Уэйс Маргарет. Эльфийская звезда

   Из кабинета донесся грохот – это опрокинулся книжный шкаф. Алеата посмотрела в окно и увидела девушку, которая с криками бежала с кухни.
   – Я не думаю, чтобы наша судомойка еще причинила тебе беспокойство, Калли.
   – Это невыносимо. – Каландра встала. – И чтобы после обеда этот старик и его: его…
   – Осторожней, Калли, – предупредил Пайтан, не поднимая головы, – не забывай, что под домом таятся длинные уши.
   – Я хочу, чтобы они покинули мой дом! – Каландра так сжала спинку своего стула, что костяшки пальцев побелели. Ее трясло от гнева. Ее голос зазвенел:
   – Старик! Ты слышал меня?
   – А? – Зифнеб огляделся кругом. Увидев хозяйку, он ласково ей улыбнулся и покивал головой. – Нет, спасибо, моя дорогая. Не могу больше съесть ни кусочка. Что у нас на десерт?
   Пайтан сдавленно хихикнул, зажимая рот салфеткой.
   Каландра развернулась и двинулась из комнаты, так что ее юбки взвихрились.
   – Ну, Калли, – примиряющим тоном начал Пайтан. – Извини. Я и не думал смеяться…
   Дверь захлопнулась.
   – Знаешь ли, на самом деле, Лентан, дружище, – сказал Зифнеб, размахивая куриной ногой, обглоданной до предела, – мы используем для этого не только твои ракеты. Они недостаточно велики. У нас будет довольно много народу, и понадобится большое судно.
   Очень большое. – Он задумчиво постучал себя костью по носу. – И, как сказал этот, как его там, ну, с воротником, путь к звездам долог.
   – С твоего позволения, Квиндиниар, – сказал эльфийский астролог, чьи глаза метали молнии, поднимаясь на ноги, – я лучше откланяюсь.
   – ..главным образом потому, что десерт накрылся, – прокомментировала Алеата так, чтобы астролог услышал. Что он и сделал. Его воротник затрепетал, нос загнулся под совершенно невозможным углом.
   – Но ты не беспокойся, – продолжал Зифнеб, игнорируя окружающую суету. – У нас будет корабль – большое судно. Он сядет на заднем дворе, и на нем будет рулевой. Один юноша. Со своим псом. Очень спокойный – да нет, не пес, а человек. Хотя что-то у него странное с руками. Они у него всегда в повязках. Вот ради этого мы должны продолжать запускать ракеты. Это очень важно – твои ракеты.
   – Да? – Лентан по-прежнему был смущен.
   – Я ухожу! – провозгласил астролог.
   – Слова, слова, – вздохнул Пайтан, прихлебывая вино.
   – Да, конечно, ракеты – дело важное. А иначе как он найдет нас? – вопросил старик.
   – Кто это – он? – поинтересовался Пайтан.
   – Этот, который на корабле. Слушай внимательно! – раздраженно потребовал Зифнеб.
   – А, вот он кто. – Пайтан склонился к сестре и сообщил ей доверительным шепотом:
   – У него есть собака.
   – Видишь ли, Лентан… Я могу называть тебя Лентаном? – вежливо поинтересовался старик. – Видишь ли, Лентан, нам нужен большой корабль, потому что твоя жена захочет повидаться с детьми. Ведь прошло уже много времени. А они так выросли.
   – Что? – Лентан широко распахнул глаза, лицо его побледнело. Он прижал дрожащую руку к сердцу. – Что ты сказал? Моя жена!
   – Святотатство! – возопил астролог.
   Тихое гудение вееров и мягкий шорох перьев были единственными звуками, слышными в комнате. Пайтан положил свою салфетку в тарелку и, нахмурившись, разглядывал ее.
   – Впервые я согласна с этим дураком. – Алеата встала и скользнула к креслу отца, чтобы обнять его. – Папа, – сказал она с нежностью, которой никто в семье еще не слыхал, – сегодня был трудный день. Тебе не кажется, что пора спать?
