только он наверняка был в
курсе.
- И он никогда не намекал вам на происхождение этих объектов?
- Нет. Только объяснил, как они должны выглядеть на негативе. И все. Он
вообще о них особо не распространялся.
- Спасибо, - сказал Грэхем. - Я уверен, что вы нам здорово помогли.
Отодвинув стул, он медленно вышел из палаты. Корбетт в полном
недоумении следовал за ним. Миновав изогнутую аллею, выходящую на главную
дорогу, они остановились у гиромобиля, принадлежащего начальнику полиции.
Повинуясь какому-то еле уловимому импульсу, какому-то странному наитию,
которые он не смог бы ни выразить словами, ни объяснить, Грэхем постарался
выбросить из головы результаты только что закончившегося допроса и
сосредоточиться на чем-нибудь другом. Повелевать своим умом оказалось не
так-то легко, и первые несколько минут, пока ему не удалось направить
непокорные мысли по безобидному пути, он буквально взмок от напряжения.
Грэхем извлек из памяти женский образ, и ум его с готовностью принялся
любоваться волной черных кудрей, изгибом бедер, безмятежной улыбкой, которая
временами освещала миловидное лицо в форме сердца - ну конечно же это была
доктор Кертис! Как мужчина он мог без всякого труда забывать о ее
профессиональных качествах. И вообще, кто дал ей право напускать на себя
ученый вид - с такой-то фигурой!
Он все еще мысленно всматривался в ее спокойные, ясные глаза, когда
Корбетт залез в кабину и недовольно проворчал:
- Жаль, парень не смог объяснить, что это еще за чертовы солнца!
- Да, - не слушая его, согласился Грэхем и захлопнул за тучным
полицейским дверцу. - Позвоню вам в управление сразу после обеда. - Он
торопливо зашагал прочь, по-прежнему упорно сохраняя в воображении
необычайно яркий образ девушки.
Опустив стекло, Корбетт крикнул ему вслед:
- Этими солнышками наверняка стоит как следует заняться! Ставлю жизнь
на карту - что-то тут не чисто!
Не получив ответа, начальник полиции пронзил широкую спину Грэхема
возмущенным взглядом и, поставив жизнь на карту, нажал толстым пальцем на
кнопку стартера.
Гиромобиль взвизгнул, как голодная собака, рванул с места и набрал
скорость. Все убыстряя ход, он с воем понесся по улице - только ставни на
окнах домов захлопали от поднятого ветра. Пулей нырнув в узкую брешь между
машинами, двигавшимися наперерез, гиромобиль влетел на перекресток, не
обращая внимания на сигналы автоматических светофоров, так что перепуганные
пешеходы бросились врассыпную. С той же бешеной скоростью он миновал
следующий квартал, описав пологую дугу, проскочил еще один перекресток и со
всего маху врезался в бетонный торец углового дома. От удара машина
сложилась в гармошку, а двухтонная панель раскололась. Раздавшийся грохот
еще долго отдавался эхом от стен окружающих зданий.
Этот звук настойчиво бился в барабанные перепонки Грэхема, который еще
не вышел из состояния самогипноза. Он из последних сил отчаянно старался
удержать перед мысленным взором девичье лицо, чтобы отогнать, отразить, не
допустить ужасную весть о том, что еще одному пришлось так страшно -
поплатиться за проявленное к маленьким солнцам любопытство.
Вокруг места катастрофы уже толпились зеваки, защищенные собственным
неведением, а Грэхем, который из-за возникших у него подозрений стал уязвим
для неведомой опасности, упрямо шагал прочь и боролся с собой - боролся,
силясь сосредоточиться на своем видении и полностью отключить все остальные
мысли. Он все шел и шел, настойчиво стараясь замаскировать предательский ум,
и постепенно одержал победу в этой упорной борьбе.
Тропинка, вся в пятнах лунного света, взбиралась все выше и выше,
петляя и извиваясь, как испуганная змея.
Прошло лишь несколько часов с тех пор, как Корбетт разбился всмятку, а
Грэхему казалось - целый год. Отогнав воспоминание, он нырнул в тень
сотворенного самой природой обелиска, который высился рядом с дорогой Унылая
луна заливала тусклым светом мрачные скалы и молчаливые сосны, придавая
гористому пейзажу бледный, призрачный вид.
Затаившись, путник лихорадочно обшарил взглядом густые тени, пятнавшие
только что пройденный путь. Напрягая слух, силился он уловить среди шелеста
листвы, скрипа ветвей, журчания невидимого ручья какие-нибудь посторонние
звуки - звуки, которые могли бы принадлежать чему-то обычно неслышимому.
Невольно, только для того, чтобы успокоить свою чрезмерную бдительность, он
старался разглядеть незримое, услышать беззвучное, ожидая появления того,
что при встрече никому не оставляло времени для раздумий.
