Уэйс Маргарет. Драконы Исчезнувшей Луны

уважаетсвоих верных слуг. Она их использует, а потом выбрасывает за ненадобностью. Нет, я не стану служить ей.
   — Так, может быть, он готов бороться с ней? — услышал вдруг Мирроар знакомый голос. — Если ты поручишься за него, то я задействую вас обоих.
   — Палин? — Обрадованный дракон развернулся и протянул руки, однако не почувствовал ожидаемого дружеского пожатия. — Я не вижу и не осязаю тебя. Только слышу, — сказал он. — Да и то настолько плохо, словно ты говоришь со мной через бескрайнюю долину.
   — Так оно и есть, — ответил Палин. — Но я надеюсь, что вместе мы сможем пересечь ее. Ты должен помочь мне разрушить тотем.
   Даламар присоединился к реке душ, втекавшей в Храм Единого Бога подобно тому, как обычные реки впадают в море. Он не обращал никакого внимания на других мертвецов, а они не обращали внимания на него. Во-первых, потому что просто не замечали. Во-вторых, отныне для них существовал только один голос и только одно лицо.
   В Храме магу удалось покинуть поток, устремлявшийся к огромной горе из драконьих черепов, которая уходила высоко в небо. Тотем был заметен с расстояния многих миль, и люди шумно ликовали, взирая на эту первую победу Мины над злобной красной драконицей.
   Даламар посмотрел на кучу мертвых драконьих голов и, признав, что ее размеры действительно впечатляют, поспешил заняться собственными проблемами. Проплыв мимо стражи, выставленной в дверях Храма со строжайшим наказом не впускать внутрь никого из смертных, он убедился, что тело его, замершее рядом с янтарным саркофагом, находилось в полном порядке, а вот дух Палина исчез.
   Дух Маджере удалялся от своей телесной оболочки настолько редко, что, несмотря на имевшееся у него срочное дело, Даламар помедлил, пытаясь прикинуть, куда это мог деться его товарищ по несчастью. Темный эльф не был обеспокоен — он считал Палина не более решительным, чем порция утренней овсянки.
   «И все же, — напомнил он себе, — Палин — племянник Рейстлина. Овсянка может быть бесцветной и пресной, но при этом она остается густой и вязкой. Никогда не знаешь, что может скрываться под ее студенистой поверхностью».
   Души в безумном экстазе кружились вокруг тотема, окутывая его призрачным туманом. Бросив беглый взгляд на миллионы проплывавших мимо него лиц, Даламар приступил к выполнению следующего пункта своего плана.
   Повелительница Ночи тем временем стояла перед алтарем и с восхищением смотрела в пламя горевших на нем свечей. Галдар был рядом с ней. Как всегда.
   — Мина, ты совершенно измотана и еле держишься на ногах, — умолял он. — Тебе нужно лечь в постель. Завтра... кто знает, что будет завтра? Ты должна отдохнуть.
   — Я думала, ты давно уже отправился к себе.
   — Да, — ответил минотавр, — но не смог уснуть и пришел сюда — я не сомневался, что найду тебя здесь.
   — Мне нравится находиться здесь, — мечтательно произнесла Мина, — вблизи Единой Богини. Я могу ощущать Ее святое присутствие и чувствовать, как Она обнимает меня и уносит к себе на небеса. — Девушка подняла глаза к звездному небу, — Мне так хорошо, Галдар. Рядом с Ней я не ощущаю ни холода, ни голода, ни забот. А когда я возвращаюсь в наш мир, на меня снова обрушиваются все его беды. Это кара — быть прикованной к земле, в то время как душа рвется вверх.
   Внутри у минотавра все закипело, однако вслух он произнес:
   — И все же твоя Богиня сама послала тебя сюда. Только как же ты сможешь выполнять надлежащим образом ее повеления, если вдруг сляжешь от усталости?
   Мина взяла Галдара за руку.