   – Нет, моя дорогая. Я не устал. – Лентан не отрывал взгляда от старика. – Пожалуйста, сэр, что вы сказали о моей жене?
   Зифнеб, казалось, не слышал его. Его голова склонилась, подбородок уперся в грудь, глаза закрылись. Он посапывал в бороду.
   Лентан подергал его за руку:
   – Зифнеб…
   – Папа, пожалуйста! – Алеата накрыла нежной ручкой обожженную и почерневшую руку отца. – Наш гость утомился. Пайтан, позови слуг, пусть проводят волшебника в его комнату.
   Брат и сестра обменялись взглядами, в которых читалась одна и та же мысль. При некоторой доле удачи мы можем вытурить его из дома нынче вечером. Может быть, даже скормить его собственному дракону. Тогда утром, когда его не будет, мы сможем убедить отца, что это был всего лишь сумасшедший старикашка.
   – Сэр… – сказал Лентан, стряхнув руку дочери с плеча и сжав крепче руку старика. – Зифнеб!
   Старик пробудился.
   – Кто? – Вопросил он, подслеповато оглядываясь. – Где?
   – Папа!
   – Тише, милая. Пойди поиграй, будь хорошей девочкой. Папа сейчас занят. Ну, сэр, вы говорили о моей жене…
   Алеата умоляюще взглянула на Пайтана. Брат мог только пожать плечами. Закусив губу и сдерживая слезы, Алеата ласково погладила отца по плечу и бросилась вон из комнаты.
   Миновав гостиную, где ее никто не мог увидеть, она зажала рот рукой и зарыдала…
   …Ребенок сидел у двери маминой спальни.
   Маленькая девочка была одна – она была одна последние три дня, и ей становилось все страшнее и страшнее. Пайтана отослали к родственникам.
   Алеата слышала, как кто-то сказал: «Мальчик слишком уж шумный. В доме нужно соблюдать тишину и покой». И Пайтана отослали.
   Теперь не было никого, кто мог бы поговорить с ней, кто обращал бы на нее хоть немного внимания. Она хотела к маме – к своей прекрасной маме, которая играла с ней и пела ей песни, – но ей не позволяли заходить в мамину комнату.
   Странный народ заполнил дом – целители с корзинами странно пахнущих трав, астрологи, которые стояли у окон, вглядываясь в небо.
   В доме было тихо, ужасающе тихо. Слуги плакали за работой, утирая глаза подолами фартуков.
   Один из них, увидев сидящую на пороге Алеату, сказал, что кто-то должен заняться ребенком, но никто ею так и не занялся.
   Когда дверь в комнату матери открывалась, Алеата вскакивала на ноги и пыталась проникнуть туда, но кто бы оттуда ни выходил – целитель или его помощник, – они не пускали девочку в комнату.
   – Но я хочу увидеть маму!
   – Твоя мама очень больна. Ей нужен покой Ты ведь не хочешь волновать ее, правда?
   – Не хочу.
   Алеата знала, что не хочет волновать маму.
   Она будет вести себя смирно. Она вела себя смирно уже три дня. Ее маме, должно быть, ужасно ее не хватает! Кто укладывает чудесные мамины волосы? Это была особая обязанность Алеаты, которую она исполняла каждое утро. Она бережно расчесывала волосы, не дергая спутавшиеся локоны, а осторожно разделяя их черепаховым гребнем, украшенным вырезанным из кости бутоном розы, – его маме подарили на свадьбу.
   Но дверь оставалась закрытой и запертой. Изо всех сил Алеата пыталась открыть ее, но безуспешно.
   А потом однажды в темновремя дверь открылась, и ее больше не закрыли. Алеата знала, что теперь она может войти, но она испугалась.
   – Папа? – спросила она мужчину, который стоял в дверях, не узнавая его.
   Лентан не взглянул на нее. Он ничего не замечал. Глаза его были пусты, щеки запали.
   Внезапно он со сдавленным рыданием опустился на пол и замер неподвижно. Целители, поспешившие нему, подняли его на руки и унесли вниз, в спальню.