Так он простоял целых пять минут. Нервы взвинчены, мышцы напряжены,
тело и разум устремлены навстречу опасности, грозящей вырваться из мрака и
безмолвия. Но ничего не случилось - вокруг все так же громоздились суровые
скалы, тянувшие свои рваные вершины к таким же рваным облакам, да сосны, как
часовые, несли свою вахту, охраняя ночной покой.
Грэхем уже который раз останавливался вот так, озирая пройденный путь,
- и каждый раз тропа оказывалась пуста, ничто не внушало подозрений.
Таинственные преследователи, крадущиеся за ним по пятам в черноте ночи,
были порождением его усталого ума. Он достаточно владел собой, чтобы
понимать: все это - лишь плод разыгравшегося воображения, и все же не мог
удержаться. Снова и снова выбирал наблюдательный пункт и, напрягая усталые
глаза, пытался отыскать подтверждение преследующих его кошмаров.
Он вглядывался в ночь, пока не убедился, что все спокойно, потом вышел
из густой тени, отбрасываемой обелиском, и двинулся вверх по тропе.
Проваливаясь в глубокие расщелины, натыкаясь на разбросанные тут и там
валуны, еле видимые в обманчивом свете луны, он спешил все вперед и вперед.
Тропа, прихотливо извиваясь, шла вокруг горы и заканчивалась в
маленькой долине, с трех сторон окруженной нависающими каменными утесами.
Дом, стоящий в конце долины, казалось, припал к земле и затаился. Это была
не какая-нибудь развалюха, а мощное сооружение из бетона и местного камня -
мрачное, приземистое, зловещее в своем одиночествое.
У входа в долину стоял ветхий старинный указатель На его выцветшей
табличке были неуклюже выведены слова: МИЛЛИГАНЗ СТРАЙК. Прищурившись,
путник пристально всмотрелся в надпись, потом оглянулся на тропу. Ничего
подозрительного.
Он стал крадучись пробираться через долину. Угольно-черные тени
громоздящихся вокруг скал поглотили его собственную тень. Наконец он
добрался до безмолвно застывшего дома и оглядел его холодные, бесстрастно
поблескивающие окна. Ни в одном из них не мелькнул приветливый огонек, ни
единого звука не доносилось из-за суровых стен. Все было тихо, только
потревоженный камень с шумом скатился по тропе. Этот слабый отдаленный гул
заставил его прижаться к стене и сунуть руку в карман. Целых пятнадцать
минут он следил за освещенным луной входом в долину.
Успокоившись, Грэхем сильно постучал в бронированную дверь, потом
подергал за ручку - заперто. Он еще раз постучал, на этот раз булыжником.
Никакого ответа. Повернувшись спиной к двери и вперив налитые кровью глаза в
белеющий под луной указатель, он заколотил по броне подкованным башмаком,
так что по всей долине прокатилось эхо.
Пока он яростно сражался с дверью, сердце его сжималось от ужаса. А
вдруг другие уже проникли в дом до него, другие, которые не стучались и не
открывали дверей, а просто вошли, коварно и бесшумно? Другие, стрелять в
которых бесполезно, убежать от которых - невозможно.
Прогнав панику, он нанес двери последний сокрушительный удар. Если
через минуту никто не откроет, он возьмет здоровенный камень-и разобьет
железную решетку на окне. Он должен войти любой ценой, даже если придется
разнести весь дом. Прижав ухо к двери, он напряженно прислушался и уловил
слабое гудение, которое переросло в низкий вой.
Вой прекратился; лицо сыщика прояснилось. Раздался металлический
грохот, потом послышались медленные осторожные шаги. Лязгнула цепочка,
заскрипели отодвигаемые засовы, щелкнул замок - и дверь приоткрылась на
шесть дюймов.
- Ну, кто там? - спросил из темноты низкий глуховатый голос.
Грэхем кратко представился и спросил:
- Профессор Бич?
Дверь распахнулась, и хозяин, неразличимый в царившем внутри мраке,
отрывисто произнес:
- Входите, Грэхем. Когда-то мы встречались. В этой кромешной тьме я вас
не узнал.
Войдя, Грэхем услышал, как дверь захлопнулась, загремели запоры. Его
взяли за руку и в полной темноте перевели через площадку. Прямо перед лицом
раздался лязг и скрежет металла, и пол ушел у него из-под ног. Надо же -
лифт, в таком месте!
Мимо проплыл плафон, и кабина остановилась. В лучах света перед
Грэхемом предстало лицо профессора. Он был все тот же: высокий,
темноволосый, с тонкими чертами лица. Бремя прожитых лет мало сказалось на
нем. Грэхем не видел его несколько лет, но не заметил никаких перемен. Нет,
одна перемена все-таки была, причем ошеломляющая - глаза!