   — Ты прав. Мне не следует быть столь эгоистичной. Я сейчас же отправлюсь спать и даже предупрежу, чтобы меня не будили слишком рано. — Она посмотрела на тотем, и ее янтарные глаза засветились. — Ну разве он не великолепен?
   В это время в зале появился Даламар.
   — Мина, я прошу тебя уделить мне минуту внимания, — попросил он, низко кланяясь.
   — Проверь, подготовлена ли моя спальня, — обратилась Мина к Галдару. — Не волнуйся. Я скоро приду.
   Глаза минотавра скользнули по тому месту, где застыл дух мага. Для Даламара до сих пор оставалось загадкой, мог ли видеть его Галдар или нет. Он полагал, что все-таки нет. Скорее всего, тот просто каким-то образом ощущал его присутствие. Словно подтверждая эту версию, минотавр поморщился, как будто ощутил неприятный запах, и, недовольно рыкнув, вышел.
   — Что тебе нужно? — спросила Мина спокойным и мелодичным голосом. — Ты принес мне новости о магическом устройстве для перемещений во времени, принадлежащем кендеру?
   — Пока нет, — ответил маг, — но у меня есть другая информация. Малис узнала, что ты похитила ее тотем.
   — В самом деле? — улыбнулась Мина.
   — Она непременно явится за ним. Драконица в ярости. Сейчас она считает тебя угрозой номер один.
   — А почему ты предупреждаешь меня, чародей? Только не говори, что печешься о моей безопасности.
   — Конечно нет, — спокойно сказал Даламар. — Просто от нее зависит моя собственная, а потому я хочу помочь тебе в борьбе с красной драконицей.
   — Чем ты можешь мне помочь, в твоем-то жалком состоянии? — изумилась Мина.
   — Соедини мои душу и тело, и тогда я — один из самых могущественных магов, когда-либо живших на Кринне, — окажу тебе неоценимую услугу. У тебя нет никого, кто мог бы повести за собой армию мертвых. Ты, пыталась заполучить на эту роль Повелителя Сота и потерпела неудачу.
   В янтарных глазах Мины промелькнуло недовольство.
   — Да-да, я в курсе, — продолжал маг. — Мой дух волен странствовать по свету, а значит, мне известно обо всем, что в нем творится. Я согласен служить тебе. Я возглавлю армию мертвых и заманю сюда кендера с его магическим устройством — ведь Непоседа доверяет мне, как старому знакомому. Я научу тебя обращаться с артефактом, а потом обращу свою магию против Малис. Но все это я смогу сделать, лишь вернувшись к жизни.
   Даламар заглянул в янтарную дымку глаз Мины и увидел в ней себя.
   — Все это ты сделаешь по первому моему требованию, даже оставаясь трупом. — Мина гордо подняла голову. — Что же касается битвы с драконицей, то я не нуждаюсь ни в чьей помощи, ибо на моей стороне будет сражаться Единая Богиня.
   — Послушай меня! — крикнул эльф Мине, собравшейся уходить. — В молодости я тоже верил ей. Я пришел к ней, и она приняла меня с распростертыми объятиями, пообещав, что вскоре мы вместе будем править миром. Увы, я был жестоко обманут: Такхизис просто использовала меня, а потом выбросила, как ненужный хлам. Рано или поздно она решит разделаться и с тобой, и тогда тебе понадобится вся моя сила. Однако для этого я должен быть жив.
   Мина выглядела озадаченной.
   — Возможно, в твоих словах есть доля истины, чародей, — произнесла она после непродолжительного молчания.
   Маг пристально следил за ней.
   — Даже не сомневайся.
   — Ты говоришь, что Владычица предала тебя. На ведь то же самое и Она может сказать о тебе, Темный Даламар. Тот, кто по-настоящему верен, не должен так долго помнить о нанесенных ему обидах.
   — А я вот помню, — упрямо заявил эльф. — Из-за предательства Такхизис я потерял все, что было дорого моему сердцу. Думаешь, это легко забыть?