   Алеата прижалась спиной к стене.
   – Мама! Я хочу к маме!
   Из зала вышла Калли. Она впервые заметила ребенка.
   – Мама ушла, Теа, – сказала Каландра. Она была бледна, но спокойна. Глаза ее были сухи. – Мы остались одни…
   Одни. Одна. Нет, только не надо снова.
   Алеата оглядела пустую комнату и поспешила назад, в столовую, но там уже никого не было.
   – Пайтан! – позвала она, взбегая по лестнице. – Каландра!
   Из-под закрытой двери в кабинет сестры пробивалась полоска света. Алеата рванулась туда.
   Дверь открылась, и вышел Пайтан. Его обычно безмятежное лицо было мрачно. Увидев Алеату, он горестно улыбнулся.
   – Я.., я искала тебя, Пайт. – Алеата немного успокоилась. Она прижала дрожащие руки к щекам, чтобы немного остудить их и вернуть им обычную бледность. – Плохо?
   – Да, очень, – слабо улыбнулся Пайтан.
   – Пойдем прогуляемся в саду.
   – Извини, Теа. Я должен укладываться. Калли завтра отсылает меня.
   – Завтра! – недовольно нахмурилась Алеата. – Но ты не можешь уехать завтра! Лорд Даридран придет говорить с папой, а потом будет обручение, и ты просто должен быть здесь…
   – Ничем не могу помочь, Теа. – Пайтан нагнулся и поцеловал ее в щечку. – Бизнес есть бизнес.
   Он направился к своей комнате.
   – Ох, – обернувшись, добавил он. – Добрый совет. Не ходи сегодня туда. – Он кивнул в сторону кабинета Каландры.
   Адеата убрала руку с дверной ручки. Скрытые складками шелкового платья, ее руки сжались в кулаки.
   – Приятных снов, Теа, – сказал Пайтан. Он вошел в свою комнату и закрыл дверь.
   От взрыва, раздавшегося из-за дома, зазвенели оконные стекла. Алеата выглянула из окна и увидела отца и старика, которые радостно устанавливали ракету. Из-за двери кабинета сестры слышался шелест юбок и стук ее узких туфель на высоком каблуке. Калли расхаживала по комнате.
   Дурной признак. Нет, Пайтан был прав – лучше не мешать размышлениям Каландры.
   Подойдя к окну, Алеата увидела раба, скучавшего на своем посту у экипажного сарая; он развлекался тем, что наблюдал за пуском ракет. Пока она смотрела, он закинул руки за голову и потянулся. На обнаженной спине заиграли мускулы.
   Он начал насвистывать – варварский людской обычай. В этот час сумерек никто не приедет в экипаже. Уже скоро он покинет пост – к началу бури.
   Алеата поспешила к себе в комнату. Войдя внутрь, она глянула в зеркало, причесала и уложила свои роскошные волосы. Схватив шаль, она набросила ее на плечи и, снова улыбаясь, слетела вниз по лестнице.
   Пайтан отправлялся в путь ранними утрасумерками. Он выходил налегке, намереваясь присоединиться к каравану на окраине Эквилана.
   Каландра провожала его. Сложив руки на груди, она наблюдала за его сборами с суровым, холодным и неприступным видом. Настроение ее за ночь не улучшилось. Они были одни – Алеата если и бодрствовала в это время, то только потому, что еще не ложилась.
   – Запомни, Пайтан, приглядывай за рабами, когда вы пересечете границу. Эти животные мигом сбегут, стоит им почуять своих. Я ожидаю что мы некоторых потеряем, помочь тут нельзя. Но сведи наши потери к минимуму. Иди последним и по возможности останавливайся подальше от цивилизованных земель. Им меньше понравится мысль о побеге, если будет нелегко добраться до города.
   – Ясно, Калли. – Пайтан уже много раз совершал путешествия в Тиллию и знал об этом куда больше, чем его сестра. Каждый раз при отъезде она говорила ему одно и то же, так что это уже превратилось в ритуал. Беззаботный эльф слушал, улыбался и кивал, зная, что сестре этот ритуал приносит облегчение и дает почувствовать, что она держит под контролем эту часть бизнеса.