Тонкий, горбатый, как у ястреба, нос обрамляла пара холодных суровых
глаз, сверкающих каким-то неземным светом. Было что-то подавляющее в их
сверхъестественном блеске, что-то гипнотическое в остром, настороженном,
проницательном взгляде.
- Почему наверху так темно? - поинтересовался Грэхем, все еще не в
силах оторваться от этих поразительных очей.
- Свет приманивает ночных тварей, - уклончиво ответил Бич. - Они могут
причинить неудобство. - Он разглядывал гостя. - Кто вас надоумил искать меня
здесь?
- Редактор газеты, издающейся в Бойсе, знает, что вы часто уединяетесь
в этом доме. Он сказал, что утром пришлет репортера посмотреть, живы вы или
нет. Вот я и решил его опередить.
Бич вздохнул.
- Так я и знал: после того, что случилось, сюда набежит целая свора
ищеек. Ну, да ладно! - Он провел Грэхема в небольшую комнату, всю
заставленную книгами, и подвинул гостю стул. Осторожно закрыв дверь, сел
напротив. Потом переплел длинные, тонкие пальцы и устремил на собеседника
свой странный взгляд - Мне искренне жаль, что мы встречаемся при таких
прискорбных обстоятельствах. Полагаю, ваш приход связан с катастрофой в
Силвер Сити?
- Да.
- Но Ведомство целевого финансирования здесь вроде бы ни при чем.
Почему же вас это интересует? - Темные, тонко очерченные брови профессора
вопросительно поднялись.
- Вы правы, - согласился Грэхем. Сняв с руки кольцо, он передал его
Бичу. - Может быть, вы слышали о таких вещах, даже если вам не доводилось их
видеть? На его внутреннюю поверхность нанесена микроскопическая надпись,
подтверждающая, что я являюсь сотрудником Разведывательной службы США Если
хотите, можете посмотреть под микроскопом.
- А, разведка! - Нахмурив лоб, Бич задумчиво повертел в пальцах кольцо
и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует. - Верю вам
на слово, - он нахмурился еще сильнее. - Если вас интересует, почему
взорвался нитрат серебра, то на этот вопрос я ответить не смогу. Мне еще
несколько недель придется давать бесчисленные объяснения полицейским,
заводским инспекторам, химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром
тратить время. Я совершенно не в силах объяснить причину аварии.
- Лжете! - без обиняков заявил Грэхем.
Покорно вздохнув, ученый поднялся и медленно направился к двери. Он
отыскал палку с крючком на конце, зацепил ею большой экран, спрятанный в
углублении потолка, и опустил его вниз. Удостоверившись, что экран полностью
закрывает дверь, он вернулся на свое место.
- Почему вы считаете, что я лгу?
- Потому что вы, как никто другой, знаете, что раствор был непостижимым
образом взорван тем таинственным феноменом, который вы пытались
сфотографировать, - ответил Грэхем, чувствуя, как волосы у него на затылке
зашевелились. - Потому что кому-то из вашей команды удалось, наконец,
получить запретное изображение - и вот ответный ход: Силвер Сити сметен с
лица земли.
Горло у него судорожно сжалось. Грэхем отчетливо почувствовал, что
этими словами подписал себе смертный приговор, и с удивлением отметил, что
все еще жив. Он взглянул на Бича, желая увидеть, какой эффект произвело на
него это заявление, но ученый только крепче сжал скрещенные на груди руки,
да в его горящих глазах блеснула едва различимая искра.
- Ведь город пал жертвой того же явления или явлений, которое погубило
невесть сколько лучших ученых мира, - наступал Грэхем, - как раз выяснение
обстоятельств смерти некоторых из этих ученых - американских ученых - и
привело меня к вам.
Он достал бумажник, извлек из него телеграмму и передал Бичу. Тот стал
читать, бормоча себе под нос:
ПОЛИЦИЯ БОЙСЕ ДЛЯ ГРЭХЕМА ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ЗНАМЕНАТЕЛЬ ТИРЕ ВСЕ БЫЛИ
ДРУЗЬЯМИ БЬЕРНСЕНА ИЛИ ДРУЗЬЯМИ ЕГО ДРУЗЕЙ ТОЧКА ГАРРИМАН.
- Имеются в виду те, кто умер в прошлом месяце. - Жестом обвинителя
Грэхем наставил на профессора указательный палец. - Но ведь и вы были другом
Бьернсена!
- Совершенно верно, - согласился Бич и стал задумчиво изучать
собственные руки. - Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я,
осталось совсем немного. - Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо
собеседнику. - И еще я должен признаться, что у меня действительно много
таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне. Ну и что вы
собираетесь со мной делать?
Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее настойчивого. Но сыщик
так легко не сдавался. Уперев руки в голени и подавшись вперед, он
постарался изобразить на лице такое выражение, как будто ему известно
гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем он пока намерен