   — Но ты поставил свои привязанности выше нашей Богини, — возразила Мина, — и тем самым первым отказался от Нее. Хотя какой теперь смысл копаться в прошлом? На сегодняшний день важно лишь то, что Она по-прежнему жаждет видеть тебя счастливым и с радостью вернет тебе все, о чем ты так тоскуешь. Более того, ты получишь новые дары.
   — А что ей нужно взамен? — настороженно поинтересовался Даламар.
   — Твоя преданность.
   — А еще?
   — Небольшая услуга.
   — И в чем же она заключается?
   — Твой друг, Палин Маджере...
   — Он мне не друг.
   — Тем лучше. Палин что-то замышляет против Богини. Конечно, Владычица его уже раскусила и могла бы покончить с ним одним ударом, однако сейчас Она слишком занята, а потому с благодарностью примет твою помощь.
   — Что я должен делать? — спросил маг.
   Мина пожала плечами.
   — Да ничего особенного. Просто предупреди Ее, когда он начнет действовать. Об остальном Она позаботится сама.
   — А потом?
   — Ты воскреснешь и будешь иметь все, что только пожелаешь, включая власть над армией мертвых. Вдобавок... — Мина улыбнулась.
   — Вдобавок?
   — Она вернет тебе свою магию.
   —  Моюмагию, — подчеркнул Даламар. — Мне не нужна магия, добытая ею через мертвых. Я надеюсь получить ту, которой когда-то владел сам.
   — То есть магию Богов? Хорошо.
   До сих пор Такхизис не сдержала ни одного своего обещания. Но эльфу так хотелось верить, что для него еще не все потеряно...
   —Я согласен, — сказал он.

14. Кольцо и плащ

   Гилтас затруднялся сказать, сколько недель миновало с тех пор, как беженцы из Квалинести ступили на сильванестийские земли, ибо в этих заколдованных лесах дни плавно перетекали один в другой. Эльфы были довольны, король — нет. Его тревога стремительно возрастала: Эльхана продолжала лгать сильванестийцам, подробно рассказывая им о том, что ест на завтрак Сильванеш, лежащий в своем шалаше, о чем он говорит и с каким трудом идет на поправку. Гилтас молча наблюдал за отчаянными попытками королевы укрыться от холодной правды под теплым одеялом, сплетенным из лжи, и недоумевал, почему же эльфы выслушивают все это, не задавая ей никаких вопросов.
   — Наш народ не терпит перемен, — пояснил Кайрин, заметив его удивление. — Мы даже попросили магов прекратить смену времен года, так как были не в силах смотреть на осеннее увядание природы. Я знаю, вам этого не понять. В ваших жилах течет горячая человеческая кровь, и вы нервно подсчитываете секунды, проведенные в бездействии.
   — Но перемены уже наступили, — возразил Гилтас, — и ваши желания им не указ.
   — Да, — согласился Кайрин с печальной улыбкой. — Этот бурлящий поток уже унес прочь многое из того, что мы любили. Однако теперь он более или менее успокоился. Возможно, его течение прибьет нас к какому-нибудь тихому берегу, где мы обретем покой.
   — Рыцари Тьмы находятся на грани отчаяния! — воскликнул Гилтас. — У них не хватает людей, они страдают от недоедания и просто на глазах падают духом. Сейчас самое время атаковать их!
   — И что из этого выйдет? — спросил Кайрин, пожимая плечами. — Да, рыцари в отчаянии. Но они будут яростно сопротивляться, и в итоге многие наши собратья погибнут.
   — Как и враги, — заметил Гилтас.
   — Смерть человека похожа на гибель муравья: на смену одному тут же спешат полчища других. А смерть эльфа равносильна падению старого дуба. Сотни лет пройдут, прежде чем на его месте вырастет новый. Мы не можем позволить себе рисковать — нас и так слишком мало.
   — А что будет, когда эльфы узнают правду о Сильванеше?
   Кайрин окинул взглядом вечнозеленый лес.