   – Да приглядывай за этим Роландом. Я не доверяю ему.
   – Ты вообще не доверяешь людям, Калли.
   – По крайней мере я знаю, что все прочие наши покупатели – люди бесчестные. Я знаю, как они попытаются надуть нас. Я не знаю этого Роланда и его жену. Я предпочитаю вести дела с нашими постоянными покупателями, но эти предложили самую высокую цену.
   Удостоверься, что получишь деньги прежде, чем отдашь им хотя бы один клинок, Пайт, и проверь, чтобы деньги были настоящие, не фальшивые.
   – Да, Калли. – Пайтан расслабился и прислонился к стенке. И так ПОВТОРЯЛОСЬ каждый раз. Он мог сколько угодно втолковывать сестре, что большинство людей честны до идиотизма, он знал, что она никогда ему не поверит.
   – Наличные тут же преврати в сырье – чем скорее, тем лучше. Ты получишь список того, что нам нужно, не потеряй его. И проверь, чтобы клинковая древесина была хорошего качества, а не как те дрова, которые поставил Квинтин. Нам пришлось выбросить три пятых.
   – Калли, я когда-нибудь привозил негодный товар? – Пайтан улыбнулся сестре.
   – Нет. И лучше не пробуй. – Прядь волос выбилась из строгой прически Каландры, и она стала поправлять заколки. – Теперь все идет наперекосяк. Достаточно уже того, что у меня на руках отец, так теперь прибавился еще какой-то сумасшедший старик! Не говоря уже об Алеате и этом издевательском сватовстве…
   Пайтан положил руку на костлявое плечо старшей сестры.
   – Пусть Теа делает, что хочет. Дарндран вполне приличный парень. По крайней мере, ему не нужны ее деньги…
   – Хватит! – прошипела Каландра, сбрасывая его руку с плеча.
   – Пусть себе выходит замуж за него, Калли…
   – Пусть! – взорвалась Каландра. – Я-то могу и помолчать, уж будь уверен! Ох, как хорошо тебе стоять тут и ухмыляться, Пайтан Квиндиниар, – тебя ведь тут не будет, когда разразится скандал. Эта свадьба будет темой сезона. Я слышала, что вдова от таких новостей слегла в постель. Я не сомневаюсь, что она втянет в эту историю королеву. И мне одной придется со всем этим управляться. От отца, конечно же, толку не будет.
   – В чем дело, мои дорогие? – раздался сзади тихий голос.
   Лентан Квиндиниар стоял в дверях, рядом с ним был старик.
   – Я сказала, что от тебя не будет толку в деле с Алеатой и этим ее безумным намерением выйти замуж за лорда Дарндрана, – Каландра совершенно не намеревалась потакать своему родителю.
   – Но почему бы им не пожениться? Если они любят друг друга…
   – Любят! Теа любит? – Пайтан засмеялся, но заметив недоуменное выражение на лице отца и сердитый взгляд сестры, решил, что настало время мотать отсюда. – Я побежал. А то Квинтин подумает, что я провалился сквозь мох или меня съел дракон.
   Он поцеловал сестру в холодную щеку.
   – И пусть Теа делает все по-своему, ладно?
   – Выбора у меня так и так нет. Она все делала по-своему с тех пор, как мама умерла.
   Помни, что я тебе говорила. Желаю тебе безопасного пути.
   Каландра ткнулась плотно сжатыми губами подбородок Пайтана. Это было похоже не на поцелуй, а на клевок, и он с трудом удержался, чтобы не потереть щеку.
   – До свидания, папа. – Они обменялись рукопожатием. – Удачи тебе с твоими ракетами.
   Лентан моментально расцвел.
   – Ты видел ту, которую мы запустили ночью? Сверкающий всплеск огня над вершинами.
   Я добился настоящей высоты полета. Могу поспорить, что взрыв было видно даже в Тиллии.
   – Уверен, что так, сэр, – согласился Пайтан и повернулся к старику:
   – Зифнеб…
   – Где? – Старик заозирался.
   Пайтан закашлялся, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.
   – Да нет же, сэр. Я имею в виду вас. Ваше имя. Помните? Зифнеб.
   – А, рад видеть вас, Зифнеб, – сказал старик, пожимая ему руку. – Хотя, знаете, это имя звучит очень знакомо. Мы случайно не родственники?
   Каландра сделала ему знак:
   – Тебе лучше идти, Пайт.
   – Попрощайся за меня с Теа, – попросил Пайтан.
   Каландра фыркнула и кивнула головой. Лицо ее было мрачно.
   – Доброй дороги, сын, – с тоской сказал Лентан. – Знаешь, иногда я думаю отправиться в путь. Мне кажется, что мне бы это понравилось…
   Заметив прищур Каландры, Пайтан торопливо прервал его:
   – Ты уж позволь мне путешествовать вместо тебя, отец. Оставайся здесь и работай над ракетами. Чтобы вывести народ и все такое.
   – Да, ты прав, – сказал Лентан; в голосе его прозвучала сдержанная гордость. – Теперь у меня работа пойдет лучше. Ты идешь, Зифнеб?
   – Что? А, это вы мне? Да-да, мой дорогой друг. Один момент. Может, тебе стоит добавить угля из тонущего дерева? Я полагаю, мы сможем добиться значительной подъемной силы.
   – Да, конечно! Как я об этом не подумал! – Лентан рассеянно помахал рукой сыну и поспешил в дом.
   – Ну, тут мы достигли значительных успехов, – пробормотал старик. – А ты, я вижу, уезжаешь?
   – Да, сэр. – Пайтан усмехнулся и шепнул:
   – Не допустите, чтобы всякое там разрушение, рок и смерть начались без меня.
   – Не допущу. – Старик смотрел на него умными и проницательными глазами. Он упер искривленный палец Пайтану в грудь. – Рок придет вместе с тобой!

Глава 8. НЕКСУС

   Эпло неторопливо обходил корабль, заботливо проверяя, все ли готово к полету. Он не проверял гайдропы и такелаж – все эти канаты, которые управляли гигантскими крыльями, как это сделали бы создатели и хозяева драккора, драконьего корабля. Он внимательно осмотрел деревянную обшивку, но не стал проверять стыки. Провел руками по поверхности крыльев, но не искал при этом разрывов и прорех. Вместо этого он изучал странные сложные символы, которые были вырезаны, выжжены, выбиты и нарисованы на крыльях и всей внешней поверхности корабля.
   Каждый дюйм был покрыт фантастическими знаками – завитками и спиралями, прямыми линиями и изогнутыми, точками и штрихами, зигзагами, кругами и квадратами.
   Проводя рукой по значкам, патрин вполголоса говорил руны. Знаки не только защищали его корабль – они позволяли ему летать.
   Эльфы, которые построили это судно, названное «Драконьим крылом» в честь путешествия Эпло в мир Арианус, не узнали бы теперь свою работу. Собственный корабль Эпло был уничтожен, когда он в прошлый раз проходил через Врата Смерти. На Арианусе он присвоил этот эльфийский корабль. Преследуемый древним врагом, он принужден был покинуть Арианус в спешке и начертал только те руны, которые были абсолютно необходимы для того, чтобы он и его юный пассажир выжили при переходе через Врата Смерти. Но в безопасном Нексусе патрин смог использовать время и магию, чтобы приспособить корабль для своих целей.
   Корабль, созданный эльфами из империи Трибус, изначально использовал эльфийскую магию в сочетании с механикой. Но, будучи необыкновенно могущественным магом, патрин почти полностью отказался от механики. Эпло очистил галерею от путаницы тросов и изношенной упряжи для рабов, которые управляли крыльями. Сами крылья он оставил раскрытыми и изукрасил рунами их драконью шкуру, чтобы обеспечить подъемную силу, устойчивость, скорость и защиту.