   — Они уже знают ее, Гилтас, — вымолвил он. — Но из страха перед зимней непогодой предпочитают прятаться среди иллюзий о вечной весне.
   Вскоре беспокойство Гилтаса о сильванестийцах сменилось тревогой за судьбу собственного народа — квалинестийцы раскололись на два лагеря, один из которых, к сожалению, возглавила жена короля. Обуреваемая жаждой мщения, она призывала верных ей эльфов напасть на Рыцарей Тьмы, окопавшихся в Сильваносте, и выгнать их оттуда, независимо от того, присоединятся к ним сильванестийцы или нет. Гилтас отговаривал Львицу как мог: он не сомневался, что подобная вольность в чужой стране повлечет за собой новый, возможно, даже окончательный разрыв между двумя эльфийскими нациями, и искренне удивлялся недальновидности супруги.
   — Это тебя поразила слепота, — сердито сказала она. — Ты ничего не видишь из-за тьмы, окутавшей твой разум.
   Львица ушла от него и поселилась среди войск Диковатых Эльфов. Гилтас горько сожалел о ссоре с ней — первой со времени их свадьбы, однако, будучи королем, он не имел права уступить жене и одобрить план, угрожавший обернуться катастрофой для квалинестийцев.
   Вторая группа беженцев уже успела полюбить размеренный образ жизни, который вели сильванестийцы. Их разбитые, исстрадавшиеся сердца сразу потянулись к мирному существованию в прекрасном лесу, напоминавшем им о родной земле, а префект Палтайнон всячески подогревал стремление эльфов к безмятежности, попутно пугая их человеческой природой Гилтаса: он-де был слишком сумасброден и непостоянен, чтобы понять тонкую эльфийскую натуру, а без этого он не имел права называться квалинестийским королем. Да и вообще, если бы не преданность и храбрость Палтайнона, то все беженцы умерли бы еще в пустыне.
   Некоторые из эльфов открыто осуждали лживые разглагольствования префекта и заступались за своего короля, но большинство, признавая былые заслуги Гилтаса, ничуть не возражали против его ухода, ибо он напоминал им о прошлом и бередил кровоточившую рану, в то время как они мечтали о покое. Что же касается сильванестийцев, то они недолюбливали Гилтаса и без наветов Палтайнона.
   Король чувствовал себя так, словно он попал в трясину и теперь дюйм за дюймом погружался на дно. Все его попытки выбраться наружу или докричаться до своих собратьев оканчивались неудачей. Ему оставалось лишь молча ожидать развязки.
   Правда, пока в Сильванести ничего не происходило: Рыцари Тьмы по-прежнему прятались за городскими стенами, не смея и носа оттуда высунуть, а эльфы упорно не желали действовать.
   Гилтас стал часто гулять в одиночестве — погруженный в мрачные мысли, он сейчас не хотел видеть рядом с собой даже Планкета. Однажды, во время очередной такой прогулки, он услышал крик в небесах и, посмотрев вверх, обомлел: там, над деревьями, выискивая удобное место для посадки, кружился грифон со всадником на спине. Это означало, что перемена — плохая или хорошая — все-таки наступила.
   Король бросился к лагерю Эльханы, расположенному в тридцати милях к югу от границы с Блотеном. Основная масса эльфов, включая беженцев из Квалинести и осажденного Сильваноста, находилась именно здесь. Другая, тоже весьма значительная часть эльфийских сил была сконцентрирована вдоль реки Тон-Талас и в Кровоточащих Лесах, окружавших столицу. Однако, даже будучи разбросанными по всей своей территории, сильванестийцы поддерживали постоянный контакт между собой, используя для доставки донесений ветер и различных лесных существ.
   Гилтас порядком удалился от лагеря, а потому, когда он до него добрался, Эльхана уже беседовала с каким-то незнакомым эльфом. Он был одет как воин, а обветренное лицо и заляпанный грязью плащ указывали на то, что их обладатель провел не один месяц в пути. Судя по волнению королевы, она хорошо знала этого эльфа и ждала его с большим нетерпением. Взяв Эльхану под руку, незнакомец увел ее в шалаш прежде, чем Гилтас успел к ним приблизиться.