   Руны усилили деревянную обшивку, и не существовало в мире силы, которая могла бы сокрушить ее. Знаки, выгравированные на оконных стеклах мостика, уберегали стекло от трещин, одновременно позволяя беспрепятственно наблюдать за тем, что творится снаружи.
   Эпло забрался внутрь через кормовой люк и прошел на мостик. Там он удовлетворенно огляделся, ощущая сфокусированную мощь рун.
   Он выбросил все тонкие механизмы, которые эльфы придумали для навигации и наблюдения. Мостик, расположенный в «груди» дракона, представлял теперь собой большую просторную комнату, совершенно пустую, если не считать удобного кресла и круглого обсидианового шара на подставке.
   Эпло обошел шар кругом, наклоняясь, чтобы как следует осмотреть его. Он старался не прикасаться к нему. Руны, выгравированные на поверхности шара, были настолько чувствительные, что, даже просто дохнув на них, можно было пробудить магию и зашвырнуть корабль неведомо куда.
   Патрин изучал знаки, мысленно проверяя свою магию. Заклинания полета, навигации и защиты были завершенными. Полное повторение занимало многие часы, но он был упорен и знал цену ошибкам. И теперь, не найдя ни единой ошибки, был доволен.
   Эпло встал и потянулся, разминая затекшие мышцы. Сев в кресло, он взглянул на город, который вскоре должен был покинуть. Влажный язык лизнул его руку.
   – Что, малыш? – Эпло перевел взгляд на неописуемого черного с белыми отметинами пса. – Думаешь, я о тебе забыл?
   Пес оскалился и завилял хвостом. Заскучав, он задремал, пока его хозяин проверял рулевой камень, и был рад, что ему опять уделяли внимание. Белые бровки над яркими карими глазами придавали животному необыкновенно разумное выражение. Эпло потрепал пса за уши, устремив невидящий взгляд на простиравшийся перед ним мир…
   …Владыка Нексуса шел по улицам своего мира – мира, созданного для него его врагами и оттого еще более драгоценного. Каждая мраморная колонна, каждый гранитный шпиль, каждый стройный минарет или изящный купол были памятником сартанам – издевкой истории. Владыка находил удовольствие в том, чтобы бродить между ними, посмеиваясь про себя.
   Он нечасто смеялся вслух. Пленники Лабиринта редко смеются, а если и смеются, глаза их остаются серьезными и мрачными. Даже те, кто бежал из адского узилища и пришел в чудесное царство Нексуса, не смеются. Когда они добираются до Последних Врат, их встречает владыка Нексуса, первым преодолевший Лабиринт. Он говорит им только три слова: «Никогда не забывай».
   Патрины не забывают. Они не забывают тех из своего народа, кто остался в лорушке Лабиринта.
   Они не забывают друзей и родных, погибших от взбесившейся магии. Они не забывают перенесенных страданий. И они тоже смеются про себя, проходя по улицам Нексуса. А когда они встречают своего повелителя, то почтительно кланяются ему. Он – единственный из них, кто дерзает снова и снова вступить в Лабиринт.
   И даже ему возвращение дается нелегко.
   Никто не знает прошлого повелителя. Он никогда не говорит об этом – и мало кто решится расспрашивать его. Никто не знает, каков его возраст, хотя по некоторым признакам и обмолвкам можно вычислить, что ему около девяноста врат.
   Повелитель обладает ясным, холодным, острым разумом. Перед его магическим искусством благоговеет народ, чья магия возвела бы их на уровень полубогов в других мирах. Он возвращается в Лабиринт много-много раз после того, как вырвался из него, вновь и вновь приходя в этот ад, чтобы при помощи магии устроить там безопасные убежища для своего народа. И каждый раз перед тем, как он входит туда, этот холодный и расчетливый человек чувствует, как дрожь сотрясает его тело. Ему требуется усилие воли, чтобы пройти через Последние Врата. В глубине его души живет страх, что на этот раз Лабиринт победит. На этот раз – уничтожит его. На этот раз – он не найдет пути назад.
   В тот день лорд стоял у Последних Врат. Кругом был его народ, патрины, которые уже преодолели Лабиринт. Их тела покрывали вытатуированные руны, которые были им броней, щитом и оружием. Их было немного – тех, кто решил, что на этот раз они войдут в Лабиринт вместе со своим повелителем.
   Он ничего не сказал им. Подойдя к Вратам, высеченным из гагата, он положил руки на символ, который начертал сам. Руна вспыхнула голубым от его прикосновения, в ответ засветились вытатуированные на его руках знаки, и Врата, которые были сделаны так, чтобы открываться только наружу, а не внутрь, открылись по его приближении.
   За ними лежали ужасные, искаженные, изменчивые, смертельные пространства Лабиринта.
   Повелитель оглядел тех, кто стоял рядом с ним. Все глаза были устремлены на Лабиринт.
   Повелитель видел, как смертельная бледность покрывает их лица, как сжимаются их кулаки, как пот выступает на покрытой рунами коже.
   – Кто пойдет со мной? – спросил он.
   Он посмотрел на них. Каждый пытался выдержать взгляд повелителя, но безуспешно, и они опускали перед ним глаза. Некоторые хотели шагнуть вперед, но мышцы и нервы не могут действовать без воли и разума, а разум этих мужчин и женщин был полом врезавшимся в память ужасом. Им оставалось только отрицательно покачать головой и пойти прочь. Многие плакали, не пряча глаз.
   Их повелитель подошел к ним и, протянул к ним руки.
   – Не стыдитесь своего страха. Используйте его, ибо в нем сила. Некогда мы хотели завоевать весь мир, чтобы править теми слабыми расами, которые не могут управлять собою самостоятельно. Мы были сильны, и нас было много, и мы были уже близки к цели. Чтобы победить нас, у сартанов был единственный путь
   – расколов мир, разделить его на четыре отдельные части. Разделенные хаосом, мы пали перед мощью сартанов, и они замкнули нас в сотворенном ими Лабиринте. У них была «надежда», что мы выйдем из него «исправившимися». Мы вышли, но страшные тяготы, перенесенные нами, не смягчили и не ослабили нас, как надеялись наши враги. Огонь, через который мы прошли, закалил нас, как закаляет он стальной клинок. Мы – клинок, который поразит врагов, мы – клинок, который добудет корону. Теперь возвращайтесь к своим делам. Думайте о том, что будет, когда мы вернемся в те миры. И помните о том, что было.
   Это утешение снимало с патринов груз стыда.
   Они смотрели, как их повелитель входит в Лабиринт, как он твердым шагом проходит через Врата, и чтили его, и превозносили как бога.
   Врата стали закрываться за ним. Повелитель остановил их краткой командой. У самых Врат он обнаружил юношу, лежавшего на земле. На сильном теле, покрытом татуировкой, видны были следы ужасных ран – ран, которые юноша явно залечил своей магией, но которые почти высосали его жизнь. Внимательно осмотрев юного патрина, повелитель не обнаружил никаких признаков дыхания.
   Когда он присел рядом и протянул руку к горлу юноши, чтобы нащупать пульс, его остановило тихое рычание. Над плечом юноши приподнялась лохматая голова.
   Собака, с удивлением понял повелитель.
   Животное само было серьезно ранено. Хотя его рычание и было угрожающим и пес отважно пытался защищать юношу, он не мог удержать голову поднятой и уронил ее в лужу крови, но рычать продолжал.
   Казалось, он хочет сказать: «Если ты как-нибудь причинишь ему хоть какой-то вред, я найду силы, чтобы разорвать тебя на кусочки».
   Повелитель, слегка улыбнувшись – что с ним случалось нечасто, – ласково потрепал мягкую шкуру пса.
   – Успокойся, маленький брат, я не собирая вредить твоему хозяину.
   Пес позволил убедить себя и, извиваясь всем телом, подполз поближе и ткнулся носом в шею юноши. Прикосновение холодного носа заставило патрина очнуться. Он открыл глаза, увидел склонившегося над ним незнакомого человека и инстинктивно, той силой воли, которая сохранила ему жизнь, попытался встать.