   Завидев квалинестийца, Кайрин махнул ему рукой, подзывая к себе.
   — Самар вернулся.
   — Самар... воин, отправленный Эльханой на поиски ее сына?
   Эльф кивнул.
   — И какие же новости он принес о Сильванеше?
   — Нам еще не сообщали, — ответил Кайрин.
   В эту минуту раздался душераздирающий вопль Эльханы. Эльфы растерянно переглянулись. Собравшись тесной толпой на маленькой лесной прогалине, они не шумели из уважения к королеве, но решили не расходиться, пока не узнают последних новостей.
   Вскоре Эльхана вышла к ним в сопровождении Самара. Он напомнил Гилтасу маршала Медана, хотя ни один из них не стал бы гордиться подобным сходством. Самар был пожилым эльфом, примерно одного возраста с Портиосом — мужем королевы. Годы скитаний и войн сделали его лицо похожим на гранитную маску с заостренными концами, на которой нельзя было прочесть ни единой мысли, и лишь вид Эльханы мог заставить этот камень смягчиться теплой улыбкой.
   Королева была белее мела. Она пыталась заговорить, но голос ее дрожал. Тело Эльханы судорожно дергалось, словно от приступов чудовищной боли. Самар протянул ей руку, однако она не приняла помощи. Наконец по прошествии некоторого времени Эльхана справилась с собой и обвела сильванестийцев решительным взглядом.
   — Я вручаю мои слова вольному ветру и бурным водам! Я вручаю мои слова тварям лесным и птицам небесным! — крикнула она. — Пусть они несут их народу Сильванести. А вы, пришедшие сюда, передайте услышанное своим братьям-квалинестийцам. — Она посмотрела на Гилтаса и продолжила: — Все вы знаете Самара — моего военачальника и лучшего друга. Много недель назад он отправился на выполнение одного очень ответственного задания и сегодня вернулся с важными новостями. — Эльхана облизнула губы. — Но перед тем как сообщить их вам, я должна кое в чем признаться. Когда я уверяла вас, что Сильванеш лежит в своем шалаше, я лгала. Если вы захотите выяснить причину этой лжи, то ищите ее в себе, ибо я прибегла к обману в надежде сохранить единство в ваших рядах и привлечь к нам наших родственников из Квалинести. Благодаря моей лжи вы не ослабли, расколовшись на мелкие враждующие кучки, и теперь эта сила понадобится вам, чтобы справиться с обрушившейся на наш народ бедой. — Она помолчала, пытаясь перевести дух. — Я говорю правду. Вскоре после битвы при Сильваносте Сильванеш был взят в плен. Мы пытались спасти его, но не смогли, поскольку он бесследно исчез той же ночью. Тогда я попросила Самара разыскать моего сына. Слушайте! Сильванеш, ваш король, находится в тюрьме Оплота.
   Среди эльфов пронесся шепот, похожий на шорох ветвей, потревоженных ветром, однако вслух никто ничего не сказал.
   — Пусть Самар сам поведает вам эту историю.
   Даже обращаясь к сильванестийцам, Самар ни на миг не спускал глаз с Эльханы. Он стоял рядом с ней, готовый прийти на помощь по первому ее зову.
   — Я встретил Соламнийского Рыцаря — храбрейшего и достойнейшего из людей. — Темные глаза Самара внимательно изучали собравшихся. — Те, кто знаком с моим суровым нравом, вероятно, понимают, что это наивысшая оценка, которую эльф когда-либо давал человеку. Соламниец видел нашего короля в тюрьме и согласился выполнить его поручение, рискуя собственной жизнью. Он передал мне плащ и кольцо Сильванеша.
   Эльхана высоко подняла руку с колечком.
   — Оно действительно принадлежит моему сыну. Сильванеш получил его в подарок от отца еще в детстве. Самар может подтвердить это.
   Эльфы были явно встревожены. Подталкиваемый несколькими офицерами, из толпы выступил Кайрин.
   — Разрешите мне высказаться, королева.
   — Говорите, кузен, — разрешила она, небрежно взглянув на него, как будто добавляя этим: «Я все равно не собираюсь тебя слушать».
   — Не сердись на меня, Эльхана Звездный Ветер, за то, что я смею оспаривать слова столь великого и всеми признанного воина, как Самар, но может ли кто-нибудь поручиться за того рыцаря? Возможно, нас просто хотят заманить в ловушку.
   Королева облегченно вздохнула — она боялась совсем другого вопроса.
   — Пускай Гилтас, король Квалинести из рода Солостарана, поделится с нами своим мнением.
   Недоумевая, Гилтас сделал несколько шагов вперед. Самар пристально посмотрел на него, словно пытаясь по облику короля узнать его характер. Впрочем, каменное лицо пожилого эльфа так и не позволило квалинестийцу догадаться, к какому заключению тот пришел.
   — Ваше Величество, — обратился Самар к Гилтасу, — доводилось ли вам встречаться с соламнийцем по имени Герард Ут-Мондар?
   — Да, — ответил изумленный Гилтас.
   — Вы считаете его человеком чести?
   — Безусловно.
   — До него дошли слухи о бедствии, постигшем квалинестийских эльфов. Он просил меня передать вам, что глубоко скорбит по поводу смерти королевы-матери Лораны и искренне радуется вашему спасению.
   — Я хорошо знаю этого рыцаря. Вы правильно поступили, поверив ему. Герард Ут-Мондар прибыл в Квалинести при странных обстоятельствах, однако покинул эту страну нашим другом. Он стал одним из последних, кого успела благословить Лоранталаса...
   — Если и Самар, и Гилтас готовы засвидетельствовать благородство соламнийца, то мне больше нечего возразить, — сказал Кайрин. Он поклонился и вернулся на свое место.
   На поляне собралось больше сотни эльфов. Они по-прежнему молчали, обмениваясь красноречивыми взглядами. Выждав удобный момент, Эльхана снова обратилась к ним:
   — Самар принес и другую новость — имя Единого Бога, явившегося к нам под маской мира и любви, чтобы заполучить наше доверие, а потом стереть нас с лица земли. Имя это древнее как мир: Такхизис!
   Эльфы загудели, словно пчелиный рой.
   — Я не могу объяснить вам, каким образом она вернулась на Кринн, да это сейчас и не важно, — продолжала королева. Голос ее звучал все сильнее и величественнее — она почувствовала, что сильванестийцы наконец-то были с ней каждой клеточкой своих сердец. — Важно другое: теперь мы знаем имя нашего врага и можем быть уверены в своей победе над ним, ибо нам уже удавалось одолеть его в прошлом!
   — В эти минуты Герард скачет во весь опор, чтобы сообщить последние новости Совету Рыцарей, — добавил Самар. — Соламнийцы соберут войско для атаки Оплота. Что бы вы ответили на предложение присоединиться к ним ради спасения нашего короля?
   Эльфы издали воинственный крик, эхом отозвавшийся в верхушках вековых деревьев. Их собратья начали сбегаться на шум, а выяснив его причину, тут же вливали свои голоса в общий гул. Вскоре прибыла и Львица во главе отряда Диковатых Эльфов. Лицо ее пылало от волнения.
   — Вот это да! — воскликнула она, спрыгивая с коня и бросаясь к Гилтасу. — Неужели мы действительно вступаем в войну?
   Король промолчал, однако Львица была слишком взбудоражена, чтобы заметить это. В следующее мгновение она уже засыпала вопросами сильванестийских воинов, и они, прежде и не предполагавшие, что когда-нибудь снизойдут до общения с Каганести, с готовностью отвечали ей.
   Командиры столпились вокруг Эльханы и Самара, выдвигая предположения, строя планы, обсуждая наиболее удобные маршруты и отбирая кандидатуры для похода на Оплот.
   Гилтас стоял в отдалении и молча взирал на царившую вокруг суматоху. Когда же он наконец заговорил и услышал собственный голос, то не узнал зазвучавших в нем ноток — слишком глубоких и низких для эльфа.
   — Да, мы должны атаковать, — подтвердил он, — только не Оплот, а Сильваност. После освобождения вашей столицы можно будет двинуться на север. Но ни днем раньше.
   Сильванестийцы уставились на него как на гостя, который, придя на свадьбу, неожиданно сошел с ума и начал громить подарки. Лишь Самар отнесся к его словам серьезно.
   — Дайте квалинестийскому королю возможность высказаться! — крикнул он.
   — Это правда — эльфы одолели Такхизис в прошлом, — обратился Гилтас к своей насупившейся аудитории. — Однако тогда им помогали Паладайн, Мишакаль и другие Боги Света. Теперь же Такхизис — это Единый Бог, единственный и единовластный, и нынешняя битва с ней будет совсем не похожа на прежнюю. Нам придется уйти за сотни миль от родной земли и оставить ее в руках врага ради того, чтобы бок о бок с людьми сражаться за человеческий город. Я не предлагаю вам отказаться от участия в общей борьбе, — уточнил Гилтас — Моя мать, как вы знаете, также спасала чужие жизни и города, и необходимость дать Такхизис решительный бой не вызывает у меня ни малейших сомнений. Но, выступая в военный поход, нужно сначала прикрыть собственный тыл. Мы уже потеряли нашу страну. Давайте сохраним хотя бы вашу.
   При этих словах выражение лица Львицы смягчилось. Она подошла к мужу и встала рядом с ним.
   — Гилтас прав! — заявила она. — Сначала нужно отвоевать Сильваност и только потом отправляться на помощь Сильванешу.
   По толпе пробежал ропот негодования. Эльф-полукровка и Каганести. Чужаки. Да кто они такие, чтобы указывать сильванестийцам или даже квалинестийцам, что нужно делать? Префект Палтайнон, околачивавшийся рядом с Эльханой, театрально умолял ее не поддаваться на лживые речи короля-марионетки. Гилтас нашел лишь одного союзника — Самара.
   — Он говорит мудрые вещи, королева, — убеждал ее Самар. — Нам не следует игнорировать его мнение. Двинувшись сейчас на Оплот, мы оставим свой дом на растерзание врагу, который сможет нанести нам удар в спину.
   — Рыцари Тьмы надежно заперты в Сильваносте, — возразила Эльхана. — Они абсолютно беспомощны, и изменений не предвидится, поскольку если бы Мина хотела выслать им подкрепление, то давно бы уже это сделала. Впрочем, я оставлю здесь небольшой отряд — пусть он создает иллюзию осады. А вернувшись с победой, мы разделаемся с захватчиками. Я и мой сын, — добавила она с гордостью.
   — Эльхана... — начал было, пытаясь образумить королеву, Самар, но, пронзенный ее холодным взглядом, поклонился и умолк. Он больше не смотрел ни на Гилтаса, ни на Эльхану, понимая, что решение уже принято и вопрос закрыт.
   Эльфы столпились вокруг королевы, ожидая ее распоряжений. Два народа наконец-то воссоединились, движимые общим решением идти на Оплот. Львица стиснула руку мужа в знак утешения, а затем поспешила примкнуть к остальным.
   «Почему они ничего не видят? Кто ослепил их? Такхизис! Это ее рук дело! — мысленно говорил себе Гилтас. — Находящаяся в двух шагах от единовластного правления миром, она смешала любовный эликсир с ядом и опоила этим зельем и сильванестийского короля, и его мать. Любовь Сильванеша к Мине превратилась в одержимость. Любовь Эльханы к сыну затуманила ее разум... Как нам бороться с этой Богиней, если даже любовь — самое грозное и чистое наше оружие — уже осквернена?»